— Прав, ну а дальше?
   — Тише! Все должно делаться обдуманно, и никакой спешки! Если эксперимент удастся, противник кувыркнется носом, и ты окажешься сверху, правда, спиной к спине. При этом главное самому не потерять равновесие! Собственно, почему вы не должны стоять лицом друг к другу?! Кроется ли у краснокожих за этими обратными державными пропорциями какой-либо подвох, пока не могу раскусить, но знаю точно, что их коварство принесет тебе только пользу.
   — Это каким образом? Скажи же, наконец! — не выдержал Джемми.
   — Боже праведный, я уже четверть часа толкую! Так слушай! Краснокожий попытается сзади зацепить тебя ногой, чтобы вывести из равновесия. Тебе это не причинит вреда, поскольку при твоих конфессабельной толщины икрах ты почувствуешь пинок лишь четырнадцать месяцев спустя. Но ты выждешь момент, когда он снова ударит, а значит, будет стоять только на одной ноге. Тут ты что есть мочи наклонишься вперед и поднимешь его на спину, быстро разрежешь веревку или ремень, которым вы связаны, пополам и перебросишь его рывком через голову. Затем мгновенно выпрямишься, схватишь этого типа за глотку и приставишь ему к сердцу нож. Ты понял меня, старое решето?
   Олд Шеттерхэнд протянул малышу руку и произнес:
   — Френк, ты необыкновенный малый! Я бы действительно лучше не придумал. Твоя идея превосходна и должна помочь.
   Честное лицо Френка засветилось от восторга, когда он стиснул поданную ему руку. Он ответил:
   — Ладно, ладно, дорогой обер-мейстер! Стоит ли таких похвал то, что само собой разумеется! Мои заслуги и астры цветут где-то в другом месте. Но сейчас это лишнее подтверждение того, что бриллиант часто принимается неразумным человеком за кирпич. Поэтому дума…
   — За голыш, а не за кирпич, — рискнул прервать его Джемми. — О, Небо! Где те алмазы величиной с кирпич!
   — Молчи уж, ты, старый неисправимый спорщик! Я спасаю тебе жизнь моим духовным превосходством, а ты вместо благодарности бросаешь мне в голову нешлифованные кирпичи! Экий молодчина с такими причудами! Ты хоть раз находил алмаз?
   — Нет.
   — Тогда не говори о таких вещах!
   — А ты находил?
   — Да. Один стекольщик из Морицбурга потерял алмаз, а я подобрал его в ложбине. Тогда я был молод и получил за свою честность подарок, которому цены не было. Стекольщик являлся еще и лавочником, он подарил мне глиняную трубку за два пфеннига и полпачки табака за три. Это оставило в моей памяти неизгладимый след, и ты сам видишь, как квалифицированно я могу теперь рассуждать об алмазах. Если ты не перестанешь задираться, дело зайдет так далеко, что я откажу тебе в дружбе, а потом посмотрю, смог бы ты без меня существовать в этом мире. Но здесь все же не место и не время для ссор и споров! Мы все стоим перед последней жизненной чертой и свято обязаны помогать друг другу словом и делом. Если нам суждено быть приконченными в один час, зачем же мы продолжаем вредить бесценному здоровью и укорачиваем нашу жизнь грубостью? Я думаю, сейчас как раз время взяться за ум!
   — Абсолютная правда, — согласился Олд Шеттерхэнд. — Давайте подумаем о том, что нам предстоит. Джемми, пожалуй, сделает свое дело — по нему видно, что у него на сердце полегчало. А что предпримешь ты сам, дорогой Френк?
   — Дорогой Френк! — не без восторга повторил малыш. — Как прекрасно звучит на слух! Это действительно что-то другое, когда поддерживаешь отношения с образованными джентльменами! Что я предприму? Ну, буду бежать, что же еще?
   — Это понятно, но ты отстанешь! На каждый его шаг тебе потребуются три!
