Мартынов Георгий Сергеевич. Сестра Земли

   Основание пещеры было совершенно сухо. Правильными рядами поднимались какие-то странные кубы. Это было похоже на улицы, застроенные домами без окон, приблизительно одинаковых размеров.
   – Вот он где, их город! – сказал Белопольский тоном удовлетворения.
   – Похоже на то, – ответил Баландин. «Черепахи» шли посередине одной из «улиц». Вдали часто мелькали какие-то неясные фигуры. Судя по размерам, это были не «черепахи».
   Деревянные кубы казались домами неведомых жителей этого подземного города. Но для огромных «черепах» такие жилища были довольно тесны.
   Выход из туннеля остался далеко позади. Толпа «черепах» шла всё дальше и дальше.
   Наконец они остановились. Потом подошли к стене одного из «домов» и стали спускаться куда-то вниз.
   Спустившись, «черепахи» метров пять шли прямо, потом начали подниматься и вышли уже внутри здания. Пройдя ещё несколько шагов, они осторожно поставили машину на бревенчатый пол.
   В общей сложности они пронесли вездеход, весящий больше полутора тонн километра два с половиной, что лишний раз доказывало их чудовищную силу.
   Одна за другой «черепахи» вышли тем же путём, как вошли.
   – Вот мы и в тюрьме, – сказал Белопольский, – а я так и не успел выбросить бутылку с письмом. Теперь это вряд ли удастся.
   Они внимательно осмотрелись.
   Помещение было совершенно пусто. Никаких внутренних перегородок в нём не было. Это была одна сплошная «комната», очевидно единственная в «доме», без окон и без потолка.
   Глядя с «улицы» казалось, что кубы закрыты со всех сторон. На самом деле это были не кубы, а просто четыре стены, высотой метров в пять.
   Оба звездоплавателя подумали, что такое устройство «домов» вполне логично. Над «городом» не было неба, ему не угрожали ни дождь, ни ветер. Потолок с успехом заменял каменный свод пещеры. Дверь, если можно было назвать так этот вход, помещалась в одном из углов. Стены и пол, сделанные из хорошо им известных брёвен, как обычно, светились розовым светом.
   Минут двадцать люди молча ждали, не появится ли кто-нибудь из венериан, но время шло, а никто не приходил к ним.
   – Что они собираются с нами сделать? – спросил Баландин.
   – Во всяком случае ничего хорошего. Но пока мы живы. Будем благодарны и за это.
   – На сколько времени нам хватит кислорода?
   – Почти на двое суток. Но какое это имеет значение? Только продление агонии.
   – Нельзя ли бежать отсюда? Белопольский пожал плечами.
   – Как ваши ноги? – спросил он вместо ответа.
   – Какое это имеет значение? – повторил слова своего командира Баландин. – Я забыл о них.
   – Всё равно! Пока есть время, надо переменить повязку. Кто знает, что нас ждёт впереди.
   Белопольский зажёг свет в кабине. Осторожно сняв повязку, он внимательно осмотрел обожжённые голени и нахмурился. По краям вздувшихся волдырей кожа была ярко-красной, что указывало на сильное воспаление.
   «Может начаться гангрена, – подумал он. – Как он терпит? Это, вероятно, адская боль».
   Кроме пикриновой кислоты, никаких средств от ожогов в аптечке не было. Она предназначалась только для оказания первой помощи. Да Белопольский всё равно не знал, что надо делать в таком тяжёлом случае.
   Как мог лучше, он наложил новую повязку и забинтовал ноги профессора.
   Потянулись томительные минуты ожидания. Стараясь экономить энергию аккумуляторов, Белопольский погасил свет в кабине. Свечения стен было вполне достаточно.
   С того момента, как они очнулись после обморока, вызванного ударом молнии, прошло уже больше двух часов. Полчаса они находились в кубе, но ни единого звука не доносилось к ним, Кругом словно всё вымерло. Глубокая тишина царила «в доме». Была ли это действительно тюрьма? Кто мог сказать?
   Но не принесли же их так далеко только для того, чтобы бросить в этой бревенчатой «комнате». Кто-то должен был прийти к ним. Но кто и зачем? Что с ними сделают?..
   Белопольский открыл дверцу и вышел из машины.
   Их маленький вездеход не имел выходного тамбура. С того времени, как они покинули звездолёт, оба не снимали противогазов. Внутри машины был воздух Венеры, такой же, как и снаружи.
