Страница:
Саймон собирался ехать в «Уайтс» для того, чтобы обсудить ситуацию и решить, что делать с первыми двумя — Браммеллом и Шериданом. Он намеревался посидеть за бокалом вина с Бартоломью и Арманом и сообща подумать, как спасти близких им людей, ставших заложниками собственного безумия.
Оба его товарища были уже здесь, Саймон увидел их еще издали. Приблизившись к столу, он остановился и с минуту молча наблюдал за ними. Друзья так увлеченно спорили о чем-то, что не замечали его присутствия.
Если бы кто-то задался целью изучить замысловатое строение человеческого скелета, более идеальной модели, чем Бартоломью Бут, он бы не нашел. При этом исследователю не потребовалось бы обременять себя процедурами, какими занимаются анатомы и прозекторы. Тощий, плоский, как вешалка, Бартоломью, или Боунз, казалось, состоял из одних костей и кожи — к тому же очень тонкой, как в прямом, так и в переносном смысле.
Несмотря на отсутствие внешних достоинств, Саймон считал его молодчиной, верным и преданным парнем, разве что чуть-чуть мрачноватым. Боунз радел за своих товарищей и осмотрительно предостерегал их от опасных развлечений. Прежде чем участвовать в игре, он всегда просчитывал степень риска с точки зрения последствий для кошелька. Саймон с Арманом принимали своего друга вместе с его воззрениями, во многом сообразуясь с его внешностью, откуда и возникло такое странное прозвище — Боунз[7].
Арман Готье составлял ему полную противоположность, как физически, так и психически. Высокий и умопомрачительно красивый, благодаря своему веселому характеру и общительности он пользовался расположением в равной мере и женщин, и мужчин. Однако его необыкновенно синие глаза, длинные черные волосы и великолепная фигура производили на представительниц слабого пола в тысячу раз большее впечатление. Для окружающих он оставался загадкой, что вдвойне льстило Саймону, потому что Арман видел в нем не только своего близкого друга, но и доверенное лицо.
И сейчас он первым заметил виконта. Вероятно, почувствовал его присутствие, это очень походило на Армана.
— Боунз, Саймон пришел, — сказал он, когда тот выдвинул кресло и подсел к ним. — Повтори теперь ему, что ты только что говорил мне.
Бартоломью дернул плечами, только раз, так как был экономным во всем, и без всяких предисловий твердо произнес:
— Я говорил Арману, что в Лондоне каждый день идет дождь. Каждый день. Каждую ночь. Дождь — это бич.
— Ну что, Саймон, — сказал Арман Готье, — теперь ты знаешь, что собой являет дождь? Как объяснил наш друг, это — бич. Я осмелюсь сказать, разумеется, только за себя, что мне стало легче от этого понимания. Отныне я знаю, что дождь — это бич.
Саймон только улыбнулся и покачал головой:
— Не дразни его, Арман. У бедняги, наверное, из-за этого была тяжелая ночь. Сначала игорный дом. С определенными потерями, вероятно, ибо то, что я видел, прежде чем вас покинуть, указывало именно на это. Потом возвращение домой на заре. А тут еще дождь полил как из ведра. Так ведь, Боунз? Ты раздражен, и совершенно справедливо. Несчастный Боунз! Я боюсь, как бы он с горя не впал в хандру. Может, нам следует принять какие-то меры, Арман?
Бартоломью ответил раньше:
— Из вас двоих ты гораздо хуже, Саймон. Арман, тот издевается открыто. А ты делаешь вид, что сочувствуешь, любезно улыбаешься и говоришь правильные вещи, но при этом только и ждешь, когда я размякну, чтобы всадить в меня нож по самую рукоятку. Да, прошлой ночью меня постигла неудача. Я проиграл, проиграл, проиграл! Теперь ты счастлив?
— Я в безумном восторге, Боунз, если тебе нужно мое признание, — довольно спокойно ответил Саймон. — Однако хочу напомнить, что советовал вам обоим не играть допоздна. Такие мотивы, как личное удовольствие или выгода, не годятся для ночных развлечений, если вы вспомните мои слова.
— Но при этом ты, похоже, поступил хуже всех нас, — вмешался Арман, — и посему я предполагаю, что в том был твой умысел. — Он посмотрел на все еще хмурящегося Бартоломью: — Боунз, ты не собираешься списывать свои потери на нашего бывшего друга?
— Не бывшего, — поправил его Бартоломью, — он по-прежнему мне друг. Непостоянство не в моем характере. Хотя дружба — это тоже бич, если ты хочешь знать мое мнение, Арман. Что дружба, что дождь — то и другое временами сбегает по задней стороне твоей шеи подобно холодной капели.
Арман разочарованно улыбнулся и быстро взглянул на Саймона.
— Ну, как тебе нравится наш приятель? По-моему, он восхитителен. Иногда я просто жажду завернуть его в хлопок или шерсть, чтобы оградить от вселенских тягот и сохранить в безопасности. Время от времени я бы его вынимал и ставил на каминную полку, чтобы показать, когда придут гости. О! А ты, Саймон, вероятно, захочешь оплатить сегодня его ужин. И мой тоже. Подумай об этом В самом деле, я полагаю, что вчера спустил добрую сотню фунтов благодаря твоему намерению провести вечер с выгодой. Я только надеюсь, ты не собираешься сделать игру в таких заведениях привычкой. После этой ночи я обнаружил, что мне гораздо больше нравятся наши собственные, более цивилизованные клубы. И я предпочитаю, чтобы карты тянули откуда-нибудь ближе к верхушке колоды.
— К верхушке… я понял! — воскликнул Боунз, шлепая себя рукой по лбу. — Они как-то необычно сдавали. Нас ошельмовали, не так ли? Ну? Разве нет? Я туда больше не ходок! Бейте меня по щекам, если я соберусь хоть раз! Ни за что, как бы ты ни просил меня, Саймон.
— Ну? — спросил Арман, видя, что тот не отвечает Боунзу. — Мы что, становимся завсегдатаями низкопробных притонов? Если мы не покончим с этим, то в наших гостиных поселятся судебные приставы, готовые забрать за неоплаченные векселя даже наши бренные останки! Правда, с тобой, Боунз, им сильно не повезет, не так ли? Знаешь что, Саймон, мы с Боунзом не позволим тебе посещать эти мерзкие места.
Броктон театральным жестом осенил грудь крестом.
— Даю вам слово, друзья, ноги моей больше не будет ни в одном игорном доме этого города. Я не появлюсь там даже теперь, когда наживка уже покачивается на крючке. Отныне игра будет происходить в более знакомых и определенно более дружественных водах.
— Ты уверен, что рыба клюнет? Я полагаю, ты ведешь себя как самонадеянный ребенок, Саймон.