   — О, Боже мой!
   — Вопрос в том, какое расстояние ты должен пробежать и выдержишь ли ты. Как у тебя с дыхалкой?
   — Превосходно. У меня легкие как у шмеля — могу жужжать и зудеть весь день, а воздух еще останется! Этому я вынужден был научиться, будучи помощником королевского лесничего в Саксонии.
   — Но с таким длинноногим индейцем ты не сможешь соревноваться!
   — Хм! Это еще вопрос!
   — Его называют Скачущим Оленем, а, стало быть, быстрота его козырь.
   — Какая мне разница, как он зовется, если я скорее достигну цели, чем он.
   — Но сейчас это невозможно!
   — Ого! Почему нет?
   — Я уже сказал, и ты сам согласился. Сравни твои ноги и его!
   — Ах вот в чем дело — ноги! Вы, стало быть, думаете, все зависит от них?
   — Естественно! От чего другого могут зависеть состязания по бегу, в которых к тому же речь идет о жизни и смерти?
   — От ног — да, но вовсе не обязательно от тех, что длиннее. Большей частью все зависит от головы.
   — Но она не побежит вместе с ногами.
   — Как раз побежит. Или мои ноги поскачут впереди отдельно, а тело останется ждать, пока они вернутся? Рискованный эксперимент! Если бы они не вернулись, я остался бы сидеть, пока не выросли бы новые, а это когда будет! Нет, голова должна быть вместе с ногами, поскольку она выполняет главную работу.
   — Я не пойму тебя! — воскликнул Олд Шеттерхэнд, совершенно удивленный спокойствием Хромого Френка и его шутками.
   — Я тоже нет, по меньшей мере, пока еще нет. Сейчас я знаю только, что одна хорошая мысль лучше сотни шагов или скачков, которые могут и не привести к цели.
   — Так у тебя есть мысль?
   — Еще нет. Но думаю, если я смог дать хороший совет Джемми, то себя не брошу на произвол судьбы, Пока я не знаю, где я должен бежать. Когда это решится, увижу, пожалуй, где и как вбить крючочек. Не бойтесь за меня! Это говорит мне мой внутренний тенор, так что я пока еще не повернулся спиной к этому свету. Я был рожден для большего, а всемирно-исторические личности никогда не умирают до выполнения своей миссии, да еще в стороне от благ цивилизации!
   Тем временем снова подошел Большой Волк с другими вождями, чтобы вызвать белых к озеру, где должны были состояться состязания по плаванию.
   Когда охотники достигли берега, кишевшего людьми всех возрастов, Олд Шеттерхэнд убедился в том, что не ошибся, ибо течение действительно существовало. Озеро имело форму эллипса. Сверху в узкую его часть сбегала горная речушка и текла сначала вдоль левого длинного берега, а потом, поворачивая по нижней узкой части, — к находившемуся со стороны правого длинного берега истоку реки, бурлившему неподалеку от места впадения в озеро горного потока. Это течение, не бросавшееся в глаза, следовательно, делало почти круг и покрывало три четверти периметра водоема. Если Дэви им воспользуется, он спасен.
   Женщины, девушки и дети рассыпались по берегу. Воины спустились к нижней узкой части озера, ибо там должно было начаться состязание. Все глаза были направлены на обоих противников.
   Красная Рыба смотрел на воду гордо и самоуверенно. Дэви тоже, казалось, был спокоен, но его кадык находился в постоянном движении, что было признаком сильного внутреннего волнения.
   Наконец Большой Волк повернулся к Олд Шеттерхэнду:
   — Можно начинать?
   — Да, но мы еще не знаем условий, — ответил охотник.
   — Вы их услышите. Оба войдут в воду прямо здесь, передо мной. Когда я хлопну в ладоши, они начнут плыть. Они проплывут вокруг всего озера один раз, но все это время должны держаться от берега на расстоянии длины тела одного человека. Кто свернет, чтобы срезать путь, — побежден. Тот, кто первым окажется здесь, убьет другого ножом.
