Мартон Сандра. Пока я с тобой

   – Уже поздно, – сказал он тихо. – Слишком поздно для таких разговоров. Я отнесу тебя в твою комнату и уложу в постель.
   Он поверил ей! Она была ошеломлена. Мужчины, с которыми Айви раньше встречалась, называли ее просто фригидной, когда она им отказывала.
   Он поднял ее на руки, и она позволила ему это, чувствуя мужественную силу его рук, тепло, исходящее от его тела, желая всем сердцем, чтобы ее прошлое было другим. Чтобы она сама была другой.
   И поняла слишком поздно, что открытая плечом дверь, комната, в которую он ее внес, и постель, около которой он поставил Айви на ноги, были не ее.
   Она начала протестовать и умолкла под его поцелуем.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Лунный свет, проникая сквозь стеклянные двери, покрывал все вокруг серебряной россыпью. Ему так хотелось увидеть ее лицо! Он дотронулся до ее подбородка, но она встряхнула головой и отвернулась от него.
   Неужели это правда? Неужели этой изумительной, чувственной женщине не нравится секс?
   Сегодня рано утром в одном из бутиков, когда Айви была в примерочной, а он сидел на маленьком диванчике, сложив на груди руки и всеми силами стараясь не показать, как нелепо себя чувствует – он никогда, ни разув жизни, не делал покупки вместе с женщиной! – клерк склонился над ним и прошептал, как они польщены, что сама Айви Мэдисон заглянула в их магазин.
   Дамиан нахмурился. Откуда этот клерк знает Айви? Он случайно бросил взгляд на журнал на столике и увидел Айви, соблазнительно улыбающуюся с глянцевой обложки.
   Начиная с того дня, как она вошла в его жизнь, он представлял ее в самых различных образах – от хитроумной обманщицы до матери его сына и, конечно же, изумительной красавицы. Да и какой мужчина не заметил бы этого!
   Но Дамиан никогда не думал о ней как о женщине, чье лицо известно во всем мире.
   Он открыл журнал. На разных фото Айви стояла, повернувшись лицом к камере, то в белом костюме для верховой езды, плотно облегающем ее стройную фигуру; то в малиновом бикини, подчеркивающем форму ее груди и длинные ноги; то в свободном одеянии нежного сливочного оттенка, распахнутом ровно настолько, чтобы заставить участиться его пульс.
   Дамиан подумал о других мужчинах, безликих незнакомцах, которые разглядывали эти фотографии, чувствовали то же, что чувствует он, и ему захотелось согнать их всех в кучу и дать им понять, что они только даром теряют время, мечтая об этой женщине, поскольку она принадлежит только ему одному.
   Бред, сказал он себе.
   А затем Айви, его Айви, выйдя из примерочной, поднялась на невысокую платформу. На ней было свободное платье, должно быть весьма привлекательное, хотя в действительности он не обратил на это внимания.
   Он видел только Айви.
   Она была восхитительна. Совсем не такая, как в журнале – в душном великолепии павильона, – а живая, с блестящими зелеными глазами в рамке черных густых ресниц.
   И вот теперь она сказала ему. Она сказала ему, что не любит секс.
   Это могло быть следующим шагом в попытке глубже заманить его в сбои сети. Могло быть… но не было. Он вспомнил, что случилось в этой самой комнате три ночи назад. Как она отвечала на его ласки, словно в каком-то самозабвении, пока он не попытался зайти чуть дальше…
   – Айви?
   Она не ответила. Он провел пальцем по ее щеке.
   – Так ты поэтому остановила меня той ночью?
   – Да.
   Не слово, а вздох.
   – Тебе надо было тогда сказать мне.
   – Сказать? – Она невесело усмехнулась. – Я не хотела говорить об этом. Я просто подумала, что тебе нужно знать, почему я никогда не смогу… даже в отдаленном будущем…
   – Ты не права. Не права во всем.
   – А тебе никогда не приходило в голову, что в каком-то случае и ты можешь быть не прав?
   – Но, видишь ли, я не собирался заниматься с тобой сексом. Скорее это можно назвать любовью.
