Марш Найо. Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)

   – Потому что он менее надежен или по какой-либо другой причине?
   – Он вполне надежен, в этом никто не сомневается. Но гиосцин – такое средство, с которым следует обращаться с осторожностью. Если я готовлю раствор сам, то не сомневаюсь в дозе. Теперь во многих операционных пользуются гиосцином в ампулах. Я подумываю, может, и здесь воспользоваться в будущем этим примером.
   – В этом отношении все, что вы проделали, было привычной практикой?
   – Да.
   – Вы были одни, когда готовили шприц к инъекции?
   – Возможно, в операционной находилась медсестра. Не помню. – Филиппс помолчал и добавил: – Когда я заканчивал, вошел Томс.
   – А вышел он вместе с вами?
   – Не помню. Скорее вернулся в предоперационную через несколько секунд после моего ухода. Я оставил его в операционной, а сам направился в наркозную палату и сделал укол.
   – У вас нет сомнений по поводу дозы?
   – Я прекрасно понимаю, о чем вы думаете, инспектор Аллейн. Это вполне обоснованное подозрение. Но я абсолютно уверен, что растворил единственную таблетку. Вобрал в шприц дистиллированную воду, вылил в мерный стакан, вытряхнул на ладонь таблетку, убедился, что она одна, и бросил в стакан.
   Филиппс подался вперед, пристально посмотрел полицейскому в лицо и сунул руки в карманы.
   – Я готов в этом поклясться.
   – Ясно, сэр, – кивнул Аллейн. – Хотя я и должен принимать в расчет возможность ошибки, мне понятно, что даже если вы растворили не одну, а две таблетки, это составило бы одну пятидесятую грана. Не исключено, что всего содержимого пробирки не хватило бы на четверть грана, которые, по оценке экспертов, содержались в органах сэра Дерека.
   Джон Филиппс заколебался.
   – Таблетки расфасовывают в пробирки по двадцать штук, так что вся пробирка составляет пятую часть грана гиосцина. – Он достал из кармана коробочку и подал Аллейну. – В ней та пробирка. С тех пор я использовал всего одну таблетку.
   Аллейн открыл коробку и вынул пробирку, целиком заклеенную бумажным ярлыком. Вынул крохотную пробку и заглянул внутрь.
   – Можно? – спросил он и вытряхнул содержимое на ладонь. Там оказалось восемнадцать таблеток. – Все сходится, – подтвердил он. – Не возражаете, я заберу это для анализа? Всего лишь общепринятый порядок, как пишут в детективных романах.
   – Забирайте.
   Аллейн достал из кармана конверт, ссыпал таблетки в пробирку, положил пробирку в конверт, а конверт – в карман.
   – Спасибо. Вы очень любезны. Не представляете, как мы в Скотленд-Ярде боимся экспертов.
   – Правда?
   – Да. Понимаю, насколько огорчительна для вас эта история.
   – Очень.
   – Ведь сэр Дерек был вашим другом?
   – Я знал его лично.
   – В последнее время вы часто встречались?
   Филиппс помедлил с ответом, затем, глядя прямо перед собой, спросил:
   – Что вы подразумевали, когда сказали «в последнее время»?
   – Ну, недели две или около того.
   – Я заглядывал к нему домой в пятницу вечером перед операцией.
   – Профессиональный визит врача?
   – Нет.
   – Вам не показалось, что у него развивается серьезное заболевание?
   – Нет.
   – Он не упоминал, что употребляет продающиеся без рецепта лекарства?
   – Нет, – резко ответил хирург. – Почему вы спросили о лекарствах?
   – Так, просто возник вопрос.
   – Если что-то известно о том, что он употреблял лекарства, эту тему надо хорошенько проработать.
   – Я того же мнения, – бросил Аллейн.
   – Если у него идиосинкразия на гиосцин, – продолжил Филиппс, – и он его принимал…
   – Вот именно.
   Мужчины словно поменялись местами. Теперь хирург предлагал свои версии, а полицейский уходил от обсуждения.
