Страница:
Я остолбенел.
Леня-большой. Лидер «хабаровских».
Все. Мне конец.
Этого не может быть!
— Личность второго убитого пока не установлена, какие-либо документы на трупе отсутствуют, вероятно, это телохранитель Макогонова. Оба были застрелены с близкого расстояния из пистолета Макарова. Преступник произвел всего два выстрела. Оружие пока не найдено… Недалеко от места преступления обнаружена автомашина «ауди-80», на которой, как предполагается, приехал преступник. Пока неизвестно, что помешало ему воспользоваться автомобилем для того, чтобы скрыться. Есть основания предполагать, что он может быть ранен. Милиция обращается ко всем гражданам, которые располагают какой-либо информацией по данному поводу….
Я сидел и не мог пошевелиться. Я боялся посмотреть на Лику и ничего не понимал. Какой ПМ? Или это домыслы репортера? И как там оказалась «ауди», та самая, на которой мы ездили есть шашлыки? Значит, там был кто-то еще? Кто-то, кто приехал на автомашине, которую я оставил около дома Марголина, и кто так весело пустил в ход ПМ, двумя выстрелами завалив матерых бандюков? Но как они оказались там?
— Это ты их убил? — буднично спросила Лика.
Я перевел на нее свой тоскливый и ошалевший взгляд.
Но я же их не убивал!
Господи, ведь есть же кто-то, кто может все это объяснить.
— Я их не убивал. — Голос мой прозвучал глухо и неубедительно даже для меня самого. — Да, я был в этом доме, но я их не убивал!
— Я тебе верю, — фальшиво отозвалась Лика, глядя в темное окно.
Под утро мне ненадолго удалось уснуть, а проснувшись, я чувствовал себя так, словно работал на каменоломне.
С трудом проглотив чашку кофе, я подсел к телефону и набрал номера Красильникова и Марголина.
Тишина.
В утреннем выпуске городских новостей повторили ночное сообщение с одним дополнением. Показали фоторобот предполагаемого убийцы, составленный со слов каких-то свидетелей. Несколько тяжких секунд с экрана на меня смотрела отталкивающая морда с патологически высоким лбом и выпирающими скулами. Моя собственная и, что самое обидное, удачно выполненная. Видимо, свидетельские показания давала не только хозяйка собаки, но и сама болонка. Опознать меня теперь мог любой постовой первогодок. Пока на экране подергивалось изображение, я прислушивался к звяканью посуды на кухне, радуясь, что Лика этого не видит, и понимая, что при ее появлении я могу легко переключить канал.
Потом я стал одеваться.
Достав из кармана пальто ПМ, я долго держал его на ладони, и разные нехорошие мысли бродили у меня в голове. Самым разумным было побыстрее избавиться от оружия, но я, передернув затвор, положил пистолет обратно в карман.
— Если я приду… — я заглянул на кухню, — ты меня пустишь?
Лика повернулась и посмотрела на меня.
— Пущу.
— И не вызовешь ментов?
— В мире, в котором я жила, все проблемы решали без вмешательства милиции.
— Я приду.
Незнакомый охранник в доме десять по улице Некрасова, покручивая за спиной дубинкой, прохаживался у лестницы, и мне пришлось остановиться.
— Вы куда?
— Десятый офис. К Красильникову.
Охранник помолчал, с ног до головы осмотрел меня и ответил:
— Они съехали. Вчера вечером. Офис сейчас пустой.
Я было замешкался, а потом достал пятидесятидолларовую купюру.
— Мне надо знать, кто и когда снял этот офис. И на какой срок.
Охранник наклонил голову набок, переложил тонкую, с поперечной перекладиной дубинку из правой руки в левую, шлепнул ею по голени, поднял правую руку и оттопырил три пальца. Я покачал головой и добавил только одну банкноту. Они обе быстро исчезли в нагрудном кармане камуфлированной куртки.
— Пошли. — Он зашагал, крутя дубинку, в будке извлек из стола пухлую амбарную книгу и ткнул пальцем в нужную запись. Я заглянул ему через плечо.
Офис был снят 1 ноября на три месяца частным лицом, Красильниковым А. В. Были указаны адреса и телефон, мне уже знакомые.
— С кем договариваются об аренде?
— С Юркой, менеджером.
— Как его найти? Охранник пожал плечами.
Поймав такси, я доехал до дома Марголи-на. Безрезультатно позвонив в заветную дверь, я смачно плюнул на нее и пустился на поиски жилконторы.
С праздным видом я заглянул в паспортный стол, но лица сидевших там сотрудниц не вдохновили меня. Общий язык я с ними нашел, хотя поначалу они просили сумму, превышавшую даже аппетиты охранника. Я расстался с еще одной пятидесятидолларовой банкнотой и через пять минут получил влажный листок скомканной клетчатой бумаги с неразборчивыми каракулями.
— Квартира приватизированная. Сейчас там никто не прописан. А раньше дедок жил. 14-го года рождения. В октябре квартиру приватизировал и продал, выписался в Псковскую область, к дочери. Вот… Закурить не найдется?
Сантехник, по-моему, порывался снабдить меня информацией обо всех квартирах на участке и сделал бы хорошую скидку при оптовой покупке сведений, но я торопливо распрощался.
Странно, но впервые за последние сутки я почувствовал себя спокойно.
Меня явно подставили.
Только, похоже, они кое-чего не учли.
Так что поборемся.
Я нашел исправный телефон-автомат и позвонил Максу на работу. Он писал какой-то глупый отказник и с радостью откликнулся на мою просьбу побыстрее встретиться на нейтральной территории. В качестве таковой я выбрал кафе на Ленинградском проспекте, где однажды обедал с Ликой.
Добрался туда я общественным транспортом с максимальным количеством пересадок. По дороге в последний раз позвонил Марголину, и меня ждал сюрприз: после третьего гудка в трубке щелкнуло, и я услышал старушечий голос:
— Але-о!
— Здравствуйте, Сергея Иваныча будьте добры!
— Кого? Тут такие не живут…
— Это номер 12-65-06?
— Да, но никаких Сергеев Иванычей тут нету и не было никогда.
— Извините.
Я повесил трубку и потер лоб. Мой взгляд остановился на заваленной разноцветными бутылками витрине киоска. Странно, почему я не вспомнил об этом средстве вчера вечером?
В кафе я занял столик у окна и заказал коньяк.
