Джордж Р. Р. Мартин (редактор)
Козырные тузы

 
 
   Чипу Уайдермену, Джиму Муру, Гейл Герстнер-Миллер и Пэррису, тайным тузам, без которых дикая карта могла бы так и остаться неразыгранной

Льюис Шайнер
Адские медяки

   "Pennies from Hell"
   Их было, наверное, с дюжину. Фортунато не взялся бы утверждать наверняка, поскольку они не стояли на месте, а пытались взять его в кольцо. У двоих-троих в руках поблескивали ножи, остальные были вооружены спиленными бильярдными киями, автомобильными антеннами — всем, что можно пустить в ход в драке. Джинсы, черные кожанки, длинные, зализанные назад волосы — как минимум трое из них подходили под расплывчатое описание, которое дала ему Кристалис.
   — Я ищу некоего Гизмо, — сказал туз.
   Они хотели оттеснить его с моста, но пока что не решались перейти к мерам физического воздействия. Слева от него выложенная брусчаткой дорожка уходила наверх, к музею Клойстерс. В парке было безлюдно — уже две недели, с тех самых пор, как им завладели уличные банды подростков.
   — Эй, Гизмо, — проговорил один из них. — Что скажешь?
   Значит, вот он каков — с тонкими губами и налитыми кровью глазами. Фортунато впился взглядом в ближайшего к нему парня.
   — Убирайся, — велел он. Парень попятился; вид у него был нерешительный. Фортунато перевел взгляд на следующего. — К тебе тоже относится. Проваливай.
   Этот оказался слабее; он развернулся и побежал.
   Больше Фортунато ничего не успел. Острие кия устремилось ему в голову. Фортунато замедлил течение времени, перехватил кий и вышиб им из руки одного из нападавших нож. Он сделал вдох, и время снова побежало с обычной скоростью.
   Теперь все явно занервничали.
   — Уходите, — приказал он, и еще трое побежали прочь, включая и того, которого назвали Гизмо, — парень рванул вниз по склону, ко входу на станцию метро "193-я улица". Фортунато швырнул кий в обладателя еще одной финки и бросился вдогонку.
   Они мчались под гору. Туз чувствовал, что начинает выдыхаться, и решился на выброс энергии, который оторвал его от земли и понес вперед по воздуху. Парнишка перед ним споткнулся и полетел кувырком. В позвоночнике у него что-то хрустнуло, обе его ноги конвульсивно дернулись. Через миг он был мертв.
   — О господи! — выдохнул Фортунато, отряхивая с одежды пожухлую октябрьскую листву.
   Полиция усилила патрулирование вокруг парка, хотя внутрь заходить не решалась. Однажды они уже пытались выбить ребятишек оттуда, и это стоило жизни двум полицейским. На следующий же день подростки вернулись обратно. Но патрульные следили за обстановкой и неминуемо должны были вмешаться и обнаружить тело.
   Он обшарил карманы парня и нашел то, что искал, — медную монетку размером с пятицентовик, бурую, как подсыхающая кровь. Десять лет Кристалис и еще несколько человек караулили, не появится ли что-нибудь подобное, и вот прошлой ночью она увидела, как этот парнишка обронил монетку у нее в "Хрустальном дворце".
   При нем не оказалось ни бумажника, ни чего-либо другого, на что стоило бы обратить внимание. Фортунато зажал монету в кулаке и поспешил ко входу в метро.
* * *
   — Да, я ее помню, — кивнул Хирам, держа монету уголком салфетки. — Давненько это было.
   — В шестьдесят девятом, — уточнил Фортунато. — Десять лет назад.
   Хирам кивнул и прокашлялся. И без всякой магии было видно, что толстяку очень не по себе. Черная рубаха без пуговиц и кожаная куртка Фортунато не вполне соответствовали принятому в этом заведении стилю одежды. "Козырные тузы" смотрели на город с вершины Эмпайр-стейт-билдинг, и цены здесь столь же впечатляли, как и открывавшийся из панорамных окон вид.
