Маншетт Жан-Патрик. Группа «Нада»

   – Это хулиган! – воскликнула Югетта Ламур. Господин Ламур, директор коллежа "Сент-Анж", имел после этого беседу с обоими полицейскими. По его мнению, очень краткую, он бы предпочел рассказать им больше. Увы, он не знал друзей Марселя Треффэ. Нет, имена Буэнвентуры Диаза и Андре Эполара ничего ему не говорили. Но что наделал этот хулиган Треффэ?
   – Простая проверка. Однако она не терпит отлагательства. Расследование должно оставаться в тайне, вы понимаете? Во всяком случае, до утра понедельника просьба ничего не разглашать. Надеюсь, мы можем рассчитывать на вас?
   – Французская полиция всегда может на меня рассчитывать, – заявил заведующий учебным заведением.
   Такие же визиты по адресам, указанным в записной книжке Марселя Треффэ, происходили по всему Парижу и в его пригородах.

Глава 26

   Анни Мейер умирала от страха. Она уже вторую ночь оставалась одна и даже не знала, где Мейер и когда он вернется домой. Она рисовала. На ее рисунке были изображены два здания, стоящие в пустыне и разделенные стремительным потоком из грязи и дерьма. Чтобы проложить связь между домами, Анни нарисовала мостик, который показался ей очень хрупким. Вдруг она резко встала, ей послышался какой-то шум. Она взяла со стола кухонный нож. Он был ей страшен, но она повсюду брала его с собой, передвигаясь по квартире, чтобы защитить себя от нападения. Она обошла обе комнаты, вернулась к мольберту, подрисовала мостик. Добавила к нему подвесной, герметически закрытый тоннель. Затем стала рисовать собак разных пород, которые бежали к дому со всех сторон, пытаясь взять его штурмом. В этот момент в дверь позвонили.
   Анни застыла на месте, затаив дыхание. В дверь снова позвонили. На этот раз звонок был продолжительным и настойчивым. Она услышала шепот за дверью, шарканье ног и наконец хлопанье дверей лифта. Незваные гости действительно ушли или это была ловушка?
   Подождав еще несколько секунд, Анни подошла на цыпочках к окну, открыла его и высунулась наружу. Из дома вышли два темных силуэта. Один из них поднял голову, и Анни увидела светлое пятно его лица. Он указал на нее пальцем.
   – Там кто-то есть! – услышала она.
   Анни откинулась назад. Ее зубы сильно стучали. Минуту спустя она услышала, что двери лифта открылись. В этот момент она поняла, что она больна, что она душевнобольная и что Мейер прислал за ней санитаров, которые увезут ее в психиатрическую больницу. В то время как на дверь обрушивались удары, Анни вбежала в ванную комнату, схватила бритву Мейера и неловко вскрыла себе горло. При виде крови она пришла в ужас. Она громко закричала и бросилась из ванной в переднюю как раз в тот момент, когда полицейские сорвали дверь.
   – На помощь! – крикнула она, обхватив руками шею, чтобы остановить кровь.

