Страница:
Люди разбрелись по берегу, выискивая местечко поудобнее, Джон Ивлинг отправился вместе с Хартом на охоту, а Амбулен под надзором Потрошителя пошел искать съедобные фрукты. После быстрого марша и бурной ночи все страшно устали и мечтали только об одном – набить желудки и завалиться спать.
Уильям и Кроуфорд оказались чуть в стороне от всей компании, и последний из них уже отчаянно зевал. Но Уильяма давно мучил один вопрос.
– Помните, сэр Фрэнсис, однажды, мне кажется, что уже много лет назад, хотя прошло всего два месяца, на борту «Головы Медузы» вы спросили у меня: «Уильям, зачем тебе сокровища?» Я тогда не знал, что ответить. Так вот, сэр Фрэнсис, теперь я хочу спросить у вас: сэр Фрэнсис, зачем вам сокровища?
Они полулежали в тени пальм на теплом песке и смотрели в голубое полуденное небо. Кроуфорд курил серебряную трубку, а Уильям жевал стебель какой-то жесткой травы.
Услышав вопрос Харта, Кроуфорд задумчиво вытащил трубку изо рта и, не поворачивая головы, ответил:
– Видишь ли, Уильям. Когда-то давно я мечтал о них просто потому, что каждый юноша мечтает о сокровищах, когда ему в руки попадает карта острова сокровищ. Потом я стал желать их, чтобы отомстить. Мне казалось, я лучше Господа исполню закон божественного правосудия, и моя справедливость будет самой справедливой в мире. Еще позже мне пришлось искать их уже безо всякого желания. Да-да, Уильям. Ты еще слишком мало повидал мир, а кто мало видел – много плачет. На свете всегда находится чья-то воля, которая будет посильнее твоей. Король, мерзавец с пистолетом, болезнь, смерть, любовь – мало ли на свете сил, которым сломать человека проще, чем мне выкурить вот эту самую трубку. Да и воля Самого Господа Бога, наконец. Я никогда никому не говорил этого, Уильям, а тебе скажу. Просто потому, что я испытываю к тебе какую-то странную привязанность, может быть и не совсем полезную для тебя. Меня сломали, Уильям. Да-да, Веселого Дика скрутили так, что небо показалось ему с овчинку, а преисподняя уже воняла ему в лицо блевотиной и мертвечиной.
– Вас пытали? – взволнованно спросил Харт, приподнимаясь на локте.
– Нет, мой друг. Меня просто припугнули. Оказывается, на свете так много вещей, которых боится старина Кроуфорд. Гораздо больше, чем тех, которых боялся Веселый Дик.
– Но при чем тут сокровища?
– Они как раз почти и ни при чем. Но теперь мне во что бы то ни стало придется их найти. И заметь, Уильям, любой ценой.
Кроуфорд перекатился на другой бок и крикнул:
– Эй, Амбулен! Вам знаком девиз одного Божьего общества? Ну, этот: «цель оправдывает средства»?
Амбулен едва заметно вздрогнул и посмотрел на Кроуфорда не то с каким-то ужасом, не то с ненавистью; впрочем, красивые глаза его довольно скоро приняли свое обычное доброжелательное выражение.
– Да, мон сир. Так говорят иезуиты. Кроуфорд опять лег на левый бок и засунул трубку в рот.
– Приятно поболтать так с друзьями, глядя на величественный океан, морщинистый, как лицо старухи, погреться в лучах солнышка, которое в любой момент может затянуться тучей… А что, сэр Ивлин, черепаха, которую вы приволокли с Хартом, была недурна? – вдруг крикнул он своему штурману и бывшему капитану «Медузы».
– Да, сэр. Конечно, мы ловили черепах и пожирнее, да и пережарил ее Потрошитель. Но бывало и хуже.
– Пальчики оближешь! – крикнул Потрошитель и для наглядности облизал два своих пальца, на одном из которых не хватало фаланги, а на другом напрочь отсутствовала ногтевая пластина.
– А вы, джентльмены, как думаете? – Кроуфорд оборотился на Боба, Джека и Мак-Магона, которого они безжалостно обыгрывали в кости, бросая их прямо на песок.
Заметив, что Веселый Дик глядит прямо на них, джентльмены испугано прикрыли кости рукой и покраснели.
– Да ладно, мы ведь на суше. Так что будем считать, что, несмотря на военное положение, азартные игры дозволяются. – Кроуфорд неожиданно зевнул так, что за ушами у него что-то хрустнуло. – Давайте баиньки, сэры, – пробормотал он, выбил трубку и, положив себе под голову локоть, закрыл глаза.
Мак-Магон вздохнул, почесал в затылке и поплелся туда, где океан лениво лизал кромку берега. В руках он держал охапку веток и мешочек Потрошителя с кресалом, кремнем и трутом. Из своего укрытия Кроуфорд с отрядом могли обозревать не только его унылую фигуру, но и весь берег, и большую часть бухты.
Несчастному Мак-Магону, находясь на мушке, не сразу удалось разжечь костер. Некоторое время он просто тащился по мокрому песку, взглядывая на залив с таким жалобным и просительным видом, будто надеялся, что шхуна как-нибудь сама собой растает в воздухе. Но этого не происходило, и Мак-Магон, оглянувшись на заросли, со вздохом извлек из просмоленного мешочка необходимые для добывания огня приспособления. Вначале он никак не мог правильно ударить кресалом по кремню. Вместо того чтобы наносить скользящий удар, он тупо стучал обломком стального лезвия по камню, издавая громкий звон. После того как Потрошитель из кустов напомнил ему, кто тут хозяин, он, наконец, высек из кремня сноп искр, которые теперь, хоть тресни, никак не летели на трут, сделанный из пучка корпии, а быстренько гасли на ветерке. Тогда Потрошитель чуть было не выскочил и не показал этому придурку, как настоящие мужчины разжигают огонь, но был вовремя пойман Кроуфордом за штаны и усажен обратно.
– Он же этого и добивается, – прошептал сэр Фрэнсис, а затем крикнул:
– Мак-Магон, я считаю до трех. Раз… Мак-Магон еще раз вздохнул, ударил кресалом, и, наконец, трут начал тлеть. Не дыша, несчастный матрос запалил от него кусок фитиля и бросил его на валежник. Тот вяло задымил, но под напором ветра ветки легко занялись, и вскоре черная струя дыма уже поднималась вверх, где ее немедленно подхватывал ветер и гнал на остров. Длинные языки синевато-оранжевого пламени жадно пожирали дерево, и вскоре костер уже невозможно было не заметить со шхуны.
