Марш Найо. Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)

   – Не сегодня, не сегодня, не сегодня, черт возьми, ах, дьявольщина…
   Медсестра ушла.
   Запах эфира обволакивал стол как фимиам. Доктор Робертс подкатил ближе свое оборудование – аппарат с цилиндрическими баллонами со сжатыми газами в металлической конструкции напоминал гигантский графин. На груди больного укрепили невысокую ширму, не дающую выхода анестезирующим веществам. Томс с интересом покосился на больного и легкомысленно заметил:
   – Ну и видок у него. Забавная голова. Что вы об этом думаете, Робертс? Вы ведь в этом деле дока. На днях прочитал вашу книгу. Как четко проступили черты прирожденного душевного расстройства. Его папаша, случайно, не чокнутый?
   – Да, – кивнул шокированный Робертс. – Однако, мистер Томс, вряд ли по чертам лица можно выявить признаки наследственного душевного расстройства.
   Сестра обложила живот больного стерильной марлей, и министр, со спрятанной за экраном головой, больше не напоминал человека. На столе находился приготовленный для операции объект, и только.
   Сэр Джон взял скальпель и сделал первый разрез.
   – Перитонит, как и следовало ожидать, – произнес Томс и добавил: – Ого! Перфоративный абсцесс. У этого малого весь букет.
   – Отсюда приступы боли, – пробормотал Филиппс.
   – Разумеется, сэр. Удивительно, что он так долго продержался. Только взгляните сюда!
   – Паршиво. Черт побери, старшая сестра, вы что, оглохли? Я просил щипцы.
   Слегка задетая сестра Мэриголд подчеркнуто благопристойно кашлянула. Некоторое время в операционной царило молчание. Пальцы сэра Джона продолжали действовать – нервно, пытливо, уверенно.
   – Пульс слабеет, сэр Джон, – внезапно сообщил Робертс.
   – Да? Томс, посмотрите-ка сюда.
   – Мне не нравится его пульс.
   – В чем дело, Робертс? Что с пульсом?
   – Слабый. И его вид вызывает опасение. Сестра, приготовьте инъекцию камфары.
   Сестра Бэнкс наполнила второй шприц и протянула врачу.
   – Пожалуйста, немедленно сделайте инъекцию!
   Бэнкс впрыснула камфару.
   – Сыворотку, – процедил Филиппс.
   – Сыворотку, сестра Харден, – вполголоса приказала старшая сестра.
   Джейн подошла к столу с инструментами.
   – Ну что же вы? – поторопил Филиппс.
   – Сестра! – рассердился Томс. – Что вы копаетесь?
   – Извините… я сейчас.
   – Большой шприц, – подсказала Бэнкс.
   – Да-да, – едва слышно произнесла Джейн и склонилась над столом.
   Филиппс закончил зашивать разрез.
   – Сестра, – проговорил Томс, – вы когда-нибудь принесете мне шприц? Что с вами такое?
   На кончике его носа от волнения появилась капля. Сестра Мэриголд, заметив ее, вытерла кусочком марли.
   Держа в руках лоток, Джейн приблизилась к столу. Филиппс, выпрямившись, смотрел на шов. Томс наложил повязку и сделал укол.
   – Вот так, – кивнул он. – Трудный случай. Видимо, очень запущенный.
   – Скорее всего, – медленно отозвался Филиппс. – Я видел его вчера вечером, но мне и в голову не пришло, что он болен. Ничего не заподозрил.
   – Робертс, как его состояние? – спросил Томс.
   – Не блестящее.
   – Что ж, переложите в кровать, – распорядился хирург.
   – И уберите этот лоток! – раздраженно воскликнул Томс стоявшей рядом Джейн.
   Она посмотрела Филиппсу в лицо. Словно избегая ее взгляда, он отвернулся. Джейн направилась к столу с инструментами. Ее шаги становились все неувереннее. Она остановилась, покачнулась и упала на покрытый плитками пол.
   – Господи, а с девушкой что случилось? – встревожился Томс.
