Март Михаил. Бездомный мрак

   В окно заглядывало солнышко, и, может, поэтому у меня появились бодрость и хорошее настроение. Я сбросил с себя огромную пижаму и надел костюм. Настенные часы отстучали десять раз. Хорошо выспался. Значит, сейчас утро. Только не ясно, где я нахожусь. Подойдя к окну, я выглянул на улицу. Город кипел полной жизнью. Снующие людишки напоминали муравьев. Вероятно, я находился на десятом этаже, не ниже, если не выше. Район не новый, очевидно, центр Москвы. Но как я мог оказаться здесь?
   Память работала вполне нормально. Я стал перебирать события вчерашнего дня и все вспомнил. Последним я видел Игоря Русанова и его дочь Татьяну, потом сел в машину и потерял сознание. И опять меня постигла безмолвная чернота, мерзкая и непроглядная.
   В дверях появился Гольдберг. Прилив бодрости откатился от меня, как приливная волна, разбившись о скалы.
   Немного постояв в дверях, он прошел к креслу и сел, не отрывая от меня взгляда. Внешне Антон выглядел абсолютно спокойным, но я уже привык к его маскам и понимал, что с ним творится.
   — Где я?
   — У меня дома. Сядь.
   Я неохотно плюхнулся на кровать, готовый выслушать очередную нотацию.
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Великолепно. Каким образом я очутился здесь?
   — Мне позвонила экономка, а ей позвонили из милиции, они нашли твой адрес по номеру машины. Тебя обнаружили в бессознательном состоянии возле «Балчуга», ты сидел за рулем «мерседеса». Я поехал, заплатил кому надо, и привез тебя к себе, а потом вызвал доктора Розина.
   — Каким образом я очутился у «Балчуга»?
   — Хороший вопрос. Только я хотел бы адресовать его тебе. Никто не знает, где тебя носило полтора суток после того, как ты сбежал от Эрика.
   — Сколько?
   — Ты отослал его менять деньги днем одиннадцатого числа, а сегодня тринадцатое. Через пять часов будет двое суток. Нашли тебя вчера. Если ты не можешь сказать, где был, то этого никто не скажет. Доктор Розин очень обеспокоен. Ты теряешь контроль во время приступа и можешь натворить что угодно, сам того не осознавая. Зря ты возомнил себя здоровым. Такие травмы быстро не заживают. А если в один прекрасный момент ты попадешь в лапы следователя? Задорина вытрясет из тебя всю душу, ходи тогда и доказывай, что ты невменяем. Дело об убийстве твоей жены еще тепленькое, и я не думаю, что они его закроют. Ты сам идешь к краю бездны. Чего ты добиваешься?
   — Истины! Правды! Я не верю тебе!
   — О какой истине может идти речь, когда надо думать о скорейшем отъезде из страны, где все висит на волоске, и твоя судьба в первую очередь. Или ты хочешь подождать, пока следствие докажет, что ты — Тимур Аракчеев? За эти месяцы я потерял годы жизни и здоровья, чтобы замести следы. Теперь торгуюсь за каждый грош, чтобы как можно выгодней продать фирму конкурентам и уйти с российского рынка без особых потерь. Ты сам пережил кошмарную катастрофу, сильнейшее потрясение, едва не лишился жизни… Теперь ты решил поставить на карту все? Ради какой-то надуманной истины?
   — Почему ты не хочешь рассказать мне правду? — упрямо повторил я.
   Он тяжело вздохнул, и его лицо покрылось бурыми пятнами.
   — О чем ты?
   — О катастрофе. Ты мне рассказал сказку, но я не хочу сказок, мне нужна правда.
   — Ты лезешь в петлю, Тимур.
   — Возможно. Но в этом, в первую очередь, виноват ты! Я должен знать, что произошло на самом деле!
   — Какие у тебя есть основания не верить мне?