– Вот из-за таких идиотов и изобрели кремневые замки… – задумчиво пробормотал Кроуфорд, которого сегодня просто тянуло на теоретические разглагольствования. – Когда механики поняли, что профанов с каждым годом рождается все больше, они придумали курок. Пружина с силой пошлет курок с кремнем на встречу с кресалом, высечет сноп искр, затравочная полка с порохом вспыхнет, и оре-вуар, бедный неудачник! – Кроуфорд поднял руку и нацелил пистолет на одинокую фигуру на берегу.
– И охота вам, сэр, выражаться такими полуторафутовыми словами, – с уважением произнес Джон, чья страшная рожа в темноте отливала синевой. – Я хоть и слушал вас в оба уха, но, мамой клянусь, ничего не понял из того, что вы так красиво сказали.
Прошло еще минут пять. Мак-Магон все реже и реже подбрасывал ветки в огонь и смотрел на свой корабль с тоской и отвращением. Назад оборачиваться он вообще боялся, не желая встретиться взглядом ни с Веселым Диком, которого до сих пор знал только по рассказам товарищей, но который оказался неприятнее любых рассказов, ни с дулом его пистолета.
Сам Кроуфорд не спешил отзывать Мак-Маго-на. Он упрямо смотрел в подзорную трубу и, наконец, был вознагражден за свое терпение. На носу появился человек. Лица его Кроуфорд рассмотреть не мог, но отлично видел, что моряк тоже дотошно обозревает берег в подзорную трубу. Вскоре пират на шхуне оглянулся и махнул кому-то рукой. На носу возникла еще парочка матросов. Видимо, они хоть и с трудом, но вспомнили об условленном знаке. После долгой раскачки на корабле все-таки произошло шевеление, и на воду была спущена небольшая шлюпка. В нее с руганью и нетрезвой толкотней погрузились пять человек. Четверо взялись за весла, пятый пристроился на носу, и лодка черным пятном медленно заскользила по черным маслянистым волнам, то и дело взбрыкивающим белыми бурунами.
За ней все следили с напряженным вниманием. Мак-Магон перестал поддерживать огонь и теперь стоял неподвижно, сгорбив плечи и исподлобья глядя, как приближается к нему лодка.
– Обратите внимание, – сказал Кроуфорд, отрываясь от бесполезной в темноте трубы и убирая ее в карман, – как наш бедный ирландец похож на одинокую душу, ожидающую перевозчика в подземный мир мертвых.
– Ладья Харона, что и говорить, – пробормотал Амбулен, изо всех сил пытаясь разглядеть шлюпку.
Лодка была уже на расстоянии полкабельтова от берега. Сидевший на носу боцман Грязный Гарри, приложив козырьком ладонь ко лбу, всматривался в озаренного догорающим костром Мак-Магона, застывшего у линии прибоя. Матросам Мак-Магон был неинтересен, им хотелось одного – закончить махать веслами. Когда нос шлюпки ткнулся в песок, на их грубых лицах разом нарисовалось выражение огромного облегчения.
– Ба! – воскликнул Кроуфорд. – Да здесь собирается изысканное общество! Смотрите, кто к нам приплыл! Грязный Гарри! Похоже, он единственный, у кого душа не на месте. Иначе зачем бы он сам отправился на берег? Он, верно, как пес, чует, что здесь неладно. Он и всегда был не слишком доверчив, этот Гарри! Он опаснее всех, и, пожалуй, я возьму старину Гарри на себя… Нельзя, чтобы они вернулись на корабль.
Он обернулся к товарищам и негромко сказал:
– На тот случай, если они что-то заподозрят и попытаются сбежать. Делайте что хотите, но ни один из них не должен вернуться на корабль.
Угрюмое молчание было ему ответом. Все, кто прятался за деревьями, думали о том, что должно было произойти через несколько минут.
– Какого черта? – хрипло спросил он. – Почему ты один? Где остальные? Что случилось? Тебя послал Билли? Странно, что он выбрал такого придурка… А впрочем, значит, дело плохо, и я его об этом предупреждал. Нет хуже места, чем эта Эспаньола… Какого дьявола ты молчишь? Почему ты подал сигнал?
Мак-Магон сделал плаксивое лицо и неопределенно махнул рукой.
– Черный Билли… – пробормотал он. – Дело совсем плохо… Он там…
– Какого дьявола? – повторил Грязный Гарри, подойдя к костру, но, не дождавшись ответа, сердито заорал: – Что случилось?! Кто там? Что ты ноешь, придурок?
– Черный Билли. Он ранен, – промямлил Мак-Магон. – Не может идти. Я оставил его в лесу. Просто нет сил. Все убиты. Мы попали в засаду…
– Я говорил! – со злобой гаркнул Грязный Гарри. – В засаду! Тут весь остров – сплошная засада. Нужно сниматься с якоря! Где капитан? Он серьезно ранен?
– У него пробито легкое, – на ходу сочинил Мак-Магон. – Я оставил его за ближайшими деревьями, в тенечке…
– Идиот! – прорычал Грязный Гарри, отворачиваясь. – Ты думаешь, что все в восторге от твоих подвигов!.. Ребята, надо поискать, где этот растяпа оставил капитана. Он где-то рядом…
Повернувшись спиной к Мак-Магону, Грязный Гарри направился к зарослям. Остальные четверо пиратов, бросив весла и вытянув шлюпку на песок, лениво потянулись за ним. Кроуфорд опасался, как бы Грязный Гарри не поднял тревогу и кто-нибудь из матросов вплавь не сбежал бы на шхуну. Но боцману и в голову не пришло, что Мак-Магон мог его обмануть. Грязный Гарри шел в сторону зарослей и по сторонам поглядывал только для того, чтобы отыскать раненого капитана. Пираты, тащившиеся следом, волновались еще меньше.
Кроуфорд взял боцмана на себя, но тот неожиданно свернул в сторону и направился прямиком к дереву, за которым прятался Уильям Харт. При этом он с большим интересом приглядывался к многочисленным следам, которые вились по песку среди деревьев. Кажется, он уже начинал что-то подозревать. Уильям не стал испытывать судьбу и, поняв, что в следующую секунду будет разоблачен, метнулся из-за пальмы навстречу боцману и в прыжке, занеся шпагу сверху, нанес ему сильный колющий удар прямо в грудь. Трехгранное лезвие, пробив грудину, пронзило Грязного Гарри сверху вниз, продырявив на его спине камзол, и в эту прореху брызнул фонтанчик крови.