   Филиппс пересек операционную и посмотрел на нее.
   – В обмороке, – проговорил он под маской, снял испачканные кровью перчатки, отбросил в сторону и опустился рядом с Джейн на колени.
   Сестра Мэриголд, кудахтая как возмущенная наседка, позвонила в колокольчик. Бэнкс помогла Томсу накрыть больного и переложить на каталку. Робертс даже не поднял головы и, склонившись над О’Каллаганом, сосредоточенно наблюдал за его состоянием. Вошли две медсестры.
   – Сестра Харден упала в обморок, – сообщила Мэриголд.
   Они подняли Джейн. Та открыла глаза и посмотрела на них мутным взглядом. Обхватив Джейн с обеих сторон, сестры вывели ее из операционной.
   Больного тоже увезли. Филиппс вышел мыться, вслед за ним последовал Томс.
   – Итак, сэр, – весело начал ассистент, – похоже, нарушен обычный ход времен. Как правило, в нашей компании самый свирепый – вы. Но сегодня вели себя как голубок, а бедную девчушку отшлепал я. И жалею об этом. Может, ей нездоровилось во время операции?
   – Вероятно. – Филиппс открыл кран.
   – Раскаиваюсь. Она приятная девушка и хорошая медсестра. Внимательная. Интересно, она обручена?
   – Нет.
   – Неужели?
   Томс помолчал, не выпуская из рук полотенце, и с любопытством посмотрел на хирурга. Сэр Джон невозмутимо и методично мыл руки.
   – Незавидное занятие – оперировать друзей, – помолчав, продолжил Томс. – Тем более такого известного друга. В нашей стране достаточно радикально настроенных господ, которые нисколько бы не опечалились, если бы О’Каллаган безвременно ушел из жизни. Я заметил, сэр, вы немного волновались. Никогда раньше не случалось, чтобы у вас дрожали руки.
   – Дорогой Томс, с моими руками все в порядке.
   – О, простите.
   – Вам не за что извиняться. – Сэр Джон снял халат и шапочку и, расчесав волосы, внезапно добавил: – Вы правы: я оперировал без удовольствия.
   Томс добродушно усмехнулся и с сочувствием по-смотрел на хирурга.
   Открылась дверь, и вошел доктор Робертс.
   – Я хотел сообщить, сэр Джон, – начал он. – Состояние больного вызывает опасение. Инъекция камфары немного исправила ситуацию, однако пульс по-прежнему неудовлетворительный. – Анестезиолог беспокойно переводил взгляд с одного хирурга на другого и протирал очки. – Признаюсь, я обеспокоен. Тем более что случай такой ответственный.
   – Все случаи ответственны, – заметил Филиппс.
   – Разумеется, сэр Джон. Наверное, я волнуюсь, оттого что наш пациент настолько знаменит.
   – Вы, Робертс, шпарите прямо по своим книгам! – рассмеялся Томс.
   Анестезиолог с сомнением посмотрел на коротышку.
   – И тем не менее я встревожен.
   – Сейчас зайду посмотрю, – произнес Филиппс. – Разделяю ваше волнение. Томс, пойдемте с нами.
   – Одну минуту, сэр.
   – В его состоянии наблюдается нечто такое, что не вполне ожидалось, – объяснил Робертс и стал перечислять детали.
   Хирург внимательно слушал. Томс довольно оглядывал себя в зеркале.
   – Я готов. – Он повернулся к Робертсу и весело заметил: – Какой у вас чудной старый стетоскоп!
   Тот с гордостью посмотрел на трубку – старомодный инструмент с прямой рукояткой, отмеченный насечками через каждую четверть окружности.
   – Не променяю на самый новейший и лучший, какой имеется в продаже, мистер Томс.
   – Знаете, похож на те старинные счетные палочки, на которых насечки означали долги. Для чего служат эти бороздки?
   Робертс, смутившись, поднял голову и неодобрительно посмотрел на хирурга.
   – Боюсь, вы сочтете меня слишком тщеславным.
