Майер Стефани. Новолуние

   Это испугало меня. Она пристально смотрела на меня этим глубоко проникающим взглядом, и на одно мгновение я уверился, что она знает мою тайну. Потом ею овладела лихорадка, и она так и не пришла в себя. Через час после этого разговора она умерла.
   Я потратил десятилетия, рассматривая идею создания для себя компаньона. Только такое же существо могло действительно понять меня, не надо было больше притворяться. Но я так и не смог оправдать, то, что сделали со мной.
   Там лежал умирающий Эдвард. Было ясно, что у него в запасе мало времени. По сравнению с ним лицо его матери не было мирным, даже после смерти.
   Карлайл видел все это снова, его память не была затуманена прошедшим столетием. Я также могла видеть это ясно, пока он говорил — отчаяние больницы, подавляющая атмосфера смерти, Эдвард, горящий в лихорадке, его жизнь, уходящая с каждым часом… я снова задрожала и с трудом представила картину в голове.
   — Слова Элизабет эхом отражались в моей голове. Как она догадалась, что я могу? Неужели кто-нибудь действительно пожелал бы такое своему сыну?
   Я посмотрел на Эдварда. Даже больным, он все еще был красив. В его лице было что-то чистое и хорошее. Я бы хотел, что бы такое лицо было у моего сына.
   После всех тех лет нерешительности, я просто действовал по прихоти. Сначала я отвез его мать в морг и затем возвратился за ним. Никто не заметил, что он все еще дышал. Было недостаточно рук, недостаточно глаз, чтобы уследить за всеми нуждающимися пациентами. В морге было пусто — не было живых, по крайней мере. Я тайно вынес его через черный выход, и нес по крышам до своего дома.
   Я не был уверен, что нужно делать. Я постепенно восстанавливался от ран, полученных мной столетиями ранее в Лондоне. Позже я сожалел об этом. Это было слишком болезненно и длилось медленнее, чем было необходимо.
   Я все же не сожалею. Я никогда не сожалел, что я спас Эдварда, — он тряхнул головой, возвращаясь в настоящее. Он улыбнулся мне. — Думаю, теперь я должен отвести тебя домой.
   — Я отвезу, — сказал Эдвард. Он вошел через темную столовую, двигаясь слишком медленно. Его лицо было спокойно, по нему ничего нельзя было прочесть, но было что-то не так с его глазами — кое-что, что ему было сложно скрыть. Я почувствовала спазм тревоги в животе.
   — Карлайл может меня отвезти, — сказала я. Я посмотрела на свою футболку; светло-толубой хлопок пропитался кровью. Мое правое плечо было покрыто толстой розовой коркой.
   — Я в порядке, — голос Эдварда был бесстрастен. — Тебе все же нужно переодеться. У Чарли будет сердечный приступ от твоего вида. Я попрошу Эллис дать тебе что-нибудь.
   Он снова вышел в кухонную дверь.
   Я смотрела на Карлайл с тревогой.
   — Он очень расстроен.
   — Да, — Карлайл согласился. — Сегодня вечером произошло то, чего он больше всего боялся. Ты подвергаешься опасности, из-за нашей сущности.
   — Это не его вина.
   — Также как и не твоя.
   Я отвела взгляд от его мудрых, красивых глаз. Я не могла согласиться с этим.
   Карлайл предложил мне руку и помог встать из-за со стола. Я последовала за ним гостинную. Вернулась Эсми; она вытирала пол там, где я упала. Чувствовался отчетливый запах отбеливателя.
   — Эсми, позволь мне убрать, — я почувствовала, как мое лицо снова покраснело.
   — Я уже все сделала, — она улыбнулась мне. — Как ты себя чувствуешь?
   — Все хорошо, — уверила я ее. — Карлайл зашивает быстрее, чем любой другой доктор, у которого я была.
   Они оба засмеялись.
   Элис и Эдвард вошли через черный ход. Элис поспешила в мою сторону, но Эдвард медлил, выражение лица было трудно разобрать.
