Страница:
– Дань варварам? – поморщился Кен-Гизар.
– Мой дед Тарто говорил: у мертвеца нет гордости. И еще он говорил: не задирай нос перед волком – он бьет снизу!
– Из твоего деда вышел бы неплохой правитель!
– Он и был правителем! Труппа ходила у него по струнке! И за все время, что я провел с ними, ни один не умер насильственной смертью! Иной раз не худо царям поучиться у старшины цирковых!
Кен-Гизар скрыл улыбку, наклонившись над блюдом с фруктами. Именно он подставил плечо, чтобы подсадить Фаргала на Кедровый Трон. И он же обучил царя премудростям власти. Неплохо обучил, если царь теперь может цитировать своего деда и не бояться, что Дивный город переменил хозяина, пока прежний – в отлучке.
Правда, Фаргал во всех отношениях был талантливым учеником.
Кен-Гизар окинул взглядом мощную фигуру царя, потом поглядел на собственный живот.
«Лет сорок назад я был сложен немногим хуже! – подумал он.– Но и сейчас мои женщины не променяют толстого Кен-Гизара на молодого атлета!» – утешил сокт сам себя и довольно усмехнулся.
– Цены на фетский шелк опять поднимутся! – заметил он.
– А я подниму цену на зерно! – заявил Фаргал.– И на медь!
– Кстати, о царь! О меди: старейшины Священных островов готовы обменять ее на наше олово в пропорции, предложенной твоим Советом!
– Меняйте! – разрешил царь.– Я одобряю все, о чем ты договоришься с моим Старшим Советником!
– Ты так доверяешь Саконнину? – улыбнулся сокт.
– Я доверяю вам обоим! Какие еще новости?
– Император Самери Гергобар казнил шестерых Владык по обвинению в мятеже и сговоре с айпегами. Двое заговорщиков успели уйти в Эгерин и скрыться в горах Ашшура. Остальных раздавили наемники из горных кланов.
– Когда-нибудь они раздавят и самого Гергобара, эти последыши Аша! – проворчал Фаргал.
– Не думаю,– покачал головой сокт.– Горцы разобщены! Кстати, пока Гергобар разбирался с мятежниками, корабли кушога поднялись вверх по Ашу едва ли не до самого Кандиура. А островитяне Табе, с которыми, если ты помнишь, у Императора заключен мир, разграбили восемь поселков на побережье и увезли несколько сотен рабов. Гергобар обратился к старейшинам Священных островов за помощью: ему нужно двенадцать больших кораблей.
– Пойдет мстить кушога?
– Нет, табе!
– Он может до смерти гоняться за табетскими тримаранами! – сказал Фаргал.– Шесть сотен островов!
– Я думаю, он удовольствуется десятой частью,– заметил сокт.– И не станет разбираться, кто именно совершил набег. Мы дадим ему хорошие корабли! И моряков, которые знают, какие именно из островов архипелага стоит выпотрошить! Третья часть добычи отойдет к нам!
– А я-то думаю, с чего это вы так благосклонны к Самери! – засмеялся Фаргал.
– Такова воля Великого Яго! – торжественно произнес Кен-Гизар и погладил жреческий браслет с символом сокола, украшавший запястье сокта.
Император Карнагрии, немного обеспокоенный тем, что сокты вдруг прониклись бедами Самери, отринул тревожные мысли. Там, где ссылались на волю Яго, не могло быть ущерба ему, Фаргалу. Разве не он изгнал из пределов Карнагрии прислужников Аша, исконного врага Великого Яго?
Но спроси царь об этом Кен-Гизара, тот объяснил бы ему: Мудрый Аш и Великий Яго – не чета древним богиням Ирзаи и Таймат, что, как гласит предание, могут существовать на земле только порознь. Мудрость Аша проникает в прошлое и провидит будущее, но настоящее принадлежит Яго. Но, увы, жрецы Аша не желают понимать очевидного и отдать власть над настоящим последователям Яго. Так что против самого Аша Кен-Гизар ничего не имел, но вот жрецов его, по мнению сокта, следовало удерживать на коротком поводке. А оборотней, демонов, одержимых и прочих порожденных и вызванных ашскими магами тварей следовало безжалостно уничтожать.
Правда, пожелай царь узнать мнение самих жрецов Аша – услышал бы прямо противоположное. Но Фаргал общался с последователями Змеебога только мечом. И потому не знал, что даже его собственное имя, Фаргал,– всего лишь одно из имен Мудрого Аша. Кен-Гизар, впрочем, об этом тоже не знал. Но последователи Яго жили не прошлым, а настоящим. И действовали тоже в настоящем, выбирая правильный путь интуитивно или по прямому указанию своего незримого покровителя. А здесь, где до гор Яго намного ближе, чем до гор Аша, у последователей Сокола были все преимущества перед последователями Змея.
– Все ли благополучно в твоей Империи, о царь? – осведомился посланник соктов.
– Моя лошадь споткнулась на охоте! Айпегская кобыла, которую я купил в прошлом году! И, о Ашшур, это самое важное событие, если не считать Игр, которые начнутся через три дня!
Упомянув об Играх, царь скривился от отвращения.
– Кобыла в порядке? – поинтересовался Кен-Гизар.
– Здоровехонька! А вот я проткнул себе бедро обломком копья!
Фаргал похлопал по розовому шраму на своей ноге.
Мимо проплыла баржа, доверху нагруженная зерном. Кормчий, забыв о рулевом весле, глазел на царский корабль.
– А что Андасан, о царь? – спросил сокт.
Фаргал поморщился. Бывший тысяцкий Черных Андасан был колючкой у него в сандалии. Пять лет назад Фаргал уничтожил всех, чье участие в бунте было доказано. Всех, кроме Андасана, успевшего удрать в Фетис через горы Яго. Император Хаттус, не желавший портить отношения с могущественным соседом, схватил беглого мятежника и морем отправил в Карнагрию. Но Андасан подкупил моряков, высадился на севере Империи Фаргала и поднял против царя две прилегающие к Карну области. Фаргал потратил полгода, чтобы восстановить порядок… А Андасан опять ухитрился улизнуть. На этот раз – в Эгерин, где пытался снискать расположение Императора Хар-Азгаура. Тщетно. Хар-Азгаур боялся Фаргала еще больше Хаттуса: ведь перебраться на противоположный берег Карна куда проще, чем перевалить через горы Яго. Андасан на сей раз оказался достаточно осторожен, чтобы не дать себя схватить. Поддержки он, разумеется, не получил и теперь разбойничал где-то на юге Эгерина. Это было куда безопасней, чем грабить вельмож Карнагрии. В Эгерине большинство Владык рассматривало землю соседа как потенциальную добычу, а самого соседа – как кровного врага. Сговариваясь то с одним, то с другим, Андасан сколотил собственное войско, нахапал эгеринского золота и вполне мог доставить Фаргалу неприятности. Царь же Эгерина хоть и слал южному соседу регулярные жалобы на бесчинства мятежного тысяцкого, но от военной помощи отказывался. Карнагрийскому Льву дай только поставить лапу на левый берег Карна!
