Март Михаил. Мороз по коже

   Отец погибшего в машине Виктора Платонова подполковник милиции Георгий Платонов пришел сюда не случайно. Он знал, где и кого искать. Не прошло и суток после похорон сына, как Платонов-старший принялся за дело.
   Время приближалось к полуночи, когда он спустился в бар. Подойдя к стойке, подполковник заказал себе сто граммов водки. Вместе с деньгами он передал бармену записку. Платонов видел, как, отойдя в темный угол стойки, бармен прочел записку, потом подозвал к себе местного вышибалу и передал эстафету дальше. Подполковник пил водку и не сомневался, что, переходя из рук в руки, его записка в конце концов дойдет до адресата. Просто нужно набраться терпения и ждать.
   Прошло минут десять после его появления в баре, когда к нему подошел амбал из местных и сказал:
   — Идите за мной, хозяин примет вас.
   Платонов молча встал и последовал за громилой. Они миновали бильярдную, затем пивную, игровую комнату и вошли в боковую дверь, скрытую за занавеской последнего бара. Очутившись в узком коридоре, они встретили еще двоих здоровяков.
   Подполковника ощупали на предмет оружия и пропустили. В конце коридора находилась железная дверь, и сопровождавший нажал кнопку звонка. Им открыли, и они попали в шикарную квартиру, точнее, в помещение, очень похожее на квартиру.
   Окон здесь не было, но кондиционеров хватало.
   Долгий поход закончился в одной из комнат, где гостя поджидал сухопарый мужчина лет шестидесяти с лицом, украшенным двумя глубокими шрамами. Похоже, он ими гордился, как орденами, они делали его неприметную внешность яркой и запоминающейся.
   Хозяин квартиры встал.
   — Каким ветром вас сюда занесло, Георгий Петрович? Поди лет пять не виделись.
   — Тарас Саныч, по пустякам беспокоить не стал бы.
   — Догадываюсь. — Он кивнул провожатому, и тот вышел. — Чем же моя персона могла вас заинтересовать? Платонов оглянулся. Никого в комнате не было.
   — Ничем, Тарас. Как это ни странно, но я пришел просить у тебя помощи.
   Хозяин указал гостю на диван и сел в свое кресло. Платонов устроился напротив.
   — Странное заявление, Георгий. Это ты, человек амбициозный, гордый, со своими принципами, приходишь к вору в законе просить помощи?! Времена изменились или земля в другую сторону стала вертеться?
   Платонов достал папиросы и закурил.
   — Я ведь, Тарас, к тебе не как мент обращаюсь, а как частное лицо. Трое отморозков моего сына убили. Те, кто это дело ведет, на пустыре сидят. Им до сути не докопаться, а мне сиднем сидеть нельзя. Тут не амбиции, тут кровь в жилах закипает.
   Хозяин встал, прихрамывая подошел к старому резному буфету, достал бутылку водки, граненые стаканы и вернулся на место.
   Платонов не отказался от протянутого стакана и выпил.
   — Трудную ты мне задачку задал, Петрович. Дело серьезное. Ты один из тех мусоров, кого братва уважает. Честный мент. Ножки не подставлял, под дых не бил, а дрался глаза в глаза. Меня ты много лет знаешь. Я с мокрушниками дел не имею. Времена поменялись. Воров старой формации, живущих по понятиям, сейчас не слушают. Отморозки и беспределыцики воровские законы не признают.
   — Хочешь сказать, Тарас: «С чем пришел, с тем и уходи».
   — Не хотелось бы. Кровь пролита, и ответ за нее держать надо. Слышал я об этой истории с гастролерами, которые вихрем прошлись по Москве, оставляя за собой гору трупов. И вот что скажу тебе на сей счет: однако они на московских хозяев работают. В этом можешь не сомневаться. Тут целый клан разросся.
   Беспределыцики. Мы для них не люди. Они ни с кем не считаются, им море по колено. Но об этом ты и сам все знаешь. А где концы искать, тут подумать надо.
