Майклз Кейси. Проказница

   Калли возвела глаза к небу. Она продолжала слушать вопросы Имоджин, пока та удалилась с Джастином на почтительное расстояние. Когда не стало слышно их голосов, она покосилась на приятеля.
   — Лестер, нам предстоит лгать, как троянцам. По крайней мере до утра, пока на помощь не придет Саймон. Ты сможешь? Ты готов это делать? Лестер! Отвечай мне.
   — Папа? — забормотал Лестер. — Здесь? О Боже! — Он смотрел перед собой вытаращенными глазами, ничего не замечая вокруг. Потом поднял правую руку вместе с повязкой и потер лоб. — Кажется, мне делается плохо, — немеющим языком произнес он, и у него отвисла челюсть.
   Калли шлепнула напарника по «сломанной» руке и, схватив за плечи, принялась трясти.
   — Ты не посмеешь, Лестер Плам! Не посмеешь. Слушай меня, — приказана она так же грозно, как много лет назад, когда ей было четыре, а ему семь. Тогда она учила его взбираться на дерево, забыв, что еще не научила, как спускаться обратно.
   Отчаявшись, Калли полезла в карман его жилета. Она знала одно-единственное средство. Достав лакричную палочку, она стала махать ею у Лестера под носом, как махала флаконом с нюхательной солью и жжеными перьями, когда с Имоджин случались обмороки.
   — Лестер, дорогой, все будет хорошо. Просто замечательно. Разве до сих пор у нас не получалось? Лестер! Ты слышишь меня? Все хорошо. Все просто прекрасно.
   Он дважды моргнул, кивнул и, протянув левую руку, взял лакрицу.
   Саймон встал в девять. Он вернулся домой в десять минут пятого. Короткого сна было явно недостаточно, поэтому он все еще чувствовал усталость. Однако это не мешало ему оценить нелепость всего происшедшего, той суеты, в которой он пребывал, начиная с первой встречи с Калли под дулом пистолета.
   Удивление сменилось раздражением, потом слепой влюбленностью. И далее — гнев, удовольствие и смятение. И все это повторялось снова и снова, по кругу.
   Временами он страстно желал расстаться с Калли, но при этом сам же день ото дня все больше привязывал ее к себе. Он хотел бы, чтобы она ушла, и вместе с тем — чтобы никогда не уходила. Мечтал освободиться от нее и жаждал удержать так близко, чтобы ничто в мире не могло их разлучить.
   В итоге он пришел к заключению, что как бы долго он ни скрывал свои чувства, придется признаться хотя бы самому себе — он влюблен в Каледонию Джонстон.
   Она, конечно, считает, что он ее ненавидит. Откуда ей знать, что он притворяется, будто его раздражает ее упорство? И откуда ей знать, что он делает это только для того, чтобы обеспечить ей безопасность и удержать вдали от Филтона?
   Рассказать о Роберте и Джеймсе было нелегко, но Калли имела право услышать правду о Ноэле Кинси. В конце концов, благодаря этому она поверила, что примет участие в его уничтожении. Будь оно проклято, то признание! Та правда — трусливая, но необходимая.
   Он хорошо изучил Калли, и она подтвердила правильность его выводов. Ее не удовлетворяли никакие объяснения, пока он не рассказал ей о Робертс и Джеймсе. Это внезапное открытие вызвало у нее замешательство, но прошло не более нескольких минут — и куда что девалось! Она вновь стала предлагать ему свою помощь в уничтожении Филтона.
   Смелая, решительная, наивная и беззащитная. Настоящий клад!
   И вот теперь, после всех споров, насмешек, уроков флирта, поцелуев и смущения, эта девушка сама просит его о помощи.
   Саймон находил эту перемену довольно милой, так как она указывала на то, что у них еще остается надежда. Разумеется, если они когда-либо развяжутся с Ноэлем Кинси. А Саймон планировал сделать это, и к тому же с такой быстротой, чтобы ошеломить противника.
