Марш Найо. Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти (сборник)

Найо Марш
Убийство в частной клинике. Смерть в овечьей шерсти
Сборник

Убийство в частной клинике

Даунинг-стрит, 10

Пятница, пятое. Вторая половина дня

   Министр внутренних дел с решительным видом отложил документы, которые читал, и окинул взглядом стол. Его снова, в который уже раз, поразило, с какой напыщенной торжественностью держатся остальные члены правительства. «Поистине, – подумал он, – смотримся как заседание кабинета министров в кино. Уж слишком мы правильные, чтобы быть настоящими». И словно для того, чтобы укрепить его в этой мысли, премьер-министр откинулся на спинку кресла, положил ладони на стол и кашлянул.
   – Итак, джентльмены, – важно начал он, – вот к чему мы пришли.
   – Сильно, – прокомментировал министр иностранных дел и, сложив на груди руки, возвел глаза к потолку.
   – Решительно, – добавил лорд-канцлер. – Я бы сказал, именно решительно.
   – А по-моему, – возразил министр связи, – и не слишком сильно, и не слишком решительно. – Нервным жестом, почти сделавшим его простым смертным, министр потеребил галстук и раздраженно добавил: – Черт побери, надо же что-то делать!
   Возникла пауза. Министр внутренних дел шумно вздохнул.
   – Итак, джентльмены, – повторил премьер-министр, – мы долго обсуждали этот вопрос, а теперь выслушали законопроект. Мы владеем всеми фактами. Вкратце дело обстоит следующим образом. Нам известно о деятельности анархистов. Мы знаем, что они собой представляют. И мы в курсе, что они готовы предпринять решительные действия. Мы согласны, что значение ситуации трудно переоценить. Доклады Министерства иностранных дел, секретной разведывательной службы и департамента уголовных расследований полицейского управления вполне убедительны. Мы имеем дело с реальной угрозой, и степень опасности продолжает расти. Дело неприятное. Данный законопроект, – он сделал жест в сторону министра внутренних дел, – можно назвать решительным. Кто считает, что он чрезмерно решителен? Необходимо внести изменения?
   – Нет, – отрезал министр связи. – Не нужно.
   – Согласен, – кивнул Генеральный прокурор.
   – Вам не приходило в голову, – спросил лорд-канцлер, взглянув через стол на министра внутренних дел, – что у вас, сэр Дерек, больше, чем у кого-либо, причин колебаться?
   Все повернули к нему головы. Министр внутренних дел улыбнулся.
   – В качестве инициатора законопроекта вы окажетесь в центре внимания, – продолжил лорд-канцлер. – Нам известно, на что способны эти люди. Слово «убийство» часто появляется в сообщениях. – Улыбка министра внутренних дел сделалась немного шире. – Полагаю, можно без преувеличений сказать, что они вами сильно заинтересуются. Вы учитывали подобную возможность, мой друг?
   – Ценю ваше замечание, – произнес министр внутренних дел. – Этот законопроект – мое детище. Я не собираюсь отказываться от своей роли в его подготовке и сумею о себе позаботиться.
   – Считаю, что министра внутренних дел необходимо обеспечить должной охраной, – заметил канцлер казначейства.
   – Разумеется, – с готовностью согласился премьер-министр. – Это наша обязанность перед страной. Ее ценности необходимо оберегать. А министр внутренних дел – исключительно ценный капитал.
   Сэр Дерек усмехнулся:
   – Могу вас заверить, что не собираюсь играть роль героя в мелодраматическом убийстве. Но и не вижу необходимости приходить в палату общин в окружении полицейских, переодетых моими личными секретарями и журналистами.
   – Вчера я встречался с Родериком Аллейном из уголовного розыска, – многозначительно продолжил премьер-министр. – Мы обсуждали это дело неофициально. Он некоторое время держал всю эту публику под наблюдением. Аллейн не из тех людей, кто стал бы сгущать краски, но, по его мнению, министру, который внесет законопроект, грозит реальная опасность от их организации. Убедительно вас прошу позволить Скотленд-Ярду принять для вашей защиты все меры, какие считают необходимыми.