   Я подключу своих людей. Раскопать им ничего не дадут, но направление дать смогут. Правда, на это время понадобится. А ты пока к Арсену сходи. Я поговорю с ним, и он с тобой встретится. Думаю, он больше меня в этом деле разберется. Есть у меня такое подозрение.
   — Арсен? Это тот, что с рынками связан?
   — Он самый, Гуталин его погоняло. Родился в Москве. Родители после войны в столице остались. Помнишь уличных сапожников? Все из армян были, мелкий ремонт, чистка. Вот его родители этим бизнесом и промышляли. Отсюда и кликуха — Гуталин. Он мужик головастый, мне не откажет. Только многого от него не жди. Своих Арсен не сдаст, с чужими отношения портить не станет. Черным ныне без дипломатии не выжить.
   — И что мне с него проку?
   — Не брезгуй, Петрович. Ты сейчас один против всех. Тут тоже дипломатия нужна.
   — С бандитами в дипломатию не играют.
   — Арсен не бандит, а бизнесмен. Гитлер тоже со Сталиным в дипломатию играл до 22 июня сорок первого года, вот и выиграл позицию и получил карт-бланш на внезапность. А что толку кулаками воздух рассекать, ты не вертолет! Шуму наделаешь и вслед за сыном пойдешь, а тебе выиграть необходимо и на ошибку ты не имеешь права. В твоем деле все продумать надо, ни одной ниточки и возможности не упустить, тылы заготовить, берлогу для отстоя и поле для боя очистить. Сдохнуть в наше время проще простого. Куда сложнее выжить. Помимо пушки, и броня понадобится. Должен понимать, с кем дело иметь собираешься. Наберись терпения. Тут одной атакой не обойтись.
   — Ладно. Убедил. Где мне этого Арсена искать?
   — Он сам тебя найдет.
   Несмотря на свою относительную молодость, старший лейтенант Горелов никогда не выполнял свою работу сгоряча, не подумав, и не стремился к сиюминутным результатам. Он предпочитал действовать методично и осторожно.
   Доехав до Серпухова, он пересел на электричку до Егорьевска и вышел на две остановки раньше конечной станции. Остальной путь он проделал пешком за полтора часа и еще час провел в дорожных закусочных. Он хотел знать о городке с населением в пятьдесят тысяч как можно больше, прислушиваясь к людям со стороны, нежели к местным, у которых, по его мнению, замылены глаза.
   Дальнобойщики, как правило, люди сведущие, многое повидали, знали, что с чем сравнивать. Наслушавшись хорошего и плохого, оперуполномоченный в шортах, футболке и с небольшим велосипедным рюкзачком вошел в город с северной стороны, а вышел из него с западной. За впечатлениями он не гнался, они появятся сами собой, а некоторые детали бросались в глаза. Город жил в изобилии, с продуктами тут был полный порядок. И это на окраине Тульской области! Машин в городе тоже хватало, но все с местными номерами. Дефицит составляли газеты и журналы.
   Предпочтение отдавалось собственной прессе, а путеводители или схемы города вовсе отсутствовали. Эдакий мирок, живущий сам в себе и для себя. По пути он миновал три рынка и, к своему удивлению, не увидел ни одного представителя так называемой кавказской национальности, что не просто удивляло, а даже шокировало.
   Пройдя пару километров от западной окраины, он добрался до церкви Пресвятого Иоанна. Заходить в храм в шортах он не решился, к тому же на дверях висел замок. На задах у подворья он встретил женщину, одетую по-церковному, которая окучивала картошку.
   — День добрый, сестрица.
   Женщина выпрямилась и недоверчиво взглянула на странного рыжего паренька с лицом, усеянным веснушками. Мягкое доброе личико, и во взгляде покой и добродушие.
   — Ищешь чего?
   — Отца Никодима.
   Женщина трижды перекрестилась.
   — Нет его более с нами. С небес его душа на нас взирает. Издалече пришел?