Глава 27

   На рассвете Кэш выскользнула из кровати, на которой спал Эполар. Он открыл глаза.
   – Ты куда?
   – Покормить кроликов.
   – Ты вернешься?
   – Да. Спи.
   Кэш вышла. Эполар сел на кровати и поморщился. Он порылся в карманах брюк, достал сигареты и спички, закурил и задумался. Нет, он не верил, что они получат выкуп и разбогатеют, и даже не верил, что останется живым.
   Он встал и оделся. Черный камин в общей комнате был холодным. Буэнвентура пил кофе и слушал радио.
   – Привет, – сказал Эполар и закашлялся от дыма сигареты.
   – Привет.
   – Ты видел Кэш?
   – Она кормит кроликов.
   – Ох, – простонал Эполар и сел за стол. Он налил себе кофе. – Занятная девочка, – сказал он.
   – Хорошая девочка, – согласился Буэнвентура.
   – Ты давно ее знаешь?
   – Да.
   – Вы спали вместе?
   – Нет, – сказал Буэнвентура. – Она не захотела.
   Эполар опустил глаза.
   – Ты совсем не спал, – заметил он.
   – Я спал пять часов. Вполне достаточно.
   – Что говорят по радио?
   – Сволочи! Я сомневаюсь, что они дадут ответ в последний момент. Я нервничаю.
   Вошла Кэш. На ней была грязная коротенькая дубленка. Она откинула с лица прядь волос.
   – Я вижу, что все уже встали, выпью с вами кофе.
   Она села и налила кофе в чашку. Потом прибавила звук в приемнике. Транзистор жалобно протявкал.
   – Черт! Батарейки сели.
   – А запасных нет?
   – Нет.
   – Дело дрянь.
   – Я съезжу за батарейками в девять часов, – сказала Кэш, – когда в Кузи откроются магазины.
   – Я поеду с тобой, – сказал Буэнвентура.
   – Зачем?
   – Мне обрыдло сидеть сложа руки. Давит на нервы.
   – Тогда поезжай сам на "дофине", а я останусь.
   – О'кей.
   Буэнвентура встал.
   – Эй! – окликнула его Кэш. – Подожди до девяти, когда откроются магазины.
   – Хорошо.
   Каталонец снова сел.