— Рыба таки клюнет, — задумчиво произнес Бартоломью. — Акула. И примется откусывать большие куски от твоего кармана, оставляя тебя окровавленным. Распоротым. Растерзанным. Неприятное зрелище! А что за этим последует, ты знаешь. Ты погрязнешь в нищете и повесишься на фонарном столбе прямо на Бонд-стрит. Так случилось с моим дедушкой Теодором. — Он нахмурился. Лицо его выглядело болезненным. — Дома мы стараемся поменьше о нем говорить — мать от этого расстраивается.
Саймон внимательно посмотрел на Бартоломью. Судя по всему, тот был очень привязан к своему родственнику. Поэтому он серьезно выслушал мрачные предсказания своего друга.
— Акулы? В самом деле, Боунз? Тогда, вероятно, мне следует подумать о крючке большего размера…
— Крепкая дубина подошла бы лучше, — сказал Бартоломью, искренне выражая свое мнение. — Прибить акулу до бесчувствия, прямо по рылу — самый верный способ.
— Я подумаю над этим, — пообещал Саймон. Затем взмахом руки он указал на пустые кресла за столом. — Я опоздал или еще слишком рано? Или того хуже?
— Значительно хуже, — сказал Арман, как раз когда слуга поставил перед Саймоном бокал его любимого шампанского. — Боюсь, что твое самое последнее воззвание к Принни пропало втуне. Шеридан скрывается, чтобы избежать тюрьмы за долги. Так много друзей было у нашего дорогого Ричарда! А сейчас ни один из них не сможет даже имени его вспомнить, не говоря уже о возвышенных устремлениях и блестящем остроумии. Он болен, Саймон, смертельно болен. Он, видимо, умрет, я бы сказал, из-за сломленного духа, если ты не имеешь ничего против мелодрамы. Хотя, зная Дикки, я уверен, что он предпочел бы фарс.
— Черт побери! — не выдержал Саймон. — Я этого боялся. — В сердцах он залпом выпил первый бокал, словно это была вода, и поблагодарил слугу, который быстро налил ему другой. — А где остальные?
Бартоломью извлек из кармана два листка и прочитал обе записки, одну за другой:
— «В час? Днем?! Невозможно». «Днем» — подчеркнуто три раза. И вторая: «Слишком рано. Это выше моих сил. Покорнейше прошу простить». Угадай, какая от кого?
Саймон взъерошил пальцами шевелюру, нарушая аккуратную прическу. Волосы легли более естественно, придав его внешности юношескую небрежность, которую его камердинер считал предосудительной, а мать обожала.
— Первая от Красавчика, вторая, вежливая, от Джорджа, — заметил Броктон, посмотрев на Армана. — И оба оскорблены, я полагаю?
— Естественно. — Арман, вальяжно развалившийся в кресле, взял свой бокал с вином. — Как я тебя и предупреждал. Ты также отверг бы любую помощь, если бы кто-то из них попытался ее предложить. Но ты имеешь возможность удовлетворить свои амбиции по крайней мере в отношении Байрона. И не ты один. Зная, что ты не читаешь карточки с приглашениями, я полагаю, ты мог даже не заметить, что на следующей неделе в «Олмэксе» состоится большой вечер. Около дюжины устроительниц преисполнены благих намерений, опрометчиво надеясь вернуть нашему бедному Джорджу былую славу. Их ждет печальный провал, конечно. Тем более что в списке гостей и дорогая Августа Ли.
— Но, безусловно, не в «Олмэксе». Неужели они пригласили сестру Джорджа?
— Наполовину сестру, Саймон, — уточнил Бартоломью, грызя костяшки пальцев. — Августа ему лишь сводная сестра, друг мой.
— Это будет распятие Христа! — простонал Саймон, ударяя ладонью по столу, чем привлек любопытные взгляды других посетителей. — За каким чертом они это затеяли? Они ничего не достигнут, только ужасно навредят Джорджу. Неужели он пойдет?
— С кольцами на руках и бубенчиками на ногах, — съязвил Арман. — Во всяком случае, судя по каракулям в книге пари, многие склонны думать, что так. Но не успеет он войти, как все тут же отвернутся от него. — И Арман закивал в подтверждение своего предсказания.
— Мы должны остановить его! — с жаром заявил Саймон.
— Ты не спасешь этого безумца. Посмотри, сколько ты стараешься для Красавчика, а все без толку. Мы можем только продолжать поручаться за него, чтобы он не угодил в Ривер-Тик[8] теперь, когда Принни так против него настроен. Все наши усилия — мартышкин труд. Не лучше ли нам подумать сейчас о себе и не прогуляться ли на Бонд-стрит? Мы ничего не добьемся, разыгрывая из себя наставников масс. Мне нравится этот шейный платок, у меня к нему особое пристрастие…
Саймон махнул Арману рукой, чтобы тот сел обратно. Он стремился полностью завладеть вниманием своего друга.
— Вчера, после того как я вас покинул, меня похитили, угрожая пистолетом, — объявил он без обиняков: согласно военному правилу, открыть огонь — быстрейший путь к атаке.
— Что? Никогда так не шути! — забрызгал слюной Бартоломью. Затем, сдвинув брови, пристально посмотрел на Броктона. — Где? Когда? После того как ты ушел от нас? Вот к чему приводит посещение притонов, скажу я тебе. Должно быть, ты сделал из этого правильный вывод.
— Спасибо тебе, Боунз, что ты обо мне беспокоишься, — промурлыкал Саймон. — Я не ранен и после всех бедственных переживаний вполне хорошо себя чувствую. Должен заметить, что в такие времена, как сейчас, забота и утешение друзей — единственное, что меня поддерживает. — Он снова поднял свой бокал. — Арман, тебе нечего сказать?
— Пожалуй, нет, — ответил тот, но потом передумал. — Ну да, вероятно, я должен что-то сказать. Полагаю, Боунз сейчас безумно рад, что вчера предпочел ехать домой со мной. Верно, Боунз?
Бартоломью кивком подтвердил свое согласие.
— Скажи нам, Саймон, — забормотал он, не отнимая от рта костяшек, — что произошло и почему ты не мертв? Ты знаешь, чем заканчивается большинство похищений…
— Сожалею, что разочаровал тебя, Боунз. — Саймон не был склонен превращать все в шутку. Поэтому он просто сделал друзьям знак придвинуться ближе и коротко пересказал события минувшей ночи. Не пытаясь выглядеть героем, он поведал им и об унижении, которое претерпел от таинственной мисс К. Когда он подошел наконец к шокирующему эпизоду с прыжком на лошадь, Бартоломью не выдержал:
— Как? Без посторонней помощи? Но ты, кажется, сказал, это была девушка? Ни одна женщина не смогла бы это сделать!