   — Да уж неблизко. Привет ему привез из Сибири от брата двоюродного Кирилла. Только Кирилл мне сказывал, будто отец Никодим не так уж стар, чтобы Богу душу отдавать. На земле, чай, дел оставил немало.
   Женщина прищурилась, загородила ладонью лицо от солнца и долго смотрела на паренька, будто что-то решала про себя.
   — Пойдем-ка в дом. Я тебе квасу налью.
   Добротный сруб стоял неподалеку. Над крыльцом иконка, в доме также все углы и стены иконами завешаны. Чисто, опрятно, и все в старом стиле сохранено.
   — Присаживайся.
   Он сел за стол, не забыв перед этим перекреститься. Порядки Горелов знал, не на «малину» шел, а в Божий дом. Хочешь разговор заводить с человеком, знать должен, в чем он видит ценности мирские.
   — А ты, сестра, как я думаю, просвирщицей при храме служишь?
   Она подала ему глиняную крынку с квасом.
   — И то правда. Дьякон к настоятелю ушел, а я тут одна за хозяйку осталась.
   Третьего дня в первопрестольной батюшку Никодима беда настигла. Нашлись злодеи и подняли руку на чистую его душу. Как да что, толком не ведаю. Отпевать в Москве будут. Ефросиния, супружница его, за ним в столицу подалась. Сын только ничего не знает.
   — Это как же?
   — Да так. Сбег с монастыря. Где он, никто не ведает.
   — И что мне теперь брату его сказывать?! Ты уж, сестра, будь милостива, расскажи, что знаешь. Негоже мне в неведении назад возвращаться.
   Женщина всплакнула. Горелов терпеливо выждал паузу.
   — Тут к нему дважды паренек приходил. С виду городской, высокий, статный.
   Долго они с батюшкой разговаривали. Я-то в доме прибиралась и краем глаза видела, как паренек этот батюшке цветные снимки показывал, расспрашивал о чем-то. На следующий день батюшка чернее тучи ходил. Тут сын его Митроша заглянул на ужин. Митроша в послушники пошел в Кинскую пустошь. Отслужил армию, как по закону положено, не отлынивал, сам пошел. Вернулся совсем другим человеком, будто подменили. Отец Никодим многие часы с ним разговаривал, а потом Митроша решил в монахи пойти. Святейший игумен принял его в послушники.
   Митроша готовился схиму принять и стать монахом. И вот, когда он пришел, опять долго с сыном разговаривал. Строг отец Никодим с ним был. Говорил властно, твердо. Ранее я за ним такого не замечала. А на следующий день опять этот паренек объявился. Теперь батюшка сидел и внимал словам гостя. После того как он ушел, наш батюшка стал вещи собирать, а когда стемнело, уехал в Москву.
   Ефросиния сказывала, мол, к самому его Святейшеству поехал. Все церковное в чемодан сложил, а сам как мирянин уехал. А в воскресенье весть с Москвы пришла — кончился отец Никодим. Ну тут и Ефросиния в Москву подалась. Дьякон за сыном в обитель отправился, а ему в ответ: «Ушел Митрофан и сгинул. На молебен и послушание не явился». В итоге Ефросиния одна уехала.
   — А паренек-то тот более не захаживал?
   — Нет, ни слухом ни духом. Может, он у Пелагеи все еще живет? Да не до него теперь.
   — А кто такая Пелагея?
   — Когда паренек-то в первый раз заходил, отец Никодим его к ней направил.
   Слыхала краем уха, мол, иди к Пелагее, у нее безопасней, она тебя примет.
   Раньше Пелагея при церкви служила, но болела очень и тяжело ей стало. Живет она в своем доме на окраине, тут неподалеку, на Красной горке, крайний дом у оврага.
   — Опасался батюшка за паренька?
   — Мне так показалось. В Егорьевске чужих не любят.
   — Я это уже заметил. Да… Скверная история. Ну а монастырь-то далеко?