   — Хорошо! Но в какую сторону они поплывут? Направо или налево?
   — Налево. А вернутся наоборот.
   — Они поплывут рядом?
   — Конечно!
   — Значит, мой спутник будет справа от Красной Рыбы?
   — Нет, наоборот.
   — Почему?
   — Потому что тот, кто поплывет слева — ближе к берегу, а значит, проложит большее расстояние.
   — Тогда это несправедливо. Ты не любишь ложь и согласишься, что будет честнее, если они поплывут в разные стороны. Один возьмет направо, другой — налево. Они оба будут двигаться вверх, а потом каждый вдоль противоположного берега вернется назад.
   — Ты прав, — согласился вождь. — Но кто справа, а кто слева?
   — Чтобы и здесь торжествовала справедливость, пусть решит жребий. Смотри, я беру два стебелька травы, и оба пловца делают выбор. Кто вытянет длинный, поплывет налево, кто короткий — направо.
   — Хорошо, пусть будет так! Хуг!
   Последнее слово, к счастью для Дэви, говорило о том, что от этого решения теперь никто не откажется. Олд Шеттерхэнд сорвал два стебля, но так, что она оказались совершенно одинаковыми. Сначала он подошел к Красной Рыбе и дал выбрать ему, потом отдал Дэви его стебель, но в тот момент, когда тот брал травинку, крепко зажал ее пальцами, и маленький кусочек остался у него в руке. Стебли сравнили. У Дэви оказался короткий, а, следовательно, он должен был плыть направо. Его противник не выказал ни малейшего неудовольствия. Он, похоже, не чувствовал никакого подвоха. На лице Дэви появилась улыбка. Он осмотрел гладь озера и шепнул Олд Шеттерхэнду:
   — Я не знаю, как мне достался маленький стебелек, но он спасет меня, ибо надеюсь, что причалю скорее. Течение сильное и задаст ему много хлопот.
   Он сбросил верхнюю одежду и встал в мелкой воде. Красная Рыба сделал то же самое. В этот момент вождь хлопнул в ладоши — прыжок, и оба уже оказались на глубине и быстро гребли вдоль берега в противоположные друг от друга стороны.
   — Дэви, держись! — заорал Хромой Френк вслед своему другу.
   Сначала они плыли одинаково. Индеец греб медленно, будто гладил, но его гребки были широкими и полными сил, словно он чувствовал себя в воде как дома. Он смотрел только перед собой, лишь иногда оглядываясь, чтобы взглянуть на белого. Дэви плыл неспокойно, рывками. Он был неопытным пловцом и постоянно сбивался с ритма движений. Ему никак не удавалось поймать момент, поэтому он лег на спину, и дело пошло лучше. Течение было здесь незначительным, но все же делало за него половину работы, подгоняя вперед, и он не отставал от краснокожего. Пока они оба плыли вдоль длинных берегов эллипсообразного озера.
   Вскоре индеец начал смекать, что ему досталась более тяжелая дистанция. Он преодолел большую часть озера, приближаясь к самому устью горного потока, но с каждым движением чувствовал, что течение усиливается. Пока еще он имел достаточно сил, но вскоре стало заметно, что он начинает напрягаться. Краснокожий сильно отталкивался от воды и при каждом толчке вылетал из озера на полгруди.
   На другой стороне, у Дэви, течение становилось все слабее, но его направление пока благоприятствовало ему. Дошло до того, что он сам стал плыть все более и более размеренно, работал правильно и обдуманно, следил за каждым своим успешным толчком и быстро избавлялся от ошибочных и лишних гребков. Поэтому его быстрота удвоилась, и вскоре он стал опережать краснокожего, что побудило последнего еще больше напрячь силы, вместо того чтобы сэкономить их для преодоления дальнейших трудностей.