   – Ладно вам, колитесь, – не унимался Томс. – Что вы на нем считаете: количество загубленных душ или пациентов из миллионеров?
   – О нет. Хотя, в сущности, он действительно счетная палочка. Здесь отмечено число больных серьезными сердечными недугами, которым я успешно сделал анестезию.
   Томс разразился хохотом, и Робертс покраснел как школьник.
   – Вы готовы? – холодно осведомился Филиппс.
   Все трое вышли.
   В операционной старшая сестра Мэриголд, сестра Бэнкс и еще одна сестра, явившаяся к ним на подмену, убирали помещение и готовились к очередной операции – бронхоскопии, которую должен был выполнить специалист по гортани.
   – Две срочные операции за один вечер, – со значительным видом заметила старшая сестра. – На нас большой спрос. Сколько времени?
   – Шесть тридцать пять, – ответила Бэнкс.
   – Что приключилось с Харден? – спросила та, что явилась на подмогу.
   – Понятия не имею, – отрезала Мэриголд.
   – Зато я имею, – мрачно вставила Бэнкс.
   Старшая сестра бросила на нее взгляд, в котором любопытство боролось с чувством собственного достоинства. Достоинство победило. Зато «подмена» подобной ущербностью не страдала.
   – Колись, Бэнкс, – оживилась она. – Почему Харден упала в обморок?
   – Потому что знала больного.
   – Что? Знала Дерека О’Каллагана? Харден?
   – Именно. Их родители жили по соседству в Дорсете. – Бэнкс попыталась изобразить выговор, с каким, в ее представлении, изъясняются богатые землевладельцы: – Ты что, не знала?
   Старшая сестра напустила на себя чопорный вид.
   – Медсестра Харден происходит из очень хорошей семьи, – наставительно объяснила она посланной на помощь.
   – Прямо жуть берет, какой хорошей, – зло рассмеялась Бэнкс. – Так вот, наша Джейн знала этого О’Каллагана. Месяц назад я сказала, что он самый беспринципный из всех тори, а она и не подумала поддержать меня. А потом рассказала…
   – Спасибо, сестра Бэнкс! – оборвала ее Мэриголд. – Довольно. Операционная не место для политических дискуссий. У нас, кажется, все готово, и мне необходимо перемолвиться словом с врачом. – И она энергичным шагом удалилась.
   – Ты смелая, Бэнкс, – заметила «подмена». – Так отзываться о сэре Дереке! На фотографиях он очень даже ничего.
   – Полагаешь, если у него физиономия, как у Конрада Фейдта, то он подходит на роль народного лидера и может заниматься законотворчеством? Типичная буржуазная невежественность и глупость. Ну ничего: судя по всему, он последний из подобных особей и уйдет первым, когда наступит рассвет.
   – Ты о чем?
   – Знаю, о чем говорю.
   – А я ничего не поняла. Какой рассвет?
   – Рассвет дня пролетариата.
   – Что за штука? Ты только не злись, Бэнкс. Я правда хочу знать.
   – Скоро узнаешь, – отрезала сестра.
   Появился специалист по заболеваниям гортани и спросил, все ли готово для его операции. Через десять минут в палату привезли ребенка, и над столом снова, словно фимиам, поднялись пары хлороформа. Операция продлилась десять минут, и вскоре Бэнкс и «подмена» опять принялись отмывать помещение. Специалист по гортани мылся в приемной перед операционной и насвистывал. А когда закончил, просунул голову в дверь и, заметив: «Нет покоя грешникам, сестра», – удалился.
   Некоторое время женщины трудились молча. Бэнкс казалась сосредоточенной и даже мрачной.
   – Слушай, – наконец не выдержала новенькая. – Наш Пипс бушует на лестнице (Пипсом в больнице звали сэра Джона Филиппса). И Томс с ним. Интересно, как он там? Я имею в виду сэра Дерека.
   – Не поверю, что тебе есть до него хоть какое-нибудь дело.
   – Правда, очень интересно.
   Голоса стали громче, но женщины не могли разобрать слов. Они замерли и прислушивались. На лестнице происходило какое-то движение. К мужским голосам присоединился женский.