   – Отлично, – проговорил сэр Дерек и, нервно поерзав в кресле, провел рукой по лицу. Затем устало спросил: – Я так понимаю, кабинет поддерживает законопроект?
   Министры вновь принялись обсуждать предложение. При этом вели себя до странности торжественно: обменивались принятыми в палате оборотами, сопровождая их особыми, присущими лишь политикам, жестами. Могло показаться, будто эти люди настолько впитали профессиональные манеры, что разучились быть естественными. Министр внутренних дел сидел, вперив взгляд в лежащие перед ним бумаги, словно с головой погрузился в тягостные размышления.
   Наконец премьер-министр поставил вопрос на голосование: считает ли кабинет целесообразным принять законопроект министра внутренних дел? Кабинет согласился.
   – Хорошо, – заключил председательствующий. – На этом закончим.
   Министр внутренних дел едва слышно простонал. Все повернулись к нему. Его лицо побелело, и он облокотился о стол.
   – О’Каллаган, что с вами? – забеспокоился министр связи. – Вы больны?
   – Все в порядке. Почувствовал боль, но она тут же прошла.
   – Бренди? – предложил премьер-министр и потянулся к колокольчику.
   – Воды, – прошептал сэр Дерек. – Простой воды. – Когда воду принесли, он жадно выпил ее и вытер лицо. – Теперь лучше. Прошу прощения.
   В него вглядывались озабоченно и тревожно. Лорд-канцлер неуверенно топтался рядом. Остальные смотрели с беспомощностью и страхом, как на внезапно заболевшего человека.
   – Должен перед вами извиниться, – произнес министр внутренних дел. – В последнее время я пару раз испытывал подобные приступы. Вероятно, аппендицит. Надо будет показаться врачу. Чертовски неприятное дело. Отношусь к подобным визитам как любой другой и хочу по возможности оттянуть до тех времен, пока не решится мой вопрос. – Он распрямился в кресле, а затем медленно встал. – Можно считать, что все согласовано?
   – Да, да. Не лучше ли вам полежать? – предложил премьер-министр.
   – Спасибо. Пожалуй, поеду домой. Не мог бы кто-нибудь сказать моему шоферу?
   О’Каллаган повернулся к двери. Министр связи сделал жест, словно хотел взять его за руку. Сэр Дерек благодарно кивнул, но вышел самостоятельно. В вестибюле секретарь, взяв у лакея пальто министра, помог ему одеться.
   – Проводить вас до машины, сэр Дерек? – спросил он.
   – Не надо, дружок. Мне уже лучше. – Он попрощался с премьером и ушел один.
   – Выглядит больным, – раздраженно заметил премьер-министр. – Остается надеяться, что это не серьезно.
   – Было бы жутко неудобно, – поморщился министр связи и поспешно добавил: – Бедняга О’Каллаган.
   В машине министр внутренних дел тоскливо по-смотрел в окно. Они свернули с Даунинг-стрит на Уайт-холл, был промозглый, ветреный вечер. Замерзшие лица прохожих, их безрадостно-тусклая, грязно-коричневая одежда не радовала взгляда. Люди шли, опустив головы под порывами ветра. В стекло машины судорожно бились мелкие капельки дождя. Сэр Дерек подумал, уж не в самом ли деле он серьезно болен? Им овладело уныние. Как бы не умереть от этих приступов, причиняющих ему такие страдания. Его смерть избавила бы анархистов и уголовный розыск от множества неприятностей. И его, кстати, тоже. Неужели ему есть какое-то дело до этого законопроекта и интриг людей, стремящихся реформировать британское правительство? Он ощущал лишь вялое безразличие и нежелание что-либо предпринимать. Видимо, он действительно болен.