   Теперь Дэви приближался к стоку речки. Течение стало сильнее, оно готово было подхватить его и унести прочь из озера. Он с трудом боролся с ним и снова потерял преимущество перед краснокожим. Наступил момент, от которого сейчас зависело все.
   Спутники стояли на берегу и с большим напряжением следили за каждым его движением.
   — Краснокожий снова его догоняет, — с тревогой заметил Джемми. — Дэви пропал.
   — Если он еще хотя бы на три локтя продвинется дальше, — ответил Олд Шеттерхэнд, — он преодолеет течение и спасется.
   — Да, да, — согласился Френк. — Кажется, он это понял. Как он работает, какой у него ритм! Так, хорошо, он идет вперед… он вырвался! Аллилуйя, ура!
   Длинному удалось одолеть течение, и теперь он очутился в спокойной воде. Вскоре он оставил позади правый длинный берег, в то время как краснокожий все еще никак не мог преодолеть своей левой части. Дэви повернул вдоль узкого берега к месту впадения горного потока. Индеец заметил это и заработал как сумасшедший, чтобы спасти свою жизнь, но каждый мощный толчок едва ли выбрасывал его на локоть вперед, в то время как Дэви мчался с удвоенной скоростью. Теперь последний достиг места впадения горного ручья, вода которого подхватила его и увлекала за собой вниз. Он уже преодолевал последнюю треть своего пути, когда индеец только-только осилил первую. Оба пролетели мимо друг друга.
   — Ура! — не смог сдержаться Дэви, едва не захлебнувшись. Краснокожий ответил издали лишь яростным воем.
   Преодолеть остаток пути теперь для Дэви не составляло труда, и он с радостью плыл к берегу. Ему оставалось лишь тихо подгребать, чтобы соблюдать вышеописанную дистанцию. Постепенно течение становилось слабее, и он должен был снова взяться за работу, что давалось ему легко, будто он всю жизнь только и плавал. Дэви достиг условленного места и выбрался на сушу. Когда он обернулся, то увидел, что индеец только что достиг истока реки и там снова боролся с течением.
   Раздался короткий, но пронизывающий до мозга костей вой краснокожих, который свидетельствовал о том, что Красная Рыба проиграл и обречен на смерть. Но Дэви прежде всего быстро облачился в одежду и побежал к своим спутникам, приветствуя их на бегу, словно воскресший.
   — Кто бы мог подумать! — едва смог вымолвить он, тряся руки Олд Шеттерхэнда. — Я победил лучшего пловца юта!
   — Благодаря травинке, — улыбнулся охотник.
   — Как вам это удалось?
   — Об этом потом. Это была лишь маленькая уловка, которую вряд ли стоит называть мошенничеством, ибо речь шла о спасении твоей жизни, и оно не наносило краснокожим никакого вреда.
   — Именно так! — подтвердил Фрэнк, бесконечно счастливый победой своего друга. — Твоя жизнь висела даже не на волоске, а на былинке! То же самое и с бегом. Ноги — это далеко еще не все! Кто знает, какой стебелек принесет спасение мне. Конечно, без ног тут не обойтись… Смотрите туда, вот он, Несчастная Рыба!
   Индеец появился справа через пять минут после белого. Он поднялся на берег и сел там, отвернувшись к воде. Ни один из краснокожих не удостоил его даже взором, ни один не двинулся с места — они ждали, что Дэви нанесет смертельный удар.
   Тут из толпы вышла одна из скво, ведущая в каждой руке по ребенку. Она подошла к проигравшему. Тот притянул к себе одно дитя справа, другое — слева, потом отстранил обоих, подал женщине руку и велел удалиться. Затем он поискал глазами Дэви и крикнул ему:
   — Нани вич, не покай!46
   У бравого Дэви едва не навернулись слезы. Он взял женщину с детьми и снова подтолкнул ее к мужу, сказав при этом на смеси английского и языка юта, которым не владел:
   — Ни вич, ни покай!