   — По твоим словам, в день аварии я подобрал тебя по дороге. Мы удирали от ментов, и ты поехал с нами. Во-первых, в этом не было смысла. Зачем ты мне нужен? Да и Максим тут не при чем. Впрочем, о мелочах можно не говорить. Начнем с канистры, которую ты достал из багажника. По дороге мы заправили полный бак бензина, при наличии канистры не имело смысла тратить время на заправку, когда тебе наступают на пятки. Хозяин бензоколонки мне подтвердил, что «линкольн-навигатор», в котором находилось двое мужчин, остановились возле заправки. Учти, двое, а не трое. Идем дальше. У Немчиновки возле выезда на главную московскую трассу ты сменил свою шикарную «ауди» на развалюху и поехал дальше. Зачем эта маскировка? Ведь ты ни от кого не бежал и не скрывался.
   Владелец машины тебя хорошо запомнил. Тут ошибки нет. Заправщик утверждает, что ты пролетел следом за нами, а только потом появилась патрульная машина. После аварии из машины никто самостоятельно выйти не мог, ни ты, ни я, и даже канистра с бензином превратилась в лепешку. Что же происходит дальше? Ты сделал свое дело и отправился к развилке, где оставил машину. Но тут тебя нагнал какой-то частник и подбросил до шоссе. И это невозможно. Дорога через котлован была перекрыта стоявшей поперек «волгой». К тому же машины полыхали костром.
   Скала у поворота обгорела в высоту метров на семь. Даже мент не сумел избежать аварии. Добрый попутчик — тоже ложь. Тебе не кажется, что рассказанная тобой басня, в отличие от тебя, хромает на обе ноги? И еще одна деталь. В патрульной машине сидели двое. Один в форме, другой в штатском.
   — Ты сказал двое?
   — Второй бесследно исчез. Испарился от высоких температур.
   — Это очень плохая новость, Тим. Но об этом мы подумаем позже. Я не думал, что ты упрешься рогом в те кошмарные события. Мне, честно говоря, не хотелось говорить тебе всю правду. Ты слишком восприимчив, и гораздо полезней ограждать тебя от лишней информации, связанной с твоим прошлым. Что прошло, то прошло. Взваливать на собственные плечи груз тяжелого прошлого безрассудно. Но раз ты настаиваешь, то изволь. Чует мое сердце, иначе ты не успокоишься. А зря.
   — Учти, Антон, я проверю каждое сказанное тобой слово. Ты уже дважды обманывал меня. Мне надоело ходить в дураках.
   — Хорошо. Сейчас ты сам поймешь, что я говорю правду. Я сделаю это ради того, чтобы ты угомонился и прекратил подставлять себя следствию. В тот день ты позвонил мне и сказал, куда ты едешь с Максимом. Это ты потребовал, чтобы я сменил машину. Моя машина хорошо известна властям. Ты хотел, чтобы я нашел старый неприметный «жигуленок» и тут же ехал к котловану. Но где же я мог найти старье, если ты мне не дал времени сообразить, что к чему? Только по дороге я подумал о том, что ты хочешь рассчитаться с Максимом, устроить аварию либо выкинуть похожий фокус, а потом пересесть в неприметную тачку и тихо исчезнуть, не привлекая к себе внимания. Машину мне удалось поменять в Немчиновке.
   Ремонтный гараж попался по дороге. Я торопился, как мог, чтобы догнать тебя и не дать совершить роковую глупость. Задачка не из легких. Я и сейчас борюсь за то же самое, но с твоим характером совладать очень трудно. Если тебе втемяшилась в голову бредовая идея, ты идешь до конца. Ты прожил жизнь при зеленом светофоре, что хотел, то и имел. Красный свет для тебя не существует. Я думал, ты стал другим, желал этого и старался повлиять, но, как выяснилось, при потере памяти характер не меняется. Итак, я мчался во весь опор и боялся опоздать. Ты прав, я не мог знать о вашей остановке у бензоколонки. Я не успел.