Макс появился минута в минуту. Лихо подкатил на старом «фольксвагене-пассате», вылез и пошел к дверям, мужественно хмурясь. Я подумал, что мента в нем видать за версту, он никогда не станет хорошим опером. Впрочем, не мне его судить…
Он сел за стол и сразу после рукопожатия спросил:
— Что у тебя случилось?
— Штаны порвал.
— Что?
— Давай сначала пообедаем.
— Нет, подожди! Объясни сначала, что у тебя за проблемы.
Я вздохнул и допил коньяк.
— Не буду. Ты все равно не сможешь помочь. Поверь, пожалуйста, что я серьезно вляпался.
Интересно было бы посмотреть на его реакцию, попробуй я рассказать ему всю правду.
— У меня есть просьба. Если в двух словах, меня подставили… Поганое дело… Все стрелки сводятся на меня. Мне нужно найти человека, который всю кашу заварил. По прописке он не живет. Помнишь, я просил тебя вчера узнать адрес и телефон? Это он… Так вот, там его нет… А что ты предлагаешь?
— И что ты предлагаешь?
— Он недавно привлекался к уголовной ответственности. Не помню, по какому району. В уголовном деле может быть его постоянный адрес. Понимаешь?
Макс понимал. И ему очень не хотелось выполнять мою просьбу. В его положении я бы отказался.
Он смотрел мимо меня, теребил пальцами салфетку и напряженно искал причину для отказа. Нет, никогда ему не бывать хорошим опером! Гена Савельев давно был бы уже на пути к дверям. Если бы не связал информацию о перестрелке на Рыбацкой, которую наверняка доводили на последнем разводе, и малоприятную рожу фоторобота с моей личностью…
— Это моя последняя просьба. Обещаю больше не тревожить.
Макс посмотрел на меня с сомнением и невесело усмехнулся:
— В каком смысле — последняя? Я не ответил.
Подумав, он выругался:
— Ладно, хрен с тобой! Запиши, как этого урода зовут.
На куске салфетки я записал все, что помнил об Антоне. Он спрятал бумажку в карман.
— Полистай дело. Посмотри, что там за ситуация была, с кем он связан. В общем, сам понимаешь… Мне его найти надо — дальше некуда. И срочно.
— Срочно. Ты бы лучше подсказал, что я буду начальнику объяснять, чтобы он запрос подписал. Хорошо, если этот твой друг по нашему району проходил, а если где-нибудь в области и дело уже в суде валяется? Нет никакой гарантии, что я там что-нибудь наскребу. Может, он себе хату снимает и меняет адреса каждый месяц…
— Может, но вряд ли. Не будет он хату снимать. У него где-то своя есть, приватизированная, и живет он в ней постоянно. Я так думаю.
— Ладно, сегодня до вечера узнаю, где его дело, и с запросом как-то определюсь. А завтра, прямо с утра, поеду его смотреть. Устроит так?
— Вполне.
— Где тебя искать?
— Дома… — Действительно дома, вот только не уточнил, у кого именно; незачем ему знать, где я сейчас прячусь. — Если не дозвонишься, к вечеру я тебя сам найду.
— Годится. У тебя все?
— Все.
— Тогда я пошел.
— Обедать не будешь?
— Аппетита нет. Если получится, завтра меня накормишь. И не в этой помойке, а в «Пекине». Давно хотел червяков попробовать.
— Договорились.
— Все, удачи!
Я заказал еще коньяк.
Каждая газета в той или иной форме отозвалась на «кровавую разборку». Факты подавались скупо: два трупа с огнестрельными ранениями, начато расследование, зато комментарии изобиловали догадками, слухами и предположениями. Большинство репортеров сходились во мнении, что возможна новая «гангстерская война». Кое-кто завуалировано, а кто и совсем открыто намекали на существование секретного подразделения МВД, занимающегося отстрелом лидеров преступного мира. Кто-то писал, что нити преступления ведут на самый «верх». Какой «верх» имеется в виду, правда, не уточнялось.
Наиболее охотно отозвался «Скандальный листок» — еженедельный бюллетень городских слухов, сплетен и сенсаций. Почти весь объем газеты — два листа шершавой коричневой бумаги — посвящался событиям на Рыбацкой улице. Репортеры «Листка» исхитрились даже взять интервью у некоего господина О. — «лидера одной из наиболее влиятельных преступных группировок города» и по совместительству генерального директора крупного СП. Прочитав это интервью, я отложил газету и закурил. Мне стало жутковато.
Господин О. чуть ли не дословно повторял прочитанную мне Марголиным лекцию о структуре городского криминалитета. Вместо конкретных фамилий стояли инициалы, но тому, кто хоть раз слышал эти имена, все становилось понятно. Господин О. считал, что смерть Лени-большого столкнет группировки «X» и «Г», поскольку только им выгодна гибель товарища Макогонова.
Кто-то из высокопоставленных чиновников городской администрации утверждал, что ситуация находится под контролем, вот только не понятно чьим, и в случае обострения оперативной обстановки немедленно будут приняты самые жесткие меры, так что волноваться не стоит.
Милиция уже переведена, как это стало модным еще при мне, на двенадцатичасовой, с отменой выходных, график работы, а при необходимости из соседней области будет откомандирован сводный отряд сотрудников патрульно-постовой службы в количестве, предостаточном для наведения порядка…
Итак, что мы имеем?
Имеем мы два трупа. Один из них, до сих пор, видимо, неопознанный, мало кого волнует. А вот второй — к сожалению, опознанный сразу — способен доставить неприятности всему городу.
Извиняюсь за цинизм. На город мне наплевать. Гораздо важнее, во что все эти приключения могут вылиться для меня.
Вероятно, Макогонова-старшего и его безвестного соратника убили примерно в то время, когда я лазил по дому, ища там стеклянную дверь. Убили, чтобы дать повод к началу той самой «гангстерской войны».
Кто это сделал?
С точки зрения «кому это выгодно» мне тут ничего не решить. Но очевидно, всю эту комбинацию осуществили, именно осуществили, а не задумали, Марголин и Красильников. И я, в роли «слепого агента». Слепого, глухого и тупого. Который не только позволил подтолкнуть себя в нужном направлении, а сам активно перебирал ножками и приложил усилия, чтобы благополучно залезть в ловушку, на радость потирающим руки и хихикающим хозяевам.
Идиот.
Но почему я? Ноль без палочки, не фигура даже на дворовом уровне. На меня хотят повесить эту двойную мокруху.
Иначе не было бы всей этой комедии с пропадающими офисами, штаб-квартирами, с подброшенным, точнее, с подогнанным к месту происшествия «ауди», на котором я катался и в салоне которого остались десятки превосходных отпечатков моих пальцев.
