На его безукоризненном лице отразилась боль.
   — Предположим, я понимаю, о чем ты ведешь речь… немного, — допустил он, — Но что я буду делать без тебя?
   — Все, что ты делал раньше, пока не появилась я и не осложнила твое существование.
   Он вздохнул.
   — Ты говоришь об этом так спокойно.
   — Так и будет. Я не думаю, что это интересно.
   Эдвард хотел было поспорить, но передумал.
   — Спорный вопрос, — напомнил он мне.
   Внезапно Эдвард принял более формальную позу и отсадил меня в сторону, так, чтобы мы едва касались друг друга.
   — Чарли? — догадалась я.
   Эдвард улыбнулся. В следующую секунду я услышала, как полицейская машина катится по подъездной дорожке. Я потянулась и настойчиво взяла его за руку. Мой папа вполне с этим согласится.
   Чарли зашел в дом, удерживая в руках коробку с пиццей.
   — Привет, дети, — он улыбнулся мне, — Я думаю, что вам захочется сделать перерыв и отведать блюдо ко дню рождению. Голодны?
   — Конечно. Спасибо, пап.
   Чарли не делал замечаний по поводу отсутствия аппетита у Эдварда. Папа привык к его визитам на обед.
   — Вы не станете возражать, если я заберу Беллу на вечер? — спросил Эдвард, когда Чарли и я были готовы.
   Я с надеждой посмотрела на отца. Может быть, он считает, что такие праздники стоит проводить дома, с семьей — это был мой первый день рождения с ним, первый день рождения, с тех пор, как моя мама, Рене, вступила в новый брак и уехала жить во Флориду. Итак, я не знала чего ожидать.
   — Хорошо. Mariners играют с Sox сегодня вечером, — объяснил Чарли и моя надежда испарилась, — Так что я не слишком нуждаюсь в компании… Здесь. Папа поднял камеру, которую приобрел для меня по совету Рене (мне были нужны фотографии, чтобы заполнить альбом) и бросил в мою сторону. Он не учел одного — у меня всегда были проблемы с координацией. Фотоаппарат выскользнул из кончиков моих пальцев и полетел вниз. Эдвард подхватил его раньше, чем тот успел рухнуть на линолеум.
   — Отличная реакция, — заметил Чарли, — Если сегодня вечером у Калленов будет что-то забавное, Белла, ты сможешь сделать несколько снимков.
   — Хорошая идея, Чарли, — сказал Эдвард и передал камеру мне. Направив ее в сторону Эдварда, я сделала первый снимок.
   — Работает.
   — Это хорошо. Ах да, передайте привет Элис. Ее уже давненько не было, — один уголок папиного рта приподнялся.
   — Три дня, пап, — напомнила я. Чарли был без ума от Элис. Он привязался к сестре Эдварда прошлой весной, когда она помогала мне с выздоровлением. Папа был несказанно благодарен Элис, за то, что она спасла его то кошмара: почти совершеннолетняя дочь, не способная принять душ без посторонней помощи, — Я обязательно ей передам.
   — Отлично. Повеселитесь, как следует! — это было очевидным согласием. Чарли натерпелось добраться до гостиной и телевизора.
   Победоносно улыбнувшись, Эдвард взял меня за руку и потянул к выходу с кухни.
   Когда мы достигли пикапа, он снова открыл для меня пассажирскую дверь, но на этот раз я не стала спорить.
   Эдвард вел на север от Форкса, явно раздражаясь скоростью моего древнего автомобиля. Мотор гудел даже громче обычного, едва стрелка спидометра выползала за отметку пятьдесят.
   — Полегче! — предупредила я.
   — Знаешь, что бы тебе подошло? Славный маленький Ауди. Очень тихий, гораздо более мощный…
   — В моем пикапе нет ничего плохого. И кстати о дорогостоящих пустяках, надеюсь, ты не потратил денег на подарок?
   — Ни цента, — добродетельно произнес он.
   — Отлично.
   — Можешь сделать мне одолжение?