   К тому же он захватил с собой свое последнее приобретение, смуглую блондинку по имени Каролина, ночь с которой стоила пять сотен. Маленькая, но не хрупкая, с детским личиком и вполне развитым телом, эта девушка будила совершенно определенные чувства. На ней были обтягивающие джинсы и розовая шелковая блузка, на которой не мешало бы застегнуть пару пуговок. Стоило ей пошевелиться, как Хирам начинал беспокойно ерзать. Его смущение явно доставляло ей немалое удовольствие.
   — Дело в том, что в прошлый раз я показывал тебе не эту монетку. Это другая.
   — Поразительно. Просто не верится, что тебе попались целых две, и обе в таком хорошем состоянии.
   — Думаю, ты смело можешь выражаться без обиняков. Я нашел ее у парня из одной из тех банд, которые наводнили Клойстерс. Она болталась у него в кармане. Первая попала ко мне от одного сопляка, который баловался оккультизмом.
   Ему до сих пор было трудно об этом говорить. Тот парень убил трех его гейш: изрезал на куски в каких-то своих темных целях, которые Фортунато до сих пор так и не смог понять. Он продолжил жить своей жизнью, обучал своих женщин искусству любви, постигал тантрическую силу, которой наделил его вирус дикой карты, но в остальном вел себя тише воды ниже травы. Когда же это начинало ему надоедать, он проводил день или неделю, пытаясь раскрутить какую-нибудь зацепку из тех, что оставил после себя убийца. Монету. Последнее слово, которое он сказал, — "Тиамат". Еле уловимый след чьего-то присутствия, который Фортунато почувствовал на чердаке у мертвого мальчишки, но так и не смог распознать.
   — Ты хочешь сказать, что в них есть нечто сверхъестественное? — спросил Хирам и метнул взгляд на Каролину, которая томно потягивалась в кресле.
   — Я просто хочу, чтобы ты еще разок взглянул на нее.
   — Ладно, — кивнул Хирам. Обедающая публика вокруг них позвякивала вилками и бокалами и переговаривалась — так негромко, что голоса напоминали журчание далекого ручейка. — Как я наверняка уже говорил, эта монета очень похожа на американский цент чеканки тысяча семьсот девяносто четвертого года, вышедший из-под кустарного пресса. Их могли украсть из какого-нибудь музея, нумизматической лавки или из частной... — Он умолк. — М-м-м. Ты только взгляни на это.
   Он протянул монету и ткнул в нее пухлым пальцем, не касаясь, однако, поверхности.
   — Видишь, вот здесь, в самом низу этого венка? Здесь должна быть дуга. Но на этой монете она похожа на черт знает что.
   Фортунато пригляделся к монете, и на какую-то долю секунды ему показалось, будто он падает. Листья венка превратились в щупальца, кончик ленты раздвоился, словно клюв, дуга стала бесформенной плотью, кишащей множеством глаз. Фортунато уже видел такое прежде — в книге по шумерской мифологии. Подпись под рисунком гласила: "Тиамат".
   — Тебе нехорошо? — забеспокоилась Каролина.
   — Все в порядке. Продолжай, — велел он Хираму.
   — Чутье подсказывает мне, что это подделка. Но кому надо подделывать монету достоинством в один цент? И почему фальшивомонетчик не позаботился о том, чтобы состарить ее хотя бы самую малость? Словно только вчера отчеканили.
   — Не вчера, если это чем-то тебе поможет. Аура обеих говорит о том, что ими долго пользовались. Я бы сказал, им самое меньше лет сто, а то и под двести.
   Хирам стиснул пальцы.
   — Единственное, чем могу помочь, — это порекомендовать тебе одну женщину, которая разбирается в этих делах получше моего. Ее зовут Эйлин Картер. Она заведует небольшим музеем на Лонг-Айленде. Мы с ней одно время... гм, общались. На тему нумизматики. Она даже написала пару книжиц по оккультной истории нашей округи. Он записал в блокнотике адрес и аккуратно вырвал листок. Фортунато взял бумажку и поднялся.