Я похолодел, когда вспомнил, что за время работы в милиции меня дважды дактилоскопировали. Первый раз — когда я только начинал постовым и, оказавшись в обворованной квартире, здорово там наследил, охраняя ее до приезда опергруппы. Второй раз это было, когда я уже стал опером и осматривал труп повесившегося мужика. На первый взгляд все говорило в пользу обычного суицида, а вскрытие показало, что он оказался в петле, уже будучи мертвым. Тогда лопухнулся не только я, но и многоопытный Гена Савельев, и «катавший» нас эксперт долго матерился по этому поводу.
Где теперь эти дактокарты? Хорошо, если до сих пор валяются в экспертном районно-крминалистическом отделе, а если какая-нибудь светлая голова в порыве вдохновения заслала их на городской компьютер? Тогда Максим, скорее всего, на завтрашнюю встречу явится не один…
А если исходить из лучшего, то есть из того, что, кроме фоторобота, на сегодняшний день ничего больше нет? Сколько времени у меня в запасе?
Неизвестно. Неизвестно, потому что непонятно, какие планы у Марголина и его веселой компании. Но раз мне дали уйти из дома и не тронули ночью, можно предположить, что хотя бы сутки у меня еще есть. Хочется в это верить. И за эти сутки я должен найти Красильникова и вытрясти из него душу. Если мне повезет и в старом уголовном деле найдется его адрес…
Красильников должен быть в курсе если не всего, то хотя бы многого. И я заставлю его говорить, даже если для этого мне придется резать его на куски тупым кухонным ножом.
Я вспомнил, как Аркадий, чтоб он сдох, возил меня к врачам и как мучили меня своими дурацкими вопросами психолог с психиатром. Все верно. Именно тогда разрабатывалась вся эта затея и решался вопрос моей профессиональной пригодности в качестве подставного лица. И я благополучно прошел все испытания, а мудрые светила медицины, пряча в карманах зеленые гонорары за проделанную работу и предстоящее молчание, выдали свое квалифицированное заключение: годен. Если я окажусь в критической ситуации — той самой, которую мне устроили в доме без стеклянной двери, — то схвачусь за оружие, не думая о последствиях. Марголин, естественно, не знал о моем трофейном «смит-вессоне», а потому, вручая мне ПМ, был уверен, что все произойдет согласно гениально разработанному плану: в ловушке я пощелкаю из «макара», а потом, всеми брошенный, буду метаться по городу, свято веря, что своими руками завалил Макогонова-старшего, и понимая, что никакие оправдания и объяснения теперь меня не спасут и другой Макогонов, глупый, но зато живой, быстро спустит с меня шкуру.
Зачем же такие сложности? Чтобы все вылилось в кровавую бойню между группировками, я должен быть не сам по себе, а чей-то. В противном случае все замрет, как только я окажусь в руках зловещих «хабариков» или тоже не слишком дружелюбных ментов.
Я должен быть с кем-то связан.
Шубин.
Шубин, вероятно, человек Гаймакова. Я с ним встречался, и встречи наши надлежащим образом зафиксированы. Марголин всегда был в курсе того, где состоится наше с гомиком рандеву. Фото или видеосъемка и парочка свидетелей, которые с готовностью подтвердят, как мы шептались в кафе на станции техобслуживания или в моей машине. Шубин — человек Гаймакова, а следовательно, и я тоже.
Никаких сомнений не возникнет. После месяцев безделья и безденежья я прибарахлился и сменил две автомашины. Это для суда не доказательство, если безработный владеет тремя квартирами и шестисотым «мерседесом», а человеку вроде Сани Макогонова все понятно.
Справедливо опасаясь усиления влияния команды Гаймакова, Леня-большой вступил в переговоры и был убит. Исполнитель — я. В причинах братишка Саня разбираться не будет. Сначала полетит моя голова, потом множество других. Летящие головы будут коротко стрижены, украшены поломанными носами и принадлежать будут обеим конфликтующим бандам. Потому что Макогонов-младший не любит думать, он любит действовать. А смерть горячо любимого брата, пусть между ними раньше и случались мелкие бытовые конфликты, дает веские основания для самых активных действий.
Шубин должен много знать.
В глубине сознания вертелась мысль, связанная с этой фамилией, и, ухватившись за нее, я почувствовал забытое возбуждение опера, взявшего верный след.
Машина.
Фиолетовый «хюндай», по словам Марголина, — из прокатного агентства. Я вспомнил, как он об этом говорил. Интонация, выражение лица. Нет, это не было «домашней заготовкой», и слова эти о прокатном агентстве он произнес, занятый совсем иными мыслями и не задумываясь о последствиях.
В городе всего пять таких фирм, если не считать прокатные бюро Дворца бракосочетаний и отеля «Центральный». Из этих пяти одно занималось прокатом только отечественных марок, другое предлагало только шикарные лимузины и самые дорогие иномарки по ценам, за которые можно было арендовать космический корабль или ледокол для экспедиции в Арктику. Остаются три фирмы. Сколько в них может быть фиолетовых «хюндаев»? Вероятно, всего один. И там должны быть полные данные Шубина или кого-то, кто нанимал машину для него. Скорее всего, в агентство обращался он сам. Или нет? Проверить надо.
Шубин. Где-то эта фамилия мелькала еще. Я боязливо посмотрел на кипу лежащих передо мной газет. И спустя мгновение ощутил себя надувным шариком, из которого выпустили воздух.
Фамилия мелькала в «Скандальном листке». В самом низу четвертой страницы, между информацией о нападении на офис туристической фирмы и пожаре в гостинице «Вокзальная»: «Сегодня ночью, около 01 часа, в подъезде дома по улице Краеведческой тремя выстрелами из пистолета был убит г-н И. О. Шубин, менеджер охранного предприятия „Квадрат". Последний выстрел был произведен с близкого, не более 1 метра, расстояния в голову. На месте преступления убийца бросил пистолет ТТ с самодельным глушителем. До недавнего времени г-н Шубин работал на достаточно высокой должности в налоговой инспекции Московского района, откуда вынужден был уволиться в результате крупного скандала, подробности которого нам пока не известны. Почерк убийцы, а также то, что находившиеся у покойного ценные вещи и крупная сумма денег в валюте остались не тронуты, позволяют предположить, что мы имеем дело с заказным убийством, выполненным профессионалом высокого класса. Напомним, что это уже 67-е совершенное в городе с начала года аналогичное преступление, и к настоящему времени из них раскрыто всего 8».