– Андасана видели в эгеринских предгорьях Ашшурова хребта,– ответил Фаргал.– Когда-нибудь он переберется на мою землю, и я сверну ему шею!
Царь хлопнул ладонью по ковру, на котором был выткан один из его предшественников-императоров. Восседая на троне с двумя чашами в руках, Император утвердил одну ногу на отрезанной голове менее удачливого соседа, а вторую – на золотой короне, ранее украшавшей эту голову. Две обнаженные девушки ласкали колени царя. Надо полагать, дочери покойного.
Царская лодка подошла к пригородам Великондара. Заросли тростника здесь были реже, чем ниже по течению. Глина и тростник – основной строительный материал тех, кто победней. Кроме того, из сердцевины белых стеблей делали лучшую в Четырех Империях бумагу.
Белая цапля опустилась на палубу царской лодки. Ее не тронули. Цапля считалась приносящей удачу. Или сулящей скорую встречу с потерянным родственником.
Охранники Фаргала поднялись и взяли наизготовку луки. Не в ожидании реальной опасности, а дабы все видели: царская стража – начеку.
Впереди показалась городская стена.
Фаргал, царь Карнагрии, считал себя эгерини. Хотя одному Ашшуру было ведомо, кто он на самом деле и кому обязан появлением на свет.
Лет четырех от роду маленького бродяжку подобрал странствующий цирк. Так удача в первый раз улыбнулась Фаргалу. За ночь до этого умер от внезапной болезни маленький внук старшины цирковых, и труппа осталась без актера. Завидев на обочине ребенка того же пола и возраста, как умерший внук, старшина принял его как дар Ашшура. Тем более что малыш, одетый в сущие лохмотья, был на удивление крепок и упитан. И не помнил ничего, кроме своего имени: Фаргал. Никогда не слыхал старшина Тарто подобного имени в Эгерине. Но разве чудное имя более удивительно, чем четырехлетний нищий с аккуратно подстриженными ногтями на руках и ногах?
Возблагодарив Ашшура, старшина принял мальчика как внука, возвратившегося из Царства Мертвых.
Найденыш пришелся ко двору. Настоящий талант. Тарто окончательно уверился: рука Ашшура.
Мальчик рос как бамбук: к семи годам сходил за десятилетнего. А к восьми запросто крутил двойное сальто и вгонял одним броском пару кинжалов в глаза нарисованного кушога. Теперь на каждом представлении Тарто рассказывал историю найденыша, и находились простаки, что верили: мальчик – посланец самого Ашшура. Так силен и красив был маленький Фаргал – засмотришься и уронишь в кружку серебро вместо меди. Не раз уже подкатывались к Тарто с предложением продать найденыша. Не раз разочарованные отказом сулили взять силой. Но только однажды отвергнутый купец подослал воров. Зря. С десятком цирковых не совладает и разбойничья шайка. Четыре трупа привез на судейский двор Тарто, но справедливости не нашел: купец платил золотом. Хоть двое оставшихся в живых воров прямо указывали на него – откупился. Мягки законы Эгерина к богатым. Пусть радуется циркач, что в тюрьму не угодил. Трупы-то – нападавших.
В пятнадцать лет Фаргал выглядел как мужчина. А в семнадцать покинул труппу и, удивив цирковых, нанялся в стражу храма Таймат, богини, издревле почитаемой в Эгерине. Однако ж сам Фаргал знал, почему он так поступил. А о том, что было с ним в святилище Таймат, не рассказывал никому. Впрочем, все знали: очень быстро был возвышен неофит от стражника до старшего жреца. И тогда (неслыханное дело!) покинул храм по знамению самой богини. И направился в Карнагрию.
Был разбойником, гладиатором, наемником, военачальником, и, наконец, благосклонная Судьба вместо смерти подарила ему Кедровый Трон Императора Карнагрии.
8
9
– Мой дед Тарто говорил: у мертвеца нет гордости. И еще он говорил: не задирай нос перед волком – он бьет снизу!
– Из твоего деда вышел бы неплохой правитель!
– Он и был правителем! Труппа ходила у него по струнке! И за все время, что я провел с ними, ни один не умер насильственной смертью! Иной раз не худо царям поучиться у старшины цирковых!
Кен-Гизар скрыл улыбку, наклонившись над блюдом с фруктами. Именно он подставил плечо, чтобы подсадить Фаргала на Кедровый Трон. И он же обучил царя премудростям власти. Неплохо обучил, если царь теперь может цитировать своего деда и не бояться, что Дивный город переменил хозяина, пока прежний – в отлучке.
Правда, Фаргал во всех отношениях был талантливым учеником.
Кен-Гизар окинул взглядом мощную фигуру царя, потом поглядел на собственный живот.
«Лет сорок назад я был сложен немногим хуже! – подумал он.– Но и сейчас мои женщины не променяют толстого Кен-Гизара на молодого атлета!» – утешил сокт сам себя и довольно усмехнулся.
– Цены на фетский шелк опять поднимутся! – заметил он.
– А я подниму цену на зерно! – заявил Фаргал.– И на медь!
– Кстати, о царь! О меди: старейшины Священных островов готовы обменять ее на наше олово в пропорции, предложенной твоим Советом!
– Меняйте! – разрешил царь.– Я одобряю все, о чем ты договоришься с моим Старшим Советником!
– Ты так доверяешь Саконнину? – улыбнулся сокт.
– Я доверяю вам обоим! Какие еще новости?
– Император Самери Гергобар казнил шестерых Владык по обвинению в мятеже и сговоре с айпегами. Двое заговорщиков успели уйти в Эгерин и скрыться в горах Ашшура. Остальных раздавили наемники из горных кланов.
– Когда-нибудь они раздавят и самого Гергобара, эти последыши Аша! – проворчал Фаргал.
– Не думаю,– покачал головой сокт.– Горцы разобщены! Кстати, пока Гергобар разбирался с мятежниками, корабли кушога поднялись вверх по Ашу едва ли не до самого Кандиура. А островитяне Табе, с которыми, если ты помнишь, у Императора заключен мир, разграбили восемь поселков на побережье и увезли несколько сотен рабов. Гергобар обратился к старейшинам Священных островов за помощью: ему нужно двенадцать больших кораблей.
– Пойдет мстить кушога?
– Нет, табе!
– Он может до смерти гоняться за табетскими тримаранами! – сказал Фаргал.– Шесть сотен островов!