— Боунз, — вмешался Арман, — наш друг, боюсь, не всегда распознает, как повязан шейный платок — свободно, в виде водопада или математически выверенного узла, но я тебе авторитетно заявляю, что в определении тончайших различий между мужчиной и женщиной он истинный гений. Я склонен ему верить и лишь сожалею, что меня не было с ним рядом. Мне бы очень хотелось стать свидетелем этого грандиозного зрелища.
— Башмак, кружащийся вокруг твоей головы, отвлекает от подобных мыслей, — сказал Саймон, потягивая шампанское. — Хотя, помнится, когда я размышлял об этом позже, я подумал, что тебе бы это понравилось. Но вы оба не улавливаете главного. Девушка, эта мисс К., настроена убить Ноэля Кинси, графа Филтона. Необходимо ей помешать.
Бартоломью нахмурился и брезгливо скривил свои тонкие губы:
— Ты что, собираешься его предупредить? Зачем? Можно подумать, что мы очень его любим! Какая разница, кто его уберет?
— Боунз, неужели ты и впрямь не понимаешь? — Арман сочувственно похлопал друга по руке. — Не понимаешь, хотя потратил половину вчерашней ночи, видя, как Саймон проигрывает партию за партией? У нашего виконта, который сама чистота, есть очень веская причина прикончить милейшего графа. И вдруг выясняется, что та девушка с большими зелеными глазами собирается убить Филтона! Ну как это будет выглядеть? Какая-то кисейная барышня из деревни отберет у нашего друга его добычу? Он не переживет такого бесчестья!
— Точно. — Саймон отнесся к словам Армана совершенно серьезно. — Возможно, у нашей юной леди есть свои мотивы, но меня это не волнует. Пальма первенства принадлежит мне.
— У тебя действительно есть причина? — допытывался Бартоломью. — И ты действительно собираешься уничтожить Кинси? Ты не шутишь? Я вижу, в тебе это глубоко сидит. Но почему мне ничего не известно? Ты просто мне не говоришь. Это нехорошо. А Арман знает? Да, я уверен, что знает, но никто не потрудился мне рассказать. А я-то грешил на бокс. Подумал, что когда вы с Арманом днем тренировались в «Джексоне», ты получил слишком сильный удар, — простодушно признался Бартоломью, — иначе мы не потеряли бы вчера столько денег. И зачем мы туда пошли, когда здесь, в «Уайтсе», гораздо комфортабельнее! Я еще не помню, чтобы тебе так катастрофически не везло. О, Саймон, а я выразил сожаление по поводу твоего похищения и всего прочего? Мне следовало это сделать. Неужели я забыл? Тогда извини.
Замешательство и сумбурная речь друга рассмешили Саймона. Он тихо хихикнул.
— Все в порядке, Боунз. Я тебя прощаю. Да, я ищу графа. Я тебе все подробно расскажу, но в другой раз, в более уединенном месте. Хорошо? А то казино я выбрал потому, что Филтон чаще всего играет там. В таких заведениях легче шельмовать, никто не станет сильно придираться, если даже передернешь малость, а то и вовсе не заметит. Но я должен сказать, что Филтон прожженный мошенник, его не так-то просто уличить. Для этого нужен богатый и разнообразный опыт, как у Армана, а теперь и у меня. Надеюсь, мне удастся подтвердить, что я достойный ученик. Я хочу вытащить Филтона обратно в клубы, на открытое место, и уничтожить публично, как он давно этого заслуживает. Но я не имею в виду физическое истребление. Я хочу нанести ему смертельный урон, полностью разорить. И тогда пусть он бежит на континент вместе со многими другими, всеми, кто спасается от своих кредиторов.
Арман покачал головой:
— И пока дело не будет сделано, я подозреваю, нам предстоит постоянно находиться в обществе Ноэля Кинси? Если ты собираешься действительно его уничтожить, а не просто лишить части денег, да еще сделать это честно, то придется потрудиться. Ты не можешь опустошать его карманы слишком быстро, иначе он насторожится и удерет обратно в свои любимые притоны. Если, конечно, до этого маленькая мисс Зеленые Глаза не пустит в него пулю.
— Странно, — вздохнул Саймон, покачивая бокал с шампанским. — Никогда не думал, что мне захочется спасать от пули подобного человека. Но, признаюсь, возможность нечаянной встречи с изобретательной мисс К. будоражит мое воображение. И это произойдет довольно скоро, я в этом уверен. Она приложит все усилия, чтобы выследить Филтона и затем пристрелить, как собаку. Меня поразила решительность этой особы.
Арман на секунду прикрыл глаза, затем посмотрел через стол на своего друга.
— Ах, какая очаровательная картина только что сложилась в моем уме! Но тебе это будет совершенно неинтересно, поэтому я не стану рассказывать. В конце концов, ты заверил нас, что твой интерес к мисс Зеленые Глаза чисто протекционистский. И все же, Саймон, если нам случится ее встретить, как ты собираешься поступить?
— Отошлешь ее домой? — спросил Боунз. — Сдашь в полицию? Отшлепаешь и отправишь спать без ужина? Скажешь, она всего лишь ребенок, а не закоренелый убийца, верно?
Саймон посмотрел на Бартоломью, назвавшего три одинаково неприемлемых варианта. Он вспомнил, что тот же самый вопрос задала ему мать, но тогда он не смог ей ответить. Не было у него ответа и сейчас.
— Понятия не имею, что я буду с ней делать, Арман. В самом деле, я считаю, что должен как-то ее наказать. Ты прав, Боунз. — Саймон задумчиво улыбнулся. — Отшлепать ее, наверное, имело бы смысл. Или выяснить, где она живет, и отчитать ее отца за то, что спустил дочку с привязи.
— О-о, сюда идет Филтон, — сказал Бартоломью, взглянув на мужчину, направлявшегося в их сторону, и стараясь не выказывать свой интерес. — Но граф не может сесть здесь, — продолжил он сквозь зубы. — Красавчик никогда его не приглашал. Неужели он не знает? Сморчок — вот он кто. Наверное, следовало позволить девушке его застрелить. В самом деле, Саймон, напрасно ты ее остановил.
— Боунз, она хотела застрелить меня, — сказал Саймон. — Но так как я сам собирался предложить вам отправиться на поиски Филтона, то его появление чрезвычайно для нас полезно. Это избавит нас от заботы, — резонно добавил он. И встал, чтобы пожать руку Ноэлю Кинси, скрывая за приветственной улыбкой страстное желание сбить с ног беспринципного алчного подонка, а затем наступить на его округлый зад. — Филтон! Как приятно видеть вас снова! Вы по мне как огнем прошлись прошлой ночью и оставили раздетого на пепелище. Полагаю, вы пришли дать мне возможность отыграть часть того, что я потерял по собственной глупости? О, как это благородно с вашей стороны! Вы истинный джентльмен!
