Страница:
Разве можно после всего этого думать, что она станет сидеть на месте? Двое любимых ею мужчин занимаются Филтоном, а она останется в стороне и не попытается им помочь?
Чтобы предположить такое, нужно совсем потерять рассудок.
— Какой же я болван, Имоджин!
— О, самый настоящий, мой дорогой, — спокойно подтвердила виконтесса. Она проглотила остатки бекона и выбрала себе поджаристый хлебец из груды, лежащей на блюде посредине стола. — Лучше не откладывай, заставь Филтона сгинуть сегодня ночью, как ты хвастался, сынок, или она сделает это за тебя. Отправляйся прямо сейчас, время не терпит!
Но чего Саймон уже не слышал, так это концовки напутствия. Озабоченный своей миссией, он быстро зашагал из комнаты.
— Вот умница, — тихо сказала Имоджин. — Помучайся, мальчик. Иди, лови свой хвост. Это пойдет тебе на пользу. Ты пытался меня обмануть, чтобы твоя бедная старая мать не стояла у тебя на пути. Я тебя проучу. Старая? Ха! Только не я!
Калли расценила этот самый длинный и унылый день в ее жизни как вынужденное испытание. Несколько часов отняли примерки бального платья и визит мадам Иоланды, приехавшей повторно поработать ножницами. Потом последовал бесконечный разговор с виконтессой о житии сквайра Плама. До этого Калли чуть ли не целую вечность беседовала с Лестером, убеждая этого ужасно стеснительного молодого человека, что милая, но довольно взбалмошная Имоджин не собирается с завтрашнего дня стать его приемной матерью.
И все это еще больше усугублялось отсутствием Саймона. Как он смел говорить, что любит ее? Поцеловал один раз и прогнал с кровати. Не оставил ничего, кроме воспоминаний о том пламенном поцелуе, а она думала о нем всю ночь!
Где он сейчас? Что делает? Сидит напротив Филтона и медленно опустошает его кошелек? И Джастин там же? А как себя ведет Кинси? Может, уже догадался об их заговоре? Тогда Саймону и Джастину грозит опасность…
Стрелки часов, как назло, словно прилипли к циферблату. Казалось, до скончания века они так и будут показывать два часа.
О, как она любит Саймона, как тревожится за него и за его грандиозный план!
И как она сердится на этого мужчину!
Пребывая в тревоге, Калли постоянно сознавала свою бесполезность и беспомощность.
И, движимая эмоциями, Каледония Джонстон в конце концов возжаждала досадить упрямому человеку, доставлявшему ей столько беспокойства. Она могла сделать это, внеся собственный маленький вклад в дело уничтожения Филтона. Только как? Что бы такое придумать?
Но точно так же, как ночь сменяется днем, слезы — смехом, а гордыня предшествует утрате достоинства (при недостатке расхожих выражений, предсказывающих неизбежную закономерность событий, Калли следовало бы прокатиться в Окхэм к мисс Хейверли), случай представился сам собой. Поэтому когда в дверях неожиданно появился Кинси, Калли встретила его с широкой улыбкой и полным колчаном стрел, полученных от мастера амурных трюков. И секундантом в поединке предстояло быть не Саймону, а Имоджин.
А пока, поскольку она сидела наверху, за закрытыми дверями, где мадам Иоланда творила чудо при помощи горшочков с краской, Калли втащила в гостиную упирающуюся Кэтлин. Она поместила горничную в дальний угол исполнять роль компаньонки, а сама устроилась рядом с Филтоном и завела с ним светскую беседу, не переставая хлопать ресницами, одаривая его чарующей улыбкой и щедро расточая комплименты его титулу. Лесть, капавшая на тщеславную голову графа, растекалась по ней, как сахарная глазурь поверх горячей сдобы.
Филтон, который мог ввернуть саркастическую фразу, но ни одной умной, был рабом своего высокого положения. Он казался себе совершенно непостижимым, способным затмить всех и вся. Такого человека нетрудно убедить, что он является венцом творения. Калли поняла это очень быстро. Поэтому, покидая Портленд-плейс, граф не сомневался, что от благословения его отделяет всего один шаг. Сэр Камбер Джонстон, полагал он, бросится ему на шею, жаждая отдать свою дочь, вместе с ее новым состоянием, умнейшему, замечательнейшему, бесконечно благородному и титулованному джентльмену.
Не сказать, чтобы ее миссия была слишком легкой. Прежде всего Ноэля Кинси никто не назвал бы привлекательным мужчиной. Хотя ее брат, так же как и все блондины, обладал достаточно светлой кожей и Калли ничего не имела против таких мужчин, кожа Филтона своей бледностью напоминала ей рыбье брюхо. Типичный цвет лица для человека, видящего солнце лишь по пути домой, после ночей, проведенных в казино.
Ему исполнилось тридцати три, но, судя по некоторой округлости форм, он уже начинал обрастать жирком. Калли даже забеспокоилась, выдержат ли пуговицы его жилета, когда он наклонился к ее руке и поцеловал в ладонь. Такой поцелуй точно заслуживал пощечины, но вместо этого девушка смущенно захихикала.
Но что было для нее неприятнее всего — это минуты, когда Филтон искренне пытался ей угодить, вымучивая из себя фразы, которые скорее льстили бы ей, нежели ему самому. В течение получасового визита он делал это по меньшей мере полдюжины раз, при этом лицо его покрывалось омерзительным кирпичным румянцем.
В действительности единственно, когда она чувствовала себя непринужденно за все проведенное с Ноэлем Кинси время, — это при обсуждении его личности. Будучи весьма самодовольным, он мог говорить о себе и обо всем, что его касалось, например о портном, превозносившем его фигуру, и о своих знаменитых предках, до бесконечности. Последние, вероятно, в эти минуты переворачивались в своих могилах от его глупых напыщенных речей.
В общем и целом Калли сочла беседу успешной. Ноэль Кинси покидал гостиную с тошнотворной улыбкой на лице, мурлыча что-то на ходу. Вероятно, сочинял для газет объявление об их помолвке. Однако Саймон, сидя в «Уайтсе», тогда еще не знал, что она отправила к нему противника, голову которого занимал лишь подсчет денег предполагаемой невесты. Заставить такого человека вывернуть свои карманы наизнанку — детская игра.
Калли не могла дождаться, когда можно будет сказать виконту, что она сделала с графом. О да, ее любимый будет сердиться. Но ведь это лучше, чем если бы она отправилась с Филтоном на прогулку. Он пришел сам. И в конечном счете она помогла Саймону. Действительно помогла. Нужно только скорее донести это до него, пока он ее не придушил.