   Водитель «волги» в действительности разбился и уже горел. Но ваша машина не упала в кювет. Она стояла у обочины. Ты стоял рядом и поглядывал на часы.
   «Что случилось?» — спросил я, затормозив рядом. — «Заметаю следы, — ответил ты с равнодушием. — Помоги мне столкнуть „линкольн“ в кювет».
   Тут я понял, что опоздал. Убедился в этом, заглянув в машину. Макс был задушен. «Зачем ты это сделал?» — спросил я. «Он поплатился за предательство», — злобно прорычал ты, и дал мне документы Макса.
   Меня стошнило. Ты начал кричать: «Хватит травить, хлюпик, у нас менты на хвосте! Быстро делай, что тебе говорят. Нам пора сматываться».
   Я начал толкать машину сзади, а ты уперся в правую стойку передней дверцы через открытое стекло.
   В этот момент и произошло несчастье. Я даже не успел понять, как все произошло. Машина покатилась вниз, но ты не успел отскочить. Рукав твоего пиджака зацепился за дверную ручку и «линкольн» потащил тебя за собой.
   Автомобиль несколько раз перевернулся, тебя откинуло в сторону, и машина вспыхнула. Еще метр, и тебя снесло бы в пропасть. Я скатился вниз на заднице, подскочил к тебе и увидел проломленный череп. Но ты дышал. Срочно требовался врач, кровь хлестала из раны, и я решил прижечь ее, как это делали наши далекие предки. Я стащил с тебя пиджак, вынул твои документы, подпалил его от пылающей машины и набросил на твою голову. Огонь был слишком слабым и не смертельным. И тут мне пришла в голову мысль сунуть тебе в карман документы Макса. Менты могли появиться с минуты на минуту, а я с больной ногой не вытащил бы такого крепкого мужика из кювета. Как спасатель, я никуда не годился. Я не знал в тот момент, что делаю. Убиваю тебя или спасаю. Но другого выбора не оставалось. В противном случае тебя обвинили бы в двойном убийстве. Я вскарабкался наверх, сел в машину и хотел позвонить врачам. Но вспомнил, что в спешке оставил сотовый телефон в своей машине. Все, что мне оставалось — искать телефон. На подъезде к развилке я увидел патрульную машину. Они тоже неслись как угорелые и, очевидно, не знали, что из себя представляет дорога. Но сколько в ней находилось человек, я заметить не мог. Одно утешало, что тебе успеют оказать первую помощь. Я не думал, что они разобьются. После звонка доктору Фаину, я все же позвонил в милицию. Чем их больше, тем лучше. Главное, чтобы следствие взяли в руки областные ребята, как того требует закон. После чего поехал домой, где меня и застиг звонок из ожогового центра. Важно, что ты остался жив. Я признал в тебе Максима Круглова. Мой план сработал. Теперь ты знаешь все подробности. Ничего нового и непонятного не будет. Это все, Тимур.
   Антон замолк и вытер платком капельки пота с лица. Все сходилось. Похоже, наконец-то я узнал правду. И он прав в главном: такая истина мне не нравилась.
   Лучше бы я этого не знал. Стать в одночасье двойным убийцей, сумасбродным маньяком, никому не захочется. У него были причины скрывать от меня правду, и я его не виню. И все же… Все слишком правдоподобно, чтобы верить. Он сказал, что характер мой не изменился. Но если так, то убийца сидит в моем подсознании.
   Могу ли я хладнокровно придушить человека? Подойти к Антону и задушить его?
   Конечно, нет! Он не сделал мне ничего плохого. На данный момент у меня нет врагов. Все стараются помогать, и мой внутренний маньяк дремлет в закоулках подсознания. Так ли все будет выглядеть, если мне начнут угрожать или предавать? Сейчас я этого не понимал своим сознанием. Я еще очень плохо разбираюсь в таких вещах, да и в жизни, что окружает меня. С одной стороны, все, вроде бы встало на свои места, с другой, — я чувствовал беспокойство и тревогу. Настроение испортилось окончательно.