Ноэль Кинси угодливо улыбнулся, испытующе глядя на Саймона узкими, как щелочки, глазами. Его светлая шевелюра была само совершенство, равно как и безукоризненного покроя одежда, украшавшая его высокую, слегка полноватую фигуру.
— Не преувеличивайте, Броктон. Не так уж глубоко я внедрился в ваши фонды. Менее чем на пять сотен фунтов. Едва ли этого достаточно для сравнения с пожаром. Просто легкий дымок из вашего бумажника. Если же вы имеете в виду еще одну встречу, я полагаю, это возможно, но боюсь, не в ближайшие недели. Сейчас мое место у постели больного. Меня вызывают в деревню к двоюродной бабушке, и я должен срочно выезжать. При удачном стечении обстоятельств через пару недель мою любимую бабушку уже предадут земле, а денежки незамедлительно прибудут в Мейфэр. Я это к тому, чтобы вы знали, что я не уклоняюсь. Я не из тех, кто лишает человека шанса возместить свой проигрыш.
— Я же говорю, вы джентльмен до мозга костей, — согласился Саймон, высвобождая руку и ощущая некоторую неловкость. Так хотелось отереть ладонь о панталоны, очиститься от заразы! — Жду вашего возвращения. Ужасно неприятно терпеть поражение. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь так чертовски не везло. Но я надеюсь на счастливый шанс. Только на этот раз будем играть здесь, в «Уайтсе», или в одном из других клубов, если не возражаете. Больше никаких казино. Там слишком много новичков, едут почти прямо из деревни. Мне не по душе, когда от людей пахнет сеном. Так, значит, вы уезжаете сегодня?
— Завтра утром, — по рассеянности сболтнул Филтон. — Мне не так уж к спеху. Но, увы, — поспешил поправиться он, — на вечер у меня уже есть планы, если вы это имели в виду. Тут как раз приехал один джентльмен из Суррея. Юноша жаждет подарить мне свое весьма внушительное квартальное содержание. Не надо так рьяно грызть удила, Броктон. Всему свое время. Вы еще успеете избавиться от своего состояния, обещаю вам. Мое почтение, джентльмены, — закончил он, сдержанно кланяясь по очереди Бартоломью и Арману. Затем медленно направился к столу, находящемуся довольно далеко от запретного места у окна с эркером.
Саймон плотно сжал губы, сосредоточенный на своих потаенных мыслях.
— Ну, друзья мои, с почином! Филтон — мой. Я это дело затеял, мне его и кончать. И ничьего вмешательства я не потерплю.
— От меня такового не будет, — сказал Бартоломью, когда Саймон снова сел за стол. — Давай выводи его на чистую воду и кончай. Мне вообще не нравится этот человек. Правда, совершенно не нравится. А как говорит! Квар-таль-ное со-дер-жа-ние. Хо-хо! Производит впечатление. Я бы даже сказал, слишком.
— Боунз прекрасно отзывается о Филтоне, а наш дорогой граф, между прочим, о тебе невысокого мнения, — отнюдь не дружелюбно заметил Арман. — Он считает, что ты нем, как эти стены, Саймон. Вчера, ближе к концу, он мошенничал почти в открытую, а ты ни разу ему не выговорил. Он, поди, видит себя владельцем всего твоего состояния еще до истечения следующего месяца, если несчастная старушка предупредительно протянет ноги. Так что на этот раз Боунз прав. Ты должен его прихлопнуть.
— За что? — Саймон осушил еще один бокал шампанского, желая истребить дурной привкус, оставшийся после той чепухи, которую ему пришлось нести, чтобы возбудить интерес у Филтона. — Ты не можешь просто так взять и убить кого-то. Должна быть причина, ты знаешь. И она появится, если он посмеет так же нагло шельмовать здесь, в «Уайтсе». К тому же я вовсе не жажду дуэли, когда есть более легкий путь. А деньги Филтона пойдут благотворительным учреждениям, им надолго хватит.
— Вполне справедливо и разумно, — согласился Арман, хотя сам всегда являлся сторонником прямых и быстрых действий. — В этом он весь, наш Саймон. Готов помочь каждому, кто менее удачлив.
На несколько секунд воцарилась тишина, пока Бартоломью не постучал указательным пальцем по столу, призывая друзей к вниманию.
— Знаешь, о чем я думаю, Саймон? — сказал он. — Я полагаю, у твоей мисс К. есть веская причина застрелить Филтона. — Судя по широкой улыбке, Бартоломью, несомненно, считал, что изрек нечто выдающееся. — Иначе она не охотилась бы за ним с пистолетом, верно? Надо найти ее и заставить рассказать, почему она это делает. Может, из-за надругательства или чего-нибудь похожего. Тогда один из нас может вызвать Филтона на дуэль, чтобы защитить эту несчастную девушку.
— Ты думаешь, Боунз, он ее обесчестил? Заманил в постель, а потом бросил? — Саймону совсем не нравилось, в каком направлении развиваются его собственные мысли. — Нет. Не похоже. Мне не показалось, что она из тех, кого легко обмануть. Вряд ли такой тип, как Филтон, мог заморочить ей голову романтической чепухой или чем-то в этом роде.
— Вот так, Боунз, — сказал Арман смеясь. — Ты слышишь? Наш виконт вдруг решил, что его похитительница — воплощенная добродетель. Вероятно, эта девушка помогает обездоленным, ухаживает за немощными. Само собой разумеется, она отнимает добро у богатых, чтобы отдать бедным. Подожди еще секунду, Боунз, и он объявит маленькую разбойницу святой! И все потому, что она хочет убить Филтона. Саймон, ты уверен, что деревянный башмак не поразил выбранную мишень? Боунз, я хочу обследовать голову нашего друга, нет ли на ней необычных шишек. Ты не будешь так любезен присоединиться ко мне?
— Прекрати свои штучки, Арман, — сказал Саймон, улыбаясь против воли. — Я понятия не имею, кто эта девушка. Я только знаю, что она желает смерти Ноэля Кинси, что само по себе замечательно. Посмотри, Филтон уходит. Я убежден, таинственная мисс К. сейчас прячется где-то неподалеку и поджидает, когда наш неосторожный граф выйдет из клуба. Я думаю, мы сейчас прервемся и пойдем прогуляться по Сент-Джеймс. Надеюсь, нам удастся ее встретить прежде, чем она успеет наделать глупостей.
— Негоже обвинять девушку в глупости, Саймон, — многозначительно сказал Бартоломью, поднимаясь и следуя за товарищами. — Тебя могло бы уже не быть в живых.
— Что верно, то верно, — криво усмехнулся Саймон. — И как мило с твоей стороны, что ты это подметил. — Он по-дружески шлепнул Бартоломью по спине, от чего тот едва не растянулся на полу.
