Страница:
Сабрина отложила лютню и протянула гостю руку, утонувшую в его громадной жесткой ладони.
— Это я благодарю вас, мистер Макдоннелл. Никогда не думала, что горцы слагают такие чудесные баллады. Убеждена, что мой супруг оценит их по достоинству в долгие зимние вечера, которые нам всем придется коро тать в замке. Не правда ли, дорогой?
Прошло не меньше минуты, прежде чем Морган осознал, что вопрос адресован ему.
— А?
Фергюс остановился в дверях и сказал Моргану наставительным тоном:
— Не надо хрюкать на жену, парень. Ты же не свинья, черт возьми! — Он поднял и забросил на плечо Моргану конец пледа. — И нечего появляться полуголым в присутствии леди. Можно подумать, отец совсем не научил тебя хорошим манерам.
Фергюс дружески хлопнул Моргана по спине на прощание и, слегка раскачиваясь, вышел в коридор. Сабрина занялась домашними хлопотами, убирая чайную посуду и что-то напевая под нос, словно внизу в зале целая толпа Макдоннеллов не ожидала с нетерпением громового выстрела пистолета Моргана.
— Приятный человек, правда? — Сабрина сдула пылинку с молочника. — Под всей его показной грубостью прячется душа настоящего джентльмена.
Морган захлопнул рот. Однажды Фергюс у него на глазах снес человеку голову одной рукой, в другой зажав баранью кость, которую продолжал обсасывать.
— Да, можно сказать, прирожденный поэт.
Морган сказал это спокойно, но что-то в его тоне насторожило Пагсли, и мопс быстро забрался от греха подальше под кровать, оставив на виду только мелко вздрагивавший загнутый хвост.
Тихо закрыв дверь, Морган обратился к жене:
— Тебя не затруднит, детка, объяснить, чему я обязан присутствием в твоей спальне столь высокого гостя?
Сабрина не спешила с ответом, отчищая рукавом грязные отпечатки пальцев Фергюса на фарфоровой чашке.
— А что здесь, собственно говоря, объяснять? Я пригласила его выпить со мной чаю, а он в знак благодарности предложил научить меня некоторым горским балладам, весьма приятным, между прочим, и как нельзя кстати. Ведь тебе же наверняка очень быстро могут прискучить английские песни, которым обучила меня матушка. — Сабрина чуть сморщила нос. — В них слишком часто упоминается, как англичане расправлялись с беспокойными шотландцами.
— Скажи, пожалуйста, это, наверное, такой английский обычай — пить чай наедине с незнакомым мужчиной? Причем в спальне?
— Вообще-то нет… — Сабрина поставила чашку и принялась за чайник. — Но, по-моему, общий зал не очень подходит для… — Она не закончила фразу, осознав смысл сказанного мужем; чайник выпал из ее рук, и от удара о край стола отлетела украшавшая его фарфоровая розочка; глаза девушки потемнели от обиды. — Ты что, обвиняешь меня в…
— Ни в чем я тебя не обвиняю, детка. Просто когда Альвина мне сообщила…
— Ах, конечно же, Альвина, — сказала Сабрина холодно, и в глазах ее вспыхнули гневные огоньки. — Естественно, Альвине ты сразу поверишь. В конце концов, она ведь из Макдоннеллов и заслуживает полного доверия. Не то что хитрые Камероны, так и норовящие всех обвести вокруг пальца. И где, интересно, вы были с Альвиной и чем занимались, когда она произнесла свои обвинения?
Морган виновато потупился, припомнив жадные ласки Альвины.
Сабрина заметила замешательство мужа и расстроилась еще больше.
— Я пальцем до нее не дотронулся, клянусь, — смущенно пробормотал Морган.
Казалось, жена не слышала его, у нее вырвался дрожащий смешок:
— Этого следовало ожидать, не так ли? Да и с чего бы это доверять мне? Ведь ты твердо убежден, что Камероны способны на любую подлость. Или я ошибаюсь? По-твоему, от Камеронов можно ждать чего угодно: мы убиваем гостей за банкетным столом, пытаемся отравить молодожена… Для тебя после этого будет вполне естественным вообразить, будто я готова переспать со всеми твоими соплеменниками.
Сабрина отвернулась, чтобы скрыть гнев, но о ее состоянии легко можно было догадаться, и Морган нехотя был вынужден признать свое поражение. Жена каким-то чудом сумела использовать его ярость и ревность в свою пользу. Ни один из Макдоннеллов даже в припадке гнева никогда бы не решился повысить голос в присутствии своего вождя, а эта хрупкая девчонка тихой сапой смогла так повернуть ситуацию, что Морган оказался в дураках, а его сородичи — жалкими трусами.
Морган поднял с пола фарфоровую розу, отколовшуюся от чайника, и тяжело задумался. Не надо было спешить и действовать под влиянием минуты, следовало вначале трезво обдумать слова Альвины, и сразу же стало бы ясно, насколько абсурдно ее обвинение. «Да, приходится с грустью признать, что я слишком часто рвусь в бой, не оценив обстановки, не прикинув, во что мне обойдется победа, а в результате ломаю и гублю все самое дорогое для меня: собственную мать, бельмонтскую розу и доброе отношение жены».
Положив розу на стол, Морган подошел к Сабрине и встал напротив так близко, что ощущал ее дыхание на своей обнаженной груди. Легкое прикосновение воздуха возбуждало больше, чем настойчивые ласки Альвины. Хотелось взглянуть в глаза жены, но она склонила голову, упрямо не желая посмотреть мужу в лицо.
— Боюсь, ты теперь не станешь читать обещанную историю? Ту самую, где говорится о красавице Далиле?
— Боюсь, что нет, — прошептала Сабрина.
— В таком случае как насчет партии в шахматы? Обязуюсь по доске кулаком не стучать, даже если ты выиграешь.
Сабрина молча покачала головой. Молчание затянулось. Морган пригладил мокрые волосы, не зная, как поступить, и тяжело опустился на стул. Вождь Макдоннеллов очень сожалел о случившемся и вновь проклинал себя за необдуманный поступок. Сабрина же, подумав, что угодить мужу невозможно, решила заняться тем, что приятно ей самой.
Не обращая больше внимания на мужа, она села на стул, взяла лютню и начала перебирать струны. Склонив голову, она стала напевать печальную балладу, которой научил ее Фергюс. Однако полностью игнорировать Моргана не удавалось. Даже сидя молча и неподвижно, вождь Макдоннеллов как бы заполнял собой всю комнату. Невозможно не ощущать присутствия этой горы мускулов, мужчины шести футов и трех дюймов ростом, даже если на тебя не действует его обаяние. На Сабрину оно, к сожалению, действовало.