   — Смотря о чем речь.
   Эдвард вздохнул, и его прекрасное лицо вмиг сделалось серьезным.
   — Белла, последним настоящим днем рождения кого-то из нас был день рождения Эммета в 1935 году. Позволь нам маленькую слабость и не будь чересчур обидчивой сегодня вечером. Они все очень возбуждены.
   Мне всегда становилось немного не по себе, едва Эдвард произносил нечто подобное.
   — Хорошо, так и сделаю.
   — Вероятно, я должен предупредить тебя…
   — Уж пожалуйста.
   — Когда я сказал — они все. Я имел в виду всех.
   — Всех до одного? — я стала задыхаться от волнения, — Я думала Эмметт и Розали в Африке.
   В Форксе все думали, будто старшие Каллены отправились на учебу в Дартмут, но я-то знала, что к чему.
   — Эмметт захотел быть здесь.
   — Но… Розали?
   — Я знаю, Белла, не волнуйся, она будет вести себя наилучшим образом.
   Я не ответила. Как будто и впрямь могла перестать волноваться так просто. В отличие от Элис вторая — приемная. сестра Эдварда, золотистая блондинка, утонченная Розали, явно меня недолюбливала. На самом деле это чувство было немного больше, чем просто неприязнь. Для Розали я была нежеланной гостьей, посвященной в секрет ее семьи.
   Я ощущала ужасную вину в сложившейся ситуации, догадываясь, что затянувшееся отсутствие Эммета и Розали связано со мной.
   Эдвард решил сменить тему.
   — Итак, если ты не хочешь, чтобы я подарил тебе Ауди, чего же ты хочешь в свой день рождения?
   Я перешла на шепот.
   — Ты знаешь, чего я хочу.
   Сурово сдвинутые брови, образовали складку на его мраморном лице.
   — Не сегодня, Белла, пожалуйста.
   — Ладно, может быть Элис сможет дать мне то, что я хочу.
   Эдвард угрожающе зарычал.
   — Это не будет твоим последним днем рождения, Белла, — поклялся он.
   — Так не честно!
   Кажется, я услышала, как он стиснул зубы.
   В это время мы подъехали к дому. Во всех окнах первых двух этажей горел свет. Крышу над крыльцом украшал длинный ряд японских фонариков, чей мягкий свет падал на гигантские кедры вокруг дома. У входа стояли большие вазы с цветами — розами нежного оттенка.
   Я застонала.
   Эдвард сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться.
   — Это вечеринка, — напомнил он мне, — Попробуй повеселиться.
   — Конечно, — пробормотала я.
   Он обошел машину, чтобы открыть мою дверь, а затем протянул мне руку.
   — У меня есть вопрос.
   Он настороженно ждал.
   — Если я проявлю эту пленку, — начала я, поигрывая фотоаппаратом — Ты получишься на фото?
   Эдвард засмеялся. Он помог мне выйти из машины, втянул вверх по степеням и беззвучно улыбаясь, открыл передо мной дверь.
   Его семья ждала нас в светлой гостиной. Едва я появилась в дверях, они поприветствовали меня, закричав хором — С днем рождения, Белла! — Я зарделась и опустила глаза. Все горизонтальные поверхности, должно быть по инициативе Элис, были заставлены розовыми свечами и десятками хрустальных вазочек с цветами. Роль стола, с белой драпированной скатертью, выполнял грандиозный рояль Эдварда, заставленный розовыми кексами, все теми же розами, множеством стеклянных тарелок и небольших серебристых коробочек.
   Это было в сто раз хуже, чем я могла себе представить.
   Поняв мое горе, Эдвард ободряюще обвил руку вокруг моей талии и поцеловал меня в макушку.
   Родители Эдварда, Карлайл и Эсми — невероятно молодые и как всегда прекрасные — стояли ближе всех к двери. Эсми бережно сжала меня в объятиях, ее мягкие, карамельного цвета волосы, легко коснулись моей щеки, когда она целовала меня в лоб, рука Карлайла обвила мои плечи.