   Охотник повернулся и отошел к своим спутникам. Все юта видели и слышали, что произошло, а их вождь спросил:
   — Почему ты его не убиваешь?
   — Я дарю ему жизнь.
   — Но если бы победил он, ты был бы убит!
   — Но он не победил, а, стало быть, не может этого сделать. Пусть живет.
   — Ты не берешь его собственность? Его оружие, его коня, его жену и детей?
   — Такое мне и в голову не приходило! Я не грабитель. Пусть он оставит себе все, что имеет.
   — Уфф, я не понимаю тебя! Он действовал бы умнее.
   Остальные краснокожие, казалось, тоже не понимали поступка бледнолицего. Взгляды, которые они на него бросали, ясно говорили об их удивлении. Ни один из них не отказался бы от своего права, даже если бы речь шла о сотне человеческих жизней. Красная Рыба убрался прочь. Он также не мог понять, почему белый не ударил его ножом и не оскальпировал. Он стыдился своего поражения и посчитал лучшим исчезнуть с глаз долой.
   Но одна благодарность все же прозвучала. Женщина подошла к Длинному Дэви и протянула руку, подняв также руки детей, и произнесла несколько негромких слов, смысл которых Дэви не понял, но мог легко догадаться.
   Теперь к вождю приблизился Намбо-ават, Большая Стопа, и спросил, можно ли начинать состязание со вторым бледнолицым. Большой Волк кивнул и приказал идти к определенному месту. Оно находилось вблизи двух столбов пыток. Там, как и прежде, снова был образован широкий круг, в середину которого вождь вывел Большую Стопу. Олд Шеттерхэнд сопровождал Толстяка Джемми. Он делал это, чтобы пресечь какие-либо коварные намерения против последнего.
   Оба борца разделись до пояса и стали спиной друг к другу. Голова Джемми не доставала даже плеча краснокожего. Вождь держал в руках лассо, которым крепко связал обоих. Ремень прошел краснокожему по линии бедер, белому — опоясывал грудь. Случайно, но к выгоде последнего, концы лассо оказались длинными и болтались, поэтому вождь вынужден был накинуть на грудь толстяка петлю.
   — Теперь тебе не нужно разрезать ремень, надо только распустить петлю, — словно невзначай бросил ему по-немецки Олд Шеттерхэнд.
   Каждый получил в руку нож, и поединок начался. Вождь сразу отступил назад, и Олд Шеттерхэнд последовал за ним.
   — Проткни его, Джемми, и не дай себя бросить! — напутствовал Хромой Френк. — Ты знаешь, если он заколет тебя, я навсегда овдовею и осиротею, но ты же не хочешь этого! Бодни его только и качни как следует!
   Краснокожий тоже слышал со всех сторон ободряющие возгласы. Он отвечал:
   — Я не Красная Рыба, позволивший одолеть себя. Я раздавлю и распотрошу эту толстую жабу, висящую у меня на спине.
   Джемми молчал. Он смотрел спокойно и серьезно, хотя и выглядел очень забавно на фоне краснокожего гиганта. Он предусмотрительно держал лицо отвернутым в сторону, чтобы наблюдать за движением ног краснокожего. Начинать борьбу было не в его интересах и не входило в его намерения; он хотел уступить инициативу индейцу.
   Тот долгое время стоял спокойно и неподвижно; он собирался внезапным броском застать врасплох своего противника, но это ему не удавалось. Когда он вроде бы совершенно случайно продвинул свою ступню назад, чтобы подставить Джемми ногу, тот отвесил ему такого пинка своей массивной лапой по другой, твердо стоящей ноге, что индеец чуть было не упал.