Она искоса взглянула на Моргана, голос ее дрогнул и споткнулся на клятве вечной любви, которую давала прекрасная дева своему ветреному возлюбленному. Мимолетного взгляда на мужа было достаточно, чтобы от страстного желания у Сабрины перехватило дыхание. Морган сидел, закрыв глаза, золотистые ресницы оттеняли загар щек; ноги он вытянул перед собой, подол килта задрался, обнажив бронзовые бедра, поросшие светлыми волосками. Сабрина упивалась Морганом, как студеной водой в жаркий солнечный день.
Тонкие пальцы как бы сами по себе пощипывали струны, наигрывая старинную английскую песню, которую часто напевала матушка долгими зимними вечерами, когда окна светелки почти неслышно царапали крупинки снега. Под эту мелодию Моргана оставило напряжение, расслабились бугры мускулов, черты лица разгладились, и белокурый гигант приобрел вид человека, довольного собой и окружающим миром. Через пару минут он сонно вздохнул, пошевелился и тихонько сказал:
— Прекрасная мелодия, Бет.
Сабрина замерла. Морган открыл глаза, но в них ничего нельзя было прочитать, кроме изумления. Девушка даже подумала, что ей показалось и на самом деле с губ мужа не слетело имя ее матушки.
Морган потер лоб.
— Прости, я, кажется, задремал. Наверное, мне лучше пойти спать, а то придется звать Фергюса, чтобы отнес меня в постель.
Он с усилием поднялся, прошел к двери и неожиданно остановился. Сабрина же сейчас с трудом выносила его присутствие. Поскорее бы остаться одной, чтобы хорошенько обдумать события вечера и попытаться развеять нахлынувшие на нее страшные сомнения! Наконец она не выдержала и повернулась лицом к мужу.
— В чем дело? Чего ты ждешь?
Морган стоял у двери, скрестив руки на обнаженной груди, и напоминал в эту минуту греческую статую.
— Разумеется, поцелуя на сон грядущий.
Такого нахальства Сабрина не ожидала. Она уперлась руками в бока, кипя негодованием:
— Похоже, я не до конца объяснила тебе правила цивилизованного поведения. Если муж наносит своей жене незаслуженное оскорбление, на ночь они не целуются.
Какое-то время великан раздумывал над услышанным. Потом, не говоря ни слова, подошел к жене, стиснул за плечи и приподнял высоко над полом. В ее уста ворвался горячий язык, и вскоре Сабрина уже ничего не чувствовала, кроме обжигающей страсти. Она обвила руками бронзовую шею, прильнула к широкой груди и помышляла лишь о том, чтобы этот миг длился вечно.
— Это глупое правило, — неожиданно заключил Морган и поставил жену на ноги. — Спокойной ночи, малявка. — Он осторожно прикрыл дверь, и Сабрина осталась одна.
— Спокойной ночи, Морган, — прошептала вслед мужу Сабрина. — Не приходится удивляться, что он зовет меня малявкой. Видимо, забыл мое имя.
Из-под кровати выкарабкался Пагсли, смекнувший, что теперь ему ничто не угрожает. Сабрина прикрыла изуродованный бок чайника концом скатерти, чтобы лишний раз не вспоминать о событиях минувшего вечера. Неужели Ив права и Морган — точная копия своего отца, по стопам которого теперь свято следует? Может, все эти годы он действительно был тайно влюблен в матушку? На память пришло лицо Моргана, жадно слушавшего, как поет Элизабет.
Сабрина прижала ладонь к сердцу в надежде унять глухую боль. Забавная ситуация, ничего не скажешь! Оказывается, в то время, когда она, положив подбородок на пухлый кулачок, с обожанием взирала на Моргана, он с не меньшим восторгом пожирал глазами хозяйку замка Камеронов. В те далекие годы девочка об этом просто не задумывалась, потому что по-иному никто и не смотрел на Элизабет. Она была сердцем Камеронов, ангелом-хранителем, и всегда находилась на пьедестале, окруженная всеобщей любовью и обожанием. Всю жизнь Сабрина старалась быть похожей на свою матушку.
У единственной дочери были все шансы вырасти избалованной и самовлюбленной, какой ее и считал Морган, но она всегда старалась быть щедрой, великодушной и благовоспитанной. Еще тогда, в детстве, Сабрина поняла, что негоже проявлять свои истинные чувства к мальчишке, гостившему летом в замке, и приложила немало усилий, чтобы никто ни о чем не догадался.
Когда Морган и ее братья скакали на пони по полям, Сабрина не просилась с ними, а послушно усаживалась у окна с рукоделием на коленях, и ее выдавал только жалобный взгляд. Еще она покорилась воле матушки и согласилась ехать в Лондон, где предстояло выйти замуж за какого-нибудь скучного английского джентльмена, хотя в глубине души Сабрина знала, что ее сердце всегда будет принадлежать горам Шотландии и укравшему его диковатому, упрямому мальчишке.
Для матушки дочь всегда была самой любимой из всех выращенных ею роз, для отца — ненаглядной принцессой; а сейчас Сабрина стала игрушкой в руках Моргана, очаровательным зверьком, послушно вскакивающим на колени хозяина каждый раз, когда тот дергал за поводок. Но она так и не стала женщиной. Не сумела стать женой Моргану.
Вот Энид, к примеру, нашла в себе силы навсегда порвать с прошлым, а ее несчастная кузина все еще пыталась наладить жизнь прежними методами; захотела, видите ли, обаять Макдоннеллов в тайной надежде, что если удастся завоевать их симпатии, то это поможет покорить сердце их вождя. Да, видно, пришла пора распрощаться с детскими иллюзиями.
Сабрина присела к столу и обвела спальню горящим гневом взглядом. Приходилось с грустью признать, что в этой комнате ничто не напоминает о ее молодой хозяйке: не было ни единой вещи, по которой можно судить о ее личности и чертах характера, потому что во всем проглядывал тонкий вкус Элизабет Камерон. Именно она подобрала каждую вещь, будь то фарфоровый чайный сервиз, купленный на ее деньги в Лондоне и доставленный в Шотландию, либо элегантные тонкие свечи, сделанные по ее заказу, или белоснежное постельное белье, вышитое ее искусными руками.
Все, что находилось сейчас в спальне Сабрины, включая собаку, вначале принадлежало Элизабет. И как теперь выясняется, можно считать, что ей принадлежало и сердце Моргана. Сабрина любила и уважала свою мать, восхищалась ею, но никогда не могла бы стать ее точной копией — даже ради Моргана. Много лет назад несносный мальчишка получал несказанное удовольствие, сбивая с головы маленькой принцессы корону. Теперь пришло время добровольно отказаться от нее.