   — Саймон, вы еще слушаете меня? — спросила Калли, так как он стоял у каминной полки в гостиной и смотрел вдаль, погруженный в свои мысли. — Я понимаю, у вас нет никаких причин помогать мне. И вы, вероятно, думаете — хоть бы она уехала и утонула в какой-нибудь канаве. Но я не осуждаю вас, честное слово. С самого начала я не доставляла вам ничего, кроме беспокойства, не одним, так другим.
   — Да, и весьма сильного беспокойства, Калли, — заметил Саймон. И как еще совсем недавно он мог считать, что она всего лишь ребенок? Перед ним стояла женщина. Прекрасная, волнующая, желанная. И эта женщина знала, что она с ним сделала. Вероятно, она даже догадывалась, что он лишился сна с тех пор, как первый раз ее поцеловал. По всем правилам им следовало сесть рядом и повести долгий разговор. Или, возможно, короткий — с последующим долгим поцелуем.
   — Прошу вас, не перебивайте меня, Саймон, — сказала Калли, сердито сверкая глазами. — У нас мало времени, папа с Джастином и сквайром едут из Палтини. Они могут быть здесь с минуты на минуту. Вчера вечером я им лгала, и обман прошел вполне успешно. Сейчас нам предстоит новая встреча, и нужно подать эти прошедшие несколько недель как-нибудь помягче, чтобы наша история выглядела благопристойно. Если вы не в состоянии неволить себя заботой обо мне, подумайте о Лестере. Сделайте это для него, Саймон, — и я уйду. И обещаю вам, что больше никогда у вас ничего не попрошу. Я знаю, мои родные не увезут меня, не встретившись с вами. Они захотят поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали. Но так как они решили остаться в городе на неделю, мы все должны лгать единообразно. Вы не можете этого не понимать, не так ли?
   Саймон посмотрел на нее — она была в очаровательном лавандовом платье — и приложил все силы, чтобы не дать ей увидеть чувства, отразившиеся у него в глазах. Калли говорила правду — она больше беспокоилась о Лестере, нежели о себе. Неуверенная, немного взволнованная, слегка утратившая душевное равновесие, такая она нравилась Саймону больше, и это создавало предпосылки для немаловажных перемен. «Я довольно подлый человек, если думаю таким образом», — решил он.
   — Мисс Джонстон, я весь внимание, — официальным тоном заявил он и наклонил голову в ее направлении. — Я к вашим услугам. И уверяю вас, в полной мере сочувствую Лестеру, поэтому я буду помнить о его травмированной руке, которая вполне успешно заживает. Выяснилось, что, к счастью, это вовсе не перелом, а только сильное растяжение связок. В противном случае бедному мальчику пришлось бы держать руку на перевязи еще две или три недели. — Что еще?
   — Что еще? Этих «еще» — в избытке, Саймон! — взволнованно воскликнула Калли. От ее вздоха виконт даже прикусил себе щеку с внутренней стороны. — Прежде всего папе и сквайру неизвестны истинные причины, приведшие нас сюда. Джастин тоже скорее всего не выяснит, почему мы здесь, но ему не понравится, если ему скажут, будто бы это я правила лошадьми. А я получила записку от Ноэля Кинси. Он приглашает меня на прогулку сегодня в пять. Я видела, как вы общались с ним в «Олмэксе», и решила, что эта поездка вполне приемлема. Поэтому я написала ему, что с удовольствием с ним встречусь, и отослала ответ со слугой.
   Саймон холодно взглянул на нее, от его хорошего настроения ничего не осталось.
   — Калли, почему вы не сказали мне об этом чуть раньше? Хотя мне следовало иметь в виду такую возможность. А впрочем… вы все равно никуда не поедете.
   Он наблюдал, как она вскинула свой прелестный упрямый подбородок.
   — А впрочем — я поеду, — тотчас возразила она, что было вполне предсказуемо. — Непременно поеду. Я должна защищать Джастина.