   – Есть свидетельства, что О’Каллаган принимал не прописанные врачом лекарства?
   – Не исключено.
   – Идиот! – вырвалось у хирурга.
   – Странно, что он не сказал вам в пятницу, что заболел.
   – Он… мы обсуждали иной вопрос.
   – Не могли бы вы сообщить, какой именно?
   – Сугубо личный.
   – Сэр Джон, – мягко произнес Аллейн, – мне, видимо, с самого начала следовало сказать, что я читал ваше письмо сэру Дереку.
   Голова хирурга дернулась, словно перед ним внезапно возникло опасное препятствие. Он с полминуты молчал, а затем очень тихо проговорил:
   – Вам нравится читать чужую личную корреспонденцию?
   – Полагаю, не больше, чем вам смотреть в чей-то вскрытый перитонитный живот, – парировал старший инспектор. – Это чисто профессиональный интерес.
   – Вы разговаривали с дворецким?
   – Хотите дать мне свое объяснение происшедшего?
   – Нет.
   – Говоря неофициально – именно так мне было бы приятнее с вами общаться, – я вам сочувствую.
   Врач поднял голову.
   – А знаете, я вам верю. Хотите спросить что-нибудь еще?
   – Нет. Я и так вас сильно задержал. Не вызовет ли больших неудобств, если я переговорю с присутствовавшими на операции медсестрами?
   – Вряд ли они сообщат вам что-либо еще.
   – Тем не менее я должен с ними повидаться, пока они не заняты на операциях.
   – Операционная сейчас свободна. Старшая сестра и ассистирующая ей сестра Бэнкс должны находиться где-то поблизости.
   – Замечательно. А другие сестры? Та сиделка, что была прикреплена к сэру Дереку, и еще одна – кажется, по фамилии Харден?
   – Выясню. Не возражаете, если придется подо-ждать?
   – Нисколько. – Аллейн невольно бросил взгляд на мраморную женщину. – Я хотел бы поговорить с ними по очереди. Так все мы будем испытывать меньше неловкости.
   – Вы не производите впечатления стеснительного человека, – усмехнулся Филиппс. – Хотя не сомневаюсь: вам удобнее вынюхивать втихую. Вы встретитесь с ними по очереди.
   – Благодарю.
   После ухода хирурга Аллейн дожидался всего несколько минут. Затем дверь снова отворилась и вошла старшая медсестра Мэриголд. Она держалась подчеркнуто вежливо, но не могла скрыть любопытства и возмущения.
   – Здравствуйте, – приветствовал ее старший инспектор.
   – Добрый день, – отозвалась Мэриголд.
   – Присядьте, пожалуйста. Где вы предпочитаете: здесь или под статуей?
   – Большое спасибо. – Платье зашуршало, когда она опускалась на стул, глаза холодно смотрели на полицейского.
   – Сэр Джон, вероятно, сообщил вам о результатах вскрытия? – предположил Аллейн.
   – Ужасно. Такая потеря для страны.
   – Трудно представить. Один из сильных людей в правой партии. – В голосе старшего инспектора прозвучало лукавство.
   – Именно так я всем и говорила, когда он умер.
   – А теперь, старшая сестра, сжальтесь над несчастным несведущим полицейским – выведите из непроницаемого тумана, в котором он заблудился. Умер государственный муж, возможно, самый выдающийся деятель своего времени, и в его организме находят четверть грана гиосцина. Мне, профану, предстоит выяснить, как этот гиосцин попал в него. Посоветуйте, что, черт возьми, я должен делать?
   Аллейн широко улыбнулся. Казалось, даже ее накрахмаленная сестринская косынка смягчилась.
   – Не сомневаюсь, что это нелегкое задание, – проговорила она.
   – Разумеется. Вы, очевидно, глубоко потрясены.
   – Не скрою. Медицинских сестер принято считать привыкшими к прискорбным сторонам жизни и невероятно черствыми.