Хоть и было темно, но и лунного света было достаточно, чтобы спутники Гарри все поняли. Всего какую-то секунду они пребывали в оцепенении, но эта-то секунда все и решила. Кроуфорд, Амбулен, капитан Ивлин и пираты выскочили из своего укрытия одновременно и набросились на них. Трое врагов пали сразу же, а один, вскрикнув, повернулся и бросился бежать назад к воде. На бегу он все пытался вырвать из-за пояса пистолет, но руки у него тряслись, и, в конце концов, бесполезное оружие шмякнулось на землю. Пират не стал его поднимать, а с удвоенной прытью помчался к спасительному морю. Но когда вода доставала ему уже до колен, то ли Боб, то ли Джон метнул ему в спину нож. Пират вскрикнул и схватился за плечо, упрямо продолжая идти на глубину, но Кроуфорд догнал его и, схватив за шкирку, рванул на себя. Раненый покачнулся и, поднимая тучи брызг, упал в воду. Кроуфорд не устоял, в ноги ему ударила волна, и он рухнул следом. Когда голова пирата показалась на поверхности, Кроуфорд поднырнул под него и, сдернув его за туловище в воду, сам вынырнул, встал на ноги и, схватив пирата за волосы, с силой нагнул его голову под воду. Потом, позволив несчастному, кашляя и отплевываясь, глотнуть немного воздуху, Кроуфорд за ворот потащил его на берег.
Когда его окружили со всех сторон, моряк совсем перепугался. По его лицу с волос бежала вода, мокрая борода облепила шею. Он шарил глазами по окружившим его людям и не решался произнести ни слова. Кроуфорд, который узнал пирата, подошел ближе и неторопливо произнес:
– А-а, Джо Янг! Давненько не виделись! Не скажу, что сильно рад видеть твою кислую физиономию, но это все-таки лучше, чем глазеть на бороду твоего капитана! Наверное, ты со мною согласишься. Ремесло, конечно, накладывает отпечаток на характер человека, но в случае с Черным Билли речь должна идти уже о помешательстве, как ты полагаешь?
Джо Янг, мучаясь от боли в руке и страха, вряд ли услышал хотя бы слово из речи Кроуфорда.
– Обыщите его, – поморщившись, распорядился Кроуфорд, – и приведите в чувство. Он, похоже, совсем отупел от страха и потери крови.
У Янга отобрали нож, сняли пояс с принадлежностями для стрельбы и позволили сесть на песок. Испуганно озираясь, он отполз в сторону и прижался спиной к дереву. Наверное, так ему казалось безопаснее.
– Эй, кто-нибудь, посветите сюда. – Амбулен надрезал край своего плаща и, отодрав от него кусок, туго перевязал раненое плечо моряка. – Жить будешь. Тебе повезло – повреждены лишь мягкие ткани, а мышцы не задеты.
– Твоя голова уже начала работать, Джо Янг? – поинтересовался Кроуфорд, нетерпеливо дожидаясь окончания процедур, пока капитан Ивлин держал горящую ветку, освещая их лица. – У меня не так много времени, и мне хотелось бы побыстрее получить ответы на вопросы.
– Вопросы? – недоуменно повторил Джо Янг. – Ты сказал, вопросы, Веселый Дик?
– Да, именно это я и сказал, – усмехнулся Кроуфорд. – Если ты еще самую малость напряжешь мозги, то, наверное, вспомнишь, что это слово означает, и поймешь, что я имею в виду, Джо Янг!
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть ко мне вопросы, Веселый Дик? – очень медленно произнес Джо, не сводя с Кроуфорда напряженного взгляда. – Ты хочешь меня о чем-то спросить?
– Твоя догадливость поразительна! Ты угадал, Джо, у меня к тебе есть вопросы. И вот вопрос первый, мой любимый, – ты хочешь жить?
– Кто же не хочет, Дик? – грустно хмыкнул Джо Янг. – Даже комар и тот пищит, когда его хотят прихлопнуть. Так уж устроил Господь, что всякая тварь хочет продлить свою жизнь…
– Это весьма кстати, что тебе хочется ее продлить, – перебил его Кроуфард. – Тогда мы без труда договоримся. Ответь правдиво на все остальные вопросы – и будешь жить, сколько сможешь. Итак, сколько сейчас на судне пиратов?
– Человек двадцать точно будет. Тут он печально оглядел выступающие из мрака тела людей и добавил: – Ну, если считать тех, кого вы тут положили, а то и поменьше получится.
– Пьяные есть? Вахту несете? Кто на шхуне за старшего?
Джо Янг махнул рукой.
– Прямо скажу, Веселый Дик, команда без Черного Билла вразнос пошла! Поверишь ли, из всей братвы на ногах вот только мы были да Грязный Гарри. Остальные в лежку! Пока Билл там за французами гонялся, на корабле открыли винную камеру, и с тех пор ни одного трезвого в команде не найти. Проснется человек, приложится к бочонку – и снова упал. Даже вахту нести некому. Но я тебе скажу, Веселый Дик, оно и к лучшему, потому что ничего хорошего из того, что Грязный Гарри сейчас на берегу увидел, не получилось. Лучше бы он сейчас пьяный на шканцах валялся и нас бы с ребятами не трогал. Глядишь, все бы сейчас живы были…
– Не обольщайся, Янг! – сурово заметил Кроуфорд. – Без дисциплины моряка не бывает, и, впав в разгул, вы обрекли себя на поражение. Потому что мы в любом случае поднялись бы на борт, и спасти вас могла бы только бдительность. Просто тебе повезло больше других. Но ты даешь слово, что на шхуне сейчас все пьяны?
– Слова я дать не могу, Веселый Дик, – понурился Джо Янг. – Корабль большой, и за всех я не поручусь. Но лично я трезвых не видел. Кто мне попадался – или вповалку лежал, или к бочонку прикладывался. Конечно, жара спала, может, к ночи кто-то и очухался. А ты что задумал, Веселый Дик? Всех наших ребят извести хочешь? А ведь это нехорошо – мы же зла тебе не желали.
– Я вам тоже зла не желаю, – сказал, отворачиваясь, Кроуфорд. – Только мне Черный Билл на Эспаньоле со шхуной и экипажем не нужен. В этом все и дело. На душе у меня неспокойно, когда я про вашу «Ласточку» думаю. А тебе, вместо того чтобы мне морали читать, пора бы выбрать. Будешь служить Пастору или ко мне пойдешь?
– У Черного Билла, надо понимать, пробоина ниже ватерлинии? – задумчиво заметил Джо Янг. – Ас такой штукой никто далеко не уплывет. Значит, выбор один – на твой галс ложиться, Веселый Дик. Так что считай, свою закорючку я под контрактом черкнул!
– Жаль, нет пера и бумаги, – ухмыльнулся Кроуфорд. – Так что пока у нас все на словах. Но ведь слово джентльмена крепче каната. Договорились, значит. Тогда, ребята, вперед, задело!
