Май Карл. Белый брат Виннету (Виннету - 2)

   Глаза вождя грозно сверкнули, лицо его словно окаменело. Он попытался что-то сказать, но Олд Дэт продолжал:
   - Разреши мне закончить, а потом будешь решать, кто лжет, а кто говорит правду. Бледнолицые солдаты Хуареса остановились в асиенде сеньора Атанасио, друга Наполеона. В тот день он принимал у себя в доме известного вождя французов, человека пожилого и слабого здоровьем, и, чтобы спасти его от смерти, решил выдать его за Инда-Нишо. Старика уложили в постель и выкрасили ему лицо.
   Брови вождя команчей дрогнули от удивления. Он уже верил в слова Олд Дэта, но из осторожности все же спросил:
   - Почему вождя французов выдали за Инда-Нишо?
   - Потому что апачи поддерживают Хуареса, а бледнолицые должны были поверить, что этот француз не враг им. Потому что он так же стар, как и Инда-Нишо, и волосы у него так же белы от прожитых зим. Поэтому солдаты Хуареса поверили сеньору Атанасио и не тронули вождя французов.
   - Уфф! Теперь я понимаю. Твой друг, как ты его называешь, А-та-на-си очень умен. Он сумел провести воинов Хуареса. Но где же скрывался вождь французов, когда сыновья команчей осматривали дом?
   - Как только бледнолицые уехали, он тоже покинул дом. Мой друг сеньор Атанасио действительно очень ловкий человек, он обманул солдат Хуареса, сказав им, что Виннету оставил у него раненого вождя. Бледнолицые поверили, а затем встретили тебя и твоих воинов и, зная, что команчи в дружбе с Наполеоном, тоже представились друзьями французов.
   - Я верю тебе, но хочу сам убедиться, что они на стороне Хуареса. Я выкурил с ними трубку мира и потому не могу предать их смерти.
   - Кроме того, среди этих бледнолицых есть двое, которых я хочу поймать и поступить с ними как мне вздумается.
   - Почему?
   - Потому что они мои враги, и мы уже много дней идем по их следу.
   Олд Дэт не мог дать лучшего ответа. Если бы он начал подробно рассказывать о Гибсоне и Уильяме Олерте, вся эта запутанная и нелепая в глазах индейца история не произвела бы на вождя такого впечатления, как три коротких слова: "Они мои враги".
   - Если они твои враги, то и мои тоже, - немедленно согласился Белый Бобр. - Я дарю их тебе.
   - Благодарю тебя. А теперь прикажи позвать сюда вождя бледнолицых. Я побеседую с ним, и ты сразу убедишься, что он солдат Хуареса.
   Вождь послал одного из воинов к белым, и тот через несколько минут вернулся, ведя за собой громадного роста угрюмого мужчину с косматой бородой.
   - Что вам от меня нужно? - спросил он, бросая на нас недобрый взгляд.
   Вероятно, Гибсон узнал меня и предупредил своих спутников, что ничего хорошего от нашего появления ждать нельзя. Я с любопытством следил за Олд Дэтом в ожидании увидеть новый трюк старого хитреца. Вестмен дружелюбно посмотрел в лицо подошедшему белому и очень вежливо ответил:
   - Привет от сеньора Кортесио из Ла-Гранхи, мистер.
   - Вы с ним знакомы? - оживился тот, не догадываясь, что уже проглотил наживку.
   - Ну конечно, - подтвердил Олд Дэт. - Мы с ним старые друзья. К сожалению, я опоздал и не смог встретиться с вами до вашего отъезда, но сеньор Кортесио сказал мне, где вас искать.
   - В самом деле? Что же он вам сказал?
   - Что вы переберетесь через Лас-Морас и Рио-Моралес, а затем направитесь через Баию и Табаль в Чиуауа. Но вы несколько отклонились от пути. Могу я знать, почему?
   - Потому что встретили наших друзей команчей.
   - Ваших друзей? Мне показалось, что они ваши враги.
   Белый явно смутился, неопределенно пожал плечами и притворно закашлялся, пытаясь дать понять Олд Дэту, что говорить при всех небезопасно. Но вестмен сделал вид, будто не замечает его ужимок, и продолжал:
   - Ведь вы встали на сторону Хуареса, а команчи сражаются за Наполеона!