   – Ни за что не поверю. Конечно, то, что открылось…
   – Чудовищно! Не могу постичь – не в состоянии. Ничего подобного в моей практике не случалось. Смерть после операции в моей операционной! Никто бы не позаботился о нем лучше. Все шло абсолютно гладко.
   – Вы и попали в самую точку! – воскликнул Аллейн, глядя на Мэриголд так, словно перед ним была пророчица. – Я в этом совершенно уверен. Вы, старшая медсестра, знаете не хуже меня, что у сэра Дерека было много врагов. Скажу по секрету, в Скотленд-Ярде мы знаем, где их искать, и работаем в тесном контакте с разведывательным управлением. Прекрасно понимаем расклад. – Старший инспектор с удовлетворением заметил, как заинтересованно блеснули ее глаза. – Среди нас, в самой нашей гуще, прячутся тайные агенты и целые тайные общества – силы зла. В Скотленд-Ярде об этом известно, но обычные граждане даже не подозревают. – Аллейн сделал паузу и, сложив руки, прикинул, сколько из того, что он наплел, женщина примет на веру.
   Похоже, она поверила всему, до единого слова. И в ужасе прошептала:
   – Невероятно. Просто невероятно!
   – Таково положение, – важно кивнул Аллейн, откидываясь на спинку стула. – Однако возникла трудность. Прежде чем выстрелить прямой наводкой, мне необходимо убедиться, что не существует иных вариантов. Предположим, мы немедленно произведем арест. Как будет защищаться преступник? По-пробует навести подозрение на невиновных – тех, кто боролся за жизнь сэра Дерека: на хирурга и его помощников.
   – Но это ужасно!
   – И тем не менее может случиться. Чтобы подготовиться к подобной ситуации, я должен знать историю операции как свои пять пальцев – во всех деталях. Вот почему, старшая сестра, я раскрыл карты и пришел с вами поговорить.
   Мэриголд долго молчала, и Аллейн заподозрил, что плохо сыграл свою роль. Но она заговорила с неподдель-ной торжественностью:
   – Я считаю своим долгом рассказать все, что вам поможет.
   Аллейн решил, что не следует пожимать ей руку, и лишь спокойно, но почтительно поблагодарил.
   – Спасибо, старшая сестра, вы приняли мудрое решение. А теперь перейдем к нашим насущным проблемам. Как мне известно, операцию проводил сэр Джон, ему ассистировал мистер Томс, а доктор Робертс выполнял функции анестезиолога. Сэр Джон сам приготовил раствор для инъекции гиосцина и сделал укол.
   – Да, сэр Джон всегда так поступает. Как я уже говорила, он очень скрупулезен.
   – Замечательное качество. А укол против гангрены сделал доктор Томс. Шприц подала ему сестра Харден. Так?
   – Да. Бедняга Харден. Она была чрезвычайно расстроена. Сэр Дерек был другом ее семьи, старинной семьи из Дорсетшира.
   – Вот как? Странное совпадение. А вскоре несчаст-ная девушка потеряла сознание?
   – Именно. Но, уверяю вас, во время операции она, как обычно, выполняла свою работу. – Голос Мэриголд дрогнул, словно она была не уверена в том, что сказала.
   – Я слышал, что с инъекцией против гангрены произошла заминка?
   – Всего на мгновение. Потом Харден призналась мне, что почувствовала слабость и пришлось минуту постоять, прежде чем принести шприц.
   – Понятно. Вот несчастье. А инъекцию камфары делала сестра Бэнкс?
   – Да. – Мэриголд поджала губы.
   – И она же готовила сыворотку?
   – Верно.
   – Полагаю, мне необходимо поговорить с ней. Не надо, чтобы, кроме нас и этой мраморной дамы, о моих мыслях кто-то знал, но сестра Бэнкс меня тревожит.
   – М-м-м… – потянула Мэриголд. – Неужели? Подумать только!
   – Однако это мой долг, я обязан! Она в здании?
   – Завтра сестра Бэнкс покидает нас. А сегодня, думаю, она в больнице.