Харт участия в беседе не принимал. Сложив руки на груди, Уильям стоял поодаль и размышлял о том, что какое-то гнетущее предчувствие давит ему на сердце, только он никак не может понять, что это. Он стоял и, не слыша торга с пленником, все копался в себе и, наконец, сообразил, что ему так не нравится. Он понял, что угнетает его, как ни странно, поведение именно сэра Фрэнсиса, а не Потрошителя или, например, Амбулена. В какой-то момент его осенило, и он понял, что, кажется, разгадал, откуда у Кроуфорда такая странная власть над людьми. Сначала Господь Бог даровал людям свободу. Люди утратили ее, желая знать, что такое не только добро, но и зло. Но зло оказалось сильнее добра – потому что добрый поступок связан с умалением себя, а злой – с уничтожением другого. Тогда Бог выкупил их дорогой ценой из рабства собственных страстей и иллюзий. Он пришел и восстановил поврежденную природу человека. Даровал новую, совершенную свободу – свободу от необходимости делать зло. Но Бог снова оставил людям выбор – делать зло во имя себя или творить добро во имя любви. Но для многих этот выбор оказался слишком тяжел и неприятен. Ведь за каждый поступок нужно отвечать, над каждым нужно думать, как поступить. Но некоторые из людей научились с открытым забралом смотреть выбору в лицо. Таких людей, неважно, были они злы или добры, люди потрусливее назвали сильными личностями, лидерами и говорили, что у них есть харизма – сила или благодать, мало задумываясь о том, что истинная харизма – тоже дар Божий, посему зла в ней нет.
И тогда слабые люди начали, может, даже не думая об этом так прямо, приходить к сильным и говорить: «Возьми на себя мой выбор, а взамен скажи мне, что я счастлив и прав». Так псы приползают к самому сильному кобелю и, припадая на передние лапы, виляют хвостом, подтверждая право вожака решать судьбу стаи. Сильные люди, лидеры приняли на себя бремя чужого выбора, а взамен потребовали, может быть, тоже не понимая этого так прямо, полной зависимости от их воли и полного согласия на все, что они предложат. Так от века к веку происходит сделка между людьми – слабые отдают сильному право решать за них, в ответ теряя только самих себя. Но человек свободен, и стоит однажды почувствовать это, ощутить, что истинная свобода – это свобода от желания делать зло и любить только себя, как ты снова станешь самим собой. Пираты сами отдавали Кроуфорду власть над своими жизнями. А Кроуфорд брал и не отдавал. Кроуфорд хотел играть только свои пьесы. И поэтому первыми гибли те, кто шел ему наперекор.
Уильям сделал шаг назад и снова взглянул на разыгрывающуюся перед ним сцену. В усилившемся ветре пламя на ветках металось и рвалось в небо, странные тени плясали на лицах людей, высвечивая в них то страх, то жадность, то гордость, то тоску. Не было в них лишь милосердия и сочувствия – души их были крепко заперты изнутри. «Как вампиры, – прошептал Харт, и ему стало противно. – Будто и не живут сами, а все проигрывают, проматывают чужие жизни. Не свои. А своих-то давно и нету. Они умерли, – вдруг догадался он. – Они умерли и из всех еще живых хотят понаделать таких же мертвецов. Вот откуда берутся живые мертвецы – они отдают в залог свои жизни, чтобы самим ни за что не отвечать. Чтобы не быть жертвами, не мучиться, не страдать. Они все бегут от страданий, а ведь не страдает один только труп».
– Страдание – всегда зло, – вдруг сказал он вслух. – Но, заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
– Что? Что ты сказал?
Харт вздрогнул и увидел рядом с собой Амбулена. Он посмотрел ему в глаза и повторил:
– Заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
– Но ведь злу надо сопротивляться силой? – вскричал Амбулен.
– Безусловно. Но только настоящему злу.
– Это как? – спросил Амбулен, и губы его сложились в ту самую улыбку, которую столетие спустя назовут иезуитской.
– Это значит, что все, что мешает моим страстям, злом не является. Не зло – те испанцы, на чей галеон мы напали. Не зло – женщина, которую я хочу, но которой не нравлюсь. Не зло – что у кого-то денег и славы больше, чем у, меня. Зло – это мы. Насильники, воры и убийцы. Те, кто вечно жаждет больше, чем у него есть. Кто всегда меряет себя с другими. Кто хочет власти, кому нужды рабы и подхалимы. Кто не заснет, пока не добьется своего, а свое – это ненасытное желание иметь. Иметь, а не быть.
– Браво оксфордской школе философии! – с иронией сказал Робер, но в глазах его мелькнуло выражение странной обреченности. – Значит, бунт?
– Я не могу предать Веселого Дика. Он спас мне жизнь, он заступился за меня, он мне друг. Я пойду с ним, но больше не буду пиратом. Мне не нужны сокровища, и я отказываюсь от своей доли, – тихо сказал Харт и отошел к шлюпке.
Волны уже не лизали песок, а с ревом набрасывались на него. Одна из них подпрыгнула, размахнулась и ошпарила пеной сапоги Уильяма. Он, не замечая ничего, смотрел в черный мрак горизонта.
– Эй, – услышал он крик своего капитана, – подбросьте еще дров! Нам же надо как-то вернуться.
Потом Уильям, сразу намокнув до пояса, вместе со всеми толкал лодку. Волны грохотали, вздымая со дна песок, пенные гребни все чаще мелькали во мраке. Было так темно, что небо, которое заволокли тучи, и море слились воедино, окружив людей и шлюпку непроницаемым мраком. Кроуфорд усадил на весла Мак-Магона и Джо Янга, Амбулена и Потрошителя, Боба и Джона, на корму отправил капитана Ивлина, а Харта и себя устроил на носу. Вдоль кромки воды по песку бегала оставленная Кроуфордом собака, задирая к небу уродливую морду и сердито скуля.
– Ветер крепчает, – сказал Потрошитель и, облизнув палец, поднял его вверх. – Кажись, вест-вест-зюйд. Ох, вымокнем мы, как кутята.
– Да, кажись, скоро ливанет. Не потерять бы корабль, да и шлюпку может отнести в открытое море, – поддержал квартирмейстера Боб.
* * *
Пообедав, щедро разбавляя воду из ручья ромом, добытым в том же Гро-Шуане, пираты расположились на отдых.Уильям и Кроуфорд оказались чуть в стороне от всей компании, и последний из них уже отчаянно зевал. Но Уильяма давно мучил один вопрос.
– Помните, сэр Фрэнсис, однажды, мне кажется, что уже много лет назад, хотя прошло всего два месяца, на борту «Головы Медузы» вы спросили у меня: «Уильям, зачем тебе сокровища?» Я тогда не знал, что ответить. Так вот, сэр Фрэнсис, теперь я хочу спросить у вас: сэр Фрэнсис, зачем вам сокровища?