С этими мыслями она стана поджидать Броктона и, когда за час до ужина он вернулся на Портленд-плейс, обо всем ему рассказала.
На середине ее восторженного повествования у Саймона на левой щеке задергалась маленькая жилка. Калли заговорила еще быстрее и заулыбалась еще шире. Тик перешел на другую половину лица. Когда девушка закончила рассказ, Саймон провел шероховатой поверхностью языка вдоль ее языка, сначала с одного, потом с другого бока, называя ее при этом безрассудной, твердолобой и неугомонной. Ничего приятнее она в жизни не слышала
— Я вас ненавижу, — сказала она сквозь стиснутые зубы.
— Вовсе нет, — возразил Саймон, улыбнувшись ей впервые с той минуты, как она его подкараулила, чтобы рассказать о своем успехе. — Вы любите меня. Возможно, даже обожаете.
— Как бы не так! — тотчас отказалась Калли. — Почему вы не верите, что я вас ненавижу? Позвольте вам сказать, Саймон Роксбери, что я больше никогда не буду вам помогать!
Саймон все еще смеялся, когда она выбежала из комнаты.
Возможно, это был первый в ее жизни приступ девичьей истерики. Очень унизительное это дело, когда ты влюблена, думала Калли, запершись в своей комнате до конца вечера. Однако на ужин воде и черствому хлебу она предпочла вкусного фазана. Она надеялась, что Саймону будет так ее не хватать, что он проберется к ней в комнату просить прощения.
Вместо этого ближе к восьми часам появился Лестер с шахматной доской и новостью. Все четверо — Саймон, Джастин, Боунз и Арман — вновь уехали. Продолжать их собственную игру под кодовым названием «Стричь Филтона».
От всего этого становилось очень грустно. И досадно. Настолько досадно, что если Каледонию Джонстон потянет на проказы, она осуществит-таки одну из своих «безумных затей».
Глава 16
— А под занавес он был хорош, не правда ли? — сказал Арман, удобно устроившись в кабинете у Саймона. — Я понимаю, почему парень прилип к тем скверным казино, где полно безусых юнцов из деревни. Там он обирает их без труда, в этом он достаточно поднаторел. А вот с мозгами, как выяснилось, дела обстоят хуже. Только глупец мог продолжать играть, когда было совершенно ясно, что ему не отыграться. Но это с отчаяния. Кто, кроме нас четверых, позволил бы ему понтировать в кредит!
— Да еще перед этим Калли чуть ли не бросилась ему на шею, — заметил Джастин, встав перед камином и потягивая из бокала кларет. — Это тоже не помешало. Мне пришлось намекнуть, что он ей нравится, потому что в какой-то момент я подумал, как бы он не отказался от следующей партии. Тогда он и нацарапал расписку еще на сотню фунтов. Вместе с ними он должен мне больше тысячи, а вам, Арман, две. Верно?
— Тысячу вам, две Арману, три Саймону и пятьдесят мне, — сказал Бартоломью, заглядывая в бумажку, которую он достал из жилета. Он поднял глаза от листка и, посмотрев на Джастина, предупредительно пояснил: — Пятьдесят фунтов — не тысяч, конечно. Я не слишком углублялся. Азартные игры — это проклятие.
Саймон выдвинул верхний ящик письменного стола и вынул убористо исписанную страничку с перечнем имен и столбиками цифр.
— Вот, возьми еще это и приплюсуй к общей сумме, — сказал он, протягивая Боунзу бумагу. — Все, что я наскреб на дне. Я скупил все его расписки, гулявшие по городу, за несколько пенни с фунта. Похоже, после того как все услышали, сколько он нам должен, ни у кого не осталось большого желания их коллекционировать. И все его векселя я тоже выкупил, но эти за полную стоимость.
Бартоломью забрал бумагу и быстро пробежал глазами. Он был в полной растерянности.
— Сумма, должно быть, превысит десять тысяч фунтов! — воскликнул он. — Но мы и так уже обратили его в бегство. Еще одна неделя, от силы две — и мы могли бы добить его и без этого. Зачем тебе понадобились лишние траты?
— Затем, что мне не терпится его прикончить, Боунз! — резко сказал Саймон, когда Арман начал хихикать. — Филтон строит ей глазки, в гостиной невпроворот полунищих юнцов и старых развратников. Я просто хочу скорее завершить это дело. Не более часа назад я сообщил ему, что продал все его счета ростовщику, который занимается подобными бумагами. А кроме того, рассказал ему о Роберте и Джеймсе. Так что теперь Филтон знает, за что он наказан. Торговцы получили свои деньги — это хорошо. Мы получили небольшую компенсацию за хлопоты. Эти средства я уже отправил благотворительным организациям — примите мою благодарность, джентльмены. А Филтону я дарю персонального кредитора. Это довольно энергичный и усердный парень, он его в два счета упрячет во «Флит»[26] или куда-нибудь подальше, если мерзавцу не хватит ума сбежать на континент.
Саймон посмотрел на каминные часы.
— Я так думаю, сейчас он уже выехал из Лондона. Для начала спрячется у себя в поместье — зализывать раны, потом будет готовиться к отъезду в Кале или какой-нибудь безопасный иностранный порт.
— Вот в этом вы ошибаетесь, Саймон, — сказал Джастин, выступая вперед. — Я видел его четверть часа назад, когда шел сюда из Палтини. Он был здесь, на Портленд-плейс. Я еще посмеялся над ним и сказал, что только зеленые юнцы бродят под окнами в надежде увидеть своих возлюбленных. Я даже пригласил его пойти вместе со мной, но он отказался. Знаете, я думаю, он появился здесь неспроста, тем более теперь, когда вы раскрыли свои планы и он знает, что его песенка спета. Вы не считаете?
— Он шел пешком? — спросил Саймон. В голосе у него прозвучали такие пронзительные нотки, что Бартоломью нахмурился. Несомненно, происходило что-то неладное, но что?
— Да, — подтвердил Джастин. — Но через минуту, когда я уже собирался позвонить в дверь, мне показалось, что он сел в карету. По-моему, я узнал его герб. А что?
— Враг повержен, но не сдается, — вкрадчиво протянул Арман. — Этот мерзавец что-то задумал. На твоем месте, Саймон, я бы не спускал с нее глаз, она — единственный шанс, который у него остался.
— И все потому, что вчера так себя вела, — сказал Саймон. На этот раз в его голосе явственно звучали металлические нотки. — Послушать ее — она только что слюни не пускала ему на шейный платок. Ребенок!..
