– В разных, в разных, – погладила сердечного друга по жидким волосам Инга.
– А с чего? – не унимался Ненашев. – Чай, не пост.
– Сейчас как раз пост, – улыбаясь, спокойно объяснила Инга. – Рождественский. Закончится седьмого января.
– А чего ж они тогда мясо ели? – продолжал допытываться пьяный Ненашев.
– Слушай, Аркаш! – решила прекратить комедию Инга. – Они взрослые люди, а потому в состоянии сами решать: с кем спать, когда и зачем.
– Ну вообще-то ты права, – неуверенно согласился Ненашев и позволил отвести себя в опочивальню.
Проснулись все часа в два пополудни. А после завтрака-обеда Стас и Ольга засобирались в город – вечером они были приглашены в ресторан «Адриатика» на празднование дня рождения работавшего в мэрии дегтяревского приятеля. Уезжать из пригорода, устланного нежным пушистым снегом, напоенного чистым, настоянным на сосновой хвое воздухом, в галдящий, загазованный, грохочущий пиротехническими взрывами город ужас как не хотелось. Но именинник трудился в департаменте наружной рекламы, информации и оформления, а потому был для «Атланта» не просто нужным, а бесценным человеком.
Дегтярев сметал снег с машины, Ненашев топтался рядом. Его явно мучил вопрос, который он никак не решался задать. Наконец, понизив голос, спросил:
– Стас, а чего это вчера, то есть сегодня, за представление было?
– Какое представление?
– Ну с разными спальнями…
Дегтярев помолчал, делая вид, будто прислушивается к работе двигателя, потом поднял на босса глаза:
– Я бы мог, конечно, как и ты мне, сказать, что это не твое дело… Однако не буду, в отличие от тебя, я воспитанный.
– Ладно ерепениться-то!
– Тебя вообще что интересует? – вяло поинтересовался Стас. – Да, я пока ее не трахнул, и у нас по сей день чисто романтические отношения.
– Ничего себе! Кому рассказать, не поверят: Дегтярев, которому через полчаса после знакомства любую бабу в постель затащить – раз плюнуть, уже два месяца цветочки-шоколадки дарит – и ни-ни… Как же ты перебиваешься?
– Перебиваюсь, – ухмыльнулся Стас. – Я не в монастыре воспитывался, потому воздержанию не обучен. Расслабляюсь по мере возможности.
– А Ольга, выходит, оборону держит, – констатировал Ненашев, и его губы расплылись в непроизвольной улыбке.
– Слушай, а чего это тебя моя личная жизнь вдруг интересовать стала, а? – Дегтярев выпятил вперед нижнюю челюсть и почесал зубами верхнюю губу.
– Ничего, – пожал плечами Ненашев. – Странно просто.
– Да она, если хочешь знать, – перешел на доверительный тон Дегтярев, – давно готова. Под рубашку мне ручками залезает, когда целуемся, ножку на меня закидывает и крепко так за бедра обнимает. А я как представлю, чего потом будет… Слезы, рассуждения до утра про «ты меня правда любишь?», «дай слово»… Сам подумай: мне это нужно? Я лучше, когда приспичит, закачусь к Натуське или Любасику. Они ничего такого требовать не станут, обрадуются, но – сам понимаешь, без неуместных вопросов. Им по большому счету все равно с кем. Но лучше – со мной. Потому как я щедрый – раз, незанудный – два и в сексе, сам понимаешь, не аутсайдер.
Шестого января они встретились в офисе. Вообще-то агентство могло гулять хоть до пятнадцатого, заказов в первые две недели наступившего года никогда не поступало: московские бизнес– и торговые боссы оттягивались на Канарах и Майорке. В офисе «Атланта» царило ленивое ничегонеделанье. Клерки гоняли чаи, секретарши подновляли маникюр, а Ненашев с Дегтяревым, потягивая коньяк, играли в шахматы.
– Зря мы с девчонками никуда не махнули, – широко зевнув, констатировал Ненашев. – Сейчас бы лежали на солнышке, пивком баловались.
– Да ладно, нас и здесь неплохо поят, – ткнул пальцем в рюмку с коньяком Дегтярев. – Слушай, босс, а я ведь твое поручение выполнил.
– Какое поручение? – Ненашев лениво потянулся и сделал ход ладьей.
– А какое ты мне днем первого дал?
Аркадий Сергеевич наморщил лоб, припоминая.
– Ты о чем?
– Что отличает просто хорошего подчиненного от ну очень хорошего, а? – Дегтярев дурашливо вытаращился на Ненашева. – Очень хороший выполняет даже те поручения, о которых само начальство уже забыло.
– Хватит дурака валять. О чем ты? – начал раздражаться Ненашев.
– А кто недоумевал, чего мы с Ольгой в разных постелях спим? Можешь не переживать. Все в порядке.
– Ну да? – Ненашев постарался, чтобы вопрос прозвучал равнодушно. – И как оно?
– Да нормально. Как всегда, без сбоев.
– И чего теперь? Женишься?
– Вот так сразу? Ну нет! Я уж дважды хомут накидывал, спешить не буду. Хотя, знаешь, уж если с кем постоянное гнездо и вить, детишек заводить, так, наверное, с ней. Только я не готов пока.
– Смотри, пока ты готовишься – уведут.
– Ее не уведут. Помнишь, я в ноябре чуть в реку на Котельнической не слетел? Еще б сантиметров двадцать – и все… Когда назад сдавать стал – руки трясутся, в голове стучит и мобильный надрывается. Трубку взял, а это Ольга. Орет в истерике: «Что случилось?!» Вечером встретились, она мне и рассказывает: мол, сижу на лекции и ни слова не слышу, всю колотит, как в лихорадке, смотрю на тетрадный лист, а там как переводная картинка проявляется: изуродованная машина, а за рулем ты, я то есть, голова назад откинута, глаза закрыты… Ну она и заорала на всю аудиторию, так заорала, что препод книжку из рук выронил. Выскочила в коридор и меня набирать стала… Мы с тобой, Аркаш, технари-материалисты, во всякую там парапсихологию и прочую мутотень не верим, но что-то такое определенно существует… Может, это она машину мою в сантиметрах от ограждения остановила?
– Да чушь все это… Хотя, знаешь, баба, когда любит, за версту беду чует. Инга прошлый раз звонит мне и говорит: на выходе из паркинга – наледь, осторожней, а то упадешь, сломаешь чего-нибудь. Я, конечно, о ее предупреждении забыл. Ляжку так ушиб, что потом несколько дней на правый бок повернуться не мог. А она около меня как мать Тереза: и примочки всякие, и мази…
Ненашев старался придать своему голосу ироничность, но Дегтярев услышал другое: «Не только тебя, Стасик, любят!» Неумелая похвальба друга его в тот раз здорово позабавила.
