– «Спок!» – сказала Сола самой себе, а потом в первый раз решилась произнести и другое имя: «Джим».
Но, кажется, она потеряла нить мысленного контакта и призывала на помощь одни лишь воспоминания. Да и они как бы угасли от всесокрушающего вихря чувства абсолютного удовольствия… Соле ничего не оставалось, как поддаться ему и испытать состояние блаженства, которое разумные существа имеют счастье испытывать лишь в очень редкие мгновения жизни. А она сможет испытывать его всякий раз, когда захочет этого.
Теперь Сола понимала подопытных крыс, признававших лишь один рычажок удовольствия.
Все ее тело содрогнулось, задрожало, как в лихорадке или в приступе нервной болезни. И это состояние беспомощности, лихорадящей парализованности нельзя было ни преодолеть, ни прервать, ни терпеть достаточно долго.
Сола почувствовала на своих плечах руки Аргунова, ощутила всю глубину его молодой отчаянности. Немного времени понадобилось ему, чтобы поверить в нее. Она попыталась представить его лицо перед своими закрытым глазами, но представилось другое… лицо вулканца, его руки…
Открыв глаза, Сола шагнула вперед, двигаясь, словно ребенок, который учится ходить, спотыкаясь, падая и все же продвигаясь вперед.
– «Джим!» – Глаза человека. И воспоминание о битве человека с огнедышащим драконом и с его собственными демонами – ревностью и жертвенностью.
Сола медленно продвигалась вперед.
Она видела, что теперь З'Элу парализовал сверхестественный страх перед ней. Ведь победа Солы будет для З'Элы не простым поражением в поединке, но признанием, что и она давным-давно могла бы вырваться из-под власти «Тотального Единства», освободив своего избранника.
Поравнявшись с ошеломленной З'Элой, Сола стремительным броском метнулась к панели управления, сверху вниз резко провела рукой по переключателям, надеясь вывести из строя систему, обеспечивающую технику безопасности работы всех систем. И услышала за своей спиной гудение заранского транспортатора.
В это самое время Сола дотянулась рукой до большого пурпурного рычага включения мощностей, собираясь перевести его вниз, но на ее руку легла другая, большая и сильная рука и отшвырнула Солу от панели управления.
Это была рука Солженова.
– Не думал я, что ты так быстро здесь управишься, моя дорогая, – с натянутой усмешкой проговорил он и повернулся к панели, чтобы привести ее в рабочий режим. Но в следующую секунду Аргунов, стоявший за его спиной, неожиданно дотянулся до пурпурного рычага и рванул его вниз.
Над работающими установками взметнулись языки пламени, ярко вспыхнули и тут же погасли лампы освещения, где-то внутри кратера послышалось угрожающее грохотание. Пол под ногами заходил ходуном. Но большинство установок продолжало работать, их автономное освещение разгоняло сумрак по дальним углам Центра Средоточия. Солженов в изумлении уставился на юного Стража, потом направил на него сигнал абсолютного удовольствия такой испепеляющей силы, что юноша окаменелой статуей стал опрокидываться на спину. Подоспевшая Сола обхватила его плечи, заглянула ему в глаза.
– Аргунов! – выкрикнула она. – Очнись! Не поддавайся!
Тело Аргунова сотрясала беспощадная нервная дрожь, его серо-голубые глаза, обезумевшие от боли, смотрели на Солу с выражением детской обиды. И вдруг обида сменилась яростью. Аргунов отчаянным усилием развел руки в стороны, вырываясь из плена беспомощности, сделал шаг назад и выпрямился так резко, что оказался в объятиях Солы: руки его оказались на ее груди.
Убедившись, что недавний безымянный страж твердо стоит на ногах, Сола выпустила его из своих объятий и повернулась к Солженову.
Она чувствовала, как сотрясался Центр Средоточия «Тотального Единства». Впервые люди, составлявшие его, видели, как кто-то оказывал открытое сопротивление «Единству» в целом. И это зрелище заражало.
Молодая женщина-заранка, молча наблюдавшая за всем происходящим со своего рабочего места, вдруг остановила пульт связи и направилась к Соле и Аргунову.
Несколько оправившись от потрясения, З'Эла направила сигнал удовольствия на связистку. Руки и ноги молодой заранки судорожно задергались. Казалось, она неминуемо должна была упасть, но она мучительно продолжала идти, глядя в глаза Солы. Оторвавшись от ее взгляда, Сола посмотрела на Солженова и удивилась: он был совершенно спокоен, как зритель, следящий за скучной игрой актеров в хорошо известном ему спектакле.
Земля под ногами неожиданно задрожала, в полу образовалась узкая трещина, из которой хлынула струя горячего пара, распространяя удушающую жару.
Солженов оставался все таким же спокойным и невозмутимо сказал:
– С нагромождением всех этих сооружений скоро будет покончено, моя дорогая, как и со всеми теми, кто не со мной. Мой звездолет готов. До его старта остаются считанные минуты. Ты сама создала эту ситуацию, сама и решай.
Он подошел к панели связи, перебросил несколько переключателей: в голографическом пространстве над корпусом панели возникло изображение двух фигур в натуральную величину. Солженов отступил назад, чтобы было видно, в каком безвыходном положении находятся обе фигуры, оказавшиеся на двух узких уступах, разделенных широкой расселиной, со дна которой поднимается бурлящая масса расплавленной лавы.
Капитан пребывал в полуобморочном состоянии и не мог осознать всю серьезность угрожающей ему опасности. Зато вулканец находился в полном сознании и видел, как поток расплавленной лавы поднимается все выше и выше, разъедая подножие уступов, готовых вот-вот обрушиться. Ширина расселины не позволяла ему добраться до Кирка, а дорогу назад преграждало псионное поле, в котором сосредоточилась вся мощь «Тотального Единства»: ни Кирк, ни Спок не смогли бы продвигаться в нем без защиты.
Через несколько минут оба уступа скроются под потоком лавы, если землетрясение не разрушит их еще раньше.
– Вот до чего дошло дело, моя дорогая, – сказал Солженов. – Но ты можешь спасти одного из них. Повторяю – одного. Ведь слияние возможно только с одним. Соединившись с любым из них, ты сможешь перенести своего избранника через поле Средоточия. Так что выбирай одного из…
Не дослушав, Сола выбежала из Центра и понеслась по коридору. Поле «Тотального Единства» не могло помешать ей: у нее были две нити, указывающие дорогу, две тонкие паутинки.
Путь был недальний, но Соле не приходилось совершать более долгого путешествия во всей своей жизни. Она бежала по душным коридорам с застоявшимся воздухом, дурно пахнущим парами извержения и серой, как должна пахнуть преисподняя земного ада и как пахнут некоторые «местечки» родной планеты вулканца. Это, и в самом деле, был ад, хоронящий все надежды на спасение.