   — Защищать Джастина? — Саймон почувствовал, как глаза заволакивает красная мгла. Это становилось довольно привычным явлением, когда рядом с ним находилась Калли. — Заступаться за Лестера — это еще понятно. Парень действительно не в состоянии за себя постоять. Но сейчас вы собираетесь вновь защищать своего злосчастного братца? О Боже, я просто жажду взглянуть на этот бесценный алмаз! На этого недальновидного, легковерного юнца. На этого дешевого актеришку. На этого дезертира. Я хочу увидеть, кто способен вдохновить обожающую его сестру повторить вопиющую глупость. Не дождусь, когда можно будет посмотреть в его бесстыжие глаза. Калли сжала кулаки.
   — Джастин никогда не просил меня его защищать. Я делаю это только потому, что люблю его.
   — О да, — сказал Саймон, понимая — и зная, — что ее ответ слово в слово совпадает с тем, что он сам вложил ей в уста. Как его угораздило?!
   Калли принадлежала к числу девушек — нет, женщин, которые сделают все для тех, кого любят. Встретят опасность лицом к лицу и не дрогнут ни на секунду. Не потому ли он сам позволял ей все это время думать, будто она ему неприятна? Чтобы эта девушка, любя его, как он надеялся — молился, чтобы она его любила! — не чувствовала в себе потребности его оберегать.
   — Калли… — предостерегающе начал он и благоразумно замолчал, когда в комнату вошла его мать. Она быстро посмотрела по сторонам и спросила, где джентльмены. При полном параде, накрашенная, Имоджин, ясное дело, желала, чтобы ее поскорее увидели. Ей нужно было поразить их, пока она еще не совершила полный выдох и корсеты не помешали ей сделать новый вдох.
   Калли, несомненно, рассматривала виконтессу как союзницу. Поэтому она немедленно подбежала к ней, требуя подтверждения, что прогулка с графом Филтоном как раз и есть то, для чего предназначалась вчерашняя экскурсия в «Олмэкс».
   Но Имоджин, ни во что не посвященная, кроме первоначального плана своего сына, растерялась. Она прошла на середину комнаты к тахте, обтянутой полосатым атласом, и осторожно опустила на нее свое туго затянутое тело.
   — В чем дело, Саймон? — спросила она, взглянув на сына. — У тебя новые идеи? Ты опять собираешься сбросить Калли на голову Филтону? Интересно, а теперь зачем? — После этих слов она улыбнулась и стала очень похожа на сытую кошку, у которой изо рта еще торчат перья съеденной ею канарейки.
   — Мама… — укоризненно начал Саймон. Разве он не предостерегал Калли в тот момент, когда вошла его мать? Но не успел он произнести и двух слов, как девушка перебила его.
   — Вы несправедливы, Имоджин, — заявила она. — Уничтожить Филтона — моя идея. Моя! И теперь, когда все продвигается так успешно — конечно, лучше бы Джастин приехал на неделю или две позже, — Саймон подвергает жесткой критике то, к чему сам же стремился прежде. Так неужели ваш упорный труд, ваши тревоги, ваши уроки были напрасны и вы дадите всему этому пропасть только потому, что он заупрямился и остановился перед первым же барьером?
   Маленькая шельма! Как она смеет использовать против него его собственную мать?! Очевидно, потому, что он сам использовал Имоджин против нее. Об этом он как-то не подумал.
   — Позвольте вас поправить в одном пункте, ребенок, — сказал Саймон, делая шаг вперед и вставая между ней и матерью. — Прямо по горячим следам, если не возражаете. Да, начало положили вы, но вы собирались застрелить негодяя. Насколько я понимаю, вам не хочется в этом признаваться. Что касается всего последующего — это моя идея. И поскольку это мой план, мне его и корректировать, если я вижу какие-то трудности, не предусмотренные раньше. Мама, — Саймон поклонился ей, — Калли должна находиться как можно дальше от Ноэля Кинси. Это мое решение. Ты, конечно, согласишься со мной?
