Матвеев Герман Иванович. Зеленые цепочки

11. БАНЯ

   Как ни странно, но Мишка совсем не завидовал Васькиной удаче. Во-первых, это было хорошо в интересах общего дела, во-вторых, он считался командиром группы, а значит, был участником поимки ракетчика, и, наконец, третье и самое главное, у него была особая задача.
   Каждый день по утрам Мишка ходил на Сытный рынок и до половины дня толкался среди людей, постоянно возвращаясь к ларьку, у которого в тот памятный день он встретил однорукого.
   Вторую половину дня он бродил по улицам, подолгу стоял на трамвайных остановках и на перекрестках. Однорукий ни разу ему не встретился, хотя Мишка почему-то был убежден, что шпион скрывается на Петроградской стороне.
   В баню ребята попали по настоянию Степкиной матери.
   Народу в Белозерских банях оказалось больше, чем они ожидали. Пришлось постоять в очереди. В раздевалке было холодно и темно. В мыльной стекла вылетели от взрывной волны, а фанера, вставленная в рамы, от сырости размокла и пропускала холодный воздух. Ребята налили в тазики горячей воды и устроились на скамейке.
   — Сваришься, — сказал Степка, сунув руку в Мишкин таз. — Пощупай, Вася, — кипяток.
   — А по-нашему, еще холодная, — процедил сквозь зубы Мишка и брызнул на Ваську горячей водой.
   Васька, не задумываясь, вылил свою воду на голову Мишке и убежал в конец мыльной.
   — Ну ладно, за мной не пропадет! — крикнул Мишка вдогонку. Он принялся намыливать голову.
   Через минуту вернулся Васька и встревоженно шепнул:
   — Мишка. Там однорукий моется.
   — Ну да?
   — Иди посмотри. В углу.
   Мишка наскоро смыл мыло с лица и пошел в конец мыльной. Действительно, на скамейке в углу сидел однорукий, только что намыливший волосы.
   Как быть? Первой мыслью было: ударом по затылку оглушить однорукого и связать. Нет, это не годится. Ваське уже попало за самовольство. Нужно срочно сообщить майору. Это самое правильное, но, пока они найдут телефон, пока будут звонить, пока придет машина, однорукий успеет вымыться и уйти. Значит, нужно его задержать. Но как? И вдруг Мишка заметил номерок, привязанный к ручке таза. Теперь все ясно. Он вернулся к приятелям и вполголоса заговорил:
   — Ребята, не зевать. Степка, ты подберись к однорукому… И смотри… Как только голову еще раз намылит, а глаза, значит, закроет, — хватай номерок, он к тазу привязан. Понял? Без номерка его из бани не выпустят. Васька, а ты одевайся и беги звонить майору. Самому майору звони. Ну, а если не дозвонишься, тогда Буракову. Дело важное. Телефон знаешь? Скажи, что я нашел однорукого.
   — Это я нашел, — поправил Васька.
   — Дурак, не все ли равно, — с досадой оборвал его приятель. — Мне поручили однорукого искать, — значит, я нашел… Ну скажи, — мы нашли.
   Васька не стал спорить: быстро сполоснув руки, он вышел из мыльной в холодную раздевалку. Степка между тем отправился в конец мыльной, где и нашел однорукого. Он его никогда не видел и по рассказам представлял совсем иным. Лица его он разглядеть не мог, потому что однорукий как раз усиленно царапал ногтями намыленную голову. Хлопья мыльной пены летели во все стороны. Обрубком руки он помахивал в такт со здоровой рукой. Оглянувшись по сторонам, Степка с бьющимся сердцем подсел к тазу. Он в упор глядел на однорукого и ждал, что тот почувствует его присутствие, широко откроет глаза и увидит… Нет… Однорукий ничего не чувствовал и продолжал скоблить голову. Степка, затаив дыхание, быстро снял номерок, отбежал в сторону и потонул в облаках пара.
   — Есть! Вот он…
   — Давай сюда. Спрячем под лавку.