   – Бэнкс покидает вас? Она и вас пугает, старшая сестра.
   Мэриголд недовольно надула губы.
   – Она не из тех, кого я хотела бы видеть в качестве своего ассистента. Моя точка зрения такова: личные чувства и тем более политические взгляды не должны влиять на работу медицинской сестры.
   – Я считал, что она исповедует высокие идеалы, – заметил Аллейн.
   – Высокие идеалы! – усмехнулась Мэриголд. – Левацкие штучки! Она имела наглость заявить мне в операционной, что обрадовалась бы, если бы больной… – Она запнулась и смущенно опустила голову. – Нет, конечно, ничего такого Бэнкс не имела в виду. И все же…
   – Совершенно верно. Некоторые из этих людей вам такого наговорят. С ее взглядами сам вид О’Каллагана был ей ненавистен.
   – Как она посмела? – возмутилась Мэриголд.
   – Вот и расскажите мне обо всем. – Аллейн почувствовал, что победа за ним.
   И не ошибся: недолго поколебавшись, старшая сестра начала говорить.

Три медсестры

Вторник, шестнадцатое. День

   Излияния сестры Мэриголд стали почти эпическим повествованием. Как только открывшиеся шлюзы дали выход ярости, признания полились полноводным потоком. Аллейн понял, что в глазах старшей сестры Бэнкс была убийцей. Прикрепленная к О’Каллагану сиделка сообщила ей, какое торжество испытала Бэнкс, узнав о смерти министра. А другая, которую прислали в операционную на подмену, потеряла голову и всем разболтала. Поначалу, руководимая, без сомнений, стремлением притушить назревающий в больнице скандал, Мэриголд решила говорить как можно меньше об этой несносной Бэнкс, но намек Аллейна, что под подозрение может попасть сэр Джон, его помощники и даже она сама, развязал ей язык. Она заявила, что Бэнкс была агентом врагов сэра Дерека. Аллейн давал ей возможность выговориться, не вмешиваясь в этот словесный поток. Оказалось, что у Мэриголд отличная память, и, осторожно задавая вопросы, он получил представление о череде событий во время и непосредственно перед операцией.
   В операционной оставались Филиппс, она, Томс и, вероятно, одна из медсестер. Мистер Томс, по ее словам, вышел в предоперационную через несколько мгновений после того, как сэр Джон приготовил шприц для инъекции. Когда Мэриголд повторила все по два-три раза, Аллейн заметил, что с его стороны невежливо так надолго ее отвлекать от работы, и по-просил устроить встречу с прикрепленной к сэру Дереку сестрой-сиделкой и той, что прислали им на подмену, но предупредил, чтобы не разглашала результаты вскрытия.
   Первой появилась подменная сестра. Она казалась встревоженной и не хотела отвечать на вопросы, но, успокоившись, повторила свой рассказ о том, как неприлично возликовала Бэнкс, узнав о смерти пациента. Вспомнила, что Бэнкс вечно надоедала коллегам, капая на мозги советскими байками. Но тут же нервно добавила, что Бэнкс была хорошей медсестрой и никогда не забывала о своих обязанностях по отношению к больному. Она перечислила выложенные на боковой столик перед операцией предметы: полная бутыль раствора гиосцина, ампула с антитоксином гангрены, шприцы, колба с дистиллированной водой. Сестра не сомневалась, что бутыль с раствором гиосцина была полна. Ей показалось, что затем из нее было использовано небольшое количество. Но сразу после операции она не смотрела на бутыль. Подтвердила то, что уже ранее сообщила старшая сестра: присланная на подмену все убрала и тщательно вычистила поверхность всех лотков. Старшая сестра – человек очень придирчивый. «Нет смысла в этом расследовании искать отпечатки пальцев», – со вздохом подумал Аллейн и, поблагодарив женщину, отпустил.