   Имоджин только улыбнулась. Скверно улыбнулась.
   — Вы говорите, трудности? — Калли стукнула себя кулаками по бедрам и намеренно наклонилась вперед, подстрекая Саймона своим воинственным видом. — Какие?
   Имоджин выглядела очень довольной. И по-прежнему чуть заметно улыбалась той же нехорошей улыбкой.
   — Девушка бьет в точку, — сказала она чуть ли не со злорадством. — И она имеет полное право услышать объяснения, почему изменен план. Что за трудности, мальчик мой? Скажи мне. Скажи нам. Прошу тебя. Прошу? Нет! В действительности мы требуем.
   Саймон даже представить не мог, чтобы ему вдруг захотелось удушить свою любимую мать. На какую-то долю секунды ужасная мысль вдруг всколыхнулась в мозгу. Ноэль Кинси будет в парке вдвоем с Калли? Достаточно только подумать об этом, как кровь тут же вскипает в жилах. Но не говорить же об этом матери, если он не хочет, чтобы она вскочила и побежала в Мейфэр! Тогда уже через час кругом станут трезвонить о парочке, готовящейся к бракосочетанию. Нет, нельзя допустить, чтобы его мать умчалась в город, закусив удила. Прежде он должен поговорить с Калли. Очень серьезно поговорить.
   Поэтому, будучи человеком прозорливым и воспитанным, он мгновенно оценил положение и продолжил лгать.
   — Арман уже пригласил Филтона в «Уайтс», — сказал он сквозь зубы. — Встречу запланировали заранее и, так уж совпало, тоже на два часа дня. Партия в карты в узком кругу, с высокими ставками. Думаю, игра продлится допоздна. И поскольку я уже весьма основательно его выпотрошил, ему наверняка захочется снова сесть за столик со мной, в надежде вернуть несколько своих расписок. Я говорю это не к тому, чтобы вы утруждали себя вопросами. Просто приготовьтесь ко второму посланию. Наш друг Ноэль Кинси попросит перенести прогулку на завтра, когда Арман появится у него на пороге. А сейчас, — добавил Саймон, — прошу меня извинить. Я только что вспомнил, что забыл дать распоряжения моему секретарю. Я должен удалиться.
   Калли сделала шаг влево, мешая ему пройти.
   — Вы собираетесь отправить его с запиской к Арману, чтобы тот помог вам подтвердить только что выдуманную историю? — Она спросила это так тихо, что виконтесса, деловито перебиравшая цукаты на блюде в поисках самых соблазнительных, не слышала ее обвинения. — О, Саймон, вам должно быть стыдно.
   — Мне ужасно стыдно, ребенок, — честно признался Саймон и улизнул через арку в другом конце комнаты. Уже на пути к черной лестнице он услышал, как на нижнем этаже стукнуло дверное кольцо. — Калли! — крикнул он. — К приходу ваших я вернусь.
   — Не мешало бы, — сказала она. — Лестер лежит в своей комнате и прячет голову под подушкой, а мне нужен помощник, чтобы связать еще один ряд в нашем покрывале лжи. Не пропустить бы петельку.
   Саймон повернулся и улыбнулся ей.
   — Браво, Калли! — похвалил он. — Но я полагаю, с вашим богатым опытом измышлений и умением передергивать слова как-нибудь выедем!
   Девушка склонила голову набок и прищурилась, меряя его взглядом.
   — Саймон, вы больше не сердитесь на меня, как тогда, в гостинице, не так ли? Вы пытаетесь сердиться, особенно из-за того, что я дала согласие на прогулку с Ноэлем Кинси, но у вас не получается. Ведь вы понимаете, почему я это сделала.
   — Сержусь на вас? Ну что вы, Калли! Я не понимаю, о чем вы говорите. Я никогда на вас не сердился. Но вот понимаю ли я вас… О нет, ребенок. Я вас никогда не понимал. И не пойму еще миллион лет.