Последний коридор вывел Солу к третьему уступу над расселеной. По форме он напоминал язык и был расположен почти посредине двух других, на которых находились Кирк и Спок. Поток лавы, разделяясь, огибал уступ, добираясь до ступней Солы.
Кирк только что пришел в себя, и Сола была первой, кого он заметил.
– Сола, убирайся отсюда! – выкрикнул он первое, что пришло ему в голову. Он был почти голый и выглядел так, словно продирался через заросли джунглей.
Сола ничего не ответила, разглядывая Спока. Кирк, проследив за ее взглядом, обернулся, увидел Спока и коротко, резко, грязно выругался.
– Помоги ему, – сказал вулканец, – он сможет добраться до тебя вон по тому уступу. – Спок указал рукой в сторону полуразрушенного коридора, где в массиве стены было несколько выбоин для ног, по которым достаточно подвижный человек мог добраться до безопасного места, скорее всего, стена скрывала от Кирка этот путь к спасению.
Но как только Кирк начнет продвигаться к выступу, дорогу ему преградит мощное псионное поле. Лишь соединившись с Солой и обретя в ней надежного защитника, сумеет он добраться до выступа и перебраться через него. И нельзя упускать этой возможности, ведь один из них может и должен спастись. Но пусть это будет капитан.
Тут Спок заметил тонкую водопроводную трубу, выступающую из стены на уровне его ног. Длина ее составляла не больше пятнадцати футов, провисших над кипящей лавой.
Если труба выдержит вес вулканца, если сам он не сделает ни одного неверного движения, то была вероятность того, что он доберется до конца трубы и сможет прыгнуть достаточно далеко, чтобы достичь безопасного места. Но к двум «если» необходимо было добавить и третье: если псионное поле не перехватит Спока в самом начале его пути.
Кирк тоже заметил вероятную возможность спасения и крикнул Соле:
– Спок сумеет пробраться вон по той водопроводной трубе. Забери сначала его. – Потом попытался осмотреть свой уступ, подполз к его краю и наткнулся на стену псионного поля.
Отпрянув назад, Кирк поднял глаза на Солу, прищурился и сказал:
– Вон оно в чем дело! Путь к нашему спасению проложен через объединение с тобой?
– Да, – мрачно подтвердила Сола. И я могу спасти лишь одного из вас, хотя бы попытаться это сделать. Но только одного. И только соединившись с ним.
– Тогда спасай Спока, – не раздумывая выкрикнул Кирк.
– Ни в коем случае! – возразил Спок. – Это исключено. – Он обратился к Соле: «Вызволяй его и уходите как можно скорей. Вы будете отвлекать внимание поля Средоточия, а я тем временем смогу передвигаться, используя возможности вулканца. Идите!»
По сути дела, мысль, высказанная Споком, была неплохой уловкой, опровергающей легенду о том, что вулканцы не способны лгать. И Сола даже не стала обсуждать ее: Кирк не стронется с места, пока не поверит в заведомую ложь. А он никогда не поверит в нее, что сразу же и подтвердил:
– Мистер Спок, вы меня не проведете. Я не сделаю ни шага, пока вы не покините эту преисподнюю. А как только покините, у меня появятся неплохие шансы на спасение. – Кирк повысил голос. – Мистер Спок, выбирайтесь отсюда любыми способами и без всяких возражений. Это приказ!
Спок склонил голову, посмотрел на него и ответил:
– Я отказываюсь подчиняться, капитан. Возникшие обстоятельства превыше служебной дисциплины.
Сола переводила взгляд с одного на другого. Оба они были в ее руках две судьбы в одной паре рук. Все зависело от ее выбора. Но она готова была поменяться местом с любым из них, чтобы не принимать никакого решения. И погубить обоих. И погибнуть самой.
Окончательно осознав невозможность выбора, Сола растерялась. И на нее нахлынули бессвязные обрывки воспоминаний: вот она впервые разглядывает Кирка на поляне – его белое лицо, его долгий-долгий взгляд и внезапную заинтересованность этого взгляда; Кирк услышал имя Солы Тэйн… И тот же Кирк, по сути дела, возвращающийся из состояния клинической смерти на корабле-разведчике, потому что она не позволила ему «уйти»… Кирк, отсылающий ее сбивать оковы со Спока и разгонять кружащихся над ним стервятников, пока вулканец не станет совершенно свободным… Кирк в дупле огнедышащего дракона… Кирк, спрыгивающий с дерева в самую гущу схватки с десятифутовыми полулюдьми-полуживотными, сражающийся своей легкой дубинкой, как непобедимый Геракл… И, наконец, Кирк, идущий в преисподню закладывать свою душу дьяволу ради свободы и счастья своего друга с женщиной, которую полюбил сам…
Но есть и Спок. Да, Сола видела его влачащим на себе цепи, скалу, стервятников-грифов и прочие условности. Но она видела его и обретающим свободу… пусть и на короткое время. В это время он был откровенным, как никогда, искренним и… уязвимым, оказавшись в ее власти. Вулканец не нашел убежища за своей «Великой стеной» и решил удалиться, чтобы найти выход из внутренних противоречий. Он никогда не забывал о Кирке и никогда не примирится с его жертвой…
Нет, между такими мужчинами нельзя выбирать. И нельзя не выбирать.
Отказ от выбора равносилен предательству.
И тут в сознании Солы прозвучал голос:
– Теперь ты осознала всю трудность своей проблемы? – спрашивал Солженов, представ перед ней односторонней голограммой, так что ни Кирк, ни Спок не могли его видеть.
– Да, – безмолвно ответила Сола и услышала беззвучный смех.
– Это и есть дилемма настоящего дьявола. Вы все полагали, что Гейлбрейс искушает вас. Глупцы! Вашим дьяволом-искусителем был и остаюсь я. Ты готова заплатить мне за то, чтобы они никогда не узнали твоего выбора?
У Солы перехватило дыхание.
– Что же ты запросишь с меня?
– Нечто большее, чем твоя душа.
Гейлбрейс, видя их затруднения, удовлетворенно заметил:
– Вы хотели испытать на себе «Единство»? Вот и пришло ваше время. Он протянул руку, дотронулся ею до лица Маккоя.
Доктор не стал сопротивляться, только покрепче сжал челюсти, потом произнес:
– Вытащите их оттуда.
– Сначала нам надо попасть туда через мистера Добиуса, – ответил Гейлбрейс, растворяя сознание Маккоя в «Единстве».