   — Прости за это, Белла, — прошептал он, — мы не смогли остановить Элис.
   Розали и Эмметт остановились сзади них. Розали не улыбалось, но взгляд, по крайней мере, не был свирепым. Рот Эмметта растянулся в широкой ухмылке. Прошли месяцы с тех пор, как я последний раз их видела. Я уже забыла, как великолепна Розали — это едва ли не ранило, при взгляде на нее. И Эмметт всегда был таким… крупным?
   — Ты совсем не изменилась, — сказал он с притворным разочарованием, — Я ожидал заметных перемен, а здесь ты, как всегда розовощекая.
   — Спасибо большое, Эмметт, — сказала я, еще больше заливаясь краской.
   Он засмеялся и подмигнул Элис, — Не делай ничего интересного, пока меня не будет.
   — Я постараюсь.
   Элис отпустила руку Джаспера и вышла вперед, ее зубы искрились в ярком свете.
   Джаспер тоже улыбнулся, но предпочитал держаться на расстоянии. Высокий и белокурый, он наклонился, поставив ногу на ступень лестницы.
   — Время открывать подарки, — объявила Элис. Она положила прохладную руку на мой локоть и потянула меня к столу с пирожными и блестящими коробочками. Я придала лицу страдальческое выражение.
   — Элис, я же говорила, что ничего не хочу…
   — Но я этого не слышала, — прервала она самодовольно, — Открой.
   Элис взяла фотоаппарат у меня из рук, заменив его крупной квадратной коробочкой серебристого цвета. Она была такой легкой, что на первый взгляд показалась пустой.
   Надпись сверху гласила, что это был подарок Эмметта, Розали и Джаспера. Я неуверенно разорвала бумагу, желая узнать, что спрятано внутри. Судя по наличию цифр в названии, там было что-то электрическое. Я открыла коробку, надеясь узнать больше. Но она оказалась пустой…
   — М.… спасибо.
   Розали резковато улыбнулась. Джаспер рассмеялся.
   — Это стерео для твоего пикапа, — объяснил он, — Эмметт установит его прямо сейчас, чтобы ты не смогла вернуть подарок назад.
   Элис все время стояла на шаг впереди меня.
   — Спасибо, Джаспер, Розали, — сказала я и улыбнулась, вспомнив, как Эдвард жаловался на мое радио сегодня днем, — Спасибо Эмметт, — произнесла я уже громче.
   — Теперь открой мой, а после — Эдварда, — сказала Элис. Возбуждение дело ее голос похожим на трель. Она держала в руках маленький, плоский квадрат.
   Я бросила на Эдварда свирепый взгляд.
   — Ты же обещал!
   — Я не тратил денег, — заверил меня Эдвард. Он убрал прядь волос с моего лица, и кожу защипало от этого прикосновения.
   Я глубоко вздохнула и повернулась к Элис.
   — Давай, — сдалась я.
   Эмметт довольно захихикал.
   Я взяла маленькую упаковку, повернувшись к Эдварду, в то время как кончик моего пальца коснулся бумаги.
   — Снимай, — пробормотала я, и острый край обертки порезал мою кожу. Я тут же отдернула палец, рассматривая повреждение. Одна единственная капелька крови выступила над крошечным порезом.
   Дальнейшие события разворачивались очень быстро.
   — Нет! — взревел Эдвард.
   Загораживая своим телом, он опрокинул меня на спину, поперек стола. Я почувствовала, как задела пирожные, подарки, цветы и посуду. Мое тело лежало на груде осколков.
   Джаспер бросился на Эдварда. Грохот был таким, будто столкнулись две скалы.
   Из груди Джаспера доносилось звериное рычание.
   Эмметт схватил его сзади и в следующую секунду блокировал его движения. Но Джаспер продолжал вырываться. Его дикие, пустые глаза были сфокусированы на мне.
   После удара наступила дикая боль. Я обрушилась на пол с рояля, инстинктивно вытянув руки вперед, как раз туда, где поблескивало битое стекло. По руке от запястья до локтя тут же пробежала жгучая боль.