– Я думаю, он удовольствуется десятой частью,– заметил сокт.– И не станет разбираться, кто именно совершил набег. Мы дадим ему хорошие корабли! И моряков, которые знают, какие именно из островов архипелага стоит выпотрошить! Третья часть добычи отойдет к нам!
– А я-то думаю, с чего это вы так благосклонны к Самери! – засмеялся Фаргал.
– Такова воля Великого Яго! – торжественно произнес Кен-Гизар и погладил жреческий браслет с символом сокола, украшавший запястье сокта.
Император Карнагрии, немного обеспокоенный тем, что сокты вдруг прониклись бедами Самери, отринул тревожные мысли. Там, где ссылались на волю Яго, не могло быть ущерба ему, Фаргалу. Разве не он изгнал из пределов Карнагрии прислужников Аша, исконного врага Великого Яго?
Но спроси царь об этом Кен-Гизара, тот объяснил бы ему: Мудрый Аш и Великий Яго – не чета древним богиням Ирзаи и Таймат, что, как гласит предание, могут существовать на земле только порознь. Мудрость Аша проникает в прошлое и провидит будущее, но настоящее принадлежит Яго. Но, увы, жрецы Аша не желают понимать очевидного и отдать власть над настоящим последователям Яго. Так что против самого Аша Кен-Гизар ничего не имел, но вот жрецов его, по мнению сокта, следовало удерживать на коротком поводке. А оборотней, демонов, одержимых и прочих порожденных и вызванных ашскими магами тварей следовало безжалостно уничтожать.
Правда, пожелай царь узнать мнение самих жрецов Аша – услышал бы прямо противоположное. Но Фаргал общался с последователями Змеебога только мечом. И потому не знал, что даже его собственное имя, Фаргал,– всего лишь одно из имен Мудрого Аша. Кен-Гизар, впрочем, об этом тоже не знал. Но последователи Яго жили не прошлым, а настоящим. И действовали тоже в настоящем, выбирая правильный путь интуитивно или по прямому указанию своего незримого покровителя. А здесь, где до гор Яго намного ближе, чем до гор Аша, у последователей Сокола были все преимущества перед последователями Змея.
– Все ли благополучно в твоей Империи, о царь? – осведомился посланник соктов.
– Моя лошадь споткнулась на охоте! Айпегская кобыла, которую я купил в прошлом году! И, о Ашшур, это самое важное событие, если не считать Игр, которые начнутся через три дня!
Упомянув об Играх, царь скривился от отвращения.
– Кобыла в порядке? – поинтересовался Кен-Гизар.
– Здоровехонька! А вот я проткнул себе бедро обломком копья!
Фаргал похлопал по розовому шраму на своей ноге.
Мимо проплыла баржа, доверху нагруженная зерном. Кормчий, забыв о рулевом весле, глазел на царский корабль.
– А что Андасан, о царь? – спросил сокт.
Фаргал поморщился. Бывший тысяцкий Черных Андасан был колючкой у него в сандалии. Пять лет назад Фаргал уничтожил всех, чье участие в бунте было доказано. Всех, кроме Андасана, успевшего удрать в Фетис через горы Яго. Император Хаттус, не желавший портить отношения с могущественным соседом, схватил беглого мятежника и морем отправил в Карнагрию. Но Андасан подкупил моряков, высадился на севере Империи Фаргала и поднял против царя две прилегающие к Карну области. Фаргал потратил полгода, чтобы восстановить порядок… А Андасан опять ухитрился улизнуть. На этот раз – в Эгерин, где пытался снискать расположение Императора Хар-Азгаура. Тщетно. Хар-Азгаур боялся Фаргала еще больше Хаттуса: ведь перебраться на противоположный берег Карна куда проще, чем перевалить через горы Яго. Андасан на сей раз оказался достаточно осторожен, чтобы не дать себя схватить. Поддержки он, разумеется, не получил и теперь разбойничал где-то на юге Эгерина. Это было куда безопасней, чем грабить вельмож Карнагрии. В Эгерине большинство Владык рассматривало землю соседа как потенциальную добычу, а самого соседа – как кровного врага. Сговариваясь то с одним, то с другим, Андасан сколотил собственное войско, нахапал эгеринского золота и вполне мог доставить Фаргалу неприятности. Царь же Эгерина хоть и слал южному соседу регулярные жалобы на бесчинства мятежного тысяцкого, но от военной помощи отказывался. Карнагрийскому Льву дай только поставить лапу на левый берег Карна!
– Андасана видели в эгеринских предгорьях Ашшурова хребта,– ответил Фаргал.– Когда-нибудь он переберется на мою землю, и я сверну ему шею!
Царь хлопнул ладонью по ковру, на котором был выткан один из его предшественников-императоров. Восседая на троне с двумя чашами в руках, Император утвердил одну ногу на отрезанной голове менее удачливого соседа, а вторую – на золотой короне, ранее украшавшей эту голову. Две обнаженные девушки ласкали колени царя. Надо полагать, дочери покойного.
Царская лодка подошла к пригородам Великондара. Заросли тростника здесь были реже, чем ниже по течению. Глина и тростник – основной строительный материал тех, кто победней. Кроме того, из сердцевины белых стеблей делали лучшую в Четырех Империях бумагу.
Белая цапля опустилась на палубу царской лодки. Ее не тронули. Цапля считалась приносящей удачу. Или сулящей скорую встречу с потерянным родственником.
Охранники Фаргала поднялись и взяли наизготовку луки. Не в ожидании реальной опасности, а дабы все видели: царская стража – начеку.
Впереди показалась городская стена.
Фаргал, царь Карнагрии, считал себя эгерини. Хотя одному Ашшуру было ведомо, кто он на самом деле и кому обязан появлением на свет.
Лет четырех от роду маленького бродяжку подобрал странствующий цирк. Так удача в первый раз улыбнулась Фаргалу. За ночь до этого умер от внезапной болезни маленький внук старшины цирковых, и труппа осталась без актера. Завидев на обочине ребенка того же пола и возраста, как умерший внук, старшина принял его как дар Ашшура. Тем более что малыш, одетый в сущие лохмотья, был на удивление крепок и упитан. И не помнил ничего, кроме своего имени: Фаргал. Никогда не слыхал старшина Тарто подобного имени в Эгерине. Но разве чудное имя более удивительно, чем четырехлетний нищий с аккуратно подстриженными ногтями на руках и ногах?
Возблагодарив Ашшура, старшина принял мальчика как внука, возвратившегося из Царства Мертвых.
Найденыш пришелся ко двору. Настоящий талант. Тарто окончательно уверился: рука Ашшура.