Они полулежали в тени пальм на теплом песке и смотрели в голубое полуденное небо. Кроуфорд курил серебряную трубку, а Уильям жевал стебель какой-то жесткой травы.
Услышав вопрос Харта, Кроуфорд задумчиво вытащил трубку изо рта и, не поворачивая головы, ответил:
– Видишь ли, Уильям. Когда-то давно я мечтал о них просто потому, что каждый юноша мечтает о сокровищах, когда ему в руки попадает карта острова сокровищ. Потом я стал желать их, чтобы отомстить. Мне казалось, я лучше Господа исполню закон божественного правосудия, и моя справедливость будет самой справедливой в мире. Еще позже мне пришлось искать их уже безо всякого желания. Да-да, Уильям. Ты еще слишком мало повидал мир, а кто мало видел – много плачет. На свете всегда находится чья-то воля, которая будет посильнее твоей. Король, мерзавец с пистолетом, болезнь, смерть, любовь – мало ли на свете сил, которым сломать человека проще, чем мне выкурить вот эту самую трубку. Да и воля Самого Господа Бога, наконец. Я никогда никому не говорил этого, Уильям, а тебе скажу. Просто потому, что я испытываю к тебе какую-то странную привязанность, может быть и не совсем полезную для тебя. Меня сломали, Уильям. Да-да, Веселого Дика скрутили так, что небо показалось ему с овчинку, а преисподняя уже воняла ему в лицо блевотиной и мертвечиной.
– Вас пытали? – взволнованно спросил Харт, приподнимаясь на локте.
– Нет, мой друг. Меня просто припугнули. Оказывается, на свете так много вещей, которых боится старина Кроуфорд. Гораздо больше, чем тех, которых боялся Веселый Дик.
– Но при чем тут сокровища?
– Они как раз почти и ни при чем. Но теперь мне во что бы то ни стало придется их найти. И заметь, Уильям, любой ценой.
Кроуфорд перекатился на другой бок и крикнул:
– Эй, Амбулен! Вам знаком девиз одного Божьего общества? Ну, этот: «цель оправдывает средства»?
Амбулен едва заметно вздрогнул и посмотрел на Кроуфорда не то с каким-то ужасом, не то с ненавистью; впрочем, красивые глаза его довольно скоро приняли свое обычное доброжелательное выражение.
– Да, мон сир. Так говорят иезуиты. Кроуфорд опять лег на левый бок и засунул трубку в рот.
– Приятно поболтать так с друзьями, глядя на величественный океан, морщинистый, как лицо старухи, погреться в лучах солнышка, которое в любой момент может затянуться тучей… А что, сэр Ивлин, черепаха, которую вы приволокли с Хартом, была недурна? – вдруг крикнул он своему штурману и бывшему капитану «Медузы».
– Да, сэр. Конечно, мы ловили черепах и пожирнее, да и пережарил ее Потрошитель. Но бывало и хуже.
– Пальчики оближешь! – крикнул Потрошитель и для наглядности облизал два своих пальца, на одном из которых не хватало фаланги, а на другом напрочь отсутствовала ногтевая пластина.
– А вы, джентльмены, как думаете? – Кроуфорд оборотился на Боба, Джека и Мак-Магона, которого они безжалостно обыгрывали в кости, бросая их прямо на песок.
Заметив, что Веселый Дик глядит прямо на них, джентльмены испугано прикрыли кости рукой и покраснели.
– Да ладно, мы ведь на суше. Так что будем считать, что, несмотря на военное положение, азартные игры дозволяются. – Кроуфорд неожиданно зевнул так, что за ушами у него что-то хрустнуло. – Давайте баиньки, сэры, – пробормотал он, выбил трубку и, положив себе под голову локоть, закрыл глаза.
* * *
– Мак-Магон, начинай свое представление! – сказал Кроуфорд, едва сумрак начал сгущаться над морем. – Постарайся играть получше. Актерское ремесло – презренная вещь, но сейчас от твоих талантов зависит не только твоя жизнь, хотя твоя зависит только от них. А мы пока посидим в тенечке и послушаем, как поют птички, пока они не начали выклевывать чьи-нибудь глазки…Мак-Магон вздохнул, почесал в затылке и поплелся туда, где океан лениво лизал кромку берега. В руках он держал охапку веток и мешочек Потрошителя с кресалом, кремнем и трутом. Из своего укрытия Кроуфорд с отрядом могли обозревать не только его унылую фигуру, но и весь берег, и большую часть бухты.
Несчастному Мак-Магону, находясь на мушке, не сразу удалось разжечь костер. Некоторое время он просто тащился по мокрому песку, взглядывая на залив с таким жалобным и просительным видом, будто надеялся, что шхуна как-нибудь сама собой растает в воздухе. Но этого не происходило, и Мак-Магон, оглянувшись на заросли, со вздохом извлек из просмоленного мешочка необходимые для добывания огня приспособления. Вначале он никак не мог правильно ударить кресалом по кремню. Вместо того чтобы наносить скользящий удар, он тупо стучал обломком стального лезвия по камню, издавая громкий звон. После того как Потрошитель из кустов напомнил ему, кто тут хозяин, он, наконец, высек из кремня сноп искр, которые теперь, хоть тресни, никак не летели на трут, сделанный из пучка корпии, а быстренько гасли на ветерке. Тогда Потрошитель чуть было не выскочил и не показал этому придурку, как настоящие мужчины разжигают огонь, но был вовремя пойман Кроуфордом за штаны и усажен обратно.
– Он же этого и добивается, – прошептал сэр Фрэнсис, а затем крикнул:
– Мак-Магон, я считаю до трех. Раз… Мак-Магон еще раз вздохнул, ударил кресалом, и, наконец, трут начал тлеть. Не дыша, несчастный матрос запалил от него кусок фитиля и бросил его на валежник. Тот вяло задымил, но под напором ветра ветки легко занялись, и вскоре черная струя дыма уже поднималась вверх, где ее немедленно подхватывал ветер и гнал на остров. Длинные языки синевато-оранжевого пламени жадно пожирали дерево, и вскоре костер уже невозможно было не заметить со шхуны.
– Вот из-за таких идиотов и изобрели кремневые замки… – задумчиво пробормотал Кроуфорд, которого сегодня просто тянуло на теоретические разглагольствования. – Когда механики поняли, что профанов с каждым годом рождается все больше, они придумали курок. Пружина с силой пошлет курок с кремнем на встречу с кресалом, высечет сноп искр, затравочная полка с порохом вспыхнет, и оре-вуар, бедный неудачник! – Кроуфорд поднял руку и нацелил пистолет на одинокую фигуру на берегу.
– И охота вам, сэр, выражаться такими полуторафутовыми словами, – с уважением произнес Джон, чья страшная рожа в темноте отливала синевой. – Я хоть и слушал вас в оба уха, но, мамой клянусь, ничего не понял из того, что вы так красиво сказали.
