Лори вся сияла. Поднося к губам бокал с вином, она улыбалась ему и смотрела на него с такой любовью, что он сдался, не сопротивляясь. Кто бы она ни была, кем бы ни были ее предки, она, бесспорно, самая красивая девушка, какую он когда-либо встречал, и только это сейчас имело значение.
   — Ну, Гин, — сказала миссис Сэмпл, доедая суп, — вы ничего не хотите нам рассказать?
   — О том, что случилось?
   — Конечно.
   — Но это же…
   Миссис Сэмпл подняла холеную руку с длинными, чуть загнутыми ногтями.
   — У нас в семье, Гин, мы обсуждаем все открыто и свободно. На этом настаивал мой покойный супруг. Он говорил, что у друзей не должно быть секретов, секреты могут быть только между врагами.
   — Ну, — начала Гин, смущенно вытирая рот, — я затрудняюсь объяснить. Я совсем не ожидал этого, я говорю о Лори, не был готов к этому. Я имею в виду особенности ее строения.
   — Я вас понимаю, — ответила миссис Сэмпл сочувственно. — И поэтому вы ушли на весь день — как бы это сказать — переосмыслить и сориентироваться?
   — Да, это так.
   — Ну, и вам это удалось? Или вы еще не приняли решения?
   — Я разговаривал с одним психологом. Помнишь, Лори, он был тогда на вечеринке у Уолтера Фарлоу? Он сказал, что, если я искренне люблю тебя, я смогу принять тебя такой, какая ты есть. Он хороший парень, и я верю ему. И я знаю, что, несмотря ни на что, я люблю тебя.
   — О Гин, — прошептала Лори.
   Миссис Сэмпл позвонила, чтобы подавали следующее блюдо.
   — Как я рада слышать это, Гин, — сказала она, просияв от удовольствия. — Ну, а теперь попробуйте канадского лосося. Это очень вкусно.
   Ночью он проснулся от того, что услышал странное ворчание над ухом. Он открыл глаза и повернулся на другой бок. Лори крепко спала, ее золотистые волосы рассыпались по подушке. Она что-то бормотала во сне. Он наклонился послушать, что она говорит, но это было вовсе не похоже на слова. Она ровно дышала, и при этом из ее груди раздавались низкие урчащие звуки. Гин посмотрел на часы. Два часа ночи. Он обвел глазами комнату, но ничего не мог разглядеть — круюм была непроницаемая тьма. Он снова лег. Вдруг Лори начала вздрагивать. Дыхание ее сделалось шумным и тяжелым. Она швыряла и молотила одеяло так, будто боролась с кем-то. Она рычала и щелкала зубами, как свирепое животное, и в то же время казалось, она борется сама с собой, пытается сделать над собой усилие.
   Гин включил ночник. Глаза Лори все еще были плотно закрыты, но она все перевернула на кровати, дергала свою ночную сорочку и царапала простыни. При этом она пронзительно вскрикивала и рычала низким грубым голосом.
   — Лори! — закричал Гин. — Лори, ради Бога!
   Он попытался схватить ее за руку, но она вывернулась и царапнула его по щеке. Гин почувствовал боль, и когда промокнул лицо простыней, увидел на ней кровь.
   — Ты меня поцарапала! — завопил он.
   Разъяренный и напуганный, он ударил ее по щеке так сильно, что заныла ладонь. Лори еще некоторое время вздрагивала, затем тихо легла, но дышала так, будто за кем-то гналась.
   — Лори, что происходит? — прошептал Гин. — Черт возьми, Лори, отвечай!
   Еще несколько минут она лежала, тяжело дыша и не обращая на Гина внимания, затем медленно повернула голову и уставилась на него. Ее глаза с сильно уменьшенными зрачками были такие грозные и жестокие; и он вспомнил, что уже видел этот безжалостный звериный взгляд, когда спал в соседней комнате с раненым плечом.
   — Лори? — повторял он. — Лори, ты ли это?