— Филтон так растаял после одного визита? — спросил Джастин, не скрывая изумления. — Калли, конечно, довольно хорошенькая, но неужели она так легко заставила его пасть на колени? Хотя… подождите… Все дело в приданом, не так ли? Я совсем забыл. Этот глупец думает, что она купается в деньгах.
— Вы совершенно правы, — подтвердил Арман, кивая. — Есть любовь, а еще есть любовь к деньгам. Что может быть лучше, чем возместить потери женитьбой на богатой наследнице? А если к тому же ее брат — очень состоятельный человек, идея становится вдвойне привлекательной. Ради нее Филтон не побрезгует самыми грязными методами. Про шулерство я уж не говорю. Я думаю, ему не составит большого труда похитить ее и опорочить. Тем самым, если поразмыслить, он также нанесет удар Саймону как ее защитнику. Это не такой уж пустяк. Изобретательный дьявол! И что теперь, Саймон?
— Теперь? — Саймон снова сел в свое кресло, вращая между пальцами бокал с шампанским. — Калли сегодня гулять не пойдет. Я попросил Имоджин не отходить от нее весь день, под предлогом приготовлений к балу. Поэтому, даже если ты прав, Арман, мы можем за нее не беспокоиться. И потом, вряд ли Филтон рассчитывает похитить ее у нас из-под носа. Он не настолько безрассуден. Я думаю, ему быстро надоест бродить возле дома и ждать, когда она появится. Он поймет, что его план всего лишь утопия, рожденная отчаянием. Я ему такое устрою или… или сделаю то, что Калли собиралась с самого начала.
— И что это будет? — спросил Джастин.
— Мне придется его пристрелить.
— Вот это дело. — Бартоломью встал и вскинул палец.
— О, сядь, Боунз, я пошутил! — раздраженно сказал Саймон. — Я не собираюсь его убивать.
— Да-да, конечно, — согласился Бартоломью, сердито кивая. — Я не это имел в виду. Просто ты раньше рассказывал, что Калли хотела его застрелить, разве нет? А что, если он здесь вовсе не для того, чтобы убежать с ней, а чтобы убить тебя, Саймон? Я имею в виду, это только твое предположение, что он здесь из-за Калли. Сейчас он тебя ненавидит в два раза больше, чем раньше, ты не считаешь? Могу по себе сказать, я бы, например, возненавидел. Из-за тебя он вынужден покинуть Англию, но прежде чем это сделать, он с удовольствием пустит в тебя пулю. Видит Бог, если бы ты для меня сделал столько же, я бы не устоял перед соблазном.
— Поздравляю, Боунз, однажды ты это уже говорил, — насмешливо протянул Арман из своего угла, где он так уютно устроился. — Саймон дал пищу для беспокойства, а ты и рад стараться, как всегда. Твои пустые разговоры не сулят ничего, кроме сложностей, которых ни один из нас не хочет. Саймон, скажи, ведь Филтон был далеко не в восторге от твоего утреннего визита?
— Я не стал задерживаться после того, как все ему рассказал, если ты об этом. Я не лелеял надежды, что мне предложат прохладительные напитки. Нет, не верю, — Саймон покачал головой, — что Филтон собирается убить меня или убежать с Калли, желая ее скомпрометировать. У Филтона много пороков, но первейших — два: он мошенник и трус. Я думаю, он ехал на Портленд-плейс просить моей милости, в надежде на какую-нибудь отсрочку. Но его смелости не хватило даже на это, и он, поджав хвост, прокрался обратно в свою карету. Сейчас он, вероятно, уже на полпути в свою загородную вотчину. Правда, это ему не поможет, так как он получил поместье без права отчуждения.
— Хорошо, если он там, — сказал Арман, подходя к столику с напитками и наливая себе еще один бокал вина. — Но я предпочел бы прокатиться туда и убедиться лично. Не сесть ли нам на лошадей, скажем, через час? Мы могли бы проехать мимо его дома и посмотреть, снято ли кольцо с двери, а Калли останется здесь. Для верности предупредишь слуг, чтобы были бдительны.
— Согласен. — Саймон допил свое шампанское и перевел разговор на другую тему, намекнув, что за ужином сделает объявление, от которого Боунз потеряет дар речи на неделю.
— Лестер, не трогай пирожное, кому я говорю! Их готовили специально для Имоджин. Тебе нужно уничтожить все, что бы ни оставили на столе. — Сделав выговор своему другу, Калли отодвинула блюдо с единственным шоколадным пирожным и вернулась к незаконченному разговору: — А теперь, когда я сообщила тебе все, что слышала, мне важно знать твое мнение. Что ты думаешь?
Лестер смотрел на шоколадное пирожное глазами человека, несколько дней не видевшего пищи. Это было странно, потому что у него на жилете еще сохранились следы сахарной пудры от кекса, который он доедал по дороге сюда, когда его вызвала Калли.
— Я думаю, что юным леди не положено подслушивать через замочные скважины, вот что я думаю, — сказал Лестер, нахмурясь. — Так сколько же она съела, если осталось только одно?
— Одно, Лестер. Одно. Скарлет приготовила только два пирожных, как особый десерт на завтрак. Имоджин съела одно меньше двух часов назад, а это есть нельзя. Вот так! — С этими словами Калли приподняла блюдо с пирожным и дала ему соскользнуть в мусорную корзину рядом с небольшой конторкой. — Все, Лестер. Все. Понял?
— Ты меня убиваешь, Калли, клянусь, у меня не выдержит сердце, — жалобно сказал Лестер, моргая, чтобы отогнать слезы.
Калли выпучила на него глаза, затем быстро взглянула на набольшие хрустальные часы на туалетном столике. Еще нет и полудня, но столько всего произошло. Приходила Имоджин, взволнованная и трепещущая, намекнув, что во время намеченного скромного ужина свершится нечто выдающееся. Она начала поклевывать шоколадное пирожное, предложенное Калли, прикрывая рукой зевоту, так как ее клонило в сон. Тем не менее она по-прежнему сокрушалась, что ей некогда сомкнуть глаз. И все говорила и говорила — о тесных корсетах, об энергичных сквайрах и сыновьях, которые никогда не обманывают надежд. Потом наконец позволила позвонить Кэтлин. Калли вызвала горничную, и та увела ее, полусонную, вздремнуть перед ленчем.
Очень хорошо, подумала Калли, пусть отдохнет немного. Вспоминая об этом сейчас, она улыбнулась. Уж она-то знала, по чьему приказу Скарлет подмешала в пирожное небольшую дозу опия, ровно столько, чтобы заставить изнуренную женщину уснуть. Может, милая Имоджин, на ее счастье, впервые выспится за недели бессонницы и… не встанет, пока не придет время готовиться к вечеру.