   Мишка зажал номерок в кулак, столкнул свое мыло на пол и, как бы за мылом, полез под скамейку. Он положил номерок на пол, поближе к стенке. Все эти предосторожности были излишними, потому что никто не обращал внимания па ребят. В этой бане уже был случай, когда близко разорвалась бомба. Голые люди, в мыле, поцарапанные стеклами, из всех отделений выскочили на улицу. По закону рассеивания подобный случай не должен был повториться, но многие почему-то считали, что это опять произойдет именно там, где и случилось.
   — Что теперь делать? — тихо спросил Степка.
   — А ничего, — спокойно ответил Мишка. — Мойся. Теперь он не уйдет.
   Они продолжали мыться, поглядывая друг на друга. Степка не мог удержать улыбки, представляя, как однорукий хватится номерка и как ему не будут открывать шкаф.
   — Скорей, — торопил Мишка приятеля, видя, что тот не торопится.
   Когда они наливали воду для окачивания, из раздевалки послышался громкий разговор. Ребята не заметили, как однорукий кончил мыться и теперь скандалил с банщиком. Кое-как сполоснув себя, Мишка бросился со всех ног в раздевалку.
   Размахивая единственной рукой перед стариком банщиком, стоял голый мужчина и кричал:
   — Ты спятил, что ли?.. В таком холоде я буду до вечера сидеть!
   — А вы пойдите в мыльную, там тепло, — спокойно говорил старик. — До вечера сидеть не надо. Вот партия вымоется, тогда и открою.
   — Некогда мне ждать. Открывай без разговоров.
   — Предъявите номерок — открою.
   — Русским языком я тебе говорю, что нет номерка. Украли номерок.
   — А вы поищите. Может, он смылся, ваш номерок, — заметил один из раздевавшихся. — На полу где-нибудь и лежит.
   Однорукий пошел назад — искать свой номерок. Когда он повернулся к Мишке лицом, Мишка чуть не упал. Это был тот инвалид, что целыми днями стоял у весов на углу Большого и Введенской. У него можно было взвеситься, испытать силу рук. Знала его вся Петроградская сторона.
   — Ну что, Мишка? — спросил подошедший Степка.
   — Дураки мы… Не он это! Поверил я Ваське… Одевайся скорей. Василий уж майору звонит… Скорей.
   Ребята стремглав бросились к своему шкафу, но, на их счастье, в конце раздевалки показался запыхавшийся приятель.
   — Не могу дозвониться… Нету майора, и Буракова нету, — сказал он, еле переводя дух.
   — Ну и правильно! — вздохнул с облегчением Мишка.
   — Чего правильно?
   — Ничего. Дураки мы, вот что. И ты первый, — зло сказал Мишка, но, увидя круглые от удивления глаза приятеля, расхохотался. — Не тот однорукий-то… Понял? — Хлопнув мокрой рукой по плечу приятеля, он объяснил ему ошибку.
   — А как же с номерком? — спросил Степка.
   — Надо отдать…
   Они вернулись в мыльную, достали спрятанный номерок и присоединились к инвалиду в его поисках. С минуту они ходили за ним, сосредоточенно разглядывая пол.
   — Это не ваш, дядя? — спросил Мишка нагибаясь.
   — Ну-ка, ну-ка? Мой! Он и есть! — обрадовался инвалид, получив номерок. — Вот спасибо-то вам, ребята. Приходите ко мне, я вас бесплатно свешаю.
   — А эту штуку дашь пожать? — спросил Степка, сжимая вытянутый кулак.
   — И силомер дам. Приходите обязательно, ребята.
   Судьба посмеялась над Мишкой, но он не унывал.
   Характер у него был упорный.
   Вернувшись из бани, он оделся потеплее, поел и снова отправился на поиски.

12. ВСТРЕЧА СО ШПИОНОМ

   Васька не дозвонился до майора и Буракова по той причине, что они в это время находились в квартире Воронова, поджидая однорукого или кого-нибудь из его сообщников.