Глава 28

   Оставив своих коллег у Марселя Треффэ, Гоемон вернулся к себе около двух часов ночи. В восемь утра его разбудил телефонный звонок. Он спрыгнул с кровати и, спотыкаясь, побежал к аппарату.
   – Алло? – спросил он, взглянув на часы, и выругался про себя.
   – Комиссар мы их обнаружили! – на другом конце провода в голосе подчиненного звучал энтузиазм молодости. Он рассказал, что в соответствии с планом проверки адресов из записной книжки Марселя Треффэ, был допрошен управляющий отелем, в котором остановилась Вероника Кэш. Управляющий сообщил, что последние две недели она в отеле не появлялась.
   – Ну и что из того? – раздраженно спросил Гоемон.
   Он чувствовал себя разбитым. Шесть часов сна не улучшили его самочувствия. И ему казалось оскорбительным, что самые важные события происходят, когда он спит. Настроение у него было омерзительное. Стоя возле кровати в лиловой пижаме, он с ненавистью окидывал взглядом свое недавнее приобретение – однокомнатную квартиру. Комната казалась сейчас ему жалкой, тесной, плохо обставленной и вонючей.
   – Учитывая довольно сомнительный образ жизни – она была на содержании, – а также ее нескрываемые симпатии к публичным беспорядкам, наши парни решили по казать ему снимки.
   – Кому?
   – Но, комиссар, управляющему...
   – А... ну и что?
   – Он опознал Диаза.
   Гоемон закусил усы, потянулся левой рукой за голландской сигарой, изогнулся, как гимнаст, закуривая ее и не выпуская трубки.
   – И эта Моника...
   – Вероника, комиссар. Вероника Кэш.
   – Моника или Вероника, какая разница? Не перебивайте меня! – рявкнул Гоемон. – Это у нее было два адреса по списку?
   – Вот именно, комиссар. Второй адрес относится к пригороду. Это в шестидесяти километрах от Парижа. И спрашивается...
   – Мой дорогой Паскаль, – сказал Гоемон возбужденно, – ничего не предпринимайте без меня. Я лечу в министерство.
   – В какое министерство? – спросил подчиненный, который отупел после бессонной ночи.
   – На площадь Бово, осел! – взревел Гоемон. – Ждите моего приказа! – и повесил трубку.
   Он снял пижаму и, пренебрегая ежеутренней гимнастикой, быстро оделся (белая синтетическая сорочка, черный костюм, синий галстук с красными прожилками) и побрился электробритвой. Перед выходом открыл окно, чтобы проветрить комнату. Спустившись вниз, зашел в бар и выпил чашку крепкого кофе. Дом Гоемона представлял собой современную конструкцию, белые стены которой были покрыты живописными, часто непристойными, оскорбительными и угрожающими надписями. Гоемон заплатил за кофе и вышел на улицу. Он сел в свой "рено-15", припаркованный напротив огромного красного щита, который гласил: "Дрожите, богатые! Ваш Париж окружен и будет сожжен". Гоемон направился в сторону площади Бово.
   У главы кабинета под глазами были черные круги.
   – Что с этой самоубийцей? – спросил он.
   – Я как раз собирался вам доложить, – воскликнул Гоемон. – Жена Мейера находится в реанимации. Она еще не в состоянии давать показания, но выкарабкается. Так что мы спасли ей жизнь!
   – У вас есть другие новости?
   – Есть! – сказал Гоемон и ввел собеседника в курс того, что только что узнал.
   – У вас нет никаких доказательств, только предположение, что они находятся за городом, у этой Моники Кэш, – сказал глава кабинета.
   – Вероники, – машинально поправил Гоемон. – Я полагаюсь на свое предчувствие и даю приказ оцепить усадьбу.
   – Хорошо. Используйте на этот раз жандармерию. Я позвоню в военное ведомство. Кроме того, мне нужно предупредить префекта департамента Сены и Марны. Он, видимо, захочет сам отправиться к месту. Мы оповестим его в конце осады, если таковая будет.
   – Не думаю, – сказал Гоемон. – Я знаю французских гошистов. Они предпочтут сдаться.
   – Не забывайте, что они убили двоих человек, в том числе одного полицейского.
   – Они сдадутся, я уверен.
   – Я же, напротив, убежден, что они окажут сопротивление, – сказал глава кабинета.
   Гоемон искоса взглянул на него, достал свою маленькую сигару и закурил ее, раздумывая.
   – Кстати, – спросил его собеседник, – вы считаете, что имеет смысл взять их живыми?
   – Если бы это зависело только от меня, я бы всех пригвоздил к стене, вы же знаете.
   – Я ничего не знаю, Гоемон!
   – Ну так я вам это говорю. Но я думаю об их заложнике... о после Пойндекстере.
   – Да, – сказал глава кабинета. – Было бы ужасно, если бы они убили его во время штурма! Вы знаете, что подчас общественное мнение непроизвольно симпатизирует левым экстремистам. Однако невозможно испытывать никакой симпатии к людям, хладнокровно убивающим беззащитного пленника.
   – Да, вы правы. А что касается этих людей, они уже продемонстрировали свою жестокость, убив двух полицейских, – добавил Гоемон.
   – Одного полицейского, Гоемон. Одного полицейского и одного служащего.
   – Ах да. Какое пренебрежение к человеческой жизни! – вздохнул комиссар.
   – Меня не удивит, если они убьют своего заложника, – сказал глава кабинета.
   Гоемон посмотрел на него.
   – А господина министра это тоже не удивит?
   – Нет.
   – А американцев?
   – Гоемон, дисциплинированный полицейский не занимается политикой, особенно международной. Неужели я должен вам об этом напоминать?
   – Нет, месье. Хорошо, месье, – сказал комиссар.