После короткого замешательства доктор с изрядной долей любопытства обнаружил, что смотрит на мир чужими глазами, ощущает себя в чужом здоровенном теле, испытывая непреклонную решимость добиться поставленной цели. В следующее мгновение он уже смотрел глазами Добиуса. Последовало еще одно перемещение, и Маккой осознал, что они втроем попали в поток «Тотального Единства». Поток был мощный, всепроникающий, но неожиданно в нем почувствовались какие-то завихрения, стремительные противотоки, свидетельствующие о беспорядке, неповиновении, о прямом бунте.
«Тотальное Единство» охватило смятение и каждой своей отдельной «клеточкой» оно сознавало, что вулкан вышел из повиновения и вот-вот все рухнет. Но все частицы удерживались на своем посту спокойной волей Солженова, который как бы завис в пространстве над огненным потоком лавы, не спуская глаз с Солы Тэйн, одиноко стоявшей на крохотном уступе среди огнедышащего озера.
Но вот Солженов почувствовал присутствие Гейлбрейса и голографическое изображение его повернулось лицом к послу и сопровождавшим его людям.
Неожиданно для себя Маккой стал видеть глазами властелина этой преисподней, услышал его мысленный приказ сформировать голограммы Гейлбрейса, Добиуса и его. Что в считанные секунды и было исполнено. Кирк, Спок и Сола вскинули головы вверх, и Маккой увидел их уже своими глазами, хоть мог еще смутно улавливать мысли обоих «Единств».
– Как видите, Гейлбрейс, и вы, доктор, – заговорил Солженов, – а также и ваш сопровождающий, испытание уже началось. Сола может спасти только одного из них, соединившись с ним и став моим орудием. Это выбор между жизнью и смертью. Мне совершенно безразлично, какого мужчину она выберет, – дело не в них, а в ней, в ее потенциальных способностях. С Солой и только с Солой, посол Гейлбрейс, «Единство» придет в Галактику еще при жизни любого из нас. И положит конец всем войнам, решит проблемы всех одиночек-индивидуалов. Жизнь обновится, станет формой деятельности «многоклеточного» единого организма.
– Только в том случае, если я присоединюсь к вам, – вставил Гейлбрейс. – А если нет, Галактика станет полигоном соперничества между разными «многоклеточными» организмами. Возможно, это и продвинет эволюцию дальше, а возможно, положит начало битве титанов, по сравнению с которой все прежние войны окажутся невинными бескровными стычками одиночек.
Солженов злорадно усмехнулся;
– Вот именно. Предстоящая битва титанов будет такой, что на ее фоне Армагеддон предстанет легкой разминкой перед сражением. О компромиссе не может быть и речи, Гейлбрейс. Ваша прекрасная мечта о множестве «Единств» – всего лишь химера. Должно восторжествовать одно единственное объединение, иначе неизбежна война всех против всех. И только «Тотальное Единство», вооруженное силой Солы, приведет ко всеобщему объединению.
– Почему? – выкрикнул вдруг со своего уступа смертельно бледный Кирк, найдя откуда-то силы и на крик, и на вспышку страстной мысли. – Почему множество и разнообразие форм существования непременно должно означать вражду и неприязнь? Даже мы, одиночки-индивидуалы, познали и в любви, и в дружбе единство, которое понимаем не так, как вы. Для нас ваше «Единство» означает разрушение и неизбежный конец неповторимой, уникальной сущности, ее обезличивание, обесчеловечивание. А наш вид единства – Кирк указал рукой на Солу, на Спока – это торжество человеческой личности. И любовь с ее страстью, и дружба, да, в конце концов, и право на индивидуальный выбор существуют лишь благодаря различию между отдельными личностями. И все это мы потеряем в вашем «Единстве», потому и сопротивляемся вам, не жалея своих жизней. Так почему вы не допускаете мысли, что два разных единения могут стремиться друг к другу как раз благодаря своим несхожестям? Что мешает вам искать дружбы или даже любви между вашими общностями?
– Мешает посторонняя сила, – ответил Гейлбрейс. – Сообщество либо развивается и крепнет, либо хиреет и погибает.
– Младенцы рождаются беспомощными, – возразил Кирк. – Но дети развиваются и крепнут, а взрослые – любят.
Солженов пожал плечами.
– Капитан, вам выпала счастливая случайность жить в зрелую пору расцвета вашего вида. Мой же вид находится в стадии младенчества. Откуда мне знать, каким будет мое «Единство» в пору его зрелости? Может ли гусеница представить себе бабочку, в которую ей суждено превратиться? Но гусеница обязана сплести свой кокон, а я свой. Но мы отходим от сути дела. – Он посмотрел на Солу. – У тебя мало времени, моя дорогая. А у них еще меньше. – Солженов указал рукой на Кирка и на Спока. Твое решение?
– Сола, – твердо сказал Кирк, – не заключай никаких сделок, помоги Споку, а со мной все будет в порядке.
Сола обратилась к нему:
– А с кем и какую сделку заключишь ты? Ведь если я откажу Солженову, то он бросит тебя на произвол судьбы и ты неминуемо погибнешь. А без тебя у нас со Споком ничего не останется.
– Ты права, – вмешался вулканец. – Вызволи капитана, а я постараюсь выбраться сам, своими силами.
– И ты заставишь меня жить потом, зная, что ты солгал? О чем ты говоришь, Спок?
Он отвел от нее взгляд и глухо проговорил:
– Ты обязана жить. Только забери капитана.
Сола повернулась к Солженову:
– Я не могу выбирать между ними и не буду.
– Ну что ж… – развел руками Солженов. – Или приговаривай их обоих к смерти, или соглашайся на мои условия.
– Я… – начала было Сола, но Кирк прервал ее:
– Нет!… Солженов, ты хочешь заполучить душу. Хорошо. В моем лице ты нашел жертву. Я не стану обещать, что не буду бороться с тобой, попав в твое «Единство». Но ты можешь использовать меня в своих целях.
Необязательно же мне принадлежать тебе или Гейлбрейсу, может быть, я смогу стать «мостиком» между вами, могу как-то повлиять на посла и он присоединится к вам… А мой корабль, Сола и Спок должны получить свободу, – нравится это им или нет. Солженов улыбнулся.
– Интересное предложение, капитан. Вы и вправду считаете, что ваша душа представляет для меня какую-то ценность?
– Да. – уверенно ответил Кирк.
– Гейлбрейс, – обратился Солженов к послу. – Вы и в самом деле готовы использовать капитана в качестве мостика между нами?
– А почему бы и нет? Но сначала он должен стать частью моего «Единства».
– И тогда вы сможете отказаться от союза со мной? – спросил Солженов.