— Подумать только, мой отец мечтал о дочери, — проворчал Лестер, — и тут случилась эта клоунада. Какое совпадение! — Он все время передергивал плечами и вращал бедрами, так как нижнее белье было ему ужасно тесно.
Оба его товарища были уже здесь, Саймон увидел их еще издали. Приблизившись к столу, он остановился и с минуту молча наблюдал за ними. Друзья так увлеченно спорили о чем-то, что не замечали его присутствия.
Если бы кто-то задался целью изучить замысловатое строение человеческого скелета, более идеальной модели, чем Бартоломью Бут, он бы не нашел. При этом исследователю не потребовалось бы обременять себя процедурами, какими занимаются анатомы и прозекторы. Тощий, плоский, как вешалка, Бартоломью, или Боунз, казалось, состоял из одних костей и кожи — к тому же очень тонкой, как в прямом, так и в переносном смысле.
Несмотря на отсутствие внешних достоинств, Саймон считал его молодчиной, верным и преданным парнем, разве что чуть-чуть мрачноватым. Боунз радел за своих товарищей и осмотрительно предостерегал их от опасных развлечений. Прежде чем участвовать в игре, он всегда просчитывал степень риска с точки зрения последствий для кошелька. Саймон с Арманом принимали своего друга вместе с его воззрениями, во многом сообразуясь с его внешностью, откуда и возникло такое странное прозвище — Боунз[7].
Арман Готье составлял ему полную противоположность, как физически, так и психически. Высокий и умопомрачительно красивый, благодаря своему веселому характеру и общительности он пользовался расположением в равной мере и женщин, и мужчин. Однако его необыкновенно синие глаза, длинные черные волосы и великолепная фигура производили на представительниц слабого пола в тысячу раз большее впечатление. Для окружающих он оставался загадкой, что вдвойне льстило Саймону, потому что Арман видел в нем не только своего близкого друга, но и доверенное лицо.
И сейчас он первым заметил виконта. Вероятно, почувствовал его присутствие, это очень походило на Армана.
— Боунз, Саймон пришел, — сказал он, когда тот выдвинул кресло и подсел к ним. — Повтори теперь ему, что ты только что говорил мне.
Бартоломью дернул плечами, только раз, так как был экономным во всем, и без всяких предисловий твердо произнес:
— Я говорил Арману, что в Лондоне каждый день идет дождь. Каждый день. Каждую ночь. Дождь — это бич.
— Ну что, Саймон, — сказал Арман Готье, — теперь ты знаешь, что собой являет дождь? Как объяснил наш друг, это — бич. Я осмелюсь сказать, разумеется, только за себя, что мне стало легче от этого понимания. Отныне я знаю, что дождь — это бич.
Саймон только улыбнулся и покачал головой:
— Не дразни его, Арман. У бедняги, наверное, из-за этого была тяжелая ночь. Сначала игорный дом. С определенными потерями, вероятно, ибо то, что я видел, прежде чем вас покинуть, указывало именно на это. Потом возвращение домой на заре. А тут еще дождь полил как из ведра. Так ведь, Боунз? Ты раздражен, и совершенно справедливо. Несчастный Боунз! Я боюсь, как бы он с горя не впал в хандру. Может, нам следует принять какие-то меры, Арман?
Бартоломью ответил раньше:
— Из вас двоих ты гораздо хуже, Саймон. Арман, тот издевается открыто. А ты делаешь вид, что сочувствуешь, любезно улыбаешься и говоришь правильные вещи, но при этом только и ждешь, когда я размякну, чтобы всадить в меня нож по самую рукоятку. Да, прошлой ночью меня постигла неудача. Я проиграл, проиграл, проиграл! Теперь ты счастлив?
— Я в безумном восторге, Боунз, если тебе нужно мое признание, — довольно спокойно ответил Саймон. — Однако хочу напомнить, что советовал вам обоим не играть допоздна. Такие мотивы, как личное удовольствие или выгода, не годятся для ночных развлечений, если вы вспомните мои слова.
— Но при этом ты, похоже, поступил хуже всех нас, — вмешался Арман, — и посему я предполагаю, что в том был твой умысел. — Он посмотрел на все еще хмурящегося Бартоломью: — Боунз, ты не собираешься списывать свои потери на нашего бывшего друга?
— Не бывшего, — поправил его Бартоломью, — он по-прежнему мне друг. Непостоянство не в моем характере. Хотя дружба — это тоже бич, если ты хочешь знать мое мнение, Арман. Что дружба, что дождь — то и другое временами сбегает по задней стороне твоей шеи подобно холодной капели.
Арман разочарованно улыбнулся и быстро взглянул на Саймона.
— Ну, как тебе нравится наш приятель? По-моему, он восхитителен. Иногда я просто жажду завернуть его в хлопок или шерсть, чтобы оградить от вселенских тягот и сохранить в безопасности. Время от времени я бы его вынимал и ставил на каминную полку, чтобы показать, когда придут гости. О! А ты, Саймон, вероятно, захочешь оплатить сегодня его ужин. И мой тоже. Подумай об этом В самом деле, я полагаю, что вчера спустил добрую сотню фунтов благодаря твоему намерению провести вечер с выгодой. Я только надеюсь, ты не собираешься сделать игру в таких заведениях привычкой. После этой ночи я обнаружил, что мне гораздо больше нравятся наши собственные, более цивилизованные клубы. И я предпочитаю, чтобы карты тянули откуда-нибудь ближе к верхушке колоды.
— К верхушке… я понял! — воскликнул Боунз, шлепая себя рукой по лбу. — Они как-то необычно сдавали. Нас ошельмовали, не так ли? Ну? Разве нет? Я туда больше не ходок! Бейте меня по щекам, если я соберусь хоть раз! Ни за что, как бы ты ни просил меня, Саймон.
— Ну? — спросил Арман, видя, что тот не отвечает Боунзу. — Мы что, становимся завсегдатаями низкопробных притонов? Если мы не покончим с этим, то в наших гостиных поселятся судебные приставы, готовые забрать за неоплаченные векселя даже наши бренные останки! Правда, с тобой, Боунз, им сильно не повезет, не так ли? Знаешь что, Саймон, мы с Боунзом не позволим тебе посещать эти мерзкие места.
Броктон театральным жестом осенил грудь крестом.
— Даю вам слово, друзья, ноги моей больше не будет ни в одном игорном доме этого города. Я не появлюсь там даже теперь, когда наживка уже покачивается на крючке. Отныне игра будет происходить в более знакомых и определенно более дружественных водах.
— Ты уверен, что рыба клюнет? Я полагаю, ты ведешь себя как самонадеянный ребенок, Саймон.