   Белый не торопился отвечать, казалось, он тщательно взвешивает свои слова.
   - Вы заблуждаетесь, сеньор, мы тоже поддерживаем французов.
   - И ведете в Мексику добровольцев из Соединенных Штатов?
   - Да, но в армию Наполеона.
   - Ах вот как! Значит, мой друг сеньор Кортесио занялся вербовкой солдат для французской армии?
   - Ну конечно!
   - А я-то, старый дурак, думал - в отряды Хуареса.
   - Ну что вы, как можно!
   - Благодарю вас за разъяснение. Вы свободны и можете вернуться к своим людям.
   Лицо добровольца дрогнуло от гнева. Неужели он позволит неизвестному бродяге командовать собой?
   - Сэр! - воскликнул он с ненавистью в голосе. - Какое право вы имеете приказывать мне?
   - Разве вам не известно, - с достоинством ответил Олд Дэт, - что у этого костра могут сидеть только вожди?
   - Мне наплевать на вождей! Я офицер!
   - Хуареса? - быстро спросил Олд Дэт.
   - Да! То есть нет, Наполеона.
   - Ну вот вы и проговорились. Тем более что никакой вы не офицер, раз не умеете хранить тайну при любых обстоятельствах. Нам больше не о чем разговаривать. Возвращайтесь к своим людям.
   Тот хотел было возразить, но вмешался Белый Бобр и взмахом руки приказал ему удалиться. Скрипнув зубами так, что мы услышали, офицер Хуареса подчинился.
   - Что теперь скажет мой брат? - обратился вестмен к вождю команчей.
   - Лицо бледнолицего выдало его, - ответил Белый Бобр. - Но я еще не до конца уверен, что они враги.
   - Пусть мой краснокожий брат хорошенько подумает. Он уже знает, что бледнолицый побывал в Ла-Гранхе у некоего Кортесио и ведет отряд в Мексику?
   - Да. Мои уши слышали это.
   - Значит, он сторонник тех, для кого Кортесио вербует добровольцев.
   - Да, так оно и есть на самом деле. Однако откуда Белому Бобру знать, для кого тот Кор-те-си собирает воинов, для Хуареса или Наполеона? - не хотел сдаваться вождь.
   - Посмотри на это, - торжественно произнес Олд Дэт, доставая из кармана паспорт за подписью Хуареса и протягивая его Белому Бобру. - Я и мой молодой друг решили выяснить, кому служит Кортесио, а потому пришли к нему и заявили, что хотели бы воевать на стороне Хуареса. Тот принял нас как друзей и вручил нам эти бумаги. Мой друг может показать тебе такую же.
   Вождь осторожно принял в свои узловатые руки лист бумаги, повертел ее перед глазами и с усмешкой отозвался:
   - Белому Бобру незнакомо искусство бледнолицых, он не может заставить говорить бумагу. Но его глаза хорошо видят здесь тотем Хуареса, - и он ткнул грязным ногтем в то место, где стояла печать и подпись президента. - Среди моих врагов есть сын скво команчей и бледнолицего, он умеет говорить с бумагой. Я позову его.
   На громкий зов из круга команчей выступил молодой воин лицом несколько светлее остальных, подошел к огню, взял из рук вождя паспорт и бегло перевел. Я не понял его слов, но лицо Белого Бобра по мере чтения прояснялось. Краснокожий дочитал до конца, вернул бумагу вождю и, гордый своим умением, удалился.
   - Мой брат желает увидеть бумагу моего друга? - обратился Олд Дэт к вождю.
   Тот отрицательно покачал головой.
   - Теперь Белый Бобр убедился, что бледнолицые обманули его? Верит ли он, что я сказал правду?
   - Да. Я сейчас же позову на совет вождей и лучших воинов, чтобы решить, как поступить с лжецами.
   - Ты позволишь мне принять участие в совете?
   - Нет. Мой брат мудрее многих старейшин, а в бою отважнее многих молодых воинов, но сейчас он уже доказал то, что хотел доказать. Бледнолицые обманули команчей, и команчи сами решат, как наказать их.