   — Пошли, — сказала Элис. — Я дам одеть что-нибудь менее мрачное.
   Она нашла мне футболку Эсми похожего цвета. Я была уверена, Чарли не заметит. Длинный белый бандаж, не забрызганный кровью, на моей руке смотрелся не так уж серьезно. Чарли никогда не удивится, увидев меня перевязанной.
   — Элис, — прошептала я, как только она подошла к двери.
   — Да? — она тоже понизила голос и посмотрела на меня с любопытством, качнув головой в сторону.
   — Насколько все плохо? — я не могла убедиться, было ли в пустую говорить шепотом. Даже при том, что мы были наверху, с закрытой дверью, возможно он мог слышать меня. Ее лицо напряглось.
   — Я еще не уверена.
   — Как Джаспер?
   Она вздохнула.
   — Он очень расстроен. Это вызов для него и он ненавидит чувство слабости.
   — Это не его вина. Скажи ему, что я не сержусь на него, совсем. Скажешь?
   — Конечно.
   Эдвард ждал меня у парадной двери. Как только я добралась до конца лестницы, он без слов открыл дверь.
   — Возьмите свои вещи! — крикнула Элис, пока я осторожно шла к Эдварду. Она достала два свертка, один из которых был полуоткрыт, и мой фотоаппарат из-тод фортепьяно, вложив их в мою здоровую руку. — Ты сможешь меня поблагодарить позже, когда их откроешь.
   Эсми и Карлайл оба сказали тихое — спокойной ночи. Я видела, как они украдкой глянули на своего безразличного сына, также как и я.
   Я испытала облегчение, оказавшись снаружи. Я поспешила мимо фонарей и роз, теперь навевавшие неприятные воспоминания. Эдвард тихо шел в ногу со мной. Он открыл пассажирскую дверь для меня, и я взобралась без жалоб.
   На приборной панели была большая красная лента, украшавшая новое стерео. Я сорвала ее, бросая на пол. Когда Эдвард скользнул с другой стороны, я запинала ленту под свое сидение.
   Он не смотрел ни на меня, ни на стерео. Ни один из нас не включил его, и тишина усугубилась внезапным грохотом двигателя. Он вел слишком быстро вниз по темной извилистой дороге переулка.
   Тишина сводила меня с ума.
   — Скажи что-нибудь, — попросила я наконец, когда он свернул на автостраду.
   — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — спросил он невозмутимым голосом.
   Я съежилась от его отдаленности.
   — Скажи, что ты меня прощаешь.
   Это вызвало вспышку жизни на его лице — вспышку гнева.
   — Простить тебя? За что?
   — Если бы я была более осторожной, ничего этого бы не случилось.
   — Белла, ты просто порезалась бумагой — едва ли это заслуживает смертной казни.
   — Все равно это моя вина.
   Мои слова прорвали плотину.
   — Твоя вина? Если бы ты порезалась в доме Майка Ньютона, с Джессикой и Анжелой или другими своими нормальными друзьями, самое худшее, возможно, было бы, что? Возможно, они не смогли бы найти бинты? Если ты опрокинула и свалила бы груду тарелок на себя — даже без помощи толкающего — то даже тогда, что могло бы произойти серьезнее? Ты испачкала бы кровью сиденье машины, пока они бы везли тебя в больницу? Майк Ньютон, возможно, держал бы тебя за руку пока тебя зашивали — и он бы не испытывал позывы убить тебя за все время что он был там. Не принимай ничего из этого на свой счет, Белла. Все это только заставит меня чувствовать еще большее отвращение к самому себе.
   — Как, черт возьми, Майк Ньютон попал в этот разговор? — возмутилась я.
   — Майк Ньютон попал в этот разговор, потому что Майк Ньютон, черт возьми, будет гораздо лучшей парой для тебя, — зарычал он.
   — Я лучше умру чем буду с Майком Ньютоном, — запротестовала я. — Я лучше умру, чем буду с кем-то кроме тебя.
   — Не драматизируй, пожалуйста.