— Рыба таки клюнет, — задумчиво произнес Бартоломью. — Акула. И примется откусывать большие куски от твоего кармана, оставляя тебя окровавленным. Распоротым. Растерзанным. Неприятное зрелище! А что за этим последует, ты знаешь. Ты погрязнешь в нищете и повесишься на фонарном столбе прямо на Бонд-стрит. Так случилось с моим дедушкой Теодором. — Он нахмурился. Лицо его выглядело болезненным. — Дома мы стараемся поменьше о нем говорить — мать от этого расстраивается.
Саймон внимательно посмотрел на Бартоломью. Судя по всему, тот был очень привязан к своему родственнику. Поэтому он серьезно выслушал мрачные предсказания своего друга.
— Акулы? В самом деле, Боунз? Тогда, вероятно, мне следует подумать о крючке большего размера…
— Крепкая дубина подошла бы лучше, — сказал Бартоломью, искренне выражая свое мнение. — Прибить акулу до бесчувствия, прямо по рылу — самый верный способ.
— Я подумаю над этим, — пообещал Саймон. Затем взмахом руки он указал на пустые кресла за столом. — Я опоздал или еще слишком рано? Или того хуже?
— Значительно хуже, — сказал Арман, как раз когда слуга поставил перед Саймоном бокал его любимого шампанского. — Боюсь, что твое самое последнее воззвание к Принни пропало втуне. Шеридан скрывается, чтобы избежать тюрьмы за долги. Так много друзей было у нашего дорогого Ричарда! А сейчас ни один из них не сможет даже имени его вспомнить, не говоря уже о возвышенных устремлениях и блестящем остроумии. Он болен, Саймон, смертельно болен. Он, видимо, умрет, я бы сказал, из-за сломленного духа, если ты не имеешь ничего против мелодрамы. Хотя, зная Дикки, я уверен, что он предпочел бы фарс.
— Черт побери! — не выдержал Саймон. — Я этого боялся. — В сердцах он залпом выпил первый бокал, словно это была вода, и поблагодарил слугу, который быстро налил ему другой. — А где остальные?
Бартоломью извлек из кармана два листка и прочитал обе записки, одну за другой:
— «В час? Днем?! Невозможно». «Днем» — подчеркнуто три раза. И вторая: «Слишком рано. Это выше моих сил. Покорнейше прошу простить». Угадай, какая от кого?
Саймон взъерошил пальцами шевелюру, нарушая аккуратную прическу. Волосы легли более естественно, придав его внешности юношескую небрежность, которую его камердинер считал предосудительной, а мать обожала.
— Первая от Красавчика, вторая, вежливая, от Джорджа, — заметил Броктон, посмотрев на Армана. — И оба оскорблены, я полагаю?
— Естественно. — Арман, вальяжно развалившийся в кресле, взял свой бокал с вином. — Как я тебя и предупреждал. Ты также отверг бы любую помощь, если бы кто-то из них попытался ее предложить. Но ты имеешь возможность удовлетворить свои амбиции по крайней мере в отношении Байрона. И не ты один. Зная, что ты не читаешь карточки с приглашениями, я полагаю, ты мог даже не заметить, что на следующей неделе в «Олмэксе» состоится большой вечер. Около дюжины устроительниц преисполнены благих намерений, опрометчиво надеясь вернуть нашему бедному Джорджу былую славу. Их ждет печальный провал, конечно. Тем более что в списке гостей и дорогая Августа Ли.
— Но, безусловно, не в «Олмэксе». Неужели они пригласили сестру Джорджа?
— Наполовину сестру, Саймон, — уточнил Бартоломью, грызя костяшки пальцев. — Августа ему лишь сводная сестра, друг мой.
— Это будет распятие Христа! — простонал Саймон, ударяя ладонью по столу, чем привлек любопытные взгляды других посетителей. — За каким чертом они это затеяли? Они ничего не достигнут, только ужасно навредят Джорджу. Неужели он пойдет?
— С кольцами на руках и бубенчиками на ногах, — съязвил Арман. — Во всяком случае, судя по каракулям в книге пари, многие склонны думать, что так. Но не успеет он войти, как все тут же отвернутся от него. — И Арман закивал в подтверждение своего предсказания.
— Мы должны остановить его! — с жаром заявил Саймон.
— Ты не спасешь этого безумца. Посмотри, сколько ты стараешься для Красавчика, а все без толку. Мы можем только продолжать поручаться за него, чтобы он не угодил в Ривер-Тик[8] теперь, когда Принни так против него настроен. Все наши усилия — мартышкин труд. Не лучше ли нам подумать сейчас о себе и не прогуляться ли на Бонд-стрит? Мы ничего не добьемся, разыгрывая из себя наставников масс. Мне нравится этот шейный платок, у меня к нему особое пристрастие…
Саймон махнул Арману рукой, чтобы тот сел обратно. Он стремился полностью завладеть вниманием своего друга.
— Вчера, после того как я вас покинул, меня похитили, угрожая пистолетом, — объявил он без обиняков: согласно военному правилу, открыть огонь — быстрейший путь к атаке.
— Что? Никогда так не шути! — забрызгал слюной Бартоломью. Затем, сдвинув брови, пристально посмотрел на Броктона. — Где? Когда? После того как ты ушел от нас? Вот к чему приводит посещение притонов, скажу я тебе. Должно быть, ты сделал из этого правильный вывод.
— Спасибо тебе, Боунз, что ты обо мне беспокоишься, — промурлыкал Саймон. — Я не ранен и после всех бедственных переживаний вполне хорошо себя чувствую. Должен заметить, что в такие времена, как сейчас, забота и утешение друзей — единственное, что меня поддерживает. — Он снова поднял свой бокал. — Арман, тебе нечего сказать?
— Пожалуй, нет, — ответил тот, но потом передумал. — Ну да, вероятно, я должен что-то сказать. Полагаю, Боунз сейчас безумно рад, что вчера предпочел ехать домой со мной. Верно, Боунз?
Бартоломью кивком подтвердил свое согласие.
— Скажи нам, Саймон, — забормотал он, не отнимая от рта костяшек, — что произошло и почему ты не мертв? Ты знаешь, чем заканчивается большинство похищений…
— Сожалею, что разочаровал тебя, Боунз. — Саймон не был склонен превращать все в шутку. Поэтому он просто сделал друзьям знак придвинуться ближе и коротко пересказал события минувшей ночи. Не пытаясь выглядеть героем, он поведал им и об унижении, которое претерпел от таинственной мисс К. Когда он подошел наконец к шокирующему эпизоду с прыжком на лошадь, Бартоломью не выдержал:
— Как? Без посторонней помощи? Но ты, кажется, сказал, это была девушка? Ни одна женщина не смогла бы это сделать!
— Боунз, — вмешался Арман, — наш друг, боюсь, не всегда распознает, как повязан шейный платок — свободно, в виде водопада или математически выверенного узла, но я тебе авторитетно заявляю, что в определении тончайших различий между мужчиной и женщиной он истинный гений. Я склонен ему верить и лишь сожалею, что меня не было с ним рядом. Мне бы очень хотелось стать свидетелем этого грандиозного зрелища.