   Стоять на круглых брёвнах было трудно. Ноги скользили по гладкому дереву.
   Белопольский подошёл к ближайшей стене и попытался найти щель, через которую можно было бы заглянуть наружу, но брёвна были пригнаны друг к другу очень плотно. Щелей не было. Он осторожно обошёл камеру их тюрьмы, в любую секунду готовый броситься обратно к машине при появлении венериан. Подойдя к «двери», он опустил туда руку, стараясь нащупать ступеньку лестницы, но её не было. Спуск состоял из тех же брёвен. Было трудно себе представить, как могли «черепахи» с тяжёлым грузом подняться по такой «лестнице».
   Отверстие входа было квадратной формы и имело метра три в поперечнике.
   Закончив свой обход, Белопольский вернулся к машине, казавшейся в небольшом помещении огромной, и снова занял своё место.
   Прошло ещё около часа. Никто не приходил, и это становилось странным и угрожающим. Неужели «черепахи» бросили их умирать здесь?..
   Тишина стала зловещей.
   – Если нас не перетащат опять в воду, – сказал Белопольский только для того, чтобы прервать гнетущее молчание, – мы сможем пользоваться для дыхания воздухом Венеры через противогазы. Это сэкономит нам запас кислорода. Тогда его хватит дней на пять – шесть. Но у нас нет никаких продуктов, кроме аварийного запаса, а он очень невелик. Всё же я предлагаю подкрепить силы.
   – Пожалуй, это не лишнее, – согласился Баландин.
   Но только они успели достать свой «НЗ», как услышали какой-то звук, точно глухое топание огромных ног.
   Белопольский поспешно запер дверцу машины.
   Они увидели, как у входа появилась уродливая голова «черепахи». Потом появилось и всё её огромное тело. Зверь ступил на пол. В «руках» он нёс какой-то длинный и узкий предмет. В розовом сумраке «комнаты» они не могли рассмотреть, что это такое. Взойдя на пол, «черепаха» поставила свою ношу и исчезла.
   Не веря своим глазам, Белопольский и Баландин узнали в этом предмете человека, одетого в противогазовый костюм.
   Это был геолог экспедиции – Василий Васильевич Романов.

Ночь

   Тщательно выполненные расчёты дали неутешительный вывод. Экспедиция была на грани катастрофы.
   – Оставшиеся у нас семь двигателей, – доложил Мельникову Зайцев, – не могут дать ускорение больше чем восемь метров в секунду. За тридцать пять минут работы это составит скорость – шестнадцать километров восемьсот метров в секунду, то есть намного меньше, чем скорость Земли по орбите. Мы можем заставить двигатели работать дольше, но это опасно, ввиду перегрева дюз.
   – Дальше! – нахмурившись сказал Мельников.
   – Земля и Венера сейчас близки друг к другу, – ответил Пайчадзе, – это может нас спасти. Мы должны вылететь с Венеры седьмого августа ровно в семнадцать часов одиннадцать минут. Тогда с имеющейся в нашем распоряжении скоростью мы встретимся с Землёй через восемь месяцев после старта с Венеры. Если же мы не сможем вылететь седьмого августа, то должны будем провести на Венере не менее двух лет, пока повторится удобное для нас положение обеих планет.
   – Это совершенно немыслимо, – сказал Мельников. – Проверьте расчёты ещё раз, и, если всё окажется правильно, мы вылетим седьмого августа. Что поделаешь! Могло быть хуже. Нашу работу закончит следующая экспедиция. А мы должны сделать всё, что успеем за оставшиеся пятнадцать «земных» дней.

   24 июля вечер Венеры подошёл к концу. Как и предполагали, сумерки длились почти пятьдесят часов после захода Солнца.
   Уже «с утра» (звездоплаватели всё время вели счёт по земным часам) темнота начала быстро сгущаться. К восемнадцати часам ночь полностью вступила в свои права.
   Но эта ночь была далеко не такой тёмной, как ожидали. Если бы Пайчадзе не сказал, что она наступила, они, вероятно, продолжали бы считать её вечером. Ничего похожего на чёрный мрак, который, казалось бы, должен быть на поверхности планеты, под толстым слоем облачных масс не наблюдалось. Из окон обсерватории они видели реку, лес на её берегу и даже могли различить вдали линию порогов. Освещение напоминало земную ночь при свете Луны в первой четверти.