   - Позволь мне задать еще один вопрос. Мне очень важно услышать твой ответ. Почему мой краснокожий брат идет так далеко на юг? Почему он стремится углубиться в эти пустынные горы?
   - Сначала воины команчей шли на север, но потом им стало известно, что Виннету собрал отряды в южных землях апачей и двинулся к Рио-Кончос, оставив свои стойбища без охраны. Поэтому мы поспешили повернуть к югу, чтобы напасть на них и взять большую добычу.
   - Виннету двинулся с отрядами к Рио-Кончос? Но что ему там делать? И кто тебе сообщил об этом? Не те ли двое краснокожих, что встретились вам вчера?
   - Уфф! Вы видели их следы?
   - Да, в дне пути отсюда. Кто они?
   - Воины из племени топи, отец и сын.
   - Они еще в твоем лагере? Я хотел бы поговорить с ними.
   - Мой брат волен поступать как ему вздумается.
   - Могу ли поговорить и с теми двоими белыми, которых ты мне отдал?
   - Мой белый брат свободный человек, а не пленник. Никто не может запретить ему это.
   - Тогда, может быть, ты мне также разрешишь обойти лагерь? Мы в стране врагов, и я хочу убедиться, что проведу ночь в безопасности.
   - Белый Бобр не мальчик и знает, как следует вести воинов по тропе войны, Он выставил часовых и выслал вперед разведчиков. Но ты волен поступать как знаешь.
   Вождь команчей действительно считал старого вестмена своим большим другом и доверял ему, как себе самому, он даже не обиделся на просьбу позволить осмотреть лагерь. Тем временем гонцы побежали созывать старейшин и самых опытных воинов на совет, остальные команчи разошлись и принялись устраиваться на ночлег у своих костров. Обоих Ланге и Сэма тоже посадили к огню и дали им по куску жареной конины. Олд Дэт взял меня под руку и увлек к костру, у которого сидели белые люди. Навстречу нам вышел офицер, с которым недавно так нелюбезно обошелся Олд Дэт, и грубо спросил:
   - Какого черта вам понадобилось устраивать мне экзамен, да еще в присутствии краснокожих?
   - Я воздержусь от объяснений, так как чуть позже команчи сами все растолкуют, и, клянусь Богом, очень доходчиво. И не советую вам разговаривать с Олд Дэтом таким тоном. Во-первых, потому что вы конокрады, во-вторых, потому что команчи доверяют мне, а не вам, в-третьих, потому что достаточно одного моего слова, чтобы с вас содрали скальпы.
   И он с презрением отвернулся от офицера, но остался на месте, чтобы дать мне возможность заняться Гибсоном и Уильямом Олертом. Мошенник и его жертва сидели у того же костра. Олерт показался мне больным и до предела изнуренным: щеки провалились, глаза горели безумным огнем. Казалось, он не замечает, что происходит вокруг. Его пальцы судорожно сжимали карандаш, на коленях лежала мятая четвертушка бумаги. Я понял, что он все еще оставался безвольной игрушкой в руках Гибсона.
   - Наконец-то мы с вами встретились, мистер Гибсон. Надеюсь, что мы продолжим наше путешествие вместе. Буду рад лично препроводить вас в Нью-Йорк.
   - Это вы мне, сэр? Но мы с вами не знакомы, - издевательски улыбнулся мерзавец.
   - Конечно, вам!
   - Как странно! Вы, кажется, назвали фамилию Гибсон?
   - Да, именно так я вас назвал.
   - Но это не мое имя.
   - Разве это не вы улизнули от меня в Новом Орлеане?
   - Сэр, вы что-то путаете!
   - Я знаю, что вы меняете имена, как щеголь перчатки, и мне известно, что в Новом Орлеане вы выдавали себя за Клинтона, а в Ла-Гранхе именовались сеньором Гавиланом.
   - Меня действительно зовут Гавилан. Что вам угодно? Я повторяю, мы с вами не знакомы, а потому оставьте меня в покое.