– Я должен всесторонне обдумать этот вопрос и только потом дать ответ, – сказал Гейлбрейс. Солженов рассмеялся.
– К тому времени я, скорей всего, разрешу свой вопрос и откажусь от капитана в вашу пользу.
Спок наклонился над расселиной, взгляд его стал жестким:
– Такие жертвы мне не нужны, я их не приму.
Кирк выдержал его взгляд и ответил:
– А я и не предлагаю себя в жертву. Просто у меня появилось пристрастие к единению. Или… к «Единству». Это лучшее решение проблемы, Спок. Мы трое боролись до последнего, но, к сожалению, суть происходящего лежит за пределами наших понятий. Я не могу отнять Солу у тебя, как не могу видеть ее рядом с тобой. И не могу от вас уйти. Ты тоже не можешь. И она не может. Мы в безвыходном положении. Нам не выиграть, если мы не заплатим какую-то определенную цену. А освободив свой корабль, я смогу разобраться с проблемой «Единства». Не думаю, что оно останется прежним после моего присоединения к нему. И, во всяком случае, я не буду в нем одинок. Как не будешь и ты. Спок шагнул на самый край уступа, посмотрел вниз, на кипящую лаву, и предупредил:
– При первой же твоей попытке пожертвовать собой, Джим, я обессмыслю твою жертву.
– Спок! – закричал Кирк.
– Вопрос о выборе закрыт, – быстро проговорила Сола, в свою очередь, встав на край своего уступа. – Солженов, никто из них не станет твоим. Она высоко подняла голову. – Как и моим. У них свое предназначение, своя дорога в жизни. А у меня своя. На короткое время наши дороги пересеклись, а теперь должны снова разойтись в разные стороны. Я не могу ни остаться, ни уйти с одним из них. И не могу допустить, чтобы один из них оказался рядом с мертвым телом другого. Поэтому я остаюсь с тобой, Солженов, – но не как женщина, связанная узами со своим избранником, не как твое псионное оружие, но как вольное создание с пробужденной способностью к единству.
Пусть это будет моей проблемой. А возможно, – и твоей. Во всяком случае, для начала ты отпустишь «Энтерпрайз» и позволишь уйти от тебя всем Аргуновым и З'Элам, после чего мы выясним с тобой, как будет развиваться и мужать наше «Единство», превращаясь из куколки в бабочку.
– Нет! – прокричал Кирк. И Маккой подумал, что все они тут сошли с ума, потому что не могут же не слышать и не видеть, как таинственная рука пишет на стене слова неотвратимого приговора: исчислено время этой преисподней и положен ей конец. А все споры-разговоры пишутся вилами по воде. О чем бы не разглагольствовала Сола с Солженовым, она поняла, что ни Кирк, ни Спок не могут принадлежать ей ни порознь, ни, упаси, Боже, оба сразу.
– Сола, – не унимался Кирк. – Не уходи во мрак ночи. Ты больше всех заслуживаешь лучшей участи.
Сола улыбнулась и ответила:
– Я уже получила сегодня самое лучшее в моей жизни. Вы оба подарили мне его. И это будет поддерживать меня всегда и везде. Во всяком случае, должно поддерживать. Правда, осталась одна непроверенная предпосылка.
Возможно, я нашла бы ответ на нее, если бы капитан был одного вида со мной и если бы нас не подвергли этому испытанию. Но учитывая мой вид, подозреваю, что ответ был бы чисто биологический, а не логический.
– О какой предпосылке идет речь? – спросил Спок.
Взгляд Солы засветился каким-то внутренним торжеством, когда она ответила:
– Это предпосылка о вечной сущности моногамии.
Кирк и Спок обменялись быстрыми взглядами, и Маккою показалось, что они были ошеломлены.
Взгляд Солженова стал еще более жестким.
– Ты требуешь невозможного, – ответил он Соле. – А кроме того, это не даст ответа на вопрос Гейлбрейса, не так ли, посол?
– Нет, – ответил Гейлбрейс, – Не даст.
– Именем Господа, что за вопрос вы задаете? – взорвался Маккой, испытывая одновременно и страх, и гнев.
– Я задаю этот вопрос не от имени Господа, доктор, – ответил посол. Но от своего собственного. И суть его проста: единение или «Единство»?
Капитан проповедует некую силу любви индивидуумов, которая не может быть ни разрушена, ни заменена «Единством». Если это так, то я, в конечном счете, должен буду сохранить свое объединение в первозданном виде, учась терпимости по отношению к другим сообществам, а, может быть, даже любви.
Но если капитан ошибается, мы должны иметь лишь одно «Тотальное Единство» Солженова, чтобы предотвратить надвигающийся на нас хаос.
Гейлбрейс сделал паузу и закончил:
– Все предположения о жертвенности любви не дают ответа на этот вопрос, как и ваша готовность к самопожертвованию ничего не говорят о силе, – подчеркиваю! – о силе любви.
– Совершенно верно, – сказал Солженов и обратился к Соле. – Я приму твое контрпредложение, но с одним условием. Докажи мне, что сила любви, которую вы исповедуете, сила единства, существующего между вами тремя, сильнее моего «Единства»: помоги им обоим добраться до тебя живыми и невредимыми, не соединившись впоследствии ни с одним из них. Если ты сумеешь это сделать, я отпущу их вместе с их кораблем и… со всеми странниками, стучащимися в их ворота. Да, со всеми Аргуновыми и З'Элами, предпочитающими уйти от меня. А потом мы обсудим с тобой вопрос о нашем союзе. Сола отвернулась от Солженова и взглянула на глубокую, разверзшуюся у ее ног пропасть. Вместе с ней Маккой увидел шаткие остатки трубопровода, по которым вулканец мог бы добраться до Солы, если бы он был полуакробатом, полуобезьяной и полностью сумасшедшим. А узкие выбоины и щербины в стене, которыми мог бы воспользоваться Кирк, даже безумцу не оставляли надежды на спасение.
И тут же Маккой ощутил плотное, вязкое, как клей, псионное поле «Тотального Единства», направленное на Кирка и Спока, уловил в нем что-то незнакомое для себя. Что это? Ощущение удовольствия? Да, абсолютного удовольствия, граничащего с нестерпимой болью. Доктор сумел распознать и способ воздействия этого ощущения, в первую очередь поразившего Спока: жгучий «усик» проник в мозговые центры удовольствия, а затем яростно вонзился в точки слияния с подругой, избранной на всю жизнь. Это были самые потаенные, но зато и самые уязвимые чувства у вулканца.