   Следующей в комнату вошла личная сестра-сиделка О’Каллагана по фамилии Грэм. Тихо приблизилась, улыбнулась Аллейну, заложила руки за спину и ждала, что последует дальше. У нее были широко расставленные голубые глаза, полные, насмешливые губы, слегка выдающиеся вперед зубы и изящная фигура. От нее веяло спокойствием и деловитостью, что порадовало старшего инспектора.
   – Присядьте, пожалуйста, – произнес он.
   Медсестра, опустившись на стул, удобно устроилась и выжидательно замерла.
   – Вы медсестра сэра Дерека? – начал Аллейн.
   – Да.
   – Сколько времени прошло до операции, с того момента как он поступил в больницу?
   – Около часа. Его привезли вскоре после того, как я в пять часов заступила на дежурство. Операция началась без пятнадцати шесть.
   – Сестра Грэм, не могли бы вы рассказать, что произошло в этот час, но так, словно в деталях описываете на бумаге.
   Женщина несколько секунд серьезно смотрела на него.
   – Постараюсь, – наконец проговорила она.
   Аллейн достал блокнот. Медсестра беспокойно покосилась на него и начала:
   – Вскоре после того как я заступила на дежурство, пришло сообщение, что сэра Дерека везут к нам, а меня назначили его сиделкой. Я встретила каталку, переложила сэра Дерека на кровать и подготовила к операции.
   – Вы делали ему какие-нибудь уколы?
   – Нет. От обычных в таких случаях морфия и атропина отказались. Вместо этого сэр Джон сделал инъекцию гиосцина.
   – Понятно. Что дальше?
   – Когда все это было выполнено, приехали леди О’Каллаган и сестра сэра Дерека. Мы завершили подготовку к операции, и их впустили в палату. В это время сэр Дерек находился в полусознательном состоянии.
   – Продолжайте, сестра.
   – Сначала я находилась вместе со всеми в палате. Леди О’Каллаган держалась прекрасно – спокойно, не нервировала больного. А вот мисс О’Каллаган выглядела расстроенной. Они сели около кровати. Я вышла переговорить с сэром Джоном, а когда вернулась, женщины беседовали между собой. Сэр Дерек лежал с закрытыми глазами, но на мгновение поднял веки и застонал. Видимо, в тот момент он находился в сознании, и мне показалось, будто ему плохо. Леди О’Каллаган вышла и с минуту о чем-то говорила с сэром Джоном. Затем мы все вернулись, и сэр Джон осмотрел больного. Пациенту как будто стало лучше, но я считаю, это оттого что он окончательно потерял сознание и находился в забытьи. Сэр Джон диагностировал прободной аппендицит и предложил вызвать мистера Сомерсета Блэка, чтобы тот немедленно приступил к операции. Леди О’Каллаган попросила, чтобы он оперировал сам, и он в конце концов согласился. Я вывела леди О’Каллаган и мисс О’Каллаган из палаты.
   Медсестра Грэм помолчала и очень серьезно по-смотрела на инспектора.
   – Не происходило ли чего-нибудь до того, как они вышли в коридор? – спросил Аллейн.
   – Вы имеете в виду?… Да, произошло… только, инспектор Аллейн, не придавайте этому большого значения. Я уверена: больной нисколько не сознавал, что говорит.
   – И все-таки, что он сказал?
   – Открыл глаза и произнес: «Нет… Не позволяйте», – а затем снова впал в бессознательное состояние.
   – У вас есть какие-нибудь соображения, что он хотел сказать?
   – Все, что угодно.
   – Куда он при этом смотрел?
   – На сэра Джона, который ближе всех находился к кровати.
   – Как бы вы описали его взгляд? Просящий? Умоляющий? Какой?
   – Нет… Напуганный. Но это ничего не означает. Он скорее выглядел как всякий пациент, которому вкололи наркотик – например, морфий. Характерный хмурый взгляд – я часто замечала такой у больных, когда на них начинал действовать наркотик.
   – Но тем не менее вы мне сказали, что ничего подобного ему не кололи.
   – Я не колола, – уточнила сестра Грэм.