Когда одно благое дело осталось позади, Калли направилась к Саймону. Пришло время извиниться за то, что она несправедливо на него сердилась. Все-таки он сказал, что любит ее, или, во всяком случае, что-то похожее. Поэтому он и внушил себе, что должен ее оберегать. В конце концов, он делал это от чистого сердца. Он просто не хотел, чтобы его возлюбленная находилась так близко к Ноэлю Кинси, пока нечестивец будет бороться за свой быстро скудеющий бумажник.
Может, ей и не нравится, что ее не допустили к участию в заговоре, тогда как ее брата пригласили, но мотивы Саймона вполне понятны. Поразмыслив, она даже признала их достаточно благородными.
Если бы дверь в его кабинет оказалась плотно закрытой и если бы через щель не доносился голос Джастина, возможно, все сложилось бы иначе. Но, узнав, что Ноэль Кинси рыщет где-то поблизости, она благоразумно задержалась послушать разговор. Если бы не случай, она, вероятно, тоже отправилась бы вздремнуть и лежала сейчас в своей постели с девичьими мечтами в голове и женскими надеждами в сердце.
Но дверь была приоткрыта, и Калли слышала все, что сказал ее брат. И все слова Саймона с Арманом, а также предположение Бартоломью.
Неожиданно для себя она вновь оказалась в игре.
Калли обеими руками вцепилась в новую возможность, готовая ринуться защищать своего любимого и невольно увлекая за собой Лестера. Разумеется, сегодня Саймон оценит ее помощь не больше, чем вчера. Но Калли без сожалений отогнала мимолетную мысль.
— Ну так что, Лестер? — Калли раздражало, что он убивается из-за какого-то несчастного пирожного. На кухне наверняка ими все забито. — Ты считаешь, Саймон прав? Филтон шел сюда вымаливать отсрочку и не решился постучать в дверь? Или он до сих пор ходит возле дома, чтобы похитить меня? Как будто ему это удастся! Или он хочет застрелить Саймона? Тебе не кажется, что нам нужно что-то делать?
— Я не знаю, Калли. — Лестер снова посмотрел долгим взглядом на мусорную корзину и сел обратно, вытянув перед собой руки и прося пощады. — Зачем ты спрашиваешь? Почему тебе просто не сказать за меня, что я думаю? Ты ведь всегда так делала!
Милый человек. Своим фатализмом он упредил ее возражения, избавив от необходимости приводить свои слабые аргументы. И в общем-то существенно сэкономил ее время.
— Поэтому когда я увидел эту малявку на спине жеребца, — продолжал Джастин, допивая второй стакан кларета, — мне пришлось выбирать одно из двух — наябедничать отцу или научить ее верховой езде. Я предпочел второе. — Он улыбнулся. — И мне кажется, Калли вполне преуспела, не так ли?
Саймон кивнул:
— Я бы сказал, даже слишком. Честно говоря, я не могу дождаться окончания сезона. Я бы хотел выехать за город, чтобы снова понаблюдать такую езду. — Он взглянул на часы и встал. — Джентльмены, я полагаю, мы все обсудили, за приятной беседой час пролетел незаметно. Ну что ж, будем садиться на лошадей? Мы должны убедиться, что от Филтона не осталось ничего, кроме неприятных воспоминаний.
— Тебе нужно быть осторожным, — сказал Бартоломью. — Мы поедем втроем, а ты оставайся здесь.
Друг предостерегал его уже не в первый раз, потому Саймон бросил в сторону Боунза уничтожающий взгляд, означающий, что не в его характере уходить от трудностей, хотя Бартоломью этого и не думал.
— Боунз, ты допускаешь, что он решится стрелять в меня средь бела дня? Это он-то? Ты плохо знаешь Ноэля Кинси. Это невообразимо. В самом деле, я не думаю, что он на это способен.
— А я допускаю, что Кинси попытается похитить Калли, прежде чем бежать, — спокойно вставил Арман, тоже поднимаясь и ставя на стол бокал. — С отчаяния ему хватит глупости. Он вполне может это сделать, но только не стрелять. Для этого у него кишка тонка. Ты идешь, Боунз?
Бартоломью вздохнул с видом обиженного человека, которого никогда не воспринимают всерьез. Он тоже встал и подождал, пока Джастин пройдет вперед. Когда все четверо уже направились к выходу, в дверях неожиданно появился Эмери.
— Сэр, можно вас на одно слово? — сказал дворецкий, обращаясь к Саймону каким-то писклявым голосом.
— Что такое, Эмери? Трудности с приготовлениями к вечеру? Я уверен, с перестановками можно справиться и без нас.
Эмери покачал головой и сцепил руки, держа их перед собой. В эту минуту он был больше похож не на статного дворецкого, а на человека, собирающегося сказать что-то, что ему очень не хотелось говорить.
— Дело не в этом, милорд. И вообще речь идет не о слугах, которые все перевернули вверх дном и устроили беспорядок в доме. По непонятным причинам волочат стулья через гостиную. Весь воск на полу поцарапали. Я пришел из-за мисс Калли, милорд. Она… гм… она опять взялась за старое, сэр.
— За старое? — Саймон вскинул голову и посмотрел на слугу, который наморщил лицо и свирепо кивнул. — Каким образом, Эмери?
Дворецкий сделал глубокий вдох, взглянул по очереди на каждого из четверых и позволил себе расслабить плечи.
— Это не значит, что я не способен хранить секреты, но я не знаю, что она задумала, — торопливо сказал он, оставив свою чопорную речь, что случалось, когда он волновался больше обычного. Сейчас его беспокойство было заметно и внешне. — А этот юноша делает все, что бы она ни сказала, и… О, сэр, в розовом он выглядит просто убийственно.
— В розовом? — У Саймона замерло сердце. — Эмери, ты хочешь сказать, что мистер Плам опять в том платье? Но зачем?
Дворецкий хлопнул в ладоши, словно пытаясь поймать ускользающую мысль, потом переплел пальцы, как человек, собирающийся упасть на колени перед молитвой.
— Я не знаю, милорд. Честное слово, не знаю. Мисс Калли надела свои брюки, а мистер Плам еще взял муфту ее сиятельства. Он улыбался, гладил мех и называл его прелестной собачкой. И…
— Боунз, пожалуйста, налей Эмери бокал кларета, — сказал Саймон, подводя слугу к креслу и принудительно усаживая.
— Саймон, ты будешь должен мне столько же, что и за лошадь, напоенную элем, — нараспев произнес Арман, забирая у Боунза бокал и протягивая дворецкому. — Я говорил, что тебе не удастся сделать из нее скромную маленькую барышню.
