— Покой нам только снится. А как мне найти отца Никодима?
   Пелагея перекрестилась.
   — Теперь уж не найдете. Душа его к Богу отошла. Молюсь за убиенного.
   — Убиенного?
   — Он ведь в Москву подался, справедливости искать у архимандрита. Никому ничего не говорил, уехал и все. А потом весть прислали из Москвы — какие-то люди пришли к его сестре в дом и застрелили отца Никодима и Веру. Супружница его тут же следом уехала.
   — А Митрофан?
   — Дьякон Порфирий пошел в обитель известить сына, а ему сказали, будто Митроша самовольно ушел из монастыря и больше не возвращался. Где он теперь, одному Богу известно. Вот такое нас горе постигло.
   — На глазах все святыни рушатся. Извините, что потревожил.
   — Да что ж теперь, делу гневом не поможешь. Ступайте с Богом.
   Метелкин покинул дом Пелагеи в полной растерянности. Он возвращался в гостиницу и не знал, что ему делать. Зачем Еремин фотографировал монастырь, почему искал ответы у священника? С какой целью сын Никодима забрал все материалы Аркадия, а потом сам сбежал из монастыря? Кому мешал отец Никодим? Ни на один вопрос у Метелкина не было ответа. Хочешь — не хочешь, а все дорожки ведут в Кинскую пустошь. Только вот через стену монастырскую не перепрыгнешь и ответы на садовых деревьях не растут.
   Звонить в Москву из такой закрытой зоны, как Егорьевск, значит, высказать свое мнение местным хозяевам. Аркашка знал, куда ехал. Осторожничал, как мог. В гостинице не остановился, а жил на окраине, где его искать бы не стали, и то от пули не уберегся.
   Метелкин вышел на улицу. От мыслей его отвлек резкий визг тормозов. Прямо возле него остановилась черная «Волга». С переднего сиденья вышел толстяк громадного роста с красной физиономией и блеклыми глазами навыкате. Такого можно испугаться в уединенном месте. Но на улице в разгар дня пешеходов хватало, а форма подполковника милиции на толстяке гарантировала безопасность.
   Хотя бы здесь, где полно народу.
   Подполковник подошел к Метелкину и встал вплотную, так что репортер чувствовал запах чеснока из его рта. Пришлось задрать голову вверх, чтобы видеть эту отвратительную рожу.
   — Тебя вызывали та опознание, Метелкин?
   — Вы правы. Если не ошибаюсь, то разговариваю с начальником местного УВД Мятковым Мироном Денисовичем.
   — Говорю только я. В первый и последний раз. Ты свое дело сделал, и больше тебе в городе делать нечего. Сегодня к вечеру чтобы духу твоего здесь не было!
   — Пугаете, подполковник? По Конституции, человек имеет право…
   Мягков схватил его за грудки и приподнял над землей как щенка.
   — Заткни варежку, сопляк. Ты мне здесь не нужен. Не смотаешься сам, башку набок сверну.
   — Одному уже свернули.
   — Напрашиваешься?
   — Да нет. Раз вам тесно со мной, могу посторониться. Мне дома уютней.
   Подполковник отбросил парня в сторону, и он сбил с ног проходившую мимо женщину. Оба упали на тротуар. Хозяин города вернулся в машину и тут же уехал.
   — Извините, дамочка, поскользнулся.
   — Ничего. Я видела. Вам лучше не спорить с этим человеком. Он зря слов на ветер не бросает.
   Метелкин помог женщине подняться, и они разошлись в разные стороны.
   Никакого испуга репортер не испытывал, ничего, кроме злости и обиды. Так с ним еще не поступали. Вернувшись в гостиницу, он прямиком направился в номер следователя Мухотина, застав его в ванной за бритьем.
   — А, Женя, привет, заходи.
   — Уже зашел. Вот что, Пал Никояамч, суммируя все в един узел, я сделал вывод, что развязку надо искать в монастыре.
   Мухотин улыбнулся.
   — Не возражаю претив твоей версии. Честно говоря, другой у меня и не было.
   Только вход туда нам запрещен. Мы для них не авторитет. Вступать в конфликт с церковью нам даже губернатор власти не позволит.
   — А вы знаете о том, что протоирея Никодима убили в Москве, а он имел приход в этом поганом городишке? Вы как-то говорили, что в этих местах нет преступности. Все верно. Они уничтожают своих врагов после того, как их вывезут из района. Неплохо бы провести такое исследование, скажем, за два-три последних года. Поднять дела обо всех убийствах за пределами Егорьевска, но на территории Тульской области, а потом попробовать провести параллель — имеют ли жертвы какое-нибудь отношение к Егорьевску.
   — Мысль интересная. Как она тебе пришла в голову?
   — Я сам уже на мушке. И, по мнению подполковника Мягкова, слишком много знаю. Он хочет вытеснить меня из города и замочить где-нибудь в электричке на подъезде к Москве.
   — Мне кажется, ты преувеличиваешь. В тебе журналистская фантазия разыгралась. Но в любом случае осторожность не помешает.
   — Убийство Еремина случайность. Его не хотели здесь убивать. А если убили, то закопали бы в лесу. И нельзя весь монастырь осиным гнездом считать. Нашли-то труп обычные монахи, вот и подняли шумиху.
   — Послушай моего совета, Женя. Здесь ты ничего не раскопаешь, брось эту затею. Тут даже мне палки, ставят в колеса. В области все повязаны одной веревочкой. До истины нам не добраться. Я это сразу понял. Ведь я тебе честно скажу, как только мне дали вести это дело, сразу стало ясно, что оно обречено на провал. У нас полно отличных профессионалов в прокуратуре, хорошо работающих в сфере убийств. Многие сидят и в носу ковыряют. Летом не очень много работы. И вдруг назначают меня, человека, всю жизнь занимавшегося щипачами. По большому счету, и мне здесь делать нечего. Я в Туле найду концов больше, чем тут. А ты топай в Москву и иди в редакцию Еремина. Вся собака в его статье зарыта, которую пока не публикуют. Почему? Могу сделать предположение, что твой друг приехал сюда за подтверждениями и фактами. Возможно, он был умнее нас с тобой и ему удалось нарыть больше, чем нам. Вот только азарт его погубил. Слишком близко подобрался к горячему камешку, ошибка стоила ему жизни. А нам надо в обход идти, ты в Москве, я в Туле. Начнем издали, как начинал Еремин. Пойдем по его следу. Вот тогда мы не будем гадать, что и как он здесь искал, а точно узнаем. А сейчас мы блуждаем в темноте, да еще под давлением Мягкова и всей его команды.
   — Вы правы, убедили. Мне бы надо позвонить в Москву. Только с простого телефона особо не поговоришь. Нужен мобильник. У вас нет?
   — Не обзавелся. И тебе он не нужен. Ничего не получится. Они глушат волны.
   Уже проверено. Кроме треска в трубке, ты ничего не услышишь.
   — Совсем обнаглели. И что, на них никакой управы нет? Это же произвол.
   — Горожане не жалуются, им хорошо здесь, и по ночам на улицу не страшно выходить, живут в достатке, и с работой проблем нет. Губернатор области Егорьевск в пример всем остальным ставит, а ты о каких-то правах говоришь. Оставь ты этот город в покое. Не нам здесь жить. А вот в смерти твоего друга разобраться не мешает. Этим и надо заниматься.
   Метелкин кивнул. Спорить не имело смысла.
   В кабинете Марецкого на Петровке продолжался разговор о визитах капитана Сухорукова в епископат Русской Православной Церкви.
   — Понимаешь, Степа, я печенкой чувствую, что зря теряю время, ведь там совсем другая публика. С митрополитом не поспоришь, он сидит, как царь на троне, молчит и слушает, а его шестерки в сутанах задают вопросы мне, вместо того чтобы отвечать на мои. Одно я понял наверняка — у них есть своя собственная сыскная контора, и они ведут свое следствие. Уж больно грамотно задают вопросы. Я специально в ответах использовал парочку наших терминов и жаргонных определений. Они меня не переспрашивали, а все прекрасно поняли, о чем я говорю. В углу сидит монашка и лихо стенографирует разговор на специальной машинке. Нам бы такую!
   — Я тебя понял, Борис. В следующий раз мы к ним зашлем нашего генерала со своим вопросником. Уж с ним они постараются вести себя более почтительно.
   — Ты что, смеешься? Нашего Черногорова? Такой же без мата ни одной фразы сказать не может.
   — Я же сказал, что ему вопросник дадим и диктофон, чтобы можно было услышать оригиналы ответов, а не в его пересказе. Справится. В конце концов, он не меньше нашего заинтересован в результатах расследования. Не век же ему в кабинете сидеть и в телефон рычать. Пусть в люди выйдет, на мир посмотрит.
   На столе затрещал аппарат. Майор снял трубку.
   — Степа, это Дик. Выслушай меня, только не перебивай. Сегодня в полдень возле дома Метелкина взорвалась моя машина. Сгорела дотла. Очень важно, чтобы в новостях сообщили, будто машина сгорела вместе с водителем. Ты меня понял?
   — Что случилось? Опять вляпался? Ты уже однажды был покойником, еле восстановили.
   — И в машине, если помнишь, я тоже погибал. Но тут дело серьезней. Короче говоря, все объясню потом. Времени в обрез. Свяжись со СМИ, пусть преподнесут все, как надо. До скорого.
   В трубке послышались короткие гудки.
   — Года на месте не просидел! Чума! Опять в разнос пошел.
   — Ты о чем, Степан Яковлевич?
   — Да, так. Живет один псих в Москве, от которого никому покоя нет. Не человек, а головная боль. В кабинет постучали, и вошел майор Кораблев.
   — По твоему виду можно сказать, Альберт Леонидыч, что у тебя есть новости.
   В разведчики ты не годишься, а вот партнер в покер из тебя отличный. Все эмоции на физиономии отпечатаны.
   — Ты прав, Степан, кое-какие новостишки есть.
   Он присел к столу и достал пакетик с несколькими гильзами.
   — Это те самые, что мы подобрали в Москве и на Симферопольском шоссе.
   Серия та же самая. Все это нам давно известно. Меня другое интересовало — они абсолютно новые, незалапанные, свежак, изготовлены на филиале Тульского оружейного завода. Тут тоже удивляться нечему. Серия выпущена год назад, но самое интересное заключается в том, что эта серия выпускалась под заказ Министерства обороны и вместе с оружием была переправлена в воинские части, что подтверждается документами. Схема простая. Определенный округ заказывает для своих воинских частей определенное вооружение и дает заявку в министерство. Там заявка рассматривается, одобряется или нет, потом дают заказ на завод, оплачивают, а затем округ забирает выполненный заказ. В данном случае оружие и боеприпасы заказывал стрелковый полигон Уральского округа с целью проведения учений. Короче говоря, в военной документации черт голову сломает. Я особо не вникал. Даже чтобы заполучить эту информацию, мне пришлось использовать все связи нашего отдела. Кто чем мог, как говорится. Нет ничего более закрытого для нас, чем Министерство обороны.
   — Есть, Алик, — церковь, — поправил его Марецкий. — Извини, что перебил.
   — Так вот, копии документов с оружейного завода нам получить удалось. Тут помогли ребята из Тулы. Обычная финансовая проверка, к ним везде привыкли. Мне было важно установить доподлинно точно, куда и в какую часть попали патроны этой серии. Результат ошеломляющий! Партия из трехсот автоматов и шести тысяч патронов к ним с рожками были распределены между двумя стрелковыми подразделениями, готовившимися к показательным учениям. Теперь по пунктам.
   Таких воинских частей в природе не существует. Никаких учений на территории Уральского округа не проводилось.
   В кабинете воцарилась тишина. После долгой паузы Сухоруков спросил:
   — Кого в этом случае следует обвинять?
   — Завод выполнял заказ согласно заявке. Деньги на счет поступили.
   Удивительно то, что отправитель денежного перевода неизвестен. Нигде не указано, что за заказ расплачивалось военное ведомство. За руку никого не цапнешь. Заказ получал Уральский округ. Так значится в накладных, где стоят фальшивые печати несуществующих воинских частей. Заявка министерства, посланная заводу, завизирована правильно, но подписи не соответствуют оригиналам. Виза начальника управления Хомякова стоит, но Хомяков никогда не подписывал эту заявку, и его подпись не имеет ничего общего с проставленной на документах, где все печати подлинные.
   — Какое резюме, Альберт Леонидович? — спросил Марецкий.
   — Надо подключать к делу военную прокуратуру. Другого пути к документации министерства у нас нет. И лучше, если это сделать через Генерального прокурора.
   Надо идти к генералу Черногорову. Он имеет выходы на Генерального.
   — Да мы уж для Черногорова нашли работенку. Ну ничего, пусть разнообразит свою жизнь. Сначала к патриарху сходит, потом к Генеральному прокурору.
   Капитан улыбнулся.
   — Жаль, мы не нашли для него повода заглянуть мимоходом к Президенту.
   — Еще найдем. Лиха беда начало.
   В кабинет вновь постучали. На пороге появился подполковник Сорокин, старый друг майора Кораблева, ходячая энциклопедия Петровки, со своей профессорской бородкой напоминавший ученого позапрошлого века. Все встали, чем смутили скромного труженика умственного труда.
   — Садитесь, господа, не смущайте меня.
   — У нас сегодня день великих открытий, Валерий Михалыч. Ведь вы с пустыми руками не приходите.
   — Серьезно? А разве я у вас уже был?
   — А как же! Кто шофера «джипа» опознал?
   — Да-да, склероз! Ничего уже не помню. Так вот, Степан Яковлевич, вы интересовались «Белыми волками» — татуировка на левом плече, изображающая пасть с клыками и надписью, точнее логотипом «Белые волки». Я кое-что узнал о людях с такой наколкой. Так назывался батальон десантников во время первой чеченской кампании. Командовал им некий майор Шмарин Сильвестр Егорович. Чеченцы называли себя «черными волками», а эти в противовес им «белыми». Воевали отчаянно. Сам Шмарин погиб — попал в окружение с пятью ребятами в Грозном. Но в основном батальон дрался без потерь. Его еще называли бунтарским. Они больше всех шумели, когда наши войска начали выходить из Чечни. Как только развязалась вторая чеченская кампания, капитан Сопин, бывший зам Шмарина, собрал «Белых волков» и вновь отправился в Чечню. По некоторым данным, через батальон прошло больше тысячи солдат. Сколько осталось в живых, сколько погибло, сказать трудно. Сами знаете, численность погибших установить невозможно. Но одно доподлинно известно: каждый боец батальона, прошедший крещение боем, награждался наколкой на плече и гордился ею больше, чем орденом. Я покопался в архиве и нашел два случая гибели людей с наколкой «белых волков». Их тела так и не были опознаны. Одного убили во время бандитской разборки в Балашихе под Москвой, где выясняли отношения две группировки, одна кавказская, другая славянская. Во втором случае также не определили личность убитого. Киллер поджидал в подъезде одного коммерсанта, причем чеченца. Но тот вернулся домой не один. Киллер уложил пятерых человек и был ранен. Тем не менее он успел сделать пять контрольных выстрелов. Все убитые — чеченцы. Сам же сумел дойти до соседнего дома, спрятался в подъезде и умер от потери крови. Его нашли сутки спустя. На левом плече киллера имелась татуировка «Белые волки». Вот, собственно, и все, что я хотел вам сказать. Майор Кораблев покачал головой.
   — Ты уникум, Валера. По твоему докладу можно фильм снять в десять серий, а ты скромничаешь. — Он глянул на Марецкого. — Вот учись, Степа, как надо копать. Взялся и все вопросы решил от "А" до "Я".
   — К сожалению, в нашем случае все иначе. Ведь эти ребята охотились вдвоем за одной женщиной, причем русской и ни в чем не повинной. Где же их принципы?
   — А если их ввели в заблуждение? — вмешался Сухоруков. — Судя по всему, ребята фанатики, одержимые. Ведь на наших мальчишек, вернувшихся из Чечни, всем плевать. Ни о какой реабилитации и речи не идет. Все они с искалеченными душами. Психика неустойчива, надломлена. Им сказали «фас», и они бросились на врага. К тому же вспомни: один в окно выбросился, другой машину на стену направил. Это нормально? А стрелять в опера на лестнице? Он тоже не чеченец.
   — Вот что, Боря, поезжай-ка ты в больницу Может, этот паренек пришел в себя. Он же был жив, когда его на машины вытащили.
   — Самое время. Теперь у меня есть к нему вопросы.
   В кабинет постучали, и вошел майор, которого никто не знал.
   — Извините за вторжение. Мне сказали, что майор Марецкий находится в этом кабинете.
   — Совершенно верно. Марецкий — это я.
   — Старший оперуполномоченный РУБОП майор Телегин. Извините, мне, может, подождать в коридоре?
   — Выкладывайте, майор, что у вас случилось.
   И он стал выкладывать в прямом смысле слова. Из сумки на стол перекочевал бежевый пиджак, а в руки Марецкого — водительское удостоверение на имя Журавлева Вадима Сергеевича.
   — Как это понимать?
   — Около тринадцати часов этот человек похитил ребенка из школы на глазах у учителей. Пиджак уронил во время бегства. Пять человек его опознали по фотографии на правах. Ребенка охраняли двое телохранителей. Одному Журавлев сломал челюсть, второй убит выстрелом в горло. Преступнику удалось скрыться вместе с ребенком в неизвестном направлении. По месту проживания Журавлева никого не нашли.
   У Марецкого отвисла челюсть.
***
   Выйдя из пельменной, они направились к машине. Вадим остановился посреди улицы и замер. Митрофан глянул на своего напарника и спросил:
   — Ты что, Дик? Живот прихватило?
   — Нет, смотри.
   Прямо перед ними на тротуаре на подставке стоял предупреждающий знак, следом полосатая загородка, какие обычно ставят во время ремонта дорог, а за ней открытый люк колодца. Рабочих на месте не было, а оранжевые безрукавки дорожников висели на кольях переносного заборчика.
   — И что? Какой-нибудь кабель протягивают.
   — Это не важно. Будем менять план.
   — Зачем? Мы все отлично придумали!
   — Не совсем так. Я уверен, Настя будет постоянно находиться под прицелом.
   На выстрел хватит секунды. От пули не увернешься, если не знаешь, откуда она летит.
   — Я тебя не понимаю.
   — Подгоняй машину, после объясню.
   Митрофан дошел до «жигулей», сел за руль и подал назад. Журавлев в считанные секунды закинул на заднее сиденье все атрибуты ремонтников и не забыл закрыть люк, чтобы никто из прохожих не сломал себе ноги.
   — Поехали.
   «Копейка» тут же скрылась с места кражи.
   — Никогда в жизни не видел, чтобы крали рабочую спецовку, — удивился Митрофан.
   — Я тоже. Неожиданная идея, навязанная приключениями Насти. Она научилась хорошо ориентироваться в московской канализации. Почему бы и нам не попробовать.
   — Слушай, Дик, ты, как я уже догадался, отличный стратег. Идеи из тебя так и прут. Жаль, что в нашем распоряжении нет вертолетов и танков. Ты бы один выиграл войну. Я мужик настырный, но туповатый. Так что прошу тебя разжевать свои сокровенные планы доступным языком, а еще лучше — чертить планы на бумаге.
   Я готов выполнить любую задачу, но если она мне досконально ясна. В потемках я работать не умею.
   — Понимаю. Трудность заключается в том, что я всегда из неприятностей выкручивался сам. Ты ошибаешься, я не стратег. Меня всегда спасал экспромт, чутье и немного удачи. Глобальных планов мне строить не приходилось. Появлялась идея, черновик, а дальше все решалось по обстоятельствам.
   — Хорошо. В чем состоит конкретный черновик?
   — Идет по улице человек, он знает, что находится на мушке. Какой выход?
   Идеальный выход провалиться сквозь землю. Исчезнуть в долю секунды.
   — Уже понятней. Напрашивается второй вопрос — эта идея принадлежит тебе, как Настя сможет понять твой замысел?
   — Ты должен привлечь ее внимание, как, пока не знаю. И еще — нам нужен матрац и что-то еще мягкое. Сейчас едем в «Детский мир», а потом на улицу Горького, ныне Тверскую, там оживленное движение круглые сутки, широкие тротуары и полно машин.
   — Хорошо, у меня по ходу дела появилась еще одна идейка. Через полчаса мы можем им звонить.
   — Заждались, поди. Митрофан махнул рукой.
   — Для нас время ничего не значит. После предупреждающего звонка Пигмей за десять минут мог поднять целую армию в ружье. Вот и пусть сидят потеют в бронежилетах. Томить их ожиданием — тоже психологический ход. Нового они ничего не придумают, злоба затихнет, станут более податливыми. Пластилиновыми.
   Машина затормозила у «Детского мира».
   — Что мы будем покупать? — спросил Митрофан.
   — Детские матрасы, а главное, нам надо найти плюшевого кота в красных сапогах. Такого, как я подарил ей на день рождения, мы уже не найдем, но похожего можно подобрать.
   — Ничего не понимаю! — пожал плечами Митрофан.
   Команда Сократа находилась в полной боевой готовности. Шел четвертый час ожидания, но похитители так и не звонили. Настю привели в порядок, припудрили и одели. Она сидела в кресле в углу кабинета Сократа, и на нее никто не обращал внимания. Пигмей не отрывал взгляда от трубки мобильного телефона, изредка вытирая мокрым платком пот с лица. Хозяин кабинета принимал доклады своей разведслужбы.
   — Неразбериха получается, Юрий Федорович, — докладывал высокий мужчина в очках, похожий на преуспевающего дельца. — Машина ее приятеля взорвалась. Никто другой в нее сесть не мог. До сводкам происшествий значится гибель водителя.
   Сама по себе машина не могла сдетонировать и взлететь на воздух. Тут все сходится. Теперь вернемся к похищению в лицее. Парень, утащивший ребенка, уронил по дороге пиджак. В нем обнаружены водительские права на имя Журавлева В. С. Внешность похитителя соответствует фотографии на водительском удостоверении. На девяносто процентов ребенка выкрал Журавлев, но взорвавшаяся «четверка» тоже принадлежит Журавлеву.
   — Идиот! Ты идиот, Дрозд! Парень взорвался, а потом побежал красть сына Пигмея.
   — Он был не один. Там работает целая команда. Верзилу убили пулей от карабина СКС либо из «Калашникова». У Журавлева в руках ничего не было.
   Стреляли от ворот.
   — Понятно, что он не один работал. Мальчишка сказал по телефону, будто видел человек десять. Не с той стороны копаете. Важно другое: в Москве существует банда отморозков, которая о нас знает если не все, то очень много.
   Им понадобилось меньше часа, чтобы четко отреагировать на похищение этой бабы.
   Если они знают, где учится сын Пигмея, то им также известно, кто я и кто ты.
   Мгновенная реакция и четкость исполнения без подготовки. Мы имеем дело не со шпаной, а с профессионалами. А вам потребовалось двое суток дежурить под окнами, чтобы взять девчонку. Мало того, вы уже однажды умудрились ее упустить.
   За что я вам деньги плачу, уроды?! Чему вас там учили в высших школах? Плевать в потолок или бить по мишеням? Что вы знаете об этом Журавлеве?
   — Бывший следователь, потом вор, аферист. С этой курицей, — он кивнул на Настю, — работали в детективном бюро, которое год назад МВД прикрыло. Он ушел в бизнес, она создала новое агентство. Ничего особенного он собой не представляет. Великовозрастный шалопай. Квартира, где Журавлев жил с девчонкой, принадлежит репортеру Метелкину. Он в отпуске, куда-то уехал и дома не появлялся. Наверняка в Москве его нет. Мне очень трудно себе представить, что эти оболтусы имеют связь с какой-то группировкой, у которой есть на нас полное досье и ко всему прочему готовой не задумываясь идти с нами на конфликт такого масштаба. Это равноценно тому, чтобы войти в клетку к спящему тигру, отрубить ему хвост и выйти, забыв закрыть за собой решетку. Мне не понятно, на что они рассчитывают.
   — Мне плевать на их расчеты! Иди и найди мне это-то Журавлева, живого или сгоревшего, но я должен его видеть. Лучше живого. Мы не можем позволить себе иметь свидетелей, не говоря уже о скрытых врагах. Нам в спину кидают ножи, а мы боимся оглянуться. Трое суток тебе на поиски и доставку. В противном случае сам получишь нож в спину. Убирайся вон!
   Именно во время этих грозных слов зазвонил мобильный телефон Пигмея. Тот схватил трубку, словно воробей мошку.
   — Слушаю вас!
   — Девушка жива?
   — С ней все в порядке.
   — Я хочу услышать ее.
   Пигмей поднес ей трубку.
   — Не больше двух слов.
   Настя взяла телефон и тихо сказала:
   — Со мной все в порядке.
   — Когда пойдешь по улице, будь внимательна, возможны препятствия.
   Пигмей вырвал у нее трубку.
   — Вы убедились? Где мой сын?
   — Слушай и не перебивай, осел. Работаем по моим условиям. Нам жизнь твоего ублюдка не нужна, а жизнь женщины вам необходима, как кровь вампирам. Подвозите ее к Пушкинской площади и высаживайте возле памятника. Полчаса вам на дорогу.
   Дальше она идет по Тверской в сторону Кремля, заходит в метро «Охотный ряд» и садится в поезд в сторону «Сокольников». Когда и где она выйдет, вас не касается. Если доберется до места живой и невредимой, то она сама тебе позвонит и скажет, где тебя ждет твой щенок. Все. Выполняй, а то у меня руки чешутся оторвать твоему засранцу башку.
   Телефон был подключен к громкой связи, и не имело смысла пересказывать разговор.
   Сократ нажал кнопку в столе, и в кабинет вошли трое мужчин.
   — Забирай ее в машину! — приказал Сократ.
   Один из вошедших подошел к Насте, взял ее под руки и вывел из кабинета.
   — Действуем так, — начал Сократ. — Расставить наших людей по три человека у выходов метро «Лубянка», «Чистые пруды», «Красные ворота», «Комсомольская», «Красносельская» и «Сокольники». На «Лубянку» и «Комсомольскую» послать по пять человек. Как только девка сядет в поезд, они должны спуститься вниз и ждать на платформе. По одному в машинах остаются наверху. Пусть люди на нее посмотрят и отправятся на точки. На «Охотном ряду» в переходе расставить шесть человек.
   Думаю, главный маневр произойдет именно там. По Тверской ее поведут трое. Один на десять шагов впереди, двое на десять сзади. Дистанцию держать строго. От Пушкинской вниз по другой стороне пустить микроавтобус с тремя снайперами.