Мальчик рос как бамбук: к семи годам сходил за десятилетнего. А к восьми запросто крутил двойное сальто и вгонял одним броском пару кинжалов в глаза нарисованного кушога. Теперь на каждом представлении Тарто рассказывал историю найденыша, и находились простаки, что верили: мальчик – посланец самого Ашшура. Так силен и красив был маленький Фаргал – засмотришься и уронишь в кружку серебро вместо меди. Не раз уже подкатывались к Тарто с предложением продать найденыша. Не раз разочарованные отказом сулили взять силой. Но только однажды отвергнутый купец подослал воров. Зря. С десятком цирковых не совладает и разбойничья шайка. Четыре трупа привез на судейский двор Тарто, но справедливости не нашел: купец платил золотом. Хоть двое оставшихся в живых воров прямо указывали на него – откупился. Мягки законы Эгерина к богатым. Пусть радуется циркач, что в тюрьму не угодил. Трупы-то – нападавших.
В пятнадцать лет Фаргал выглядел как мужчина. А в семнадцать покинул труппу и, удивив цирковых, нанялся в стражу храма Таймат, богини, издревле почитаемой в Эгерине. Однако ж сам Фаргал знал, почему он так поступил. А о том, что было с ним в святилище Таймат, не рассказывал никому. Впрочем, все знали: очень быстро был возвышен неофит от стражника до старшего жреца. И тогда (неслыханное дело!) покинул храм по знамению самой богини. И направился в Карнагрию.
Был разбойником, гладиатором, наемником, военачальником, и, наконец, благосклонная Судьба вместо смерти подарила ему Кедровый Трон Императора Карнагрии.
8
– Твоя опочивальня! – усмехнулся Хар-Руд и распахнул дверь.
Разочарование Кэра было столь явным, что помощник Управителя похлопал его по плечу:
– Ты думал, и дальше будешь спать на моей собственной постели? Ошибаешься! Если я и буду делить ее с кем-то, так с существом понежней тебя!
Сборщик тростника счел бы комнату роскошной. Но Кэру из клана Мечей она показалась тюрьмой. Узкая: два шага в ширину, шесть – в длину. Окно – горизонтальная щель в две ладони шириной, под самым потолком. Низкая лежанка с засаленным тюфяком и табурет – вся обстановка. Если не считать вмурованного в стену кольца с железной цепью.
– Да,– кивнул Хар-Руд, перехватив взгляд юноши.– Это сделано для таких, как ты. Но – не беспокойся! С тех пор, как Фаргал стал царем, а Гронир – Управителем Гладиаторского Двора, здесь редко пользуются этими штуками. А вот когда в этой комнатенке обитал сам Фаргал, цепь не оставалась без дела. Однако ж и это получше, чем грязная яма на городской площади, куда сплавляют менее удачливых нарушителей закона!
– Фаргал жил здесь? – Глаза Кэра обежали серые шершавые стены, испещренные надписями на разных языках и похабными рисунками. Причем рисунков было куда больше, чем надписей. По понятным причинам.
– Кстати, ты умеешь писать?
Юноша покачал головой.
– Плохо. Но – научишься. А пока имей в виду: если здесь появится еще одна женская задница, твоя задница пострадает!
Кэр рассмеялся.
– Рисовать я тоже не умею,– сказал он.– Так что же о Фаргале, наставник?
– Он жил в этой самой каморке, малыш! – отвечал Хар-Руд.– Я приказал Ордашу перебраться в соседнюю, а эту освободить для тебя!
– Зачем?
– Мне кажется,– помощник Управителя пронзил юношу взглядом,– тебя она воодушевит! И перестань напрашиваться на неприятности, парень!
– Я изучаю ваши правила! – попытался оправдаться Кэр. Он видел, что Хар-Руд желает ему добра.
– Вот и хорошо!
Помощник Управителя повернулся, причем его широченная спина перекрыла комнатушку от стены до стены, и вышел.
Чуть погодя Кэр толкнул дверь. Она подалась. Хар-Руд не задвинул наружный засов. Открытая дверь – знак доверия? Или новые правила Гладиаторского Двора?
Правила, правила! Открытая дверь лучше, чем стальная цепь. Но дурак тот, кто сажает на цепь воина. Человек не барс. Нет такой цепи, чтобы обезопасить хозяина от оскорбленного мужчины, умеющего убивать! В селениях клана Мечей тоже были рабы, пленники. Их презирали, но и жалели. Если воин из-за ранения или по иной причине не смог умереть в бою,– это его беда! Рано или поздно такого выкупят соплеменники. А тогда уж родичи выкупленного решат: умертвить его, подвергнуть испытанию или сделать вид, что не было никакого плена. Законы гор просты: можешь – сражайся, не можешь – покорись Судьбе, не роняя чести. Это законы, а не правила, как на равнинах. На равнинах же меч оказывался важнее того, кто его носит.
Так полагал Кэр. Когда между ним и всем остальным миром стоял человек с мечом. Наставник. Кэр был наивен. Так его воспитали. Характер будущего воина должен быть прям, как меч. Только старшие: вождь, старейшины, наставники – идут дальше и принимают мудрость из уст древнего бога Ашских гор. Был, впрочем, и иной путь. Сойти в мир с оружием в руке и узнать этот мир, как познает его воин. Многие из клана Мечей, да и из других кланов, так и поступали. Но клан Кэра – первый из кланов. Потому в Самери каждый: воин, богач или простолюдин – спешил убраться с дороги, узнав орнамент клана Мечей на одежде наставника Кэра.
Воин клана, спускаясь на равнины, несет с собой и законы клана. И только одно для него важно: что скажут о нем родичи. Что же до прочих людей: уважение к законам гор поможет им остаться в живых при встрече с настоящим бойцом.
Никто не осмеливался заговорить с подопечным воина клана Мечей в Самери. Никто не разговаривал с Кэром, когда они плыли к побережью на речном судне по реке Аш. А когда они сели на корабль, идущий в Великондар, капитан его, самериец, живо втолковал матросам и пассажирам, что бывает, если станешь перечить воину клана Мечей.
Но вот наставник и юноша сошли на берег Карнагрии, и все переменилось.
Оба переоделись в местную одежду, причем не самую лучшую. Бронзовый знак Аша, скреплявший косу наставника, сменила обычная заколка. Только сама коса, свернутая змеей на затылке, да меч за спиной говорили о том, что жилистый старик с широким бледным лицом – воин из горного клана Самери. Никто больше не кланялся угодливо, когда самерийцы заходили в харчевни и постоялые дворы. Но никто и не задирал всерьез. Меч – везде меч. Достаточно было наставнику посмотреть в глаза дерзкому – и тот отступал. Неприятностей не было, ведь самерийцы тоже их не искали. Наставник по-прежнему стоял между Кэром и окружающим миром.