— Башмак, кружащийся вокруг твоей головы, отвлекает от подобных мыслей, — сказал Саймон, потягивая шампанское. — Хотя, помнится, когда я размышлял об этом позже, я подумал, что тебе бы это понравилось. Но вы оба не улавливаете главного. Девушка, эта мисс К., настроена убить Ноэля Кинси, графа Филтона. Необходимо ей помешать.
Бартоломью нахмурился и брезгливо скривил свои тонкие губы:
— Ты что, собираешься его предупредить? Зачем? Можно подумать, что мы очень его любим! Какая разница, кто его уберет?
— Боунз, неужели ты и впрямь не понимаешь? — Арман сочувственно похлопал друга по руке. — Не понимаешь, хотя потратил половину вчерашней ночи, видя, как Саймон проигрывает партию за партией? У нашего виконта, который сама чистота, есть очень веская причина прикончить милейшего графа. И вдруг выясняется, что та девушка с большими зелеными глазами собирается убить Филтона! Ну как это будет выглядеть? Какая-то кисейная барышня из деревни отберет у нашего друга его добычу? Он не переживет такого бесчестья!
— Точно. — Саймон отнесся к словам Армана совершенно серьезно. — Возможно, у нашей юной леди есть свои мотивы, но меня это не волнует. Пальма первенства принадлежит мне.
— У тебя действительно есть причина? — допытывался Бартоломью. — И ты действительно собираешься уничтожить Кинси? Ты не шутишь? Я вижу, в тебе это глубоко сидит. Но почему мне ничего не известно? Ты просто мне не говоришь. Это нехорошо. А Арман знает? Да, я уверен, что знает, но никто не потрудился мне рассказать. А я-то грешил на бокс. Подумал, что когда вы с Арманом днем тренировались в «Джексоне», ты получил слишком сильный удар, — простодушно признался Бартоломью, — иначе мы не потеряли бы вчера столько денег. И зачем мы туда пошли, когда здесь, в «Уайтсе», гораздо комфортабельнее! Я еще не помню, чтобы тебе так катастрофически не везло. О, Саймон, а я выразил сожаление по поводу твоего похищения и всего прочего? Мне следовало это сделать. Неужели я забыл? Тогда извини.
Замешательство и сумбурная речь друга рассмешили Саймона. Он тихо хихикнул.
— Все в порядке, Боунз. Я тебя прощаю. Да, я ищу графа. Я тебе все подробно расскажу, но в другой раз, в более уединенном месте. Хорошо? А то казино я выбрал потому, что Филтон чаще всего играет там. В таких заведениях легче шельмовать, никто не станет сильно придираться, если даже передернешь малость, а то и вовсе не заметит. Но я должен сказать, что Филтон прожженный мошенник, его не так-то просто уличить. Для этого нужен богатый и разнообразный опыт, как у Армана, а теперь и у меня. Надеюсь, мне удастся подтвердить, что я достойный ученик. Я хочу вытащить Филтона обратно в клубы, на открытое место, и уничтожить публично, как он давно этого заслуживает. Но я не имею в виду физическое истребление. Я хочу нанести ему смертельный урон, полностью разорить. И тогда пусть он бежит на континент вместе со многими другими, всеми, кто спасается от своих кредиторов.
Арман покачал головой:
— И пока дело не будет сделано, я подозреваю, нам предстоит постоянно находиться в обществе Ноэля Кинси? Если ты собираешься действительно его уничтожить, а не просто лишить части денег, да еще сделать это честно, то придется потрудиться. Ты не можешь опустошать его карманы слишком быстро, иначе он насторожится и удерет обратно в свои любимые притоны. Если, конечно, до этого маленькая мисс Зеленые Глаза не пустит в него пулю.
— Странно, — вздохнул Саймон, покачивая бокал с шампанским. — Никогда не думал, что мне захочется спасать от пули подобного человека. Но, признаюсь, возможность нечаянной встречи с изобретательной мисс К. будоражит мое воображение. И это произойдет довольно скоро, я в этом уверен. Она приложит все усилия, чтобы выследить Филтона и затем пристрелить, как собаку. Меня поразила решительность этой особы.
Арман на секунду прикрыл глаза, затем посмотрел через стол на своего друга.
— Ах, какая очаровательная картина только что сложилась в моем уме! Но тебе это будет совершенно неинтересно, поэтому я не стану рассказывать. В конце концов, ты заверил нас, что твой интерес к мисс Зеленые Глаза чисто протекционистский. И все же, Саймон, если нам случится ее встретить, как ты собираешься поступить?
— Отошлешь ее домой? — спросил Боунз. — Сдашь в полицию? Отшлепаешь и отправишь спать без ужина? Скажешь, она всего лишь ребенок, а не закоренелый убийца, верно?
Саймон посмотрел на Бартоломью, назвавшего три одинаково неприемлемых варианта. Он вспомнил, что тот же самый вопрос задала ему мать, но тогда он не смог ей ответить. Не было у него ответа и сейчас.
— Понятия не имею, что я буду с ней делать, Арман. В самом деле, я считаю, что должен как-то ее наказать. Ты прав, Боунз. — Саймон задумчиво улыбнулся. — Отшлепать ее, наверное, имело бы смысл. Или выяснить, где она живет, и отчитать ее отца за то, что спустил дочку с привязи.
— О-о, сюда идет Филтон, — сказал Бартоломью, взглянув на мужчину, направлявшегося в их сторону, и стараясь не выказывать свой интерес. — Но граф не может сесть здесь, — продолжил он сквозь зубы. — Красавчик никогда его не приглашал. Неужели он не знает? Сморчок — вот он кто. Наверное, следовало позволить девушке его застрелить. В самом деле, Саймон, напрасно ты ее остановил.
— Боунз, она хотела застрелить меня, — сказал Саймон. — Но так как я сам собирался предложить вам отправиться на поиски Филтона, то его появление чрезвычайно для нас полезно. Это избавит нас от заботы, — резонно добавил он. И встал, чтобы пожать руку Ноэлю Кинси, скрывая за приветственной улыбкой страстное желание сбить с ног беспринципного алчного подонка, а затем наступить на его округлый зад. — Филтон! Как приятно видеть вас снова! Вы по мне как огнем прошлись прошлой ночью и оставили раздетого на пепелище. Полагаю, вы пришли дать мне возможность отыграть часть того, что я потерял по собственной глупости? О, как это благородно с вашей стороны! Вы истинный джентльмен!
Ноэль Кинси угодливо улыбнулся, испытующе глядя на Саймона узкими, как щелочки, глазами. Его светлая шевелюра была само совершенство, равно как и безукоризненного покроя одежда, украшавшая его высокую, слегка полноватую фигуру.