   — В пяти верстах. Первые годы открыто жили, прихожан пускали, а теперь только по большим праздникам ворота открывают. Больница у них там. В народе ее реабилитационным центром зовут. Солдат калеченых и сирот обиженных к жизни возвращают, Божьим словом лечат. Сколько их несчастных по свету бродит! Вот и Митрофан таким же покалеченным с войны вернулся.
   — С войны?
   — Ну да. В Чечне служил. Левую руку покалечили. Но что плоть, когда душу покалечили. Дети они еще. Темечко толком не заросло, а по нему бить начинают.
   — Понятно и прискорбно слышать все это. Спасибо тебе, сестрица, за рассказ твой правдивый. Мне в путь пора. Так, стало быть, в монастырь не пускают?
   — Только священнослужителей. У них порядки строгие.
   — Ежели задержусь в городе, те-еще наведаюсь. С дьяконом поговорить хотелось.
   — После вечерни должен вернуться.
   — Ну дай Бог вам покоя. Женщина проводила его до калитки.

***

   Настя не давала Журавлеву покоя.
   — Послушай, Дик, так больше продолжаться не может! Ты запер меня в клетке и продохнуть не даешь. Ведь я несу ответственность перед родными погибших ребят. В конце концов, они работали на меня, на моих глазах их расстреляли.
   Спасти их не смогла, так хоть похоронить должна была с почестями. А ты меня и на похороны не пустил.
   — Вот там тебя и присоединили бы к твоим ребятам. Бандиты тебя в покое не оставят. Забыла про облаву возле твоего дома?! Они о тебе все знают. Боюсь, им удалось и эту квартиру вычислить.
   — Каким образом? Если даже они сделали обыск в моем доме и нашли записную книжку, то в ней нет даже телефона Метелкина, не то что адреса. Здесь меня искать не станут. Послушай, Дик, я не о многом прошу. Надо только съездить в сберкассу, снять деньги и перевести их родственникам ребят. И потом, я обещала зайти к подполковнику Платонову. Витька был его единственным сыном. С его помощью мы агентство открыли. Он мне доверял, а я взяла и сгинула. Не по-людски получается. Уж лучше сдохнуть, чем жить стервозиной.
   Друзей убивают, а я под кроватью прячусь. Не выпустишь, я все равно сбегу. В форточку выпрыгну.
   — Ладно, черт с тобой, одевайся. Сначала в сберкассу, а потом видно будет.
   А Платонову лучше позвонить и где-нибудь встретиться.
   — Я его телефона на память не помню. Адрес знаю: улица Чаплыгина, десять, квартира сорок семь. Он в отпуске. Небось водку сидит хлещет.
   — Если у мента единственнрго сына убили, он дома сидеть не будет.
   — А что он может сделать, если Петровка на месте топчется?! Пролетел ураган над городом и стих.
   — Не совсем так. Ураган ушел к югу, а чистильщики остались в Москве.
   Кто-то здесь наводит порядок после оставленного бардака. И ты для этих «кто-то» одна из главных целей.
   Настя слушала и переодевалась. Ходить в неглиже перед Вадимом для нее было вполне естественно. Они слишком давно друг друга знали, но к постельной близости не стремились. Их отношения больше походили на братские.
   Наконец Настя оделась.
   — Я готова. Макияж не обязателен. Любовные свидания мне не грозят.
   — А меня ты уже совсем как мужчину не воспринимаешь?
   В его голосе звучали нотки обиды.
   — Нужна я тебе как прошлогодний снег. Нам вдвоем в одной постели тесно.
   Женщина чувствует, когда в ней нуждаются. А с тобой только в шахматы играть интересно. Мы же подружки.
   — Ладно, оставим эту тему. Поехали.
   Они вышли из квартиры. Крепкая стальная дверь осталась позади.
   — Вниз пойдем пешком, — приказал Журавлев. Настя только ухмыльнулась.
   — Перестраховщик!