   Ошеломленная и растерянная, я наблюдала, как алая кровь сочится из моих ран под лихорадочными взглядами шести внезапно проголодавшихся вампиров.

Глава 2
Шов

   Карлайл не единственный, кто остался невозмутимым. Столетия опыта в отделении скорой помощи явственно прозвучали в его тихом, властном голосе.
   — Эмметт, Роз, выведите Джаспера наружу.
   На этот раз не улыбаясь, Эмметт кивнул.
   — Пошли, Джаспер.
   Джаспер боролся с нерушимой хваткой Эмметта, изворачиваясь, приближаясь к брату оскалив зубы, он все еще не пришел в себя.
   Лицо Эдварда было белее кости, пока он кружился, пригибаясь надо мной, занимая оборонительную позицию. Низкое предостерегающее рычание выскальзывало из его сжатых зубов. Я знала, что он не дышал.
   Розали, ее божественное лицо, странно самодовольное, находилось на безопасном расстоянии от зубов Джаспера, она помогала Эмметту продвигаться с Джаспером через стеклянную дверь, которую Эсми держала открытой, прижимая другую руку к губам и носу.
   Лицо Эсми, в форме сердечка, выражало стыд.
   — Я так сожалею, Белла, — она плакала, когда последовала за остальными во двор.
   — Позволь мне, Эдвард, — пробормотал Карлайл.
   Прошла секунда, и затем Эдвард медленно кивнул, расслабляясь.
   Карлайл встал на колени около меня, близко наклоняясь, чтобы осмотреть мою руку.
   Я чувствовала выражение шока, застывшего на моем лице, и я постаралась его подавить.
   — Держи, Карлайл, — сказала Элис, протягивая ему полотенце. Он покачал головой. — Слишком много стекла в ране, — он потянулся и оторвал длинный кусок белой скатерти. Он обмотал его вокруг моей руки выше локтя, наподобие жгута. Запах крови вызывал головокружение. В ушах звенело.
   — Белла, — сказал мягко Карлайл, — Хочешь, чтобы я отвез тебя в больницу, или лучше позаботиться об этом здесь?
   — Здесь, пожалуйста, — прошептала я. Если он отвезет меня в больницу, то это никак не скроешь от Чарли.
   — Я принесу твою сумку, — сказала Элис.
   — Давай отведем ее к кухонному столу, — сказал Карлайл Эдварду.
   Эдвард без усилий меня поднял, пока Карлайл осторожно поддерживал давление на моей руке.
   — Как ты себя чувствуешь, Белла? — спросил Карлайл.
   — Я в порядке, — мой голос был довольно твердым, что порадовало меня.
   Лицо Эдварда было как камень.
   Элис была здесь. Черная сумка Карлайла уже лежала на столе, небольшой, но сверкающий лучик света отражался от стола на стену. Эдвард бережно меня усадил на стул, Карлайл выдвинул другой. Он сразу погрузился в работу.
   Эдвард стоял надо мной, все еще защищая, все еще не дыша.
   — Просто уходи, Эдвард, — я вздохнула.
   — Я смогу это вынести, — настаивал он. Но его челюсть была неподвижна; его глаза горели, с такой жаждой он боролся, до такой степени ему было сложнее, чем остальным.
   — Тебе не надо быть героем, — сказала я. — Карлайл может все сделать и без твоей помощи. Подыши свежим воздухом.
   Я вздрогнула, когда Карлайл уколол мою руку.
   — Я остаюсь, — сказал он.
   — Почему ты такой мазохист? — пробормотала я.
   Карлайл решил вступиться.
   — Эдвард, с таким же успехом ты можешь пойти и найти Джаспера, пока он не ушел далеко. Я уверен, он расстроен из-за произошедшего, и я сомневаюсь, что он послушает сейчас кого-нибудь кроме тебя.
   — Да, — я горячо согласилась.
   — Иди и найди Джаспера.
   — Ты лучше сделай что-нибудь полезное, — добавила Элис.