— Не преувеличивайте, Броктон. Не так уж глубоко я внедрился в ваши фонды. Менее чем на пять сотен фунтов. Едва ли этого достаточно для сравнения с пожаром. Просто легкий дымок из вашего бумажника. Если же вы имеете в виду еще одну встречу, я полагаю, это возможно, но боюсь, не в ближайшие недели. Сейчас мое место у постели больного. Меня вызывают в деревню к двоюродной бабушке, и я должен срочно выезжать. При удачном стечении обстоятельств через пару недель мою любимую бабушку уже предадут земле, а денежки незамедлительно прибудут в Мейфэр. Я это к тому, чтобы вы знали, что я не уклоняюсь. Я не из тех, кто лишает человека шанса возместить свой проигрыш.
— Я же говорю, вы джентльмен до мозга костей, — согласился Саймон, высвобождая руку и ощущая некоторую неловкость. Так хотелось отереть ладонь о панталоны, очиститься от заразы! — Жду вашего возвращения. Ужасно неприятно терпеть поражение. Не припомню, чтобы мне когда-нибудь так чертовски не везло. Но я надеюсь на счастливый шанс. Только на этот раз будем играть здесь, в «Уайтсе», или в одном из других клубов, если не возражаете. Больше никаких казино. Там слишком много новичков, едут почти прямо из деревни. Мне не по душе, когда от людей пахнет сеном. Так, значит, вы уезжаете сегодня?
— Завтра утром, — по рассеянности сболтнул Филтон. — Мне не так уж к спеху. Но, увы, — поспешил поправиться он, — на вечер у меня уже есть планы, если вы это имели в виду. Тут как раз приехал один джентльмен из Суррея. Юноша жаждет подарить мне свое весьма внушительное квартальное содержание. Не надо так рьяно грызть удила, Броктон. Всему свое время. Вы еще успеете избавиться от своего состояния, обещаю вам. Мое почтение, джентльмены, — закончил он, сдержанно кланяясь по очереди Бартоломью и Арману. Затем медленно направился к столу, находящемуся довольно далеко от запретного места у окна с эркером.
Саймон плотно сжал губы, сосредоточенный на своих потаенных мыслях.
— Ну, друзья мои, с почином! Филтон — мой. Я это дело затеял, мне его и кончать. И ничьего вмешательства я не потерплю.
— От меня такового не будет, — сказал Бартоломью, когда Саймон снова сел за стол. — Давай выводи его на чистую воду и кончай. Мне вообще не нравится этот человек. Правда, совершенно не нравится. А как говорит! Квар-таль-ное со-дер-жа-ние. Хо-хо! Производит впечатление. Я бы даже сказал, слишком.
— Боунз прекрасно отзывается о Филтоне, а наш дорогой граф, между прочим, о тебе невысокого мнения, — отнюдь не дружелюбно заметил Арман. — Он считает, что ты нем, как эти стены, Саймон. Вчера, ближе к концу, он мошенничал почти в открытую, а ты ни разу ему не выговорил. Он, поди, видит себя владельцем всего твоего состояния еще до истечения следующего месяца, если несчастная старушка предупредительно протянет ноги. Так что на этот раз Боунз прав. Ты должен его прихлопнуть.
— За что? — Саймон осушил еще один бокал шампанского, желая истребить дурной привкус, оставшийся после той чепухи, которую ему пришлось нести, чтобы возбудить интерес у Филтона. — Ты не можешь просто так взять и убить кого-то. Должна быть причина, ты знаешь. И она появится, если он посмеет так же нагло шельмовать здесь, в «Уайтсе». К тому же я вовсе не жажду дуэли, когда есть более легкий путь. А деньги Филтона пойдут благотворительным учреждениям, им надолго хватит.
— Вполне справедливо и разумно, — согласился Арман, хотя сам всегда являлся сторонником прямых и быстрых действий. — В этом он весь, наш Саймон. Готов помочь каждому, кто менее удачлив.
На несколько секунд воцарилась тишина, пока Бартоломью не постучал указательным пальцем по столу, призывая друзей к вниманию.
— Знаешь, о чем я думаю, Саймон? — сказал он. — Я полагаю, у твоей мисс К. есть веская причина застрелить Филтона. — Судя по широкой улыбке, Бартоломью, несомненно, считал, что изрек нечто выдающееся. — Иначе она не охотилась бы за ним с пистолетом, верно? Надо найти ее и заставить рассказать, почему она это делает. Может, из-за надругательства или чего-нибудь похожего. Тогда один из нас может вызвать Филтона на дуэль, чтобы защитить эту несчастную девушку.
— Ты думаешь, Боунз, он ее обесчестил? Заманил в постель, а потом бросил? — Саймону совсем не нравилось, в каком направлении развиваются его собственные мысли. — Нет. Не похоже. Мне не показалось, что она из тех, кого легко обмануть. Вряд ли такой тип, как Филтон, мог заморочить ей голову романтической чепухой или чем-то в этом роде.
— Вот так, Боунз, — сказал Арман смеясь. — Ты слышишь? Наш виконт вдруг решил, что его похитительница — воплощенная добродетель. Вероятно, эта девушка помогает обездоленным, ухаживает за немощными. Само собой разумеется, она отнимает добро у богатых, чтобы отдать бедным. Подожди еще секунду, Боунз, и он объявит маленькую разбойницу святой! И все потому, что она хочет убить Филтона. Саймон, ты уверен, что деревянный башмак не поразил выбранную мишень? Боунз, я хочу обследовать голову нашего друга, нет ли на ней необычных шишек. Ты не будешь так любезен присоединиться ко мне?
— Прекрати свои штучки, Арман, — сказал Саймон, улыбаясь против воли. — Я понятия не имею, кто эта девушка. Я только знаю, что она желает смерти Ноэля Кинси, что само по себе замечательно. Посмотри, Филтон уходит. Я убежден, таинственная мисс К. сейчас прячется где-то неподалеку и поджидает, когда наш неосторожный граф выйдет из клуба. Я думаю, мы сейчас прервемся и пойдем прогуляться по Сент-Джеймс. Надеюсь, нам удастся ее встретить прежде, чем она успеет наделать глупостей.
— Негоже обвинять девушку в глупости, Саймон, — многозначительно сказал Бартоломью, поднимаясь и следуя за товарищами. — Тебя могло бы уже не быть в живых.
— Что верно, то верно, — криво усмехнулся Саймон. — И как мило с твоей стороны, что ты это подметил. — Он по-дружески шлепнул Бартоломью по спине, от чего тот едва не растянулся на полу.
— Подумать только, мой отец мечтал о дочери, — проворчал Лестер, — и тут случилась эта клоунада. Какое совпадение! — Он все время передергивал плечами и вращал бедрами, так как нижнее белье было ему ужасно тесно.