   Вадим первым вышел из подъезда и осмотрелся. Во дворе тихо. Яркий солнечный день. Его машина стояла метрах в десяти от подъезда. Ничего подозрительного он не заметил. Пробежавшись взглядом по крышам ближайших домов, он тоже ничего достойного внимания не увидел. Он подал Насте знак, и она вышла из подъезда.
   Вадим обнял ее за плечи и тем самым как мог загородил девушку собой.
   — Неудачно стоит машина, — сказал он. — Пролезешь через водительскую дверь. Обходить опасно.
   — Не перегибай палку, Дик. Мне очень комфортно в твоих объятиях. У тебя сильные руки.
   Может, так оно и было, но руки не помогли. Удар обрушился неожиданно.
   Что-то очень тяжелое треснуло Журавлева по затылку. В глазах сверкнуло пламя и лампочка погасла. Вадим повалился на тротуар. Настю подхватили с двух сторон сильные руки, и она оказалась зажатой в клещи. Тут же к обочине подъехала машина, и ее запихнули на заднее сиденье. Вся операция длилась несколько секунд. Машина сорвалась с места и исчезла.
   Вадим приподнял голову. Перед глазами плавали красные круги, а голова гудела как паровая машина. Острая боль в области затылка и испорченный костюм, это все, что ему осталось взамен Насти. Вот что значит идти у женщин на поводу!
   Он поднялся на ноги и покачнулся. Странно, что голова выдержала и не раскололась на части. Думать и гадать времени не оставалось, необходимо было действовать. Вадим бросился к своей машине, морщась от боли. Пока он копался в карманах в поисках ключей, возле него появился какой-то парень.
   — Не торопись, приятель. Их уже не догонишь, а себя погубишь.
   Вадим повернул голову и увидел стоявшего возле капота крепко сбитого паренька лет тридцати с короткой стрижкой и серыми колючими глазами, очень похожими на волчьи. Доверия он к себе не вызывал, но и опасности в нем Журавлев не видел. Футболка, обтягивающая мускулистый торс, джинсы и пустые руки.
   — Ты номер машины запомнил? — рефлекторно спросил Журавлев.
   — Я знаю о них куда больше, чем номер. А тебе в свою тачку садиться не рекомендую — взорвешься. Не веришь, можешь глянуть. Под водительским сиденьем мощная штуковина примагничена. Долбанет так, что гаек с болтами не соберешь.
   — Откуда знаешь?
   — Они вас второй день пасут, я — их. Мне хотелось знать, кем они так заинтересовались. А взрывчатку они тебе подложили ночью, от скуки, наверное.
   Пусть тебя это утешит. Ведь если бы не бомба, то живым на тротуаре тебя не оставили бы. Эти люди свидетелей не любят.
   — А ты, я вижу, человек информированный. Может, поможешь мне найти мою подружку?
   — Я не меценат и подачки не входят в мои планы. Баш на баш. Ты мне расскажешь, что они хотят от нее, а я помогу ее вытащить. Вдвоем проще.
   — Значит, эти люди тебе тоже насолили?
   — Не то слово. Только я действую теми же методами, что и они. С ними иначе нельзя. А ты, я вижу, человек тихий, даже оружия с собой не носишь.
   — Проверил?
   — Конечно.
   — Да ведь и ты пулеметными лентами не увешан.
   — Все, что нужно, у меня в машине лежит. Тебя пугать не хотелось.
   Испуганные люди, кроме глупостей, ни на что не способны. Страх парализует.
   — Ладно, с лекциями повременим. Что делать будем?
   — Идем в мою машину. По дороге все обсудим.
   Парень повернулся и направился к старому «жигуленку» первой модели, припаркованному на другой стороне двора.
   Журавлев последовал за ним. Парень не внушал ему доверия, но у него не оставалось выбора. Может, он все врет и в машине нет взрывчатки?
   Они сели в «копейку», и незнакомец спросил:
   — Не жаль будет со своей колымагой проститься?
   — Это как?