Чтобы предположить такое, нужно совсем потерять рассудок.
— Какой же я болван, Имоджин!
— О, самый настоящий, мой дорогой, — спокойно подтвердила виконтесса. Она проглотила остатки бекона и выбрала себе поджаристый хлебец из груды, лежащей на блюде посредине стола. — Лучше не откладывай, заставь Филтона сгинуть сегодня ночью, как ты хвастался, сынок, или она сделает это за тебя. Отправляйся прямо сейчас, время не терпит!
Но чего Саймон уже не слышал, так это концовки напутствия. Озабоченный своей миссией, он быстро зашагал из комнаты.
— Вот умница, — тихо сказала Имоджин. — Помучайся, мальчик. Иди, лови свой хвост. Это пойдет тебе на пользу. Ты пытался меня обмануть, чтобы твоя бедная старая мать не стояла у тебя на пути. Я тебя проучу. Старая? Ха! Только не я!
Калли расценила этот самый длинный и унылый день в ее жизни как вынужденное испытание. Несколько часов отняли примерки бального платья и визит мадам Иоланды, приехавшей повторно поработать ножницами. Потом последовал бесконечный разговор с виконтессой о житии сквайра Плама. До этого Калли чуть ли не целую вечность беседовала с Лестером, убеждая этого ужасно стеснительного молодого человека, что милая, но довольно взбалмошная Имоджин не собирается с завтрашнего дня стать его приемной матерью.
И все это еще больше усугублялось отсутствием Саймона. Как он смел говорить, что любит ее? Поцеловал один раз и прогнал с кровати. Не оставил ничего, кроме воспоминаний о том пламенном поцелуе, а она думала о нем всю ночь!
Где он сейчас? Что делает? Сидит напротив Филтона и медленно опустошает его кошелек? И Джастин там же? А как себя ведет Кинси? Может, уже догадался об их заговоре? Тогда Саймону и Джастину грозит опасность…
Стрелки часов, как назло, словно прилипли к циферблату. Казалось, до скончания века они так и будут показывать два часа.
О, как она любит Саймона, как тревожится за него и за его грандиозный план!
И как она сердится на этого мужчину!
Пребывая в тревоге, Калли постоянно сознавала свою бесполезность и беспомощность.
И, движимая эмоциями, Каледония Джонстон в конце концов возжаждала досадить упрямому человеку, доставлявшему ей столько беспокойства. Она могла сделать это, внеся собственный маленький вклад в дело уничтожения Филтона. Только как? Что бы такое придумать?
Но точно так же, как ночь сменяется днем, слезы — смехом, а гордыня предшествует утрате достоинства (при недостатке расхожих выражений, предсказывающих неизбежную закономерность событий, Калли следовало бы прокатиться в Окхэм к мисс Хейверли), случай представился сам собой. Поэтому когда в дверях неожиданно появился Кинси, Калли встретила его с широкой улыбкой и полным колчаном стрел, полученных от мастера амурных трюков. И секундантом в поединке предстояло быть не Саймону, а Имоджин.
А пока, поскольку она сидела наверху, за закрытыми дверями, где мадам Иоланда творила чудо при помощи горшочков с краской, Калли втащила в гостиную упирающуюся Кэтлин. Она поместила горничную в дальний угол исполнять роль компаньонки, а сама устроилась рядом с Филтоном и завела с ним светскую беседу, не переставая хлопать ресницами, одаривая его чарующей улыбкой и щедро расточая комплименты его титулу. Лесть, капавшая на тщеславную голову графа, растекалась по ней, как сахарная глазурь поверх горячей сдобы.
Филтон, который мог ввернуть саркастическую фразу, но ни одной умной, был рабом своего высокого положения. Он казался себе совершенно непостижимым, способным затмить всех и вся. Такого человека нетрудно убедить, что он является венцом творения. Калли поняла это очень быстро. Поэтому, покидая Портленд-плейс, граф не сомневался, что от благословения его отделяет всего один шаг. Сэр Камбер Джонстон, полагал он, бросится ему на шею, жаждая отдать свою дочь, вместе с ее новым состоянием, умнейшему, замечательнейшему, бесконечно благородному и титулованному джентльмену.
Не сказать, чтобы ее миссия была слишком легкой. Прежде всего Ноэля Кинси никто не назвал бы привлекательным мужчиной. Хотя ее брат, так же как и все блондины, обладал достаточно светлой кожей и Калли ничего не имела против таких мужчин, кожа Филтона своей бледностью напоминала ей рыбье брюхо. Типичный цвет лица для человека, видящего солнце лишь по пути домой, после ночей, проведенных в казино.
Ему исполнилось тридцати три, но, судя по некоторой округлости форм, он уже начинал обрастать жирком. Калли даже забеспокоилась, выдержат ли пуговицы его жилета, когда он наклонился к ее руке и поцеловал в ладонь. Такой поцелуй точно заслуживал пощечины, но вместо этого девушка смущенно захихикала.
Но что было для нее неприятнее всего — это минуты, когда Филтон искренне пытался ей угодить, вымучивая из себя фразы, которые скорее льстили бы ей, нежели ему самому. В течение получасового визита он делал это по меньшей мере полдюжины раз, при этом лицо его покрывалось омерзительным кирпичным румянцем.
В действительности единственно, когда она чувствовала себя непринужденно за все проведенное с Ноэлем Кинси время, — это при обсуждении его личности. Будучи весьма самодовольным, он мог говорить о себе и обо всем, что его касалось, например о портном, превозносившем его фигуру, и о своих знаменитых предках, до бесконечности. Последние, вероятно, в эти минуты переворачивались в своих могилах от его глупых напыщенных речей.
В общем и целом Калли сочла беседу успешной. Ноэль Кинси покидал гостиную с тошнотворной улыбкой на лице, мурлыча что-то на ходу. Вероятно, сочинял для газет объявление об их помолвке. Однако Саймон, сидя в «Уайтсе», тогда еще не знал, что она отправила к нему противника, голову которого занимал лишь подсчет денег предполагаемой невесты. Заставить такого человека вывернуть свои карманы наизнанку — детская игра.
Калли не могла дождаться, когда можно будет сказать виконту, что она сделала с графом. О да, ее любимый будет сердиться. Но ведь это лучше, чем если бы она отправилась с Филтоном на прогулку. Он пришел сам. И в конечном счете она помогла Саймону. Действительно помогла. Нужно только скорее донести это до него, пока он ее не придушил.
С этими мыслями она стана поджидать Броктона и, когда за час до ужина он вернулся на Портленд-плейс, обо всем ему рассказала.