   Все еще не сводя с него глаз, она широко растянула губы и, оскалившись, зарычала. Гин увидел острые желтые изогнутые зубы. Она приподнялась на руках и поползла по кровати, подбираясь к нему. Сначала его будто парализовало, он не мог сдвинуться с места, но Лори подбиралась все ближе. Гин опомнился, скатился с кровати и, спотыкаясь, побежал к двери. Лори добралась до края кровати и, стоя на коленях, зарычала, как львица, высматривая его в темноте и тяжело дыша. Гин похолодел от страха. Это была совсем не Лори. Каким лучистым и ласковым было ее лицо сегодня вечером, как бесстрастно и по-звериному свирепо она смотрит на него сейчас. Ее волосы растрепались, как львиная грива, комната наполнилась резким мускусным запахом ее тела.
   — Лори… — шептал он и тряс головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.
   Ее звериные глаза открылись шире, будто она услышала его.
   — Лори, если ты здесь, если это ты, Лори, послушай меня!
   Отступая к двери, Гин схватил свой халат и медленно обмотал вокруг кисти. Он вспомнил, что так делал Тарзан в фильме, когда на него нападала львица, и почему-то это казалось ему сейчас лучшей защитой.
   Они не сводили друг с друга глаз, напряжение росло — охотник и добыча, хищник и жертва, — это было невыносимо.
   — Лори, — сказал он хрипло. — Это я, Гин! Неужели ты не узнаешь меня?
   То, что произошло дальше, чуть не сделало его заикой. Лори соскочила с кровати и поползла к приоткрытому окну. Она толкнула рукой раму, открыла окно шире и взобралась на узкий подоконник. Она медленно повернула голову, снова посмотрела на него прищуренными глазами и, прежде чем он успел остановить ее, выпрыгнула из окна.
   — Лори! — закричал он.
   Гин подбежал к окну и посмотрел вниз. Она камнем упала с высоты в тридцать футов на гравий, но как он ни вглядывался в темноту, ничего не увидел. Было только слышно, как шелестят листья дубов на ветру. Ни белой ночной сорочки, ни разбившейся Лори, ничего.
   Краем глаза он заметил какой-то белый силуэт, бегущий к кустам. Это существо бежало очень быстро, так может бежать только животное, делая быстрые, чуть прихрамывающие скачки.
   Все еще дрожа от страха, Гин пошел в ванную и выпил стакан воды. Затем сел в кресло у кровати и закурил. Первое, что пришло ему в голову, — сделать что-нибудь разумное: разбудить мать Лори, или постучать в комнату к Матье, или вызвать полицию, но потом он осознал, что должен воспринимать все, что произошло с Лори, очень терпимо и осторожно.
   Думая о случившемся только что кошмарном эпизоде, он не мог поверить в это сверхъестественное перевоплощение. Наверное, Питер Грейвз прав, у Лори просто психическое расстройство, заставляющее ее думать, что она человеколев. Но как же тогда она выпрыгнула из окна с тридцатифутовой высоты головой вперед и, судя по всему, осталась невредима? А этот звериный запах, он до сих пор не выветрился…
   Этой ночью Гин стал свидетелем перевоплощения Лори, увидел две противоположные стороны ее личности: одна — мягкая и внимательная, безусловно человеческая, другая — звериная и необыкновенно жестокая. И эти две стороны каким-то образом пересекались и взаимодействовали. Когда Лори принимала человеческий облик, она, конечно, все осознавала и именно поэтому предостерегала его, зная о своем зверином перевоплощении. Он вспомнил, что уже когда она перестала быть собой, на глазах превращаясь в зверя, и он закричал, что это он, Гин, она, казалось, опомнилась, узнала его и поэтому не тронула.
   Что-то еще беспокоило его. Он подошел к телефону и набрал номер Мэгги. Ему ответили через пять минут. Мэгги была вне себя от злости.
   — Кто это, черт возьми? Вы знаете, который час?
   — Мэгги, это я, Гин.
   — Боже мой, Гин! Два часа ночи. Я только что уснула.
   — Мэгги, извини, но я должен кое-что спросить. Это срочно.
   Мэгги тяжело вздохнула, но, почувствовав, как он встревожен и взволнован, переменила тон.