   — Но кто же тогда умеет плести чудовищную ложь? — спросила Калли. — Я перед вами прозрачна, как стекло. Но я не вполне уверена, что мне это нравится, — добавила она и умчалась встречать своих родных.
   Прежде чем она взбежала на ступеньки, Саймон увидел вспыхнувшую в ее глазах радость.
   Только бы продержаться эти несколько часов, эти несколько дней. И вытерпеть еще немного лжи, чтобы не убить друг друга…
   Саймон черкнул записку Арману и, отослав с ней Робертса, сразу вернулся наверх. Там он обнаружил троих незнакомых мужчин, расположившихся в разных частях гостиной.
   Один, самый молодой, белокурый и довольно красивый, по-видимому, был Джастин, а двое других — сэр Камбер и сквайр Плам. Саймон сразу решил, что крупный мужчина, сидящий в кресле неподалеку от Имоджин, и есть отец Лестера. На лице у него застыло то же задумчиво-блаженное выражение, которое отличало его сына.
   Оставалось заключить, что стоящий рядом с каминной полкой высокий худощавый джентльмен, одетый сообразно прошлогодней моде, не кто иной, как сэр Камбер Джонстон, герой «Рыбьей кости».
   Рассуждая таким образом, Саймон прошел в комнату и представился. Да, он не ошибся. Джентльмен, который, по его предположению, являлся сэром Камбером, незамедлительно взял обеими руками его руку и принялся неистово ее трясти, благодаря за то, что он приютил его дочь и открыл для нее сезон. Девочка этого так заслуживала! Неумеренность эмоций джентльмена полностью оправдывалась его доверчивостью. Он принял за правду все, о чем написала ему Имоджин, и был слишком признателен, чтобы заглядывать под оболочку лжи.
   После отца Калли настал черед сквайра. Своим приветствием он выжал у Саймона всю кровь из пальцев, на что хозяин дома лишь улыбнулся и кивнул. Сквайру хватило этого, чтобы тотчас пуститься в пространные объяснения. Для него большая честь узнать, что его единственный сын снискал расположение виконтессы. При этом мистер Плам неустанно повторял, что Лестер «хороший мальчик, очень хороший мальчик, только вот чердак обставлен скудно». Самое умное, что смог сделать его сын, признался сквайр, это застрять в грязи, с тем чтобы виконтесса могла его из нее вытащить.
   — Теперь, я полагаю, моя очередь, — спокойно сказал Джастин и протянул Саймону руку, избавив его от риска серьезной травмы после предшествовавшего приветствия. Крепкое пожатие сквайра подтверждало, что этот человек сам обрабатывал свои поля. Он обладал силой боксера-профессионала. Саймон успел заметить, что его мать оглядывает мужчину с головы до ног, как оценщик на ипподроме, определяя быстроходную лошадь. Он отбросил эту мысль сразу, как только она явилась, но, к сожалению, слишком поздно, чтобы избавиться от возникшего в уме образа и всего последующего, что с этим образом могло быть связано.
   — Рад с вами познакомиться, мистер Джонстон, — сказал Саймон Джастину, стараясь сосредоточиться, чтобы оценить брата Калли без предвзятости.
   — Взаимно, милорд. Позвольте мне также принести вам свою благодарность за вашу доброту и заботу о моей сестре. Я только надеюсь, ребенок не доставил вам слишком много беспокойства.
   Услышав, с какой непринужденностью Джастин называет Калли «ребенком», Саймон улыбнулся. Похоже, согласие между ним и ее братом уже достигнуто. По крайней мере в одном вопросе.
   Калли утверждала, что брат не способен даже выбрать для себя галстук без ее помощи. Саймон решил пренебречь этим мнением и составить свое, получше присмотревшись к молодому человеку.
   — Джентльмены, большинство ваших благодарностей я переадресовываю моей матери, — сказал он, отвешивая поклон в сторону Имоджин. — В основном это ее заслуга, а удовольствие получили мы оба, она и я.