Итак, Шубин убит. Я отбросил газету и потер виски. Совсем спятил. Оно и немудрено. Как говорил в интервью один писатель, я не ищу приключений, они сами находят меня. Вот и нашли. И что же делать?
Пойти в милицию и все рассказать? Наверное, следователь, оформляя мне «сотку», посмотрит сочувственно и напомнит, что явка с повинной — смягчающее обстоятельство. О том же скажет и прокурор, подписывая санкцию на арест.
Конечно, мой рассказ будут проверять. Но сколько времени это займет и какой даст результат? А я буду сидеть в тюрьме, косясь на соседей по камере и подозревая в каждом новичке посланца от Марголина.
Хотя стоп! Я ведь действительно работал в Гостинке, этот факт не скрыть, а значит, мое отношение к «Оцеплению» подтверждается. Даже с учетом того, что Красильникова и Марголина найти не смогут, генеральный директор Кацман брезгливо от всего откажется, а выданное мне удостоверение окажется полной липой. А оно ведь окажется фальшивкой, не может быть иначе… Какие-нибудь очевидные для человека посвященного неувязки обнаружатся. ПМ наверняка никогда и не числился за «Оцеплением», а был украден с военного склада или у еще какого-нибудь лопухового мента, вроде меня.
Спасибо Столяру за его неуемную любовь к криминальным железкам. Если бы не револьвер, я в полном соответствии с планом… Даже думать не хочется об этом.
А ведь я никого не убивал. Не такой уж я снайпер. Ребята ждали, что я буду стрелять, им хорошо заплатили за перенесенный стресс, материально компенсировали утраченные нервные клетки. Дать мне заряженный холостыми патронами пистолет Марголин не мог, слишком опасно. Ребятам выдали бронежилеты и велели красиво падать, как только я открою пальбу.
Я вспомнил слова Марголина о короле, который ждет своего часа где-то вне пределов игровой доски, и об игроке, который всю эту комбинацию затеял.
Кто они? И какая ставка должна быть в этой игре?
Красильников должен знать ответ. Или хотя бы часть ответа. Потому что «Оцепление» каким-то боком здесь все равно подвязано.
И если друг Антоша ответит мне, я смогу пойти и с ним сдаться. Вместе с ним.
Обуреваемый желанием дать правдивые показания, Антон будет самым сильным моим козырем.
Я хлопнул себя по лбу и выругался в голос!
Наташа и Лика. Точнее, Света. После ночных событий даже слепому ясно, что мой разговор с Наташей был частью задуманной комбинации, которая прошла как по маслу. А Лика, раз она не исчезла за ночь, такое же подставное, используемое втемную лицо, как и я сам. Ее специально «подвели» ко мне, чтобы я постоянно находился под контролем. Но и она должна кое-что знать. Надо только убедить ее, что я — союзник. Судьба нас ждет общая, она для них тоже не фигура и, исполнив свою партию, должна навсегда уйти с поля.
Откладывать нельзя. Надо поговорить срочно. Сейчас.
Если она никуда еще не пропала и если в ее квартире меня не ждут веселые мальчики с пистолетами под мышкой.
Я позвонил Лике из автомата. Она ответила сразу, будто специально стояла у телефона, ожидая моего звонка.
— Это Федор. Ты одна?
Хороший вопрос. Если дома у нее сидит засада, вряд ли она закричит в трубку: «Беги, милый, беги!»
— Конечно! Опять что-то случилось?
— Случилось. Слушай внимательно, это важно. И тебя касается не меньше, чем меня. Срочно выскакивай из дома, хватай тачку и лети на улицу Рекошета. Дом номер семнадцать. Там, прямо в центре дома, большая арка. Зайди в нее и иди по дворам, прямо, пока не увидишь меня. Я буду ждать тебя на детской площадке, у горки. Через двадцать минут. Все поняла?
— Это шутка?
— Нет. Я повторяю, все очень серьезно. Срочно приезжай, одна. Ты все поняла?
— Да, но…
— Жду.
Я повесил трубку.
Я не сомневался, что она приедет. В любом случае, независимо от того, используют ее втемную или она играет свою роль по известному ей сценарию.
Я встал у края тротуара и стал ловить машину. Как и положено в таких случаях, весь транспорт куда-то мгновенно пропал. Когда я начал уже волноваться по-настоящему, около меня затормозил серый «москвич-408». Лицо сидящего за рулем пожилого мужчины в красном вязаном «петушке» отражало два одинаково сильных чувства: желание хоть немного подзаработать и боязнь лишиться того, что уже удалось сшибить за вечер. Вместе с машиной, а может быть, и жизнью. Я назвал адрес, и он обреченно кивнул. С такой внешностью трудно быть таксистом.
Мы доехали до улицы Снайпера Иванова, параллельной Рекошета. Я расплатился с водителем и попросил подождать, сказав, что вернусь через пять минут со своей девушкой и мы поедем в центр. Он согласился.
Квартал, где мы оказались, находился во «владениях», которые я обслуживал, когда работал опером. После моего увольнения эта территория перешла к Максиму, в чем я ему искренне сочувствовал. Дома по улице Снайпера Иванова трех— и пятиэтажные, старые, неизвестно когда и кем построенные, были густо заселены наркоманами, а во дворах улицы Рекошета, вполне презентабельной, если судить по фасадам, практически каждый вечер происходили грабежи. В свое время я хорошо изучил здесь все закоулки, облазил все окрестные чердаки и подвалы и даже составил и повесил на стене кабинета план. Секрет дома 17 мне раскрыл старый вор-рецидивист, который проходил у меня потерпевшим: местная шпана, не испытывающая ни малейшего почтения к заработанным двадцатью годами лагерей сединам и шрамам, обозвала его «старый козел» и здорово отпинала, чтобы завладеть початой бутылкой дешевой водки.
В одном из домов по улице Снайпера Иванова я спустился в подвал и, подсвечивая зажигалкой, осторожно пошел по заваленному мусором и полузатопленному коридору. В боковом закутке в настороженных позах застыли у костерка трое бомжей. Мы посмотрели друг на друга. Сидящий крайним не узнал меня, хотя я помнил его хорошо. Вор и наркоман, он после очередной отсидки купился на заманчивое предложение некоей конторы по недвижимости поменять свою комнату в роскошной коммуналке на однокомнатную «хрущевку» с хорошей доплатой и в результате остался без ничего.
Леня-большой. Лидер «хабаровских».