Пока они не прибыли в Великондар.
Пока Кэр не остался один.
Юноша проглотил комок, подступивший к горлу. Воину следует сдерживать свои чувства, когда он среди чужих. И Кэр изгнал боль души, как изгонял боль тела. Его приняли в новый клан. Законы этого клана – другие. Но Кэру будет нетрудно принять их. Тем более что старшие клана, те, кто заставляет других замолчать,– ему по сердцу. И сам он пришелся по нраву сильным Двора: Хар-Руду, Босу, Медведю. Конечно, они испытывали Кэра. И он, понимая, старался их не разочаровать. Хотя последнее испытание, то, которому подвергли самерийца прошлой ночью, показалось ему ненужным.
Странное испытание. Кэра словно хотели унизить, проверить, что в нем сильней: дух или гордость. Юноша помнил все вопросы, которые ему задавали: мудрые и глупые, прямые и совершенно непонятные. Кэр отвечал, когда знал ответ. И полагал, что следует отвечать. Но если терпение его испытывали всерьез, то испытание его ловкости и стойкости выглядело как еще одна попытка оскорбить его… Такую боль может перенести и трехлетний малыш, а любая совершеннолетняя девушка клана с завязанными глазами проделает то, что делал Кэр этой ночью.
Тело Кэра не устало, устал его ум, тщетно пытавшийся совместить путь клана Мечей и требования Гладиаторского Двора.
Так или иначе, но Хар-Руд дал понять: теперь Кэр – полноправный член нового клана. Правда – младший. Это неприятно. Юноша видел: тут нет законов, защищающих слабого от произвола сильного. Кэр наблюдал, как обращаются с учениками. И отчасти понимал, почему испытывали в первую очередь его терпение. Однако самериец видел и то, что к нему относятся не так, как к другим ученикам.
«Власть Хар-Руда удерживает других! – думал юноша.– Жаль, что это касается только рук, а не языков!»
Любая из здешних шуток на родине Кэра обернулась бы для шутника смертельным поединком.
Ничего, скоро сын вождя сумеет постоять за себя не хуже, чем настоящий воин. А пока Кэр не будет обращать внимания на едкие слова.
Кэр еще не понял, что заработать уважение Потерявших Жизнь можно только собственными достоинствами. Если с ним обращались более уважительно, чем с другими учениками, то страх перед гневом Хар-Руда играл в этом не первую роль.
Кэр убил воина его собственным мечом. Не просто воина – стражника. Больше половины обитателей Двора были из осужденных преступников. И относились к городской страже однозначно. Потому охраняли гладиаторов не городские, а дворцовые стражники.
Таким образом, сын вождя сразу поднялся в глазах Потерявших Жизнь, а похвалы, на которые не скупился Бос (когда Кэр его не слышал), и, как ни странно, замкнутость самого Кэра еще больше укрепили репутацию юноши. Прошло две недели, и никто больше не напоминал о том, что Арена не любит гордых. Потому что Арена любит сильных.
Кэр не понимал, что грубые шутки, которыми приветствовали его сегодня утром,– дань уважения.
Он не знал, что все Потерявшие Жизнь прошли через это испытание. И никому из них оно не показалось пустяком. Когда Кэр, шатаясь, поднимался по лестнице, а обитатели Гладиаторского Двора глядели на него сверху и изощрялись в остроумии, сын вождя не знал, что лишь немногие из них смогли сами преодолеть после испытания шесть ступенек лестницы. И никто, кроме Боса и Медведя, не мог в такое утро твердо держаться на ногах. Но Бос – лучший воин Двора. Историю же Медведя знали все. А Кэру еще вчера ее рассказал сам помощник Управителя. В назидание.
Капитан галеры, который сам предложил раба Хар-Руду, сказал при этом:
– Я боюсь гребца, который после трех часов работы остается с сухой спиной!
– Бездельник? – спросил Хар-Руд.
– Что? Нет! Он управляется с веслом один! Он подойдет для Арены, если не побоишься взять такого медведя.
– Не побоюсь,– сказал помощник Управителя.– И дам за него двоих, у которых спина потеет слишком часто! Скажи, на твоей галере скамья – на четверых?
– На двоих!
– Жаль!
– И мне – жаль!
– Но ничего! И так неплохо!
– Верно! И так неплохо!
– Выпьем?
– Выпьем!
Они ударили кружками, капитан-карнагриец и эгерини из освобожденных гладиаторов. И сделка совершилась.
Кэр, видевший галерное весло, мог бы усомниться в правдивости этой истории. Если бы не видел Медведя. Теперь же юношу могло удивить только одно: как ухитрились посадить на галерную скамью такого исполина?
Так что Медведь был не в счет.
Кэр прошелся по комнатушке. То есть сделал пару шагов, оказавшись под окошком. Юноша подтянулся на руках и выглянул наружу. Окошко выходило на тренировочные площадки, но из-за толщины стен Кэр понял это лишь по звукам, доносившимся снизу. Зато юноше было хорошо видно величественное здание с желтой крышей, над опущенными книзу краями которой белели статуи воинов. То был дворец Царского Совета. Кэр, разумеется, этого не знал. Прекрасное зрение позволило юноше различить каждую деталь резьбы, покрывавшей обращенную к востоку стену дворца. Сцены побед, которых за тысячелетнюю историю Карнагрии было не меньше, чем поражений.
У Кэра онемели пальцы, и он спрыгнул на пол.
Единственное «украшение» его каморки – испещрившие стены неумелые рисунки, в разных вариантах изображавшие одно и то же действо. Неискушенному самерийцу трудно было по справедливости оценить фантазию прежних обитателей клетушки.
Кэр распахнул дверь и выглянул в коридор. Пуст, если не считать стражника, полирующего клочком кожи острие пики. До самерийца ему было не больше дела, чем до тараканов, шныряющих по полу.
Кэр закрыл дверь и понял, что должен поспать.
Лежанка была рядом.
Кэр с сомнением посмотрел на грязный матрац. Должно быть, так и кишит насекомыми. Впрочем, юноша так устал, что уснул бы и на овечьем помете.
Он стянул с себя хитон и тут только заметил выглядывающее из-под матраца льняное одеяло. И на душе потеплело.
Через минуту Кэр спал.
Разочарование Кэра было столь явным, что помощник Управителя похлопал его по плечу:
– Ты думал, и дальше будешь спать на моей собственной постели? Ошибаешься! Если я и буду делить ее с кем-то, так с существом понежней тебя!
Сборщик тростника счел бы комнату роскошной. Но Кэру из клана Мечей она показалась тюрьмой. Узкая: два шага в ширину, шесть – в длину. Окно – горизонтальная щель в две ладони шириной, под самым потолком. Низкая лежанка с засаленным тюфяком и табурет – вся обстановка. Если не считать вмурованного в стену кольца с железной цепью.