   — Ну, милорд, вы оба сотворили чудо, скажу я вам. Иначе это не назовешь. — Сэр Камбер довольно ловко подобрал полы своего фрака и сел в кресло у камина. — Когда вчера вечером я увидел Калли, я с трудом узнал в ней собственное дитя. Вы совершенно преобразили ее… хотя, что касается волос, я не вполне уверен. Вы понимаете, о чем я говорю? Раньше мне казалось, что они намного длиннее.
   — В самом деле? — сказал Саймон, взглянув на Калли. Теперь, когда она, красная как рак, стояла рядом с Джастином, он заметил, что их лица очень похожи, если не цветом, то чертами. — Я готов поклясться, что когда мы встретились впервые, ее волосы были такой же длины.
   — Расскажи нам об Индии, Джастин, мы все вместе тебя послушаем, — быстро скомандовала Калли, бросая взгляд на Саймона и этим говоря, что не ожидала от него такой медвежьей услуги. — Вчера вечером мы совсем не поговорили. Сквайр через минуту начал клевать носом, и ты уехал обратно в гостиницу. Вид у тебя замечательный. Ты нашел свое счастье?
   — Ну, сейчас последует история, которую я уже слышал, — сказал сквайр, шлепая своими ручищами по коленям. Затем он встал и повернулся, чтобы взглянуть на Имоджин. — Миледи, не угодно ли вам проехаться по кварталу в этом прекрасном экипаже, который молодой человек взял напрокат? Хотелось бы посмотреть Лондон, пока мы здесь, и я бы почел за честь сделать это в вашей компании. Кроме того, лошадям вредно слишком долго стоять, насколько я понимаю.
   Саймон с трудом сдержал смех и притворился, что закашлялся, наблюдая, как его мать изо всех сил пытается изобразить кокетливую девушку. Это она-то, женщина, менее всего созданная для жеманства.
   — Отчего же, любезный сэр, — сказала Имоджин и вскочила с такой резвостью, что едва не отдавила мужчине ноги, прежде чем он посторонился и подал ей руку. — С удовольствием. Мы только пошлем Робертса наверх передать Кэтлин, чтобы она принесла мои шаль и шляпку.
   Имоджин послала беззвучный поцелуй Калли с Лестером, на ходу оглянувшись через плечо, и вышла с довольной улыбкой. За дверью ее поджидал торжествующий Робертс. Он уже стоял в коридоре со шляпкой в одной руке и мелкоузорчатой шерстяной шалью в другой.
   — Сэр Камбер, позвольте предложить вам стаканчик кларета, — произнес Саймон. — Кто еще желает, господа? — спросил он и выразил надежду, что они оставят формальности, пока будут беседовать здесь вчетвером. Оба джентльмена с готовностью его поддержали.
   Все удобно устроились в креслах в центре комнаты, и через несколько минут Джастин стал рассказывать, как нашел свое счастье.
   — В действительности я не был в Индии. Последний раз я отправлял письмо из Италии. Кажется, так, ребенок? Да, я думаю, так. Я написал письмо еще на борту корабля. Затем сошел на берег, отнес письмо на почту и встретил свою судьбу — все в один день.
   — Судьбу, Джастин? — Калли наклонилась вперед и сползла на самый край кресла — так не терпелось ей услышать, что он скажет. Саймон наблюдал, как меняется ее лицо. Любовь к брату сделала ее еще красивее, чем прежде. Если он когда-то и недоумевал, почему юная девушка до такой степени жаждет отомстить за него, то теперь все стало ясно. Их связывали особенные чувства. Саймон вдруг ощутил себя обделенным и даже униженным оттого, что ему не выпало счастья иметь сестру или брата, а еще лучше — обоих.
   Прежде чем ответить, Джастин сделал глоток кларета.