Все. Мне конец.
Этого не может быть!
— Личность второго убитого пока не установлена, какие-либо документы на трупе отсутствуют, вероятно, это телохранитель Макогонова. Оба были застрелены с близкого расстояния из пистолета Макарова. Преступник произвел всего два выстрела. Оружие пока не найдено… Недалеко от места преступления обнаружена автомашина «ауди-80», на которой, как предполагается, приехал преступник. Пока неизвестно, что помешало ему воспользоваться автомобилем для того, чтобы скрыться. Есть основания предполагать, что он может быть ранен. Милиция обращается ко всем гражданам, которые располагают какой-либо информацией по данному поводу….
Я сидел и не мог пошевелиться. Я боялся посмотреть на Лику и ничего не понимал. Какой ПМ? Или это домыслы репортера? И как там оказалась «ауди», та самая, на которой мы ездили есть шашлыки? Значит, там был кто-то еще? Кто-то, кто приехал на автомашине, которую я оставил около дома Марголина, и кто так весело пустил в ход ПМ, двумя выстрелами завалив матерых бандюков? Но как они оказались там?
— Это ты их убил? — буднично спросила Лика.
Я перевел на нее свой тоскливый и ошалевший взгляд.
Но я же их не убивал!
Господи, ведь есть же кто-то, кто может все это объяснить.
— Я их не убивал. — Голос мой прозвучал глухо и неубедительно даже для меня самого. — Да, я был в этом доме, но я их не убивал!
— Я тебе верю, — фальшиво отозвалась Лика, глядя в темное окно.
Под утро мне ненадолго удалось уснуть, а проснувшись, я чувствовал себя так, словно работал на каменоломне.
С трудом проглотив чашку кофе, я подсел к телефону и набрал номера Красильникова и Марголина.
Тишина.
В утреннем выпуске городских новостей повторили ночное сообщение с одним дополнением. Показали фоторобот предполагаемого убийцы, составленный со слов каких-то свидетелей. Несколько тяжких секунд с экрана на меня смотрела отталкивающая морда с патологически высоким лбом и выпирающими скулами. Моя собственная и, что самое обидное, удачно выполненная. Видимо, свидетельские показания давала не только хозяйка собаки, но и сама болонка. Опознать меня теперь мог любой постовой первогодок. Пока на экране подергивалось изображение, я прислушивался к звяканью посуды на кухне, радуясь, что Лика этого не видит, и понимая, что при ее появлении я могу легко переключить канал.
Потом я стал одеваться.
Достав из кармана пальто ПМ, я долго держал его на ладони, и разные нехорошие мысли бродили у меня в голове. Самым разумным было побыстрее избавиться от оружия, но я, передернув затвор, положил пистолет обратно в карман.
— Если я приду… — я заглянул на кухню, — ты меня пустишь?
Лика повернулась и посмотрела на меня.
— Пущу.
— И не вызовешь ментов?
— В мире, в котором я жила, все проблемы решали без вмешательства милиции.
— Я приду.
Незнакомый охранник в доме десять по улице Некрасова, покручивая за спиной дубинкой, прохаживался у лестницы, и мне пришлось остановиться.
— Вы куда?
— Десятый офис. К Красильникову.
Охранник помолчал, с ног до головы осмотрел меня и ответил:
— Они съехали. Вчера вечером. Офис сейчас пустой.
Я было замешкался, а потом достал пятидесятидолларовую купюру.
— Мне надо знать, кто и когда снял этот офис. И на какой срок.
Охранник наклонил голову набок, переложил тонкую, с поперечной перекладиной дубинку из правой руки в левую, шлепнул ею по голени, поднял правую руку и оттопырил три пальца. Я покачал головой и добавил только одну банкноту. Они обе быстро исчезли в нагрудном кармане камуфлированной куртки.
— Пошли. — Он зашагал, крутя дубинку, в будке извлек из стола пухлую амбарную книгу и ткнул пальцем в нужную запись. Я заглянул ему через плечо.
Офис был снят 1 ноября на три месяца частным лицом, Красильниковым А. В. Были указаны адреса и телефон, мне уже знакомые.
— С кем договариваются об аренде?
— С Юркой, менеджером.
— Как его найти? Охранник пожал плечами.
Поймав такси, я доехал до дома Марголи-на. Безрезультатно позвонив в заветную дверь, я смачно плюнул на нее и пустился на поиски жилконторы.
С праздным видом я заглянул в паспортный стол, но лица сидевших там сотрудниц не вдохновили меня. Общий язык я с ними нашел, хотя поначалу они просили сумму, превышавшую даже аппетиты охранника. Я расстался с еще одной пятидесятидолларовой банкнотой и через пять минут получил влажный листок скомканной клетчатой бумаги с неразборчивыми каракулями.
— Квартира приватизированная. Сейчас там никто не прописан. А раньше дедок жил. 14-го года рождения. В октябре квартиру приватизировал и продал, выписался в Псковскую область, к дочери. Вот… Закурить не найдется?
Сантехник, по-моему, порывался снабдить меня информацией обо всех квартирах на участке и сделал бы хорошую скидку при оптовой покупке сведений, но я торопливо распрощался.
Странно, но впервые за последние сутки я почувствовал себя спокойно.
Меня явно подставили.
Только, похоже, они кое-чего не учли.
Так что поборемся.
Я нашел исправный телефон-автомат и позвонил Максу на работу. Он писал какой-то глупый отказник и с радостью откликнулся на мою просьбу побыстрее встретиться на нейтральной территории. В качестве таковой я выбрал кафе на Ленинградском проспекте, где однажды обедал с Ликой.
Добрался туда я общественным транспортом с максимальным количеством пересадок. По дороге в последний раз позвонил Марголину, и меня ждал сюрприз: после третьего гудка в трубке щелкнуло, и я услышал старушечий голос:
— Але-о!
— Здравствуйте, Сергея Иваныча будьте добры!
— Кого? Тут такие не живут…
— Это номер 12-65-06?
— Да, но никаких Сергеев Иванычей тут нету и не было никогда.
— Извините.
Я повесил трубку и потер лоб. Мой взгляд остановился на заваленной разноцветными бутылками витрине киоска. Странно, почему я не вспомнил об этом средстве вчера вечером?
В кафе я занял столик у окна и заказал коньяк.
Макс появился минута в минуту. Лихо подкатил на старом «фольксвагене-пассате», вылез и пошел к дверям, мужественно хмурясь. Я подумал, что мента в нем видать за версту, он никогда не станет хорошим опером. Впрочем, не мне его судить…
Он сел за стол и сразу после рукопожатия спросил:
— Что у тебя случилось?