   — Спасибо тебе.
   — Послушай, как думаешь... — Он облизал губы. — Думаешь, обычному человеку безопасно хранить у себя такое?
   — Например, в коллекции? — спросила Каролина.
   Хирам опустил глаза.
   — Конечно, когда ты разберешься с ними. Я заплачу.
   — Когда с этой историей будет покончено, — пообещал Фортунато, — ты сможешь забрать их себе.
* * *
   Эйлин Картер было хорошо за тридцать, и в ее каштановых волосах уже кое-где пробивалась седина. Она взглянула на Фортунато сквозь стекла очков в прямоугольной оправе, потом перевела глаза на Каролину. И улыбнулась.
   Фортунато проводил с женщинами большую часть жизни. Каролина при всей своей красоте была особой неуверенной в себе и ревнивой, сидела то на одной диете, то на другой и неумеренно пользовалась косметикой. С Эйлин все обстояло совершенно по-другому. Появление в ее кабинете ослепительно красивой Каролины, похоже, вызвало у нее лишь легкое изумление. Что же до Фортунато — полунегра-полуяпонца в кожаной куртке и с непомерно раздутым благодаря вирусу дикой карты лбом, — то она словно бы и не находила в нем ничего необычного.
   — Вы принесли монету? — спросила она.
   Говоря с ним, Эйлин Картер смотрела прямо ему в глаза. Ему давно приелись женщины с внешностью моделей. У этой же был нос с горбинкой, веснушки и примерно с дюжину лишних фунтов. Но больше всего ему понравились ее глаза. Зеленые и блестящие, с маленькими лучиками морщинок в уголках.
   Он положил монету на стол, и женщина склонилась над ней, пальцем поправила на переносице очки. На ней была зеленая фланелевая рубаха, вырез которой, насколько Фортунато смог разглядеть, также усеивали веснушки. От ее волос приятно пахло шампунем.
   — Можно узнать, откуда она у вас?
   — Долго рассказывать. Я — друг Хирама Уорчестера. Если нужно, он может поручиться за меня.
   — Этого мне достаточно. Что именно вас интересует?
   — Хирам сказал, не исключено, что это подделка.
   — Секундочку. — Эйлин вынула со стеллажа у себя за спиной какую-то книгу. Двигалась она порывисто и полностью отдавала себя тому делу, которым была занята в данный момент. Она раскрыла книгу и полистала страницы. — Вот, нашла.
   Несколько секунд женщина внимательно разглядывала обратную сторону монеты, покусывая при этом нижнюю губу. Губы у нее были аккуратные, четко очерченные и очень подвижные. Он вдруг поймал себя на том, что гадает — а каковы они на вкус?
   — Вот она, — проговорила Эйлин. — Да, это подделка. Ее называют центом Бэлзама. Как здесь написано, в честь Черного Джона Бэлзама. Он отчеканил их в Катскилльских горах где-то на рубеже девятнадцатого столетия. — Она взглянула на Фортунато. — Похоже, это имя мне знакомо, только понятия не имею откуда.
   — Черный Джон?
   Она пожала плечами и снова улыбнулась.
   — Можно мне оставить ее у себя? Всего на несколько дней. Может быть, мне удастся выяснить что-нибудь еще.
   — Хорошо.
   Из ее кабинета был слышен шум океана, и от этого все происходящее казалось чуточку менее зловещим, чем на самом деле. Он дал ей свою визитку — ту, где было указано только его имя и телефон. Когда они выходили, Эйлин Картер улыбнулась и помахала Каролине, но та словно и не заметила.
   Потом, уже в поезде, Каролина спросила:
   — Тебе ведь страшно хочется с ней переспать, верно?
   Фортунато улыбнулся и ничего не ответил.
   — Боже ж ты мой! — в ее голосе явно проступил хьюстонский акцент. Фортунато уже и не помнил, когда слышал его в последний раз. — С этой старой коровой!