   – Это то же самое.
   Он поцеловал ее. Ничего не требуя от нее, нет, просто чтобы она почувствовала тепло его губ. И целовал ее до тех пор, пока дрожь не прошла по ее телу.
   – Тебе не нравится секс, – сказал он мягко, – Но ты любишь мои поцелуи.
   – Дамиан, я не могу. Действительно, я просто…
   Он поцеловал ее снова, так же нежно, и, когда ее губы расслабились, кровь застучала у него в ушах. Он обнял ее за плечи и снова поцеловал, раздвинув губы и коснувшись ее языка. Она тихо застонала и придвинулась к нему. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не прижать ее к себе еще крепче.
   – Секс – это просто физиологический акт. Это лишь часть того, что называется любовью, но это далеко не все. Дай мне показать тебе. Только один поцелуй. – И когда она замотала головой, добавил: – Я только хочу попробовать твой вкус. Ты позволишь? – Впрочем, ответа он ждать не стал. – Откройся мне, – сказал он хрипло.
   Он целовал ее снова и снова. Ее кожа горела, и чуть слышные стоны были так томительно-сладки, что он сбросил с ее плеч блузку и, целуя, спустился от шеи к груди.
   – Айви, – шептал он. – Айви.
   Ее руки поднялись, сминая его рубашку. Его имя слетело с ее губ.
   Он сказал себе, что будет двигаться медленно и не дальше, чем она ему позволит. Ее рука лежала на его затылке, и, наклонив голову, он поцеловал ее грудь сквозь тонкую ткань белья.
   Со стоном она откинула голову назад и прогнулась.
   Нужно было быть святым, чтобы отказаться от такого дара. Дамиан не был святым. Он упал на колени.
   Ее стоны стали выше, напряженнее. Так же, как и его желание.
   – Дамиан…
   Он поднял на нее глаза.
   – Я собираюсь только раздеть тебя. А потом уложу тебя в постель и, если ты захочешь, чтобы я ушел, уйду. Я обещаю.
   На секунду она замерла. Потом подняла ногу, сделала шаг в сторону, и ее брюки остались лежать на полу. И когда он увидел ее длинные стройные ноги, то удивился, какого черта он дал это обещание?
   Но ему придется сдержать его.
   И остановится он прямо сейчас. Встанет с колен. Лишь расстегнет…
   Айви отшатнулась от него.
   – Нет! Пожалуйста, нет!
   Голос ее зазвенел, глаза расширились от ужаса, и Дамиан понял.
   Она сказала, что не любит секс. И он тут же решил по своей наивной мужской самоуверенности, что ей просто попался неумелый любовник, который не сумел ее разбудить.
   Но теперь он понял.
   Айви секс не то чтобы не нравился, он приводил ее в ужас! Кто испугал ее? Кто научил ее, что секс – это нечто болезненное, мерзкое и отвратительное?
   Дамиан выругался сквозь зубы. Айви всхлипнула.
   – Я же говорила… я же говорила, что так будет…
   – Кто это сделал с тобой?!
   Она не ответила. Он крепко обнял ее.
   – Айви. Не надо плакать. Айви, моя Айви…
   Он знал теперь, что ему делать. Он просто жаждал этого. Найти человека, который сделал с ней это, и убить его.
   Ее тихие отчаянные рыдания разрывали ему душу. Бережно обнимая, он покачивал ее из стороны в сторону и словно убаюкивал нежными, ласковыми словами, которые прежде не говорил ни одной женщине, пока наконец ее слезы не прекратились.
   Он взял ее на руки и осторожно положил на середину постели. Погладил по голове, убирая спутанные пряди волос с мокрых щек.
   – Все хорошо, – приговаривал он. – Все хорошо, милая. – Спи спокойно. Я останусь здесь и буду охранять твой сон.
   Когда она уснула, он прошел в гардеробную и переоделся в старую пижаму. Вернувшись в спальню, пододвинул к постели большое кресло и, устроившись в нем, стал перебирать в уме все, что мог бы сделать с этим сукиным сыном, из-за которого Айви теперь думает, что секс – та вещь, которой нужно бояться.