— Штаны порвал.
— Что?
— Давай сначала пообедаем.
— Нет, подожди! Объясни сначала, что у тебя за проблемы.
Я вздохнул и допил коньяк.
— Не буду. Ты все равно не сможешь помочь. Поверь, пожалуйста, что я серьезно вляпался.
Интересно было бы посмотреть на его реакцию, попробуй я рассказать ему всю правду.
— У меня есть просьба. Если в двух словах, меня подставили… Поганое дело… Все стрелки сводятся на меня. Мне нужно найти человека, который всю кашу заварил. По прописке он не живет. Помнишь, я просил тебя вчера узнать адрес и телефон? Это он… Так вот, там его нет… А что ты предлагаешь?
— И что ты предлагаешь?
— Он недавно привлекался к уголовной ответственности. Не помню, по какому району. В уголовном деле может быть его постоянный адрес. Понимаешь?
Макс понимал. И ему очень не хотелось выполнять мою просьбу. В его положении я бы отказался.
Он смотрел мимо меня, теребил пальцами салфетку и напряженно искал причину для отказа. Нет, никогда ему не бывать хорошим опером! Гена Савельев давно был бы уже на пути к дверям. Если бы не связал информацию о перестрелке на Рыбацкой, которую наверняка доводили на последнем разводе, и малоприятную рожу фоторобота с моей личностью…
— Это моя последняя просьба. Обещаю больше не тревожить.
Макс посмотрел на меня с сомнением и невесело усмехнулся:
— В каком смысле — последняя? Я не ответил.
Подумав, он выругался:
— Ладно, хрен с тобой! Запиши, как этого урода зовут.
На куске салфетки я записал все, что помнил об Антоне. Он спрятал бумажку в карман.
— Полистай дело. Посмотри, что там за ситуация была, с кем он связан. В общем, сам понимаешь… Мне его найти надо — дальше некуда. И срочно.
— Срочно. Ты бы лучше подсказал, что я буду начальнику объяснять, чтобы он запрос подписал. Хорошо, если этот твой друг по нашему району проходил, а если где-нибудь в области и дело уже в суде валяется? Нет никакой гарантии, что я там что-нибудь наскребу. Может, он себе хату снимает и меняет адреса каждый месяц…
— Может, но вряд ли. Не будет он хату снимать. У него где-то своя есть, приватизированная, и живет он в ней постоянно. Я так думаю.
— Ладно, сегодня до вечера узнаю, где его дело, и с запросом как-то определюсь. А завтра, прямо с утра, поеду его смотреть. Устроит так?
— Вполне.
— Где тебя искать?
— Дома… — Действительно дома, вот только не уточнил, у кого именно; незачем ему знать, где я сейчас прячусь. — Если не дозвонишься, к вечеру я тебя сам найду.
— Годится. У тебя все?
— Все.
— Тогда я пошел.
— Обедать не будешь?
— Аппетита нет. Если получится, завтра меня накормишь. И не в этой помойке, а в «Пекине». Давно хотел червяков попробовать.
— Договорились.
— Все, удачи!
Я заказал еще коньяк.
* * *
По дороге к Лике я купил все дневные газеты и зашел в кафе, чтобы их посмотреть. На всякий случай.Каждая газета в той или иной форме отозвалась на «кровавую разборку». Факты подавались скупо: два трупа с огнестрельными ранениями, начато расследование, зато комментарии изобиловали догадками, слухами и предположениями. Большинство репортеров сходились во мнении, что возможна новая «гангстерская война». Кое-кто завуалировано, а кто и совсем открыто намекали на существование секретного подразделения МВД, занимающегося отстрелом лидеров преступного мира. Кто-то писал, что нити преступления ведут на самый «верх». Какой «верх» имеется в виду, правда, не уточнялось.
Наиболее охотно отозвался «Скандальный листок» — еженедельный бюллетень городских слухов, сплетен и сенсаций. Почти весь объем газеты — два листа шершавой коричневой бумаги — посвящался событиям на Рыбацкой улице. Репортеры «Листка» исхитрились даже взять интервью у некоего господина О. — «лидера одной из наиболее влиятельных преступных группировок города» и по совместительству генерального директора крупного СП. Прочитав это интервью, я отложил газету и закурил. Мне стало жутковато.
Господин О. чуть ли не дословно повторял прочитанную мне Марголиным лекцию о структуре городского криминалитета. Вместо конкретных фамилий стояли инициалы, но тому, кто хоть раз слышал эти имена, все становилось понятно. Господин О. считал, что смерть Лени-большого столкнет группировки «X» и «Г», поскольку только им выгодна гибель товарища Макогонова.
Кто-то из высокопоставленных чиновников городской администрации утверждал, что ситуация находится под контролем, вот только не понятно чьим, и в случае обострения оперативной обстановки немедленно будут приняты самые жесткие меры, так что волноваться не стоит.
Милиция уже переведена, как это стало модным еще при мне, на двенадцатичасовой, с отменой выходных, график работы, а при необходимости из соседней области будет откомандирован сводный отряд сотрудников патрульно-постовой службы в количестве, предостаточном для наведения порядка…
Итак, что мы имеем?
Имеем мы два трупа. Один из них, до сих пор, видимо, неопознанный, мало кого волнует. А вот второй — к сожалению, опознанный сразу — способен доставить неприятности всему городу.
Извиняюсь за цинизм. На город мне наплевать. Гораздо важнее, во что все эти приключения могут вылиться для меня.
Вероятно, Макогонова-старшего и его безвестного соратника убили примерно в то время, когда я лазил по дому, ища там стеклянную дверь. Убили, чтобы дать повод к началу той самой «гангстерской войны».
Кто это сделал?
С точки зрения «кому это выгодно» мне тут ничего не решить. Но очевидно, всю эту комбинацию осуществили, именно осуществили, а не задумали, Марголин и Красильников. И я, в роли «слепого агента». Слепого, глухого и тупого. Который не только позволил подтолкнуть себя в нужном направлении, а сам активно перебирал ножками и приложил усилия, чтобы благополучно залезть в ловушку, на радость потирающим руки и хихикающим хозяевам.
Идиот.
Но почему я? Ноль без палочки, не фигура даже на дворовом уровне. На меня хотят повесить эту двойную мокруху.