Пагсли одобрительно заворчал, когда Сабрина вынула шпильки и позволила густым волосам упасть на плечи и окружить ее темным пышным облаком.
В такие ночи Морган очень жалел, что не пристрастился к спиртному. Чресла горели огнем, который не смогла бы погасить самая холодная родниковая вода. Не осталось и следа от смертельной усталости, когда в ответ на его поцелуй дрогнули сладкие уста Сабрины. Теперь нечего и думать о возможности забыться сном.
В минуту страшной слабости в голову пришла дикая мысль: «Почему я не могу стать тем варваром, за которого меня принимают Камероны?» В душе шевельнулась зависть к своему далекому предку по прозвищу Альберт Ужасный, который никогда не терзался сомнениями, был лишен всяких моральных устоев и наверняка просто повелел бы посадить красивую дочь Камерона на цепь и услаждал себя ее телом, когда пожелает.
Представив себе эту картину, Морган застонал и осушил еще одну кружку воды. Он покинул спальню и спустился в зал в надежде утопить в вине одиночество и обрести покой среди веселящихся соплеменников, неизменно собиравшихся в замке. Они были вынуждены бросить свои коттеджи и искать прибежище под сенью полуразрушенных сводов дома предводителя Макдоннеллов, поскольку за последние годы их число изрядно уменьшилось, а Гранты и Чизхолмы все чаще и смелее вторгались в их владения и наносили все более ощутимый урон. Теперь Макдоннеллы вместе завтракали, обедали и ужинали, а потом располагались на ночь на скамьях, укрывшись пледами, как поступали их предки пятьсот лет назад.
Но даже в зале, в гуще всеобщего веселья, на душе было муторно и сердце беспокойно билось в едином ритме с переливами флейт и дробью барабанов.
— Поберегись! — раздалось рядом, и здоровенный парень, получивший тычок в спину, рухнул на стол.
Морган поймал бедолагу на лету и усадил на скамью, не моргнув и глазом. Неподалеку устроился Фергюс, облапивший шею девицы, с которой он обращался значительно нежнее, чем было ему свойственно прежде. Глядя на него, Морган подумал: «Еще одно чаепитие с Сабриной, и отпетый негодяй станет агнцем и вместо грязных проклятий того и гляди начнет сыпать стихами».
В дальнем конце стола сидела Ив в окружении четырех дюжих мужиков, приходившихся Моргану столь дальними родственниками, что их нельзя было причислить даже к двоюродным братьям. Они перешептывались и бросали в сторону предводителя косые взгляды, их странное поведение действовало на нервы и почему-то вновь заставило задуматься о мучительной тайне гибели Ангуса. Не давала покоя мысль, что, возможно, ему никогда не удастся узнать, кто убил отца.
Моргану нестерпимо захотелось вернуться в спальню Сабрины, снова сладко забыться под грустную мелодию, уводившую в те далекие времена, когда мальчишкой он прятался в углу светелки и его убаюкивало сочное сопрано Элизабет, изгоняя из памяти дикие крики, грязную ругань и шум драки, которые преследовали в родном доме все молодые годы. Но сегодня вечером, когда Морган открыл глаза, то увидел, что на него смотрит дочь Бет и в ее глазах застыла тревога. С того момента он уже не мог успокоиться, охваченный страстным желанием.
Снаружи все гуще валил снег, в помещение залетали пушистые белые хлопья, мгновенно растворяясь в нагретом воздухе.
Морган напрягся, почувствовав, как его плечи обвили сзади две горячих руки.
— Не могу видеть тебя таким мрачным, — проворковала на ухо Альвина. — Дай мне срок, и я смогу вернуть улыбку на твои губы.
С учетом своего нынешнего состояния Морган решил, что бывшей любовнице не понадобится много времени, чтобы добиться своего. Он чуть не поддался искушению, решив, что Сабрина все равно никогда не узнает о его неверности, но выстоял, крепко сцепив руки на пивной кружке. Удержаться от необдуманного поступка помог пойманный им с другого конца стола насмешливый и все понимающий взгляд Ив; стало ясно, что мимолетное совокупление не принесет ничего, кроме чувства вины и еще более глубокого осознания того, что он недостоин своей жены, хрупкой и чистой, как падающие за окнами снежинки.
Резкая отповедь Альвине уже готова была сорваться с губ Моргана, когда внезапно смолкла музыка и в помещении наступила полная тишина. Фергюс поперхнулся и выплюнул виски в лицо соседу напротив, который был столь ошарашен происходящим, что даже не подумал утереться. Морган проследил за взглядами, прикованными к сводчатому входу в зал. Увидев то, что всех так поразило, он протянул руку, слепо пошарил по столу, выхватил из ослабевших пальцев Ферпоса кружку и одним махом опорожнил.
14
— Это я благодарю вас, мистер Макдоннелл. Никогда не думала, что горцы слагают такие чудесные баллады. Убеждена, что мой супруг оценит их по достоинству в долгие зимние вечера, которые нам всем придется коро тать в замке. Не правда ли, дорогой?
Прошло не меньше минуты, прежде чем Морган осознал, что вопрос адресован ему.
— А?
Фергюс остановился в дверях и сказал Моргану наставительным тоном:
— Не надо хрюкать на жену, парень. Ты же не свинья, черт возьми! — Он поднял и забросил на плечо Моргану конец пледа. — И нечего появляться полуголым в присутствии леди. Можно подумать, отец совсем не научил тебя хорошим манерам.
Фергюс дружески хлопнул Моргана по спине на прощание и, слегка раскачиваясь, вышел в коридор. Сабрина занялась домашними хлопотами, убирая чайную посуду и что-то напевая под нос, словно внизу в зале целая толпа Макдоннеллов не ожидала с нетерпением громового выстрела пистолета Моргана.
— Приятный человек, правда? — Сабрина сдула пылинку с молочника. — Под всей его показной грубостью прячется душа настоящего джентльмена.
Морган захлопнул рот. Однажды Фергюс у него на глазах снес человеку голову одной рукой, в другой зажав баранью кость, которую продолжал обсасывать.
— Да, можно сказать, прирожденный поэт.
Морган сказал это спокойно, но что-то в его тоне насторожило Пагсли, и мопс быстро забрался от греха подальше под кровать, оставив на виду только мелко вздрагивавший загнутый хвост.
Тихо закрыв дверь, Морган обратился к жене:
— Тебя не затруднит, детка, объяснить, чему я обязан присутствием в твоей спальне столь высокого гостя?
Сабрина не спешила с ответом, отчищая рукавом грязные отпечатки пальцев Фергюса на фарфоровой чашке.