Глава 29

   Треффэ был сцеплен наручниками с батареей. Он сидел на полу, опершись спиной о стену. Вошел Гоемон, держа во рту свою маленькую сигару.
   – Малыш, я решил навестить тебя перед отъездом. Мы знаем, где находятся твои друзья и посол Пойндекстер.
   Треффэ молчал.
   – Ты хочешь курить?
   – Хочу.
   Гоемон вынул сигару изо рта и поднес ее ко рту Треффэ.
   – Если ты не брезгуешь полицейским...
   – Мне наплевать.
   Гоемон пожал плечами и сунул сигару в рот узника. Треффэ с удовольствием затянулся. Гоемон выпрямился.
   – Ты мне симпатичен, – заверил он. – Я буду с тобой откровенен. Скажу тебе, что я ни в чем не уверен, я не знаю точно, где твои дружки. Признаюсь тебе, что я не арестовывал ни Диаза, ни Эполара.
   Левой рукой Треффэ вынул сигару изо рта. Он немного дрожал от холода. Батарея была отключена. На молодом человеке были надеты только голубая хлопчатобумажная сорочка и старые вельветовые брюки. Боль во всем теле причиняла ему страдания, дыхание было зловонным, но на лице не было синяков. Его били по другим местам. Он задумчиво посмотрел на Гоемона.
   – Однако, – сказал комиссар, – мне кажется, что я знаю, где твои приятели. Если ты подтвердишь мои предположения, я смогу выиграть время. Твои дружки так или иначе скоро будут в наших руках, но ты сможешь засвидетельствовать свою добрую волю.
   Треффэ молчал.
   – Кроме Диаза и Эполара, – сказал Гоемон, – есть еще два типа, и я думаю, что все они скрываются в Кузи, у Вероники Кэш. Что ты об этом скажешь?
   Треффэ ничего не ответил, только стал еще больше дрожать. Гоемон пожал плечами и вырвал у него сигару. Он смял ее в шарик и высыпал на голову пленника смесь табака, пепла и искр.
   – Как угодно, – сказал он" – Я еду в Кузи. Если я ошибаюсь, мы вернемся к этому разговору позднее.
   – Подождите, – сказал Треффэ. – Я устал от всего этого. Я скажу вам, где они.
   Гоемон остановился в дверях.
   – Они на Корсике! – крикнул Треффэ. – Они улетели на частном самолете. Они на Корсике, но я не знаю точно, где именно. Клянусь, это правда!
   – Не утомляй себя, бедолага, – сказал Гоемон и вышел.