Иначе не было бы всей этой комедии с пропадающими офисами, штаб-квартирами, с подброшенным, точнее, с подогнанным к месту происшествия «ауди», на котором я катался и в салоне которого остались десятки превосходных отпечатков моих пальцев.
Я похолодел, когда вспомнил, что за время работы в милиции меня дважды дактилоскопировали. Первый раз — когда я только начинал постовым и, оказавшись в обворованной квартире, здорово там наследил, охраняя ее до приезда опергруппы. Второй раз это было, когда я уже стал опером и осматривал труп повесившегося мужика. На первый взгляд все говорило в пользу обычного суицида, а вскрытие показало, что он оказался в петле, уже будучи мертвым. Тогда лопухнулся не только я, но и многоопытный Гена Савельев, и «катавший» нас эксперт долго матерился по этому поводу.
Где теперь эти дактокарты? Хорошо, если до сих пор валяются в экспертном районно-крминалистическом отделе, а если какая-нибудь светлая голова в порыве вдохновения заслала их на городской компьютер? Тогда Максим, скорее всего, на завтрашнюю встречу явится не один…
А если исходить из лучшего, то есть из того, что, кроме фоторобота, на сегодняшний день ничего больше нет? Сколько времени у меня в запасе?
Неизвестно. Неизвестно, потому что непонятно, какие планы у Марголина и его веселой компании. Но раз мне дали уйти из дома и не тронули ночью, можно предположить, что хотя бы сутки у меня еще есть. Хочется в это верить. И за эти сутки я должен найти Красильникова и вытрясти из него душу. Если мне повезет и в старом уголовном деле найдется его адрес…
Красильников должен быть в курсе если не всего, то хотя бы многого. И я заставлю его говорить, даже если для этого мне придется резать его на куски тупым кухонным ножом.
Я вспомнил, как Аркадий, чтоб он сдох, возил меня к врачам и как мучили меня своими дурацкими вопросами психолог с психиатром. Все верно. Именно тогда разрабатывалась вся эта затея и решался вопрос моей профессиональной пригодности в качестве подставного лица. И я благополучно прошел все испытания, а мудрые светила медицины, пряча в карманах зеленые гонорары за проделанную работу и предстоящее молчание, выдали свое квалифицированное заключение: годен. Если я окажусь в критической ситуации — той самой, которую мне устроили в доме без стеклянной двери, — то схвачусь за оружие, не думая о последствиях. Марголин, естественно, не знал о моем трофейном «смит-вессоне», а потому, вручая мне ПМ, был уверен, что все произойдет согласно гениально разработанному плану: в ловушке я пощелкаю из «макара», а потом, всеми брошенный, буду метаться по городу, свято веря, что своими руками завалил Макогонова-старшего, и понимая, что никакие оправдания и объяснения теперь меня не спасут и другой Макогонов, глупый, но зато живой, быстро спустит с меня шкуру.
Зачем же такие сложности? Чтобы все вылилось в кровавую бойню между группировками, я должен быть не сам по себе, а чей-то. В противном случае все замрет, как только я окажусь в руках зловещих «хабариков» или тоже не слишком дружелюбных ментов.
Я должен быть с кем-то связан.
Шубин.
Шубин, вероятно, человек Гаймакова. Я с ним встречался, и встречи наши надлежащим образом зафиксированы. Марголин всегда был в курсе того, где состоится наше с гомиком рандеву. Фото или видеосъемка и парочка свидетелей, которые с готовностью подтвердят, как мы шептались в кафе на станции техобслуживания или в моей машине. Шубин — человек Гаймакова, а следовательно, и я тоже.
Никаких сомнений не возникнет. После месяцев безделья и безденежья я прибарахлился и сменил две автомашины. Это для суда не доказательство, если безработный владеет тремя квартирами и шестисотым «мерседесом», а человеку вроде Сани Макогонова все понятно.
Справедливо опасаясь усиления влияния команды Гаймакова, Леня-большой вступил в переговоры и был убит. Исполнитель — я. В причинах братишка Саня разбираться не будет. Сначала полетит моя голова, потом множество других. Летящие головы будут коротко стрижены, украшены поломанными носами и принадлежать будут обеим конфликтующим бандам. Потому что Макогонов-младший не любит думать, он любит действовать. А смерть горячо любимого брата, пусть между ними раньше и случались мелкие бытовые конфликты, дает веские основания для самых активных действий.
Шубин должен много знать.
В глубине сознания вертелась мысль, связанная с этой фамилией, и, ухватившись за нее, я почувствовал забытое возбуждение опера, взявшего верный след.
Машина.
Фиолетовый «хюндай», по словам Марголина, — из прокатного агентства. Я вспомнил, как он об этом говорил. Интонация, выражение лица. Нет, это не было «домашней заготовкой», и слова эти о прокатном агентстве он произнес, занятый совсем иными мыслями и не задумываясь о последствиях.
В городе всего пять таких фирм, если не считать прокатные бюро Дворца бракосочетаний и отеля «Центральный». Из этих пяти одно занималось прокатом только отечественных марок, другое предлагало только шикарные лимузины и самые дорогие иномарки по ценам, за которые можно было арендовать космический корабль или ледокол для экспедиции в Арктику. Остаются три фирмы. Сколько в них может быть фиолетовых «хюндаев»? Вероятно, всего один. И там должны быть полные данные Шубина или кого-то, кто нанимал машину для него. Скорее всего, в агентство обращался он сам. Или нет? Проверить надо.
Шубин. Где-то эта фамилия мелькала еще. Я боязливо посмотрел на кипу лежащих передо мной газет. И спустя мгновение ощутил себя надувным шариком, из которого выпустили воздух.
Фамилия мелькала в «Скандальном листке». В самом низу четвертой страницы, между информацией о нападении на офис туристической фирмы и пожаре в гостинице «Вокзальная»: «Сегодня ночью, около 01 часа, в подъезде дома по улице Краеведческой тремя выстрелами из пистолета был убит г-н И. О. Шубин, менеджер охранного предприятия „Квадрат". Последний выстрел был произведен с близкого, не более 1 метра, расстояния в голову. На месте преступления убийца бросил пистолет ТТ с самодельным глушителем. До недавнего времени г-н Шубин работал на достаточно высокой должности в налоговой инспекции Московского района, откуда вынужден был уволиться в результате крупного скандала, подробности которого нам пока не известны. Почерк убийцы, а также то, что находившиеся у покойного ценные вещи и крупная сумма денег в валюте остались не тронуты, позволяют предположить, что мы имеем дело с заказным убийством, выполненным профессионалом высокого класса. Напомним, что это уже 67-е совершенное в городе с начала года аналогичное преступление, и к настоящему времени из них раскрыто всего 8».