— А что здесь, собственно говоря, объяснять? Я пригласила его выпить со мной чаю, а он в знак благодарности предложил научить меня некоторым горским балладам, весьма приятным, между прочим, и как нельзя кстати. Ведь тебе же наверняка очень быстро могут прискучить английские песни, которым обучила меня матушка. — Сабрина чуть сморщила нос. — В них слишком часто упоминается, как англичане расправлялись с беспокойными шотландцами.
— Скажи, пожалуйста, это, наверное, такой английский обычай — пить чай наедине с незнакомым мужчиной? Причем в спальне?
— Вообще-то нет… — Сабрина поставила чашку и принялась за чайник. — Но, по-моему, общий зал не очень подходит для… — Она не закончила фразу, осознав смысл сказанного мужем; чайник выпал из ее рук, и от удара о край стола отлетела украшавшая его фарфоровая розочка; глаза девушки потемнели от обиды. — Ты что, обвиняешь меня в…
— Ни в чем я тебя не обвиняю, детка. Просто когда Альвина мне сообщила…
— Ах, конечно же, Альвина, — сказала Сабрина холодно, и в глазах ее вспыхнули гневные огоньки. — Естественно, Альвине ты сразу поверишь. В конце концов, она ведь из Макдоннеллов и заслуживает полного доверия. Не то что хитрые Камероны, так и норовящие всех обвести вокруг пальца. И где, интересно, вы были с Альвиной и чем занимались, когда она произнесла свои обвинения?
Морган виновато потупился, припомнив жадные ласки Альвины.
Сабрина заметила замешательство мужа и расстроилась еще больше.
— Я пальцем до нее не дотронулся, клянусь, — смущенно пробормотал Морган.
Казалось, жена не слышала его, у нее вырвался дрожащий смешок:
— Этого следовало ожидать, не так ли? Да и с чего бы это доверять мне? Ведь ты твердо убежден, что Камероны способны на любую подлость. Или я ошибаюсь? По-твоему, от Камеронов можно ждать чего угодно: мы убиваем гостей за банкетным столом, пытаемся отравить молодожена… Для тебя после этого будет вполне естественным вообразить, будто я готова переспать со всеми твоими соплеменниками.
Сабрина отвернулась, чтобы скрыть гнев, но о ее состоянии легко можно было догадаться, и Морган нехотя был вынужден признать свое поражение. Жена каким-то чудом сумела использовать его ярость и ревность в свою пользу. Ни один из Макдоннеллов даже в припадке гнева никогда бы не решился повысить голос в присутствии своего вождя, а эта хрупкая девчонка тихой сапой смогла так повернуть ситуацию, что Морган оказался в дураках, а его сородичи — жалкими трусами.
Морган поднял с пола фарфоровую розу, отколовшуюся от чайника, и тяжело задумался. Не надо было спешить и действовать под влиянием минуты, следовало вначале трезво обдумать слова Альвины, и сразу же стало бы ясно, насколько абсурдно ее обвинение. «Да, приходится с грустью признать, что я слишком часто рвусь в бой, не оценив обстановки, не прикинув, во что мне обойдется победа, а в результате ломаю и гублю все самое дорогое для меня: собственную мать, бельмонтскую розу и доброе отношение жены».
Положив розу на стол, Морган подошел к Сабрине и встал напротив так близко, что ощущал ее дыхание на своей обнаженной груди. Легкое прикосновение воздуха возбуждало больше, чем настойчивые ласки Альвины. Хотелось взглянуть в глаза жены, но она склонила голову, упрямо не желая посмотреть мужу в лицо.
— Боюсь, ты теперь не станешь читать обещанную историю? Ту самую, где говорится о красавице Далиле?
— Боюсь, что нет, — прошептала Сабрина.
— В таком случае как насчет партии в шахматы? Обязуюсь по доске кулаком не стучать, даже если ты выиграешь.
Сабрина молча покачала головой. Молчание затянулось. Морган пригладил мокрые волосы, не зная, как поступить, и тяжело опустился на стул. Вождь Макдоннеллов очень сожалел о случившемся и вновь проклинал себя за необдуманный поступок. Сабрина же, подумав, что угодить мужу невозможно, решила заняться тем, что приятно ей самой.
Не обращая больше внимания на мужа, она села на стул, взяла лютню и начала перебирать струны. Склонив голову, она стала напевать печальную балладу, которой научил ее Фергюс. Однако полностью игнорировать Моргана не удавалось. Даже сидя молча и неподвижно, вождь Макдоннеллов как бы заполнял собой всю комнату. Невозможно не ощущать присутствия этой горы мускулов, мужчины шести футов и трех дюймов ростом, даже если на тебя не действует его обаяние. На Сабрину оно, к сожалению, действовало.
Она искоса взглянула на Моргана, голос ее дрогнул и споткнулся на клятве вечной любви, которую давала прекрасная дева своему ветреному возлюбленному. Мимолетного взгляда на мужа было достаточно, чтобы от страстного желания у Сабрины перехватило дыхание. Морган сидел, закрыв глаза, золотистые ресницы оттеняли загар щек; ноги он вытянул перед собой, подол килта задрался, обнажив бронзовые бедра, поросшие светлыми волосками. Сабрина упивалась Морганом, как студеной водой в жаркий солнечный день.
Тонкие пальцы как бы сами по себе пощипывали струны, наигрывая старинную английскую песню, которую часто напевала матушка долгими зимними вечерами, когда окна светелки почти неслышно царапали крупинки снега. Под эту мелодию Моргана оставило напряжение, расслабились бугры мускулов, черты лица разгладились, и белокурый гигант приобрел вид человека, довольного собой и окружающим миром. Через пару минут он сонно вздохнул, пошевелился и тихонько сказал:
— Прекрасная мелодия, Бет.
Сабрина замерла. Морган открыл глаза, но в них ничего нельзя было прочитать, кроме изумления. Девушка даже подумала, что ей показалось и на самом деле с губ мужа не слетело имя ее матушки.
Морган потер лоб.
— Прости, я, кажется, задремал. Наверное, мне лучше пойти спать, а то придется звать Фергюса, чтобы отнес меня в постель.
Он с усилием поднялся, прошел к двери и неожиданно остановился. Сабрина же сейчас с трудом выносила его присутствие. Поскорее бы остаться одной, чтобы хорошенько обдумать события вечера и попытаться развеять нахлынувшие на нее страшные сомнения! Наконец она не выдержала и повернулась лицом к мужу.
— В чем дело? Чего ты ждешь?
Морган стоял у двери, скрестив руки на обнаженной груди, и напоминал в эту минуту греческую статую.
— Разумеется, поцелуя на сон грядущий.
Такого нахальства Сабрина не ожидала. Она уперлась руками в бока, кипя негодованием:
— Похоже, я не до конца объяснила тебе правила цивилизованного поведения. Если муж наносит своей жене незаслуженное оскорбление, на ночь они не целуются.