   — Тогда ты не будь смешным.
   Он не ответил. Он пристально смотрел в ветровое стекло, его лицо было мрачным.
   Я отчаянно пыталась найти способ спасения сегодняшнего вечера. Когда мы остановились перед моим домом, я все еще ничего не придумала. Он заглушил двигатель, но его руки продолжали сжимать руль.
   — Ты останешься сегодня? — спросила я.
   — Мне необходимо идти домой.
   Меньше всего я хотела, чтобы он ушел в раскаяньях.
   — Ради моего дня рождения, — надавила я.
   — Ты не можешь иметь все сразу — или ты хочешь, чтобы люди игнорировала твой день рождения, или нет.
   Его голос был строг, но не так серьезен как прежде. Я тихо вздохнула с облегчением.
   — Хорошо. Я решила, что не хочу, чтобы ты игнорировал мой день рождение. Увидимся на верху.
   Я повернулась назад, забирая подарки. Он нахмурился.
   — Ты не должна брать эти.
   — Я хочу их, — я ответила автоматически, и затем задалась вопросом, использовал ли он обратную психологию.
   — Нет, не хочешь. Карлайл и Эсми потратили деньги на тебя.
   — Я переживу.
   Я неловко взяла подарки здоровой рукой, хлопнув дверцей позади себя. Меньше чем через секунду он уже вылез из грузовика и был рядом со мной.
   — По крайне мере дай мне их понести, — сказал он, забирая их. — Я буду в твоей комнате.
   Я улыбнулась.
   — Спасибо.
   — С днем рождения, — вздохнул он и склонился, чтобы прикоснуться своими губами к моим.
   Я поднялась на цыпочки для поцелуя, но он уже оторвался. Он улыбнулся моей любимой улыбкой и исчез в темноте.
   Игра все еще продолжалась; когда я зашла через парадную дверь я услышала голос комментатора перекрикивающего голос толпы.
   — Белл? — позвал Чарли.
   — Привет, пап, — сказала я, повернув за угол. Я прижимала руку близко к телу. Рука горела, и я сморщила нос. Очевидно, действие обезболивающего прекращалось.
   — Ну как все прошло? — Чарли, развалившись, сидел на диване с босыми ногами, опираясь на руку.
   — Эллис разошлась не на шутку. Цветы, торт, свечи, подарки — всего понемногу.
   — Что они тебе подарили?
   — Стерео для грузовика. И еще несколько, которые я пока не открывала.
   — Ого!
   — Ага, — согласилась я. — Ладно, уже ночь на дворе.
   — Увидимся утром.
   Я качнулась.
   — Увидимся.
   — Что случилось с твоей рукой?
   Я покраснела и тихо чертыхнулась.
   — Я споткнулась. Ничего серьезного.
   — Белла, — он вздохнул, покачивая головой.
   — Спокойной ночи, папа.
   — Увидимся утром.
   Я заторопилась в ванную, где хранила пижаму для таких ночей как эта. Я пожала плечами, поправляя топ и хлопковые штаны, которыми я заменила дырявые тренировочные брюки, которые обычно одевала в постель, и вздрогнула, когда задела шов. Умывшись одной рукой и почистив зубы, я поторопилась к себе в комнату.
   Он сидел в центре кровати, лениво поигрывая одной из серебряных коробочек.
   — Привет, — сказал он. Его голос был грустным.
   Я подошла к кровати, вытащила подарки из его рук, и взобралась к нему на колени.
   — Привет, — я прижалась к его каменной груди. — Теперь я могу открыть свои подарки?
   — Откуда столько энтузиазма? — удивился он.
   — Ты делаешь меня любопытной.
   Я взяла длинный плоский прямоугольник, который, видимо, был от Карлайла и Эсми.
   — Позволь мне, — предложил он. Он взял подарок из моей руки, разорвал фольгу одним плавным движением и вручил мне прямоугольную белую коробочку.
   — Ты уверен, что я справлюсь с открытием крышки? — пробормотала я, но он проигнорировал меня.