   Глаза Эдварда сузились, когда мы на него набросились, но, в конце концов, он кивнул и беспрекословно удалился через кухонную дверь. Я была уверенна, что он не сделал ни одного вздоха с того момента, как я порезала палец.
   Онемение, смертельное чувство растеклось по моей руке.
   Хотя оно и притупило боль от укола, оно напомнило мне о глубокой ране, и я тщательно смотрела на лицо Карлайла, стараясь отвлечься от того, что делали его руки. Его волосы мерцали золотом в ярком свете, когда он склонялся над моей рукой. Я чувствовала слабые позывы обморока, но я решила не позволять моей обычной слабости взять вверх. Сейчас не было боли, только нежное тянущее ощущение, которое я пыталась игнорировать. Не было причин вести себя как ребенок.
   Если бы она не была в поле моего зрения, я бы не заметила, как Элис сдалась и начала прокрадываться к выходу из комнаты. С крошечной извиняющейся улыбкой на губах, она исчезла сквозь дверной проем кухни.
   — Что ж, теперь все, — я вздохнула. — Я могу отчистить комнату, по крайне мере.
   — Это не твоя вина, — Карлайл утешил меня посмеиваясь. — Это могло произойти с каждым.
   — Могло, — повторила я. — Но обычно происходит только со мной.
   Он снова засмеялся.
   Его невозмутимое спокойствие удивительно контрастировало с реакцией остальных. Я не могла найти ни одного следа беспокойства на его лице. Он работал быстрыми уверенными движениями. Кроме звука нашего дыхания слышен был мягкий звон, звон, когда крохотные кусочки стекла падали один за другим на стол.
   — Как ты можешь это выносить? — я потребовала объяснения. — Даже Эллис и Эсми…
   Я умолкла, качая головой от удивления. Хотя, остальные и приняли традиционную диету вампиров также как и Карлайл, он единственный, кто мог вынести запах моей крови, не мучаясь сильным искушением.
   — Годы и годы практики, — сказал он мне. — Я всего лишь замечаю аромат, ничего более.
   — Как ты думаешь, тебе было бы сложнее, если бы ты уехал в отпуск на длительное время. И вокруг не было бы крови?
   — Может быть, — он пожал плечами, но руки оставались не подвижными. — Я никогда не чувствовал необходимость в длительном отпуске, — он сверкнул ослепительной улыбкой в мою сторону. — Я слишком наслаждаюсь своей работой.
   Дзинь, дзинь, дзинь. Я удивилась, сколько стекла оказалось в моей руке. Мне захотелось посмотреть на растущую кучку, чтобы проверить количество, но я знала, что эта идея не очень полезна моей стратегии — без рвоты.
   — Чем именно ты наслаждаешься? — удивилась я. Для меня это не имело смысла. Годы борьбы и самоконтроля, которые он, должно быть, потратил для достижения того момента, когда он смог это так легко переносить. Кроме того, я хотела поддержать разговор с ним; беседа отвлекала от ощущений в желудке.
   Его темные глаза были спокойными и вдумчивыми, когда он ответил.
   — Хм. Больше всего я наслаждаюсь, когда мои… возросшие способности позволяют мне спасать кого-то, кто иначе был бы потерян. Приятно знать, что благодаря им я могу сделать жизни некоторых людей лучше. Время от времени даже обоняние полезный диагностический инструмент. — он улыбнулся одним уголком рта.
   Я размышляла над услышанным, пока он осматривал, удостоверяясь, что все осколки извлечены. Затем он порылся в своей сумке в поиске новых инструментов, и я постаралась не представлять себе иглу и нитку.
   — Ты слишком стараешься возместить то, в чем нет твоей вины, — предположила я, когда новое тянущее ощущение возникло на краях порезов. — Я имею в виду, ты не просил об этом. Ты не выбирал такой вид жизни, и ты не должен так тяжело работать, чтобы быть хорошим.
   — Я не думаю, что восполняю что-то, — не согласился он. — Как и все в жизни, я только должен был решить, что сделать, с тем, что мне дали.