Ведунья
Прорыв
– А с чего? – не унимался Ненашев. – Чай, не пост.
– Сейчас как раз пост, – улыбаясь, спокойно объяснила Инга. – Рождественский. Закончится седьмого января.
– А чего ж они тогда мясо ели? – продолжал допытываться пьяный Ненашев.
– Слушай, Аркаш! – решила прекратить комедию Инга. – Они взрослые люди, а потому в состоянии сами решать: с кем спать, когда и зачем.
– Ну вообще-то ты права, – неуверенно согласился Ненашев и позволил отвести себя в опочивальню.
Проснулись все часа в два пополудни. А после завтрака-обеда Стас и Ольга засобирались в город – вечером они были приглашены в ресторан «Адриатика» на празднование дня рождения работавшего в мэрии дегтяревского приятеля. Уезжать из пригорода, устланного нежным пушистым снегом, напоенного чистым, настоянным на сосновой хвое воздухом, в галдящий, загазованный, грохочущий пиротехническими взрывами город ужас как не хотелось. Но именинник трудился в департаменте наружной рекламы, информации и оформления, а потому был для «Атланта» не просто нужным, а бесценным человеком.
Дегтярев сметал снег с машины, Ненашев топтался рядом. Его явно мучил вопрос, который он никак не решался задать. Наконец, понизив голос, спросил:
– Стас, а чего это вчера, то есть сегодня, за представление было?
– Какое представление?
– Ну с разными спальнями…
Дегтярев помолчал, делая вид, будто прислушивается к работе двигателя, потом поднял на босса глаза:
– Я бы мог, конечно, как и ты мне, сказать, что это не твое дело… Однако не буду, в отличие от тебя, я воспитанный.
– Ладно ерепениться-то!
– Тебя вообще что интересует? – вяло поинтересовался Стас. – Да, я пока ее не трахнул, и у нас по сей день чисто романтические отношения.
– Ничего себе! Кому рассказать, не поверят: Дегтярев, которому через полчаса после знакомства любую бабу в постель затащить – раз плюнуть, уже два месяца цветочки-шоколадки дарит – и ни-ни… Как же ты перебиваешься?
– Перебиваюсь, – ухмыльнулся Стас. – Я не в монастыре воспитывался, потому воздержанию не обучен. Расслабляюсь по мере возможности.
– А Ольга, выходит, оборону держит, – констатировал Ненашев, и его губы расплылись в непроизвольной улыбке.
– Слушай, а чего это тебя моя личная жизнь вдруг интересовать стала, а? – Дегтярев выпятил вперед нижнюю челюсть и почесал зубами верхнюю губу.
– Ничего, – пожал плечами Ненашев. – Странно просто.
– Да она, если хочешь знать, – перешел на доверительный тон Дегтярев, – давно готова. Под рубашку мне ручками залезает, когда целуемся, ножку на меня закидывает и крепко так за бедра обнимает. А я как представлю, чего потом будет… Слезы, рассуждения до утра про «ты меня правда любишь?», «дай слово»… Сам подумай: мне это нужно? Я лучше, когда приспичит, закачусь к Натуське или Любасику. Они ничего такого требовать не станут, обрадуются, но – сам понимаешь, без неуместных вопросов. Им по большому счету все равно с кем. Но лучше – со мной. Потому как я щедрый – раз, незанудный – два и в сексе, сам понимаешь, не аутсайдер.
Шестого января они встретились в офисе. Вообще-то агентство могло гулять хоть до пятнадцатого, заказов в первые две недели наступившего года никогда не поступало: московские бизнес– и торговые боссы оттягивались на Канарах и Майорке. В офисе «Атланта» царило ленивое ничегонеделанье. Клерки гоняли чаи, секретарши подновляли маникюр, а Ненашев с Дегтяревым, потягивая коньяк, играли в шахматы.
– Зря мы с девчонками никуда не махнули, – широко зевнув, констатировал Ненашев. – Сейчас бы лежали на солнышке, пивком баловались.
– Да ладно, нас и здесь неплохо поят, – ткнул пальцем в рюмку с коньяком Дегтярев. – Слушай, босс, а я ведь твое поручение выполнил.
– Какое поручение? – Ненашев лениво потянулся и сделал ход ладьей.
– А какое ты мне днем первого дал?
Аркадий Сергеевич наморщил лоб, припоминая.
– Ты о чем?
– Что отличает просто хорошего подчиненного от ну очень хорошего, а? – Дегтярев дурашливо вытаращился на Ненашева. – Очень хороший выполняет даже те поручения, о которых само начальство уже забыло.
– Хватит дурака валять. О чем ты? – начал раздражаться Ненашев.
– А кто недоумевал, чего мы с Ольгой в разных постелях спим? Можешь не переживать. Все в порядке.
– Ну да? – Ненашев постарался, чтобы вопрос прозвучал равнодушно. – И как оно?
– Да нормально. Как всегда, без сбоев.
– И чего теперь? Женишься?
– Вот так сразу? Ну нет! Я уж дважды хомут накидывал, спешить не буду. Хотя, знаешь, уж если с кем постоянное гнездо и вить, детишек заводить, так, наверное, с ней. Только я не готов пока.
– Смотри, пока ты готовишься – уведут.
– Ее не уведут. Помнишь, я в ноябре чуть в реку на Котельнической не слетел? Еще б сантиметров двадцать – и все… Когда назад сдавать стал – руки трясутся, в голове стучит и мобильный надрывается. Трубку взял, а это Ольга. Орет в истерике: «Что случилось?!» Вечером встретились, она мне и рассказывает: мол, сижу на лекции и ни слова не слышу, всю колотит, как в лихорадке, смотрю на тетрадный лист, а там как переводная картинка проявляется: изуродованная машина, а за рулем ты, я то есть, голова назад откинута, глаза закрыты… Ну она и заорала на всю аудиторию, так заорала, что препод книжку из рук выронил. Выскочила в коридор и меня набирать стала… Мы с тобой, Аркаш, технари-материалисты, во всякую там парапсихологию и прочую мутотень не верим, но что-то такое определенно существует… Может, это она машину мою в сантиметрах от ограждения остановила?
– Да чушь все это… Хотя, знаешь, баба, когда любит, за версту беду чует. Инга прошлый раз звонит мне и говорит: на выходе из паркинга – наледь, осторожней, а то упадешь, сломаешь чего-нибудь. Я, конечно, о ее предупреждении забыл. Ляжку так ушиб, что потом несколько дней на правый бок повернуться не мог. А она около меня как мать Тереза: и примочки всякие, и мази…
Ненашев старался придать своему голосу ироничность, но Дегтярев услышал другое: «Не только тебя, Стасик, любят!» Неумелая похвальба друга его в тот раз здорово позабавила.