   — Хорошо, Гин, — сказала она, — спрашивай. Надеюсь, ты звонишь не за тем, чтобы узнать рецепт печенья с корицей.
   — Мэгги, я насчет собак.
   — Собак? Каких собак?
   — Ты обещала, что попросишь Энрико проверить лицензии на содержание собак у Сэмплов.
   — Да, я узнавала.
   — Ну и что он тебе сказал?
   — Он сказал, что у них нет никаких лицензий. Чтобы убедиться лично, Энрико перезвонил своему приятелю, который живет недалеко от них и прекрасно их знает. Он думает, что они вообще никогда не держали собак.
   Вот оно что. Значит, в ту ночь, когда он пробрался в усадьбу, разыскивая Лори, он, возможно, на нее и наткнулся. Зверь, который сбросил его со стены и яростно на него напал, — это, оказывается, его собственная жена!
   — Спасибо, Мэгги, я перезвоню тебе завтра.
   Гин подошел к окну и закрыл его. Потом вернулся к двери и повернул ключ в замке. Он оделся и прилег сверху на одеяло, чтобы немного отдохнуть, ожидая возвращения Лори. Он задремал, но не спал, время от времени ему чудилось в темноте оскаленное звериное лицо.
***
   На рассвете, когда первые лучи солнца осветили комнату, он услышал за дверью какой-то шум. Это были мягкие, шаркающие звуки, как будто кто-то шел босиком по коридору. Гин встал как можно тише и на цыпочках подкрался к двери. Он приложил ухо и напрягся; кто-то повернул дверную ручку и сильно толкнул дверь. Поняв, что она заперта, в дверь постучали и толкнули сильнее. Кто-то всем своим весом навалился на дверь так, что заскрипели петли. Наступила тишина, затем в дверь ударили с такой силой, что она задребезжала. Снова стало тихо. Кто-то тяжело и устало дышал и сопел. Затем послышался голос:
   — Гин?
   Он покрылся ледяным потом и вытер лоб рукавом. Это была Лори или зверь, в которого она превратилась. Его зубы щелкали, как в лихорадке.
   — Гин, — упрашивала она.
***
   Он прижался плечом к двери и молчал.
   — Я знаю, что ты там, Гин. Пожалуйста, открой дверь.
   Это был голос милой любимой Лори, на которой он женился, но Гин все еще не верил. Какого черта он закрылся здесь, в спальне, и прячется от своей красавицы-жены?
   — Гин, — прошептала она, — открой дверь, Гин.
   Он хрипло ответил:
   — Я не могу.
   — Ну пожалуйста, Гин. Здесь холодно, я замерзла.
   — Лори, я… я боюсь.
   Последовала пауза.
   — Боишься меня? Почему, Гин?
   — А ты не знаешь? Я должен расшифровать? Как я могу открыть тебе дверь? А если ты набросишься на меня, как той ночью, когда я взбирался по стене.
   — Гин, ты в своем уме?
   Гин кашлянул.
   — Да, Лори, я в своем уме, и ты это знаешь. Кстати, вчера я попросил свою секретаршу разыскать информацию об убасти. И теперь я знаю, кто такие убасти, знаю, почему ты так выглядишь и почему ты гордишься этим.
   — Гин, — сказала она нежно, — открой дверь. Давай поговорим.
   — Мы уже разговариваем.
   — Но здесь холодно. Я стою на сквозняке. Впусти меня. Я ничего плохого тебе не сделаю.
   — А где гарантия? Вдруг я открою дверь, а ты набросишься на меня?
   — Гин, значит, ты видел, какая я была ночью? Ты видел, что со мной происходило? Гин, сейчас я не такая. Слышишь, это я, твоя жена.
   Покусывая губу, Гин в раздумье смотрел на ключ, торчащий из замочной скважины. Если он повернет его, не сдастся ли он легко и просто, как газель Смита на той гравюре? Но с другой стороны, может, она права, может, она снова такая же безобидная и любящая, как всегда?
   — Подожди минутку, — сказал Гин.