   У него хватило ума не препираться с ней. Его реакция действительно оказалась чрезмерно острой, туз сознавал это. Отчасти она объяснялась действием феромонов, особой химией сексуальности, которую он научился распознавать задолго до того, как изучил ее научную подоплеку. Но в присутствии этой незнакомой, в сущности, женщины Фортунато вдруг почувствовал себя очень легко, а с тех пор, как дикая карта преобразила его, такое случалось нечасто. Она, похоже, не испытала совершенно никакой неловкости.
   "Хватит, — сказал он себе. — Ты ведешь себя, словно мальчишка".
   Каролина, которая уже успела овладеть собой, положила руку ему на бедро.
   — Дай мне только добраться до дома, — пообещала она, — а там уж я найду способ заставить тебя выбросить ее из головы.
* * *
   — Фортунато?
   Он перехватил трубку левой рукой и бросил взгляд на часы. Было девять утра.
   — Угу.
   — Это Эйлин Картер. На прошлой неделе вы оставили у меня монету.
   Он уселся в постели — всю сонливость с него как рукой сняло. Каролина перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой.
   — Да, я помню. Ну, удалось что-нибудь узнать?
   — Похоже, я напала на след. Как вы смотрите на то, чтобы проехаться за город?
   Она заехала за ним на своем "фольксвагене", и они отправились в Шендейкен, небольшой городишко в Катскилльских горах. Он оделся как можно проще, в джинсы, темную рубаху и старую спортивную куртку. Но ни своего происхождения, ни отпечатка, который наложил на него вирус, он, разумеется, скрыть не мог.
   Они остановились на асфальтированной площадке перед белой дощатой церквушкой и не успели выйти из машины, как дверь церкви открылась. На пороге появилась пожилая женщина в дешевом трикотажном костюме; голову она повязала шарфом. Она несколько раз с ног до головы смерила Фортунато взглядом, но в конце концов все же подала ему руку.
   — Эми Фэйрборн. Вы, должно быть, те самые люди из города.
   Эйлин представилась, и женщина кивнула.
   — Могила там, — махнула она рукой.
   Надгробие представляло собой строгую прямоугольную мраморную плиту, расположенную за белой кладбищенской оградой поодаль от остальных могил. Надпись над ней гласила: "Джон Джозеф Бэлзам. Скончался в 1809 году. Да сгноит Господь его душу".
   Ветер запутался в складках куртки Фортунато, донес до него слабый аромат духов Эйлин.
   — Темная это история, — начала Эми Фэйрборн. — Теперь уж никто и не разберет, где там правда, а где — вымысел. Бэлзама все считали колдуном, и жил он на отшибе от остальных, в горах. Впервые о нем в наших краях услышали году в тысяча семьсот девяностом. Никто не знает, откуда он здесь взялся, говорят только, что откуда-то из Европы. Старая песня. Чужак, да еще и живет особняком, вот его и винят во всех смертных грехах. Коровы кислым молоком подоились или выкидыш у кого случился — все он виноват.
   Фортунато кивнул. Сейчас он сам чувствовал себя чужаком — а еще обнаженным, уязвимым. Повсюду, куда ни глянь, виднелись только деревья и горы, лишь справа от него на вершине холма, словно древняя цитадель, возвышалась старая церковь. Природа, по его мнению, была хороша лишь тогда, когда существовала в виде островка в центре города.
   — Однажды вдруг невесть куда пропала дочь кингстонского шерифа, — продолжала Фэйрборн. — Это случилось в начале августа тысяча восемьсот девятого года. Как раз в ту пору, когда празднуют Ламмас. Шериф собрал мужчин, они вломились в дом к Бэлзаму и обнаружили девушку, раздетую и распростертую на алтаре. — Женщина сверкнула зубами. — Так рассказывают. Бэлзама застукали в каком-то чудном наряде и в маске. С ножом размером с вашу руку. Как пить дать собирался ее прирезать.