   - Неужели вы меня не узнаете? Даже если это так, я постараюсь, чтобы вы меня запомнили на всю жизнь. Теперь вам от меня не уйти. Представление окончено. Не для того я мчался за вами от самого Нью-Йорка, чтобы выслушивать ваши насмешки. Пойдете со мной туда, куда я вас поведу.
   - Как бы не так!
   - А если будете сопротивляться, я привяжу вас к хвосту моего коня. Надеюсь, тогда вы станете сговорчивее.
   Гибсон вскочил на ноги и выхватил револьвер со словами:
   - Так вы мне угрожаете? Да я...
   Он не успел закончить и не успел выстрелить. За его спиной вырос Олд Дэт и прикладом ружья ударил по руке. Револьвер упал на землю.
   - Поубавьте свою прыть, Гибсон, - негромко, но грозно произнес вестмен. Вы забыли, что я здесь, а в моей колоде козыри старше.
   Гибсон схватился за ушибленную руку, скорчился от боли и крикнул:
   - Ну погоди, я еще посмотрю, какого цвета у тебя кишки. Ты думаешь, я испугался, потому что тебя зовут Олд Дэт?
   - Ни в коем случае! Я не пугало, бояться меня не надо, меня надо слушаться. Еще одна глупость, и я всажу тебе пулю в живот. Ты вряд ли ее переваришь. Надеюсь, что джентльмены будут мне благодарны за то, что я освобожу их от общества мошенника и негодяя.
   Гибсон понял, что коса нашла на камень, сник и заюлил:
   - Я совершенно не понимаю, в чем дело, господа. Вы принимаете меня за кого-то другого.
   - Ну уж нет! Чтобы я принял тебя за кого-то другого? Вот он будет главным свидетелем обвинения. - И Олд Дэт указал на Олерта.
   - Он будет свидетелем обвинения? - переспросил Гибсон. - Ну-ну, попробуйте поговорить с ним.
   Я тронул Уильяма за плечо и назвал его по имени. Он медленно, словно во сне, поднял голову, посмотрел на меня бессмысленным взглядом и ничего не ответил.
   - Мистер Олерт, вы слышите меня? - повторил я. - Меня послал к вам ваш отец.
   Он так же молчал и так же бессмысленно глядел на меня. Внезапно раздался окрик Гибсона:
   - Эй, ты! Как тебя зовут? Отвечай сейчас же.
   Дрожа всем телом, словно испуганный ребенок, Уильям Олерт повернулся к Гибсону и тихо ответил:
   - Меня зовут Гильермо.
   - Кто ты?
   - Поэт.
   Я снова вмешался в разговор, пытаясь вопросами пробудить в нем память.
   - Твое имя Уильям Олерт? Ты из Нью-Йорка? Кто твой отец? Он банкир?
   Уильям, не раздумывая, отвечал отрицательно. Очевидно, его хорошо подготовили к подобным вопросам. У меня не оставалось больше сомнений, что, с тех пор как он попал в руки к мошеннику, его болезнь заметно усугубилась.
   - Вот вам и свидетель! - рассмеялся мне прямо в лицо негодяй. - А теперь будьте так любезны, оставьте нас в покое.
   - Позвольте, я задам ему последний вопрос, возможно, его память сильнее лжи, внушенной вами.
   Мне в голову пришла, может быть, и не блестящая, но очень удачная мысль. Я вытащил из бумажника газетную вырезку со стихотворением Олерта и прочел вслух первую строфу. Мне казалось, что от собственных стихов в помраченной душе поэта блеснет тонкий лучик света, но он так же безразлично продолжал рассматривать пустую четвертушку бумаги. Прочтя вторую строфу, я без особой надежды приступил к третьей:
   Знакомо ли тебе, как средь ночи
   Душа кипит от жажды воли?
   Но яд обмана сердце точит,
   И сердце корчится от боли?
   Две последние строки я прочел с особым чувством, и вдруг Олерт поднял голову, встал и протянул ко мне руки. Я продолжал:
   Ужасна эта ночь, она забвеньем манит,
   И солнце для тебя уже не встанет.