На середине ее восторженного повествования у Саймона на левой щеке задергалась маленькая жилка. Калли заговорила еще быстрее и заулыбалась еще шире. Тик перешел на другую половину лица. Когда девушка закончила рассказ, Саймон провел шероховатой поверхностью языка вдоль ее языка, сначала с одного, потом с другого бока, называя ее при этом безрассудной, твердолобой и неугомонной. Ничего приятнее она в жизни не слышала
— Я вас ненавижу, — сказала она сквозь стиснутые зубы.
— Вовсе нет, — возразил Саймон, улыбнувшись ей впервые с той минуты, как она его подкараулила, чтобы рассказать о своем успехе. — Вы любите меня. Возможно, даже обожаете.
— Как бы не так! — тотчас отказалась Калли. — Почему вы не верите, что я вас ненавижу? Позвольте вам сказать, Саймон Роксбери, что я больше никогда не буду вам помогать!
Саймон все еще смеялся, когда она выбежала из комнаты.
Возможно, это был первый в ее жизни приступ девичьей истерики. Очень унизительное это дело, когда ты влюблена, думала Калли, запершись в своей комнате до конца вечера. Однако на ужин воде и черствому хлебу она предпочла вкусного фазана. Она надеялась, что Саймону будет так ее не хватать, что он проберется к ней в комнату просить прощения.
Вместо этого ближе к восьми часам появился Лестер с шахматной доской и новостью. Все четверо — Саймон, Джастин, Боунз и Арман — вновь уехали. Продолжать их собственную игру под кодовым названием «Стричь Филтона».
От всего этого становилось очень грустно. И досадно. Настолько досадно, что если Каледонию Джонстон потянет на проказы, она осуществит-таки одну из своих «безумных затей».
Глава 16
Любовь подобна розе. Она такая же приятная.
И каждый норовит сорвать ее, невзирая на шипы.
Анонимный автор
— А под занавес он был хорош, не правда ли? — сказал Арман, удобно устроившись в кабинете у Саймона. — Я понимаю, почему парень прилип к тем скверным казино, где полно безусых юнцов из деревни. Там он обирает их без труда, в этом он достаточно поднаторел. А вот с мозгами, как выяснилось, дела обстоят хуже. Только глупец мог продолжать играть, когда было совершенно ясно, что ему не отыграться. Но это с отчаяния. Кто, кроме нас четверых, позволил бы ему понтировать в кредит!
— Да еще перед этим Калли чуть ли не бросилась ему на шею, — заметил Джастин, встав перед камином и потягивая из бокала кларет. — Это тоже не помешало. Мне пришлось намекнуть, что он ей нравится, потому что в какой-то момент я подумал, как бы он не отказался от следующей партии. Тогда он и нацарапал расписку еще на сотню фунтов. Вместе с ними он должен мне больше тысячи, а вам, Арман, две. Верно?
— Тысячу вам, две Арману, три Саймону и пятьдесят мне, — сказал Бартоломью, заглядывая в бумажку, которую он достал из жилета. Он поднял глаза от листка и, посмотрев на Джастина, предупредительно пояснил: — Пятьдесят фунтов — не тысяч, конечно. Я не слишком углублялся. Азартные игры — это проклятие.
Саймон выдвинул верхний ящик письменного стола и вынул убористо исписанную страничку с перечнем имен и столбиками цифр.
— Вот, возьми еще это и приплюсуй к общей сумме, — сказал он, протягивая Боунзу бумагу. — Все, что я наскреб на дне. Я скупил все его расписки, гулявшие по городу, за несколько пенни с фунта. Похоже, после того как все услышали, сколько он нам должен, ни у кого не осталось большого желания их коллекционировать. И все его векселя я тоже выкупил, но эти за полную стоимость.
Бартоломью забрал бумагу и быстро пробежал глазами. Он был в полной растерянности.
— Сумма, должно быть, превысит десять тысяч фунтов! — воскликнул он. — Но мы и так уже обратили его в бегство. Еще одна неделя, от силы две — и мы могли бы добить его и без этого. Зачем тебе понадобились лишние траты?
— Затем, что мне не терпится его прикончить, Боунз! — резко сказал Саймон, когда Арман начал хихикать. — Филтон строит ей глазки, в гостиной невпроворот полунищих юнцов и старых развратников. Я просто хочу скорее завершить это дело. Не более часа назад я сообщил ему, что продал все его счета ростовщику, который занимается подобными бумагами. А кроме того, рассказал ему о Роберте и Джеймсе. Так что теперь Филтон знает, за что он наказан. Торговцы получили свои деньги — это хорошо. Мы получили небольшую компенсацию за хлопоты. Эти средства я уже отправил благотворительным организациям — примите мою благодарность, джентльмены. А Филтону я дарю персонального кредитора. Это довольно энергичный и усердный парень, он его в два счета упрячет во «Флит»[26] или куда-нибудь подальше, если мерзавцу не хватит ума сбежать на континент.
Саймон посмотрел на каминные часы.
— Я так думаю, сейчас он уже выехал из Лондона. Для начала спрячется у себя в поместье — зализывать раны, потом будет готовиться к отъезду в Кале или какой-нибудь безопасный иностранный порт.
— Вот в этом вы ошибаетесь, Саймон, — сказал Джастин, выступая вперед. — Я видел его четверть часа назад, когда шел сюда из Палтини. Он был здесь, на Портленд-плейс. Я еще посмеялся над ним и сказал, что только зеленые юнцы бродят под окнами в надежде увидеть своих возлюбленных. Я даже пригласил его пойти вместе со мной, но он отказался. Знаете, я думаю, он появился здесь неспроста, тем более теперь, когда вы раскрыли свои планы и он знает, что его песенка спета. Вы не считаете?
— Он шел пешком? — спросил Саймон. В голосе у него прозвучали такие пронзительные нотки, что Бартоломью нахмурился. Несомненно, происходило что-то неладное, но что?
— Да, — подтвердил Джастин. — Но через минуту, когда я уже собирался позвонить в дверь, мне показалось, что он сел в карету. По-моему, я узнал его герб. А что?
— Враг повержен, но не сдается, — вкрадчиво протянул Арман. — Этот мерзавец что-то задумал. На твоем месте, Саймон, я бы не спускал с нее глаз, она — единственный шанс, который у него остался.
— И все потому, что вчера так себя вела, — сказал Саймон. На этот раз в его голосе явственно звучали металлические нотки. — Послушать ее — она только что слюни не пускала ему на шейный платок. Ребенок!..