* * *
Наверняка на шхуне уже заметили костер. Пока в быстро сгущающихся сумерках еще что-то можно было увидеть, Кроуфорд извлек подзорную трубу и, выставив ее из-за ствола пальмы, принялся изучать, что происходит на шхуне. Сначала он ничего особенного не увидел – темный борт, убранные паруса, паутина вант и талей – и ни одного человека. Кроуфорд удовлетворенно хмыкнул. Команду Черного Билли он знал отлично, поэтому не ошибся и на этот раз. Вынужденное безделье никогда не шло на пользу этим головорезам, а наличие рома предполагало довольно предсказуемый способ убить время. Кроуфорд был уверен, что сейчас на судне большая часть команды была пьяна в доску и лучшего времени для исполнения его замысла не найти. Главное, чтобы среди этой братии нашелся хотя бы десяток человек, способных спустить на воду шлюпку. Конечно, при желании до «Ласточки» можно было добраться и вплавь, но Кроуфорду вовсе не хотелось всем отрядом нырять в воду и мочить порох. Поэтому он уже с некоторым беспокойством начинал присматриваться к судну, не наблюдая на нем никаких признаков жизни.Прошло еще минут пять. Мак-Магон все реже и реже подбрасывал ветки в огонь и смотрел на свой корабль с тоской и отвращением. Назад оборачиваться он вообще боялся, не желая встретиться взглядом ни с Веселым Диком, которого до сих пор знал только по рассказам товарищей, но который оказался неприятнее любых рассказов, ни с дулом его пистолета.
Сам Кроуфорд не спешил отзывать Мак-Маго-на. Он упрямо смотрел в подзорную трубу и, наконец, был вознагражден за свое терпение. На носу появился человек. Лица его Кроуфорд рассмотреть не мог, но отлично видел, что моряк тоже дотошно обозревает берег в подзорную трубу. Вскоре пират на шхуне оглянулся и махнул кому-то рукой. На носу возникла еще парочка матросов. Видимо, они хоть и с трудом, но вспомнили об условленном знаке. После долгой раскачки на корабле все-таки произошло шевеление, и на воду была спущена небольшая шлюпка. В нее с руганью и нетрезвой толкотней погрузились пять человек. Четверо взялись за весла, пятый пристроился на носу, и лодка черным пятном медленно заскользила по черным маслянистым волнам, то и дело взбрыкивающим белыми бурунами.
За ней все следили с напряженным вниманием. Мак-Магон перестал поддерживать огонь и теперь стоял неподвижно, сгорбив плечи и исподлобья глядя, как приближается к нему лодка.
– Обратите внимание, – сказал Кроуфорд, отрываясь от бесполезной в темноте трубы и убирая ее в карман, – как наш бедный ирландец похож на одинокую душу, ожидающую перевозчика в подземный мир мертвых.
– Ладья Харона, что и говорить, – пробормотал Амбулен, изо всех сил пытаясь разглядеть шлюпку.
Лодка была уже на расстоянии полкабельтова от берега. Сидевший на носу боцман Грязный Гарри, приложив козырьком ладонь ко лбу, всматривался в озаренного догорающим костром Мак-Магона, застывшего у линии прибоя. Матросам Мак-Магон был неинтересен, им хотелось одного – закончить махать веслами. Когда нос шлюпки ткнулся в песок, на их грубых лицах разом нарисовалось выражение огромного облегчения.
– Ба! – воскликнул Кроуфорд. – Да здесь собирается изысканное общество! Смотрите, кто к нам приплыл! Грязный Гарри! Похоже, он единственный, у кого душа не на месте. Иначе зачем бы он сам отправился на берег? Он, верно, как пес, чует, что здесь неладно. Он и всегда был не слишком доверчив, этот Гарри! Он опаснее всех, и, пожалуй, я возьму старину Гарри на себя… Нельзя, чтобы они вернулись на корабль.
Он обернулся к товарищам и негромко сказал:
– На тот случай, если они что-то заподозрят и попытаются сбежать. Делайте что хотите, но ни один из них не должен вернуться на корабль.
Угрюмое молчание было ему ответом. Все, кто прятался за деревьями, думали о том, что должно было произойти через несколько минут.
* * *
Грязный Гарри спрыгнул в воду и направился прямо к Мак-Магону.– Какого черта? – хрипло спросил он. – Почему ты один? Где остальные? Что случилось? Тебя послал Билли? Странно, что он выбрал такого придурка… А впрочем, значит, дело плохо, и я его об этом предупреждал. Нет хуже места, чем эта Эспаньола… Какого дьявола ты молчишь? Почему ты подал сигнал?
Мак-Магон сделал плаксивое лицо и неопределенно махнул рукой.
– Черный Билли… – пробормотал он. – Дело совсем плохо… Он там…
– Какого дьявола? – повторил Грязный Гарри, подойдя к костру, но, не дождавшись ответа, сердито заорал: – Что случилось?! Кто там? Что ты ноешь, придурок?
– Черный Билли. Он ранен, – промямлил Мак-Магон. – Не может идти. Я оставил его в лесу. Просто нет сил. Все убиты. Мы попали в засаду…
– Я говорил! – со злобой гаркнул Грязный Гарри. – В засаду! Тут весь остров – сплошная засада. Нужно сниматься с якоря! Где капитан? Он серьезно ранен?
– У него пробито легкое, – на ходу сочинил Мак-Магон. – Я оставил его за ближайшими деревьями, в тенечке…
– Идиот! – прорычал Грязный Гарри, отворачиваясь. – Ты думаешь, что все в восторге от твоих подвигов!.. Ребята, надо поискать, где этот растяпа оставил капитана. Он где-то рядом…
Повернувшись спиной к Мак-Магону, Грязный Гарри направился к зарослям. Остальные четверо пиратов, бросив весла и вытянув шлюпку на песок, лениво потянулись за ним. Кроуфорд опасался, как бы Грязный Гарри не поднял тревогу и кто-нибудь из матросов вплавь не сбежал бы на шхуну. Но боцману и в голову не пришло, что Мак-Магон мог его обмануть. Грязный Гарри шел в сторону зарослей и по сторонам поглядывал только для того, чтобы отыскать раненого капитана. Пираты, тащившиеся следом, волновались еще меньше.
Кроуфорд взял боцмана на себя, но тот неожиданно свернул в сторону и направился прямиком к дереву, за которым прятался Уильям Харт. При этом он с большим интересом приглядывался к многочисленным следам, которые вились по песку среди деревьев. Кажется, он уже начинал что-то подозревать. Уильям не стал испытывать судьбу и, поняв, что в следующую секунду будет разоблачен, метнулся из-за пальмы навстречу боцману и в прыжке, занеся шпагу сверху, нанес ему сильный колющий удар прямо в грудь. Трехгранное лезвие, пробив грудину, пронзило Грязного Гарри сверху вниз, продырявив на его спине камзол, и в эту прореху брызнул фонтанчик крови.