   Он отошел от двери и взял небольшой деревянный стул, стоявший в углу. Держа стул в правой руке, Гин осторожно протянул левую и повернул ключ в замке.
   — Я открыл, — сказал он. — Теперь ты можешь войти. Но пожалуйста, без резких движений!
   Лори ничего не ответила. Она медленно повернула ручку, раздался щелчок. Дверь открылась, заскрипев петлями.
   Сначала Гин ее не увидел. Хотя уже светало, на лестничной площадке было еще темно, и все, что он разглядел, — это высокий неясный силуэт. Он слышал ее дыхание и видел блеск ее глаз.
   — Хорошо, Лори. Можешь войти.
   Она сделала несколько шагов вперед. Гин стоял в воинственной позе, держа в руке стул, как дрессировщик-любитель. Лори подошла к кровати с балдахином и остановилась. Он не мог рассмотреть ее в предрассветной мгле.
   — Лори, — сказал он, — стой там, я включу ночник.
   Шаря рукой в поисках выключателя, Гин не спускал глаз с ее неподвижной фигуры. Наконец он включил свет.
   В первую секунду Гин подумал, что она одета во что-то алое. Но потом, испытывая невыразимое отвращение, он увидел, что она вся голая и перепачкана кровью. Кровью были забрызганы ее растрепанные волосы, испачкан ее рот, как будто она грызла сырое мясо. Вся ее грудь, живот и бедра были влажные и блестящие от крови, как передник мясника.

Глава 6

   — Что ты сделала? — прошептал он, затем закричал:
   — Лори! Что ты наделала?
   Она пошла в ванную, оставляя на ковре кровавые следы, и открыла краны. Затем ополоснула лицо и промокнула полотенцем обильные следы крови.
   — Лори, — повторял Гин, весь дрожа, — Лори, ты скажешь мне, что случилось?
   — Я спасла тебе жизнь, — спокойно ответила она, глядя куда-то в сторону.
   — Что ты сказала? Лори, ради всего святого…
   — Я задрала овцу и тем самым спасла тебе жизнь. На ее месте мог оказаться ты.
   Гин не мог в это поверить, у него начиналась истерика.
   — Ты исчезаешь куда-то ночью, без одежды, находишь овцу, убиваешь ее и ешь сырое мясо?!
   Лори смывала кровь. Она была спокойна и, казалось, совсем не чувствовала себя виноватой.
   — Это тебя удивляет? — спросила она. — Ты же знаешь, я — убасти. Мы люди-львы — моя мать и я. Задрать овцу и съесть ее где-нибудь в поле ничем не хуже, чем зажарить ее и подать на стол, как это делаете вы.
   — Но ты же сказала, что на ее месте мог оказаться я! Предположим, львиный инстинкт возобладал бы?
   Она вытерлась и подошла к шкафу за другой сорочкой.
   — Но этого же не случилось — ты жив.
   Гин почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Он снова уселся в кресло и пошарил в карманах в поисках сигарет. В пачке оставалась только одна — помятая и изогнутая. Он выпрямил ее и закурил.
   — Лори, — сказал он, — ты понимаешь, что это конец?
   Она завязывала ленты на длинной вышитой ночной сорочке.
   — То есть ты собираешься уйти от меня?
   — А что еще мне делать? Это не может больше продолжаться. Я больше тебе не верю. Как я могу спать с тобой, зная, что ты можешь наброситься на меня ночью и перегрызть мне горло? Это невозможно.
   Лори причесала волосы и выключила свет в ванной. Она села с краю на кровать и задумчиво и печально посмотрела на Гина.
   — Ты должен ненавидеть меня, — сказала она, — ты, наверное, думаешь, что я отвратительная.
   — Лори, я так не думаю. Но я не могу спокойно воспринимать происходящее. Это чертовски меня пугает. Неужели ты не понимаешь?
   — Конечно. Я знаю, что ты должен чувствовать. Но пойми и ты, что есть сырое мясо для меня так же просто и необходимо, как и дышать.
   Гин отрицательно замотал головой:
   — Лори, я не могу это принять, несмотря на все твои объяснения. Как часто это с тобой происходит? Каждую ночь? Раз в месяц? Или как?