Ведунья
Доктор нажал кнопку звонка пятнадцатой квартиры – и дверь сразу отворилась. На пороге стояла сухонькая, опрятно одетая старушка с поразительно ясными, карими в желтую искорку глазами.
«Лет восемьдесят, наверное, а зрение, скорей всего, сто процентов!» – отметил про себя врач-офтальмолог Бурмистров.
– Извините, это вы – Завьялова Станислава Феоктистовна?
– Да, я. С кем имею честь?
– Понимаете, на улице милиция нашла девушку в состоянии глубокого обморока, а при ней никаких документов. В себя она пришла, но ничего не помнит. В карманах – только листок с вашими координатами.
Доктор чувствовал: его слова звучат как бред. Но старушка, кажется, не удивилась:
– И где она, эта девушка?
– Да вот. – Доктор суетливо оглянулся и показал на ступеньки верхнего лестничного пролета, куда усадил Ольгу минутой раньше.
– А-а, это вы! – то ли обрадовалась, то ли изумилась старушка. – Не думала, что так рано…
– Так вы ее знаете! – оживился доктор. – Понимаете, обморок у нее был очень глубокий, я вообще опасался, что это кома, но она пришла в себя, вот только даже имени своего не помнит. Как ее зовут?
– Да не знаю я! Мы с ней виделись всего несколько минут – в трамвае.
– Как так? – растерялся доктор. – Но вы же только что сказали, что ждали ее и…
– Да, ждала, но как зовут, не знаю, – пожала плечами старушка.
– И что же мне с ней делать? – вконец расстроился доктор.
– Давайте заходите сами и ее ведите, – скомандовала старушка. – Она у меня останется.
– Но как же? Вы ее не знаете, и она в таком состоянии…
– Ну и что? Я ведь ее приглашала в гости, а о состоянии здоровья у нас речи не было.
Доктор помог Ольге подняться и провел ее в тесную прихожую.
– Помогите ей раздеться, раздевайтесь сами, сейчас выпьем чаю с пирожными – я только что испекла – и поговорим, – распорядилась старушка, удаляясь на кухню. И уже оттуда спросила: – А вас самого-то как величают, милейший?
– Геннадий Викторович. Гена.
– Я буду звать вас Геннадий, – заявила старушка. – Помогите ей вымыть руки, ну и сами помойте. Через минуту все будет готово.
Попотчевав доктора и Ольгу чаем, Станислава Феоктистовна приступила к расспросам. Пытала она только доктора, лишь изредка бросая на Ольгу сочувственные взгляды. Правда, адресованные Бурмистрову вопросы были какими-то странными, совсем не по делу. Начала старушка с семейного положения гостя:
– Вы почему, Геннадий, не женаты? Не были в браке или разведены?
– А откуда вы знаете? – изумился тот.
– Да это ж сразу видно, – отмахнулась Станислава Феоктистовна. – Живете с мамой, образцовой хозяйкой, страстной радетельницей порядка и чистоты. Кстати, ваша мама пользуется чистящими средствами фирмы «Снежный барс»? Нет? Впрочем, откуда вам знать. Сейчас я вам дам свою визиточку… Ох, она ведь у вас есть! Пусть ваша мама позвонит, я ей порекомендую изумительное средство для ковров, а также для полированной мебели, пола…
Доктор пребывал в полной растерянности.
«Эта старуха сумасшедшая, – крутилось в голове. – Но откуда она узнала, что я живу с мамой и что она просто изводит и меня, и себя борьбой с пылинками, соринками и – не дай бог! – разводами на ламинате. Я буду преступником, если оставлю девчонку на попечение сбрендившей старухи».
– Вы, Геннадий, кажется, совсем меня не слушаете, – коснувшись его руки, хозяйка вернула доктора в реальность. – Не бойтесь, я не сумасшедшая, и эта девочка будет у меня в безопасности.
Геннадий вздрогнул: старуха будто прочитала его мысли. Но спросил о другом:
– А почему вы решили, что ей грозит опасность?
– Я ничего не решила, – сердито нахмурилась хозяйка. – Я знаю. И защитить ее, кроме нас с вами, некому. Родителей нет в живых, а единственный близкий человек сейчас где-то далеко и сам себе не хозяин.
Теперь Геннадий Станиславу Феоктистовну слушал. Слушал очень внимательно, а в голове и на языке вертелся один вопрос, который он в конце концов задал:
– Зачем вы меня обманули?
– Вы о чем, молодой человек? – оскорбленно поджала губы Завьялова. – Привычки лгать или, как вы интеллигентно выразились, обманывать за мной никогда не водилось.
– Но вы же полчаса назад сказали, что не знаете, кто она, а сейчас всю биографию выложили.
– И что с того? – вздернула красиво подведенные брови старушка. – Чтобы проникнуть в судьбу человека, совсем не обязательно знать его имя. Но если для вас последнее так важно, могу предположить, что зовут эту несчастную, скорее всего, Олеся или Ольга. Нареченные такими именами женщины при внешней мягкости, нежности способны на самые решительные поступки и самопожертвование.
Доктор слегка покачал головой: дескать, ну что ж, готов поверить.
– Так-то лучше, – миролюбиво подвела итог старушка. – А сейчас давайте положим нашу незнакомку спать – посмотрите-ка, она едва со стула не падает.
Ольга за время застольной беседы доктора и хозяйки не вымолвила ни слова. В ответ на вопросы: «Подлить чаю?», «Может, еще пирожное?» – она только кивала или качала головой. Геннадий несколько раз пытался вовлечь ее в разговор, но Станислава Феоктистовна мягко останавливала его: не надо, не тревожьте.
Когда Завьялова, тихонько притворив в спальню дверь, вернулась к столу, Геннадий сидел, подперев щеку рукой. Вид у него был такой удрученный, что суровая старушка нашла нужным его успокоить:
– Да не переживайте вы так, все наладится.
– А вы, выходит, колдунья, – сказал Геннадий только потому, что надо было что-то сказать.
Станислава Феоктистовна рассмеялась:
– А также ведунья, гадалка, знахарка, ясновидящая и прочая, прочая, прочая! Вы что, Геннадий, до сих пор верите в сказки? При вашей профессии это непозволительно.
Геннадий уже даже не стал вспоминать, говорил ли он этой женщине о том, что работает врачом. Он просто устало посмотрел на хозяйку, а про себя подумал: «Нет, кино я сегодня уже не посмотрю. Когда вернусь домой, времени только и останется, что с маман за жизнь поговорить да помыться».