   Несчастный поэт подбежал ко мне и выхватил у меня из рук газетный клочок. Наклонившись ближе к огню, он громко, от начала до конца, перечитал стихотворение, затем выпрямился и воскликнул с торжеством в голосе:
   - Это мои стихи, стихи Уильяма Олерта! Я - Уильям Олерт, а не он!
   Только сейчас мне в голову пришла неожиданная и страшная догадка: Гибсон завладел документами Уильяма Олерта. Неужели он, несмотря на разницу в возрасте и во внешности, выдавал себя за него? А может?.. Но мои рассуждения прервало появление вождя команчей. Звонкий голос поэта прозвучал в ночной тишине внезапным воплем, и Белый Бобр, забыв о собственной гордости и бросив совет, подбежал к Уильяму и одним ударом сбил его с ног.
   - Замолчи, собака! - прошипел вождь. - Если твой крик привлечет апачей, я собственными руками лишу тебя жизни.
   Уильям Олерт приглушенно вскрикнул от боли и тупо уставился на индейца. Я поспешил забрать у него стихотворение в надежде, что в будущем оно снова поможет мне привести молодого человека в чувство.
   - Не гневайся, - попросил Олд Дэт вождя, - у молодого бледнолицего помутился разум, но сейчас он успокоится и больше не нарушит тишину. Скажи мне, эти двое и есть те индейцы топи, о которых ты мне говорил?
   Вестмен указал на двух краснокожих, подсевших к костру белых.
   - Да, это они, - ответил Белый Бобр. - Топи плохо понимают язык команчей, и с ними приходится говорить на смешанном языке. И всё же пусть этот бледнолицый, который потерял свою душу, больше не кричит, иначе я прикажу связать его и заткнуть ему рот.
   Вождь команчей вернулся к прерванному совету, а Олд Дэт пристально посмотрел на воинов из племени топи и обратился к старшему из них:
   - Мои краснокожие братья прибыли сюда с плоскогорья Топи? Я слышал, ваши воины живут в дружбе с команчами.
   - Да, - ответил старший индеец, - наши томагавки помогают воинам команчей.
   - Тогда почему ваши следы идут с севера, где живут льянеро и тараски, входящие в союз апачей?
   Вопрос смутил индейцев настолько, что мы даже при свете костра заметили, как изменились их не покрытые боевой раскраской лица. Только после минутного молчания один из краснокожих нашелся что ответить:
   - Мой бледнолицый брат умен и сам может догадаться. Воины топи выкопали топор войны и выступили против апачей. Мы ездили на север, чтобы разведать, куда пошли их отряды.
   - И что же вы узнали?
   - Мы напали на след верховного вождя апачей Виннету. Он повел своих воинов к Рио-Кончос, чтобы там встретить Белого Бобра и дать ему бой. Поэтому поспешили назад, чтобы поведать о том нашим вождям и напасть на незащищенные стойбища апачей. По пути нам встретились команчи, и мы отправили гонца к топи с вестью, а сами пошли с ними, чтобы не упустить добычу.
   - Команчи, несомненно, сумеют отблагодарить вас. Но с каких это пор воины топи забыли, что они честные люди?
   Олд Дэт говорил с краснокожими вызывающе, словно искал с ними ссоры. Казалось, он заподозрил неладное и пытается вывести индейцев из себя в надежде, что они проговорятся. Старый вестмен был большим мастером уловок и ухищрений, и его слова достигли цели: глаза младшего сверкнули от гнева, а старший долго молчал, обдумывая ответ, и наконец произнес:
   - Пристало ли нашему брату сомневаться в честности топи? Не хочет ли он умышленно оскорбить нас?
   - Нет, что вы, мое сердце открыто для топи. Но я удивлен, что вы сели к костру бледнолицых, а не остались среди своих краснокожих братьев.
   - Коша-Певе спрашивает больше, чем должен знать. Топи сидят там, где хотят.
   - А мне показалось, что команчи пренебрегают обществом топи. Собаке, ведущей охотника по следу дичи, бросают объедки и не позволяют входить в вигвам.
   - Не смей говорить так, - вскипел индеец, - не то я вызову тебя на поединок! Мы весь вечер сидели у костров команчей и только недавно подошли к бледнолицым, чтобы узнать, что происходит в их стойбищах с каменными вигвамами.