   — Отвези меня домой, Антон.
   — Хорошо. Тебе надо отдохнуть и привести свои мысли в порядок.
   — Да, я чувствую себя разбитым.
   Мы вышли на улицу. Я оказался прав. Антон жил на десятом этаже, и я запомнил его адрес. Не знаю зачем, просто запоминал все по привычке. Игры, придуманные доктором Розиным, въелись в мое сознание, и я запоминал даже номера проезжавших машин. Смысл? Никакого смысла, сплошной автоматизм.
   Мы сели в машину, и Антон отвез меня в коттедж. Всю дорогу мы молчали.
   Выходит, если меня опознают, то непременно упрячут за решетку. Убийце нет места среди нормальных людей. Но я не чувствовал себя виноватым, вот в чем проблема.
   Садиться в тюрьму ни за что ни про что кому охота? Жить и считать себя убийцей тоже глупо. В этом деле придется разобраться, но с учетом ошибок, надо стать более осторожным, внимательным и бдительным.
   — О чем ты думаешь, Антон?
   — О втором человеке в патрульной машине. Погибший лейтенант Астахов работал в бригаде майора Лиходеева. Скорее всего, он и был вторым. О нем ничего не известно. Вроде бы он в отпуске. Но отпуска не длятся по три месяца. Если он был там и остался жив, то каждый твой шаг ему известен. Он тебя ненавидит за твои насмешки. Ты то и дело выставлял его дураком, а он самый продуктивный опер Центрального округа Москвы. Конечно, та еще сволочь, но в упрямстве тебе не уступит. Он очень опасен. Они в паре с Задориной достойные соперники. Вот истинные наши враги.
   У ворот коттеджа я вышел. Антон остался в машине. О визите к Игорю Русанову я ничего не стал говорить. Сначала мне надо самому повидать этого человека. Наверняка у него свое виденье моего прошлого, если они с адвокатом имели крупные разногласия. Татьяна тоже не зря оставила мне свой телефон.
   — Будь дома, Тимур, и никуда не уходи, — его слова звучали как приказ. — Пора заняться бизнесом. У нас уже намечены встречи с деловыми людьми. Речь идет об оформлении денежных документов, и твое присутствие обязательно.
   Он включил двигатель и, подняв за собой столб пыли, уехал.
   Калитка оказалась запертой. На мой звонок мне открыла экономка.
   — Добрый день, Максим Алексеич.
   — Добрый день. Я очень голоден, Элина Львовна. Приготовьте мне что-нибудь на скорую руку.
   — Могу разогреть вчерашний обед. Вы меня не предупредили, что вас не будет.
   — Хорошо, пусть вчерашний.
   Не входя в дом, я направился прямо в гараж. Ворота раскрыты настежь. Эрика на месте не было. Мой «мерседес» стоял на месте, чисто вымытый и сверкающий, словно бриллиант на черном бархате. Вероятнее всего, машину пригнал Эрик от отеля «Балчуг», когда меня забрал Антон. Я сел в автомобиль и осмотрелся.
   Пакета, переданного мне Русановым, на сиденье не оказалось. Я заглянул в бардачок, там все оставалось нетронутым. Поиски ни к чему не привели. Пакет исчез. Возможно, его забрал Эрик или менты, обнаружившие меня у гостиницы, но вряд ли. Третий вариант — Антон. Стопроцентной уверенности ни в одном из вариантов я не имел, а спросить у Антона — значит дать ему наводку на Игоря Русанова. Рано. Надо сначала выжать все соки из этого старика. Он знает не меньше Антона.
   Экономка накрывала на стол, когда я вернулся в дом.
   — Можете садиться за стол.
   — Спасибо.
   Эта женщина действовала на меня успокаивающе. Я глянул на свои руки.
   Перчатки были вычищены и легко снимались. Кровь с ладоней и пальцев смыта, ссадины смазаны йодом и присыпаны стрептоцидом. Кто-то обо мне позаботился.