   — Лучше всего, если она взорвется. Похитители будут считать, что тебя уже нет. Кроме пользы, ничего не вижу. Мертвецов не ищут, а тебе предстоит серьезная драчка. Так просто они тебе твою зазнобу не отдадут. А если такое чудо произойдет, то пока они живы будут, покоя тебе не видать.
   — Согласен. Банкуй, приятель, ты командир.
   «Четверка» Журавлева стояла метрах в двадцати, напротив машины, где они сидели.
   Парень обернулся назад, откинул с заднего сиденья чехол, и достал автомат «Калашникова». Передернув затвор, он переставил рычаг на одиночный выстрел, вскинул автомат к плечу, прицелился и нажал на спусковой крючок. Хлопок и пуля угодила в бензобак. «Четверка» вспыхнула, а через несколько секунд раздался кошмарный взрыв, подбросивший полыхавшую машину на несколько метров. Из окон дома посыпались стекла, Стрелок отбросил автомат назад и тронул машину с места.
   Через пять минут они уже были на значительном расстоянии от горевшего автомобиля.
   — О взрыве они узнают из вечерних новостей. К приезду пожарных и головешек не останется, так что можно считать водителя сгоревшим. Чего они и добивались.
   — Тебя как звать-то, спаситель?
   — Митроха.
   — Редкое имя.
   — А у нас по святцам имена даются, а не по желанию.
   — Меня назвали по желанию — Вадик, потом сократили до Дика. Выбирай, что удобней.
   — Хорошо, Дик. Так чем твоя подружка не угодила крутым ребятам, что они ее пару дней пасли не смыкая глаз?
   — Видела она троих убийц и рожи их запомнила. Опознать может. Те расстреляли ее друзей из таких же автоматов, как у тебя. Прямо на улице.
   — А ее пощадили? Так не бывает.
   — Они о ней через ментов узнали — имя, адрес и все прочее. Устроили засаду, только ничего у них не вышло. Стрелка и водилу накрыли. Но, как я понимаю, был там и третий, который меня проследил и вышел на этот адрес.
   — А когда ее дружков завалили?
   — В прошлую субботу, точнее, с субботы на воскресенье, ночью. В ту ночь они неплохо поработали. Поутру трупы считать устали.
   — Вот теперь больше похоже на правду. Жить ей осталось часа два, не больше. Допросят и в расход. Нам поторопиться надо.
   — Ты знаешь, где ее искать?
   — Нет, конечно. Туда так просто не подберешься. Двух часов не хватит. Мы их будем бить тем же кнутом. А планы составлять позже станем.
   — Может, расскажешь, как и где нам кнут брать?
   — Вот что, Дик, выполняй мои команды и больше Ничего тебе знать не обязательно. Только помни, что действовать придется решительно, не мешкая и не задумываясь. Счет на доли секунд пойдет.
   — Постараюсь.
   Через двадцать минут они подъехали к четырехэтажному зданию, стоявшему за решетчатым забором.
   — Похоже на дворец. Вокруг одни «мерседесы» стоят. Что там? — осмотревшись, спросил Журавлев.
   — Частная школа, лицей, детки крутых родителей здесь учатся. У одного из похитителей твоей подруги сынок в этом заведении уму-разуму набирается.
   — И что же?
   — А ничего. Скажи спасибо, что ворота не заперты. Очевидно, им продукты для буфета привезли.
   — Какая же учеба в разгар каникул?
   — Детей готовят к математической олимпиаде, она будет проходить в августе в Амстердаме. Стажируют по полной программе.
   Митроха глянул на часы.
   — С минуты на минуту начнется перемена. Дети выбегут во двор. Я тебе покажу нужного. Схватишь его в охапку, и в машину. По-другому мы с его папашей не сговоримся.
   — Киднеппинг?
   — Я таких слов не знаю.
   Тишина разорвалась шумным детским гамом. Человек сорок ребят в возрасте лет десяти высыпали на школьный двор.
   — Положение усложняется, — сказал Митроха. — Видишь, кроме учителей, еще два амбала во двор вышли. Нашу добычу стерегут. Хорошо, на ступенях крыльца остановились, а не смешались в общем потоке. Идиоты! А еще себя профессионалами считают.