Но, кажется, она потеряла нить мысленного контакта и призывала на помощь одни лишь воспоминания. Да и они как бы угасли от всесокрушающего вихря чувства абсолютного удовольствия… Соле ничего не оставалось, как поддаться ему и испытать состояние блаженства, которое разумные существа имеют счастье испытывать лишь в очень редкие мгновения жизни. А она сможет испытывать его всякий раз, когда захочет этого.
Теперь Сола понимала подопытных крыс, признававших лишь один рычажок удовольствия.
Все ее тело содрогнулось, задрожало, как в лихорадке или в приступе нервной болезни. И это состояние беспомощности, лихорадящей парализованности нельзя было ни преодолеть, ни прервать, ни терпеть достаточно долго.
Сола почувствовала на своих плечах руки Аргунова, ощутила всю глубину его молодой отчаянности. Немного времени понадобилось ему, чтобы поверить в нее. Она попыталась представить его лицо перед своими закрытым глазами, но представилось другое… лицо вулканца, его руки…
Открыв глаза, Сола шагнула вперед, двигаясь, словно ребенок, который учится ходить, спотыкаясь, падая и все же продвигаясь вперед.
– «Джим!» – Глаза человека. И воспоминание о битве человека с огнедышащим драконом и с его собственными демонами – ревностью и жертвенностью.
Сола медленно продвигалась вперед.
Она видела, что теперь З'Элу парализовал сверхестественный страх перед ней. Ведь победа Солы будет для З'Элы не простым поражением в поединке, но признанием, что и она давным-давно могла бы вырваться из-под власти «Тотального Единства», освободив своего избранника.
Поравнявшись с ошеломленной З'Элой, Сола стремительным броском метнулась к панели управления, сверху вниз резко провела рукой по переключателям, надеясь вывести из строя систему, обеспечивающую технику безопасности работы всех систем. И услышала за своей спиной гудение заранского транспортатора.
В это самое время Сола дотянулась рукой до большого пурпурного рычага включения мощностей, собираясь перевести его вниз, но на ее руку легла другая, большая и сильная рука и отшвырнула Солу от панели управления.
Это была рука Солженова.
– Не думал я, что ты так быстро здесь управишься, моя дорогая, – с натянутой усмешкой проговорил он и повернулся к панели, чтобы привести ее в рабочий режим. Но в следующую секунду Аргунов, стоявший за его спиной, неожиданно дотянулся до пурпурного рычага и рванул его вниз.
Над работающими установками взметнулись языки пламени, ярко вспыхнули и тут же погасли лампы освещения, где-то внутри кратера послышалось угрожающее грохотание. Пол под ногами заходил ходуном. Но большинство установок продолжало работать, их автономное освещение разгоняло сумрак по дальним углам Центра Средоточия. Солженов в изумлении уставился на юного Стража, потом направил на него сигнал абсолютного удовольствия такой испепеляющей силы, что юноша окаменелой статуей стал опрокидываться на спину. Подоспевшая Сола обхватила его плечи, заглянула ему в глаза.
– Аргунов! – выкрикнула она. – Очнись! Не поддавайся!
Тело Аргунова сотрясала беспощадная нервная дрожь, его серо-голубые глаза, обезумевшие от боли, смотрели на Солу с выражением детской обиды. И вдруг обида сменилась яростью. Аргунов отчаянным усилием развел руки в стороны, вырываясь из плена беспомощности, сделал шаг назад и выпрямился так резко, что оказался в объятиях Солы: руки его оказались на ее груди.
Убедившись, что недавний безымянный страж твердо стоит на ногах, Сола выпустила его из своих объятий и повернулась к Солженову.
Она чувствовала, как сотрясался Центр Средоточия «Тотального Единства». Впервые люди, составлявшие его, видели, как кто-то оказывал открытое сопротивление «Единству» в целом. И это зрелище заражало.
Молодая женщина-заранка, молча наблюдавшая за всем происходящим со своего рабочего места, вдруг остановила пульт связи и направилась к Соле и Аргунову.
Несколько оправившись от потрясения, З'Эла направила сигнал удовольствия на связистку. Руки и ноги молодой заранки судорожно задергались. Казалось, она неминуемо должна была упасть, но она мучительно продолжала идти, глядя в глаза Солы. Оторвавшись от ее взгляда, Сола посмотрела на Солженова и удивилась: он был совершенно спокоен, как зритель, следящий за скучной игрой актеров в хорошо известном ему спектакле.
Земля под ногами неожиданно задрожала, в полу образовалась узкая трещина, из которой хлынула струя горячего пара, распространяя удушающую жару.
Солженов оставался все таким же спокойным и невозмутимо сказал:
– С нагромождением всех этих сооружений скоро будет покончено, моя дорогая, как и со всеми теми, кто не со мной. Мой звездолет готов. До его старта остаются считанные минуты. Ты сама создала эту ситуацию, сама и решай.
Он подошел к панели связи, перебросил несколько переключателей: в голографическом пространстве над корпусом панели возникло изображение двух фигур в натуральную величину. Солженов отступил назад, чтобы было видно, в каком безвыходном положении находятся обе фигуры, оказавшиеся на двух узких уступах, разделенных широкой расселиной, со дна которой поднимается бурлящая масса расплавленной лавы.
Капитан пребывал в полуобморочном состоянии и не мог осознать всю серьезность угрожающей ему опасности. Зато вулканец находился в полном сознании и видел, как поток расплавленной лавы поднимается все выше и выше, разъедая подножие уступов, готовых вот-вот обрушиться. Ширина расселины не позволяла ему добраться до Кирка, а дорогу назад преграждало псионное поле, в котором сосредоточилась вся мощь «Тотального Единства»: ни Кирк, ни Спок не смогли бы продвигаться в нем без защиты.
Через несколько минут оба уступа скроются под потоком лавы, если землетрясение не разрушит их еще раньше.
– Вот до чего дошло дело, моя дорогая, – сказал Солженов. – Но ты можешь спасти одного из них. Повторяю – одного. Ведь слияние возможно только с одним. Соединившись с любым из них, ты сможешь перенести своего избранника через поле Средоточия. Так что выбирай одного из…
Не дослушав, Сола выбежала из Центра и понеслась по коридору. Поле «Тотального Единства» не могло помешать ей: у нее были две нити, указывающие дорогу, две тонкие паутинки.
Путь был недальний, но Соле не приходилось совершать более долгого путешествия во всей своей жизни. Она бежала по душным коридорам с застоявшимся воздухом, дурно пахнущим парами извержения и серой, как должна пахнуть преисподняя земного ада и как пахнут некоторые «местечки» родной планеты вулканца. Это, и в самом деле, был ад, хоронящий все надежды на спасение.