Глава 30

   – Что угодно месье, – спросил сельский продавец скобяных товаров.
   – Шесть батареек.
   – Какого размера, месье? Эти или вон те?
   – Эти.
   – Вы сказали шесть?
   – Да.
   Продавец упаковал батарейки в полиэтиленовый мешочек. Буэнвентура заплатил и вышел. Ему не хотелось сразу возвращаться на ферму. Он бесился от безделья. Он прошел мимо "дофины", стоявшей у тротуара, и вошел в бар на углу центральной площади Кузи и департаментской дороги. Каталонец устроился за стойкой и заказал рюмку вина. За стойкой пили горячее вино угольщики в грязной одежде. За кассой что-то вязала женщина лет пятидесяти с огромной грудью. Буэнвентуру угнетала спокойная атмосфера бара, пропахшего алкоголем и сыростью. Он отвернулся от стойки и через стеклянную дверь стал смотреть на дорогу. Шоссе было мокрым от растаявшего снега. Кое-где на обочинах лежали сероватые комки. Буэнвентура думал о Треффэ. Как бы ему хотелось, чтобы друг сейчас был рядом с ним. Он вспомнил, как они играли в покер, как разговаривали. Покер – медленная игра, и можно спокойно болтать. По дороге проехал серый грузовик, полный жандармов. Буэнвентура сунул руку в карман, достал монету в один франк, положил ее на прилавок, допил вино и быстро вышел. На дороге появился второй грузовик. Каталонец проводил его взглядом и побежал к машине. Тротуар был влажным и скользким. Каталонец сел в машину и включил мотор.
   Буэнвентура объехал маленькую площадь и свернул на департаментскую дорогу, по которой следовали грузовики с жандармами. Второй грузовик отделяли от него каких-нибудь восемьсот метров. "Дофину" трясло. Ее прогнившее заднее крыло жутко скрипело. Грузовик свернул налево, на проселочную дорогу, ведущую к ферме. Один из грузовиков остановился на правой обочине, другой у самого въезда на проселочную дорогу, перекрыв ее. Из обоих грузовиков выскакивали люди в касках, просторных черных плащ-палатках, вооруженные карабинами. Буэнвентура, замедлив скорость, проскочил мимо. Ферма находилась в полукилометре отсюда, но ее не было видно из-за леса. Жандармы будут там через пять минут, но они, наверняка, захотят окружить ферму. На это уйдет минут двадцать. Буэнвентура прибавил газ, пытаясь вспомнить рельеф местности и подъездные пути к ферме. Проехав около двух километров, он наткнулся на новое ответвление дороги налево. Он свернул и поехал по рыхлому снегу, разметывая лужи холодной грязи. Дворники работали плохо. На узкой дороге задний мост кидало из стороны в сторону.
   Он рассчитал, что находится где-то между жандармами и фермой, и свернул налево. Он сразу увидел ферму и резко затормозил. Колеса заклинило, машина сделала резкий поворот и съехала с дороги на правую обочину. Передние колеса погрузились в снег, и машина остановилась. От удара о руль у Буэнвентуры перехватило дыхание. Он открыл дверцу и вылез наружу.
   Каталонец был весь в поту. Из его горла вырвался глухой стон, и он крепко сжал челюсти. Снял свое дырявое кожаное пальто и бросил его на снег. Подойдя к машине сзади, Буэнвентура нагнулся, ухватился за бампер и изо всех сил потянул машину на себя. Лицо его стало красным, на висках вздулись вены. Неожиданно левая нога подвернулась, и он упал, стукнувшись головой. Он громко и отчаянно выругался по-испански.
   Каталонец поднялся на ноги и подошел к машине спереди. Он оперся об откос, погрузил свои подошвы в холодную глину и, тяжело вскрикнув, приподнял перед "дофины". Колеса вышли из ямы и машина опять стала на дорогу. Буэнвентура, обессилев, упал на четвереньки в грязную яму. Его стошнило.
   Он вылез из ямы, поднял пальто и сел за руль. На первой скорости он ехал по дороге, в которой тракторы оставили глубокие борозды. Он с силой нажимал на газ, чтобы проехать глубокие лужи. Со скоростью сорок километров в час машина приближалась к ферме.
   Из-за неровности дороги и растущих вокруг деревьев Буэнвентура не мог видеть ферму. Он судорожно вцепился в руль. Его бледное лицо было искажено от тревоги и желания убивать. Пот испарился с его лица, но вся одежда была мокрой. Он скрежетал зубами. Машина выехала на открытое место.
   Ферма была расположена на небольшом плато. С западной стороны от нее проходила проселочная дорога, с восточной раскинулись черный сад, заснеженное поле, по которому ехал Буэнвентура.
   Когда каталонец достиг края плато, он заметил справа, на расстоянии одного километра от себя, вооруженные фигуры, продирающиеся через кустарник. Буэнвентура остановил машину, вышел и отодвинул перегородку, ведущую на луг. Вернувшись в машину, он на полной скорости устремился к полю. "Дофина" словно оторвалась на секунду от вязкой глины, летя к ферме, не подававшей никаких признаков жизни, кроме сизого дымка, уносившегося к серому небу.
   Справа из-за кустарников показались вооруженные люди, и Буэнвентура краем глаза увидел, что впереди них идет группа в штатском, в темных пальто и светлых плащах.
   Внезапно колеса машины погрузились в мягкую и жирную грязь. Буэнвентура дал задний ход. Сцепление полетело. Мотор ревел. Схватив пальто, каталонец выскочил из машины и побежал к ферме, от которой его отделяли триста метров. Он бежал и кричал изо всех сил.