   – Кто это? – заинтересовалась «подмена».
   – Похоже на Мэриголд, – ответила Бэнкс. – Боже, как она меня бесит!
   – Тс-с-с… О чем это они?
   Теперь голос сэра Джона перекрывал все остальные:
   – Я сам займусь этим!
   – Пипс совершенно взбесился, – прошептала медсестра.
   – Да, – послышался ясный ответ Томса. – Да.
   Раздался звук шагов. Дверь внезапно открылась, и на пороге появилась сиделка О’Каллагана.
   – Это ужасно! – воскликнула она. – Просто ужасно!
   – В чем дело? Что случилось?
   – Он умер. Сэр Дерек О’Каллаган умер!
   – Да что ты!
   – Жуть, что творится, – волновалась сестра Грэм. – С ним сейчас леди О’Каллаган. Она пожелала, чтобы ее оставили одну. Я почувствовала, что мне необходимо кому-нибудь рассказать.
   Наступила мертвая тишина, затем женщины, словно побуждаемые некоей мысленной телепатией, не сговариваясь, повернулись и посмотрели на Бэнкс. Та откинула голову назад, непреклонно уперев руки в бока. Ее глаза метали искры, губы судорожно шевелились.
   – Бэнкс! – возмутилась работавшая с ней медсестра. – Как ты можешь так себя вести? Я вижу, ты рада, что он умер!
   – Если бы я не сбросила оковы религии, – ответила старшая коллега, – я бы сказала: «Возблагодарим Господа за то, что он поверг нашего врага!»
   – Да ты просто отвратительная старая злюка! – бросила сестра-сиделка министра и вышла из операционной.

Леди О’Каллаган настаивает

Пятница, двенадцатое. День

   – Леди О’Каллаган, прошу прощения за беспокойство, могу я с вами немного поговорить?
   Рональд Джеймсон запнулся и сконфуженно по-смотрел на вдову своего покойного работодателя. Женщина в черном платье была необыкновенно красива. Ее волосы – секретарь никогда не мог решить, то ли они белокурые, то ли русые, – выглядели так, словно их тщательно разгладили и придали нужную форму. Тонкие изящные руки спокойно лежали на платье. Голубые глаза смотрели из-под тяжелых век с вежливой отстраненностью.
   – Хорошо, – тихо согласилась она. – Пойдемте в мою комнату, мистер Джеймсон.
   Он последовал за ней в эту обитель воплощенного вкуса. Сесиль неторопливо села спиной к свету и произнесла:
   – Присаживайтесь, мистер Джеймсон.
   Рональд рассыпался в благодарностях и опустился на самый неудобный стул.
   – Я только что вернулся из парламента, – начал он. – Премьер-министр принял меня в своем кабинете. Он ужасно расстроен тем… тем, что произошло вчера. Он просил меня передать, что всецело к вашим услугам, и если что-нибудь потребуется…
   – Очень любезно с его стороны, – прервала его вдова.
   – Еще он, разумеется, обеспокоен судьбой законопроекта. Законопроекта сэра Дерека против анархии. Необходимо настоятельно продвигать его, но случившаяся трагедия осложняет дело.
   – Понимаю.
   – Встал вопрос о личных заметках сэра Дерека. Без них никак не обойтись. Я настаивал, чтобы отложить это дело до… послезавтра, но премьер-министр считает, что оно не терпит отлагательства, и желает познакомиться с заметками немедленно. Полагаю, они в столе, в кабинете, но прежде чем что-либо предпринять, я посчитал необходимым получить ваше разрешение.
   Леди О’Каллаган не отвечала так долго, что Джеймсон встревожился. Затем она посмотрела на лежащие на коленях изящно сложенные руки и проговорила:
   – Этот законопроект как-то связан с теми людьми, которые его убили?
   Секретарь онемел от изумления и не знал, что ответить. Он считался находчивым молодым человеком, но, очевидно, странное предположение Сесиль застало его врасплох.