   Кастрирует – вот что он сделает с тем негодяем! Дамиан остался очень доволен этим сценарием и наконец задремал, положив голову на жесткий подлокотник кресла.
   Что-то разбудило его.
   Луна исчезла, спрятавшись за темными тучами и пеленой дождя. В комнате было темно и холодно.
   Он быстро подошел к стеклянным дверям и закрыл их. Проклятье, какой холод! Тепло ли Айви под ее одеялом? В такой темноте в глубине комнаты уже невозможно было ничего разглядеть.
   Он зажег лампу, дающую мягкий рассеянный свет. Айви лежала на боку так же, как он оставил ее, но одеяло сползло с ее плеча и часть спины была открыта.
   Выключив свет, он наклонился над постелью, чтобы поправить одеяло.
   Вслед за ослепительной вспышкой молнии грохот отраженного разряда потряс стены дворца.
   Айви вздрогнула, открыла глаза, увидела темную фигуру, склонившуюся над ней, и закричала.
   – Айви! Милая. Не бойся. Это только я.
   Он обнял ее за плечи, не обратив внимания на удар в ухо, и держал ее так, и нежно гладил, и что-то шептал на греческом. Казалось, прошла вечность, пока наконец она успокоилась.
   – Дамиан?
   Ее голос был так тонок. Он крепче прижал ее к себе, словно хотел наполнить своей силой.
   – Да, милая. Это я.
   Она силилась подавить невольную дрожь.
   – Я подумала… я подумала…
   Он мог только представить, что она подумала.
   Бешеная ярость – неудержимая, как поток прилива, – переполнила его.
   – Ты подумала, что это старый Гефест решил поиграть на Олимпе со своим копьем?
   Был ли смехом этот тихий звук?
   – Летом здесь бывают ужасные грозы. Я чертовски пугался их в детстве. Моя старая нянька, бывало, приговаривала: «Вот видите, Ваше Высочество, что случается, когда маленькие мальчики не слушаются взрослых».
   Он понизил свой голос до хрипловатого ворчания, больше похожего на голос ужасного Дракулы, чем на голос старушки-няни, но это сработало. Айви засмеялась. В этот раз так легко и свободно, что Дамиан от души поблагодарил бы Гефеста, если бы тот находился в пределах слышимости.
   – Не очень-то это хорошо с ее стороны.
   – Но зато весьма эффективно. В течение нескольких следующих дней я был просто образцом примерного поведения.
   – А потом?
   – А потом, – сказал он, – я превращался в маленького дьяволенка, каким и был на самом деле. – Его улыбка исчезла. – Все будет хорошо. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я обещаю.
   Она чуть отклонилась назад и посмотрела на него.
   – Спасибо тебе, – прошептала она.
   – За что?
   – За то… – она запнулась, – за то, что ты такой хороший.
   Хороший? Да он просто негодяй! Третировал ее, обвинил в обмане и шантаже, заставил приехать сюда, объявил, что отныне она полностью в его власти…
   – Я вовсе не был хорошим, – сказал он, смутившись. – Я был нетерпелив и прямолинеен. Это я должен благодарить тебя за то, что ты меня терпела.
   Она улыбнулась.
   – В таком случае мы квиты. Ты прощаешь меня. А я прощаю тебя.
   Он улыбнулся.
   – Хорошо. – Боже, как он хотел поцеловать ее! Только один поцелуй, чтобы сказать ей, что с ним ей не надо бояться всех этих вспышек и грома и всего того ужаса, который с ней однажды случился. – Хорошо, – вздохнул он. – Давай я тебя получше укрою…
   – А где ты спишь?
   – Не беспокойся обо мне. Вот в этом кресле. Я подумал, что неплохо быть рядом, если я вдруг тебе понадоблюсь.
   – Ты спишь в этом маленьком кресле? А как же твои ноги?
   Он улыбнулся.
   – Говорят, что немного страданий полезно для души.
   – На мой взгляд, их здесь слишком много.