Хоть и было темно, но и лунного света было достаточно, чтобы спутники Гарри все поняли. Всего какую-то секунду они пребывали в оцепенении, но эта-то секунда все и решила. Кроуфорд, Амбулен, капитан Ивлин и пираты выскочили из своего укрытия одновременно и набросились на них. Трое врагов пали сразу же, а один, вскрикнув, повернулся и бросился бежать назад к воде. На бегу он все пытался вырвать из-за пояса пистолет, но руки у него тряслись, и, в конце концов, бесполезное оружие шмякнулось на землю. Пират не стал его поднимать, а с удвоенной прытью помчался к спасительному морю. Но когда вода доставала ему уже до колен, то ли Боб, то ли Джон метнул ему в спину нож. Пират вскрикнул и схватился за плечо, упрямо продолжая идти на глубину, но Кроуфорд догнал его и, схватив за шкирку, рванул на себя. Раненый покачнулся и, поднимая тучи брызг, упал в воду. Кроуфорд не устоял, в ноги ему ударила волна, и он рухнул следом. Когда голова пирата показалась на поверхности, Кроуфорд поднырнул под него и, сдернув его за туловище в воду, сам вынырнул, встал на ноги и, схватив пирата за волосы, с силой нагнул его голову под воду. Потом, позволив несчастному, кашляя и отплевываясь, глотнуть немного воздуху, Кроуфорд за ворот потащил его на берег.
Когда его окружили со всех сторон, моряк совсем перепугался. По его лицу с волос бежала вода, мокрая борода облепила шею. Он шарил глазами по окружившим его людям и не решался произнести ни слова. Кроуфорд, который узнал пирата, подошел ближе и неторопливо произнес:
– А-а, Джо Янг! Давненько не виделись! Не скажу, что сильно рад видеть твою кислую физиономию, но это все-таки лучше, чем глазеть на бороду твоего капитана! Наверное, ты со мною согласишься. Ремесло, конечно, накладывает отпечаток на характер человека, но в случае с Черным Билли речь должна идти уже о помешательстве, как ты полагаешь?
Джо Янг, мучаясь от боли в руке и страха, вряд ли услышал хотя бы слово из речи Кроуфорда.
– Обыщите его, – поморщившись, распорядился Кроуфорд, – и приведите в чувство. Он, похоже, совсем отупел от страха и потери крови.
У Янга отобрали нож, сняли пояс с принадлежностями для стрельбы и позволили сесть на песок. Испуганно озираясь, он отполз в сторону и прижался спиной к дереву. Наверное, так ему казалось безопаснее.
– Эй, кто-нибудь, посветите сюда. – Амбулен надрезал край своего плаща и, отодрав от него кусок, туго перевязал раненое плечо моряка. – Жить будешь. Тебе повезло – повреждены лишь мягкие ткани, а мышцы не задеты.
– Твоя голова уже начала работать, Джо Янг? – поинтересовался Кроуфорд, нетерпеливо дожидаясь окончания процедур, пока капитан Ивлин держал горящую ветку, освещая их лица. – У меня не так много времени, и мне хотелось бы побыстрее получить ответы на вопросы.
– Вопросы? – недоуменно повторил Джо Янг. – Ты сказал, вопросы, Веселый Дик?
– Да, именно это я и сказал, – усмехнулся Кроуфорд. – Если ты еще самую малость напряжешь мозги, то, наверное, вспомнишь, что это слово означает, и поймешь, что я имею в виду, Джо Янг!
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть ко мне вопросы, Веселый Дик? – очень медленно произнес Джо, не сводя с Кроуфорда напряженного взгляда. – Ты хочешь меня о чем-то спросить?
– Твоя догадливость поразительна! Ты угадал, Джо, у меня к тебе есть вопросы. И вот вопрос первый, мой любимый, – ты хочешь жить?
– Кто же не хочет, Дик? – грустно хмыкнул Джо Янг. – Даже комар и тот пищит, когда его хотят прихлопнуть. Так уж устроил Господь, что всякая тварь хочет продлить свою жизнь…
– Это весьма кстати, что тебе хочется ее продлить, – перебил его Кроуфард. – Тогда мы без труда договоримся. Ответь правдиво на все остальные вопросы – и будешь жить, сколько сможешь. Итак, сколько сейчас на судне пиратов?
– Человек двадцать точно будет. Тут он печально оглядел выступающие из мрака тела людей и добавил: – Ну, если считать тех, кого вы тут положили, а то и поменьше получится.
– Пьяные есть? Вахту несете? Кто на шхуне за старшего?
Джо Янг махнул рукой.
– Прямо скажу, Веселый Дик, команда без Черного Билла вразнос пошла! Поверишь ли, из всей братвы на ногах вот только мы были да Грязный Гарри. Остальные в лежку! Пока Билл там за французами гонялся, на корабле открыли винную камеру, и с тех пор ни одного трезвого в команде не найти. Проснется человек, приложится к бочонку – и снова упал. Даже вахту нести некому. Но я тебе скажу, Веселый Дик, оно и к лучшему, потому что ничего хорошего из того, что Грязный Гарри сейчас на берегу увидел, не получилось. Лучше бы он сейчас пьяный на шканцах валялся и нас бы с ребятами не трогал. Глядишь, все бы сейчас живы были…
– Не обольщайся, Янг! – сурово заметил Кроуфорд. – Без дисциплины моряка не бывает, и, впав в разгул, вы обрекли себя на поражение. Потому что мы в любом случае поднялись бы на борт, и спасти вас могла бы только бдительность. Просто тебе повезло больше других. Но ты даешь слово, что на шхуне сейчас все пьяны?
– Слова я дать не могу, Веселый Дик, – понурился Джо Янг. – Корабль большой, и за всех я не поручусь. Но лично я трезвых не видел. Кто мне попадался – или вповалку лежал, или к бочонку прикладывался. Конечно, жара спала, может, к ночи кто-то и очухался. А ты что задумал, Веселый Дик? Всех наших ребят извести хочешь? А ведь это нехорошо – мы же зла тебе не желали.
– Я вам тоже зла не желаю, – сказал, отворачиваясь, Кроуфорд. – Только мне Черный Билл на Эспаньоле со шхуной и экипажем не нужен. В этом все и дело. На душе у меня неспокойно, когда я про вашу «Ласточку» думаю. А тебе, вместо того чтобы мне морали читать, пора бы выбрать. Будешь служить Пастору или ко мне пойдешь?