– Да,– кивнул Хар-Руд, перехватив взгляд юноши.– Это сделано для таких, как ты. Но – не беспокойся! С тех пор, как Фаргал стал царем, а Гронир – Управителем Гладиаторского Двора, здесь редко пользуются этими штуками. А вот когда в этой комнатенке обитал сам Фаргал, цепь не оставалась без дела. Однако ж и это получше, чем грязная яма на городской площади, куда сплавляют менее удачливых нарушителей закона!
– Фаргал жил здесь? – Глаза Кэра обежали серые шершавые стены, испещренные надписями на разных языках и похабными рисунками. Причем рисунков было куда больше, чем надписей. По понятным причинам.
– Кстати, ты умеешь писать?
Юноша покачал головой.
– Плохо. Но – научишься. А пока имей в виду: если здесь появится еще одна женская задница, твоя задница пострадает!
Кэр рассмеялся.
– Рисовать я тоже не умею,– сказал он.– Так что же о Фаргале, наставник?
– Он жил в этой самой каморке, малыш! – отвечал Хар-Руд.– Я приказал Ордашу перебраться в соседнюю, а эту освободить для тебя!
– Зачем?
– Мне кажется,– помощник Управителя пронзил юношу взглядом,– тебя она воодушевит! И перестань напрашиваться на неприятности, парень!
– Я изучаю ваши правила! – попытался оправдаться Кэр. Он видел, что Хар-Руд желает ему добра.
– Вот и хорошо!
Помощник Управителя повернулся, причем его широченная спина перекрыла комнатушку от стены до стены, и вышел.
Чуть погодя Кэр толкнул дверь. Она подалась. Хар-Руд не задвинул наружный засов. Открытая дверь – знак доверия? Или новые правила Гладиаторского Двора?
Правила, правила! Открытая дверь лучше, чем стальная цепь. Но дурак тот, кто сажает на цепь воина. Человек не барс. Нет такой цепи, чтобы обезопасить хозяина от оскорбленного мужчины, умеющего убивать! В селениях клана Мечей тоже были рабы, пленники. Их презирали, но и жалели. Если воин из-за ранения или по иной причине не смог умереть в бою,– это его беда! Рано или поздно такого выкупят соплеменники. А тогда уж родичи выкупленного решат: умертвить его, подвергнуть испытанию или сделать вид, что не было никакого плена. Законы гор просты: можешь – сражайся, не можешь – покорись Судьбе, не роняя чести. Это законы, а не правила, как на равнинах. На равнинах же меч оказывался важнее того, кто его носит.
Так полагал Кэр. Когда между ним и всем остальным миром стоял человек с мечом. Наставник. Кэр был наивен. Так его воспитали. Характер будущего воина должен быть прям, как меч. Только старшие: вождь, старейшины, наставники – идут дальше и принимают мудрость из уст древнего бога Ашских гор. Был, впрочем, и иной путь. Сойти в мир с оружием в руке и узнать этот мир, как познает его воин. Многие из клана Мечей, да и из других кланов, так и поступали. Но клан Кэра – первый из кланов. Потому в Самери каждый: воин, богач или простолюдин – спешил убраться с дороги, узнав орнамент клана Мечей на одежде наставника Кэра.
Воин клана, спускаясь на равнины, несет с собой и законы клана. И только одно для него важно: что скажут о нем родичи. Что же до прочих людей: уважение к законам гор поможет им остаться в живых при встрече с настоящим бойцом.
Никто не осмеливался заговорить с подопечным воина клана Мечей в Самери. Никто не разговаривал с Кэром, когда они плыли к побережью на речном судне по реке Аш. А когда они сели на корабль, идущий в Великондар, капитан его, самериец, живо втолковал матросам и пассажирам, что бывает, если станешь перечить воину клана Мечей.
Но вот наставник и юноша сошли на берег Карнагрии, и все переменилось.
Оба переоделись в местную одежду, причем не самую лучшую. Бронзовый знак Аша, скреплявший косу наставника, сменила обычная заколка. Только сама коса, свернутая змеей на затылке, да меч за спиной говорили о том, что жилистый старик с широким бледным лицом – воин из горного клана Самери. Никто больше не кланялся угодливо, когда самерийцы заходили в харчевни и постоялые дворы. Но никто и не задирал всерьез. Меч – везде меч. Достаточно было наставнику посмотреть в глаза дерзкому – и тот отступал. Неприятностей не было, ведь самерийцы тоже их не искали. Наставник по-прежнему стоял между Кэром и окружающим миром.
Пока они не прибыли в Великондар.
Пока Кэр не остался один.
Юноша проглотил комок, подступивший к горлу. Воину следует сдерживать свои чувства, когда он среди чужих. И Кэр изгнал боль души, как изгонял боль тела. Его приняли в новый клан. Законы этого клана – другие. Но Кэру будет нетрудно принять их. Тем более что старшие клана, те, кто заставляет других замолчать,– ему по сердцу. И сам он пришелся по нраву сильным Двора: Хар-Руду, Босу, Медведю. Конечно, они испытывали Кэра. И он, понимая, старался их не разочаровать. Хотя последнее испытание, то, которому подвергли самерийца прошлой ночью, показалось ему ненужным.
Странное испытание. Кэра словно хотели унизить, проверить, что в нем сильней: дух или гордость. Юноша помнил все вопросы, которые ему задавали: мудрые и глупые, прямые и совершенно непонятные. Кэр отвечал, когда знал ответ. И полагал, что следует отвечать. Но если терпение его испытывали всерьез, то испытание его ловкости и стойкости выглядело как еще одна попытка оскорбить его… Такую боль может перенести и трехлетний малыш, а любая совершеннолетняя девушка клана с завязанными глазами проделает то, что делал Кэр этой ночью.
Тело Кэра не устало, устал его ум, тщетно пытавшийся совместить путь клана Мечей и требования Гладиаторского Двора.
Так или иначе, но Хар-Руд дал понять: теперь Кэр – полноправный член нового клана. Правда – младший. Это неприятно. Юноша видел: тут нет законов, защищающих слабого от произвола сильного. Кэр наблюдал, как обращаются с учениками. И отчасти понимал, почему испытывали в первую очередь его терпение. Однако самериец видел и то, что к нему относятся не так, как к другим ученикам.
«Власть Хар-Руда удерживает других! – думал юноша.– Жаль, что это касается только рук, а не языков!»
Любая из здешних шуток на родине Кэра обернулась бы для шутника смертельным поединком.
Ничего, скоро сын вождя сумеет постоять за себя не хуже, чем настоящий воин. А пока Кэр не будет обращать внимания на едкие слова.