   На Конститьюшн-Хилл машина попала в пробку. Сбоку к ним приблизилось такси. Министр разглядел внутри пассажира, но больше ничего. Таксист несколько раз покосился на водителя О’Каллагана и что-то крикнул. Тот грубовато ответил. У О’Каллагана возникло ощущение, будто пассажир такси пристально смотрит в его окно. За ним следили. В последнее время у него много раз возникало это чувство. Он вспомнил тревогу премьер-министра, и стало даже забавно. Дернул за шнурок, и салон автомобиля осветила лампа. Возникла мрачная мысль: «Пусть как следует разглядят, пока я жив».
   К его удивлению, салон такси тоже, словно в ответ, осветилось. Министр, загородившись от света рукой, вгляделся в проем окна. Единственным пассажиром такси оказался мужчина в смокинге. Он сидел, опираясь ладонями на рукоять трости. Слегка сдвинутая набок шелковая шляпа позволяла разглядеть четко очерченный, привлекательный профиль: интеллигентное холеное лицо с прямым носом, строгой линией рта и темными глазами. Мужчина не повернул головы, и пока сэр Дерек О’Каллаган пытался его рассмотреть, вереницы машин двинулись вперед, и такси осталось позади.
   «Этого человека я знаю», – с удивлением подумал министр. Он старался вспомнить, но это требовало слишком много усилий. И министр оставил попытки. Через несколько минут шофер подъехал к его дому на Кэтрин-стрит и открыл дверцу автомобиля. Министр медленно вышел и с трудом одолел ступени. Дворецкий впустил его внутрь. Сэр Дерек еще оставался в холле, когда к нему по лестнице спустилась жена. Он молча смотрел на нее.
   – Привет, Дерек, – сказала она.
   – Привет, Сесиль, – произнес министр.
   Женщина стояла у подножия лестницы и спокойно рассматривала его.
   – Ты задержался, – заметила она.
   – Разве? Да-да. Эти говоруны в парламенте все мололи и мололи. Не станешь возражать, если я не буду переодеваться? Вымотался.
   – Разумеется. У нас ужинает одна только Рут.
   О’Каллаган поморщился.
   – Что я могу поделать, если твоя сестра иногда проявляет желание повидаться с тобой? – спокойно заметила Сесиль.
   – Хорошо, хорошо, – устало отмахнулся муж.
   Он неприязненно посмотрел на жену и подумал, насколько же она утомительно привлекательна. Всегда ухоженна, элегантно одета и до жути холодна. Даже их объятия покрывала леденящая патина хорошего тона. Иногда у сэра Дерека возникало ощущение, что жена его недолюбливает, но и он не испытывал к ней каких-либо чувств. И считал, что женился в порыве мимолетного увлечения полярными исследованиями. Детей у них не было. И к лучшему, поскольку его род был отмечен пятном душевной болезни. Себя О’Каллаган считал вполне нормальным. Иначе благодаря жене симптомы давно бы проявились, язвительно думал он. Сесиль оказалась серьезной проверкой душевного равновесия.
   Она двинулась в гостиную, но на пороге задержалась и спросила:
   – Боли тебя сегодня беспокоили?
   – Да, – ответил министр.
   – Какая досада, – рассеянно пробормотала жена и скрылась в гостиной.
   Сэр Дерек несколько мгновений смотрел ей вслед, а затем пересек небольшой холл и оказался в своем кабинете – уютной комнате с хорошим камином, удобным столом и глубокими квадратными креслами. На решетке камина пылали кедровые поленья, а рядом с его любимым креслом ждал поднос со стаканами и графином с его любимым хересом. Жена все-таки следила, чтобы о нем должным образом заботились.
   О’Каллаган налил себе стакан хереса и стал разбираться с дневной почтой. Все послания оказалось до невозможности скучными. С официальной корреспонденцией работал его секретарь, а эти письма, видимо, посчитал личными. Многие из них были так и помечены. Один автор просил денег, другой – повышения по службе, третий требовал информацию. Конверт с напечатанным на машинке адресом был уже открыт секретарем. В нем лежал листок с анонимной угрозой – очередное из приходивших в последнее время похожих посланий. Сэр Дерек взял в руки последнее письмо, взглянул на конверт, удивленно изогнул брови и нахмурился. Допил херес и, прежде чем распечатывать конверт и читать текст, налил еще стакан.