   — Что за наряд? — спросил Фортунато.
   — Монашеская сутана. И песья маска — как говорят. В общем, остальное можете сами представить. Его вздернули, дом подожгли, землю засыпали солью, а дорогу, что вела к дому, перегородили засекой.
   Фортунато вытащил из кармана монету; другая так и осталась у Эйлин.
   — Ее, если я не ошибаюсь, называют центом Бэлзама. Вам что-нибудь об этом известно?
   — Да, у меня самой дома таких штуки три или четыре. Время от времени их вымывает из могилы дождем. Что в землю ушло, то когда-нибудь наверх да выйдет, как говаривал мой муж. А он здешнего народу немало схоронил.
   — Эти монеты похоронили вместе с ним? — уточнил Фортунато.
   — Все, что нашли. Когда поджигали дом, в подполе их целый бочонок отыскался. Видите, какие красные? Говорят, от высокого содержания железа или что-то в этом роде. А тогда болтали, будто бы он добавлял в медь человечью кровь. Как бы там ни было, монеты из конторы шерифа пропали. Большая часть народу считала, что это жена Бэлзама с ребеночком их увели да и были таковы.
   — У него была семья? — спросила Эйлин.
   — Их мало кто видел, но да, у него была жена, и сын тоже. Когда Бэлзама повесили, они сбежали в город. Так, во всяком случае, говорят.
* * *
   На обратном пути ему удалось немного разговорить Эйлин, и женщина рассказала ему кое-что о себе. Родилась она на Манхэттене, в конце шестидесятых получила степень бакалавра изобразительных искусств в Колумбийском университете, пробовала себя в общественной деятельности и социальной работе, но забросила это занятие — со стандартным набором жалоб.
   — Система никогда не изменялась достаточно быстро для меня. И я, если можно так выразиться, сбежала в историю. Понимаете? Когда занимаешься историей, лучше видишь, откуда что берется.
   — Но почему вы выбрали именно оккультную историю?
   — Я не верю во все эти штучки, если вы это имели в виду. Вы смеетесь? Почему вы смеетесь надо мной?
   — Потом объясню. Продолжайте.
   — Это просто вызов. Обычные историки не принимают такие вещи всерьез. Работы там непаханый край, множеством интереснейших явлений никто так толком и не занимался. Орден ассасинов, Каббала, Дэвид Хоум, Кроули. — Она бросила на него взгляд. — Да сколько же можно? Расскажите мне, что здесь такого смешного?
   — Вы не задали ни единого вопроса обо мне. Это очень мило с вашей стороны. Но вы должны знать, что у меня вирус. Дикая карта.
   — Я вижу.
   — Он наделил меня огромной силой. Астральная проекция, телепатия, обостренное сознание. Но единственный способ управлять этой силой, заставить ее служить мне — тантрическая магия. Это как-то связано с активизацией энергетического потока в позвоночнике...
   — С кундалини.
   — Да.
   — Вы говорите о настоящей тантрической магии. Интромиссия. Менструальная кровь. Ну и все прочее в том же духе.
   — Верно. Это все, что касается дикой карты.
   — А есть и еще что-то?
   — Да. То, чем я зарабатываю на жизнь. Я — сутенер. Сводник. Я держу контору девочек по вызову, которые берут за ночь по тысяче долларов. Вы еще не испугались?
   — Нет. Разве что самую малость. — Она бросила на него еще один взгляд искоса. — Наверное, это прозвучит глупо. Вы как-то не вяжетесь у меня с образом сводника.
   — Мне не очень нравится это название. Хотя я и не пытаюсь откреститься от него. Мои женщины не обычные проститутки. Моя мать — японка, она учит их искусству гейши. У многих из них есть степень доктора философии. Ни одна не принимает наркотики, а если какой-то из них надоедает такая жизнь, то она переходит на другую должность в нашей организации.
   — В вашем изложении это выглядит весьма высокоморально.