— Филтон так растаял после одного визита? — спросил Джастин, не скрывая изумления. — Калли, конечно, довольно хорошенькая, но неужели она так легко заставила его пасть на колени? Хотя… подождите… Все дело в приданом, не так ли? Я совсем забыл. Этот глупец думает, что она купается в деньгах.
— Вы совершенно правы, — подтвердил Арман, кивая. — Есть любовь, а еще есть любовь к деньгам. Что может быть лучше, чем возместить потери женитьбой на богатой наследнице? А если к тому же ее брат — очень состоятельный человек, идея становится вдвойне привлекательной. Ради нее Филтон не побрезгует самыми грязными методами. Про шулерство я уж не говорю. Я думаю, ему не составит большого труда похитить ее и опорочить. Тем самым, если поразмыслить, он также нанесет удар Саймону как ее защитнику. Это не такой уж пустяк. Изобретательный дьявол! И что теперь, Саймон?
— Теперь? — Саймон снова сел в свое кресло, вращая между пальцами бокал с шампанским. — Калли сегодня гулять не пойдет. Я попросил Имоджин не отходить от нее весь день, под предлогом приготовлений к балу. Поэтому, даже если ты прав, Арман, мы можем за нее не беспокоиться. И потом, вряд ли Филтон рассчитывает похитить ее у нас из-под носа. Он не настолько безрассуден. Я думаю, ему быстро надоест бродить возле дома и ждать, когда она появится. Он поймет, что его план всего лишь утопия, рожденная отчаянием. Я ему такое устрою или… или сделаю то, что Калли собиралась с самого начала.
— И что это будет? — спросил Джастин.
— Мне придется его пристрелить.
— Вот это дело. — Бартоломью встал и вскинул палец.
— О, сядь, Боунз, я пошутил! — раздраженно сказал Саймон. — Я не собираюсь его убивать.
— Да-да, конечно, — согласился Бартоломью, сердито кивая. — Я не это имел в виду. Просто ты раньше рассказывал, что Калли хотела его застрелить, разве нет? А что, если он здесь вовсе не для того, чтобы убежать с ней, а чтобы убить тебя, Саймон? Я имею в виду, это только твое предположение, что он здесь из-за Калли. Сейчас он тебя ненавидит в два раза больше, чем раньше, ты не считаешь? Могу по себе сказать, я бы, например, возненавидел. Из-за тебя он вынужден покинуть Англию, но прежде чем это сделать, он с удовольствием пустит в тебя пулю. Видит Бог, если бы ты для меня сделал столько же, я бы не устоял перед соблазном.
— Поздравляю, Боунз, однажды ты это уже говорил, — насмешливо протянул Арман из своего угла, где он так уютно устроился. — Саймон дал пищу для беспокойства, а ты и рад стараться, как всегда. Твои пустые разговоры не сулят ничего, кроме сложностей, которых ни один из нас не хочет. Саймон, скажи, ведь Филтон был далеко не в восторге от твоего утреннего визита?
— Я не стал задерживаться после того, как все ему рассказал, если ты об этом. Я не лелеял надежды, что мне предложат прохладительные напитки. Нет, не верю, — Саймон покачал головой, — что Филтон собирается убить меня или убежать с Калли, желая ее скомпрометировать. У Филтона много пороков, но первейших — два: он мошенник и трус. Я думаю, он ехал на Портленд-плейс просить моей милости, в надежде на какую-нибудь отсрочку. Но его смелости не хватило даже на это, и он, поджав хвост, прокрался обратно в свою карету. Сейчас он, вероятно, уже на полпути в свою загородную вотчину. Правда, это ему не поможет, так как он получил поместье без права отчуждения.
— Хорошо, если он там, — сказал Арман, подходя к столику с напитками и наливая себе еще один бокал вина. — Но я предпочел бы прокатиться туда и убедиться лично. Не сесть ли нам на лошадей, скажем, через час? Мы могли бы проехать мимо его дома и посмотреть, снято ли кольцо с двери, а Калли останется здесь. Для верности предупредишь слуг, чтобы были бдительны.
— Согласен. — Саймон допил свое шампанское и перевел разговор на другую тему, намекнув, что за ужином сделает объявление, от которого Боунз потеряет дар речи на неделю.
— Лестер, не трогай пирожное, кому я говорю! Их готовили специально для Имоджин. Тебе нужно уничтожить все, что бы ни оставили на столе. — Сделав выговор своему другу, Калли отодвинула блюдо с единственным шоколадным пирожным и вернулась к незаконченному разговору: — А теперь, когда я сообщила тебе все, что слышала, мне важно знать твое мнение. Что ты думаешь?
Лестер смотрел на шоколадное пирожное глазами человека, несколько дней не видевшего пищи. Это было странно, потому что у него на жилете еще сохранились следы сахарной пудры от кекса, который он доедал по дороге сюда, когда его вызвала Калли.
— Я думаю, что юным леди не положено подслушивать через замочные скважины, вот что я думаю, — сказал Лестер, нахмурясь. — Так сколько же она съела, если осталось только одно?
— Одно, Лестер. Одно. Скарлет приготовила только два пирожных, как особый десерт на завтрак. Имоджин съела одно меньше двух часов назад, а это есть нельзя. Вот так! — С этими словами Калли приподняла блюдо с пирожным и дала ему соскользнуть в мусорную корзину рядом с небольшой конторкой. — Все, Лестер. Все. Понял?
— Ты меня убиваешь, Калли, клянусь, у меня не выдержит сердце, — жалобно сказал Лестер, моргая, чтобы отогнать слезы.
Калли выпучила на него глаза, затем быстро взглянула на набольшие хрустальные часы на туалетном столике. Еще нет и полудня, но столько всего произошло. Приходила Имоджин, взволнованная и трепещущая, намекнув, что во время намеченного скромного ужина свершится нечто выдающееся. Она начала поклевывать шоколадное пирожное, предложенное Калли, прикрывая рукой зевоту, так как ее клонило в сон. Тем не менее она по-прежнему сокрушалась, что ей некогда сомкнуть глаз. И все говорила и говорила — о тесных корсетах, об энергичных сквайрах и сыновьях, которые никогда не обманывают надежд. Потом наконец позволила позвонить Кэтлин. Калли вызвала горничную, и та увела ее, полусонную, вздремнуть перед ленчем.
Очень хорошо, подумала Калли, пусть отдохнет немного. Вспоминая об этом сейчас, она улыбнулась. Уж она-то знала, по чьему приказу Скарлет подмешала в пирожное небольшую дозу опия, ровно столько, чтобы заставить изнуренную женщину уснуть. Может, милая Имоджин, на ее счастье, впервые выспится за недели бессонницы и… не встанет, пока не придет время готовиться к вечеру.