   — Это кажется слишком легким.
   Он снова осмотрел мою руку.
   — Вот так, — сказал он, отрезая нитку. — Теперь все.
   Он достал большую ватную палочку, с нее капала цветная сиропообразная жидкость, и протер весь участок операции. Запах был странный, от него голова закружилась. Жидкость окрасила мою кожу.
   — В начале, — я сжалась, когда он начал туго обматывать мою руку длинным бинтом. — Почему ты даже не подумал попробовать другой путь, вместо очевидного?
   Он улыбнулся.
   — Разве Эдвард не рассказал тебе эту историю?
   — Да. Но я пытаюсь понять, о чем ты думал …
   Его лицо внезапно снова стало серьезным, и я задалась вопросом, подумал ли он том же, о чем я. Интересно, о чем бы я думала — я отвергла эту мысль — если бы это произошло со мной.
   — Ты знаешь, что мой отец был священником, — он погрузился в размышления пока тщательно убирал со стола, вытирая все влажной марлей. Запах спирта ударил мне в нос. — У него было довольно резкое суждение о мире, которое я уже начинал ставить под вопрос, еще до того как я изменился.
   Карлайл убрал грязную марлю и осколки в пустую прозрачную чашу. Я не понимала, что он делает, даже когда он зажег спичку. Затем он бросил спичку на пропитанные спиртом волокна, и внезапно вспыхнувшее пламя заставило меня подскочить.
   — Извини, — сказал он. — Так надо… Таким образом, я не согласился со специфической верой моего отца. Но никогда, почти за все эти четыреста лет с момента моего рождения, я не сомневался в существовании Бога в какой-либо форме. Даже видя отражение в зеркале.
   Я притворилась, что осматриваю повязку на руке, чтобы скрыть удивление от того, в какое русло потекла наша беседа. Из всех моих мыслей, мысль о религии была последней, о которой я подумала. Моя собственная жизнь была довольно далека от веры. Чарли считал себя лютеранином, так как это была вера его родителей, но воскресенья он проводил у реки с удочкой в руках. У Рене время от времени были периоды, когда она посещала церковь, но также недолго, как и ее занятия теннисом, глиняной посудой, йогой и французским, и так далее, пока я не узнавала о ее новом увлечении.
   — Я уверен, что все это странно слышать, тем более от вампира. — он усмехнулся, зная, что обыденное использование этого слова не шокирует меня. — Но я надеюсь, что в этой жизни все еще есть место даже для нас. Признаю, это смелое предположение он небрежно продолжил, — По общему мнению, мы прокляты не взирая ни на что. Но я надеюсь, возможно, это глупо, что у нас есть еще небольшой шанс, чтобы попытаться.
   — Я не думаю что это глупо, — пробормотала я. Я не могла вообразить, что кто-то остался равнодушен к Карлайлу, ведь в нем было что-то божественное. Кроме того, единственный вид небес, которые я смогла бы оценить, включали в себя Эдварда. — И я не думаю, что кто-то со мной не согласился бы.
   — В действительности, ты первая кто со мной согласился.
   — Остальные не разделяют твою точку зрения? — спросила я, удивленная, в частности, думая только об одном человеке.
   Карлайл снова изменил ход моих мыслей.
   — Эдвард согласен со мной, до определенного момента. Бог и небеса существуют … также как и ад. Но он не верит, что для нашего вида существует загробная жизнь.
   Голос Карлайла был очень нежным; он задумчиво смотрел в темноту большого окна. — Понимаешь, он думает, что мы потеряли наши души.
   Я сразу же вспомнила слова Эдварда, сказанные им днем:
   — Пока тебе не угрожает гибель — в противном случае мы сделаем это.
   Над моей головой мигнула лампочка.
   — В этом вся проблема, не так ли? — предположила я. — Именно поэтому ему так трудно сделать это со мной.
   Карлайл медленно заговорил.