   — Да, Калли, я встретил свою судьбу, как бы мелодраматично это ни звучало. Я постараюсь изложить историю покороче, потому что папа ее уже слышал. Это произошло в порту, когда корабль стоял на разгрузке. Один мальчуган сбежал от своей воспитательницы, чтобы побродить по причалу. Внезапно я услышал крик, обернулся и увидел, что ребенок в опасности. Огромный раскачивающийся груз мог сбить мальчика в любой момент, и он оказался бы в воде. У меня не было времени для размышлений. Я подбежал к нему и выхватил из-под груза. Вот так я встретил ее, богиню своей судьбы. Хотя на самом деле я встретил ее только через несколько дней, когда пришел в себя. Груз проскочил мимо мальчика, но скользящим ударом задел меня по голове, так что я получил сотрясение мозга и какое-то время пролежал без сознания.
   — Ты мог погибнуть! — вскричала Калли. — Джастин, ты сказал, что встретил ее? — добавила она нахмурясь.
   Джастин кивнул, улыбаясь:
   — Да. Ее зовут синьорина Бьянка Алессандра ди Джулиа. Она дочь графа Алессандро Антонио Джакомо ди Джулиа, прелестнейшее, красивейшее и удивительнейшее создание в мире. И моя жена. Бьянка ждет всех нас в доме нашего папы, так как она в положении. Путешествие из Рима омрачилось не одним штормом, поэтому она побоялась, что не выдержит эту поездку.
   — Я… я… у тебя… у вас скоро будет… о, Джастин! — Калли кинулась брату в объятия. — Я не могу поверить! Почему ты ничего не сказал вчера вечером? Ты, наверное, изнывал от желания сообщить мне об этом. Такое замечательное событие!
   — Да? В самом деле? — спросил Джастин, взглянув на виконта поверх плеча сестры. — Если только ты не задушишь меня до смерти, оставив вдовой мою несчастную Бьянку.
   — О! О, извини! — Калли вернулась на свое место и благодарно улыбнулась Саймону, чьи функции сейчас резко ограничились — ему осталось только предложить ей носовой платок, чтобы она могла вытереть повлажневшие глаза. — Но это еще не все, Джастин? Я по глазам вижу. Расскажи мне все остальное.
   — Я, как и мой друг сквайр, все это уже слышал, — заявил сэр Камбер, поднимаясь, — и по случаю радостного события позволю себе еще выпить, если никто не возражает. Пойду-ка я в тот уголок. Я за всю ночь не сомкнул глаз на продавленном матрасе в Палтини. Может, мне принять предложение вашей светлости? — обратился он к виконтессе, вернувшейся в комнату за своим ридикюлем. — И в самом деле остаться на ночь на Портленд-плейс? Хоть высплюсь как следует.
   Имоджин, казалось, готова была разрыдаться от дополнительной порции счастья.
   — Да. Действительно, почему бы вам всем троим не разделить наш скромный кров? Вы доставите нам огромное удовольствие. Я только пойду скажу Эмери, пока мы со сквайром не уехали. — Женщина кокетливо засеменила к выходу.
   Калли старалась не смотреть на нее, чтобы не рассмеяться.
   — Джастин, я жду, — напомнила она брату.
   Он распростер руки и почти умоляюще взглянул на Саймона.
   — Что еще? Ну, еще я не испытываю недостатка в деньгах. Во-первых, отец Бьянки отдал мне чудовищную долю своего состояния за спасение ее младшего брата. Я думал отказаться, так как не люблю ходить в героях такого рода, но тесть объяснил, что Бьянка привыкла к достатку. Он хоть и убежденный сторонник истинной любви, но не желает, чтобы его единственная дочь жила в бедности. Поэтому я остался таким же мотом, как и был. Я возвратился домой, чтобы познакомить вас всех с моей ненаглядной Бьянкой, отпраздновать здесь рождение моего ребенка и заплатить папе за всю ту сердечную боль, что я ему причинил. И еще я хочу забрать у Ноэля Кинси, графа Филтона, то, что мне принадлежит. Вы его знаете, милорд?