Какое-то время великан раздумывал над услышанным. Потом, не говоря ни слова, подошел к жене, стиснул за плечи и приподнял высоко над полом. В ее уста ворвался горячий язык, и вскоре Сабрина уже ничего не чувствовала, кроме обжигающей страсти. Она обвила руками бронзовую шею, прильнула к широкой груди и помышляла лишь о том, чтобы этот миг длился вечно.
— Это глупое правило, — неожиданно заключил Морган и поставил жену на ноги. — Спокойной ночи, малявка. — Он осторожно прикрыл дверь, и Сабрина осталась одна.
— Спокойной ночи, Морган, — прошептала вслед мужу Сабрина. — Не приходится удивляться, что он зовет меня малявкой. Видимо, забыл мое имя.
Из-под кровати выкарабкался Пагсли, смекнувший, что теперь ему ничто не угрожает. Сабрина прикрыла изуродованный бок чайника концом скатерти, чтобы лишний раз не вспоминать о событиях минувшего вечера. Неужели Ив права и Морган — точная копия своего отца, по стопам которого теперь свято следует? Может, все эти годы он действительно был тайно влюблен в матушку? На память пришло лицо Моргана, жадно слушавшего, как поет Элизабет.
Сабрина прижала ладонь к сердцу в надежде унять глухую боль. Забавная ситуация, ничего не скажешь! Оказывается, в то время, когда она, положив подбородок на пухлый кулачок, с обожанием взирала на Моргана, он с не меньшим восторгом пожирал глазами хозяйку замка Камеронов. В те далекие годы девочка об этом просто не задумывалась, потому что по-иному никто и не смотрел на Элизабет. Она была сердцем Камеронов, ангелом-хранителем, и всегда находилась на пьедестале, окруженная всеобщей любовью и обожанием. Всю жизнь Сабрина старалась быть похожей на свою матушку.
У единственной дочери были все шансы вырасти избалованной и самовлюбленной, какой ее и считал Морган, но она всегда старалась быть щедрой, великодушной и благовоспитанной. Еще тогда, в детстве, Сабрина поняла, что негоже проявлять свои истинные чувства к мальчишке, гостившему летом в замке, и приложила немало усилий, чтобы никто ни о чем не догадался.
Когда Морган и ее братья скакали на пони по полям, Сабрина не просилась с ними, а послушно усаживалась у окна с рукоделием на коленях, и ее выдавал только жалобный взгляд. Еще она покорилась воле матушки и согласилась ехать в Лондон, где предстояло выйти замуж за какого-нибудь скучного английского джентльмена, хотя в глубине души Сабрина знала, что ее сердце всегда будет принадлежать горам Шотландии и укравшему его диковатому, упрямому мальчишке.
Для матушки дочь всегда была самой любимой из всех выращенных ею роз, для отца — ненаглядной принцессой; а сейчас Сабрина стала игрушкой в руках Моргана, очаровательным зверьком, послушно вскакивающим на колени хозяина каждый раз, когда тот дергал за поводок. Но она так и не стала женщиной. Не сумела стать женой Моргану.
Вот Энид, к примеру, нашла в себе силы навсегда порвать с прошлым, а ее несчастная кузина все еще пыталась наладить жизнь прежними методами; захотела, видите ли, обаять Макдоннеллов в тайной надежде, что если удастся завоевать их симпатии, то это поможет покорить сердце их вождя. Да, видно, пришла пора распрощаться с детскими иллюзиями.
Сабрина присела к столу и обвела спальню горящим гневом взглядом. Приходилось с грустью признать, что в этой комнате ничто не напоминает о ее молодой хозяйке: не было ни единой вещи, по которой можно судить о ее личности и чертах характера, потому что во всем проглядывал тонкий вкус Элизабет Камерон. Именно она подобрала каждую вещь, будь то фарфоровый чайный сервиз, купленный на ее деньги в Лондоне и доставленный в Шотландию, либо элегантные тонкие свечи, сделанные по ее заказу, или белоснежное постельное белье, вышитое ее искусными руками.
Все, что находилось сейчас в спальне Сабрины, включая собаку, вначале принадлежало Элизабет. И как теперь выясняется, можно считать, что ей принадлежало и сердце Моргана. Сабрина любила и уважала свою мать, восхищалась ею, но никогда не могла бы стать ее точной копией — даже ради Моргана. Много лет назад несносный мальчишка получал несказанное удовольствие, сбивая с головы маленькой принцессы корону. Теперь пришло время добровольно отказаться от нее.
Пагсли одобрительно заворчал, когда Сабрина вынула шпильки и позволила густым волосам упасть на плечи и окружить ее темным пышным облаком.
В такие ночи Морган очень жалел, что не пристрастился к спиртному. Чресла горели огнем, который не смогла бы погасить самая холодная родниковая вода. Не осталось и следа от смертельной усталости, когда в ответ на его поцелуй дрогнули сладкие уста Сабрины. Теперь нечего и думать о возможности забыться сном.
В минуту страшной слабости в голову пришла дикая мысль: «Почему я не могу стать тем варваром, за которого меня принимают Камероны?» В душе шевельнулась зависть к своему далекому предку по прозвищу Альберт Ужасный, который никогда не терзался сомнениями, был лишен всяких моральных устоев и наверняка просто повелел бы посадить красивую дочь Камерона на цепь и услаждал себя ее телом, когда пожелает.
Представив себе эту картину, Морган застонал и осушил еще одну кружку воды. Он покинул спальню и спустился в зал в надежде утопить в вине одиночество и обрести покой среди веселящихся соплеменников, неизменно собиравшихся в замке. Они были вынуждены бросить свои коттеджи и искать прибежище под сенью полуразрушенных сводов дома предводителя Макдоннеллов, поскольку за последние годы их число изрядно уменьшилось, а Гранты и Чизхолмы все чаще и смелее вторгались в их владения и наносили все более ощутимый урон. Теперь Макдоннеллы вместе завтракали, обедали и ужинали, а потом располагались на ночь на скамьях, укрывшись пледами, как поступали их предки пятьсот лет назад.
Но даже в зале, в гуще всеобщего веселья, на душе было муторно и сердце беспокойно билось в едином ритме с переливами флейт и дробью барабанов.
— Поберегись! — раздалось рядом, и здоровенный парень, получивший тычок в спину, рухнул на стол.
Морган поймал бедолагу на лету и усадил на скамью, не моргнув и глазом. Неподалеку устроился Фергюс, облапивший шею девицы, с которой он обращался значительно нежнее, чем было ему свойственно прежде. Глядя на него, Морган подумал: «Еще одно чаепитие с Сабриной, и отпетый негодяй станет агнцем и вместо грязных проклятий того и гляди начнет сыпать стихами».