   — Я смотрю на моего… сына. Его сила, его доброта, его сияющее великолепие — все это питает надежду и веру, больше чем когда-либо. Как может не быть большего для такого, как Эдвард?
   Я пылко кивнула, соглашаясь.
   — Но если бы я верил в тоже что и он… — Карлайл посмотрел вниз на меня бездонными глазами. — Если бы ты верила также как и он… смогла бы ты забрать его душу?
   Я не могла ответить на этот вопрос.
   Если бы он спросил меня, смогла бы я рискнуть своей душой ради Эдварда, ответ был бы очевидным. Но рискнула бы я душой Эдварда? Я с сожалением сжала губы. Это был несправедливый обмен.
   — Ты понимаешь.
   Я качнула головой, зная о своем упрямом подбородке. Карлайл вздохнул.
   — Это мой выбор, — настаивала я.
   — И его тоже, — он поднял руку, увидев, что я готова поспорить. — Так или иначе, но он будет ответственен за сделанное с тобой.
   — Он не единственный кто может это сделать, — я осторожно глянула на Карлайла.
   Он засмеялся, внезапно его настроение улучшилось.
   — О, нет! Ты должна сначала решить этот вопрос с ним, — но потом он вздохнул. — Это — первая часть, где я никогда не буду уверен, что я сделал все от меня зависящее, с тем, с чем мне пришлось столкнуться. Но действительно ли это было правильно, обрекать остальных на такую жизнь? Я не могу решить.
   Я не ответила. Я представила, на что была бы похожа моя жизнь, если бы Карлайл не поддался искушению изменить свое одинокое существование… и задрожала.
   — Именно мать Эдварда изменила мое мнение, — голос Карлайла снизился до шепота. Он не отрываясь смотрел в окно не замечая темноту.
   — Его мать?
   Всякий раз, когда я спрашивала Эдварда о родителях, он просто говорил, что они давно умерли, и он их смутно помнит. Я поняла, что Карлайл очень хорошо их помнит, не смотря на краткость их знакомства.
   — Да. Ее звали Элизабет. Элизабет Мэйсон. Его отец, Эдвард старший, не приходил в сознание в больнице. Он умер в первой волне гриппа. Но Элизабет была в сознании почти до самого конца. Эдвард очень на нее похож — у нее был тот же странный бронзовый оттенок волос, и ее глаза были точно такого же зеленого цвета.
   — У него были зеленые глаза? — пробормотала я, пытаясь их представить.
   — Да… — глаза Карлайла цвета охры унеслись в прошлое на сто лет назад. — Элизабет одержимо волновалась о сыне. Она теряла собственные шансы на выздоровление, пытаясь ухаживать за ним со своей больничной койки. Я ожидал, что он уйдет первым, ему было гораздо хуже, чем ей. Когда пришло время, она умерла очень быстро. Это случилось сразу после заката, я только что пришел сменить других докторов, работавших целый день. В то время трудно было притворяться, было много работы, и мне не нужен был отдых. Я ненавидел возвращаться домой, скрываться в темноте, притворяться спящим, пока столько людей умирало.
   Сначала я пошел проверить Элизабет и ее сына. Я всегда относился к этому осторожно, принимая во внимание хрупкую человеческую природу. Я видел, что ее состояние ухудшается. Лихорадка усилилась, ее состояние трудно было контролировать, ее тело было слишком слабым, чтобы бороться дальше. Она не выглядела слабой, когда пристально смотрела на меня со своей больничной койки.
   — Спаси его! — скомандовала она мне хриплым голосом, на который было способно ее горло.
   — Я сделаю все, что в моих силах — пообещал я, беря ее за руку. Жар был настолько сильным, что она даже не заметила насколько неестественно холодна была моя кожа. По сравнению с ее кожей все было холодным.
   — Ты должен — настаивала она, хватаясь за мою руку с такой силой, что я удивился, переживет ли она кризис. Ее глаза были тверды, как камни, как изумруды. — Ты должен сделать все, что в твоей власти. Что не смогут сделать другие, ты должен сделать для моего Эдварда.