   В коробке была длинный листок плотной бумаги с большим количеством мелкого шрифта. Мне потребовалась минута, чтобы понять, о чем речь.
   — Мы едем в Джэксонвилл? — Я была взволнована, даже для самой себя. Это был ваучер на билеты на самолет, для меня и для Эдварда.
   — Так было задумано.
   — Я не могу в это поверить. Вот Рене удивится! Ты ведь не возражаешь? Там солнечно, тебе придется сидеть в здании целый день.
   — Я думаю, справлюсь, — сказал он и затем нахмурился. — Если бы я знал, что ты так отреагируешь на подарок, то я заставил бы тебя открыть его перед Карлайлом и Эсми. Я думал, что ты будешь жаловаться.
   — Конечно, это слишком. Но я собираюсь взять тебя с собой!
   Он захихикал.
   — Теперь я жалею, что не потратил деньги на твой подарок. Я не представлял себе, что ты способна быть разумной.
   Я отложила билеты и дотянулась до его подарка, мое любопытство разгоралось. Он взял его у меня и развернул также как и первый.
   Он возвратил прозрачную коробочку CD с чистым серебряным компакт-диском внутри.
   — Что это? — спросила я озадаченно.
   Он промолчал; взял компакт-диск и вставил его в проигрыватель на ночном столике. Он нажал — плэй-ни мы замерли в тишине. Потом заиграла музыка.
   Я слушала, безмолвно и с широко открытыми глазами. Я знала, что он ждал моей реакции, но я не могла говорить. Слезы хлынули, и я вытерла их прежде, чем они потекли по щекам.
   — Рука болит? — спросил он встревожено.
   — Нет, дело не в руке. Это прекрасно, Эдвард. Ты не мог подарить мне ничего другого, что я полюбила бы так сильно. Я не могу в это поверить.
   Я замолчала, чтобы послушать. Это была его музыка, его произведения. Первая пьеса на CD была моей колыбельной.
   — Я не думал, что ты позволишь притащить сюда фортепиано, а так я смог тебе сыграть здесь, — объяснил он.
   — Ты прав.
   — Как твоя рука?
   — Все прекрасно.
   Вообще то, она начинала пульсировать под повязкой. Мне нужен был лед. Я согласилась бы на его руку, но это отдалило бы его от меня.
   — Я принесу тебе Тайленол.
   — Мне ничего не нужно, — возразила я, но он ссадил меня с коленей и направился к двери.
   — Чарли, — зашипела я. Чарли не знал, что Эдвард часто оставался у меня. У него был бы удар, если бы ему стало все известно. Но я не чувствовала себя виноватой обманывая его. Ведь мы не делали того, чего бы он не хотел.
   — Он меня не поймает, — пообещал Эдвард, тихо исчезая за дверью… и вернулся раньше, чем дверь акрылась. В одной руке он держал стакан из ванной, а в другой таблетки.
   Не споря, я выпила таблетки, которые он вручил мне — я знала, что проиграю спор.
   К тому же, рука действительно начала меня беспокоить. Моя колыбельная, нежная и прекрасная, продолжала звучать.
   — Уже поздно, — заметил Эдвард.
   Он поднял меня с кровати одной рукой, сдернул покрывало другой и положил меня на подушку, подоткнув одеяло со всех сторон. Лег рядом со мной на одеяло, чтобы мне не было холодно, и обнял. Я положила голову ему на плечо и счастливо вздохнула.
   — Еще раз спасибо, — прошептала я.
   — Пожалуйста.
   На несколько минут воцарилась тишина, пока я слушала окончание своей колыбельной. Началась следующая песня. Я узнала любимую песню Эсми.
   — О чем ты думаешь? — спросила я шепотом.
   Он колебался несколько секунд прежде, чем мне ответить.
   — Вообще-то я думал о — правильном-ни — ошибочном.
   Я почувствовала, как холодок пробежал по позвоночнику.