   — Когда мы поженились, я так надеялась, что ты поможешь мне, — сказала она мягко.
   — Помочь тебе? Каким образом?
   — Я надеялась, что смогу стать просто твоей женой. Обычной американской женой. Должно же когда-то племя убасти прекратить свое существование. Я думала, что стану последней убасти.
   — Значит ли это, что ты и твоя мать — последние представители этого племени?
   Она кивнула:
   — Возможно, есть и другие, но мы никогда не слышали о них. Наше племя было изгнано из Тель-Баста войсками фараонов задолго до Рождества Христова. Убасти сначала расселились по всему миру, но вскоре живых почти никого не осталось. Многие были убиты или захвачены в плен: они были больше львы, чем люди; некоторые просто не смогли приспособиться к жизни среди людей. Я считаю, нашей семье повезло. В нас было больше человеческого, чем звериного. И мы сотни лет скрывались в Европе. Львиные черты проявляются только у женщин, а так как женщины выходили замуж и меняли фамилии, нас трудно было проследить. Иногда мы придумывали себе новые имена. Например, девичья фамилия моей матери — Мизаб — это анаграмма слова «Симба» — так в Африке называют льва.
   — Твой отец… он умер. Его действительно задрал медведь? — содрогнулся Гин. — Или это сделала твоя мать?
   — Мама очень чтит традиции, — зашептала Лори. — Я не такая, как она. Она верит во все древние ритуалы.
   — Так, значит, она действительно убила твоего отца?
   — Я не знаю точно. Она об этом никогда не говорит. Но в древних книгах сказано, что женщина-лев должна уничтожить своего партнера после того, как он перестал быть ей полезным.
   — Полезным? — переспросил Гин.
   — Все зависит от того, что женщина хочет получить от своего мужа. Мой отец привез маму в Америку, обеспечил ей жизнь, о которой она мечтала, дал ей дочь, и больше он ей был не нужен.
   Гин докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице.
   — То же самое ожидает и меня? Сначала я буду полезным, введу тебя в вашингтонское светское общество, а потом ты меня разорвешь на куски?
   — Гин, — перебила она, — ты не понял.
   — Может быть. И не хочу понимать! Все, что я хочу, — это убраться из этого проклятого дома. Лори, неужели ты не понимаешь, о чем ты меня просишь? Ты возвращаешься домой голая, вся в крови, и ожидаешь, что я скажу с улыбкой: «Привет, дорогая, ты хорошо провела ночь?»
   — Вечером ты говорил, что любишь меня.
   — Ну, а сегодня утром я уже не уверен в этом.
   — Гин, я думала, ты…
   — Ты думала, я что? — закричал он. — Ты думала, я сяду и позволю обращаться с собой, как с манекеном? Разве ты не понимаешь, чего мне стоило вернуться сюда после того, как я увидел твое тело? Я любил тебя и думал, что смогу убедить тебя сделать пластическую операцию. И когда я вернулся, ты начала подкрадываться ко мне, твоей жертве, как проклятое хищное животное!
   — Гин, я хочу измениться. Хочу! Ты — моя единственная надежда.
   — Вчера ты не говорила, что хочешь измениться. «Я убасти, и горжусь этим» — вот что ты сказала! «Почитать и уважать мужа — не значит изменять внешность». Лори, ты не человек!
   Она вздрогнула. На мгновение ее глаза расширились, потом она, казалось, расслабилась, пытаясь обуздать свою дикую звериную натуру.
   — Гин, я люблю тебя, — сказала она.
   Он ничего не ответил.
   — Я твоя жена, Гин, кем бы я ни была. Я знаю, ты хочешь, чтобы я изменилась, я тоже этого хочу. Я согласна сделать пластическую операцию. Мне удалят грудь; и я никогда больше не уйду ночью. Я смогу, Гин, если ты поможешь мне. Только помоги, пожалуйста, даже если ты меня не любишь, даже если я для тебя отвратительное животное, пожалуйста, помоги мне избавиться от этого кошмара.