– Наверное, хотите спросить, как я поняла, что вы врач, холостяк и живете с мамой? – Старуха выдержала паузу, словно ожидая ответа, и торжественно произнесла: – Да с помощью все того же дедуктивного метода! С первым вообще все просто. Еще там, на лестнице, вы сказали: «Я опасался, что это кома». Так может сказать только врач. О том, что вы неженаты и живете с мамой, поведали мне ваши рубашка и брюки. Во-первых, молодые люди в вашем возрасте ходят, конечно, в джинсах и уж ни в коем случае не в белой сорочке. Во-вторых, сорочка не только идеально накрахмалена и отбелена, но и чуть-чуть отливает голубизной. Это значит, в отбеливатель была добавлена синька. Молодые женщины сейчас не крахмалят мужьям рубашки и уж тем более не добавляют синьку. А стрелки на ваших брюках доведены до остроты бритвы благодаря тому, что их прогладили через тряпку, смоченную уксусом. Его запах чуть-чуть пробивается сквозь аромат вашего французского парфюма. Конечно, можно было бы слегка предположить, что по таким старомодным правилам хозяйство в вашем доме ведет пожилая домработница, но откуда у врача деньги на прислугу? Вот и выходит, что ухаживает за вами мама. Элементарно, Ватсон!
– А что, от меня действительно уксусом пахнет? – втянув носом воздух, озабоченно спросил Геннадий.
– Нет-нет, обычный нос ничего такого не учует. Это только я со своим обонянием…
– Да, органы чувств у вас в полном порядке, – согласился Геннадий. – Зрение как у орла, простите, у орлицы, а нюх вообще…
– …как у собаки, – подсказала Станислава Феоктистовна.
– А можно нескромный вопрос?
– Сколько мне лет? Сто четыре.
– Сколько?!!
– Вы не ослышались. Грядущей весной я буду отмечать очередной юбилей – стопятилетие.
– А близкие у вас есть? Дети, внуки?
– Внуков нет и никогда не было. Только дочка с зятем. Но они умерли.
– От чего?
Старушке вопрос показался нелепым:
– От старости.
Прощаясь в прихожей, Геннадий сказал:
– Я на столе оставил листок со своими координатами. Если что – звоните. Ей консультации понадобятся неврологов, психиатров, я постараюсь договориться.
Геннадий чувствовал себя неловко: он, здоровый мужик, мало того – врач, взял и скинул на руки стопятилетней старухи девицу, за которой нужен уход, как за малым ребенком.
– Потребуется ли девушке врачебная по-мощь – это решать вам, специалисту. А мне вот думается, что мы с вами просто обязаны выяснить, кто с ней сотворил такое.
– Опять вы за свое! – Чувство вины, обосновавшееся было в душе Геннадия, уступило место досаде. – Почему вы решили, что с ней кто-то что-то сотворил?
– Но это же очевидно! Кому-то нужно было выключить девочку из игры или, как нынче принято выражаться, нейтрализовать. Убивать не стали, а вкололи или подсыпали какого-то зелья, чтобы память потеряла.
– Ну Станислава Феоктистовна, – улыбнулся Геннадий, – такое только в романах про шпионов бывает…
– Со шпионами я, может, и соглашусь, а вот насчет романов… Вы поспрашивайте-ка знакомых психиатров про необычные случаи амнезии, про средства, которые могут их вызывать. Впрочем, о средствах следовало бы попытать скорее засекреченных биохимиков – это к теме о шпионах… Но мне почему-то кажется, в этой среде у вас знакомых нет. Я права?
Геннадий покачал головой. И тут его мозг пронзила догадка:
– А вы сами-то где работали, Станислава Феоктистовна?
– В тех самых спецслужбах и работала. – Завьялова посмотрела на гостя строго, даже с вызовом. – Сорок лет в органах, а потом еще пять лет – в научно-исследовательской лаборатории при Мавзолее Ленина. Я по образованию химик. К сожалению, моих знакомых в этих структурах сейчас тоже не осталось – возраст, сами понимаете. Даже те, кто при мне лаборантами начинали, давно на пенсии или в могиле.
– А вы… – начал было Геннадий, но женщина его перебила:
– Мою биографию, если вам будет интересно, я вам как-нибудь расскажу. А сейчас езжайте-ка домой, вам завтра на службу. За девушку не беспокойтесь. С ней все будет в порядке.
Закрыв за доктором дверь, Станислава Феоктистовна прошла в комнату, где на вытертом кожаном диване спала, укрытая до подбородка мягким пледом, Ольга. Присела рядом, поправила свесившуюся на лоб гостьи русую прядку, негромко вздохнула:
– Бедная девочка, какому же монстру ты дорогу-то перешла?
Гостья, не просыпаясь, прижалась щекой к этой маленькой, сухой, с пергаментной кожей ладошке и свела к переносице брови – то ли тщась вспомнить что-то в своем сонном забытьи, то ли собираясь заплакать.
– Тш-ш-ш, – как маленькую похлопала-побаюкала девушку свободной рукой старушка. – Спи, спи, милая… Как же мне тебя называть-то? Будешь пока Олесей, а там, может, и настоящее свое имя вспомнишь…
«Лет восемьдесят, наверное, а зрение, скорей всего, сто процентов!» – отметил про себя врач-офтальмолог Бурмистров.
– Извините, это вы – Завьялова Станислава Феоктистовна?
– Да, я. С кем имею честь?
– Понимаете, на улице милиция нашла девушку в состоянии глубокого обморока, а при ней никаких документов. В себя она пришла, но ничего не помнит. В карманах – только листок с вашими координатами.
Доктор чувствовал: его слова звучат как бред. Но старушка, кажется, не удивилась:
– И где она, эта девушка?
– Да вот. – Доктор суетливо оглянулся и показал на ступеньки верхнего лестничного пролета, куда усадил Ольгу минутой раньше.
– А-а, это вы! – то ли обрадовалась, то ли изумилась старушка. – Не думала, что так рано…
– Так вы ее знаете! – оживился доктор. – Понимаете, обморок у нее был очень глубокий, я вообще опасался, что это кома, но она пришла в себя, вот только даже имени своего не помнит. Как ее зовут?
– Да не знаю я! Мы с ней виделись всего несколько минут – в трамвае.
– Как так? – растерялся доктор. – Но вы же только что сказали, что ждали ее и…
– Да, ждала, но как зовут, не знаю, – пожала плечами старушка.
– И что же мне с ней делать? – вконец расстроился доктор.
– Давайте заходите сами и ее ведите, – скомандовала старушка. – Она у меня останется.
– Но как же? Вы ее не знаете, и она в таком состоянии…
– Ну и что? Я ведь ее приглашала в гости, а о состоянии здоровья у нас речи не было.
Доктор помог Ольге подняться и провел ее в тесную прихожую.