   — Помнишь, как я решила, что хочу, чтобы ты не игнорировал мой день рождения? — я спросила быстро, надеясь, что было не слишком ясно, что я хочу отвлечь его.
   — Да, — он осторожно согласился.
   — Хорошо, я думаю раз все еще мой день рождения, я хочу чтобы ты снова меня поцеловал.
   — Ты прожорлива сегодня.
   — Да, я прожорлива, но, пожалуйста, не делай того, чего не хочешь делать, — добавила я, задетая.
   Он засмеялся, и затем вздохнул.
   — Небеса не позволяют делать, то что я не хочу делать, — сказал он странно отчаянным тоном, протягивая руку к моему подбородку и поворачивая мое лицо к своему.
   Поцелуй начался почти так же обычно, Эдвард был осторожен как всегда, и мое сердце начало слишком остро реагировать, как и всегда. И затем что-то изменилось. Внезапно его губы стали более настойчивыми, его свободная рука запуталась в моих волосах и сильнее прижала мое лицо в его лицу. И хотя, мои руки тоже запутались в его волосах, и я начала пересекать, установленные им границы, на этот раз он не остановил меня. Его тело было холодным, но я страстно прижималась к нему.
   Он резко остановился и нежно отодвинул меня крепкими руками.
   Я свалилась обратно на подушку, задыхаясь, голова кружилась. Что-то зашевелилось в памяти, неуловимо, на грани.
   — Прости, — сказал он, тоже затаив дыхание. — Я превысил границы.
   — Я не возражаю, — я задыхалась.
   Он, нахмурившись, посмотрел на меня в темноте.
   — Попробуй уснуть, Белла.
   — Нет, я хочу, чтобы ты поцеловал меня снова.
   — Ты слишком высоко оцениваешь мое самообладание.
   — Что тебя больше соблазняет: моя кровь или мое тело? — я бросала вызов.
   — Связь того и другого. — он коротко усмехнулся сам себе, и затем снова стал серьезным. — Теперь, почему бы тебе не перестать испытывать на прочность свою удачу и попробовать уснуть?
   — Прекрасно, — согласилась я, прижимаясь ближе к нему. Я действительно чувствовала себя обессиленной. Это был долгий день во всех смыслах и я не чувствовала никакого облегчения от его завершения. Как будто завтра случится что-то гораздо хуже. Это было глупое предчувствие — что могло случиться хуже сегодняшнего? Только шок, догоняющий меня, без сомнения.
   Действуя исподтишка, я положила травмированную руку на его плечо, таким образом, его прохладная кожа успокаивала жжение. Мне сразу стало лучше.
   Я уже засыпала, когда поняла, о чем напомнил мне его поцелуй: прошлой весной, когда он должен был оставить меня, чтобы сбить со следа Джеймса, Эдвард поцеловал меня на прощание не зная, увидимся ли мы снова. Этот поцелуй имел тот же самый почти болезненный оттенок, по некоторым ощущениям, которые я не могла себе представить. Я неосознанно задрожала, как будто мне снился кошмар.

Глава 3
Конец

   Этим утром я чувствовала себя отвратительно. Спала плохо; руку жгло, голова болела. Не способствовало моему состоянию и то, что лицо Эдварда было спокойным и отчужденным когда он поцеловал меня в лоб и нырнул в окно. Я боялась, что все то время, которое провела в бессознательном состоянии, он продолжал размышлять над — правильным-ни — неправильным. снова и снова, глядя на то, как я спала.
   Тревога нарастала, от этих мыслей уже трещала голова. Эдвард, как обычно, ждал меня у школы, но его лицо все еще было злым. В его глазах таилось нечто, о чем я не хотела знать — и это пугало меня. Я не хотела обсуждать вчерашний вечер, но не была уверена, что игнорирование поможет решить проблему.
   Он открыл дверь передо мной.
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Прекрасно, — солгала я, съежившись от звука хлопнувшей двери, отдавшегося в моей голове.