   – У вас странная интонация: вы сделали акцент на «я». О чем вы подумали?
   Женщина смущенно поерзала и покраснела.
   – Я об этом никому не говорила. Мне показалось рискованным распространяться о том, что не является непреложным фактом.
   – Совершенно с вами согласен. Но, полагаю, мне вы должны сказать. Как-никак сэр Дерек О’Каллаган был убит. – Аллейн пристально посмотрел на медсестру. Она казалась пораженной и испуганной. Метнула на него быстрый взгляд, словно надеялась, что ослышалась. Старший инспектор выдержал небольшую паузу и продолжил: – Он получил смертельную дозу гиосцина. По крайней мере четверо могут попасть под подозрение. И тот инцидент, от которого вы стараетесь отмахнуться, может пролить свет на события и избавить от обвинений невиновного. Я слишком опытен в такого рода делах, чтобы делать поспешные выводы. Неужели вы считаете, что принесете кому-нибудь пользу, если станете держать меня в неведении?
   – Наверное, нет.
   – Позвольте, я вам помогу. Вы думаете, что некий человек дал что-то О’Каллагану – какой-то наркотик. Так?
   – По его виду это можно было предположить. Однако прошло слишком мало времени, чтобы наркотик подействовал.
   – Что произошло, когда вы вернулись к пациенту? Что вы обнаружили?
   – Вы очень проницательны, – заметила медсестра. – Я вернулась и начала прибираться в палате. Больной как будто спал. Я приподняла его веко – оказалось, он без сознания. Зрачок не сократился. Я понимала, что морфия ему дать не могли. Затем заметила под стулом обрывок бумаги и подобрала – на нем был кусочек сломанного сургуча. Ничего этого под кроватью не было, когда сэр Дерек поступил в клинику.
   – Вы его сохранили?
   – Да. Поинтересовалась, не давали ли что-нибудь сэру Дереку, и положила бумажку в ящик его туалетного столика. Она должна находиться до сих пор там.
   – Взгляну, если сумею, позднее. Кто сидел на этом стуле?
   – Мисс О’Каллаган. – Отвечая, медсестра явно испытывала неловкость.
   – Как долго мисс О’Каллаган оставалась наедине с больным? Три минуты? Пять?
   – Думаю, минут пять.
   – Вы не заметили чего-нибудь еще? Как, по-вашему, больной пил?
   – Стаканом на прикроватном столике кто-то пользовался.
   – Вы образцовый свидетель. Полагаю, стакан вымыли, как все остальное? Да, клиника – неподходящее место для охотников вроде меня. Не терзайтесь слишком по этому поводу. Вероятно, что все это никак не относится к делу. Но в любом случае было бы преступно скрывать подобные факты. Сознание, что поступил правильно, приносит утешение растревоженной душе.
   – Не сказала бы этого о себе.
   – Чепуха. А теперь будьте любезны, принесите мне тот кусочек бумаги и приведите сестру Бэнкс. Только не упоминайте, что произошло убийство. Кстати, что вы думаете о ее реакции на благую весть? Ведь она, как я понимаю, посчитала ее благой?
   – Она идиотка, – неожиданно ответила Грэм, – но не убийца.
   – Что конкретно она сказала?
   – Что-то из Библии. Мол, нужно возблагодарить Всевышнего за то, что он поверг врагов наших.
   – Удачный исход, – усмехнулся Аллейн. – Вот старая… Простите, сестра. Пошлите ко мне сестру Бэнкс. Но если услышите вопли, бегите меня спасать. У меня нет желания погибать у ног этой мраморной богини. Кстати, кто она? Анестезия?
   – Понятия не имею. – Сестра Грэм вдруг широко улыбнулась.
   Она вышла и вернулась с клочком бумаги, подобной тем, в которые аптекари заворачивают лекарства. По краям остались следы красного сургуча, а загибы свидетельствовали о том, что в бумагу заворачивали круглую коробочку. Аллейн вложил бумажку в свой блокнот.