   – Полегче, – усмехнулся он. – Сначала ты назвала меня хорошим. А скоро скажешь, что меня можно и к святым причислить. Если ты не будешь поосторожней…
   – Спи со мной.
   Она сказала это так тихо, что Дамиан подумал, уж не ослышался ли он, но отчего же тогда так разгорелись ее щеки?
   – Просто со мной в одной постели, Дамиан. Ничего больше. Я не могу допустить, что ты просидишь всю ночь, скрючившись в этом кресле. – Она облизала пересохшие губы. – Если ты не хочешь, я пойду спать в другую комнату. Одна. Но я не хочу быть одной. Если только ты этого не хочешь…
   – Подвинься немного, – сказал он.
   Его голос был хриплым, сердце бешено стучало.
   Он натянул на себя одеяло, задержал, дыхание, а потом, послав все к черту, обнял ее за талию и притянул к себе.
   – Спокойной ночи, – прошептал он.
   – Спокойной ночи, Дамиан.
   Он закрыл глаза. Время шло. Гроза кончилась. Айви лежала в его объятиях так тихо, будто спала, а он – он просто начал сходить с ума. К утру он уж точно станет либо святым, либо сумасшедшим.
   – Дамиан?
   – Да, солнышко?
   Медленно она повернулась к нему. Он почувствовал ее дыхание на своем лице. Ее ладонь коснулась его подбородка, пальцы, словно перышки, пробежали по его губам.
   – Айви…
   Чуть нажав рукой на его затылок, она приблизила к себе его лицо.
   Сердце его перевернулось.
   – Айви, – снова прошептал он, но она только покачала головой и, прижавшись к нему, поцеловала его в губы.
   Должно быть, ему это снится.
   Ее губы приоткрылись. Кончик языка коснулся его зубов. Он хотел повернуть ее на спину и глубже войти языком в ее рот и жадно пить из нее, словно сгорающий от жажды путник.
   Но он не будет этого делать.
   Он будет делать только то, о чем она его попросит. Он не святой, но и не дикий зверь.
   Она прошептала его имя и положила ногу на его бедро.
   Дамиан застонал, схватил ее руки и прижал к своей груди.
   – Милая, – его голос срывался. – Я не могу… Давай, давай сядем. В кресло. Я обниму тебя, и мы будем вместе смотреть, как всходит солнце.
   Она поцеловала его, и этот поцелуй сказал ему все, что мужчина мог лишь надеяться услышать. Крепко прижав его к себе, она перекатилась на спину и прогнулась под ним.
   – Айви, – прошептал он и тут же погрузился в горячую бездну ее вкуса и запаха.
   Он целовал ее рот. Ее глаза. Ее шею. Тихие стоны срывались с ее губ, наполняя теплом его сердце. Он целовал ее грудь сквозь тонкий шелк. Айви металась под ним, шепча его имя, крепко сжимая пальцами его плечи.
   Он обнажил ее нежные груди, целовал их мягкую округлость, легко покусывая бледно-розовые соски. Он целовал ее упругий живот с маленькой впадиной пупка, живот, в котором рос его ребенок, и не в первый раз подумал, как было бы хорошо, если бы они вместе зачали его…
   Она потянула его за пижаму, и, откинувшись назад, он одним движением сбросил ее с себя. Она прогнулась под ним, и ее грудь прижалась к его груди.
   – Айви, – сказал он хрипло.
   – Да, – прошептала она. – Да, пожалуйста…
   Она подняла к нему свое лицо, и он поцеловал ее, ощущая на своих губах соленый вкус ее слез и сладость ее кожи. Что-то шевельнулось глубоко внутри него, внутри его сердца.
   А потом он вошел в нее. Как горячо там было. Как горячо…
   И мир закрутился вокруг них.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Дамиан спал.
   В его объятиях, чувствуя себя в тепле и в безопасности, спала и Айви.
   Проснувшись, она открыла глаза, и воспоминания из далекого прошлого обрушились на нее.
   Несколько минут она лежала, пытаясь отогнать от себя эти уродливые образы, не дать им испортить чудесные мгновения их близости с Дамианом.