   Особый боли я не ощущал. Как-никак, прошло больше суток.
   Я съел все, что мне подали, даже доел хлеб с солью. Голод дал о себе знать. Выпив апельсиновый сок, я поднялся наверх. Адреса Русанова в компьютере я так и не нашел, но на столе лежал телефонный справочник нашей компании.
   Возможно, этого человека можно найти там.
   Почему бы и нет, если он так близок к семье Аракчеевых. Я начал листать справочник, составленный по принципу иерархической лестницы.
   1. Глава компании — Тимур Александрович Аракчеев.
   2. Председатель совета директоров — Максим Алексеевич Круглов.
   На пятом листе находился генеральный финансовый директор Антон Романович Гольдберг.
   Мои поиски увенчались успехом. Где-то на двенадцатом листе я нашел Игоря Мироновича Русанова. Он руководил отделом юридических вопросов и был главным нотариусом компании.
   Судя по должности, он и должен быть адвокатом, а Антон финансист и душеприказчик.
   Что все это могло значить? Только одно. В конверте лежал очень важный документ. Теперь неплохо бы узнать его содержание. Уж Русанов обязан иметь представление о документах, хранившихся в его сейфе.
   В кабинет вошла экономка и растопила камин. Сразу стало уютнее и теплее.
   — Вы не знаете, где Эрик? — спросил я.
   — Он уехал сегодня утром. Ничего не сказал, торопился.
   — Он не брал свои вещи?
   — Ну какие у него вещи? Этот кошмарный пиджак в клетку, галстук и белые кроссовки? В другом одеянии я его не видела.
   — Это нормально для шофера. Со стороны видна только верхняя часть человека, сидящего за рулем, а в кроссовках удобно нажимать, на педали. Ног не видно.
   — Да, еще ему кто-то звонил перед отъездом.
   — Вы слышали разговор?
   — Нет. Он же разговаривал из гаража. У нас коммутатор. Мужской голос, очень раздраженный. Я сняла трубку, и мне приказали соединить звонившего с Эриком. Я сказала, что схожу за ним, а голос резко велел: «Нажмите звездочку, потом цифру пять, и положите трубку». Я так и сделала.
   — Мою машину он пригнал?
   — Да. Вчера вечером, когда я собиралась уходить. Я думала, что вы вернулись, и обрадовалась, что дождалась вас, но Эрик приехал один. Он сказал мне, чтобы я вас не ждала.
   — Спасибо, Элина Львовна. Ужинать я буду поздно, можете идти домой. До вечера вы мне не понадобитесь.
   Она вышла. Меня продолжал мучить все тот же вопрос. Антон — поверенный в моих финансовых делах. Если так, то почему Русанов не передал документы ему, а ждал меня? О каких разногласиях может идти речь между нотариусом и опекуном?
   Я прошел в спальню, лег на кровать в одежде и долго размышлял, пока не понял, что мой взор уткнулся в картину «Три грации». По словам Ирочки, за ней находится сейф.
   Я встал, подошел к полотну и отодвинул раму в сторону.
   В стене действительно находился сейф с цифровым замком. Но как его открыть? Код мне не известен. Необходимо набрать четыре цифры, образующее определенное число. Меня разбирало любопытство. Если в доме есть сейф, да еще скрытый, то в нем должно храниться что-то очень важное. В противном случае он никому не нужен.
   Где-то мне уже попадалось четырехзначное число, я отчетливо это помнил…
   Точно! Листок в записной книжке. Я достал записную книжку и пролистал ее. Тут находились все та же квитанция от камеры хранения, листок с телефоном Татьяны Русановой, который я нашел прижатым к ветровому стеклу машины, и бумажка с числом. Я набрал на сейфе все четыре цифры, но дверца не открылась.