   — Так что делать, Митрофан?
   — Слева возле качелей мальчишка вертится с соломенными волосами в синей футболке с белой полосой. Берешь в охапку, и в машину.
   — А телохранители?
   — Я их беру на себя. Ты о них не думай. А если получится, то сними с пояса одного из них мобильник. Я подпущу его на близкое к тебе расстояние. Вперед, Дик, не мешкай, если своей бабой дорожишь.
   Последние слова стали хорошим толчком к действию. Журавлев вышел, отряхнул свой бежевый костюм и направился к воротам. И все же вид его не мог соответствовать владельцу одного из «мерседесов». Пиджак пришлось снять на ходу, белая рубашка с галстуком не очень пострадали, так что, войдя на территорию школы, он не поймал на себе подозрительных взглядов. Все его внимание было приковано к мальчику с соломенными волосами. Он шел к качелям и даже не смотрел по сторонам. Все, что творилось вокруг, его не интересовало.
   Митрофан взял автомат в руки и положил ствол на дверцу. Один из охранников забеспокоился и, сойдя со ступенек, также двинулся в сторону качелей. Они шли с разных сторон к одной точке и находились от нее на равном расстоянии. Второй охранник засуетился. Митроха не дал ему возможности вмешаться. Он прицелился и выстрелил. Хлопок был подавлен детским гомоном. Пуля угодила телохранителю в горло. Он упал и покатился по лестнице. Случившееся заметили не сразу. Упавшего человека увидела учительница и решила, будто ему стало плохо. Она поторопилась ему помочь. Митрофан сменил мишень.
   Возле ребенка Журавлев оказался одновременно с телохранителем. Увидев его, Вадим улыбнулся, чем вызвал некоторое замешательство секыорити, за что тут же поплатился. Вадим вложил всю свою силу в удар, и его кулак врезался в подбородок противника. Челюсть хрустнула, и он упал навзничь, ударившись головой о каменную плитку. Дети закричали и рассыпались в разные стороны.
   Журавлев поймал качели на взлете и снял мальчика прямо на ходу. У крыльца кто-то завизжал. Все оглянулись.
   Журавлев продолжал действовать строго по инструкции. Крепко прижав к себе парнишку, он нагнулся и сорвал с ремня поверженного телохранителя телефон вместе с чехлом. Женский визг умножился на несколько десятков похожих.
   — Все нормально, приятель. Нас это не касается, — словно успокаивая себя и ребенка, пробормотал Вадим и побежал к воротам.
   Он даже не заметил, в каком месте уронил пиджак. Ему было не до этого.
   Задняя дверца «жигулей» открылась, как только он вышел за ворота. С ребенком на руках Дик запрыгнул в машину, и «жигуленок» встал на дыбы, словно пришпоренный конь. Мотор взревел, и они помчались вперед, петляя по переулкам старой Москвы.
   Мальчик вел себя спокойно, он даже не казался испуганным, а с любопытством следил за происходившим.
   Наконец машина въехала в подворотню и остановилась в глухом дворе. С минуту длилась пауза. Они чего-то ждали. Ничего не менялось. Тишина.
   — А ты ловкий, парень, — улыбнулся Митроха. — Только теперь обойдемся без имен. У нас свидетель в машине.
   — Вы меня похитили? — спросил мальчик без малейшего волнения.
   — Догадливый, — буркнул Вадим.
   — Чего проще, если тебя в сортир под охраной водят и инструкциями пичкают.
   Только зря вы с моим отцом связываетесь. Вас все равно поймают. У него везде все схвачено.
   — Сколько тебе лет? — спросил Митрофан.
   — Одиннадцать.
   — Хорошо мыслишь.
   — Слишком однообразно. В школе одно долбят, дома другое слышишь.
   Разнообразие есть только в Интернете, и то его найти надо.
   — Ты знаешь телефон своего отца? — спросил Журавлев.