В дальнем конце стола сидела Ив в окружении четырех дюжих мужиков, приходившихся Моргану столь дальними родственниками, что их нельзя было причислить даже к двоюродным братьям. Они перешептывались и бросали в сторону предводителя косые взгляды, их странное поведение действовало на нервы и почему-то вновь заставило задуматься о мучительной тайне гибели Ангуса. Не давала покоя мысль, что, возможно, ему никогда не удастся узнать, кто убил отца.
Моргану нестерпимо захотелось вернуться в спальню Сабрины, снова сладко забыться под грустную мелодию, уводившую в те далекие времена, когда мальчишкой он прятался в углу светелки и его убаюкивало сочное сопрано Элизабет, изгоняя из памяти дикие крики, грязную ругань и шум драки, которые преследовали в родном доме все молодые годы. Но сегодня вечером, когда Морган открыл глаза, то увидел, что на него смотрит дочь Бет и в ее глазах застыла тревога. С того момента он уже не мог успокоиться, охваченный страстным желанием.
Снаружи все гуще валил снег, в помещение залетали пушистые белые хлопья, мгновенно растворяясь в нагретом воздухе.
Морган напрягся, почувствовав, как его плечи обвили сзади две горячих руки.
— Не могу видеть тебя таким мрачным, — проворковала на ухо Альвина. — Дай мне срок, и я смогу вернуть улыбку на твои губы.
С учетом своего нынешнего состояния Морган решил, что бывшей любовнице не понадобится много времени, чтобы добиться своего. Он чуть не поддался искушению, решив, что Сабрина все равно никогда не узнает о его неверности, но выстоял, крепко сцепив руки на пивной кружке. Удержаться от необдуманного поступка помог пойманный им с другого конца стола насмешливый и все понимающий взгляд Ив; стало ясно, что мимолетное совокупление не принесет ничего, кроме чувства вины и еще более глубокого осознания того, что он недостоин своей жены, хрупкой и чистой, как падающие за окнами снежинки.
Резкая отповедь Альвине уже готова была сорваться с губ Моргана, когда внезапно смолкла музыка и в помещении наступила полная тишина. Фергюс поперхнулся и выплюнул виски в лицо соседу напротив, который был столь ошарашен происходящим, что даже не подумал утереться. Морган проследил за взглядами, прикованными к сводчатому входу в зал. Увидев то, что всех так поразило, он протянул руку, слепо пошарил по столу, выхватил из ослабевших пальцев Ферпоса кружку и одним махом опорожнил.
14
Из горла, непривычного к обжигающей жидкости, вырвался хрип. Какое-то время, показавшееся вечностью, Морган был неспособен вздохнуть, правда, он подозревал, что не смог бы этого сделать и без воздействия виски, поскольку от представшей перед ним картины все равно перехватило бы дыхание.
Под аркой, ведущей в зал, появилась Сабрина, выглядевшая в данную минуту проказливой лесной феей. От талии до пят ее розовое платье было иссечено таким числом глубоких разрезов, что по сравнению с ней даже вульгарную Альвину можно было назвать образцом скромности. Полностью отсутствовали нижние юбки и прочие атрибуты наряда, приличествующего хозяйке замка и настоящей леди, и, когда Сабрина делала шаг вперед, взглядам открывалось молочно-белое бедро во всем его великолепии.
Босая, с распущенными волосами, сбегавшими темными волнами по спине и повязанными поверху шелковой лентой с розочками, которая подозрительно смахивала на поясок от лифа, Сабрина не удосужилась даже припудриться и ее щеки пылали естественным румянцем. Только пунцовые губы были тронуты помадой и сложены бантиком, который каждый уважающий себя мужчина пожелал бы тотчас же развязать.
К их числу, несомненно, принадлежал Морган; вспыхнуло неодолимое желание немедля приступить к делу и проделать с этими губами всякие не предназначенные для посторонних глаз вещи.
— Давай, приятель, пей, не стесняйся! — воскликнул Фергюс, наполняя кружку, в его крохотных глазках плясали черти. — У меня такое ощущение, что сегодня тебе понадобится много виски, чтобы потушить пожар.
Морган осушил кружку, не отрывая глаз от Сабрины; горячая струя прошлась от горла до желудка, зажигая на своем пути языки пламени.
Сабрина неспешно прокладывала дорогу сквозь строй застывших на месте танцоров, одаряя их чарующей улыбкой. В мертвой тишине колокольчиком звенел ее смех, девушка приближалась к столу, за которым восседал Морган, кокетливо покачивая бедрами и всей своей фигурой изображая старый как мир призыв. Уголком глаза хозяин замка заметил, как Альвина прыгнула на колени Фергюса.
Сабрина мимоходом звонко чмокнула Фергюса в заросшую волосами щеку и уселась верхом на скамейку лицом к мужу.
— Кажется, вы сочли свою постель слишком холодной, милорд? — Она перевела взгляд на Альвину, давая понять, что заметила, как та спешно перебежала от Моргана к Фергюсу. — Видимо, спустились вниз в поисках тепла и участия?
Морган еще крепче сжал кружку, оставив глубокие вмятины на ее глиняных боках, и заговорил спокойно и так тихо, что даже Фергюс вряд ли мог его расслышать:
— Придержи язык, детка. Мои люди считают, что мы спим в одной кровати, и не надо их разочаровывать. А почему ты сама не в постели, осмелюсь спросить?
Синие глаза Сабрины расширились почти до размеров блюдец.
— Я не знала, что моя спальня — это тюремная камера. Разве я твоя пленница, Морган? Или собачка? — Она протянула мужу руки. — Может, тебе стоит связать меня?
Ее слова и поза наводили на мысль о языческих обрядах, хотя и варварских, но от этого не менее эротичных. Морган затолкал руки жены на колени, безуспешно стараясь не замечать обольстительной белизны бедер, расположившихся на грубой скамье, и смятой ткани в месте их соединения. Попытался прикрыть дрожь в голосе напускной строгостью:
— Супруге предводителя клана не к лицу вести себя подобным образом.
— Глупости. Я всю жизнь вела себя как пай-девочка и чего этим добилась? Почему проказницам достаются все удовольствия в этой жизни? Это несправедливо. — К ужасу Моргана, она на виду у всех изогнула лебединую шею и впилась острыми зубками в мочку его уха. — Между прочим, твои соплеменники не так глупы, как тебе хотелось бы думать, и достаточно догадливы. Если бы мы спали в одной кровати, тебе было бы чем заняться и ты сейчас не торчал бы здесь.
Прежде чем он успел прийти в себя после ее слов, Сабрина соскочила со скамьи и оказалась в центре зала. Помимо воли Морган залюбовался женой; соседи тем временем стали отодвигаться от него подальше, чтобы не попасться под горячую руку.