– Помогите ей раздеться, раздевайтесь сами, сейчас выпьем чаю с пирожными – я только что испекла – и поговорим, – распорядилась старушка, удаляясь на кухню. И уже оттуда спросила: – А вас самого-то как величают, милейший?
– Геннадий Викторович. Гена.
– Я буду звать вас Геннадий, – заявила старушка. – Помогите ей вымыть руки, ну и сами помойте. Через минуту все будет готово.
Попотчевав доктора и Ольгу чаем, Станислава Феоктистовна приступила к расспросам. Пытала она только доктора, лишь изредка бросая на Ольгу сочувственные взгляды. Правда, адресованные Бурмистрову вопросы были какими-то странными, совсем не по делу. Начала старушка с семейного положения гостя:
– Вы почему, Геннадий, не женаты? Не были в браке или разведены?
– А откуда вы знаете? – изумился тот.
– Да это ж сразу видно, – отмахнулась Станислава Феоктистовна. – Живете с мамой, образцовой хозяйкой, страстной радетельницей порядка и чистоты. Кстати, ваша мама пользуется чистящими средствами фирмы «Снежный барс»? Нет? Впрочем, откуда вам знать. Сейчас я вам дам свою визиточку… Ох, она ведь у вас есть! Пусть ваша мама позвонит, я ей порекомендую изумительное средство для ковров, а также для полированной мебели, пола…
Доктор пребывал в полной растерянности.
«Эта старуха сумасшедшая, – крутилось в голове. – Но откуда она узнала, что я живу с мамой и что она просто изводит и меня, и себя борьбой с пылинками, соринками и – не дай бог! – разводами на ламинате. Я буду преступником, если оставлю девчонку на попечение сбрендившей старухи».
– Вы, Геннадий, кажется, совсем меня не слушаете, – коснувшись его руки, хозяйка вернула доктора в реальность. – Не бойтесь, я не сумасшедшая, и эта девочка будет у меня в безопасности.
Геннадий вздрогнул: старуха будто прочитала его мысли. Но спросил о другом:
– А почему вы решили, что ей грозит опасность?
– Я ничего не решила, – сердито нахмурилась хозяйка. – Я знаю. И защитить ее, кроме нас с вами, некому. Родителей нет в живых, а единственный близкий человек сейчас где-то далеко и сам себе не хозяин.
Теперь Геннадий Станиславу Феоктистовну слушал. Слушал очень внимательно, а в голове и на языке вертелся один вопрос, который он в конце концов задал:
– Зачем вы меня обманули?
– Вы о чем, молодой человек? – оскорбленно поджала губы Завьялова. – Привычки лгать или, как вы интеллигентно выразились, обманывать за мной никогда не водилось.
– Но вы же полчаса назад сказали, что не знаете, кто она, а сейчас всю биографию выложили.
– И что с того? – вздернула красиво подведенные брови старушка. – Чтобы проникнуть в судьбу человека, совсем не обязательно знать его имя. Но если для вас последнее так важно, могу предположить, что зовут эту несчастную, скорее всего, Олеся или Ольга. Нареченные такими именами женщины при внешней мягкости, нежности способны на самые решительные поступки и самопожертвование.
Доктор слегка покачал головой: дескать, ну что ж, готов поверить.
– Так-то лучше, – миролюбиво подвела итог старушка. – А сейчас давайте положим нашу незнакомку спать – посмотрите-ка, она едва со стула не падает.
Ольга за время застольной беседы доктора и хозяйки не вымолвила ни слова. В ответ на вопросы: «Подлить чаю?», «Может, еще пирожное?» – она только кивала или качала головой. Геннадий несколько раз пытался вовлечь ее в разговор, но Станислава Феоктистовна мягко останавливала его: не надо, не тревожьте.
Когда Завьялова, тихонько притворив в спальню дверь, вернулась к столу, Геннадий сидел, подперев щеку рукой. Вид у него был такой удрученный, что суровая старушка нашла нужным его успокоить:
– Да не переживайте вы так, все наладится.
– А вы, выходит, колдунья, – сказал Геннадий только потому, что надо было что-то сказать.
Станислава Феоктистовна рассмеялась:
– А также ведунья, гадалка, знахарка, ясновидящая и прочая, прочая, прочая! Вы что, Геннадий, до сих пор верите в сказки? При вашей профессии это непозволительно.
Геннадий уже даже не стал вспоминать, говорил ли он этой женщине о том, что работает врачом. Он просто устало посмотрел на хозяйку, а про себя подумал: «Нет, кино я сегодня уже не посмотрю. Когда вернусь домой, времени только и останется, что с маман за жизнь поговорить да помыться».
– Наверное, хотите спросить, как я поняла, что вы врач, холостяк и живете с мамой? – Старуха выдержала паузу, словно ожидая ответа, и торжественно произнесла: – Да с помощью все того же дедуктивного метода! С первым вообще все просто. Еще там, на лестнице, вы сказали: «Я опасался, что это кома». Так может сказать только врач. О том, что вы неженаты и живете с мамой, поведали мне ваши рубашка и брюки. Во-первых, молодые люди в вашем возрасте ходят, конечно, в джинсах и уж ни в коем случае не в белой сорочке. Во-вторых, сорочка не только идеально накрахмалена и отбелена, но и чуть-чуть отливает голубизной. Это значит, в отбеливатель была добавлена синька. Молодые женщины сейчас не крахмалят мужьям рубашки и уж тем более не добавляют синьку. А стрелки на ваших брюках доведены до остроты бритвы благодаря тому, что их прогладили через тряпку, смоченную уксусом. Его запах чуть-чуть пробивается сквозь аромат вашего французского парфюма. Конечно, можно было бы слегка предположить, что по таким старомодным правилам хозяйство в вашем доме ведет пожилая домработница, но откуда у врача деньги на прислугу? Вот и выходит, что ухаживает за вами мама. Элементарно, Ватсон!
– А что, от меня действительно уксусом пахнет? – втянув носом воздух, озабоченно спросил Геннадий.
– Нет-нет, обычный нос ничего такого не учует. Это только я со своим обонянием…
– Да, органы чувств у вас в полном порядке, – согласился Геннадий. – Зрение как у орла, простите, у орлицы, а нюх вообще…
– …как у собаки, – подсказала Станислава Феоктистовна.
– А можно нескромный вопрос?
– Сколько мне лет? Сто четыре.
– Сколько?!!
– Вы не ослышались. Грядущей весной я буду отмечать очередной юбилей – стопятилетие.
– А близкие у вас есть? Дети, внуки?
– Внуков нет и никогда не было. Только дочка с зятем. Но они умерли.
– От чего?
Старушке вопрос показался нелепым:
– От старости.