   Шпион, конечно, не знал, что ему угрожает и почему была сорвана полоска с окна. Не подозревал он и того, что советская контрразведка знает о его пребывании в городе, но он был осторожный и хитрый враг.
   Мишка вышел на улицу и направился к трамвайной остановке. После очередного воздушного налета где-то был испорчен трамвайный путь, и все трамваи с Васильевского острова шли вкруговую, через Петроградскую сторону. Усевшись на ящик с песком, Мишка стал наблюдать, как из боковых улиц вытекали на проспект людские потоки. По радио передавали романс. Мишке было не до музыки и не до певицы. Он посмотрел на громкоговоритель и со злобой сказал:
   — А ну тебя!..
   Как раз в этот момент кто-то дернул его за рукав. Мишка взглянул вниз и обомлел. Около ящика с песком стоял однорукий. Он поманил мальчика пальцем, приглашая его спуститься на панель, и отошел в сторону.
   Мишка от неожиданности растерялся, но быстро взял себя в руки и соскочил с ящика.
   — Я, дяденька, ничего… я не баловал, — притворно сказал он. — Я только радио послушать.
 

 
   Однорукий покачал головой и, обняв рукой Мишку за плечи, пошел по улице.
   — Слушай, парень. Заработать хочешь? — спросил он вполголоса.
   — Хочу. А что надо делать?
   — Взять письмо и принести обратно ответ. Я тебе хорошо заплачу.
   У Мишки от радости даже дыхание перехватило.
   — Далеко нести записку?
   — Нет. Недалеко.
   — А сколько вы мне заплатите?
   — Сейчас я тебе дам десять рублей, а когда принесешь ответ, еще тридцать. Согласен?
   Мишка немного подумал, искоса поглядел на однорукого и согласился.
   — Вот письмо. Держи. Улица Воскова, дом тринадцать, квартира семь. Спросишь там Воронова, Сергея Харитоновича, а если его дома нет, то жену, Анну Григорьевну. Отдашь письмо, и пускай они напишут ответ. Понял?
   — Понял. А куда принести ответ?
   — Ответ принесешь на Геслеровский. Знаешь, где садик на углу Зелениной?
   — Знаю.
   — Вот на углу, у этого садика, я тебя и буду ждать.
   — Ладно.
   — Понял? Как раз на углу, где дом разрушен. Скоро будет уже темнеть. Ты постарайся не задерживаться.
   Мишка повторил все, что сказал ему однорукий, и тот вручил ему десять рублей.
   — А эти получишь, когда вернешься, — сказал он, показав тридцатирублевую бумажку. — Главное — не задерживайся.
   Мишка сунул письмо и деньги в карман и быстро зашагал. Дойдя до угла, он оглянулся, но однорукого на месте уже не было. Нужно было что-то предпринимать. Но что? До улицы Воскова отсюда — несколько минут хода, и если заняться розыском телефона, то такая задержка шпиону покажется подозрительной и может все испортить. Единственная надежда на тревогу, но, как назло, по радио все еще передавали пение. Нужно было придумать причину задержки, чтобы успеть сообщить майору о поручении и спросить, как ему поступить. Письмо шуршало в кармане. Мишка вытащил его и оглядел со всех сторон. Оно было прочно заклеено.
   В квартире Воронова к вечеру обыск закончили, и майор ждал темноты, чтобы отправить арестованных, а пока занялся изучением найденного архива, разбирая и просматривая старые письма, квитанции, документы. Бураков сидел в гостиной с арестованными.
   К вечеру, когда пропала всякая надежда на приход однорукого, вдруг зазвонил звонок у входной двери. Все насторожились. Майор вышел в прихожую, потушил свет, спрятался за вешалку и дал сигнал открывать. Один из дежурных широко распахнул дверь и отошел в сторону На площадке стоял мальчик.
   — Здесь живет Воронов, Сергей Харитонович? — спросил Мишка, вглядываясь в темноту прихожей.
   — Проходи.