– У Черного Билла, надо понимать, пробоина ниже ватерлинии? – задумчиво заметил Джо Янг. – Ас такой штукой никто далеко не уплывет. Значит, выбор один – на твой галс ложиться, Веселый Дик. Так что считай, свою закорючку я под контрактом черкнул!
– Жаль, нет пера и бумаги, – ухмыльнулся Кроуфорд. – Так что пока у нас все на словах. Но ведь слово джентльмена крепче каната. Договорились, значит. Тогда, ребята, вперед, задело!
Харт участия в беседе не принимал. Сложив руки на груди, Уильям стоял поодаль и размышлял о том, что какое-то гнетущее предчувствие давит ему на сердце, только он никак не может понять, что это. Он стоял и, не слыша торга с пленником, все копался в себе и, наконец, сообразил, что ему так не нравится. Он понял, что угнетает его, как ни странно, поведение именно сэра Фрэнсиса, а не Потрошителя или, например, Амбулена. В какой-то момент его осенило, и он понял, что, кажется, разгадал, откуда у Кроуфорда такая странная власть над людьми. Сначала Господь Бог даровал людям свободу. Люди утратили ее, желая знать, что такое не только добро, но и зло. Но зло оказалось сильнее добра – потому что добрый поступок связан с умалением себя, а злой – с уничтожением другого. Тогда Бог выкупил их дорогой ценой из рабства собственных страстей и иллюзий. Он пришел и восстановил поврежденную природу человека. Даровал новую, совершенную свободу – свободу от необходимости делать зло. Но Бог снова оставил людям выбор – делать зло во имя себя или творить добро во имя любви. Но для многих этот выбор оказался слишком тяжел и неприятен. Ведь за каждый поступок нужно отвечать, над каждым нужно думать, как поступить. Но некоторые из людей научились с открытым забралом смотреть выбору в лицо. Таких людей, неважно, были они злы или добры, люди потрусливее назвали сильными личностями, лидерами и говорили, что у них есть харизма – сила или благодать, мало задумываясь о том, что истинная харизма – тоже дар Божий, посему зла в ней нет.
И тогда слабые люди начали, может, даже не думая об этом так прямо, приходить к сильным и говорить: «Возьми на себя мой выбор, а взамен скажи мне, что я счастлив и прав». Так псы приползают к самому сильному кобелю и, припадая на передние лапы, виляют хвостом, подтверждая право вожака решать судьбу стаи. Сильные люди, лидеры приняли на себя бремя чужого выбора, а взамен потребовали, может быть, тоже не понимая этого так прямо, полной зависимости от их воли и полного согласия на все, что они предложат. Так от века к веку происходит сделка между людьми – слабые отдают сильному право решать за них, в ответ теряя только самих себя. Но человек свободен, и стоит однажды почувствовать это, ощутить, что истинная свобода – это свобода от желания делать зло и любить только себя, как ты снова станешь самим собой. Пираты сами отдавали Кроуфорду власть над своими жизнями. А Кроуфорд брал и не отдавал. Кроуфорд хотел играть только свои пьесы. И поэтому первыми гибли те, кто шел ему наперекор.
Уильям сделал шаг назад и снова взглянул на разыгрывающуюся перед ним сцену. В усилившемся ветре пламя на ветках металось и рвалось в небо, странные тени плясали на лицах людей, высвечивая в них то страх, то жадность, то гордость, то тоску. Не было в них лишь милосердия и сочувствия – души их были крепко заперты изнутри. «Как вампиры, – прошептал Харт, и ему стало противно. – Будто и не живут сами, а все проигрывают, проматывают чужие жизни. Не свои. А своих-то давно и нету. Они умерли, – вдруг догадался он. – Они умерли и из всех еще живых хотят понаделать таких же мертвецов. Вот откуда берутся живые мертвецы – они отдают в залог свои жизни, чтобы самим ни за что не отвечать. Чтобы не быть жертвами, не мучиться, не страдать. Они все бегут от страданий, а ведь не страдает один только труп».
– Страдание – всегда зло, – вдруг сказал он вслух. – Но, заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
– Что? Что ты сказал?
Харт вздрогнул и увидел рядом с собой Амбулена. Он посмотрел ему в глаза и повторил:
– Заставляя страдать вместо себя другого, ты умираешь сам.
– Но ведь злу надо сопротивляться силой? – вскричал Амбулен.
– Безусловно. Но только настоящему злу.
– Это как? – спросил Амбулен, и губы его сложились в ту самую улыбку, которую столетие спустя назовут иезуитской.
– Это значит, что все, что мешает моим страстям, злом не является. Не зло – те испанцы, на чей галеон мы напали. Не зло – женщина, которую я хочу, но которой не нравлюсь. Не зло – что у кого-то денег и славы больше, чем у, меня. Зло – это мы. Насильники, воры и убийцы. Те, кто вечно жаждет больше, чем у него есть. Кто всегда меряет себя с другими. Кто хочет власти, кому нужды рабы и подхалимы. Кто не заснет, пока не добьется своего, а свое – это ненасытное желание иметь. Иметь, а не быть.
– Браво оксфордской школе философии! – с иронией сказал Робер, но в глазах его мелькнуло выражение странной обреченности. – Значит, бунт?
– Я не могу предать Веселого Дика. Он спас мне жизнь, он заступился за меня, он мне друг. Я пойду с ним, но больше не буду пиратом. Мне не нужны сокровища, и я отказываюсь от своей доли, – тихо сказал Харт и отошел к шлюпке.
Волны уже не лизали песок, а с ревом набрасывались на него. Одна из них подпрыгнула, размахнулась и ошпарила пеной сапоги Уильяма. Он, не замечая ничего, смотрел в черный мрак горизонта.
– Эй, – услышал он крик своего капитана, – подбросьте еще дров! Нам же надо как-то вернуться.
Потом Уильям, сразу намокнув до пояса, вместе со всеми толкал лодку. Волны грохотали, вздымая со дна песок, пенные гребни все чаще мелькали во мраке. Было так темно, что небо, которое заволокли тучи, и море слились воедино, окружив людей и шлюпку непроницаемым мраком. Кроуфорд усадил на весла Мак-Магона и Джо Янга, Амбулена и Потрошителя, Боба и Джона, на корму отправил капитана Ивлина, а Харта и себя устроил на носу. Вдоль кромки воды по песку бегала оставленная Кроуфордом собака, задирая к небу уродливую морду и сердито скуля.
– Ветер крепчает, – сказал Потрошитель и, облизнув палец, поднял его вверх. – Кажись, вест-вест-зюйд. Ох, вымокнем мы, как кутята.
– Да, кажись, скоро ливанет. Не потерять бы корабль, да и шлюпку может отнести в открытое море, – поддержал квартирмейстера Боб.