Итак, Шубин убит. Я отбросил газету и потер виски. Совсем спятил. Оно и немудрено. Как говорил в интервью один писатель, я не ищу приключений, они сами находят меня. Вот и нашли. И что же делать?
Пойти в милицию и все рассказать? Наверное, следователь, оформляя мне «сотку», посмотрит сочувственно и напомнит, что явка с повинной — смягчающее обстоятельство. О том же скажет и прокурор, подписывая санкцию на арест.
Конечно, мой рассказ будут проверять. Но сколько времени это займет и какой даст результат? А я буду сидеть в тюрьме, косясь на соседей по камере и подозревая в каждом новичке посланца от Марголина.
Хотя стоп! Я ведь действительно работал в Гостинке, этот факт не скрыть, а значит, мое отношение к «Оцеплению» подтверждается. Даже с учетом того, что Красильникова и Марголина найти не смогут, генеральный директор Кацман брезгливо от всего откажется, а выданное мне удостоверение окажется полной липой. А оно ведь окажется фальшивкой, не может быть иначе… Какие-нибудь очевидные для человека посвященного неувязки обнаружатся. ПМ наверняка никогда и не числился за «Оцеплением», а был украден с военного склада или у еще какого-нибудь лопухового мента, вроде меня.
Спасибо Столяру за его неуемную любовь к криминальным железкам. Если бы не револьвер, я в полном соответствии с планом… Даже думать не хочется об этом.
А ведь я никого не убивал. Не такой уж я снайпер. Ребята ждали, что я буду стрелять, им хорошо заплатили за перенесенный стресс, материально компенсировали утраченные нервные клетки. Дать мне заряженный холостыми патронами пистолет Марголин не мог, слишком опасно. Ребятам выдали бронежилеты и велели красиво падать, как только я открою пальбу.
Я вспомнил слова Марголина о короле, который ждет своего часа где-то вне пределов игровой доски, и об игроке, который всю эту комбинацию затеял.
Кто они? И какая ставка должна быть в этой игре?
Красильников должен знать ответ. Или хотя бы часть ответа. Потому что «Оцепление» каким-то боком здесь все равно подвязано.
И если друг Антоша ответит мне, я смогу пойти и с ним сдаться. Вместе с ним.
Обуреваемый желанием дать правдивые показания, Антон будет самым сильным моим козырем.
Я хлопнул себя по лбу и выругался в голос!
Наташа и Лика. Точнее, Света. После ночных событий даже слепому ясно, что мой разговор с Наташей был частью задуманной комбинации, которая прошла как по маслу. А Лика, раз она не исчезла за ночь, такое же подставное, используемое втемную лицо, как и я сам. Ее специально «подвели» ко мне, чтобы я постоянно находился под контролем. Но и она должна кое-что знать. Надо только убедить ее, что я — союзник. Судьба нас ждет общая, она для них тоже не фигура и, исполнив свою партию, должна навсегда уйти с поля.
Откладывать нельзя. Надо поговорить срочно. Сейчас.
Если она никуда еще не пропала и если в ее квартире меня не ждут веселые мальчики с пистолетами под мышкой.
Я позвонил Лике из автомата. Она ответила сразу, будто специально стояла у телефона, ожидая моего звонка.
— Это Федор. Ты одна?
Хороший вопрос. Если дома у нее сидит засада, вряд ли она закричит в трубку: «Беги, милый, беги!»
— Конечно! Опять что-то случилось?
— Случилось. Слушай внимательно, это важно. И тебя касается не меньше, чем меня. Срочно выскакивай из дома, хватай тачку и лети на улицу Рекошета. Дом номер семнадцать. Там, прямо в центре дома, большая арка. Зайди в нее и иди по дворам, прямо, пока не увидишь меня. Я буду ждать тебя на детской площадке, у горки. Через двадцать минут. Все поняла?
— Это шутка?
— Нет. Я повторяю, все очень серьезно. Срочно приезжай, одна. Ты все поняла?
— Да, но…
— Жду.
Я повесил трубку.
Я не сомневался, что она приедет. В любом случае, независимо от того, используют ее втемную или она играет свою роль по известному ей сценарию.
Я встал у края тротуара и стал ловить машину. Как и положено в таких случаях, весь транспорт куда-то мгновенно пропал. Когда я начал уже волноваться по-настоящему, около меня затормозил серый «москвич-408». Лицо сидящего за рулем пожилого мужчины в красном вязаном «петушке» отражало два одинаково сильных чувства: желание хоть немного подзаработать и боязнь лишиться того, что уже удалось сшибить за вечер. Вместе с машиной, а может быть, и жизнью. Я назвал адрес, и он обреченно кивнул. С такой внешностью трудно быть таксистом.
Мы доехали до улицы Снайпера Иванова, параллельной Рекошета. Я расплатился с водителем и попросил подождать, сказав, что вернусь через пять минут со своей девушкой и мы поедем в центр. Он согласился.
Квартал, где мы оказались, находился во «владениях», которые я обслуживал, когда работал опером. После моего увольнения эта территория перешла к Максиму, в чем я ему искренне сочувствовал. Дома по улице Снайпера Иванова трех— и пятиэтажные, старые, неизвестно когда и кем построенные, были густо заселены наркоманами, а во дворах улицы Рекошета, вполне презентабельной, если судить по фасадам, практически каждый вечер происходили грабежи. В свое время я хорошо изучил здесь все закоулки, облазил все окрестные чердаки и подвалы и даже составил и повесил на стене кабинета план. Секрет дома 17 мне раскрыл старый вор-рецидивист, который проходил у меня потерпевшим: местная шпана, не испытывающая ни малейшего почтения к заработанным двадцатью годами лагерей сединам и шрамам, обозвала его «старый козел» и здорово отпинала, чтобы завладеть початой бутылкой дешевой водки.
В одном из домов по улице Снайпера Иванова я спустился в подвал и, подсвечивая зажигалкой, осторожно пошел по заваленному мусором и полузатопленному коридору. В боковом закутке в настороженных позах застыли у костерка трое бомжей. Мы посмотрели друг на друга. Сидящий крайним не узнал меня, хотя я помнил его хорошо. Вор и наркоман, он после очередной отсидки купился на заманчивое предложение некоей конторы по недвижимости поменять свою комнату в роскошной коммуналке на однокомнатную «хрущевку» с хорошей доплатой и в результате остался без ничего.