   Лишь только Мишка переступил порог, как дверь за ним закрылась и в прихожей зажегся свет. Перед ним стоял майор. В первую минуту Мишка от удивления не мог сказать ни одного слова и растерянно поглядывал то на нахмуренное лицо майора, то на незнакомых мужчин, стоявших по бокам.
   — Что нужно? — сухо спросил майор.
   — Письмо вот… Я письмо принес Воронову… — наконец сказал мальчик, вытаскивая из кармана письмо.
   — Идем за мной!
   Они прошли в кухню. Майор быстро распечатал и прочитал письмо.
   — Ну, рассказывай. Что это все значит? Кто тебя послал?
   Мишка подробно рассказал о встрече с одноруким. Начал он было говорить и про случай в бане, но майор перебил:
   — Это потом. Сейчас некогда. Ты хорошо сделал, что принес письмо. Подожди здесь. Сейчас получим ответ, и ты унесешь его.
   Майор прошел в столовую. Воронов сидел на диване, прислонив голову к подушкам, и делал вид, что дремлет.
   — Гражданин Воронов, — сказал майор, останавливаясь против него.
   — Я слушаю вас, — встрепенулся тот.
   — Вы слышали звонок?
   — Как же, как же, слышал.
   — Это к вам пришли.
   — Ко мне?.. Нет… Кто мог прийти ко мне? Соседка какая-нибудь? Ко мне некому приходить. Знакомых нет.
   — Никого? — насмешливо спросил майор.
   — Может быть, Валя вернулся, — сказала хозяйка.
   — Нет, не Валя. Письмо вам принесли от вашего знакомого.
   Майор достал из кармана письмо и показал его Воронову.
   — Не имею ни малейшего понятия, от кого письмо. Может быть, по службе.
   — Читайте, — сказал майор, протянув конверт.
   Воронов недоверчиво взял письмо, вытащил листок и прочел: «Собирался по пути заглянуть, но задержали дела. Как здоровье? Ч.».
   — Ну, теперь вспомнили?
   — Да. Это мой сослуживец пишет. Мы с ним в одной артели работаем. Наверно, он думает, что я заболел, — спокойно сказал Воронов, возвращая письмо.
   — Письмо принес мальчик. Он ждет ответа.
   — Какой же я могу дать сейчас ответ?
   — Значит, он так и передаст, что ответа не будет?
   — Можно и так, но, если разрешите, я напишу.
   — Можете написать, но про обыск — ни слова. Воронов подсел к своему столу и, написав несколько слов, вложил ответ в чистый конверт.
   — Вот, пожалуйста, проверьте, — сказал он.
   — Вы адрес забыли написать.
   — Это неважно.
   Майор прочитал ответ: «По болезни не мог прийти на работу. Боюсь, что придется лечь в больницу. Воронов».
   — Разве вы больны?
   — Нет… Но что я должен писать? Вы же сами запретили писать про обыск…
   — Пишите так: «Не вышел на работу по уважительной причине. Здоров», — продиктовал майор. — Это будет верней.
   Воронов без возражений написал то, что предложил майор.
   — Подпишитесь, — сказал майор, заглядывая через его плечо. — На конверте напишите адрес.
   — Я не знаю адреса.
   — Места своей работы вы не знаете?
   — Ах, место своей работы! Пожалуйста! Воронов написал на конверте адрес артели, где работал, и вложил письмо.
   Вернувшись в кухню, майор сел напротив Мишки и уставился на него. Мальчик сидел молча, недоумевая, почему майор так пристально, не мигая, смотрит ему в переносицу. Он заерзал на стуле, смутился и отвернулся в сторону. Задумавшись, майор смотрел на Мишку и не видел его. Два письма, два конверта. Которое из них послать и в каком конверте? Фраза о болезни могла быть условным сигналом, предупреждающим однорукого. С другой стороны, продиктованные им самим строчки могли еще больше напугать и насторожить шпиона. Кроме того, нужно решить, как действовать дальше. А действовать надо смело и быстро. Выбор невелик, и время ограничено.