   Наконец она осторожно освободилась из его объятий и встала. Завернувшись в мягкий кашемировый плед, она тихо, затаив дыхание, открыла стеклянные двери и вышла на террасу.
   Сможет ли она когда-нибудь это забыть?
   Сегодня шум грозы и ветра вторгся в ее сновидения и словно вернул в ту далекую ночь много, много лет назад.
   Нет, взмолилась она во сне, нет!
   Но видение не исчезало.
   В ужасе она проснулась и, увидев над собой склоненную фигуру, почувствовала, как страх сжал своими костлявыми пальцами ее горло.
   «Нет!» – закричала она и услышала, как Дамиан произнес ее имя. Это был он, а не то чудовище, от которого разило пивом и потом. Он не будет грубо хватать ее за грудь, больно сжимать и гадко хихикать, задирая вверх ее ночную рубашку. Не будет прижимать свою потную ладонь к ее рту, когда она пыталась бороться с ним, – но разве может сравниться сила пятнадцатилетней девочки с силой мужчины, привыкшего зарабатывать себе на жизнь, работая тяжелым молотком.
   «Ни звука, – сказал он, обдавая ее смрадным дыханием. – Если ты издашь хоть один-единственный звук, я скажу социальным работникам, что ты украла деньги из моего кошелька, и ты тут же окажешься в тюрьме для малолетних преступников».
   Она никогда ничего не брала. Никогда. Первый раз ее обвинили в том, что она украла сто долларов. Она не брала их, но Кей сказала, что ей придется солгать, потому что иначе обвинят в краже ее, Кей.
   И в результате Кей осталась в том доме. А Айви отправили в приют, а затем время от времени передавали то в одну приемную семью, то в другую.
   Когда Кей исполнилось восемнадцать, она стала жить самостоятельно.
   «Ну что ж, пока», – сказала она сестренке. И Айви осталась одна.
   Шесть месяцев в одном месте, три – в другом. Гадкие места. Грязные. А затем она попала в семью, где женщина просто посмотрела сквозь нее, а плотный коренастый мужчина с большими залысинами улыбнулся и сказал: «Зови меня папой».
   Айви почувствовала, что ее сердце оттаяло.
   «Папа», – сказала она, хотя он и не был похож на ее отца, которого она уже смутно помнила, или же на ее отчима, которого любила всем сердцем, – все равно, все равно он был хорошим и добрым.
   По крайней мере, она так думала.
   Он купил ей куклу. Несколько книг. Он приходил вечером поправить ей одеяло и поцеловать в щеку, но, если он был ее папой, ее настоящим папой, разве это было не в порядке вещей?
   Легкий прохладный ветерок, подувший с моря, заставил ее плотнее завернуться в плед.
   А потом все изменилось. Однажды ночью снаружи бушевала гроза. Сверкала молния. Тяжелые капли дождя стучали по подоконнику. Ей было страшно, но наконец она заснула, а проснувшись, увидела темную фигуру мужчины, склонившегося над ее постелью.
   Даже сейчас, через столько лет, это воспоминание наполняло ее душу агонией.
   Он сделал ей больно. Ужасно больно. Он приходил к ней каждую ночь, ночь за ночью, и когда наконец она попыталась рассказать об этом его жене, та дала ей пощечину и назвала грязной лгуньей.!.
   А затем приехала Кей. Айви бросилась ей навстречу, но Кей холодно отстранилась от нее.
   «Во что ты втянула себя? – спросила она с негодованием. – И не надо смотреть на меня невинными глазами. Похоже, ты пыталась играть с ним в те же игры, что и с моим отцом?»
   «Какие игры? – ошеломленно спросила Айви. – Я любила твоего отца. Он обращался со мной как со своей дочерью».
   Выражение лица ее сестры было таким же холодным и неприязненным, как и ее голос: «Только все дело в том, маленькая Мисс Невинность, что у него уже была дочь. Это я».