   – Боюсь, я не понимаю… вы хотите сказать… леди О’Каллаган, вы же не допускаете… – Он никак не мог закончить фразу.
   – Именно, – невозмутимо кивнула она. – Более того, я не сомневаюсь, что его убили.
   – Но кто?
   – Те самые люди. Анархисты или как их там. Они ему угрожали. И осуществили угрозу. Законопроект был, видимо, направлен на то, чтобы сдержать этих типов. Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы способствовать его продвижению.
   – Спасибо, – произнес Рональд.
   – Это все, мистер Джеймсон?
   – Но, леди О’Каллаган, неужели вы серьезно допускаете… скажу вам искренне, вы меня просто ошарашили. Откуда подобные мысли? В медицинском заключении ясно сказано: сэр Дерек страдал острым перитонитом.
   – Сэр Джон Филиппс утверждает, что операция прошла успешно. Его отравили.
   – И умер от перитонита и прободного абсцесса. Каким образом его могли специально отравить?
   – В одном из писем ему угрожали отравлением. В том, что пришло в прошлый понедельник.
   – Многие видные политические деятели получают похожие послания, однако ничего не случается. Простите меня, леди О’Каллаган, по-моему, вы заблуждаетесь. Как его могли отравить? Это невозможно. Прошу вас, не терзайте себя. – Он смущенно посмотрел в ее безмятежное лицо и с жаром закончил: – Не сомневаюсь, вы ошибаетесь.
   – Пойдемте в его кабинет. – Леди О’Каллаган поднялась и молча повела секретаря в комнату министра.
   Они открыли стол, и Сесиль, усевшись, наблюдала, как Рональд просматривает документы в отделениях для бумаг.
   – Ящики слева, – объяснил он, – для личной корреспонденции. Я к ним никогда не прикасался.
   – Их также необходимо открыть. Я сделаю это сама.
   – Разумеется. Вот одно из писем с угрозами. Даже несколько… Я хотел показать их старшему инспектору уголовной полиции Аллейну из Скотленд-Ярда, но сэр Дерек не разрешил.
   – Дайте мне на них взглянуть.
   Секретарь отдал ей пачку писем и продолжил разбирать документы.
   – А вот и заметки, – сообщил он, поднял голову и удивился, увидев на лице Сесиль признаки душевного волнения. Она пылала злобой.
   – Вот то письмо, о котором я говорила. Прочитайте – и поймете, что его грозили отравить.
   – Понятно.
   – Вы до сих пор мне не верите, мистер Джеймсон?
   – Извините. Боюсь, что нет.
   – Я буду настаивать на расследовании.
   – На расследовании? О Боже! – вырвалось у Рональда. – То есть, леди О’Каллаган, я хотел сказать, что не стал бы так поступать. На это нет никаких оснований.
   – Вы понесете сегодня заметки мужа премьер-министру?
   – Да.
   – Окажите любезность, передайте, как я намерена поступить. А пока я просмотрю ящики с личной перепиской. У вас есть от них ключи?
   Секретарь нехотя вложил ей в руку связку ключей.
   – Когда вам назначена встреча?
   – В три часа.
   – Сейчас только половина третьего. Будьте любезны, перед тем как уходить, зайдите ко мне.
   Как только секретарь удалился, Сесиль попробовала ключ к нижнему ящику.
   Если бы кто-нибудь взял на себя труд наблюдать за Рональдом Джеймсоном – например, дворецкий Нэш, – он показался бы ему чрезвычайно расстроенным. Секретарь поднялся в спальню, бесцельно по-бродил из угла в угол, выкурил три сигареты и, наконец, уселся на кровать, глядя, словно в трансе, на висевшую над туалетным столиком гравюру. Затем посмотрел на часы, спустился вниз, взял шляпу и зонтик и вернулся в кабинет министра.