Последний коридор вывел Солу к третьему уступу над расселеной. По форме он напоминал язык и был расположен почти посредине двух других, на которых находились Кирк и Спок. Поток лавы, разделяясь, огибал уступ, добираясь до ступней Солы.
Кирк только что пришел в себя, и Сола была первой, кого он заметил.
– Сола, убирайся отсюда! – выкрикнул он первое, что пришло ему в голову. Он был почти голый и выглядел так, словно продирался через заросли джунглей.
Сола ничего не ответила, разглядывая Спока. Кирк, проследив за ее взглядом, обернулся, увидел Спока и коротко, резко, грязно выругался.
– Помоги ему, – сказал вулканец, – он сможет добраться до тебя вон по тому уступу. – Спок указал рукой в сторону полуразрушенного коридора, где в массиве стены было несколько выбоин для ног, по которым достаточно подвижный человек мог добраться до безопасного места, скорее всего, стена скрывала от Кирка этот путь к спасению.
Но как только Кирк начнет продвигаться к выступу, дорогу ему преградит мощное псионное поле. Лишь соединившись с Солой и обретя в ней надежного защитника, сумеет он добраться до выступа и перебраться через него. И нельзя упускать этой возможности, ведь один из них может и должен спастись. Но пусть это будет капитан.
Тут Спок заметил тонкую водопроводную трубу, выступающую из стены на уровне его ног. Длина ее составляла не больше пятнадцати футов, провисших над кипящей лавой.
Если труба выдержит вес вулканца, если сам он не сделает ни одного неверного движения, то была вероятность того, что он доберется до конца трубы и сможет прыгнуть достаточно далеко, чтобы достичь безопасного места. Но к двум «если» необходимо было добавить и третье: если псионное поле не перехватит Спока в самом начале его пути.
Кирк тоже заметил вероятную возможность спасения и крикнул Соле:
– Спок сумеет пробраться вон по той водопроводной трубе. Забери сначала его. – Потом попытался осмотреть свой уступ, подполз к его краю и наткнулся на стену псионного поля.
Отпрянув назад, Кирк поднял глаза на Солу, прищурился и сказал:
– Вон оно в чем дело! Путь к нашему спасению проложен через объединение с тобой?
– Да, – мрачно подтвердила Сола. И я могу спасти лишь одного из вас, хотя бы попытаться это сделать. Но только одного. И только соединившись с ним.
– Тогда спасай Спока, – не раздумывая выкрикнул Кирк.
– Ни в коем случае! – возразил Спок. – Это исключено. – Он обратился к Соле: «Вызволяй его и уходите как можно скорей. Вы будете отвлекать внимание поля Средоточия, а я тем временем смогу передвигаться, используя возможности вулканца. Идите!»
По сути дела, мысль, высказанная Споком, была неплохой уловкой, опровергающей легенду о том, что вулканцы не способны лгать. И Сола даже не стала обсуждать ее: Кирк не стронется с места, пока не поверит в заведомую ложь. А он никогда не поверит в нее, что сразу же и подтвердил:
– Мистер Спок, вы меня не проведете. Я не сделаю ни шага, пока вы не покините эту преисподнюю. А как только покините, у меня появятся неплохие шансы на спасение. – Кирк повысил голос. – Мистер Спок, выбирайтесь отсюда любыми способами и без всяких возражений. Это приказ!
Спок склонил голову, посмотрел на него и ответил:
– Я отказываюсь подчиняться, капитан. Возникшие обстоятельства превыше служебной дисциплины.
Сола переводила взгляд с одного на другого. Оба они были в ее руках две судьбы в одной паре рук. Все зависело от ее выбора. Но она готова была поменяться местом с любым из них, чтобы не принимать никакого решения. И погубить обоих. И погибнуть самой.
Окончательно осознав невозможность выбора, Сола растерялась. И на нее нахлынули бессвязные обрывки воспоминаний: вот она впервые разглядывает Кирка на поляне – его белое лицо, его долгий-долгий взгляд и внезапную заинтересованность этого взгляда; Кирк услышал имя Солы Тэйн… И тот же Кирк, по сути дела, возвращающийся из состояния клинической смерти на корабле-разведчике, потому что она не позволила ему «уйти»… Кирк, отсылающий ее сбивать оковы со Спока и разгонять кружащихся над ним стервятников, пока вулканец не станет совершенно свободным… Кирк в дупле огнедышащего дракона… Кирк, спрыгивающий с дерева в самую гущу схватки с десятифутовыми полулюдьми-полуживотными, сражающийся своей легкой дубинкой, как непобедимый Геракл… И, наконец, Кирк, идущий в преисподню закладывать свою душу дьяволу ради свободы и счастья своего друга с женщиной, которую полюбил сам…
Но есть и Спок. Да, Сола видела его влачащим на себе цепи, скалу, стервятников-грифов и прочие условности. Но она видела его и обретающим свободу… пусть и на короткое время. В это время он был откровенным, как никогда, искренним и… уязвимым, оказавшись в ее власти. Вулканец не нашел убежища за своей «Великой стеной» и решил удалиться, чтобы найти выход из внутренних противоречий. Он никогда не забывал о Кирке и никогда не примирится с его жертвой…
Нет, между такими мужчинами нельзя выбирать. И нельзя не выбирать.
Отказ от выбора равносилен предательству.
И тут в сознании Солы прозвучал голос:
– Теперь ты осознала всю трудность своей проблемы? – спрашивал Солженов, представ перед ней односторонней голограммой, так что ни Кирк, ни Спок не могли его видеть.
– Да, – безмолвно ответила Сола и услышала беззвучный смех.
– Это и есть дилемма настоящего дьявола. Вы все полагали, что Гейлбрейс искушает вас. Глупцы! Вашим дьяволом-искусителем был и остаюсь я. Ты готова заплатить мне за то, чтобы они никогда не узнали твоего выбора?
У Солы перехватило дыхание.
– Что же ты запросишь с меня?
– Нечто большее, чем твоя душа.
* * *
Идти становилось все трудней, а ощущение незримого присутствия «Единства» все кошмарней. И настал миг, когда Маккой наткнулся на плотное псионное поле. Сканер никак не среагировал на него, зато живот доктора отозвался резкими спазмами, а ноги полной беспомощностью. Мистер Добиус был не в лучшем состоянии: он не мог сдвинуться с места из-за того, что два его мозга не могли придти к согласию.Гейлбрейс, видя их затруднения, удовлетворенно заметил:
– Вы хотели испытать на себе «Единство»? Вот и пришло ваше время. Он протянул руку, дотронулся ею до лица Маккоя.
Доктор не стал сопротивляться, только покрепче сжал челюсти, потом произнес:
– Вытащите их оттуда.