Прощаясь в прихожей, Геннадий сказал:
– Я на столе оставил листок со своими координатами. Если что – звоните. Ей консультации понадобятся неврологов, психиатров, я постараюсь договориться.
Геннадий чувствовал себя неловко: он, здоровый мужик, мало того – врач, взял и скинул на руки стопятилетней старухи девицу, за которой нужен уход, как за малым ребенком.
– Потребуется ли девушке врачебная по-мощь – это решать вам, специалисту. А мне вот думается, что мы с вами просто обязаны выяснить, кто с ней сотворил такое.
– Опять вы за свое! – Чувство вины, обосновавшееся было в душе Геннадия, уступило место досаде. – Почему вы решили, что с ней кто-то что-то сотворил?
– Но это же очевидно! Кому-то нужно было выключить девочку из игры или, как нынче принято выражаться, нейтрализовать. Убивать не стали, а вкололи или подсыпали какого-то зелья, чтобы память потеряла.
– Ну Станислава Феоктистовна, – улыбнулся Геннадий, – такое только в романах про шпионов бывает…
– Со шпионами я, может, и соглашусь, а вот насчет романов… Вы поспрашивайте-ка знакомых психиатров про необычные случаи амнезии, про средства, которые могут их вызывать. Впрочем, о средствах следовало бы попытать скорее засекреченных биохимиков – это к теме о шпионах… Но мне почему-то кажется, в этой среде у вас знакомых нет. Я права?
Геннадий покачал головой. И тут его мозг пронзила догадка:
– А вы сами-то где работали, Станислава Феоктистовна?
– В тех самых спецслужбах и работала. – Завьялова посмотрела на гостя строго, даже с вызовом. – Сорок лет в органах, а потом еще пять лет – в научно-исследовательской лаборатории при Мавзолее Ленина. Я по образованию химик. К сожалению, моих знакомых в этих структурах сейчас тоже не осталось – возраст, сами понимаете. Даже те, кто при мне лаборантами начинали, давно на пенсии или в могиле.
– А вы… – начал было Геннадий, но женщина его перебила:
– Мою биографию, если вам будет интересно, я вам как-нибудь расскажу. А сейчас езжайте-ка домой, вам завтра на службу. За девушку не беспокойтесь. С ней все будет в порядке.
Закрыв за доктором дверь, Станислава Феоктистовна прошла в комнату, где на вытертом кожаном диване спала, укрытая до подбородка мягким пледом, Ольга. Присела рядом, поправила свесившуюся на лоб гостьи русую прядку, негромко вздохнула:
– Бедная девочка, какому же монстру ты дорогу-то перешла?
Гостья, не просыпаясь, прижалась щекой к этой маленькой, сухой, с пергаментной кожей ладошке и свела к переносице брови – то ли тщась вспомнить что-то в своем сонном забытьи, то ли собираясь заплакать.
– Тш-ш-ш, – как маленькую похлопала-побаюкала девушку свободной рукой старушка. – Спи, спи, милая… Как же мне тебя называть-то? Будешь пока Олесей, а там, может, и настоящее свое имя вспомнишь…
Прорыв
Следующий день начался в РА «Атлант» со скандала. Еще не было одиннадцати, когда в агентство, сунув под нос охраннику мандат депутата Мосгордумы, влетел, а точнее, вкатился маленький круглый человечек лет пятидесяти, одетый в ярко-рыжую замшевую куртку со множеством карманов и замков-молний и такого же цвета кепи с длинным козырьком. Беспрепятственно добравшись до приемной Ненашева, «колобок» был намерен, не снижая скорости, вкатиться и в кабинет гендиректора, однако был остановлен секретарем Анечкой – молниеносно среагировав, она выскочила из-за своего стола и приперла дверь в цитадель босса круглой попкой.
Голос Анечки был строг, даже суров:
– Вы, простите, к кому?
– К Ненашеву, естественно! – «Колобок» попытался отстранить девушку, но не тут-то было. Хрупкую на вид Анечку будто в пол вколотили – с места не сдвинешь. – Дайте дорогу, я ваш крупный заказчик! Пропустите немедленно, иначе у вас будут неприятности… Ненашев вас уволит за то, что держали в предбаннике не кого-нибудь, а самого Бура…
Бормоча угрозы и пыхтя, вмиг покрывшийся красными пятнами Бур махал перед Аниным бюстом короткими ручками и метался, описывая дуги в 180 градусов вокруг секретарского тела.
– Встречи даже с самыми крупными заказчиками Аркадий Сергеевич планирует заранее, – вещала, глядя на него сверху, Аня. – О вашем визите он мне ничего не говорил. Через пять минут у него важная встреча, сейчас сюда придет человек, о котором меня директор предупредил.
– Я, наконец, не просто заказчик, я депутат, – выдвинул «колобок» главный козырь. – И вы не имеете права…
– Позвольте ваш документ, – все тем же бесстрастным голосом попросила секретарь.
Бур пошарил во внутреннем кармане, вытащил оттуда красную книжицу и сунул ее Ане под нос:
– Вот!
– Разрешите посмотреть, – потребовала секретарь и, не дождавшись дозволения, ловким движением выдернула документ из пальцев «колобка». Одного взгляда на внутренности мандата Анечке хватило, чтобы уличить визитера в мелком мошенничестве: – Так вы, извините, депутат какого созыва? Позапрошлого?
Бур стыдливо прикрыл глаза, но тут же пошел в атаку:
– Ну и что?! Вы сами вынуждаете людей прибегать к таким методам! Я вам полмиллиона долларов заплатил, понятно!
– Мне?! – деланно изумилась Аня.
– Не вам, а вашему агентству. Я рассчитывал, что сработанная вашими профессионалами реклама повысит продажи хотя бы на сто процентов! А что вышло? Они упали! Втрое упали, вы это понимаете?! Сначала я надеялся, что это временно. Что за спадом придет ажиотаж, но с каждым месяцем показатели становятся все хуже и хуже! И я был просто вынужден приехать из Испании, чтобы разобраться, в чем дело! Я преодолел такое расстояние, а вы меня не пускаете!
Дверь в приемную приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова того самого парня, после звонка которого шеф на прошлой неделе чуть не выгнал Аню с работы.
– Господин Старшинов, доброе утро! – мигом сменила с холодно-обличительного на приветливо-деловитый тон Аня. – Аркадий Сергеевич вас ждет.
– Вы заказчик?! – метнулся к Старшинову «колобок». – У вас тоже претензии? Или вы только хотите заказать здесь рекламу? Если второе, то умоляю вас, – он картинно прижал к груди руки, – не делайте этого! Они вас разорят, по миру пустят. Эффект от их рекламы будет обратный!
– Ань, Ненашев у себя? – Обухов, по обыкновению, резко распахнул дверь, не вникая в такие мелочи, как наличие в приемной визитеров.