   – Теоретические расчёты подтвердились, – сказал Пайчадзе. – Яркость ночного неба Венеры благодаря близости к Солнцу в пятьдесят раз сильнее, чем на Земле, и только в пять раз слабее света полной Луны. Мы не ошиблись.
   Звездоплаватели готовились к ночной работе. Её программа была обширна и разнообразна. Надо было сделать целый ряд точных фотометрических измерений освещённости в различные моменты ночи, составить график изменений нагрева почвы, а также и воздуха на разной высоте и опять-таки в различное время; в начале, середине и в конце ночи. Предстояло заняться интенсивностью падения на планету космических лучей, определением радиометодами внутреннего строения Венеры и бесконечным количеством других, не менее важных работ, из которых часть предназначалась на эту ночь, а остальные на следующую. Звездолёт должен был находиться на планете двое суток. Теперь оставалось только пятнадцать земных дней.
   Ни одну из работ нельзя было производить внутри корабля. Приходилось выносить приборы и аппараты на берег и находиться возле них длительное время. Хотя многие процессы могли проходить автоматически, учёные всё же дежурили у своих установок, не рискуя оставить их без присмотра. Жители Венеры уже доказали, что относятся враждебно к пришельцам с другой планеты, а ночью в любую минуту кто-нибудь из них мог оказаться вблизи. При огромной физической силе этих существ им ничего не стоит сломать и уничтожить хрупкие аппараты людей.
   Все меры предосторожности были приняты. В радиусе ста метров вокруг звездолёта берег заливал яркий свет прожекторов. Никто и ничто не могло приблизиться к месту работы, не будучи своевременно замеченным. Каждого члена экипажа, которому нужно было выйти из корабля на берег, всегда сопровождали два товарища, хорошо вооружённые и готовые отразить нападение.
   Надо сказать, что никто из учёных не верил, что «черепахи» действительно могут напасть на звездолёт. Охрана осуществлялась «на всякий случай», больше для очистки совести.
   Поиски в глубине озера вездехода Белопольского с очевидностью показали, что свет прожекторов является вполне достаточной защитой. Для органов зрения подводных жителей, привыкших к темноте, этот свет, видимо, был совершенно непереносим.
   Грозовые фронты почти не мешали работам. С наступлением ночи они стали появляться всё реже и реже и были гораздо слабее.
   Когда экипаж находился на борту, прожекторы потухали и прозрачная темнота опускалась на звездолёт. Тогда ночные бинокли и лучи радиолокаторов устремлялись на далёкую линию порогов. Возле них смутно виднелись штабеля брёвен, но никакого движения не удавалось заметить. Вид штабелей не изменялся, и было очевидно, что обитатели озера почему-то не трогают их.
   Несколько раз звездоплаватели внезапно зажигали прожектор, направляя луч его света на близкую опушку леса, но и там ничего не обнаруживали.
   – Они боятся нашего корабля, – говорил Мельников, – и не рискуют приблизиться к нему. Наше присутствие мешает им производить обычную ночную работу.
   Это было более чем вероятно. Исполинский корабль, неведомо как очутившийся на берегу реки, неведомо откуда взявшийся и неизвестно что собою представляющий, должен был казаться венерианам чем-то таинственным, непонятным и пугающим. Первобытные существа даже отдалённо не могли вообразить истинного назначения этого чудовищного огромного предмета. Он должен был возбуждать в них ужас.
   – Неужели, – говорил Второв, – мы так и вернёмся на Землю, не имея ни одного снимка «черепахи»? Я никогда не прощу себе этого.
   У Геннадия Андреевича были все основания быть недовольным собой. Он видел «черепах», они неподвижно стояли, ярко освещённые светом прожекторов; в его руках был киноаппарат; более удачных условий съёмки нельзя было себе представить, но… ни одного снимка обитателей Венеры не было.
   Исправить «упущение», очевидно, было нельзя. Венериане не появятся возле корабля. О том, чтобы попытаться ещё раз увидеть их на берегу озера, не могло быть и речи. Мельников, вступивший в командование кораблём, категорически заявил, что не допустит ни одной экскурсии куда бы то ни было. До самого старта на Землю ни один член экипажа не отойдёт далеко от корабля.
   – Довольно жертв! – сказал он своим товарищам. – Их и так слишком много. С обитателями Венеры познакомимся в следующем рейсе.
   Как ни хотелось Второву получить снимки венериан, он должен был признать, что это решение единственно правильное.