   — Миша! — сказал наконец майор. — Случай нам помогает. Ошибка с нашей стороны сейчас была бы непростительна. — При этих словах майор вложил в чистый конверт письмо, продиктованное им, передал мальчику и продолжал: — Передай его однорукому. Если он у тебя будет спрашивать подробности, скажи, что после того, как ты позвонил, тебе долго не открывали. После второго звонка дверь открыла женщина и на твой вопрос сказала, что Воронов живет здесь, и взяла письмо. В квартиру, скажи, тебя не пустили. Ждал на лестнице. Ответ вынес тебе мужчина, но ты не знаешь, Воронов это или кто-нибудь другой. Он тебе ничего не говорил и ничего не расспрашивал. Просто отдал письмо и сказал: «Вот ответ». Понял?
   — Понял. Значит, так: я позвонил, долго не открывали. Еще раз позвонил. Открыла женщина. Здесь живет Воронов? Здесь! Ему письмо. Отдал письмо. Ждал на лестнице. Ответ принес какой-то дядька и сказал: «Держи ответ», — скороговоркой повторил Мишка.
   — Пойдешь по Пушкарской и на Зеленину выйдешь по Рыбацкой, где ходит трамвай. Подожди еще минутку.
   Майор вышел в прихожую, вызвал Буракова и минуты две говорил с ним вполголоса. В ответ на короткие фразы майора Бураков молча кивал головой, изредка бормоча: «Есть… точно».
   Минут через пять Мишку выпустили из квартиры, и он быстро зашагал к условленному месту, не заметив, как за ним выскользнула темная фигура человека и исчезла в первом переулке на Пушкарской.
   На улице уже стало темнеть, когда Мишка подошел к садику. Он остановился на углу, напротив разрушенного дома. Однорукого на месте не оказалось. Сердце у Мишки сильно колотилось от волнения, но чувствовал он себя необычайно легко. Волновался он потому, что забыл спросить майора: что делать после передачи письма? Следить ли за шпионом дальше или вернуться домой? Облокотившись о решетку, он ждал.
   Казалось, что сумерки надвигались со стороны домов, а небо светлело. Пешеходы двигались торопливо, перегоняя один другого. Прошло несколько трамваев. Наискосок от Мишки, на другой стороне улицы, стоял полуторный грузовик, «Какой-нибудь военный по пути с фронта заехал домой», — подумал мальчик, вглядываясь в темный силуэт машины. За стеклом едва заметно белело лицо шофера и рядом с ним еще чье-то. Время шло, но однорукий не приходил. Мишка уже совсем успокоился. Сбоку послышался детский голос:
   — Мама, я устала.
   — Сейчас придем, девочка, сейчас… Иди скорей, а то прилетят немцы.
   Мишка вспомнил сестренку, и ему стало грустно. Наверно, сейчас Люся ложится спать, и только успеет заснуть, как по тревоге им придется спускаться в подвал. «Только бы бомба к ним не попала. Пускай уж лучше меня убьет», — подумал Мишка и посмотрел наверх. В светло-синем небе кое-где уже мигали звезды. В это время хлопнула дверца, и от машины отделился человек. Он перешел улицу и остановился перед Мишкой.
   — Кого ты ждешь, парень?
   Мишка смерил глазами с ног до головы громадную фигуру мужчины и вызывающе ответил:
   — А тебе какое дело?
   — Ответ принес?
   — Какой ответ?
   — Я знаю, что ты на улицу Воскова ходил, а за это получил десятку. Давай ответ, я тебе тридцать рублей дам, которые обещаны.
   — А кто ты такой?
   — Слушай, некогда мне с тобой канителиться. Принес ответ?
   — А ты меня, что ли, посылал? — спросил Мишка, выгадывая время и соображая, как ему поступить.
   — Посылал тебя мой товарищ, инвалид. Он сейчас занят и просил меня сходить за ответом… Принес или не принес?
   — Принес.
   — Давай сюда.
   — А деньги?
   — Не бойся, не обману… держи свою бумажку. Получив деньги, Мишка достал из кармана письмо и отдал его незнакомцу.
   — Больше ничего не надо?