   Письмо оказалось от Джейн Харден.
   От Джейн. Нечего надеяться, что та история закончится быстро. Глупо было рассчитывать, что она его отпустит, не создав проблем. Те выходные в Корнуолле показались весьма приятными, но еще до того, как завершились, сэр Дерек понял, что приобрел себе причину для беспокойства. Черт побери – женщины не бывают честными. Разглагольствуют о том, что хотят вести собственную жизнь, набираться, как мужчины, опыта, а затем нарушают правила игры. Он снова взглянул на письмо. Джейн напоминала, что «отдалась» ему (Что за чушь? Она хотела этого не меньше, чем он!), их семьи много веков соседствовали в Дорсете, преж-де чем ее отец обанкротился. От обвинения в неверности сэр Дерек вздрогнул и, будучи человеком консервативных взглядов и достаточно порядочным, ощутил неловкость. Джейн писала, что он держит ее за обычную потаскушку. Уж лучше бы она и была такой, раздраженно подумал он. Она сообщала, что собирается поступить на работу в частную клинику. Напишет ли он ей в «Клуб медицинских сестер»? До этого момента автор письма еще держала себя в руках. А затем, О’Каллаган отметил это с чувством, похожим на страх, ее пером овладели бьющие через край эмоции. Она любила его и вопрошала, что ей теперь делать. Неужели им обоим остается обо всем забыть? Джейн, как умела, боролась со своей душой, но не было ничего безнадежнее этой борьбы. Дьявол рвал ее душу на части, и если О’Каллаган ее бросит, дьявол ею овладеет. Джейн повторила, что любит его, и если он продолжит ее не замечать, она совершит нечто ужасное. Внезапным нетерпеливым жестом сэр Дерек скомкал письмо и швырнул в камин.
   – Проклятие! – воскликнул он. – Проклятие!
   В дверь тихонько постучали, и она открылась ровно настолько, чтобы показались большой нос, бесформенный рот, скошенный подбородок и огромная серьга.
   – Проблемы в правительстве, Дерри? – прозвучал кокетливый голос. – Государственные дела?
   – Заходи, Рут, – произнес сэр Дерек О’Каллаган.

Лекарство без рецепта

Пятница, пятое. Вечер

   Следующую неделю министр внутренних дел придерживался обычного распорядка. Он более или менее привык к приступам боли, хотя они стали чаще и бывали мучительнее. Он обещал себе, что обратится к врачу на следующий день после того, как представит законопроект в парламент. А пока, когда боль грозила стать невыносимой, глотал по три таблетки аспирина и становился все более подавленным и угнетенным. И все реже вспоминал о письме Джейн Харден.
   Сестра Рут, сама ипохондрик, постоянно навязывала ему какие-то странные пилюли, таблетки и капли. Завела привычку заходить к Дереку после обеда с пакетами из аптеки и сводящими с ума советами и соболезнованиями. В пятницу вечером он удалился к себе в кабинет, попросив жену, если появится Рут, сообщить ей, что он очень занят и его нельзя беспокоить. Жена некоторое время смотрела на него, а затем предложила:
   – Велю Нэшу сказать, что нас обоих нет дома.
   Министр помолчал и смущенно попытался объяснить:
   – Мне с ней как-то…
   – Она мне тоже надоела, – призналась жена.
   – Однако, Сесиль, она чрезвычайно добра. Не лучше ли будет…
   – Следовательно, ты ее примешь?
   – Ни в коем случае.
   – Вот и отлично, Дерек. Значит, я дам указание Нэшу. Боли тебя в последнее время тревожили?
   – Еще как. Спасибо, что интересуешься.