   Экспедиция потеряла четырёх человек. Это действительно было слишком много.
   Случайность, которую невозможно было предвидеть и предупредить, погубила на Арсене Леонида Орлова. По своей вине жертвой собственной неосторожности стал Василий Романов. Неизвестно, как Белопольский и Баландин попали в руки венериан и были унесены ими на дно озера. Никаких надежд на их спасение уже не могло быть.
   Вездеход исчез бесследно. Князев и Второв восемь раз погружались в озеро на амфибии, но не обнаружили машины. Куда её могли унести? Это оставалось тайной. После восьмой бесплодной попытки Мельников приказал возвращаться на корабль.
   – Мы сделали всё, что могли, – сказал он, – больше рисковать нельзя.
   Гроза, прервавшая первый поиск, по счастью, оказалась слабой и непродолжительной. Но, когда она окончилась, Коржёвский и Андреев с ужасом увидели, что их товарища, не успевшего вскочить в машину, нигде нет. Стало очевидно, что Василий Романов был оглушён ударом ливня и смыт в озеро.
   – Немедленно найти! – приказал Мельников.
   Вездеход-амфибия нисколько не пострадал. Как только началась гроза, Князев погрузился под воду, где им уже не могли угрожать ни ливень, ни молнии. Опасения, что на машину нападут «черепахи», не оправдались. Венериане, которых оба разведчика насчитывали на дне больше сотни, панически боялись прожекторов. Как только появлялся свет, они падали на дно, прячась под свои панцири, совершенно так же, как делали это в океане. Амфибия могла плавать под водой сколько угодно, без всяких опасений.
   Узнав об исчезновении Романова, Князев немедленно приблизился к берегу и тщательно обыскал дно. Но молодой геолог исчез так же бесследно, как вездеход Белопольского.
   С энергией отчаяния, забыв обо всём, они, сменяя друг друга, искали пропавших товарищей двенадцать часов подряд. Дно озера было обследовано на всём своём протяжении.
   Напрасно!.. Ни вездехода, ни тела Романова нигде не было. Озеро оказалось неглубоким. Они видели на его дне огромное количество брёвен, лежавших кучами, многочисленные виды водорослей и других растений, но, кроме «черепах», не заметили ни одного живого существа, ни одной «рыбы».
   – Спрятать машину там абсолютно негде, – сказал Князев. – Мы не могли не заметить её.
   – Где же она может быть?
   – Не знаю, но в озере её нет.
   Почти одновременная гибель трёх товарищей угнетающе подействовала на всех членов экспедиции.
   «Вечером» 24 июля Мельников записал в своём дневнике:

   «Последний срок миновал! До сих пор какое-то неясное чувство говорило мне, что Константин Евгеньевич и его спутник живы. Так хотелось надеяться! Мне казалось, что, против всякой вероятности, они вернутся к нам. Сегодня эта призрачная надежда окончательно рухнула. Даже теоретически не на что рассчитывать. Всё кончено! Запас кислорода в вездеходе исчерпан. Если они были живы до сих пор, то сейчас безусловно мертвы. Им нечем больше дышать! Какая страшная участь!..
   Я хочу верить (вот до чего дошло!), что „черепахи“ сразу сломали стенки машины, разбили окна, умертвили. Ужасно думать, что они жили двое суток без надежды на спасение во власти свирепых зверей!..
   Насколько счастливее (какое слово!) судьба Романова! Если он не был убит сразу ударом ливня, то всё же умер очень скоро: запас кислорода в его баллоне был так мал.
   Ирония судьбы! Я жалел, что прервана связь с Землёй. А сейчас я благославляю это обстоятельство. Какими словами могли бы мы рассказать о случившемся?..
   Конечно, это эгоистично, но я думаю об Оле. Сколько томительных дней выпало ей на долю, когда после спуска на Венеру на Земле не знали о нашей судьбе! Известие о гибели ещё трёх членов экспедиции… Нет, лучше не думать об этом кошмаре!.. Куда всё-таки делся вездеход? Куда исчезло тело Романова?
   Неужели кто-нибудь сможет упрекнуть нас, что мы плохо искали? Не попробовать ли ещё раз? Нет, я не имею на это права. Василия Романова схватили «черепахи». Это очевидно. И спрятали его тело так же, как вездеход К. Е. Зачем они это сделали? И куда спрятали? Князев и Второв утверждают, что на дне озера машины нет. Зловещая тайна. Неужели «черепахи» разломали вездеход на мелкие куски? В клочья разорвали тела наших несчастных товарищей? А может быть… жутко думать, что и это могло случиться!..