   Она была готова осудить его, но Фортунато не собирался позволить себе отступить.
   — Нет, — покачал он головой. — Вы же читали Кроули. Он не признавал обычную мораль, и я тоже ее не признаю. "Делай, что пожелаешь, вот единственный Закон". Чем больше я узнаю, тем тверже прихожу к выводу, что в ней, в одной этой фразе, заключено все. Она — и угроза, и обещание.
   — Зачем вы говорите мне все это?
   — Потому что вы нравитесь мне, меня тянет к вам, а это может обернуться не слишком удачным стечением обстоятельств для вас. Я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
   Она сжала руль обеими руками и уставилась на дорогу.
   — Я в состоянии позаботиться о себе.
   "Надо было держать рот на замке", — выругал он себя, хотя и знал, что это не так. Лучше пусть она уйдет сейчас, пока он не влип окончательно.
   Несколько минут спустя Эйлин нарушила молчание.
   — Не знаю, стоит ли рассказывать вам это или нет. Я показала эти монеты разным людям. В магазинах оккультной литературы, лавках магических принадлежностей... и прочих местах. В мискатонском книжном магазине я наткнулась на одного человека по имени Кларк. Похоже, монета по-настоящему его заинтересовала.
   — Что вы ему сказали?
   — Что она досталась мне от отца и мне стало любопытно. Он начал задавать мне вопросы, занимаюсь ли я оккультизмом, случались ли в моей жизни сверхъестественные события, ну и так далее в том же духе. Мне не составило труда рассказать ему то, что он хотел услышать.
   — И?
   — И он предложил свести меня с кое-какими людьми. — Через несколько секунд она добавила: — Что-то вы опять примолкли.
   — Я считаю, что вам не стоит туда идти. Это опасно. Вы лично можете сколько угодно не верить в оккультизм. Дело в том, что дикая карта все изменила. Человеческие мечты и верования теперь могут обернуться реальностью. И причинить вам зло. Даже убить.
   Эйлин покачала головой.
   — Я всю жизнь слышу одну и ту же песню. Но не вижу ни одного тому доказательства. Можете спорить хоть всю дорогу, но я не изменю своего мнения. Пока я не увижу все своими глазами, не поверю.
   — Ловлю на слове.
   Фортунато выпустил свое астральное тело из физической оболочки и вылетел перед машиной. Он встал на дороге и обрел видимый облик в тот самый миг, когда машина врезалась в него. Сквозь лобовое стекло он увидел, как расширились глаза женщины. С соседнего сиденья бессмысленно таращилось на него его собственное физическое тело. Эйлин закричала, взвизгнули тормоза, и он нырнул обратно в свою оболочку. Их несло прямо на деревья, и Фортунато резко выкрутил руль, чтобы не въехать в них. Машина заглохла и выкатилась на обочину.
   — Что... что...
   — Прошу прощения.
   Похоже, сила его убеждения оставляла желать лучшего.
   — Это же вы были на дороге!
   Она все так же сжимала руль, и руки у нее тряслись.
   — Это была простая... демонстрация.
   — Демонстрация? Да вы напугали меня до полусмерти!
   — Я еще ничего не сделал. Понимаете? Мы имеем дело с каким-то культом, которому несколько сотен лет и в котором приносят людей в жертву, это как минимум. А может быть, и еще что-нибудь похлеще. Куда как похлеще. Я не готов отвечать за последствия, если вы влезете в это дело.
   Эйлин завела мотор и вывернула на дорогу. Лишь четверть часа спустя, когда они ехали по шоссе "1-87", она сказала:
   — Получается, вы теперь не совсем человек, да? Раз смогли так меня напугать. Хотя и говорите, что я вам небезразлична. Именно об этом вы и пытались меня предупредить.
   — Да, — кивнул он.
   Голос у нее изменился, стал каким-то более отстраненным. Он ждал, не скажет ли она что-нибудь еще, но женщина лишь кивнула и вставила в стереосистему кассету с Моцартом.