– Сначала нам надо попасть туда через мистера Добиуса, – ответил Гейлбрейс, растворяя сознание Маккоя в «Единстве».
После короткого замешательства доктор с изрядной долей любопытства обнаружил, что смотрит на мир чужими глазами, ощущает себя в чужом здоровенном теле, испытывая непреклонную решимость добиться поставленной цели. В следующее мгновение он уже смотрел глазами Добиуса. Последовало еще одно перемещение, и Маккой осознал, что они втроем попали в поток «Тотального Единства». Поток был мощный, всепроникающий, но неожиданно в нем почувствовались какие-то завихрения, стремительные противотоки, свидетельствующие о беспорядке, неповиновении, о прямом бунте.
«Тотальное Единство» охватило смятение и каждой своей отдельной «клеточкой» оно сознавало, что вулкан вышел из повиновения и вот-вот все рухнет. Но все частицы удерживались на своем посту спокойной волей Солженова, который как бы завис в пространстве над огненным потоком лавы, не спуская глаз с Солы Тэйн, одиноко стоявшей на крохотном уступе среди огнедышащего озера.
Но вот Солженов почувствовал присутствие Гейлбрейса и голографическое изображение его повернулось лицом к послу и сопровождавшим его людям.
Неожиданно для себя Маккой стал видеть глазами властелина этой преисподней, услышал его мысленный приказ сформировать голограммы Гейлбрейса, Добиуса и его. Что в считанные секунды и было исполнено. Кирк, Спок и Сола вскинули головы вверх, и Маккой увидел их уже своими глазами, хоть мог еще смутно улавливать мысли обоих «Единств».
– Как видите, Гейлбрейс, и вы, доктор, – заговорил Солженов, – а также и ваш сопровождающий, испытание уже началось. Сола может спасти только одного из них, соединившись с ним и став моим орудием. Это выбор между жизнью и смертью. Мне совершенно безразлично, какого мужчину она выберет, – дело не в них, а в ней, в ее потенциальных способностях. С Солой и только с Солой, посол Гейлбрейс, «Единство» придет в Галактику еще при жизни любого из нас. И положит конец всем войнам, решит проблемы всех одиночек-индивидуалов. Жизнь обновится, станет формой деятельности «многоклеточного» единого организма.
– Только в том случае, если я присоединюсь к вам, – вставил Гейлбрейс. – А если нет, Галактика станет полигоном соперничества между разными «многоклеточными» организмами. Возможно, это и продвинет эволюцию дальше, а возможно, положит начало битве титанов, по сравнению с которой все прежние войны окажутся невинными бескровными стычками одиночек.
Солженов злорадно усмехнулся;
– Вот именно. Предстоящая битва титанов будет такой, что на ее фоне Армагеддон предстанет легкой разминкой перед сражением. О компромиссе не может быть и речи, Гейлбрейс. Ваша прекрасная мечта о множестве «Единств» – всего лишь химера. Должно восторжествовать одно единственное объединение, иначе неизбежна война всех против всех. И только «Тотальное Единство», вооруженное силой Солы, приведет ко всеобщему объединению.
– Почему? – выкрикнул вдруг со своего уступа смертельно бледный Кирк, найдя откуда-то силы и на крик, и на вспышку страстной мысли. – Почему множество и разнообразие форм существования непременно должно означать вражду и неприязнь? Даже мы, одиночки-индивидуалы, познали и в любви, и в дружбе единство, которое понимаем не так, как вы. Для нас ваше «Единство» означает разрушение и неизбежный конец неповторимой, уникальной сущности, ее обезличивание, обесчеловечивание. А наш вид единства – Кирк указал рукой на Солу, на Спока – это торжество человеческой личности. И любовь с ее страстью, и дружба, да, в конце концов, и право на индивидуальный выбор существуют лишь благодаря различию между отдельными личностями. И все это мы потеряем в вашем «Единстве», потому и сопротивляемся вам, не жалея своих жизней. Так почему вы не допускаете мысли, что два разных единения могут стремиться друг к другу как раз благодаря своим несхожестям? Что мешает вам искать дружбы или даже любви между вашими общностями?
– Мешает посторонняя сила, – ответил Гейлбрейс. – Сообщество либо развивается и крепнет, либо хиреет и погибает.
– Младенцы рождаются беспомощными, – возразил Кирк. – Но дети развиваются и крепнут, а взрослые – любят.
Солженов пожал плечами.
– Капитан, вам выпала счастливая случайность жить в зрелую пору расцвета вашего вида. Мой же вид находится в стадии младенчества. Откуда мне знать, каким будет мое «Единство» в пору его зрелости? Может ли гусеница представить себе бабочку, в которую ей суждено превратиться? Но гусеница обязана сплести свой кокон, а я свой. Но мы отходим от сути дела. – Он посмотрел на Солу. – У тебя мало времени, моя дорогая. А у них еще меньше. – Солженов указал рукой на Кирка и на Спока. Твое решение?
– Сола, – твердо сказал Кирк, – не заключай никаких сделок, помоги Споку, а со мной все будет в порядке.
Сола обратилась к нему:
– А с кем и какую сделку заключишь ты? Ведь если я откажу Солженову, то он бросит тебя на произвол судьбы и ты неминуемо погибнешь. А без тебя у нас со Споком ничего не останется.
– Ты права, – вмешался вулканец. – Вызволи капитана, а я постараюсь выбраться сам, своими силами.
– И ты заставишь меня жить потом, зная, что ты солгал? О чем ты говоришь, Спок?
Он отвел от нее взгляд и глухо проговорил:
– Ты обязана жить. Только забери капитана.
Сола повернулась к Солженову:
– Я не могу выбирать между ними и не буду.
– Ну что ж… – развел руками Солженов. – Или приговаривай их обоих к смерти, или соглашайся на мои условия.
– Я… – начала было Сола, но Кирк прервал ее:
– Нет!… Солженов, ты хочешь заполучить душу. Хорошо. В моем лице ты нашел жертву. Я не стану обещать, что не буду бороться с тобой, попав в твое «Единство». Но ты можешь использовать меня в своих целях.
Необязательно же мне принадлежать тебе или Гейлбрейсу, может быть, я смогу стать «мостиком» между вами, могу как-то повлиять на посла и он присоединится к вам… А мой корабль, Сола и Спок должны получить свободу, – нравится это им или нет. Солженов улыбнулся.
– Интересное предложение, капитан. Вы и вправду считаете, что ваша душа представляет для меня какую-то ценность?
– Да. – уверенно ответил Кирк.
– Гейлбрейс, – обратился Солженов к послу. – Вы и в самом деле готовы использовать капитана в качестве мостика между нами?