   Леди О’Каллаган сидела за столом, на котором лежали стопки аккуратно рассортированных писем. Она не повернула головы и продолжала неотрывно смотреть на бумагу в руке. Рональд подумал, что она, судя по всему, довольно долго сидела, не меняя позы, – как и он, пока находился в комнате наверху. Лицо леди О’Каллаган всегда казалось бескровным – она не пользовалась румянами, – но теперь было просто смертельно-бледным. От носа к кончикам губ, подобно туго натянутым ниточкам, пролегли тонкие морщинки.
   – Подойдите сюда, – тихо сказала она.
   Секретарь приблизился и встал около стола.
   – Неделю назад вы мне сказали, что муж получил расстроившее его письмо. Вот это письмо?
   Рональд бросил взгляд на лист бумаги и отвернулся.
   – Я не видел само письмо, только конверт, – пробормотал он.
   – Этот конверт?
   – Полагаю, да, но утверждать не могу.
   – Прочтите.
   С выражением крайней неприязни секретарь прочитал письмо. Оно было от Джейн Харден.
   «Если представится возможность, – писала медицинская сестра, – я без колебания вас убью».
   Рональд положил письмо на стол.
   – А теперь прочтите вот это.
   Второе послание пришло от сэра Джона Филиппса. Хирург писал в сердцах, вернувшись домой после встречи с О’Каллаганом, и отправил письмо, не успев остыть.

   «Полагаю, вы намерены устраниться и не собираетесь поступать так, как всякий достойный человек посчитал бы своим долгом. Вы сказали, что послали Джейн чек. Она, разумеется, либо его разорвет, либо отправит обратно. Не могу вас ни к чему побуждать, поскольку это навредило бы даме, которой вы и так причинили боль. Но предупреждаю: держитесь от меня подальше. Во мне сидит дьявол, с которым, как я надеялся, справился, но вы опять пробудили его к жизни, и я могу запросто вас убить. Мои слова могут быть восприняты преувеличением, но, имейте в виду, это не просто фигура речи.

Джон Филиппс».

   – Вы видели его раньше? – спросила леди О’Каллаган.
   – Никогда.
   – Узнаете подпись? Его написал человек, который оперировал моего мужа.
   – Да.
   – Кто такая Джейн Харден?
   – Даю слово, понятия не имею.
   – Вот как? Очевидно, медсестра. Взгляните на адрес, мистер Джеймсон.
   – Боже мой! – воскликнул Рональд. – Та же больница.
   – Вот именно. Мы отправили его на операцию в странное место.
   – Но…
   – Будьте добры, возьмите с собой письма.
   – Но, леди О’Каллаган, я никак не могу показать их премьер-министру. Это невозможно!
   – Тогда я сделаю это сама. Расследование должно состояться.
   – Прошу прощения, вы прочитали письма и потрясены их содержанием. Но сознаете ли вы, какие последствия вызовет огласка?
   – О чем вы говорите? О каком потрясении? Неужели допускаете, будто я не знала, что у мужа были любовницы?
   – Не представляю, – смутился несчастный Рональд.
   – Разумеется, знала, – невозмутимо продолжила Сесиль. – Но, на мой взгляд, это не имеет никакого отношения к тому вопросу, какой мы сейчас обсуждаем. Не сомневаюсь, что его убили. Сначала я подозревала этих людей, – леди О’Каллаган сделала едва заметный жест в сторону аккуратной стопки конвертов на столе, – но теперь выяснила, что его окружали враги пострашнее. – Она накрыла ладонью лежащие на коленях письма. – Его убили. Возможно, эта медицинская сестра или сэр Джон Филиппс. Или вдвоем, сговорившись. Я требую расследования.
   – Расследования! Сомневаюсь, чтобы вам его разрешили.
   – К кому следует обратиться?
   – Обычный человек не может дать указание начать расследование, – уклончиво ответил секретарь.
   – А кто может, мистер Джеймсон?
   – Районный коронер.
   – Или полиция?
   Рональд поморщился.
   – Полагаю, да.
   – Хорошо. Спасибо, мистер Джеймсон.
   Рональд поднялся и в полном замешательстве по-спешил в парламент.