Сабрина хлопнула в ладоши, призывая всех к вниманию, хотя глаза любопытствующих Макдоннеллов и без того были прикованы к расшалившейся хозяйке замка.
Предлагаю тост, — она схватила с ближайшего стола бокал и подняла вверх. — Выпьем за моих новых Родных! За Макдоннеллов!
Её предложение встретили одобрительными криками, хотя без особого энтузиазма. Макдоннеллы сознавали, что их вождь крайне недоволен поведением жены, и соблюдали осторожность, но отказать себе в выпивке по какому бы то ни было поводу никто не мог. На этот раз, когда Фергюс протянул бутылку, Морган перехватил ее, сделал большой глоток прямо из горлышка, шумно вздохнул и вытер губы тыльной стороной ладони.
Сабрина поднесла ко рту бокал, и Морган завороженно наблюдал, как подрагивала шея жены, по мере того как она вливала в себя крепчайшее виски. Знакомство с огненным напитком не прошло бесследно, в глазах девушки заблестели слезы, а в голосе появилась легкая хрипотца.
— Я обещала Фергюсу, что спою вам новую песню, и обязательно это сделаю. Что бы ни говорил ваш вождь, мы, Камероны, всегда держим свое слово.
Сабрина начала притоптывать и хлопать в ладоши в нарастающем ритме. Это было так заразительно, что юноша, игравший на барабане, искоса посмотрев на Моргана и не дождавшись его знака, все равно тряхнул головой и начал отбивать ритм. Вскоре зал уже дрожал от топота ног и хлопающих ладоней.
Сквозь шум прорезался чистый девичий голосок:
По горам и долам скачут Макдоннеллы с пиками наперевес.
Длинные пики у Макдоннеллов, но не длиннее, чем их…
— Сабрина! — во все горло заорал Морган.
Он с такой силой сдавил бутылку виски, что она лопнула, янтарные осколки Морган стряхнул, будто лепестки роз. Стихла барабанная дробь, хлопающие руки замерли на полпути.
— Языки? — едва слышно прошелестела Сабрина, застыв на месте и во все глаза глядя на медленно шагавшего к ней мужа. Раньше ей казалось, что любым путем нужно привлечь к себе его внимание, даже если придется слегка поддразнить, но сейчас поняла, что затеяла игру с огнем. К ней приближался разъяренный тигр, и, судя по выражению его глаз, ничего хорошего предстоящая встреча не обещала.
Толпа молча раздвигалась перед Морганом; Сабрина решила ни в коем случае не отступать. Однако непослушные ноги сами понесли ее назад, пока она не уперлась задом в стол. Бежать дальше было некуда. Над ней нависла тень Моргана, и на долю секунды у Сабрины вспыхнуло опасение, что он нарушит слово и ударит ее при всех.
Отбросив волосы, упавшие на глаза, Сабрина с вызовом посмотрела на грозного мужа.
— Надеюсь, моя песенка тебе понравилась. В конце концов, она восхваляет Макдоннеллов за их длинные…
Она осеклась, до боли прикусив губу.
— Ноги? — предложил свой вариант Морган и крепко взял жену за руки.
Он вроде не пытался причинить ей боль, но кривая усмешка на губах мужа напоминала, что существуют гораздо более изощренные наказания, чем обычная пощечина.
— Я всего лишь спела песню и никого не хотела обидеть, — выдавила из себя Сабрина.
— Никто и не думал обижаться, — Морган отпустил ее, но не успела она облегченно вздохнуть, как он протянул руку и под волосами обхватил ее затылок. — Мне показалось, детка, что ты считаешь, будто сочинитель песни преувеличил кое-какие достоинства Макдоннеллов. Так вот ты ошибаешься. Ты не против, если я продемонстрирую тебе доказательства — наедине, конечно?
Пальцы его ощупали голову Сабрины и отыскали какую-то чувствительную точку, слегка нажали, и девушка помимо воли откинула голову и изогнула спину.
— Спасибо, не надо, верю на слово, — пролепетала она.
— В таком случае, может, ты предпочитаешь публичную демонстрацию? — Морган заслонил жену телом от посторонних взглядов. Он говорил тихо, но вкрадчивость заставила Сабрину сжаться в предчувствии беды.
Своей последней выходкой она явно исчерпала терпение мужа. Было очевидно, он вышел из себя и готов подкрепить слова делом.
Так и случилось. Он неожиданно просунул руку за край ее лифа и, обхватив грудь ладонью, зажал двумя пальцами сосок. Тело Сабрины моментально прореагировало на это, и в глазах Моргана зажегся злорадный огонек. Этого она уже не могла простить. Интимные ласки при посторонних оскорбительны не только физически, но и для самых сокровенных глубин души.
Под аркой, ведущей в зал, появилась Сабрина, выглядевшая в данную минуту проказливой лесной феей. От талии до пят ее розовое платье было иссечено таким числом глубоких разрезов, что по сравнению с ней даже вульгарную Альвину можно было назвать образцом скромности. Полностью отсутствовали нижние юбки и прочие атрибуты наряда, приличествующего хозяйке замка и настоящей леди, и, когда Сабрина делала шаг вперед, взглядам открывалось молочно-белое бедро во всем его великолепии.
Босая, с распущенными волосами, сбегавшими темными волнами по спине и повязанными поверху шелковой лентой с розочками, которая подозрительно смахивала на поясок от лифа, Сабрина не удосужилась даже припудриться и ее щеки пылали естественным румянцем. Только пунцовые губы были тронуты помадой и сложены бантиком, который каждый уважающий себя мужчина пожелал бы тотчас же развязать.
К их числу, несомненно, принадлежал Морган; вспыхнуло неодолимое желание немедля приступить к делу и проделать с этими губами всякие не предназначенные для посторонних глаз вещи.
— Давай, приятель, пей, не стесняйся! — воскликнул Фергюс, наполняя кружку, в его крохотных глазках плясали черти. — У меня такое ощущение, что сегодня тебе понадобится много виски, чтобы потушить пожар.
Морган осушил кружку, не отрывая глаз от Сабрины; горячая струя прошлась от горла до желудка, зажигая на своем пути языки пламени.
Сабрина неспешно прокладывала дорогу сквозь строй застывших на месте танцоров, одаряя их чарующей улыбкой. В мертвой тишине колокольчиком звенел ее смех, девушка приближалась к столу, за которым восседал Морган, кокетливо покачивая бедрами и всей своей фигурой изображая старый как мир призыв. Уголком глаза хозяин замка заметил, как Альвина прыгнула на колени Фергюса.
Сабрина мимоходом звонко чмокнула Фергюса в заросшую волосами щеку и уселась верхом на скамейку лицом к мужу.