   - И все же я бы на вашем месте вел себя осмотрительнее. Твои глаза видели снег многих зим, и ты должен был бы догадаться, о чем я говорю.
   - Ты говоришь загадками, и мой разум не может понять твои речи. Если краснокожий глуп, пусть мудрый бледнолицый объяснит ему! - воскликнул, забыв осторожность, индеец.
   Олд Дэт наклонился к нему и сурово спросил:
   - Вы курили с команчами трубку мира?
   - Да.
   - Значит, вы не можете причинить им вреда.
   - Неужели ты думаешь, что мы собираемся вредить нашим друзьям команчам?
   Они оба смотрели друг другу в глаза. Казалось, между ними происходит немой, незримый поединок, суть которого не понимали окружающие. После долгого молчания Олд Дэт произнес:
   - Ты понял меня и знаешь, что, выскажи я свои мысли вслух, вас ждет ужасная смерть.
   - Уфф! - вскричал краснокожий, вскакивая на ноги и выхватывая нож.
   Младший тоже вскочил и занес над головой томагавк, но Олд Дэт одним тяжелым, суровым взглядом сумел остановить готовых нанести удар краснокожих.
   - Я уверен, что вы не станете злоупотреблять гостеприимством команчей и скоро вернетесь к тому, кто вас послал. Передайте ему, что мы друзья с ним. Скажите, что Олд Дэт живет в мире со всеми краснокожими воинами и не спрашивает, к какому племени они принадлежат.
   Индеец в ярости оскалил зубы и прошипел:
   - Ты не веришь, что мы из племени топи?
   - Мой брат ведет себя неосмотрительно. Я не хочу стать твоим врагом и не высказывал вслух то, что у меня на уме. Почему ты сам заговорил об этом? Разве ты не чувствуешь себя в безопасности среди пяти сотен команчей?
   Рука краснокожего дрогнула, словно он собирался нанести удар.
   - Прежде, чем я отвечу, скажи мне, за кого ты нас принимаешь? - потребовал он.
   Олд Дэт ухватил краснокожего за руку, в которой тот сжимал нож, увлек его в сторону от костра и прошептал, но так, чтобы я тоже услышал:
   - Вы оба апачи.
   Индеец отпрянул, вырвал руку и занес ее для удара.
   - Ты умрешь, лживый койот!
   Но старый вестмен, вместо того чтобы прикрыться от готового вонзиться в него ножа, взглянул на противника в упор и шепнул:
   - Ты хочешь убить друга Виннету? Или тебе показать тотем Инда-Нишо?
   Трудно сказать, что остановило индейца: произнесенные ли слова или уверенный и гордый взгляд старика, но он опустил занесенную для удара руку и еле слышно прошептал:
   - Молчи.
   И в следующее мгновение краснокожий отвернулся от нас и возвратился к костру с каменным лицом, словно ничего не произошло. Он понял, что его хитрость разгадана, но не выказал и тени тревоги или недоверия к нам. Может быть, он знал, что знаменитый бледнолицый воин Коша-Певе не способен на предательство? Его сын с таким же невозмутимым видом заткнул за пояс томагавк и сел рядом с ним у огня. Я мысленно восхищался мужеством этих двух воинов, отважившихся пойти на верную смерть, чтобы завести врагов в западню.
   Мы уже собирались идти устраиваться на ночлег, когда наше внимание привлекла необычная суета среди команчей. Совет подошел к концу - его участники встали и направились к нам, а остальные краснокожие по приказу вождя покинули свои костры и плотным кольцом окружили нас. Белый Бобр вышел на середину круга и торжественно поднял руку, давая знак, что будет говорить. Воцарилась глубокая тишина. Белые наемники заподозрили неладное и тоже с тревогой вскочили, озираясь по сторонам. Только два индейца "топи" остались сидеть у огня, спокойно глядя перед собой, словно все происходящее их совершенно не касалось. Ни единым жестом они не выказали беспокойства. Уильям Олерт тоже не двинулся с места, вперив безумный взгляд в огрызок карандаша, судорожно зажатый в пальцах.