   — Ничего. Шагай к дому.
   Мишке ничего не оставалось делать, как уйти, и он без разговоров направился в темноту. Как только он завернул за угол и почувствовал, что незнакомец не смотрит ему в спину, так сейчас же обернулся и выглянул из-за угла. Темная фигура переходила улицу и остановилась около машины. Раздумывать было некогда. Прячась за пешеходами, Мишка перебежал улицу и по развалинам разрушенного дома начал пробираться к машине. Он услышал, как хлопнула дверца, как несколь ко раз заскрежетал стартер. Когда Мишка оказался рядом с грузовиком, мотор наконец зафыркал, и машина тронулась. Мальчик выскочил из укрытия, пропустил грузовик мимо себя, подпрыгнул и уцепился за задний борт кузова. Остальное было делом знакомым. Мишка ловко подтянулся на руках, цепляясь ногой за гайки, затем перекинул ногу через борт и оказался в кузове. В машине лежали какие-то ящики. Прячась за ними, он ползком пробрался вперед и приник к кабинке.

13. НА МАШИНЕ

   Грузовик шел быстро. Шофер не обращал внимания на рытвины, и в кузове все подпрыгивало и грохотало. Холодный ветер обдувал лицо и руки, но Мишка терпел, крепко уцепившись за борт грузовика. Мальчик ликовал. Он был на верном следу: этот великан-шофер связан со шпионом и ехал куда-то по его заданию. Ни разу мысль об опасности не мелькнула в голове мальчика. Обстоятельства складывались удачно, и Мишка дрожал от нетерпения, мысленно подгоняя машину.
   Они проехали весь Геслеровский и свернули на Кировский проспект. Здесь, на гладком асфальте, можно было не держаться за борт, и Мишка с ожесточением принялся растирать закоченевшие руки.
   Проехали один мост, затем второй. Асфальт кончился, и снова все загрохотало, запрыгало в машине. Мишка запомнил дорогу до Новой Деревни, а дальше спутался и не понимал, где они едут.
   По небу шарили белые столбы прожекторов. Далеко замелькали разрывы зениток. Завыли сирены, и им в ответ загудели заводы. Стало светлее. Мишке казалось, что следом за ними мчится еще какая-то машина, и на повороте он ясно разглядел ее контуры. Они сворачивали несколько раз в правую сторону и, должно быть, находились где-то на Выборгской стороне. Упругий ветер давил со всех сторон, стягивал губы, забирался в рукава, за воротник, и некуда было от него укрыться. Передвинув ящики, Мишка подобрался к окну кабинки и заглянул в него. Как раз в это время замелькали вспышки взрывов на горизонте, и на фоне их четко выделился силуэт второго человека, сидевшего рядом с шофером. Однорукий! Мишка даже не удивился, так он был уверен, что сегодня обязательно встретит шпиона. Он сразу узнал его по характерному подбородку. Повернув голову к шоферу, инвалид что-то говорил. Мишка прижался ухом к холодному, как лед, железу кабинки, но ни одного слова разобрать не мог.
   Дорога пошла в гору. Выехали снова на асфальтированное шоссе, и машина помчалась еще быстрее. По сторонам мелькали силуэты деревянных домов и голые деревья. Значит, они выехали на окраину города. Неожиданно машина затормозила, остановилась, и мотор заглох. Открылась дверца, и из кабины вышел однорукий. Мишка комочком съежился в углу кузова и замер, задерживая дыхание. Послышались гудки, и мимо прошумела обогнавшая машина.
   — Где они? — услышал Мишка голос шпиона. Шофер завозился в кабине, и, видимо, тоже вышел из машины.
   — Вон за теми домами расположились, до парка. Видите? Это все воинские части. Темные пятна-то… Неужели не видите? — сказал он вполголоса.
   — Вижу.
   Некоторое время оба стояли молча, вглядываясь в темноту.
   — А по ту сторону, у самой дороги…
   Слышно было, как они, шаркая по асфальту, обошли грузовик и остановились.
   В это время в треск зенитной стрельбы врезались густые раскаты взрывов.