Глава 31

   Было десять часов утра воскресенья. Посол Пойндекстер ел яичницу с ветчиной, которую ему принесли в постель. Мейер дежурил около него, читая потрепанный научно-фантастический роман. Пистолет лежал на стуле рядом. Остальные находились внизу. Эполар и Кэш холодной водой мыли на кухне посуду. Сидя в общей комнате, напротив камина, д'Арси потягивал пиво и собирался пойти поспать, так как он дежурил в комнате посла с двух часов ночи.
   Алкоголик поморщился, поставил пиво на стол и торопливым шагом прошел на кухню.
   – Вы ничего не слышали? Эполар обернулся.
   – Нет, – сказал он, но, видя тревогу д'Арси, нахмурил брови, протянул руку к крану и закрыл воду.
   Внезапно тишину разорвал продолжительный, настойчивый вопль. Кэш мокрыми руками открыла кухонное окно, выходившее на задний двор фермы. Они сразу увидели среди черных деревьев бегущего по жнивью и кричащего человека.
   – Это Буэн, – сказал д'Арси.
   Эполар окинул взглядом поле и содрогнулся, увидев слева движущиеся силуэты.
   – Слева полицейские, – сказал он.
   – Я выйду и выведу "ягуар". Спускайте вниз посла, – сказал д'Адси.
   Он вышел из кухни, стрелой промчался по общей комнате и открыл входную стеклянную дверь. Посмотрев вдаль на проселочную дорогу, алкоголик не заметил ничего подозрительного. Дорога была пуста. Он бросился к гаражу, сел в машину и включил мотор.
   Кэш быстро поднималась по лестнице на второй этаж дома.
   Эполар неподвижно стоял у открытого окна, глядя на каталонца, добежавшего уже до фруктового сада. Буэнвентура бросил свое пальто на дороге, он бежал между черными деревьями, тяжело дыша. Он уже не мог кричать.
   – Андре Эполар! Буэнвентура Диаз, Вероника Кэш и другие! – раздался отдаленный громоподобный голос. – Вы окружены!
   Мегафон вздохнул. В двухстах метрах отсюда полицейские затаили дыхание. Гоемон убрал мегафон от своего рта. Рядом с ним стояли трое офицеров полиции и один офицер жандармерии, державший радио. Комиссар жестом указал "уоки-токи", который жандарм тут же протянул ему. Гоемон оперся о ствол вишни.
   – Вы слушаете меня, Бле Де? Это Гоемон. Прием.
   – Бле Де слушает, – сказал аппарат. – Мы находимся на западном краю фермы, на проселочной дороге, возле откоса. Кто-то только что вышел из дома и вошел в северное крыло фермы. Жду вашего приказа. Прием.
   – Я даю предупреждение, – сказал Гоемон. – Если начнется перестрелка, не дайте никому уйти с вашей стороны. Стреляйте по фасаду и бросайте гранаты. Прием окончен.
   – Вас понял. Прием окончен.
   Госмон передал "уоки-токи" радисту и снова поднес ко рту мегафон.
   – Эй, вы! Немедленно остановитесь или мы будем стрелять! С вами говорит полиция!
   Буэнвентура продолжал бежать зигзагами между деревьями.
   – Откройте по нему огонь! – приказал Гоемон.
   – Но, комиссар, – начал офицер...
   – Стреляйте, я говорю!
   Офицер поморщился и повернулся к своим товарищам, растянувшимся справа метров на двадцать.
   – Эстев! – крикнул он. – Откройте огонь по бегущему!
   Жандарм Эстев, лучший стрелок, уперся коленом в землю и установил свой карабин. Буэнвентура несся к ферме со скоростью спринтера.
   – Цельтесь в ноги! – крикнул офицер жандармерии.
   – Цельтесь куда попало! – крикнул Гоемон.
   Смутившись от такого приказа, жандарм Эстев выстрелил наугад. Буэнвентура закружился на месте, хватаясь руками за воздух, чтобы удержать равновесие, затем упал на спину. Он тотчас же поднялся и из последних сил пополз к дому. Дверь открылась, каталонец просунул внутрь голову, затем судорожно подобрал под себя ноги и захлопнул дверь каблуком. В окне кухни показалась белая тряпка.
   – Они сдаются, – с облегчением воскликнул офицер жандармерии.
   – Это ловушка, – заверил Гоемон.
   В этот момент кто-то открыл огонь из автомата через узкое, как бойница, окошко второго этажа.