   Мы молча шли, он сокращал свои большие шаги, чтобы они соответствовали моим. Было много вопросов, которые мне хотелось задать, но многие из них могли подождать, потому что они были для Элис: Как Джаспер? Что они сказали когда я ушла? Что сказала Розали? И самое главное, что она могла видеть из происходящего сейчас в ее странных, несовершенных видениях? Могла ли она видеть, о чем думает Эдвард, почему он такой мрачный? Имел ли под собой основание тот страх, от которого я не могла не вздрагивать?
   Утро тянулось мучительно долго. Мне не терпелось увидеть Элис, хотя и не удастся с ней нормально поговорить из-за Эдварда. Эдвард остался в стороне. Иногда он, спрашивал о моей руке, а я лгала.
   Элис обычно гнала нас на обед; она просто не могла плестись так же медленно, как я. Но ее не было за столом, ждущей с полным подносом еды, которую она не собиралась есть.
   Эдвард ничего не сказал об ее отсутствии. Я подумала, что ее класс задержали, пока не увидела Коннера и Бена, которые вместе с ней изучали французский язык четвертым уроком.
   — Где Элис? — спросила я Эдварда с тревогой в голосе.
   Он смотрел на шоколадный батончик, который медленно растирал в порошок кончиками пальцев.
   — Она с Джаспером.
   — С ним все в порядке?
   — Он ушел на время.
   — Что? Куда?
   Эдвард пожал плечами: — Никуда в частности.
   — И Элис тоже, — произнесла я с отчаянием. Конечно, если Джаспер нуждается в ней, она пойдет с ним.
   — Да. Она уйдет на время. Она пыталась убедить его пойти в Денали.
   В Денали жила еще одна группа уникальных вампиров — таких же, как Каленны. Таня и ее семья. Я слышала о них время от времени. Эдвард сбежал к ним прошлой зимой, когда я приехала в Форкс. Лоран, самый цивилизованный из банды Джеймса, пошел туда вместо того, чтобы помочь Джеймсу отомстить Каленнам.
   Я сглотнула, пытаясь проглатить возникший в горле ком. Под тяжестью вины моя голова опустилась, а плечи согнулись. Я заставила их бежать из дома, как Розалии и Эммета. Я была бедствием.
   — Рука беспокоит? — заботливо спросил он.
   — Кого волнует моя дурацкая рука? — пробормотала я с отвращением.
   Он не ответил и я опустила голову на стол.
   К концу дня молчание стало нелепым. Я не хотела первой нарушать его, но это было единственной альтернативой, если я хотела, чтобы он снова разговаривал со мной.
   — Придешь позже? — спросила я, когда он провожал меня — молча — к моему пикапу.
   Он всегда приходил.
   — Позже?
   Мне показалось, что он был удивлен.
   — Мне нужно на работу. Нужно отработать за вчерашнее отсутствие.
   — О, — произнес он.
   — Так ты придешь когда я буду дома, да? — Я ненавидела себя за возникшее чувство неловкости.
   — Если ты хочешь, чтобы я пришел.
   — Я всегда хочу, — напомнила ему, чуть более настойчиво, чем обычно.
   Я думала, что он засмеется, или улыбнется, или как-нибудь иначе отреагирует на мои слова.
   — Хорошо, — ответил он безразлично.
   Перед тем как закрыть дверь пикапа он поцеловал меня в лоб. Затем он развернулся и изящно скользнул к своей машине. Я выехала со стоянки до того как удариться в панику, но успела успокоиться до приезда к Ньютонам.
   Ему нужно время, сказала я себе. Он переживет это. Может он был грустным из-за того, что его семья распадается. Но Элис и Джаспер скоро вернутся, и Розалии с Эмметом тоже. Если это поможет, я буду держаться от их дома подальше — я никогда больше не пойду туда. Неважно. Я виделась бы с Элис в школе. Ведь она вернется в школу. Во всяком случае она всегда будет недалеко от меня. Она не хотела бы задеть чувства Чарли, держась подальше.
   Без сомнения, я буду регулярно сталкиваться с Карлайлом — в операционной.