   – Поэтому ты такой раздражительный. Глупо с твоей стороны не показаться врачу.
   – Я же тебе говорил, что пойду к Джону Филиппсу, как только пройдет мой законопроект.
   – Решать, конечно, тебе. Сказать Нэшу, чтобы подал кофе тебе в кабинет?
   – Да, пожалуйста.
   – Хорошо. – Она так отчужденно произнесла это «хорошо», словно хотела показать, насколько ей было скучно слушать все, что он говорил. – Спокойной ночи, Дерек. Я лягу рано и тебя не потревожу.
   – Спокойной ночи, Сесиль.
   Она шагнула к нему. По неловкости его поцелуй пришелся не в щеку, а в губы. У Дерека даже возникла мысль, что надо бы извиниться, но он лишь повторил «Спокойной ночи» и отправился в кабинет.
   Там его ждал секретарь Рональд Джеймсон. Он только что окончил Оксфорд, был энергичным молодым человеком, но не из тех, кто чересчур усердствует. Работал хорошо и отличался смышленостью. О’Каллаган считал его вполне сносным секретарем и даже располагающим к себе человеком. Но нынешним вечером вид Джеймсона вызвал в нем раздражение и поверг в уныние.
   – Что вам, Рональд? – Сэр Дерек опустился в кресло и потянулся за сигарой.
   – Звонил сэр Джон Филиппс. Он хотел бы, если вы свободны, зайти к вам сегодня вечером.
   – Филиппс? Ему кто-нибудь говорил обо мне? Что ему надо? Это профессиональный визит?
   – Не думаю, сэр. Сэр Джон не упоминал о вашем… нездоровье.
   – Позвоните ему и скажите, что я с удовольствием приму его. Что-нибудь еще?
   – Эти письма… пришло еще одно с угрозой. Позвольте, сэр, я позвоню в Скотленд-Ярд.
   – Нет. Это все?
   – Было всего одно письмо с пометкой «личное», я положил его на стол.
   – Будьте добры, подайте мне.
   Джеймсон принес письмо, О’Каллаган посмотрел на конверт, и у него возникло ощущение, словно он проваливается вниз в кабине лифта. Письмо было от Джейн Харден. Он уронил руку с зажатым между пальцами конвертом и остался сидеть, глядя на огонь, с незажженной сигарой во рту. Рональд Джеймсон застыл в неловком ожидании. Наконец, достав зажигалку, поднес ее к сигаре О’Каллагана.
   – Благодарю вас, – рассеянно проговорил тот.
   – Что-нибудь еще?
   – Нет, спасибо.
   Джеймсон немного поколебался, беспокойно глядя на побелевшее лицо своего работодателя, затем, вспомнив, что Джон Филиппс ждет ответа, вышел.
   После того как дверь за секретарем закрылась, О’Каллаган сидел, глядя в камин. Затем с невероятным усилием заставил себя прочитать письмо. На сей раз Джейн Харден не умоляла, а горько и яростно обвиняла. Писала, что она на грани самоубийства. Добавляла, что если бы представилась возможность, то не задумываясь убила бы его.

   «Не попадайтесь мне на пути. Предупреждаю ради себя, а не ради вас. Я серьезно. От таких мужчин, как вы, Дерек, лучше держаться подальше. Это мое по-следнее слово.

Джейн Харден».

   О’Каллаган представил, как это письмо появляется на страницах бульварной газеты. Затем с удивлением услышал, что жена за дверью говорит с его секретарем. Что-то в ее голосе привлекло его внимание, и он прислушался.
   – …его что-то тревожит.
   – Я тоже так считаю, леди О’Каллаган, – тихо произнес Рональд.
   – …в чем дело… из-за каких-нибудь писем?