   Но теперь атака следовала за атакой. Краснокожий был явно сильнее, но белый — осторожнее и осмотрительнее. Первый постоянно пребывал в ярости из-за тщетности своих усилий, но, чем больше он бушевал и подставлял подножки, тем спокойнее становился последний. Борьба, похоже, затянулась, и интерес к ней остывал, поскольку не было заметно ни малейших преимуществ ни одного, ни другого. Но тем быстрее должна была быть развязка, замысленная коварным индейцем.
   Тот до сих пор своим поведением преследовал лишь одну цель — сделать своего противника осторожным. Белый должен понять, что никакой другой способ нападения со стороны индейца не мог достичь и не достигнет успеха. Но теперь вдруг индеец вцепился в лассо, резко натянул его так, что освободил себе некоторое пространство для поворота, и развернулся кругом — но попытка не удалась.
   Если бы Большая Стопа сумел бы повернуться к белому лицом, то просто задавил бы его своей массой, но хитрюга Джемми был начеку. Хромой Френк также заметил коварные намерения краснокожего и за долю секунды до поворота крикнул Толстяку:
   — Сбрось его, он разворачивается!
   — Да знаю я! — прокряхтел Джемми.
   В момент произнесения этих слов, когда краснокожий осуществил свой разворот лишь наполовину и, стало быть, нетвердо стоял на ногах, Толстяк резко нагнулся, рванув вверх своего противника, и быстро распустил петлю. Лассо ослабло. Краснокожий, беспомощно хватаясь руками за воздух, кувыркнулся над головой Джемми и грохнулся оземь, при этом выронив нож. Мгновенно Толстяк встал над ним на колени, схватил его левой рукой за горло, а правой приставил к сердцу клинок.
   Возможно, Большая Стопа и собирался защищаться, но кувырок его ошеломил, а глаза Толстяка сверкали так близко и угрожающе, что он посчитал лучшим лежать без движений. Джемми метнул на вождя взгляд и спросил:
   — Согласен, что он проиграл?
   — Нет, — ответил тот и подошел к ним.
   — Почему? — тотчас вмешался Олд Шеттерхэнд и тоже подскочил к борющимся.
   — Он не побежден, ибо лассо развязано.
   — В этом виноват сам Большая Стопа — он развернулся и тем самым вырвал ремень.
   — Этого никто не видел. Пусти его! Он не побежден, и борьба начинается снова.
   — Нет, Джемми, не отпускай! — приказал охотник. — Как только я скажу или если он рискнет пошевелиться, воткни ему нож в грудь!
   Тут вождь гордо выпрямился:
   — Кто здесь приказывает, ты или я?
   — Ты и я, мы оба.
   — Кто это сказал?
   — Я. Ты вождь своих людей, а я предводитель своих, Ты и я, мы вдвоем, заключили договор об условиях борьбы. Кто не соблюдает этих условий, тот нарушает его, он лжец и обманщик!
   — Ты рискуешь так говорить перед столькими красными воинами?
   — Это не риск. Я говорю правду и требую справедливости и честности. Если мне нельзя больше говорить, тогда заговорит Ружье смерти.
   Прежде вестмен опирался прикладом штуцера о землю, теперь же он демонстративно поднял его вверх.
   — Так скажи, чего же ты хочешь? — спросил вождь, значительно понизив голос.
   — Ты согласен, что эти двое должны были бороться, стоя спинами друг к другу?
   — Да.
   — Но Большая Стопа приподнял лассо и развернулся. Это так? Ты должен был видеть!
   — Да, — согласился вождь после некоторого колебания.
   — Умереть должен был тот, кто оказывался под другим. Ты помнишь условие?
   — Я знаю его.
   — Ну, кто лежит внизу?
   — Большая Стопа.
   — Так значит, кто побежден? — продолжал задавать вопросы Олд Шеттерхэнд, не давая вождю опомниться.
   — Он… — вынужден был ответить тот, ибо охотник так держал штуцер, что его ствол почти касался груди индейца.
   — Ты хочешь возразить?