   — Бомбят, — пробасил шофер.
   Снова наступило молчание. Высоко в небе гудели улетающие самолеты, и по звуку их моторов Мишка угадал немцев. Гудение немецких бомбардировщиков доносилось волнами и этим резко отличалось от наших. Зенитки били безостановочно, и желтые вспышки мигали на разной высоте.
   — Отбомбились…
   — Да…
   — Тс-с… Кто-то идет.
   Мишка высунул голову над бортом кузова и увидел Приближавшегося человека.
   — Эй, друзья! Не найдется ли закурить? — спросил мужчина простуженным голосом.
   — Найдется, — ответил однорукий. — Закуривай.
   — Вот спасибо-то! Даже папиросочка… Чиркнула спичка, и Мишка успел разглядеть красноармейца с простодушным курносым лицом.
   — Целый день не курил… Хорошо!
   — Возьми несколько штук, — сказал однорукий.
   — Вот спасибо-то, браток. Ну, теперь я живу. В походе, знаешь, табак — первое дело.
   Яркие вспышки, словно зарницы, осветили горизонт. Все трое обернулись.
   — Смотри, что делает, дьявол… Каждую ночь бомбит. Город разрушает, — сказал красноармеец.
   — Да. Это где-то на Петроградской стороне бросил, — вздохнул однорукий. — Наверно, к штурму готовится.
   — Ну, насчет штурма, пожалуй, кишка тонка. Не выйдет у него со штурмом, — уверенно возразил красноармеец.
   — Думаешь?
   — Будь покоен. Не пустим немца в город.
   — Драться-то некому.
   — Почему некому? В Ленинграде народу много. Миллионы. Такая сила народу!
   — Техника-то у него очень сильная, — сокрушенно сказал однорукий. — Пулковские высоты, говорят, захватил.
   — Насчет Пулковских высот не знаю… не слыхал.
   — Вы тоже на фронт идете?
   — Конечно. Дойдет и до нас черед, а когда — неизвестно. Стоим вот, ждем. Мы, значит, в резерве считаемся, — ответил красноармеец.
   — Вот как! У нас резервы есть? Ну, тогда еще ничего…
   — А то как же! У нас и танки есть и артиллерия, все, как полагается. Будь уверен. Вон сколько войска стоит!
   — И давно вы тут стоите?
   — Вторые сутки. Формировались-то мы за Парголовом. Там и обучение проходили, а сейчас сюда подвели. Поближе.
   — И долго вы тут простоите?
   — А кто его знает! Наверно, постоим с неделю.
   — Разведчики немецкие не видят? Как бы вас не разбомбили раньше времени.
   — Мы замаскировались. Видишь вон. Ни одного огонька, ничего не заметно.
   — А днем?
   — И днем спрятаны подходяще.
   — По карте могут бомбить, — насмешливо сказал однорукий.
   Слушая разговор, Мишка дрожал от обиды и возмущения. Он прямо задыхался от злобы на этого болтуна.
   — Как вас одели? Не мерзнете? Теплое дали? — спросил шофер.
   — Одели-то? — переспросил красноармеец. — Это военная тайна, браток. Не велено говорить. Насчет снабжения и все такое строго запретили. Чтоб, значит, языком не трепать понапрасну.
   — Это верно, — согласился все с той же иронической ноткой в голосе однорукий. — Ты держи язык за зубами, Ну как, охладился мотор? — спросил он шофера.
   Тот с недоумением повернул к нему голову, но сразу сообразил, что это сказано нарочно, и, еле удерживая смех, потрогал рукой железное крыло и серьезно сказал:
   — Охладился… Теперь можно ехать.
   — Ну, счастливо, браток, — крикнул однорукий, залезая в кабинку.
   — Добрый путь. Спасибо вам.
   Машина тронулась. Одинокая фигура красноармейца еще долго маячила на фоне начавшегося где-то пожара.
   Снова ветер начал забираться под одежду. Стало невыносимо холодно, гораздо хуже, чем в начале езды.