Кэр еще не понял, что заработать уважение Потерявших Жизнь можно только собственными достоинствами. Если с ним обращались более уважительно, чем с другими учениками, то страх перед гневом Хар-Руда играл в этом не первую роль.
Кэр убил воина его собственным мечом. Не просто воина – стражника. Больше половины обитателей Двора были из осужденных преступников. И относились к городской страже однозначно. Потому охраняли гладиаторов не городские, а дворцовые стражники.
Таким образом, сын вождя сразу поднялся в глазах Потерявших Жизнь, а похвалы, на которые не скупился Бос (когда Кэр его не слышал), и, как ни странно, замкнутость самого Кэра еще больше укрепили репутацию юноши. Прошло две недели, и никто больше не напоминал о том, что Арена не любит гордых. Потому что Арена любит сильных.
Кэр не понимал, что грубые шутки, которыми приветствовали его сегодня утром,– дань уважения.
Он не знал, что все Потерявшие Жизнь прошли через это испытание. И никому из них оно не показалось пустяком. Когда Кэр, шатаясь, поднимался по лестнице, а обитатели Гладиаторского Двора глядели на него сверху и изощрялись в остроумии, сын вождя не знал, что лишь немногие из них смогли сами преодолеть после испытания шесть ступенек лестницы. И никто, кроме Боса и Медведя, не мог в такое утро твердо держаться на ногах. Но Бос – лучший воин Двора. Историю же Медведя знали все. А Кэру еще вчера ее рассказал сам помощник Управителя. В назидание.
Капитан галеры, который сам предложил раба Хар-Руду, сказал при этом:
– Я боюсь гребца, который после трех часов работы остается с сухой спиной!
– Бездельник? – спросил Хар-Руд.
– Что? Нет! Он управляется с веслом один! Он подойдет для Арены, если не побоишься взять такого медведя.
– Не побоюсь,– сказал помощник Управителя.– И дам за него двоих, у которых спина потеет слишком часто! Скажи, на твоей галере скамья – на четверых?
– На двоих!
– Жаль!
– И мне – жаль!
– Но ничего! И так неплохо!
– Верно! И так неплохо!
– Выпьем?
– Выпьем!
Они ударили кружками, капитан-карнагриец и эгерини из освобожденных гладиаторов. И сделка совершилась.
Кэр, видевший галерное весло, мог бы усомниться в правдивости этой истории. Если бы не видел Медведя. Теперь же юношу могло удивить только одно: как ухитрились посадить на галерную скамью такого исполина?
Так что Медведь был не в счет.
Кэр прошелся по комнатушке. То есть сделал пару шагов, оказавшись под окошком. Юноша подтянулся на руках и выглянул наружу. Окошко выходило на тренировочные площадки, но из-за толщины стен Кэр понял это лишь по звукам, доносившимся снизу. Зато юноше было хорошо видно величественное здание с желтой крышей, над опущенными книзу краями которой белели статуи воинов. То был дворец Царского Совета. Кэр, разумеется, этого не знал. Прекрасное зрение позволило юноше различить каждую деталь резьбы, покрывавшей обращенную к востоку стену дворца. Сцены побед, которых за тысячелетнюю историю Карнагрии было не меньше, чем поражений.
У Кэра онемели пальцы, и он спрыгнул на пол.
Единственное «украшение» его каморки – испещрившие стены неумелые рисунки, в разных вариантах изображавшие одно и то же действо. Неискушенному самерийцу трудно было по справедливости оценить фантазию прежних обитателей клетушки.
Кэр распахнул дверь и выглянул в коридор. Пуст, если не считать стражника, полирующего клочком кожи острие пики. До самерийца ему было не больше дела, чем до тараканов, шныряющих по полу.
Кэр закрыл дверь и понял, что должен поспать.
Лежанка была рядом.
Кэр с сомнением посмотрел на грязный матрац. Должно быть, так и кишит насекомыми. Впрочем, юноша так устал, что уснул бы и на овечьем помете.
Он стянул с себя хитон и тут только заметил выглядывающее из-под матраца льняное одеяло. И на душе потеплело.
Через минуту Кэр спал.
9
Царь царей Владыка Карнагрии Фаргал восседал на троне в Зале Приемов собственного дворца и откровенно скучал, разглядывая фрески на потолке.
– Властитель Земли Райно благородный владыка Шарам Сарнал! – возвестил герольд.
– Фаргал, Царь царей, Владыка Владык, Император Карнагрии, милостиво приглашает Владыку Шарам Сарнала из Земли Райно предстать пред ним! – отозвался второй герольд.
Царь царей Фаргал вздохнул и откинулся на спинку обитого горностаевым мехом трона.
«Почему бы им не поговорить между собой? – подумал он о герольдах.– Вместо нас!»
Фаргалу никогда не нравился весь этот придворный театр. Ему не нравился и сам Владыка Шарам Сарнал, желчный старик, смертельно обиженный тем, что Фаргал не сделал его Советником.
«Зачем же ты явился?» – подумал царь, мрачно глядя на тщедушную фигуру Владыки.
Герольды закончили церемониальное жонглирование словами.
Владыка Шарам Сарнал важно прошествовал по зеленому ковру Тронного Зала мимо стражников в красных доспехах – к подножию царского трона.
Поклонившись, Сарнал коснулся бархата ступени рукой в белой перчатке и медленно распрямился. Медленно, потому что благородного Владыку мучили боли в пояснице.
– Что привело тебя сюда, мой друг? – спросил царь тоном, совершенно противоположным его чувствам.
И с удовольствием заметил, как дернулась щека Владыки от подобного вольного обращения. Милость иной раз жжет не хуже оскорбления.
Но Владыка Земли Райно проглотил обиду.
– Прошу защиты, мой государь! – прохрипел он.
– Говори!
– Воины Владыки Ладара вторглись на мою землю и похитили стада имения Заралан! Прошу справедливости, мой царь!
– Не сомневайся! – заверил Царь царей.– Справедливость восторжествует!
«Опять вечные споры из-за десятка угнанных овец! – подумал он.– Ашшур! Если бы это были мои стада, я не стал бы тащиться в Великондар и вымаливать помощь! Бедная моя Карнагрия!
Царь закрыл глаза и увидел темно-зеленые, поросшие прямыми корабельными соснами пологие холмы. И фруктовые сады, мили фруктовых садов там, где полноводная Агра делает пологую петлю, огибая Землю Райно. Три года назад царь лично посетил и Землю Райно, и Землю Реми, подлежащую руке Ладара, не менее прекрасную. Посетил, чтобы убедиться: невинная девушка и слепой старик с полным кошелем золотых монет могут без ущерба дойти от берега Агры до берега Великона по Царской дороге. Потому что сила Императора Фаргала охраняет их!