   Что мы знаем о жителях Венеры? Ничего не знаем. „Черепахи“! Какие странные и причудливые создания! Я хорошо помню их. Назойливо стоят они перед моими глазами. Могли ли мы думать, когда смотрели на них из подводной лодки, что это и есть разумные обитатели Венеры, что именно они, эти земноводные, и есть люди планеты? Даже сейчас, когда, казалось бы, отпали последние сомнения, я не могу верить этому.
   Что сказал Коржёвский? Он утверждает, что, судя по описаниям, „руки“ черепах не могли создать линейку, – они не способны к такому труду, это не руки, а лапы животных. Я убеждён в правильности этого рассуждения. Линейку сделал кто-то другой. Может быть, „черепахи“ – только животные? Их поведение не похоже на поведение животных Земли. Что из этого? Мы имеем дело с животными Венеры. Слоны в Индии работают. Они ломают деревья, переносят брёвна. Совсем так же, как „черепахи“. К тому же мы не знаем, они ли делают это.
   Кто же тогда настоящие венериане? Где они? Как они выглядят?..
   Увидим ли мы их? Нет, в этом рейсе не увидим. Я сам запретил всякие попытки. И не изменю этого решения. Потом! В следующем рейсе!
   Как тяжело, как трудно казаться спокойным, ничем не высказывать боли, которая ни на минуту не оставляет тебя! Как часто приходится усилием воли сдерживать рыдания, готовые вырваться. Иногда хочется выть, как зверю, дать выход отчаянию. Нельзя! Любому из моих товарищей можно. Мне нельзя. Даже наедине с собой я должен держаться. Я не принадлежу себе. Потом! Когда наш несчастный рейс закончится!..»

* * *

   В ночь на 25-е дежурил Князев.
   В три часа «утра» он неожиданно разбудил всех звонком тревоги. Не прошло и пяти минут, как в рубке управления собрались все восемь человек.
   – Что случилось? – спросил Мельников, первым вошедший в рубку.
   Князев молча показал на экран.
   Небо Венеры пылало заревом. Зловещий красный свет был так силён, что можно было отчётливо видеть всё, что окружало корабль. Обычно тёмные, тучи сверкали всеми оттенками рубина. Казалось, что где-то за горизонтом разгорается гигантский пожар.
   С сильно бьющимся сердцем звездоплаватели не спускали глаз с непонятной картины.
   Что это?.. Пожар? Извержение вулкана?.. Им казалось, что кровавый свет становится сильнее, что-то неведомое приближается к звездолёту, неся с собой таинственную угрозу.
   Мельников переглянулся с Зайцевым. Одна и та же мысль мелькнула у обоих – не пора ли поднять корабль в воздух и, пока не поздно, уйти от неизвестной опасности.
   Вдруг откуда-то из-за леса взметнулись к зениту и рассыпались по небу искрящимся занавесом зелёные и фиолетовые линии. Мерцающей сеткой они закрыли весь горизонт, переплетаясь и сверкая всеми оттенками изумрудов и вишнёво-красных гранатов.
   – Полярное сияние! – первым догадался Пайчадзе.
   – Оно вспыхнуло внезапно, – сказал Князев.
   Успокоившись, все перешли в обсерваторию и, столпившись у окон, молча смотрели на поразительное зрелище. Второв вертел ручку киноаппарата, заряженного цветной плёнкой.
   Рубиновый цвет неба сменился оранжевым. Потом, пройдя всю гамму цветов, неожиданно вспыхнул аквамарином. Изумрудные и гранатовые линии, уступили место сверкающему потоку хрустальных нитей.
   Фантастический калейдоскоп красок непрерывно сменялся больше полутора часов, поражая взор неистощимым разнообразием сочетаний всех мыслимых цветов и оттенков. Во всём богатстве предстала перед людьми палитра величайшего из художников – Великой Природы.
   Уходящее всё ниже, за горизонт, Солнце давало прощальный спектакль.
   К пяти часам «утра» полярное сияние Венеры стало меркнуть. Всё слабее окрашивалось небо, всё яснее проступали на нём свинцовые тучи.
   – Изумительно! – сказал Коржёвский.