   В конце концов, все, что произошло вчера, неважно. Ничего не случилось. В сравнении с прошлой весной, это кажется незначительным. Джеймс, бросивший меня покалеченную и умирающую от потери крови, еще Эдвард в те бесконечные недели в больнице — намного лучше, чем сейчас. Не потому ли, что, на сей раз, это был не враг, от которого он должен меня защищать? Потому что это был его брат?
   Может лучше, если он заберет меня раньше, чем его семья распадется. Я выросла менее подавленной, чем считала все это время. Если бы он остался до конца школьного года, Чарли бы не возражал. Мы бы поехали в колледж, или сделали вид, что поехали, как Розали и Эммет в этом году. Конечно, Эдвард может подождать год. Что значит год для бессмертного? Не так много, как он значит для меня.
   По дороге я полностью пришла в себя, чтобы выйти из машины и дойти до склада.
   Майк Ньютон подгонял меня сегодня, и когда я вошла он улыбнулся и махнул мне. Я схватила свой жилет, невнятно кивнув на его приветствие.
   Майк прервал мои фантазии.
   — Как прошел твой день рождения?
   — Оу, — я пробормотала, — я рада, что это закончилось.
   Майк посмотрел на меня так, как будто я сумасшедшая.
   Работа медленно двигалась. Я хотела снова увидеть Эдварда, молясь, что к тому времени как я его увижу снова, он преодолеет всех худшее, что бы это ни было.
   Неважно, говорила я себе снова и снова. Все будет хорошо.
   Облегчение, которое я испытала, свернув на свою улицу, когда увидела серебристый — вольво. припаркованный перед моим домом, было ошеломляющим, головокружительным.
   И это беспокоило больше, чем должно было быть.
   Я поспешила войти. Перед этим позвав:
   — Папа? Эдвард?
   Когда я говорила, я услышала звук работающего телевизора в гостиной.
   — Мы здесь, — ответил Чарли.
   Я повесила плащ и поспешно завернула за угол.
   Эдвард сидел в кресле, а Чарли на диване. Оба смотрели телевизор. Отцу было удобно, а Эдварду не очень.
   — Привет, — тихо произнесла я.
   — Белла, — ответил отец, не поворачивая головы, — у нас есть холодная пицца.
   Думаю, она еще на столе.
   — Хорошо.
   Я ждала в дверях. Наконец, Эдвард поднял на меня взгляд вежливо улыбаясь.
   — Я сразу за тобой, — пообещал он. Его глаза обратились к телевизору.
   Я изумленно смотрела. Какое-то чувство, может быть паника, появилось у меня в груди. Я убежала на кухню.
   Меня не интересовала оставленная для меня пицца. Я села на свой стул, подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. Что-то неправильное происходило, может быть более неправильное, чем я могла понять. Я пыталась себя контролировать, рассуждая сама с собой.
   Что страшного может случиться? Я вздрогнула. Это определенно неправильный вопрос. У меня было тяжелое время, согласно вздыхая.
   Хорошо, я подумаю снова, что самое страшное я смогу пережить? Этот вопрос мне тоже не понравился. Но я думала о вариантах, которые рассматривала сегодня.
   Держаться подальше от семьи Эдварда. Конечно, он не ожидал, что Элис часть этого. Но если Джасперу вход запрещен, это сократит время, которое я могу провести с ней. Я кивнула — я могу с этим жить.
   Или уехать. Может быть он не хочет ждать окончания школьного года, может лучше сделать это сейчас. Передо мной, на столе, мои подарки от Чарли и Рене, там где я их оставила, фотоаппарат, который не получилось использовать у Калленов, около альбома. Я коснулась симпатичной обложки альбома для вырезок, который моя мать дала мне, и, вздохнув, подумала о Рене. Так или иначе, жизнь вдали от нее так долго как я захочу, не делало эту идею постоянной разлуки легче. И Чарли остался бы здесь один, брошенный. Это их так ранило бы…
   Но мы вернулись бы, правильно? Конечно, мы бы их навещали разве не так?