   А леди О’Каллаган тем временем прижала небольшую стопку писем нефритовым пресс-папье и открыла телефонный справочник. Нужный ей номер был напечатан крупным шрифтом на первой странице. Ей ответили немедленно, как только она его набрала.
   – Это Нью-Скотленд-Ярд? – Ее голос прозвучал безмятежным фальцетом. – Говорит леди О’Каллаган. Моим мужем был сэр Дерек О’Каллаган, покойный министр внутренних дел. Я хочу поговорить с кем-нибудь из начальства по поводу его смерти. Нет, не по телефону. Может, кто-нибудь приедет ко мне? Немедленно. Благодарю вас.
   Сесиль положила трубку и откинулась на спинку кресла. Затем позвонила Нэшу. Тот явился. В трауре он напоминал головку сыра «Стилтон».
   – Нэш, – начала она, – через десять минут к нам прибудет полицейский чин из Скотленд-Ярда. Это по поводу предстоящих похорон. Я хочу поговорить с ним. Если в это время придет мисс О’Каллаган, скажите, что я не могу ее видеть. Когда полицейский явится, проводите его сюда.
   – Слушаюсь, миледи, – тихо произнес дворецкий и удалился.
   А Сесиль О’Каллаган перешла в комнату, где лежал ее муж, дожидаясь своего последнего путешествия по Уайтхоллу. У гроба маленькими золотыми плюмажами у головы и в ногах покойного трепетали огоньки свечей. Большая комната была богато украшена цветами. Пахло как на тропическом острове, хотя в комнате царил леденящий холод. Поодаль от гроба стояла на коленях монахиня из церкви, где О’Каллаганы были прихожанами.
   На мгновение вдова опустилась на колени, небрежным движением перекрестилась, затем поднялась и посмотрела на мужа.
   Дерек О’Каллаган выглядел впечатляюще: густые брови, черные волосы, крупный нос подчеркивали бледность его лица. Чопорно сложенные крест-накрест руки покорно прижимали распятие к крутому изгибу груди. Жена, почти такая же бледная, как и муж, смотрела на покойного. Никто бы не догадался, о чем она думает. Она просто смотрела на мертвое лицо. Где-то в отдалении открылась и закрылась дверь. Сесиль отвернулась от гроба и вышла из комнаты.
   В холле Нэш мрачно принимал шляпу и зонт у высокого, крепко сложенного мужчины.
   – Инспектор Фокс, миледи.
   – Извольте пройти сюда.
   Она провела полицейского в кабинет. Нэш успел развести в камине огонь, и Сесиль протянула к теплу свои тонкие пальцы.
   – Присаживайтесь. – Они устроились друг против друга, и инспектор Фокс ждал с почтительным вниманием. – Я пригласила вас сюда, поскольку считаю, что моего мужа убили.
   Фокс некоторое время грузно и неподвижно сидел молча и мрачно смотрел перед собой.
   – Печально слышать, леди О’Каллаган, – наконец произнес он. – Звучит серьезно.
   По части сдержанности Сесиль явно нашла себе достойного собеседника.
   – Разумеется. Я бы не вызвала вас, если бы не имела вещественных доказательств, которые готова предъявить. Полагаю, полиция осведомлена о деятельности людей, на борьбу с которыми направлен законопроект моего мужа против анархизма?
   – Нам о них многое известно.
   – Муж получал много писем с угрозами, которые, как мы полагали, приходили от этих людей. Я хотела, чтобы он показывал письма полиции, но он отказывался.
   – Мы знаем об этом из другого источника, – заметил Фокс.
   – Вероятно, от премьер-министра?
   Полицейский спокойно посмотрел на нее и промолчал.
   – Письма здесь, – продолжила леди О’Каллаган после паузы. – Я желала бы, чтобы вы их прочитали. – Она взяла бумаги со стола и протянула полицейскому.
   Тот извлек из внутреннего кармана очечник и надел очки в золотой оправе. В них он выглядел очень солидно. И так же солидно читал письма, аккуратно кладя их одно поверх другого. Закончив последнее, сложил вместе свои огромные ладони и произнес: