– А какая им разница? Кроме того…
   Она озорно улыбнулась.
   – …я думала, ты оценишь присущий мне оптимизм.
   Молодой проповедник закрыл лицо рукой. Другую он сжал в кулак. У него было ощущение, что каждый человек на улице смотрит на него, хотя если оценить ситуацию трезво, то это настоящая паранойя.
   – Куда ты хочешь пойти поесть? – спросил он.
   Белинда Мэй игриво ткнула его в бок.
   – Соберитесь, преподобный! Я всего лишь пошутила. Вы слишком много нервничаете. Будете нервничать, и нам придется неделю проторчать в этом номере. А я не уверена, что на моей карточке такой большой кредит.
   – Об этом не беспокойся. Я позабочусь, чтобы церковь вознаградила тебя. Так, еще раз, куда ты хотела пойти поесть?
   – Вон то заведение, похоже, хорошее, – ответила она, показав на другую сторону улицы. «Кошерные суши у Руди».
   – Договорились.
   Он взял ее под руку и пошел к углу перекрестка. Когда зажегся «зеленый» пешеходам, поглядел в обе стороны, не только, чтобы убедиться в том, что никакая из машин не едет на «красный» – то, что ни один житель большого города не воспринимал как должное, – но и чтобы убедиться в том, что вокруг нет тех, чье присутствие могло бы его беспокоить. Съемочная группа телевидения допекала молодую женщину в квартале от перекрестка, но она все еще была здесь. Проповедник решил, что успокоиться можно будет лишь тогда, когда они усядутся за столик подальше от входа, на случай, если съемочная группа снова переместится сюда.
   Они еще не успели сойти с тротуара, как в него врезался кто-то, оказавшийся вне поля его зрения. Будь сегодня обычный вечер, молодой проповедник подставил бы другую щеку, но обычно он не бывал настолько расстроен.
   – Эй! Гляди, куда прешь! – заорал он. И тут же с ужасом понял, что эти грубые слова оказались адресованы джокеру.
   Хромому джокеру, горбатому и подслеповатому. Мужчина, с вьющимися рыжими волосами, был одет в свежевыглаженную короткую куртку и простые синие джинсы.
   – Извините, – сказал джокер, ковыряя указательным пальцем в носу. Затем, будто передумав, просто вытер нос тыльной стороной ладони.
   Молодой проповедник почему-то сразу понял, что этот жест непроизволен. Уверился еще больше, когда джокер неловко поклонился.
   – Я просто немного потерял контроль. Потерялся в моем собственном мире, по всей видимости. Вы простите меня, правда же?
   А затем джокер сошел с тротуара, будто только что его планы насчет того, куда идти, кардинально поменялись. Ко всему прочему, у него еще и слюна текла по подбородку.
   Смущенный проповедник, глядя на джокера широко открытыми глазами, невольно сделал пару шагов следом за ним.
   – Лео, что ты делаешь? – требовательно спросила Белинда Мэй, останавливая его.
   – Э, за ним иду, естественно.
   – Зачем?
   Молодой проповедник задумался на мгновение, очень волнительное мгновение.
   – Я думал, что могу рассказать ему о нашей миссии. Узнать, не могу ли ему немного помочь. Судя по всему, он нуждается в помощи.
   – Чудесные чувства, но ты не можешь этого сделать. Ты здесь инкогнито, не забыл?
   – Точно. Хорошо.
   Он уже потерял горбатого джокера из виду. Жалкое создание растворилось в толпе.
   – Ладно, пошли, хоть себя покормим, – сказала Белинда, беря его под руку. Они принялись лавировать между остановившимися машинами, вставшими прямо на перекрестке.
   Молодой проповедник продолжал оглядываться по сторонам, высматривать в толпе горбатого джокера, и вдруг они резко остановились. Повернувшись, он увидел прямо перед носом микрофон. У них на пути стояла съемочная группа.
   – Преподобный Лео Барнетт, – произнес репортер, идеально одетый мужчина с вьющимися черными волосами, в синем костюме-тройке. – Ради всего святого, что вы делаете у Грани, вы, с вашей хорошо известной позицией относительно джокеров?
   Перед глазами молодого проповедника пронеслась вся его жизнь. Он с трудом виновато улыбнулся.
   – Моя спутница и я решили немного перекусить.
   – У вас есть по этому поводу официальное заявление, для светской хроники? – хитро спросил репортер.
   Уголки губ проповедника приподнялись.
   – Я давно принял за правило не отвечать на вопросы личного характера. Эта молодая леди составила мне компанию сегодня вечером. Она работает в новой миссии, которую наша церковь недавно открыла в Джокертауне, а сейчас предложила попробовать хорошую еду, которую тоже можно найти здесь, на Грани.
   – Некоторые из комментаторов сочли бы странным и даже ненормальным тот факт, что человек, открыто и последовательно противопоставляющий себя идеям о правах джокеров, вдруг так озаботился их повседневными нуждами. Зачем вы вобще открыли эту миссию?
   Молодой проповедник понял, что ему не нравится тон, в котором начал интервью репортер.
   – Я должен был исполнить обещание, – вежливо сказал он, будто пытаясь намекнуть на то, что разговор окончен. Хотя истинное его намерение было прямо противоположным.
   – А что это за обещание? Кто с вас его взял? Ваши прихожане?
   Репортер заглотил наживку. Теперь единственной проблемой молодого проповедника было блюсти должное выражение лица. Он еще не излагал открыто то, что решил сказать сейчас, а интуиция подсказывала, что настал удобный случай.
   – Ну, если вы так настаиваете.
   – Очень много домыслов по этому поводу, сэр, и, я думаю, люди имеют право знать правду.
   – Ну, однажды я повстречал юношу. Он пострадал от вируса Дикой Карты и в результате вляпался в большие неприятности. Хотел увидеться со мной, и я пришел. Мы молились вместе. Он сказал, что понимает, что я ничем не смогу ему помочь, но хочет взять с меня обещание, что я помогу другим джокерам, как смогу, чтобы они, возможно, не оказались в такой же неприятной ситуации, как он. Я был очень тронут этой просьбой и дал обещание. Спустя несколько часов его казнили на электрическом стуле. Я видел, как двадцать тысяч вольт пронзили его, поджарили в мгновение ока, будто ломоть бекона, и понял, что сдержу обещание, что бы кто об этом ни сказал.
   – Он был казнен? – тупо переспросил репортер.
   – Да, за убийство первой степени. Он несколько человек превратил в соляные столбы.
   – Вы дали обещание Гэри Гилмору? – ошеломленно спросил репортер, побледнев.
   – Именно. Пусть он был и не джокером, кто-то назвал бы его тузом или человеком, обладающим способностями, которые считают присущими тузам. Я не знаю на самом деле. Я не слишком разбираюсь в таких вопросах.
   – Понимаю. Открытие вашей миссии в Джокертауне как-то повлияло на ваше отношение к вопросу о правах джокеров?
   – Вовсе нет. Простые люди должны быть защищены в любом случае, но я всегда подчеркивал, что мы должны относиться к жертвам вируса с состраданием.
   – Понимаю.
   Репортер был все так же бледен, а вот оператор с «Миникамом» и звукооператор хитро улыбались. Молодой проповедник понял, что они видят, что репортер соображает недостаточно быстро, чтобы придумать следующий логичный вопрос.
   Но сам молодой проповедник почувствовал себя в милосердном расположении духа, уверенный в том, что только что получил новые шестьдесят секунд эфира в новостях. И решил дать репортеру передышку.
   Небольшую передышку.
   – Моя спутница и я хотели бы поесть, но, думаю, у вас есть время еще на один вопрос.
   – Да, есть еще кое-что, что, уверен, хотели бы знать наши зрители. Вы не делаете секрета из ваших амбиций на президентских выборах.
   – Это так, но в данный момент я не могу ничего добавить по этому поводу.
   – Просто ответьте, сэр. Вам только что исполнилось тридцать пять, это нижняя возрастная планка для такого поста, и некоторые из ваших оппонентов заявляли, что человек в тридцать пять лет не имеет достаточного жизненного опыта для такого. Как бы вы на это ответили?
   – Иисусу было всего тридцать три, когда он раз и навсегда изменил весь мир. Безусловно, человек, достигший зрелого возраста в тридцать пять лет, способен сделать нечто позитивное. А теперь, прошу прощения…
   Взяв Белинду Мэй под руку, он двинулся мимо репортера и его помощников и вошел в ресторан.
   – Прости, Лео, я не знала… – начала Белинда.
   – Ничего страшного. Думаю, я вполне разрешил ситуацию, кроме того, я… рано или поздно я намеревался рассказать об этом.
   – Ты действительно встречался с Гэри Гилмором?
   – Да, но хранил это в глубокой тайне. До сегодняшнего дня не было реальной необходимости раскрывать ее, хотя, думаю, это пойдет на пользу репутации нашей миссии в обществе.
   – Так, может, ты и с Мейлером знаком? Он писал, что не знает в точности всех, кто общался с Гилмором в последние его дни.
   – Прошу, давай сохраним некоторые тайны в тайне. Иначе, что еще мы вдруг узнаем завтра друг о друге?
   – Вам столик на двоих? – спросил метрдотель, мужчина во фраке, с рыбьей головой, на которую был надет шлем с водой, позволявший ему дышать. Слова звучали из динамика, скрытого под решеткой, с булькающим призвуком.
   – Да, и подальше от входа, пожалуйста, – ответил молодой проповедник. Когда они оказались одни в отдельной кабинке, Белинда Мэй снова закурила.
   – Если эти репортеры насчет нас пронюхают, будет ли правильным убедить их в том, что мы намеревались использовать лишь «позу миссионера»? – спросила она.

V

   Квазичеловек не боялся смерти, а смерть, определенно, не боялась его. Частица смерти присутствовала в душе Квазичеловека каждый день, частичка ужаса и красоты, кровь и гром. Фрагменты картины его будущей кончины перемешивались в его сознании с мимолетными картинами его прошлой, до вируса, жизни. Насколько они далеки? У Квазичеловека было четкое ощущение, что сейчас будущее стало ближе, чем ему того хотелось бы.
   Он доковылял до газетной стойки, поглядел на стопки мужских журналов. Подумал, что лицо человека, в которого он врезался, мучительно знакомое, но никак не мог понять, чье оно. Частицы его мозга снова и снова ускользали в иные измерения. Квазичеловек на время оставил все прочие занятия и дождался, пока не соберется вместе достаточное их количество и он не вспомнит. Но сейчас было нужно, в первую очередь, вспомнить, зачем он вообще пришел на Грань на ночь глядя.
   Внезапно его рука стала очень холодной. Он поглядел на нее. Она побывала где-то еще, и запястье выглядело, как культя, поскольку кисть стала прозрачной. Он знал, что она все так же на месте, иначе бы он почувствовал сильную боль, как тогда, когда тварь из иного измерения откусила ему палец ноги, отправившийся погулять в иную реальность. От сильнейшего холода кисть онемела, потом и рука, по самое плечо. Он ничего не мог с этим поделать, лишь терпеть, пока рука не вернется. Это случится достаточно скоро. Возможно.
   Но он не смог удержаться от мысли о том, как Христос пришел в синагогу и исцелил человека с отсохшей рукой.
   Нечто в его сердце, похожее на веру, сказало ему, что это отец Кальмар послал его сегодня вечером на Грань с миссией. Родилась ли идея этой миссии в горячечном сознании отца Кальмара, или нет, сложно сказать. В разнообразных жизненных перипетиях требовалась помощь Церкви Богородицы Всех Скорбящих Утешения, и отец Кальмар с радостью ее оказывал, если видел, что это принесет добрые плоды.
   Квазичеловек ходил взад-вперед по улице, оглядываясь по сторонам. Несколько человек, сидевшие за столиками у тротуара, показались ему подозрительными. Мятая одежда другого, стоявшего у газетной стойки, если подумать, тоже свидетельствовала о том, что это не тот человек, который должен бы часто глядеть на спонсорские журналы. И, наконец, необычно большое количество людей с настороженными мрачными лицами, просто сидящих в машинах, глядящих по сторонам, чего-то ждущих. Фрагменты картин смерти появились в сознании Квазичеловека, смерти, хвала Господу, нацелившейся на этих мрачных людей.
   На мгновение Квазичеловек увидел, что улица залита кровью. Но, приглядевшись внимательнее, понял, что это световой эффект, отражение красных неоновых вывесок в нескольких больших и неглубоких лужах.
   Но это понимание никуда не смогло убрать запах крови и страха, пронизывающий воздух, будто память о том, чего еще не случилось.
   Жизненно важная часть мышц правого бедра опять перескочила в другое измерение, в котором атмосфера имела слабую кислотность. Квазичеловек дохромал до угла. Прикинулся нищим и стал ожидать, когда кровь и страх станут реальностью.
   В его ушах грохотало воспоминание о громе.

VI

   – Война вредит бизнесу, – философски сказал Старший. Он сидел в кресле в углу комнаты, скрестив ноги, у стола, рядом с которым стояло и другое кресло. С отсутствующим видом покрутил в пальцах наполовину скуренную сигару.
   – Оссобенно вредит проигрывающщим, – с ухмылкой ответил Змей, сидевший в другом кресле.
   Вито стоял у двери, скрестив руки на груди, и почувствовал, как его внутренности превращаются в лед. Он предполагал, как, наверное, предполагали и Старший с его ребятами, что этот джокер – такой же деловой человек, как они, занимающийся незаконным бизнесом. Но Вито не мог отделаться от ощущения, что с этим Змеем все совсем не так просто.
   Если глава Семьи Кальвино и был обеспокоен настолько же, как Вито, он ничем этого не выдал. Вел себя уверенно и чувствовал себя в безопасности, под охраной четверых своих людей, находившихся в комнате. Майк и Фрэнк были простыми громилами, и Вито не особенно их опасался, хотя у него и не было желания очутиться среди их врагов. А вот такого человека, как Ральфи, следовало опасаться даже тогда, когда он был в хорошем настроении.
   Несмотря на все это, Вито с неудовольствием видел, что Старший намеренно ведет себя заискивающе с этим джокером, который даже свой раздвоенный язык за зубами держать не может. Пока что всякий раз, как Змей повышал голос, Старший принимался его успокаивать. Когда Змей начинал чего-то требовать, Старший отвечал, что он с ребятами подумает, как достичь соглашения. Когда Змей провоцировал Старшего перейти грань дозволенного, тот вежливо уклонялся. Вито понял, что будущее Пяти Семей вызывает озабоченность, если им приходится идти на поводу у джокеров.
   – Кроме того, человек каждый день немного умирает, – загадочно улыбаясь, сказал джокер. – Какая разница, если он вдруг умрет сразу?
   Старший рассмеялся, снисходительно улыбаясь. Если Змей и заметил скрытое оскорбление в этом, то не подал виду.
   – Когда-то я думал так же, – сказал Старший. – Любил встревать в неприятности, наслаждался зрелищем падения моих врагов. Но это было до того, как я женился и стал растить детей. Стал придерживаться более подобающих способов разрешения противоречий. Именно поэтому мы и встретились, чтобы решить наши разногласия, как цивилизованные люди.
   – Я не совсем человек.
   Старший покраснел. Кивнул.
   – Прошу прощения. Не хотел обидеть.
   Вито глянул на Ральфи, прислонившегося к стене рядом со столом. У того дергалась щека, это свидетельствовало о том, что он что-то заподозрил. И пальцы на правой руке подергивались. Ральфи и Старший переглянулись, а затем, когда Старший снова обернулся к Змею, Ральфи многозначительно поглядел на Майка и Фрэнка, сидевших на кровати и внимательно следивших за ходом переговоров. Майк и Фрэнк кивнули.
   Вито не очень понял значение этих сигналов, но спрашивать уж точно не собирался.
   – Последнее время было столько убийств, столько крови пролито, – сказал Старший. – И ради чего? Я не понимаю. Город большой. Это ворота всей страны. Здесь достаточно места для всех.
   Змей пожал плечами.
   – Ты не понимаешшшь. Мои товарищщщи ссстремятся досстичь большшего, чем просссто набить карманы.
   – Именно это я и хотел сказать, – ответил Старший. – Так что, пойми меня правильно. Алчность – великая вещь и вполне достойная. Она движет миром. Играет на повышение.
   Змей снова пожал плечами.
   – Повышение, понижение – бесс рассницы для того, кому принадлежит биршша. Мои товарищщщи требуют справедливую долю во всех делах, идущщих на этой биршше. Что вы хотите получить с этих дел – дело вашше, но сначала вам придется договориться сс нами.
   Ральфи стал прямо. Майк и Фрэнк одновременно потянулись к кобурам под куртками, но Старший знаком остановил их, подняв указательный палец. Тишина в комнате, казалось, хрустела, как пицца в микроволновке, а Змей облизнул лицо раздвоенным языком, будто в предвкушении вкусной еды.
   Вито уже обдумывал, в какую сторону ему падать.
   Старший несколько секунд глядел на Змея. Задумчиво потер двойной подбородок. Сунул себе в рот сигару, достал из кармана зажигалку, и через пару секунд комнату наполнил крепкий запах кубинского табака.
   – Вито, я голоден, – сказал Старший. Достал бумажник. Ральфи взял его и передал Вито. – Возьми мои кредитки и сходи в этот суши-бар, – продолжил Старший. – Закажи самое лучшее. На шестерых! Как знать, может, когда ты вернешься, мы уже покончим с делами и со всеми удобствами посмотрим хоккей. Согласны, мистер Змей?
   Змей одобрительно зашипел.
   – Это потрясающе, насколько растет уровень игры с каждым годом, – сказал Старший, откидываясь в кресло. – Этим вечером «Рэйнджерс» покажут, на что они способны, не так ли, мистер Змей?
   На этот раз Змей просто кивнул.
   Спешно идя по коридору к лифту, Вито вдруг понял, какое облегчение он ощутил, уйдя подальше от Змея. Наверняка Старший чувствует себя так же. Вито восхитился его выдержкой. Похоже, Змей ничего не заметил.
   Хотя никогда не поймешь, что джокер не заметил, а что – просто проигнорировал.

VII

   – Так чего же хотят ваши люди? – зло спросил Старший Змея, когда Вито вышел. – Мы оба деловые люди. Что мы можем сделать в пределах разумного, чтобы спокойно жить рядом?
   Змей зашипел.
   – Да, вот в чем вопроссс. Организация, которую я представляю, как и организация, которую представляешь ты, – ошшень большшая. И ушше ошшень влиятельная. Ессстесственно, мы хотим большшшего.
   Старший выпустил клуб сигарного дыма.
   – Ваши амбиции видны невооруженным глазом, – язвительно сказал он.
   Змей ухмыльнулся.
   – Я так не думаю. Я просто подшшеркиваю, что, как и ты, не могу обещщать за других.
   – О, а вот я могу, – ответил Старший, подав еле заметный сигнал, чтобы сдержать Ральфи, Фрэнка и Майка от действий. – И, как я думаю, ты тоже можешь, иначе ты бы не стал с нами встречаться, тем более – в одиночку. Мы не настолько наивны, мистер Змей. У тебя должна быть припасена сделка, иначе не было бы смысла приходить сюда одному-одинешеньку.
   – Ты ведь один, а? – спросил Ральфи, игнорируя раздраженный взгляд Старшего и проходя мимо Змея к окну. Выглянул за занавеску, оглядывая улицу.
   – Конешшно, – ответил Змей.
   Внезапно они услышали ругань в коридоре. Двое перешли на крик, раздался хруст кулака, попавшего в челюсть. Кто-то крякнул и ударился о стену. От удара содрогнулся пол. Послышалось ругательство, а потом стену сотряс второй удар, вдвое громче первого.
   Ральфи мгновенно повернулся от окна, к Майку и Фрэнку.
   – Идите проверьте, – приказал он.
   Шум в коридоре продолжался.
   Майк и Фрэнк вышли. Ральфи дошел до двери следом за ними и убедился в том, что дверь закрыта. Они услышали, как Майк что-то сказал, а потом в коридоре стало тихо.
   – Ты так и не ответил на мой вопрос, – сказал Старший.
   – Какой вопроссс? – спросил Змей, глянув на Ральфи, когда тот вернулся к окну.
   – Что мы можем сделать, чтобы спокойно жить рядом?
   – О, думаю, я ссмогу дать расссумный ответ.
   Раздался стук в дверь.
   – Что такое? – окликнул Ральфи.
   – Лучше бы тебе выйти, – ответил Фрэнк.
   – Хорошо, – сказал Старший в ответ на замечание Змея. – Кальвино интересуют разумные предложения.
   Змей зашипел, его язык выскочил и убрался обратно.
   – Ради Христа, что такое? – рявкнул Ральфи, открывая дверь.
   Ответом ему стал выстрел. Пуля вышла через спину Ральфи, оставив дырку размером с серебряный доллар и забрызгав комнату кровью. Ральфи умер раньше, чем упал на пол. Лишь дернулся раз, обратив невидящие глаза к потолку.
   В дверях стояли двое громил в плащах-макинтошах. Их лица были скрыты пластиковыми масками, которые, несмотря на весь его шок, показались Старшему странно знакомыми. Промеж них стоял Фрэнк с приставленным к голове пистолетом.
   Раздался еще один выстрел, и из виска Фрэнка вылетел поток крови и мозгов, прямо на дверь. Фрэнк осел на пол.
   – Майк? – тихо произнес Старший. Уже много лет он не видел убийств своими глазами, и не потому, что боялся или размяк с возрастом. Просто юристы посоветовали ему вести себя так для его же блага. Поэтому он реагировал медленно, медленнее, чем надо было, чтобы осознать, что он остался один, на все сто процентов.
   К тому времени, когда он встал, намереваясь позвать своих людей с улицы, Змей был уже рядом и схватил его. Старший попытался сопротивляться, но Змей был слишком силен. Старший болтался в его руках, как тряпичная кукла.
   Последнее, что увидел Старший, – широко открытый рот Змея, приближающийся к его лицу. Старший в ужасе закрыл глаза и не открыл их, когда Змей совершил свой поцелуй. Попытался закричать, но потерял сознание, когда Змей острыми зубами откусил ему губы и выплюнул на пол.

VIII

   – Где наша еда? – риторически, но с некоторым нетерпением спросил молодой проповедник. Увидел, как к ним идет официантка, неся подносы в подозрительно широко расставленных руках.
   Остановившись у столика на четверых за две кабинки до них, она подала на стол два блюда с источающими пар морепродуктами, обернутыми лентами из водорослей, тарелку охлажденной лапши с соусом из мисо и арахиса, а затем ассорти из разных видов мяса и овощей, жаренных во фритюре, темпура. Затем поставила большую чашку с рисом и напитки.
   Струя воздуха от кондиционера донесла до молодого проповедника запах свежезажаренных темпура, и его рот наполнился слюной. Червячок зависти закрался ему в душу, когда он стал разглядывать счастливчиков, которым еду принесли раньше. Две парочки на свидании. Трое, один из которых был азиатом, выглядели вполне нормально, но проповедник понял, что не может оторвать взгляд от четвертой, прекрасной женщины с ярко-красной кожей и малиновыми фасетчатыми глазами, как у бабочки. И двумя огромными красными усиками, растущими изо лба. Жертва вируса. На ней было платье с глубоким вырезом, обнажавшее ее тело, совершенно нормальное и очень соблазнительное. Проповедник логично предположил, что искрящийся серебристый колпак, висящий на вешалке рядом, принадлежит ей.
   Столовая зона в суши-баре имела форму буквы «Г», а входные двери и касса располагались в ее углу. Молодой проповедник и Белинда Мэй сидели в самом конце более короткого из коридоров, скрытые от выходящих на улицу окон, шедших вдоль длинного. Молодой проповедник заставил себя оторвать взгляд от прекрасного тела девушки-туза и поглядел на метрдотеля с рыбьей головой, который усадил за столик парочку. Молодые люди смеялись и перешучивались. У кассы стоял молодой парень с мрачным лицом. Из-за прилизанных черных волос он походил на хулигана-малолетку или молодого мафиози из гангстерского боевика.
   – Лео, ты пялишься на ту женщину, – сказала Белинда Мэй, и в ее глазах мелькнул озорной огонек.
   – Я этого не делал. Смотрел на того парня.
   – Гм. Полагаю, он – начинающий гангстер. Их тут этим вечером полно почему-то. Заметил?
   – Нет, не заметил.
   – Ладно, все равно ты на эту женщину-туза пялился перед этим.
   – Ну, да. Кто она?
   – Ее зовут Пестицид. Получила изрядную известность, когда стала вести светскую рубрику в «Джокертаунском крике». В любом случае, если сегодняшний вечер ты решил провести с женщиной, эта женщина – я.
   Молодой проповедник поднял чашку с кофе в шутливом тосте.
   – Договорились.
   И червь зависти познал поражение, когда им наконец-то принесли еду. За пару мгновений все мысли о болтовне пропали, и молодой проповедник протянул руку за хираме, жаренной на гриле камбалой цвета слоновой кости. Она манила его, будто холодная зимняя ночь. Холодный рис, поданный с ней, был прекрасен на вкус, как и сама рыба.
   Пальцы Белинды Мэй в нерешительности затанцевали над суши и темпура, выложенными перед ней на блюде, но она быстро выбрала темно-красный магуро. Откусила сразу полкуска тунца и принялась энергично жевать. На ее лице было наслаждение, такое же, какое молодой проповедник видел совсем недавно.
   Взяв за веерообразный хвост креветку, он откусил все, кроме хвостика. Креветка начала опускаться по его пищеводу, будто камешек в узкой трубе, и вдруг по суши-бару пронесся порыв холодного ветра. (Прим. перев. Креветки в кошерном ресторане на совести автора.) Проповедник поднял взгляд, посмотрев на клиентов в других кабинках. Они, в том числе и Пестицид, глядели в сторону двери. В ресторан вошла группа молодых хулиганов, одетых в плащи-макинтоши, все до одного. Было совершенно очевидно, что они замышляют нечто скверное.
   Джокер с рыбьей головой что-то булькнул им через динамик в шлеме, вероятно, требуя от них немедленно покинуть помещение. Невысокий хулиган, который, судя по всему, был за главного, в ответ угрожающе махнул молотком в сторону стекла шлема.
   Их лица, подумал Лео, и ему сжало живот. Едва заметил, как молодой бандит тихонько выскользнул за дверь. Что-то не так с их лицами…