   – Сестра Бэнкс ждет, – сообщила Грэм.
   – Спускайте с цепи! До свидания.
   – До свидания, инспектор.
   Бэнкс с вызывающим видом вошла и, отказавшись от стула, застыла на пороге. Аллейн из вежливости тоже не сел.
   – Сестра Грэм, наверное, вам сказала, чем я здесь занимаюсь, – начал он.
   – Да, что-то насчет Скотленд-Ярда, – усмехнулась Бэнкс. – Ничего не поняла из того, что она мне нагородила.
   – Я расследую обстоятельства смерти сэра Дерека О’Каллагана.
   – На дознании я все рассказала.
   Аллейн решил, что уловки в данном случае ни к чему.
   – Вы не упомянули, что произошло убийство.
   Ему показалось, что медсестра испугалась. Затем она глухо произнесла:
   – Да неужели?
   – Именно. Что вы об этом думаете?
   – Почему вы считаете, что это было убийство?
   – Вскрытие показало наличие в его органах не менее четверти грана гиосцина.
   – Четверти грана! – повторила Бэнкс.
   Старший инспектор вспомнил Филиппса. Ни хирург, ни медсестра не воскликнули, как можно было бы ожидать: «Как, гиосцин?» – а удивились количе-ству препарата.
   – Вы знали, что такая доза способна убить человека?
   – О да. Мистер Томс сказал… – Она осеклась.
   – Что же сказал мистер Томс?
   – Я слышала, как перед операцией он говорил, что четверть грана – смертельная для человека доза.
   – Почему возникла данная тема?
   – Не помню.
   – Вы готовили инъекцию камфары и антитоксина гангрены?
   – Да. Но не подмешивала гиосцин ни в тот, ни в другой раствор.
   – Не сомневаюсь, что найдутся средства это доказать, – учтиво согласился старший инспектор. – Разумеется, я буду это выяснять.
   – Вам и карты в руки! – ощетинилась Бэнкс.
   – Гиосцин готовил и колол сэр Джон?
   – И что из того? Сэр Джон в операционной не отравил бы и злейшего врага.
   – Я рад, что вы так считаете, – мягко заметил Аллейн. – Слышал, что вы восприняли это печальное событие как ниспосланное провидением.
   – Я агностик. Я сказала «если».
   – «Если»?
   – Восприняла бы именно так, если бы не была агностиком.
   – О, – улыбнулся старший инспектор. – Замысловато, но я вас понял. Кто из членов вашей команды оставался в операционной один?
   – Не помню.
   – Вы сами оставались?
   – Нет. Были Филиппс и Томс.
   – Когда?
   – Перед тем как стали мыться. Мы находились в предоперационной. Первым туда вышел Филиппс. За ним следом этот маленький придурок.
   – Имеете в виду мистера Томса?
   – Разве не ясно?
   – Вы намерены сегодня вечером слушать Николаса Какарова?
   Это был выстрел вслепую. Какаров собирался вечером выступить на большом митинге приверженцев Советов, и Скотленд-Ярд считал, что ненавязчивое присутствие полиции там не помешает. Сестра Бэнкс вздернула подбородок и обожгла инспектора взглядом.
   – Почту за честь присутствовать там! – громко провозгласила она.
   – Ай да приверженность! – в тон ей воскликнул Аллейн.
   Видимо, воодушевленная воспоминаниями о прошлых митингах, сестра Бэнкс внезапно ощутила сильное желание высказаться.
   – Можете улыбаться, – напустилась она на полицейского, – но это не надолго. Знаю я ваш тип: сыщик-джентльмен – последнее изобретение капиталистической системы. Вы добились всего благодаря связям, в то время как другие, куда лучше вас, совершают важную работу из сострадания к угнетенным. Когда наступит долгожданный рассвет, вы и вам подобные исчезнут. Считаете, что я убила Дерека О’Каллагана? Нет, я его не убивала. Но вот что я вам скажу: я была бы горда – слышите, я бы гордилась, – если бы это совершила я.