   Он кашлянул.
   — Хорошо говорить так с набитым брюхом, правда? А что будет, когда ты снова проголодаешься? Что будет, когда тебе понадобится глоток свежей крови?
   — Гин, я обещаю.
   — Не надо. Я ухожу. Мой адвокат пришлет тебе документы о разводе.
   Лори опустилась на колени, она плакала.
   — Встань! — нетерпеливо крикнул он. — Слезы не помогут!
   — Гин, дай мне шанс! Пожалуйста, Гин, ну пожалуйста!
   — Встань, я сказал!
   В этот момент дверь в спальню открылась и появилась миссис Сэмпл, высокая и строгая, в длинном халате. Она была безупречно причесана, на лице был макияж. Она стремительно подошла к Лори и положила руки ей на плечи, сверля Гина холодным недоверчивым взглядом.
   — Вы расстроили ее! — сказала она обвиняюще. — Разве вы не знаете, какая она чувствительная?
   Гин едва заметно кивнул:
   — Я также знаю, что она выпрыгивает из окна второго этажа и задирает овцу.
   — Глупец, она же убасти, — прошептала миссис Сэмпл, — живой потомок самых гордых и редких существ на земле. Неужели вы этого совсем не понимаете?
   — О, я очень хорошо все понимаю! Я читал об убасти.
   — Тогда вы должны знать, что с Лори нельзя обращаться как с заурядной домохозяйкой. О Лори, не плачь, моя дорогая. Посмотрите на нее, Гин, неужели вы не видите древнюю породу?
   — Какую породу? — просто спросил Гин. — Львиную породу?
   — О Лори, не плачь, дорогая, не плачь! — повторяла миссис Сэмпл, обнимая дочь.
   Гин подошел к туалетному столику и собрал свои запонки, расческу и мелочь. В зеркало он видел миссис Сэмпл, наблюдавшую за ним, но он намеренно не поворачивался. Гин хотел показать ей, что он не какая-нибудь беспомощная газель, хотя его сердце бешено стучало и руки дрожали.
   — Что вы собираетесь делать? — спросила миссис Сэмпл. — Вы собираетесь оставить эту девушку одинокой и безутешной?
   Гин не повернулся. После паузы миссис Сэмпл вновь заговорила:
   — Ей, необычному и редкому созданию, придется в одиночку вести борьбу за выживание в жестоком мире, который ненавидит ее. Вы этого хотите?
   — Завтра я встречусь со своим адвокатом, — сказал Гин. — Я уверен, мы что-нибудь придумаем.
   — Вы приняли такое решение потому, что ей иногда присуще странное поведение и аппетит к сырому мясу, и вы решили, что больше не любите ее? Это так?
   — Я этого не говорил, — хрипло произнес Гин. — Я не могу принять ее странное поведение — это все, что я сказал. Однажды я уже был ею укушен и даже ранен. Этой ночью моя жизнь была под угрозой, и только случай помог мне остаться в живых. Я могу принять ее физические проблемы и все, что связано с ее родословной, но я не хочу постоянно подвергаться опасности. И если хотите знать всю правду, я просто боюсь.
   Гин достал из шкафа чемодан и начал укладывать в него рубашки, носки, галстуки. Лори все еще стояла на коленях, закрыв лицо руками, ее мать была рядом, нежно поглаживая ее волосы.
   — Да, — сказал Гин, — вот такие дела. Я все сказал.
   — Вы уверены? — спросила миссис Сэмпл. — Даже если я дам вам гарантии?
   — Гарантии? Какие гарантии?
   — Ну, — сказала миссис Сэмпл, — предположим, я гарантирую вам безопасность и душевное спокойствие.
   — Каким образом?
   — На ночь вы сможете запирать Лори в соседней комнате, в той маленькой комнате, где вы лежали раненый. У вас будет ключ. И еще Матье даст вам винтовку. Вы положите ее у кровати, и если кто-нибудь будет вам угрожать, вы сможете защититься.
   — Замкнутая дверь и заряженная винтовка — вот чем обернулась любовь!
   Миссис Сэмпл подошла и взяла его за руку.