   – Сегодня показался особенно расстроенным… Конечно, этот законопроект…
   Сэр Дерек встал, пересек комнату и распахнул дверь. Сесиль и Рональд Джеймсон с заговорщическим видом смотрели друг на друга. Когда дверь открылась, они повернулись к нему. Секретарь покраснел и быстро перевел взгляд от мужа к жене, а Сесиль все так же спокойно продолжала смотреть на него. О’Каллаган почувствовал, что его от злости начинает колотить дрожь.
   – До сих пор, – сказал он Джеймсону, – у меня не было оснований полагать, что вы не понимаете конфиденциального характера своей работы. Очевидно, я ошибся.
   – Прошу прощения, сэр Дерек… это произошло, потому что…
   – Вы не вправе ни с кем обсуждать мои дела. Ни с кем! Ясно?
   – Да, сэр.
   – Не будь смешным, Дерек, – произнесла Сесиль. – Я задала мистеру Джеймсону вопрос, и он не мог на него не ответить. Мы оба беспокоимся о тебе.
   О’Каллаган дернул головой, давая понять секретарю, чтобы тот ушел. Поклон Джеймсона получился каким-то жалким. Он направился в свою комнату, задержался на пороге и, снова пробормотав извинения, скрылся.
   – Послушай, Дерек, – проговорила леди О’Каллаган. – Мне кажется, ты ведешь себя неразумно. Я только спросила этого несчастного молодого человека, не получал ли ты каких-нибудь писем, которые могли бы стать причиной твоего необъяснимого поведения. И он ответил, что с сегодняшней почтой пришло некое письмо, и оно, видимо, тебя расстроило. Что за письмо, Дерек? Новая угроза тех типов – анархистов?
   Министр был не настолько зол, чтобы не уловить новые нотки в голосе жены.
   – Подобные угрозы – неслыханная наглость, – поспешно продолжила она. – Не понимаю, почему ты не разберешься с этими людьми.
   – Письмо не имеет к ним никакого отношения, а мое, как ты выразилась, «необъяснимое поведение» никак не связано с этим письмом. Я нездоров и встревожен своим состоянием. Может, тебя обрадует, если я скажу, что сегодня вечером ко мне придет Джон Филиппс?
   – Рада слышать.
   Прозвенел дверной звонок, и супруги недоуменно переглянулись.
   – Рут? – недовольно прошептала леди О’Каллаган.
   – Меня нет, – быстро проговорил Дерек, почувствовав, что больше не сердится на жену. – Тебе тоже лучше скрыться, Сесиль.
   Она быстро направилась к его кабинету, и муж по-следовал за ней. Снизу донесся звук – Нэш открывал дверь.
   – Сэра Дерека и супруги нет дома, мадам.
   – Однако свет в кабинете горит.
   Супруги обменялись испуганными взглядами.
   – Вероятно, там мистер Джеймсон.
   – Именно его я и хотела повидать.
   Нэш растерянно пробормотал что-то. Затем они услышали стук, с которым зонт мисс Рут О’Каллаган занял свое место в стойке. Не сговариваясь, супруги подошли к камину, и леди О’Каллаган закурила.
   Открылась дверь, и появилась Рут. За ней мелькнуло страдающее лицо Нэша.
   – Вот вы где, дорогие. А Нэш сказал, что вы ушли.
   – Нас только «нет дома», дорогая, – объяснила Сесиль. – Дерек ждет врача. Нэш сглупил, не сообразив, что вас это не касается.
   – Ах вот как! – воскликнула Рут. – Нет, Дерри, дорогуша, тебе таким способом не избавиться от своей старушки сестры. Я пришла специально к тебе, и сильно рассержусь и жутко обижусь, если ты не выполнишь мою просьбу.
   Она порылась в бездонной сумке и извлекла из ее глубин знакомый запечатанный белый пакет.
   – Рут, я не могу глотать любое лекарство, которое попадается тебе на глаза!