   Впрочем, на такую удачу рассчитывать не приходилось. Хозяин сейфа должен знать свой код и хранить его в памяти, а не на бумажке. Тогда я не страдал амнезией и вряд ли предполагал, что со мной случится. Значит, эти цифры имеют какое-то другое значение и не менее важное, если их таскали с собой в записной книжке. На этом пришлось успокоиться. Я полистал страницы, но, к моему удивлению, не нашел домашнего телефона Игоря Русанова, однако телефон дочери нотариуса там значился. Что касается справочника, то в нем перечислялись только служебные телефоны.
   Я позвонил на фирму нотариусу, чтобы договориться о встрече. Трубку сняла секретарша и объяснила мне, что никого из бывших работников компании не осталось и офис теперь занимает другая фирма.
   Это могло означать, что Антон уже продал компанию конкурентам, как и говорил. Он же предупредил меня о встрече с новым хозяином. Тут все совпадало.
   Данный вопрос меня не очень беспокоил, я знал адрес Русанова и наверняка застану его дома поздно вечером. На эту встречу я возлагал большие надежды.
   Записная книжка была исписана от корки до корки. Круг моих друзей не имел предела, но почему никто меня ни ищет… Ах, да, я же труп. Погиб в автокатастрофе, и о том, что остался живым, должен помалкивать. Рискованно навязывать себя по телефону людям, о которых ничего не знаешь. Можно угодить в ловушку. Но что за странность? Зачем мне камера хранения, если у меня свой огромный дом, да еще с номерным сейфом? Вопрос без ответа.
   За окном послышался шум подъезжавшей машины. Я поставил картину на место и подошел к окну.
   У веранды остановилась «ауди» Антона.
   Из машины помимо хозяина вышел молодой человек лет сорока с очень приятной внешностью в безукоризненно сшитом костюме.
   Они вошли в дом. Через пару минут в спальне появился мой адвокат.
   — Ты готов, Тимур?
   По его лицу можно сказать, что у человека приподнятое настроение.
   — Готов, только надо понять к чему я должен быть готов. Может, ты мне объяснишь, кто этот тип и что ему от меня надо? Или я так и буду ходить в ярмарочных петрушках?
   — Этот парень — нефтяной магнат. Он скупает нашу компанию со всеми дочерними, предприятиями за семьдесят процентов себестоимости. По официальным источникам, эта сделка оформляется как слияние двух компаний, а не банкротство и не продажа. Тем самым никто не заподозрит, что мы собираемся бежать из страны.
   — Если мы не банкроты, то почему должны продавать процветающую фирму за семьдесят процентов?
   — По той самой причине, что этот человек переводит наши счета на свои в России, а нам платит из своих источников от недвижимости на Западе и деньги переводит в швейцарский банк. Тем самым, никаких утечек средств из России не происходит, и мы не попадаем под подозрение. Через два дня владелец швейцарского банка, находящийся сейчас в Австралии, проедет через Москву на родину. Мы с ним встретимся в аэропорту, и он документально подтвердит, что деньги официально поступили на счет нашей новой подставной фирмы в его банке.
   После этого мы можем беспрепятственно покинуть страну, даже без багажа. У нас путевки в санаторий, если ты помнишь. Но такая операция требовала особого подхода и вложения средств. Вот почему мы получаем семьдесят процентов. Уверяю тебя, речь идет о серьезном капитале, на который в любой стране можно не только жить, пользуясь всеми благами, но и создавать прибыльные и крупные предприятия.
   Но об этом позже. Я подумываю о создании сетей игорного и гостиничного типа. А теперь нас ждет Анастас Маркисян.
   — Но я же никто и даже подписываться не умею. Как ты ему докажешь, что я Тимур Аракчеев?
   — Ты с ним уже знаком. Переговоры мы начали до аварии. Слава Богу, все документы ты подписал еще тогда, когда на тебя завели уголовное дело. Он в курсе дел, знает о постигшем тебя несчастье. Сейчас ты должен подтвердить свою подпись именной печатью, без которой подпись недействительна.
   — И где же я возьму эту печать?
   Антон начал раздражаться моей непонятливости.