   — Гин, это будет продолжаться недолго. Лори будет знать, что вы рядом и готовы помочь ей забыть, что она убасти. Постепенно она изменится. Гин, вы любите ее. Помогите Лори стать нормальным человеком. Неужели вы не понимаете, что она не может жить без вашей любви? Она никогда не полюбит другого мужчину так сильно, как вас. Неужели вы хотите сделать ее несчастной?
   — Предположим, однажды ночью она набросится на меня, и я вынужден буду выстрелить? Что тогда?
   — Этого не случится. Винтовка нужна только для вашего спокойствия.
   — Вы в этом так уверены? А как же ваш покойный супруг? Что с ним случилось?
   — Он погиб на охоте, в Канаде. Его задрал медведь.
   — Вы хотите сказать, что это выглядело так, будто его задрал медведь?
   Миссис Сэмпл отпустила его руку и вернулась к Лори, которая уже сидела на кровати, обхватив себя руками, как будто ей было холодно.
   — Я знаю о твоих подозрениях, Гин, знаю, как все это шокирует тебя. Я только прошу простить нас, — прошептала она.
   Гин облизал губы. Он колебался. Уйти от Лори было бы, конечно, безопасней и легче всего, но по-мужски ли это? Какой он муж после этого? Он знал, что она может быть опасна, но не опаснее любой другой женщины, подверженной периодически повторяющемуся психозу. Возможно, при помощи Питера Грейвза, психиатра, он действительно перевоспитает Лори. В конце концов, даже настоящие тигры и львы удачно поддаются дрессировке. Что же говорить о существе, которое все-таки наполовину человек?
   — О, пожалуйста, Гин, не покидай меня, — вновь и вновь повторяла Лори.
   Это звучало так трогательно, что он сдался.
   — Хорошо, — медленно произнес он, — сделаем еще одну попытку. Но на этот раз все будет по-моему. Мы договоримся о пластической операции. Мы сходим к опытному психиатру. И дверь в спальню будет заперта до тех пор, пока я не увижу, что ты в порядке и можешь спать со мной в одной постели.
   Гин подошел к кровати и взял Лори за руки. Миссис Сэмпл по-кошачьи улыбалась и почти мурлыкала от удовольствия.
   Питер Грейвз вышел из своего кабинета и закрыл за собой дверь. Он выглядел очень задумчивым. Гин просматривал зачитанные до дыр номера журнала «Тайм».
   — Ну, о чем задумался? — спросил он.
   Питер присел рядом и начал теребить свой подбородок.
   — Она очень странная, это факт, — сказал он неопределенно. — Она самая странная личность из всех, с кем мне приходилось сталкиваться.
   Гин отложил журнал.
   — Слушай, Питер, все это мне уже известно. Именно поэтому мы здесь. Я хочу знать, что у нее не в порядке и как это можно исправить?
   Питер откинулся на спинку кресла.
   — Видишь ли, — сказал он медленно, — это не тот случай, когда нужно лечение. В действительности я не уверен, больна ли она вообще.
   — Но если это не психоз, то что тогда?
   — Я не совсем уверен. Видишь ли, на языке непрофессионала психоз — нарушение, при котором серьезно искажается восприятие реальности, даже если то, о чем она рассказывает, несколько необычно.
   — Ты хочешь сказать, что она в порядке?
   — Я бы так не сказал, нет. Она немного нервничает из-за ваших отношений, чувствует себя виноватой из-за того, что скрывала от тебя правду, но в остальном она такая же нормальная, как и мы с тобой.
   — А что необычного она рассказывала?
   Питер пожал плечами:
   — Она необычна, потому что не похожа на остальных. Она думает, что иметь больше одной груди — совершенно нормально, что нормально убивать животных и есть сырое мясо. Но причина такого отношения к себе — не в душевном недуге. Какой бы ни была ее психика, клетки ее мозга функционируют нормально, она мыслит уравновешенно и хладнокровно. Она волнуется и переживает только тогда, когда рассказывает о тебе. Она очень старается угодить тебе во всем, знаешь ли ты об этом?