   - Бледнолицые прибыли к воинам команчей, - медленно и глухо начал вождь, и заверили их в своей дружбе. Мы приняли их как братьев и выкурили с ними трубку мира. Однако теперь команчи узнали, что бледнолицые - лжецы. Белый Бобр тщательно взвесил все, что говорит в пользу бледнолицых и что говорит против них. Он посоветовался со старейшинами и лучшими воинами и убедился, что команчей обманули. Мы отказываем бледнолицым в дружбе, с этого момента они наши враги.
   Он умолк, и офицер поспешил вмешаться, чтобы отвести нависшую опасность:
   - Кто оговорил нас? Те четверо белых и негр, что прибыли сегодня к вечеру, черт бы их побрал?! Команчи знают нас и уже убедились, что мы их друзья. А кто они такие? Кто знает их настоящие имена? Если вы обвиняете меня во лжи, то дайте нам возможность защищаться. Я офицер и вождь моих людей, поэтому я требую допустить меня на совет, решающий нашу судьбу!
   - Кто разрешил тебе говорить? - прервал его вождь. - Все слушают слова Белого Бобра и молчат, пока он не кончит. Мы уже слышали тебя, когда Коша-Певе беседовал с тобой. Вы - воины Хуареса, мы - друзья Наполеона, поэтому мы с вами враги. Ты спрашиваешь, кто знает настоящие имена этих четверых бледнолицых? Я узнал Коша-Певе за много зим до того, как увидел твое лицо, он честный и мужественный воин. Ты требуешь, чтобы тебя допустили на совет? Но даже Коша-Певе не сидел у костра совета. Воины команчей - мужчины, они умеют отличать мудрость от глупости, и им не нужна хитрость бледнолицых, чтобы решить, как поступить. Я пришел к вам не для того, чтобы слушать тебя, а для того, чтобы сказать вам...
   - Мы выкурили с вами трубку мира, - взвизгнул офицер, перебивая вождя, - и если вы нападете на нас...
   - Замолчи, трусливый койот! - воскликнул Белый Бобр. - Твой язык оскорбляет команчей, и если ты не замолчишь, я прикажу вырезать его! Не забывай, что вокруг стоят пять сотен воинов и каждый из них готов отомстить за обиду. Да, мы выкурили с вами трубку мира, однако причиной тому была ваша ложь и хитрость. Но мы не поступим с вами, как вы того заслуживаете, мы чтим волю Великого Духа и уважаем наши обычаи. Дым мира защищает вас. Красная глина, из которой делают трубку, священна, как красный свет солнца и пламя, от которого ее прикуривают. Поэтому, когда снова засияет солнце, наше перемирие кончится. Вы останетесь в лагере до утра, и никто не посмеет вас тронуть, но как только первый луч осветит небо, вам придется уехать туда, откуда вы прибыли. Мы дадим вам время, которое вы, белые, называете пятью минутами, а потом бросимся за вами в погоню. Мы оставляем вам все ваши вещи, но когда воины команчей убьют вас, они станут нашими. Коша-Певе потребовал выдать ему двух бледнолицых, с которыми мы тоже выкурили трубку мира. Они останутся в лагере, и утром он может поступить с ними как ему вздумается - они его пленники. Мы так решили. Я все сказал!
   Вождь умолк, отвернулся от нас и ушел.
   - Что он несет? - возмутился Гибсон. - Я пленник этой старой обезьяны? Да я...
   - Молчите! - вмешался офицер. - Сколько бы вы ни ругались, изменить ничего нельзя. Я хорошо знаю краснокожих. Но за клевету белым негодяям придется ответить, да и команчи попомнят нас. До утра еще далеко, за это время многое может перемениться. Часто помощь приходит оттуда, откуда мы ее не ждем.
   Успокоенные туманными намеками на неожиданное спасение, белые устроились у огня, но команчи не разбрелись по лагерю, а улеглись прямо на землю вокруг солдат Хуареса, взяв их в многорядное живое кольцо, выскользнуть из которого не могла бы даже мышь. Однако Олд Дэт и я беспрепятственно покинули эту живую тюремную камеру.
   - Вы уверены, что Гибсон в наших руках? - спросил я вестмена, пригласившего меня осмотреть лагерь.