— Кажется, вы сочли свою постель слишком холодной, милорд? — Она перевела взгляд на Альвину, давая понять, что заметила, как та спешно перебежала от Моргана к Фергюсу. — Видимо, спустились вниз в поисках тепла и участия?
Морган еще крепче сжал кружку, оставив глубокие вмятины на ее глиняных боках, и заговорил спокойно и так тихо, что даже Фергюс вряд ли мог его расслышать:
— Придержи язык, детка. Мои люди считают, что мы спим в одной кровати, и не надо их разочаровывать. А почему ты сама не в постели, осмелюсь спросить?
Синие глаза Сабрины расширились почти до размеров блюдец.
— Я не знала, что моя спальня — это тюремная камера. Разве я твоя пленница, Морган? Или собачка? — Она протянула мужу руки. — Может, тебе стоит связать меня?
Ее слова и поза наводили на мысль о языческих обрядах, хотя и варварских, но от этого не менее эротичных. Морган затолкал руки жены на колени, безуспешно стараясь не замечать обольстительной белизны бедер, расположившихся на грубой скамье, и смятой ткани в месте их соединения. Попытался прикрыть дрожь в голосе напускной строгостью:
— Супруге предводителя клана не к лицу вести себя подобным образом.
— Глупости. Я всю жизнь вела себя как пай-девочка и чего этим добилась? Почему проказницам достаются все удовольствия в этой жизни? Это несправедливо. — К ужасу Моргана, она на виду у всех изогнула лебединую шею и впилась острыми зубками в мочку его уха. — Между прочим, твои соплеменники не так глупы, как тебе хотелось бы думать, и достаточно догадливы. Если бы мы спали в одной кровати, тебе было бы чем заняться и ты сейчас не торчал бы здесь.
Прежде чем он успел прийти в себя после ее слов, Сабрина соскочила со скамьи и оказалась в центре зала. Помимо воли Морган залюбовался женой; соседи тем временем стали отодвигаться от него подальше, чтобы не попасться под горячую руку.
Сабрина хлопнула в ладоши, призывая всех к вниманию, хотя глаза любопытствующих Макдоннеллов и без того были прикованы к расшалившейся хозяйке замка.
Предлагаю тост, — она схватила с ближайшего стола бокал и подняла вверх. — Выпьем за моих новых Родных! За Макдоннеллов!
Её предложение встретили одобрительными криками, хотя без особого энтузиазма. Макдоннеллы сознавали, что их вождь крайне недоволен поведением жены, и соблюдали осторожность, но отказать себе в выпивке по какому бы то ни было поводу никто не мог. На этот раз, когда Фергюс протянул бутылку, Морган перехватил ее, сделал большой глоток прямо из горлышка, шумно вздохнул и вытер губы тыльной стороной ладони.
Сабрина поднесла ко рту бокал, и Морган завороженно наблюдал, как подрагивала шея жены, по мере того как она вливала в себя крепчайшее виски. Знакомство с огненным напитком не прошло бесследно, в глазах девушки заблестели слезы, а в голосе появилась легкая хрипотца.
— Я обещала Фергюсу, что спою вам новую песню, и обязательно это сделаю. Что бы ни говорил ваш вождь, мы, Камероны, всегда держим свое слово.
Сабрина начала притоптывать и хлопать в ладоши в нарастающем ритме. Это было так заразительно, что юноша, игравший на барабане, искоса посмотрев на Моргана и не дождавшись его знака, все равно тряхнул головой и начал отбивать ритм. Вскоре зал уже дрожал от топота ног и хлопающих ладоней.
Сквозь шум прорезался чистый девичий голосок:
По горам и долам скачут Макдоннеллы с пиками наперевес.
Длинные пики у Макдоннеллов, но не длиннее, чем их…
— Сабрина! — во все горло заорал Морган.
Он с такой силой сдавил бутылку виски, что она лопнула, янтарные осколки Морган стряхнул, будто лепестки роз. Стихла барабанная дробь, хлопающие руки замерли на полпути.
— Языки? — едва слышно прошелестела Сабрина, застыв на месте и во все глаза глядя на медленно шагавшего к ней мужа. Раньше ей казалось, что любым путем нужно привлечь к себе его внимание, даже если придется слегка поддразнить, но сейчас поняла, что затеяла игру с огнем. К ней приближался разъяренный тигр, и, судя по выражению его глаз, ничего хорошего предстоящая встреча не обещала.
Толпа молча раздвигалась перед Морганом; Сабрина решила ни в коем случае не отступать. Однако непослушные ноги сами понесли ее назад, пока она не уперлась задом в стол. Бежать дальше было некуда. Над ней нависла тень Моргана, и на долю секунды у Сабрины вспыхнуло опасение, что он нарушит слово и ударит ее при всех.
Отбросив волосы, упавшие на глаза, Сабрина с вызовом посмотрела на грозного мужа.
— Надеюсь, моя песенка тебе понравилась. В конце концов, она восхваляет Макдоннеллов за их длинные…
Она осеклась, до боли прикусив губу.
— Ноги? — предложил свой вариант Морган и крепко взял жену за руки.
Он вроде не пытался причинить ей боль, но кривая усмешка на губах мужа напоминала, что существуют гораздо более изощренные наказания, чем обычная пощечина.
— Я всего лишь спела песню и никого не хотела обидеть, — выдавила из себя Сабрина.
— Никто и не думал обижаться, — Морган отпустил ее, но не успела она облегченно вздохнуть, как он протянул руку и под волосами обхватил ее затылок. — Мне показалось, детка, что ты считаешь, будто сочинитель песни преувеличил кое-какие достоинства Макдоннеллов. Так вот ты ошибаешься. Ты не против, если я продемонстрирую тебе доказательства — наедине, конечно?
Пальцы его ощупали голову Сабрины и отыскали какую-то чувствительную точку, слегка нажали, и девушка помимо воли откинула голову и изогнула спину.
— Спасибо, не надо, верю на слово, — пролепетала она.
— В таком случае, может, ты предпочитаешь публичную демонстрацию? — Морган заслонил жену телом от посторонних взглядов. Он говорил тихо, но вкрадчивость заставила Сабрину сжаться в предчувствии беды.
Своей последней выходкой она явно исчерпала терпение мужа. Было очевидно, он вышел из себя и готов подкрепить слова делом.
Так и случилось. Он неожиданно просунул руку за край ее лифа и, обхватив грудь ладонью, зажал двумя пальцами сосок. Тело Сабрины моментально прореагировало на это, и в глазах Моргана зажегся злорадный огонек. Этого она уже не могла простить. Интимные ласки при посторонних оскорбительны не только физически, но и для самых сокровенных глубин души.