   — В сейфе, разумеется.
   — Где же сейф?
   — За твоей спиной. Там печать и все твои документы. Отодвинь в сторону картину.
   Я сделал то же, что и десятью минутами ранее.
   — И как его открыть?
   — Проще не бывает. Набери подряд цифры от одного до четырех. Один, два, три, четыре. Вот и весь твой секрет. Ты не любил загромождать свою голову всякой ерундой и арифметическими числами.
   — А ты откуда знаешь код?
   — Но ты никогда его не скрывал, — усмехнулся адвокат. — Ничего сверхсекретного там не хранилось. Всякая мелочь, побрякушки девочкам в подарок и документы. Тебе просто по статусу полагается сейф, и тебе сделали такой же, как у меня.
   Я набрал нужные цифры, и дверца открылась. Нижняя полка пустовала, на верхней лежало несколько папок с бумагами, конверт с документами и небольшая круглая печать.
   Я открыл конверт. Паспорт, водительские права, диплом, медицинский полис.
   — Тебе не следует носить эти документы. Ты должен пользоваться паспортом Максима.
   Я бросил пакет обратно.
   — А печать прихвати с собой. Она сейчас понадобится.
   Папки я передал Антону, а печать положил в карман.
   — Нам пора, Тимур, мы и без того задержали занятого человека.
   — За тридцать процентов может и подождать.
   Через минуту мы спустились вниз.
   — Извините, Анастас, Тимур не очень хорошо себя чувствует.
   — Ничего-ничего, я все понимаю.
   Он встал и протянул мне руку. Его проницательные черные глаза впились в меня, как слепни в шкуру животного.
   — Уникальное перевоплощение. Хирургический нож в руках профессионала сделал из вас другого человека, Тимур. Я рад, что все обошлось благополучно.
   Я очень неохотно подал ему руку в перчатке, и он ее едва коснулся.
   Вероятно, мою историю он знал в подробностях.
   При оформлении документов я чувствовал себя полным идиотом и, как почтовый работник, только ставил печать на указанных мне листах. Из услышанных терминов я не понял ни одного, они разговаривали на своем, мне не доступном, языке, я же только делал умный вид.
   Отвратительная процедура длилась минут десять. Антон тоже подписывал все бумаги, то ли как адвокат, то ли как опекун или свидетель. Впрочем, он занимал пост финансового директора. Вникать в тонкости мне не хотелось.
   Напоследок веселый армянин рассказал несколько анекдотов, все посмеялись, и они ушли, забрав папки с собой. На прощание Антон пообещал приехать ко мне завтра и попросил не отлучаться из дому.
   Я понял, что сделкой все остались довольны. Черт с ними, меня заботили совсем другие дела. Пора навестить нотариуса, который меня не ждет. Во всяком случае, мне понравилось, как ведут себя люди, захваченные врасплох. Возможно, и сегодня это обстоятельство сыграет определенную роль.
   Я оделся, к вечеру похолодало. Плащ уже не выглядел безукоризненно белым, но другого я не нашел. Я отправился в гараж. Пора побеспокоить свой тоскующий без дела «мерседес».
   Часы на приборном щитке показывали семь двадцать. Скоро стемнеет, и мне следовало поторопиться. Путь до дома Русанова не близкий. Чувствовал я себя прекрасно, сытым, выспавшимся и готовым к новым походам. Машина в моих руках стала намного послушнее и уже не требовала большого напряжения.
   Выехав за ворота, я заметил у соседнего участка вишневый «гольф». Раньше я этой машины не видел. Слишком невзрачный вид она имела, чтобы такую рухлядь мог держать хозяин близлежащего особняка.
   Я свернул в сторону шоссе и заранее включил фары. Мне так спокойнее. Я уже обратил внимание на одно странное явление. Машины класса моей даже днем ездят с полным освещением.
   Дорога заняла чуть больше часа. Небо заволокло тучами, и опять заморосил мелкий дождик.