   Она жила вместе с Кей несколько месяцев, но всегда чувствовала, что мешает ей. А потом, через пару недель после того, как ей исполнилось семнадцать, один мужчина на Мэдисон-авеню подошел к ней и, протянув карточку, сказал: «Позвоните мне, если надумаете, и тогда мы посмотрим, получится ли из вас фотомодель».
   Кей дала свое согласие: мол, отлично, делай что хочешь. Только запомни – никогда никому не рассказывай о том случае, если не хочешь, чтобы тебя все презирали.
   Айви уехала из квартиры Кей – агентство отправило ее в Милан – и поселилась в квартире вместе с пятью другими девушками. Письма и открытки, которые она посылала сводной сестре, оставались без ответа до тех пор, пока фото Айви не появилось на обложке «Гламур Герл». И тогда Кей позвонила ей и сказала: «Мне очень жаль, что мы потеряли связь. Я, право, горжусь, что у меня такая сестра».
   – Где ты?
   Дамиан вышел на балкон. Он был в одних пижамных штанах. Чуть приспущенные на бедрах, они подчеркивали его мускулистую грудь, сильные плечи и развитые брюшные мышцы, над которыми большинству мужчин пришлось бы работать не один год.
   Как он был прекрасен! И как благороден и добр…
   – Милая, – он обнял ее, – что случилось?
   Она покачала головой, не доверяя своему голосу, боясь, что боль, сдавившая ей горло, вдруг вырвется наружу и хлынет потоком слез.
   – Скажи мне, что случилось? Почему ты ушла от меня?
   Я никогда не уйду от тебя, подумала она. Никогда, если ты этого сам не захочешь.
   – Просто я… – она моргнула и посмотрела в сторону, пытаясь унять жгучую резь в глазах. – Я проснулась, и мне показалось, что я все еще слышу раскаты грома где-то там, далеко, и я хотела – я хотела посмотреть…
   Улыбнувшись, он поднял ладони к ее лицу, зарывшись пальцами в ее теплые волосы.
   – Должно быть, когда-то ты очень боялась грозы.
   – Это было еще до того, как ты показал мне, что бояться здесь нечего.
   Тень промелькнула на его лице.
   – Никогда, – сказал он твердо. – Никогда тебе не придется ничего бояться, пока я с тобой.
   Она опустила глаза. Как неверно она судила о нем. Надменный? Властный? Нет! Он просто уверенный в себе и сильный. И нежный. И заботливый.
   – Ты боялась не только грозы. – Его руки сильнее прижали ее к себе. – Можешь ли ты мне рассказать об этом?
   Да. Да, она расскажет! Но не сразу. Не сейчас. Не тогда, когда ее чувства так новы…
   – Хорошо, – он поцеловал ее. – Тебе не надо мне ничего рассказывать, если ты не хочешь.
   – Совсем не поэтому. Это просто… – Она замялась. – Просто из-за того, что случилось. Все это так… так ново…
   – Ты имеешь в виду нас? – сказал он. Когда она кивнула, он взял ее на руки и понес в комнату. Осторожно положил на постель и лег с ней рядом.
   – Ты счастлива?
   Она улыбнулась.
   – Очень.
   Медленно он спустил кашемировый плед с ее плеч, открыл ее грудь, живот – все ее тело.
   – Ты самая прекрасная женщина в мире, – прошептал он. – А я самый счастливый.
   Он наклонил голову. Поцеловал ее в шею. Скользнул кончиком языка вокруг ее соска. Айви задрожала.
   – О, боже, это так…
   Он обхватил ее сосок губами. Втянул его в рот, прижал языком к небу. Она обняла руками его за шею, и острая сладкая боль пронзила низ ее живота.
   – Скажи мне, – сказал он хрипло, – скажи мне, что ты чувствуешь?
   – Ужасно… ужасно приятно. Пожалуйста, – выдохнула она. – Люби меня…
   Он поцеловал ее в губы. Поцеловал в живот. Раздвинул ее ноги, и первое же прикосновение его языка заставило ее забыть обо всем на свете.
   И в этот момент она уже знала правду.
   Что она влюблена в этого сложного, невероятного, чудесного мужчину.