   Тяжелый взгляд буквально давил вождя. Он, несмотря на свою гигантскую фигуру, почему-то почувствовал себя совсем маленьким и дал ожидаемый ответ:
   — Нет, побежденный принадлежит победителю. Скажи ему, что он может его убить.
   — Мне не нужно этого говорить, поскольку он и сам все хорошо знает. Но он не сделает этого.
   — Он хочет подарить ему жизнь?
   — Это мы решим позже. Пусть до того момента Большая Стопа будет связан тем самым лассо, от которого он хотел освободиться.
   — Зачем его связывать? Он никуда не сбежит.
   — Ты ручаешься?
   — Да.
   — Чем?
   — Всей моей собственностью.
   — Хорошо. Пусть он идет, куда хочет, но после последнего поединка должен вернуться к своему победителю.
   Джемми тем временем встал и оделся. Большая Стопа тоже вскочил, прорубив себе дорогу в толпе краснокожих, которые пока не знали, выказывать ему презрение, или нет.
   Эти юта, пожалуй, еще ни разу не видели, чтобы какой-то белый, подобно этому Олд Шеттерхэнду, так обращался с ними и их вождем. Он был в их власти, но все же никто не осмеливался отказать ему в исполнении его требований. В этом была сила его личности и лишнее доказательство воздействия ореола, окутавшего истории и сказания о его подвигах.
   Вождь, безусловно, был разозлен тем, что уже двое его лучших людей проиграли, да еще противникам, которых они, казалось, превосходили по всем статьям. Теперь его взгляд упал на Хромого Френка, и настроение его тотчас улучшилось. Этот малыш был явно не в состоянии догнать Скачущего Оленя. По меньшей мере, здесь краснокожих должна ждать победа.
   Он дал знак Скачущему Оленю приблизиться, подвел его к Олд Шеттерхэнду и сказал:
   — Этот воин бегает как ветер, и еще никому из бегунов не удавалось его опередить! Может, ты сразу скажешь своему спутнику, чтобы он сдался без борьбы?
   — Нет.
   — Он умер бы быстро и без позора.
   — Разве не больший позор сдаться, не сражаясь? Разве ты не называл неодолимым Красную Рыбу и не говорил, что Большая Стопа задушит своего противника за пару минут? Ты думаешь, Скачущий Олень будет счастливее их, так гордо начинавших, но так тихо и скромно закончивших и убравшихся прочь?
   — Уфф! — воскликнул Скачущий Олень. — Я состязался с оленем!
   Олд Шеттерхэнд посмотрел на него внимательнее. Да, краснокожий по строению был прирожденный бегун, и его ноги, конечно, могли без устали покрыть большие расстояния. Но количество мозгов в его голове, похоже, никак не соответствовало длине ног.
   Хромой Френк тоже приблизился и взглянул на Оленя.
   — Что думаешь о нем? — спросил Олд Шеттерхэнд.
   — Вылитый болван из Мейссена47, который выпучил глаза перед блесткой жира в супе и не может найти бульона! — ответил в своей манере маленький саксонец.
   — Ты думаешь, что сможешь с ним состязаться?
   — Хм! Что касается его ног, то они в три раза длиннее моих. Но относительно серого вещества — надеюсь, у меня его не меньше. Давайте сначала попробуем узнать, на какую дистанцию будет бег. Может быть, головой я пробегу лучше и быстрее, нежели он ногами.
   Олд Шеттерхэнд снова повернулся к вождю:
   — Уже известно, где пройдут состязания по бегу?
   — Да. Идем, я покажу тебе.
   Олд Шеттерхэнд и Хромой Френк последовали за ним, выйдя из круга индейцев. Скачущий Олень остался позади — ему цель давно была известна. Вождь указал на юг и сказал:
   — Видишь дерево, которое стоит на полпути к лесу?
   — Да.
   — Они должны бежать до него. Победит тот, кто три раза обежит вокруг и вернется первым.