– Можешь возвращаться домой, Владыка Райно! – сказал царь.– Я пошлю своего капитана, и он восстановит порядок!
Это была милость. Шотар, капитан дворцовой стражи – старый боевой товарищ Фаргала. Он был тысячником Алых при прежнем Императоре, а нынешний был обязан ему жизнью. Впрочем, и Фаргал, было дело, уберег Алого от смерти. И, став Императором, назначил Шотара капитаном дворцовой стражи, то есть, по традиции, вторым по значению военачальником Карнагрии. Правая рука царя, честолюбивый, храбрый, опытнейший из Алых, Шотар при иных обстоятельствах мог бы и сам занять Кедровый Трон… Возможно, у него возникали подобные мысли, но капитан дворцовой стражи держал их при себе. Он слишком хорошо знал Фаргала, чтобы попытаться отнять у него власть над Карнагрией. Даже не будь он по-настоящему предан своему Императору, все равно капитан дворцовой стражи не рискнул бы покуситься на верховную власть. Сам Алый, он отлично знал, что без поддержки Гвардии, Алых, не стоит даже и посягать на верховную власть. Сам Фаргал сверг Йорганкеша только потому, что за ним пошли Алые (и тысячник Алых Шотар был первым из тех, кто поддержал Фаргала). Став Императором, Фаргал всегда очень внимательно следил за тем, чтобы воины Гвардии не только подчинялась лично ему, но и были уверены, что лучшего Императора, чем Фаргал, у них никогда не будет. Так что, пока жив Фаргал, капитану Шотару никогда не подняться выше своего нынешнего поста. Зато внутри Дивного города один лишь начальник царской стражи не подчинялся ему. Впрочем, начальник царской стражи вообще повиновался только царю. Сам Ашшур не мог встать между Императором и тем, кто жизнью своей отвечал за жизнь Владыки Карнагрии.
– Властитель Земли Райно благородный владыка Шарам Сарнал! – возвестил герольд.
– Фаргал, Царь царей, Владыка Владык, Император Карнагрии, милостиво приглашает Владыку Шарам Сарнала из Земли Райно предстать пред ним! – отозвался второй герольд.
Царь царей Фаргал вздохнул и откинулся на спинку обитого горностаевым мехом трона.
«Почему бы им не поговорить между собой? – подумал он о герольдах.– Вместо нас!»
Фаргалу никогда не нравился весь этот придворный театр. Ему не нравился и сам Владыка Шарам Сарнал, желчный старик, смертельно обиженный тем, что Фаргал не сделал его Советником.
«Зачем же ты явился?» – подумал царь, мрачно глядя на тщедушную фигуру Владыки.
Герольды закончили церемониальное жонглирование словами.
Владыка Шарам Сарнал важно прошествовал по зеленому ковру Тронного Зала мимо стражников в красных доспехах – к подножию царского трона.
Поклонившись, Сарнал коснулся бархата ступени рукой в белой перчатке и медленно распрямился. Медленно, потому что благородного Владыку мучили боли в пояснице.
– Что привело тебя сюда, мой друг? – спросил царь тоном, совершенно противоположным его чувствам.
И с удовольствием заметил, как дернулась щека Владыки от подобного вольного обращения. Милость иной раз жжет не хуже оскорбления.
Но Владыка Земли Райно проглотил обиду.
– Прошу защиты, мой государь! – прохрипел он.
– Говори!
– Воины Владыки Ладара вторглись на мою землю и похитили стада имения Заралан! Прошу справедливости, мой царь!
– Не сомневайся! – заверил Царь царей.– Справедливость восторжествует!
«Опять вечные споры из-за десятка угнанных овец! – подумал он.– Ашшур! Если бы это были мои стада, я не стал бы тащиться в Великондар и вымаливать помощь! Бедная моя Карнагрия!
Царь закрыл глаза и увидел темно-зеленые, поросшие прямыми корабельными соснами пологие холмы. И фруктовые сады, мили фруктовых садов там, где полноводная Агра делает пологую петлю, огибая Землю Райно. Три года назад царь лично посетил и Землю Райно, и Землю Реми, подлежащую руке Ладара, не менее прекрасную. Посетил, чтобы убедиться: невинная девушка и слепой старик с полным кошелем золотых монет могут без ущерба дойти от берега Агры до берега Великона по Царской дороге. Потому что сила Императора Фаргала охраняет их!
Шарам Сарнал негромко кашлянул, и Фаргал очнулся.
В лесной тиши
Я – твой! И твой – в огне!
Твой – в гордости, в отчаяньи и в славе!
Я – твой! Я жив!
И кровь кипит во мне!
Ликуй, любимая! Вот враг наш!
Обезглавлен!
О, я напьюсь
Тобой, любовь моя!
Неси мой стяг по водам и дорогам!
Ты, кровь мою
Впитавшая земля.
Карнагрия, стократ щедрее бога!
– Можешь возвращаться домой, Владыка Райно! – сказал царь.– Я пошлю своего капитана, и он восстановит порядок!
Это была милость. Шотар, капитан дворцовой стражи – старый боевой товарищ Фаргала. Он был тысячником Алых при прежнем Императоре, а нынешний был обязан ему жизнью. Впрочем, и Фаргал, было дело, уберег Алого от смерти. И, став Императором, назначил Шотара капитаном дворцовой стражи, то есть, по традиции, вторым по значению военачальником Карнагрии. Правая рука царя, честолюбивый, храбрый, опытнейший из Алых, Шотар при иных обстоятельствах мог бы и сам занять Кедровый Трон… Возможно, у него возникали подобные мысли, но капитан дворцовой стражи держал их при себе. Он слишком хорошо знал Фаргала, чтобы попытаться отнять у него власть над Карнагрией. Даже не будь он по-настоящему предан своему Императору, все равно капитан дворцовой стражи не рискнул бы покуситься на верховную власть. Сам Алый, он отлично знал, что без поддержки Гвардии, Алых, не стоит даже и посягать на верховную власть. Сам Фаргал сверг Йорганкеша только потому, что за ним пошли Алые (и тысячник Алых Шотар был первым из тех, кто поддержал Фаргала). Став Императором, Фаргал всегда очень внимательно следил за тем, чтобы воины Гвардии не только подчинялась лично ему, но и были уверены, что лучшего Императора, чем Фаргал, у них никогда не будет. Так что, пока жив Фаргал, капитану Шотару никогда не подняться выше своего нынешнего поста. Зато внутри Дивного города один лишь начальник царской стражи не подчинялся ему. Впрочем, начальник царской стражи вообще повиновался только царю. Сам Ашшур не мог встать между Императором и тем, кто жизнью своей отвечал за жизнь Владыки Карнагрии.