– У себя, но он занят. К нему вот господин Старшинов, у него назначено.
– Понятно, – мрачно промычал Костя и хотел было, развернувшись, убраться восвояси, но крутившийся возле секретарши похожий на мячик мужичок вдруг схватил его за рукав:
– Если не ошибаюсь, господин Обухов?
– Да, это я. С кем имею… А, это вы, господин Бур!
– Я, я, – закивал головой визитер. – Константин э-э-э…
– Дмитриевич, – подсказала Анечка и взмолилась: – Костя, побеседуй, пожалуйста, с господином Буром, а то он к Ненашеву рвется. У него какие-то претензии…
– Не какие-то, а серьезнейшие! – грозно глянул на секретаря «колобок».
– И какого характера претензии?
– Так продажи втрое упали, – чуть не плача, пожаловался «замшевый».
– Может, вам лучше в маркетологам? Они отслеживают объемы реализации, опросы покупателей проводят… Реклама, которую мой отдел разработал, насколько я помню, вам понравилась…
– Увольте меня от общения с вашими маркетологами. Они свои отчеты присылают мне чуть не каждый месяц. А что толку? Все их объяснения – низкое качество продукции. А в последнем послании, – голос господина Бура зазвенел от возмущения, – они написали не просто «низкое», а «крайне низкое». Вы представляете?
– Об этом я точно судить не могу, – почесал в затылке Обухов. – Я костюмы вашей фабрики не ношу. Знаете, давайте все-таки пригласим для беседы кого-нибудь из отдела маркетинга.
– Ну давайте, – обреченно согласился Бур.
Усадив заказчика на диван и предложив ему «курить, не стесняясь», Обухов набрал внутренний номер отдела маркетинга:
– Николаич, ты можешь сейчас в переговорную зайти? Да мы тут с господином Буром… Ну помнишь, полгода назад рекламу разрабатывали: женские и мужские костюмы отечественного производства… Да-да, полный цикл, с отслеживанием результатов… Нет, уж ты зайди, а то я, боюсь, на некоторые вопросы уважаемого… – отстранив ото рта трубку, Обухов обернулся к визитеру: – Простите, как ваше имя-отчество? – кивком поблагодарил за подсказку, – уважаемого Эдуарда Богдановича не смогу ответить. – И, уже обращаясь к «колобку», спокойно сказал: – Сейчас он придет, вы можете пока раздеться. Попросить для вас чаю или кофе? Нет? Ну как скажете.
Обухов с тоской посмотрел на дверь, которая, к счастью, тут же открылась, чтобы впустить заместителя начальника отдела маркетинга Игоря Николаевича Бондаренко, энергичного крепыша с ярким девичьим румянцем во всю щеку.
– Здравствуйте, Эдуард Богданович! Рад вас видеть!
Протянутую маркетологом руку господин Бур без энтузиазма, но все же пожал. Однако с дивана даже не привстал: с чего бы ему расшаркиваться перед этими ободравшими его как липку мошенниками?
– Итак, как я понял, вас тревожит то обстоятельство, что продажи не растут желаемыми темпами?
– Они падают! – взял сразу обличительный тон Эдуард Богданович.
– Отнюдь. У вас, вероятно, неверные сведения. За истекший период, то есть за семь месяцев с начала рекламной компании, объем продаж увеличился на тридцать процентов.
– Это по вашим подсчетам, а по моим – втрое упал.
– Помилуйте, как такое может быть?! Вот у меня предоставленные вашими же сотрудниками отчеты…
– Вы не понимаете или не хотите понимать? Речь идет не о количестве – поштучно – проданных костюмов, а о том, что, рассчитывая на эффект от вашей хваленой рекламы, я увеличил объем производства в три раза, и сейчас все склады забиты продукцией. Ваша тридцатипроцентная прибавка – так, тьфу…
– Согласитесь, тут вы действовали на свой страх и риск. Если помните, мы вам покупательского ажиотажа не обещали, а честно сказали, что качество вашей продукции оставляет желать много лучшего. И пришли к общему мнению, что единственная возможность позиционировать ее в группе схожих товаров, – это сделать акцент на дешевизне. Кстати, именно наше предложение – устраивать в ваших магазинах три сейловых дня в месяц – в немалой степени повлияло на оживление покупательского спроса. Помните, мы с вами тогда долго рассуждали на тему, почему люди ломятся на всякие распродажи и покупаются на скидки? Вы еще удачную аналогию привели, анекдот рассказали. Остроумный, между прочим!
Лесть не прошла – Бур по-прежнему сидел набычившись и не спешил ударяться в воспоминания. Бондаренко это не смутило. Приосанившись, он принялся шагать взад-вперед по кабинету и излагать истины, которые усвоил, еще будучи студентом отделения маркетинга:
– Люди бегут на распродажи и сейлы не потому, что им нужен именно этот товар, а чтобы получить ощущение выигрыша. Повторяю мысль: в большинстве случаев вещи со скидкой покупаются не из-за их необходимости, а из-за выгоды. Выгода – вот волшебное слово, вот главный двигатель товарооборота! Ведь как сладко думать, что что-то досталось тебе за копейки! Тебе досталось, а другому – нет!..
Голос Анечки был строг, даже суров:
– Вы, простите, к кому?
– К Ненашеву, естественно! – «Колобок» попытался отстранить девушку, но не тут-то было. Хрупкую на вид Анечку будто в пол вколотили – с места не сдвинешь. – Дайте дорогу, я ваш крупный заказчик! Пропустите немедленно, иначе у вас будут неприятности… Ненашев вас уволит за то, что держали в предбаннике не кого-нибудь, а самого Бура…
Бормоча угрозы и пыхтя, вмиг покрывшийся красными пятнами Бур махал перед Аниным бюстом короткими ручками и метался, описывая дуги в 180 градусов вокруг секретарского тела.
– Встречи даже с самыми крупными заказчиками Аркадий Сергеевич планирует заранее, – вещала, глядя на него сверху, Аня. – О вашем визите он мне ничего не говорил. Через пять минут у него важная встреча, сейчас сюда придет человек, о котором меня директор предупредил.
– Я, наконец, не просто заказчик, я депутат, – выдвинул «колобок» главный козырь. – И вы не имеете права…
– Позвольте ваш документ, – все тем же бесстрастным голосом попросила секретарь.
Бур пошарил во внутреннем кармане, вытащил оттуда красную книжицу и сунул ее Ане под нос:
– Вот!
– Разрешите посмотреть, – потребовала секретарь и, не дождавшись дозволения, ловким движением выдернула документ из пальцев «колобка». Одного взгляда на внутренности мандата Анечке хватило, чтобы уличить визитера в мелком мошенничестве: – Так вы, извините, депутат какого созыва? Позапрошлого?