   Я люблю тебя, думала она, я люблю тебя, Дамиан…
   Не произнесла ли она эти слова вслух? И почему он вдруг отстранился от нее?
   – Не уходи, – вырвалось у нее.
   Он обнял ее и притянул к себе ближе – их лица всего лишь в дюйме друг от друга.
   – Я никуда не уйду. Никогда, – прошептал он. – Я просто слишком тяжелый, чтобы лежать на тебе.
   – Ты совсем не тяжелый.
   Он поцеловал ее теплые губы.
   – Моя милая обманщица.
   Это было сказано, просто чтобы поддразнить ее. Она это знала. И в то же время ее это больно задело. Ведь она и в самом деле была обманщицей.
   Она не рассказала ему о своем прошлом.
   Не рассказала все о ребенке.
   Но ей придется это сделать. А ему придется все узнать. Но когда? Когда?
   – Ты дрожишь, – Дамиан плотнее закутал ее в плед. – Солнышко? Неужели я сделал тебе больно? Боже, если я…
   – Нет. О нет, Дамиан. Мне не было больно. – Айви взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала ее. – Это было чудесно.
   Он долго смотрел на нее. Прикоснулся ладонью к ее щеке, нежно погладил…
   – Мне очень жаль, что я напугал тебя.
   – Это не твоя вина. Я… я спала. И когда я услышала гром и увидела…
   – Увидела меня, но подумала, что это кто-то другой, тот, кто обидел тебя когда-то…
   Она не могла ему лгать, когда он обнимал ее так нежно.
   – Да.
   Ярость захлестнула его. Ее ответ подтвердил то, о чем он уже догадывался.
   – Кто он?
   – Я не хочу говорить об этом.
   Но он должен знать его имя. Он должен найти этого сукина сына и убить его.
   Айви вся дрожала, и он чертовски хорошо знал, что дрожала она не от холода. Дамиан выругал себя за то, что был таким ослом.
   – Прости меня, солнышко. – Он поцеловал ее мягкие волосы, висок с маленькой пульсирующей жилкой, теплые губы… – Я дурак, что заговорил об этом в такой момент.
   – Ты не дурак. Ты чудесный, добрый, ты просто замечательный…
   Он улыбнулся краешком губ.
   – Какой поразительный прогресс! Как там было раньше, дай-ка вспомнить: сукин сын, самодовольный ублюдок, разве нет?
   Она рассмеялась, на что он и рассчитывал.
   – Да, порой… Нет. Если серьезно, ты недостоин ни одного из этих эпитетов.
   Его рука спустилась вниз по ее спине, и он крепче прижал Айви к себе.
   Отлично. Она улыбалась. В конце концов, он все-таки не испортил ей эту изумительную ночь. Никаких больше вопросов… пока. Но он спросит об этом потом.
   Этот подонок сделал с ней что-то ужасное. Какую-то чудовищную гадость. Может, насилие? Дамиан весь похолодел. Неужели он не был наказан? Неужели не заплатил за то, что сделал? Он найдет этого выродка и сам с ним разделается…
   – Дамиан? – Айви коснулась ладонью его щеки. – То, что было этой ночью, это было… было так чудесно…
   Как он любил слушать нежный звук ее голоса. Чувствовать в своих объятиях мягкое тепло ее тела.
   – Для меня тоже, – сказал он хрипло. – Я никогда – я имею в виду тебя и меня… – он откашлялся – То, что случилось между нами… было совершенно особенным. Я никогда ничего подобного еще не испытывал.
   Она подняла к нему свое посветлевшее лицо.
   – Я очень рада, потому… – Она коснулась кончиком языка своих губ. – Потому, что это было… это было первый раз, когда я…
   Ее лицо пылало. Просто удивительно, что эта красивая, привыкшая к всеобщему вниманию женщина краснеет, говоря об оргазме.
   – Когда ты испытала первый оргазм? – подсказал он. – Конечно, какая-то моя часть сожалеет, что ты была лишена этого раньше, зато другая, должен признать… Что?