   – Вопрос – что! – отозвался Пайчадзе. – Изумительно не само зрелище. Оно должно быть красочным. Венера близка к Солнцу. Изумительно другое. Полярное сияние – в верхних слоях атмосферы, за десятикилометровым слоем облаков. Почему мы видели его так ярко? Непонятно.
   – Что же бы мы увидели, если бы поднялись над облаками? – спросил Второв.
   – Скорей всего ослепли бы, – ответил Пайчадзе.
   Взволнованные всем виденным, звездоплаватели неохотно разошлись по каютам.
   Но никто не смог заснуть сразу. И когда, не прошло и часу, Князев вторично дал сигнал тревоги, все кинулись к рубке, надеясь ещё раз увидеть чудесное зрелище, которым не успели вдоволь налюбоваться.
   Но на этот раз их ожидало совсем другое. Ставшая памятной ночь преподнесла ещё один сюрприз.
   С бледным, взволнованным лицом Князев встретил товарищей непонятной фразой:
   – Они только что принесли!
   – Кто «они»? – спросил Мельников.
   – «Черепахи».
   Все бросились к экрану. Но в мутном полусвете ночи они не увидели ничего.
   – Свет! – приказал Мельников. Ослепительный луч прожектора лёг на землю. И тогда совсем близко от корабля они увидели маленький тёмный предмет, лежавший на траве.
   – Я заметил, – рассказал молодой механик, – как со стороны порогов стала приближаться плохо различимая масса, какое-то тёмное тело. Сначала мне показалось, что это огромное животное. Оно медленно подходило всё ближе. Я не стал зажигать прожектор, – хотелось рассмотреть его, а свет мог его испугать. Ведь оно не могло причинить вреда звездолёту, как бы велико ни было. Когда оно приблизилось, я узнал «черепах», совсем таких же, каких мы видели у озера. Они что-то несли. С ними было другое животное, гораздо меньших размеров, но я его не мог рассмотреть как следует. Не зная, что делать, я дал сигнал. Но пока вы успели прийти, «черепахи» подошли вплотную к кораблю и положили этот предмет на землю. Потом они исчезли очень быстро в сторону реки.
   – Вот тогда и следовало зажечь прожектор, – сердито сказал Коржёвский.
   – Я не решился. Мне не хотелось пугать их.
   – Правильно! – одобрил его Мельников.
   Значит, обитатели озера не боялись приблизиться к звездолёту. Они что-то принесли людям. Что и зачем?
   – Товарищ Второв, – приказал Мельников, – выйдите на берег и принесите этот предмет на корабль. С вами пойдёт Андреев.
   Полчаса, которые понадобились для выполнения этого распоряжения, показались всем оставшимся на корабле очень долгими. Но, наконец, таинственное подношение внесли в обсерваторию.
   Все с любопытством обступили подарок.
   Это было что-то вроде деревянного блюда, имевшего форму ромба, с загнутыми внутрь полукруглыми краями. Оно было тщательно отделано, гладкое до блеска, с тремя тонкими, тоже деревянными, остриями, прикреплёнными ко дну. «Блюдо» было аккуратно устлано пучками оранжевых водорослей и красными листьями. Сверху лежали восемь плоских лепёшек красного цвета и… золотые часы.
   Не веря глазам, Мельников схватил их.
   – Это часы Константина Евгеньевича, – сказал он.

Хозяева планеты

   Одним из основных факторов в жизни любого существа является питание. Первые представления едва развитого мозга неразрывно связаны с ним. И от нижних до верхних ступеней эволюционной лестницы всё живое подчиняется этому незыблемому закону природы.
   Все существа, наделённые разумом, независимо от степени его развития, заботятся о питании, и не только для себя, но и для других существ, связанных с ними. Птицы и звери добывают корм своему семейству. То же делают люди. Хищник уступает добычу другому хищнику, если не хочет драться с ним из-за неё. Это свидетельство миролюбия. Дикие племена, в знак мира, предлагают врагу добытые ими продукты питания.
   У восточных народов сохранился обычай – не есть в доме врага. Разделить пищу с врагом значит помириться с ним. Предложить человеку поесть – значит, высказать к нему добрые чувства.
   Закон питания диктует нравы и обычаи. Так было, так есть и так будет всегда, потому что пища – основа жизни, потому что это первый закон природы для живых существ. И можно с уверенностью сказать, что закон этот действителен не только на Земле. Он властно царит всюду, где есть живые существа, способные хотя бы к примитивному мышлению, которые растут и размножаются. Это закон Вселенной!