Бур стыдливо прикрыл глаза, но тут же пошел в атаку:
– Ну и что?! Вы сами вынуждаете людей прибегать к таким методам! Я вам полмиллиона долларов заплатил, понятно!
– Мне?! – деланно изумилась Аня.
– Не вам, а вашему агентству. Я рассчитывал, что сработанная вашими профессионалами реклама повысит продажи хотя бы на сто процентов! А что вышло? Они упали! Втрое упали, вы это понимаете?! Сначала я надеялся, что это временно. Что за спадом придет ажиотаж, но с каждым месяцем показатели становятся все хуже и хуже! И я был просто вынужден приехать из Испании, чтобы разобраться, в чем дело! Я преодолел такое расстояние, а вы меня не пускаете!
Дверь в приемную приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова того самого парня, после звонка которого шеф на прошлой неделе чуть не выгнал Аню с работы.
– Господин Старшинов, доброе утро! – мигом сменила с холодно-обличительного на приветливо-деловитый тон Аня. – Аркадий Сергеевич вас ждет.
– Вы заказчик?! – метнулся к Старшинову «колобок». – У вас тоже претензии? Или вы только хотите заказать здесь рекламу? Если второе, то умоляю вас, – он картинно прижал к груди руки, – не делайте этого! Они вас разорят, по миру пустят. Эффект от их рекламы будет обратный!
– Ань, Ненашев у себя? – Обухов, по обыкновению, резко распахнул дверь, не вникая в такие мелочи, как наличие в приемной визитеров.
– У себя, но он занят. К нему вот господин Старшинов, у него назначено.
– Понятно, – мрачно промычал Костя и хотел было, развернувшись, убраться восвояси, но крутившийся возле секретарши похожий на мячик мужичок вдруг схватил его за рукав:
– Если не ошибаюсь, господин Обухов?
– Да, это я. С кем имею… А, это вы, господин Бур!
– Я, я, – закивал головой визитер. – Константин э-э-э…
– Дмитриевич, – подсказала Анечка и взмолилась: – Костя, побеседуй, пожалуйста, с господином Буром, а то он к Ненашеву рвется. У него какие-то претензии…
– Не какие-то, а серьезнейшие! – грозно глянул на секретаря «колобок».
– И какого характера претензии?
– Так продажи втрое упали, – чуть не плача, пожаловался «замшевый».
– Может, вам лучше в маркетологам? Они отслеживают объемы реализации, опросы покупателей проводят… Реклама, которую мой отдел разработал, насколько я помню, вам понравилась…
– Увольте меня от общения с вашими маркетологами. Они свои отчеты присылают мне чуть не каждый месяц. А что толку? Все их объяснения – низкое качество продукции. А в последнем послании, – голос господина Бура зазвенел от возмущения, – они написали не просто «низкое», а «крайне низкое». Вы представляете?
– Об этом я точно судить не могу, – почесал в затылке Обухов. – Я костюмы вашей фабрики не ношу. Знаете, давайте все-таки пригласим для беседы кого-нибудь из отдела маркетинга.
– Ну давайте, – обреченно согласился Бур.
Усадив заказчика на диван и предложив ему «курить, не стесняясь», Обухов набрал внутренний номер отдела маркетинга:
– Николаич, ты можешь сейчас в переговорную зайти? Да мы тут с господином Буром… Ну помнишь, полгода назад рекламу разрабатывали: женские и мужские костюмы отечественного производства… Да-да, полный цикл, с отслеживанием результатов… Нет, уж ты зайди, а то я, боюсь, на некоторые вопросы уважаемого… – отстранив ото рта трубку, Обухов обернулся к визитеру: – Простите, как ваше имя-отчество? – кивком поблагодарил за подсказку, – уважаемого Эдуарда Богдановича не смогу ответить. – И, уже обращаясь к «колобку», спокойно сказал: – Сейчас он придет, вы можете пока раздеться. Попросить для вас чаю или кофе? Нет? Ну как скажете.
Обухов с тоской посмотрел на дверь, которая, к счастью, тут же открылась, чтобы впустить заместителя начальника отдела маркетинга Игоря Николаевича Бондаренко, энергичного крепыша с ярким девичьим румянцем во всю щеку.
– Здравствуйте, Эдуард Богданович! Рад вас видеть!
Протянутую маркетологом руку господин Бур без энтузиазма, но все же пожал. Однако с дивана даже не привстал: с чего бы ему расшаркиваться перед этими ободравшими его как липку мошенниками?
– Итак, как я понял, вас тревожит то обстоятельство, что продажи не растут желаемыми темпами?
– Они падают! – взял сразу обличительный тон Эдуард Богданович.
– Отнюдь. У вас, вероятно, неверные сведения. За истекший период, то есть за семь месяцев с начала рекламной компании, объем продаж увеличился на тридцать процентов.
– Это по вашим подсчетам, а по моим – втрое упал.
– Помилуйте, как такое может быть?! Вот у меня предоставленные вашими же сотрудниками отчеты…
– Вы не понимаете или не хотите понимать? Речь идет не о количестве – поштучно – проданных костюмов, а о том, что, рассчитывая на эффект от вашей хваленой рекламы, я увеличил объем производства в три раза, и сейчас все склады забиты продукцией. Ваша тридцатипроцентная прибавка – так, тьфу…
– Согласитесь, тут вы действовали на свой страх и риск. Если помните, мы вам покупательского ажиотажа не обещали, а честно сказали, что качество вашей продукции оставляет желать много лучшего. И пришли к общему мнению, что единственная возможность позиционировать ее в группе схожих товаров, – это сделать акцент на дешевизне. Кстати, именно наше предложение – устраивать в ваших магазинах три сейловых дня в месяц – в немалой степени повлияло на оживление покупательского спроса. Помните, мы с вами тогда долго рассуждали на тему, почему люди ломятся на всякие распродажи и покупаются на скидки? Вы еще удачную аналогию привели, анекдот рассказали. Остроумный, между прочим!
Лесть не прошла – Бур по-прежнему сидел набычившись и не спешил ударяться в воспоминания. Бондаренко это не смутило. Приосанившись, он принялся шагать взад-вперед по кабинету и излагать истины, которые усвоил, еще будучи студентом отделения маркетинга:
– Люди бегут на распродажи и сейлы не потому, что им нужен именно этот товар, а чтобы получить ощущение выигрыша. Повторяю мысль: в большинстве случаев вещи со скидкой покупаются не из-за их необходимости, а из-за выгоды. Выгода – вот волшебное слово, вот главный двигатель товарооборота! Ведь как сладко думать, что что-то досталось тебе за копейки! Тебе досталось, а другому – нет!..