– А почему бы и нет? Но сначала он должен стать частью моего «Единства».
– И тогда вы сможете отказаться от союза со мной? – спросил Солженов.
– Я должен всесторонне обдумать этот вопрос и только потом дать ответ, – сказал Гейлбрейс. Солженов рассмеялся.
– К тому времени я, скорей всего, разрешу свой вопрос и откажусь от капитана в вашу пользу.
Спок наклонился над расселиной, взгляд его стал жестким:
– Такие жертвы мне не нужны, я их не приму.
Кирк выдержал его взгляд и ответил:
– А я и не предлагаю себя в жертву. Просто у меня появилось пристрастие к единению. Или… к «Единству». Это лучшее решение проблемы, Спок. Мы трое боролись до последнего, но, к сожалению, суть происходящего лежит за пределами наших понятий. Я не могу отнять Солу у тебя, как не могу видеть ее рядом с тобой. И не могу от вас уйти. Ты тоже не можешь. И она не может. Мы в безвыходном положении. Нам не выиграть, если мы не заплатим какую-то определенную цену. А освободив свой корабль, я смогу разобраться с проблемой «Единства». Не думаю, что оно останется прежним после моего присоединения к нему. И, во всяком случае, я не буду в нем одинок. Как не будешь и ты. Спок шагнул на самый край уступа, посмотрел вниз, на кипящую лаву, и предупредил:
– При первой же твоей попытке пожертвовать собой, Джим, я обессмыслю твою жертву.
– Спок! – закричал Кирк.
– Вопрос о выборе закрыт, – быстро проговорила Сола, в свою очередь, встав на край своего уступа. – Солженов, никто из них не станет твоим. Она высоко подняла голову. – Как и моим. У них свое предназначение, своя дорога в жизни. А у меня своя. На короткое время наши дороги пересеклись, а теперь должны снова разойтись в разные стороны. Я не могу ни остаться, ни уйти с одним из них. И не могу допустить, чтобы один из них оказался рядом с мертвым телом другого. Поэтому я остаюсь с тобой, Солженов, – но не как женщина, связанная узами со своим избранником, не как твое псионное оружие, но как вольное создание с пробужденной способностью к единству.
Пусть это будет моей проблемой. А возможно, – и твоей. Во всяком случае, для начала ты отпустишь «Энтерпрайз» и позволишь уйти от тебя всем Аргуновым и З'Элам, после чего мы выясним с тобой, как будет развиваться и мужать наше «Единство», превращаясь из куколки в бабочку.
– Нет! – прокричал Кирк. И Маккой подумал, что все они тут сошли с ума, потому что не могут же не слышать и не видеть, как таинственная рука пишет на стене слова неотвратимого приговора: исчислено время этой преисподней и положен ей конец. А все споры-разговоры пишутся вилами по воде. О чем бы не разглагольствовала Сола с Солженовым, она поняла, что ни Кирк, ни Спок не могут принадлежать ей ни порознь, ни, упаси, Боже, оба сразу.
– Сола, – не унимался Кирк. – Не уходи во мрак ночи. Ты больше всех заслуживаешь лучшей участи.
Сола улыбнулась и ответила:
– Я уже получила сегодня самое лучшее в моей жизни. Вы оба подарили мне его. И это будет поддерживать меня всегда и везде. Во всяком случае, должно поддерживать. Правда, осталась одна непроверенная предпосылка.
Возможно, я нашла бы ответ на нее, если бы капитан был одного вида со мной и если бы нас не подвергли этому испытанию. Но учитывая мой вид, подозреваю, что ответ был бы чисто биологический, а не логический.
– О какой предпосылке идет речь? – спросил Спок.
Взгляд Солы засветился каким-то внутренним торжеством, когда она ответила:
– Это предпосылка о вечной сущности моногамии.
Кирк и Спок обменялись быстрыми взглядами, и Маккою показалось, что они были ошеломлены.
Взгляд Солженова стал еще более жестким.
– Ты требуешь невозможного, – ответил он Соле. – А кроме того, это не даст ответа на вопрос Гейлбрейса, не так ли, посол?
– Нет, – ответил Гейлбрейс, – Не даст.
– Именем Господа, что за вопрос вы задаете? – взорвался Маккой, испытывая одновременно и страх, и гнев.
– Я задаю этот вопрос не от имени Господа, доктор, – ответил посол. Но от своего собственного. И суть его проста: единение или «Единство»?
Капитан проповедует некую силу любви индивидуумов, которая не может быть ни разрушена, ни заменена «Единством». Если это так, то я, в конечном счете, должен буду сохранить свое объединение в первозданном виде, учась терпимости по отношению к другим сообществам, а, может быть, даже любви.
Но если капитан ошибается, мы должны иметь лишь одно «Тотальное Единство» Солженова, чтобы предотвратить надвигающийся на нас хаос.
Гейлбрейс сделал паузу и закончил:
– Все предположения о жертвенности любви не дают ответа на этот вопрос, как и ваша готовность к самопожертвованию ничего не говорят о силе, – подчеркиваю! – о силе любви.
– Совершенно верно, – сказал Солженов и обратился к Соле. – Я приму твое контрпредложение, но с одним условием. Докажи мне, что сила любви, которую вы исповедуете, сила единства, существующего между вами тремя, сильнее моего «Единства»: помоги им обоим добраться до тебя живыми и невредимыми, не соединившись впоследствии ни с одним из них. Если ты сумеешь это сделать, я отпущу их вместе с их кораблем и… со всеми странниками, стучащимися в их ворота. Да, со всеми Аргуновыми и З'Элами, предпочитающими уйти от меня. А потом мы обсудим с тобой вопрос о нашем союзе. Сола отвернулась от Солженова и взглянула на глубокую, разверзшуюся у ее ног пропасть. Вместе с ней Маккой увидел шаткие остатки трубопровода, по которым вулканец мог бы добраться до Солы, если бы он был полуакробатом, полуобезьяной и полностью сумасшедшим. А узкие выбоины и щербины в стене, которыми мог бы воспользоваться Кирк, даже безумцу не оставляли надежды на спасение.
И тут же Маккой ощутил плотное, вязкое, как клей, псионное поле «Тотального Единства», направленное на Кирка и Спока, уловил в нем что-то незнакомое для себя. Что это? Ощущение удовольствия? Да, абсолютного удовольствия, граничащего с нестерпимой болью. Доктор сумел распознать и способ воздействия этого ощущения, в первую очередь поразившего Спока: жгучий «усик» проник в мозговые центры удовольствия, а затем яростно вонзился в точки слияния с подругой, избранной на всю жизнь. Это были самые потаенные, но зато и самые уязвимые чувства у вулканца.