* * *
   После этого между ними все будет кончено. Однако через неделю Эйлин Картер позвонила ему и предложила пообедать в "Козырных тузах".
   Фортунато уже ждал за столом, когда она вошла. Он знал, что она никогда не сможет выглядеть как манекенщица или одна из его гейш. Но с одобрением отметил, что свои достоинства женщина подала наиболее выигрышным образом: на ней была серая фланелевая юбка, белая хлопчатобумажная блузка, темно-синий кардиган, а в волосах — широкий черепаховый обруч. Почти никакой косметики: она лишь подкрасила ресницы да слегка тронула губы блеском.
   Он поднялся, чтобы отодвинуть для нее стул, и едва не врезался в Хирама. Повисла неловкая пауза. В конце концов Эйлин протянула руку, и Хирам склонился над ней, задержался в таком положении — чуть дольше, чем следовало бы, — и удалился. Секунду-другую Фортунато смотрел ему вслед. Он надеялся услышать что-нибудь о Хираме, но она не приняла его намек.
   — Очень рад вас видеть, — проговорил он.
   — И я тоже.
   — Несмотря на то... на то, что случилось в прошлый раз?
   — Следует ли мне расценивать это как извинение?
   — Нет, хотя я искренне об этом сожалею. Я сожалею, что втянул вас в эту историю и о том, что мы не встретились при других обстоятельствах. Я сожалею, что каждый раз, когда мы видимся, между нами стоит это отвратительное дело.
   — Я тоже.
   — И я боюсь за вас. Я ввязался во что-то, с чем никогда прежде не сталкивался. Это все эта... эта шайка, секта, культ — называйте ее как хотите. И я ничего не могу узнать о ней.
   Официант принес меню и воду в хрустальных бокалах. Фортунато кивком отпустил его.
   — Я встречался с Кларком, — продолжил он. — Задал ему кое-какие вопросы, упомянул Тиамат, но в ответ получил лишь бессмысленный взгляд. И он не притворялся. Я заглянул в его голову. — Он перевел дыхание. — Он не помнил о вас.
   — Но это невозможно. — Эйлин покачала головой. — Вы вот так сидите и рассуждаете о том, как прочитали его мысли. Должно быть, это какое-то недоразумение, вот и все. Вы точно уверены?
   Фортунато отчетливо различал ее ауру. Она говорила правду.
   — Я точно уверен.
   — Я виделась с Кларком вчера вечером и могу поклясться, что он помнил меня. Он отвел меня на встречу с группой людей. Они — члены какого-то культа, или общества, или как его еще можно назвать. Эти монеты — что-то вроде опознавательного знака.
   — Вы узнали их имена, адреса или что-нибудь еще?
   Отрицательный жест.
   — Я узнала бы их в лицо. Одного из них называли Романом. Очень красивый, даже чересчур, если вы понимаете, что я имею в виду. Другой был совершенно ничем не примечательным. Гарри, если я правильно помню.
   — У этой группы есть название?
   — Они о нем не упоминали. — Эйлин пробежала взглядом меню: вернулся официант. — Медальоны из телятины, пожалуй. И бокал шабли.
   Фортунато заказал салат-коктейль и пиво "Бекс".
   — Но зато я узнала кое-что другое, — продолжала она. — Я все пытаюсь выйти на след жены и сына Бэлзама. Ну, они могли бы дать зацепки к тому, чтобы распутать эту историю. Сначала я попробовала прибегнуть к стандартным детективным приемам, отыскать записи о рождении, смерти и заключении брака. Безрезультатно. Тогда я решила поискать среди оккультистов. Знаете журнал "Абрамелиново обозрение"?
   — Нет.
   — Это что-то вроде обзора публикаций по оккультизму. Там-то семейка Бэлзама и всплыла. Есть такой Марк Бэлзам, который за последние несколько лет опубликовал не меньше дюжины статей. Большинство из них печаталось в журнале под названием "Нектанеб". Ни о чем вам не говорит?