Глава 32

   Кэш поднялась по лестнице и вбежала в комнату посла. Мейер стоял, держа в руке пистолет. Научно-фантастический роман валялся на полу. Официант пивного бара казался встревоженным.
   – Что случилось? Кто кричал?
   – Быстро! Нужно спустить посла вниз! – крикнула Кэш и подбежала к окну, выходившему на фасад дома.
   Она увидела открытые двери гаража. С высоты второго этажа она увидела также на проселочной дороге, в шестидесяти метрах от фермы, группу черных касок, выделявшихся на белом снегу откоса.
   – Черт! – сказала она Мейеру. – Слишком поздно. Не выходи отсюда. Сиди здесь и смотри за этим идиотом. Я сейчас вернусь.
   Она стремглав бросилась в коридор и вбежала в свою комнату с неубранной кроватью. Сунув руку под кровать, вынула из-под нее свой "стен" и завернутые в тряпку обоймы. Кэш зарядила автомат. Внизу раздался выстрел из карабина, а в следующую секунду в заднюю дверь фермы начали стучать.
   Тем временем Эполар стоял у окна кухни в состоянии полного замешательства. Он увидел, как закружился на месте каталонец, как он упал, снова поднялся, стал биться в дверь. Тогда он схватил белое полотенце и стал махать им...
   – Прекратите ог...
   Кэш стрелой выскочила из комнаты, разбила окошко в коридоре стволом "стена" и нажала на курок, разрядив всю обойму наугад. Пули терялись среди черных веток деревьев.
   – Огонь! – крикнул Гоемон во всю силу своих легких.
   Взвинченные криком, автоматной очередью, обломками деревьев, падающими на их каски, жандармы все до одного подчинились приказу. Вокруг Эполара зазвенели стекла. Удивившись, что пули не задели его, он бросился к двери кухни. Кто-то ударил его в спину, и он упал на кафельный пол, закрыв глаза. Пули свистели над ним, врезаясь в стены, отлетая рикошетом в буфет и холодильник, расстреливали парусник на настенном календаре.
   – Где мой пистолет? – спросил Эполар слабым голо сом, но никто ему не ответил. Между тем огонь пожирал крольчатник, расположенный на заднем дворе фермы. Кролики взлетали на воздух, кружились, их разрывало на части. Воздух наполнился их агонизирующими криками, превращавшими ферму в кромешный ад.
   Офицер жандармерии, побледнев от ярости, отошел на три шага в сторону, приказывая прекратить огонь. Половина второй обоймы, которую Кэш зарядила в автомат, застряла в бронежилете офицера, но другие пули попали ему в голову. Он упал на бок, крича от боли. Его крики были невыносимыми. Жандармы, поощряемые из мегафона Гоемоном, усилили огонь, чтобы не слышать крики и отомстить за своего шефа. Комиссар со своими помощниками ретировался к левому флангу жандармерии. Радист тем временем подполз к раненному офицеру. Он перевернул его на спину, но вопли только усилились. Радист обхватил офицера руками, чтобы оттащить его от пуль анархистов. Офицер потерял сознание и умолк.
   Буэнвентура дополз на четвереньках до основания лестницы, превозмогая боль в левой руке. Окна фасада разлетались вдребезги.
   В соответствии с полученными инструкциями в бой вступил новый отряд жандармерии. Снаряды зарывались в стене, в ступенях лестницы. Один из них попал в банку с пивом, стоявшую на столе.
   – Здесь есть кто-нибудь? – спросил Буэнвентура.
   – Да, – ответил Эполар из кухни, но каталонец не услышал его слабого голоса.
   – Бросайте гранаты, тогда они вылезут из своей крысиной норы! – гремел голос Гоемона.
   – Плинк! – ответили гранатометы. Два снаряда влетели в кухонное окно и разорвались, ударившись о кафель.
   – У меня перебит позвоночник, – сообщил Эполар кафельной плите. – Я не могу пошевелить ни руками ни ногами. Меня нельзя даже транспортировать отсюда.
   Обе гранаты разорвались одновременно, выпуская слезоточивый газ. Тело Эполара подбросило, осколки врезались в ребра, спину и ноги. Эполар закашлялся. Кухня наполнилась газом, который медленно улетучивался в окно.
   Буэнвентура ощупал левую руку. Он нашел в рукаве свитера дыру, оставленную пулей, и разорвал рукав. Его бицепс покраснел и распух и причинял ему нестерпимую боль.