Когда одно благое дело осталось позади, Калли направилась к Саймону. Пришло время извиниться за то, что она несправедливо на него сердилась. Все-таки он сказал, что любит ее, или, во всяком случае, что-то похожее. Поэтому он и внушил себе, что должен ее оберегать. В конце концов, он делал это от чистого сердца. Он просто не хотел, чтобы его возлюбленная находилась так близко к Ноэлю Кинси, пока нечестивец будет бороться за свой быстро скудеющий бумажник.
Может, ей и не нравится, что ее не допустили к участию в заговоре, тогда как ее брата пригласили, но мотивы Саймона вполне понятны. Поразмыслив, она даже признала их достаточно благородными.
Если бы дверь в его кабинет оказалась плотно закрытой и если бы через щель не доносился голос Джастина, возможно, все сложилось бы иначе. Но, узнав, что Ноэль Кинси рыщет где-то поблизости, она благоразумно задержалась послушать разговор. Если бы не случай, она, вероятно, тоже отправилась бы вздремнуть и лежала сейчас в своей постели с девичьими мечтами в голове и женскими надеждами в сердце.
Но дверь была приоткрыта, и Калли слышала все, что сказал ее брат. И все слова Саймона с Арманом, а также предположение Бартоломью.
Неожиданно для себя она вновь оказалась в игре.
Калли обеими руками вцепилась в новую возможность, готовая ринуться защищать своего любимого и невольно увлекая за собой Лестера. Разумеется, сегодня Саймон оценит ее помощь не больше, чем вчера. Но Калли без сожалений отогнала мимолетную мысль.
— Ну так что, Лестер? — Калли раздражало, что он убивается из-за какого-то несчастного пирожного. На кухне наверняка ими все забито. — Ты считаешь, Саймон прав? Филтон шел сюда вымаливать отсрочку и не решился постучать в дверь? Или он до сих пор ходит возле дома, чтобы похитить меня? Как будто ему это удастся! Или он хочет застрелить Саймона? Тебе не кажется, что нам нужно что-то делать?
— Я не знаю, Калли. — Лестер снова посмотрел долгим взглядом на мусорную корзину и сел обратно, вытянув перед собой руки и прося пощады. — Зачем ты спрашиваешь? Почему тебе просто не сказать за меня, что я думаю? Ты ведь всегда так делала!
Милый человек. Своим фатализмом он упредил ее возражения, избавив от необходимости приводить свои слабые аргументы. И в общем-то существенно сэкономил ее время.
— Поэтому когда я увидел эту малявку на спине жеребца, — продолжал Джастин, допивая второй стакан кларета, — мне пришлось выбирать одно из двух — наябедничать отцу или научить ее верховой езде. Я предпочел второе. — Он улыбнулся. — И мне кажется, Калли вполне преуспела, не так ли?
Саймон кивнул:
— Я бы сказал, даже слишком. Честно говоря, я не могу дождаться окончания сезона. Я бы хотел выехать за город, чтобы снова понаблюдать такую езду. — Он взглянул на часы и встал. — Джентльмены, я полагаю, мы все обсудили, за приятной беседой час пролетел незаметно. Ну что ж, будем садиться на лошадей? Мы должны убедиться, что от Филтона не осталось ничего, кроме неприятных воспоминаний.
— Тебе нужно быть осторожным, — сказал Бартоломью. — Мы поедем втроем, а ты оставайся здесь.
Друг предостерегал его уже не в первый раз, потому Саймон бросил в сторону Боунза уничтожающий взгляд, означающий, что не в его характере уходить от трудностей, хотя Бартоломью этого и не думал.
— Боунз, ты допускаешь, что он решится стрелять в меня средь бела дня? Это он-то? Ты плохо знаешь Ноэля Кинси. Это невообразимо. В самом деле, я не думаю, что он на это способен.
— А я допускаю, что Кинси попытается похитить Калли, прежде чем бежать, — спокойно вставил Арман, тоже поднимаясь и ставя на стол бокал. — С отчаяния ему хватит глупости. Он вполне может это сделать, но только не стрелять. Для этого у него кишка тонка. Ты идешь, Боунз?
Бартоломью вздохнул с видом обиженного человека, которого никогда не воспринимают всерьез. Он тоже встал и подождал, пока Джастин пройдет вперед. Когда все четверо уже направились к выходу, в дверях неожиданно появился Эмери.
— Сэр, можно вас на одно слово? — сказал дворецкий, обращаясь к Саймону каким-то писклявым голосом.
— Что такое, Эмери? Трудности с приготовлениями к вечеру? Я уверен, с перестановками можно справиться и без нас.
Эмери покачал головой и сцепил руки, держа их перед собой. В эту минуту он был больше похож не на статного дворецкого, а на человека, собирающегося сказать что-то, что ему очень не хотелось говорить.
— Дело не в этом, милорд. И вообще речь идет не о слугах, которые все перевернули вверх дном и устроили беспорядок в доме. По непонятным причинам волочат стулья через гостиную. Весь воск на полу поцарапали. Я пришел из-за мисс Калли, милорд. Она… гм… она опять взялась за старое, сэр.
— За старое? — Саймон вскинул голову и посмотрел на слугу, который наморщил лицо и свирепо кивнул. — Каким образом, Эмери?
Дворецкий сделал глубокий вдох, взглянул по очереди на каждого из четверых и позволил себе расслабить плечи.
— Это не значит, что я не способен хранить секреты, но я не знаю, что она задумала, — торопливо сказал он, оставив свою чопорную речь, что случалось, когда он волновался больше обычного. Сейчас его беспокойство было заметно и внешне. — А этот юноша делает все, что бы она ни сказала, и… О, сэр, в розовом он выглядит просто убийственно.
— В розовом? — У Саймона замерло сердце. — Эмери, ты хочешь сказать, что мистер Плам опять в том платье? Но зачем?
Дворецкий хлопнул в ладоши, словно пытаясь поймать ускользающую мысль, потом переплел пальцы, как человек, собирающийся упасть на колени перед молитвой.
— Я не знаю, милорд. Честное слово, не знаю. Мисс Калли надела свои брюки, а мистер Плам еще взял муфту ее сиятельства. Он улыбался, гладил мех и называл его прелестной собачкой. И…
— Боунз, пожалуйста, налей Эмери бокал кларета, — сказал Саймон, подводя слугу к креслу и принудительно усаживая.
— Саймон, ты будешь должен мне столько же, что и за лошадь, напоенную элем, — нараспев произнес Арман, забирая у Боунза бокал и протягивая дворецкому. — Я говорил, что тебе не удастся сделать из нее скромную маленькую барышню.