   – А я и не жду, что ты меня послушаешься. Понимаю, ты считаешь, что твоя старушка сестра выжила из ума. Но она знает, что полезно ее большому знаменитому брату. Сесиль, вас он послушается. Убедите его принять один малюсенький порошочек. Они просто замечательные. Вот, прочитайте письма…
   Нетерпеливыми, неловкими пальцами она распаковала пакет, где лежала круглая зеленая коробочка, украшенная изображением обнаженного мужчины, перед которым было нарисовано нечто напоминающее разряд электрического тока.
   – Порошков всего шесть, – возбужденно продолжила Рут. – Но уже после первого отмечается заметное улучшение. «Живительные вольты». Пришли сот-ни писем от терапевтов, хирургов, политиков – да-да, Дерри, от многих политиков. Они буквально молятся на эти порошки. Не поверишь: у них были абсолютно те же симптомы, что у тебя.
   Ее напористость вызывала жалость. И вся она, со своими толстыми руками, водянистыми глазами и огромным носом, казалась неуклюжей и неукротимо пылкой.
   – Рут, ты же не знаешь, какие у меня симптомы!
   – Еще как знаю. Сильные схватки в животе. Сесиль, прочитайте все, что здесь написано.
   Леди О’Каллаган взяла коробочку и посмотрела на капсулу с лекарством.
   – Дам ему сегодня на ночь, – пообещала она, словно потакая раскапризничавшемуся ребенку.
   – Супер! – Рут имела привычку вворачивать в свою речь жаргонные словечки. – Рада до ужаса. Утром все твои боли исчезнут. – Лучезарно улыбнувшись, она сделала рукой неопределенный жест.
   – А теперь, моя старая девочка, боюсь, что улетучиться придется тебе. – Сэр Дерек тщетно пытался подстроиться под ее легкомысленный тон, изображая братскую игривость. – Кажется, я слышу, что ко мне явился Филиппс.
   – Пойдемте, Рут, – предложила Сесиль. – Нам пора удалиться. Спокойной ночи, Дерек.
   Рут приложила к губам шишковатый палец и притворно жеманно на цыпочках направилась к двери, но на пороге повернулась и послала брату воздушный поцелуй. Дерек услышал, как они поздоровались с сэром Джоном Филиппсом и стали подниматься по лестнице. Обрадовавшись, что избавился от сестры, О’Каллаган с удовольствием предвкушал дружескую встречу со своим старинным приятелем. Вот уж поистине будет настоящим облегчением рассказать ему, каким больным себя чувствует, и выслушать, насколько он действительно болен. Может, Филиппс даст ему какое-нибудь лекарство, которое хоть на время поможет. Ему уже стало немного лучше. Его болезнь скорее всего пустяк. Филиппс во всем разберется. В приятном ожидании сэр Дерек повернулся к двери. Створки распахнулись, и появился Нэш.
   – Сэр Джон Филиппс, сэр.
   Врач вошел. Высокий мужчина, он привычно горбился. С тяжелыми веками глаза необыкновенного светло-серого цвета были пронзительно блестящими. Никто не видел его без монокля, и ходил слух, будто и во время операций он держится у него в глазу без шнурка. Нос походил на клюв, а нижняя губа хищно выпячивалась вперед. Он был не женат и никем не увлечен, поэтому поговаривали, что все пациентки в него влюблялись. Видимо, медики уступали лишь актерам в выигрыше от того, что обладали тем странным качеством, которое зовется индивидуальностью. Сэр Джон Филиппс был личностью. И его резкость очаровывала не меньше известности, которую он заработал благодаря своим блестящим способностям.
   О’Каллаган шагнул к нему и протянул руку:
   – Филиппс, рад вас видеть!
   Врач сделал вид, будто не заметил его руки, и неподвижно стоял, пока за Нэшем не закрылась дверь. И только тогда заговорил:
   – Ваша радость уменьшится, когда узнаете, с чем я явился.
   – Не понимаю. О чем вы говорите?
   – Я с трудом могу поверить, что вообще говорю с вами.
   – Что, черт возьми, вы имеете в виду?
   – Именно то, что сказал. Я обнаружил, что вы мерзавец, и пришел заявить вам об этом.