Страница:
— Я ни разу не имел дела с дамами, — признался Морган, умудряясь выглядеть и пристыженным, и по-прежнему опасным одновременно.
— Ну а что ты говоришь простым девушкам, чтобы им понравиться?
— Как правило, слова «ложись!» бывает достаточно.
Шокированная Сабрина покраснела, но отступать не собиралась.
— Морган, я не собираюсь играть с тобой в дурацкие игры. Я пришла помочь, но я не стану приносить тебе пистолеты, кинжалы или ключи. Неужели тебе самому не надоело вечное кровопролитие? Как ты думаешь, что произойдет, если с гор спустятся все остальные Макдоннеллы и организуют осаду замка? Новая бойня? Снова погибнут люди? Но если бы ты дал моему отцу время доказать свою невиновность, ты сумел бы убедить в ней и свой клан. Макдоннеллы послушают тебя. Ведь теперь ты их вождь. Если бы ты не был таким упрямым…
Сабрина осеклась, заслышав странный приглушенный звук. Морган прикрыл лицо ладонями, плечи его затряслись, он откинул голову и разразился хохотом. Причем настолько горьким и лишенным всякого веселья, что у девушки волосы зашевелились на голове. По лицу пленника потекли слезы, а в глазах была полная безысходность, беспросветное отчаяние.
— Ты сказала, девочка: «Все остальные Макдоннеллы»? — как эхо повторил Морган слова Сабрины. — Это здорово, девочка! Просто потрясающе! Похоже, Камеронам все-таки выпадет смеяться последними, потому что здесь, возле их замка, собрались все Макдоннеллы. Больше никого не осталось. Эти пьяные и дудящие в волынки дурачки на холме — и есть весь наш клан. Остальные погибли или умерли, а теперь и отец присоединился к мертвым. Небось гоняется сейчас за девками в аду и посмеивается надо мной. Да, я вождь. Вожак без стаи.
Сабрина была как громом поражена. Она не могла себе представить, чтобы ее клан вдруг прекратил свое существование. Камероны насчитывали сотни людей, каждый обрабатывал свой участок земли в долине, и все давали клятву верно служить Дугалу, главе клана. Не раз Сабрина присутствовала на церемонии, когда приносили присягу, и свято верила, что эта традиция никогда не умрет. Все жители горных районов Шотландии принадлежали к тому или иному клану, никто не мыслил себя вне клана.
— Раньше я считал, что никогда никого ни о чем не буду просить, — Морган посмотрел в глаза Сабрине, — но я ошибался. Я готов ползать на коленях ради Макдоннеллов, готов умереть за них. Они — это все, что я имею.
Мой клан — это я.
«Доживу ли я до того дня, когда мужчина признается мне в любви с такой же страстью?» — подумала Сабрина. Она обрадовалась, поняв, что Морган желает мира еще больше, чем Дугал Камерон, так как от этого зависит само существование клана Макдоннеллов. А теперь все его надежды развеяло коварное и жестокое убийство Ангуса. Сабрина шагнула к прутьям решетки, желая как-то выразить свое сочувствие, хотя бы коснуться руки Моргана.
— Не смей! Стой! — прорычал Морган, и девушка замерла на месте.
Теперь она понимала, какие чувства обуревают пленника. Бессильная ярость и горе клокотали в его груди, зеленые глаза пылали, Морган потрясал цепями, и тяжелые наручники казались всего лишь тонкими браслетами на мощных руках.
— Не подходи к решетке, — повторил он уже мягче. — Неужели не понимаешь, что я могу сделать с тобой?
Сабрина сунула руки в карманы, пытаясь унять дрожь, и нащупала небольшой сверток, приготовленный перед походом в подземелье. Морган не шелохнулся, когда девушка сделала к нему шаг, другой, стараясь не смотреть в его глаза, боясь испугаться и передумать. Еще шаг, и узник сможет легко до нее дотянуться. Сабрина сделала и этот шаг, в любую секунду ожидая, что вокруг шеи обовьется тяжелая цепь, но этого не случилось, и тогда девушка вынула сверток и положила на пол перед решеткой, но с таким расчетом, чтобы Морган мог его взять. Откинув концы льняной салфетки с гербом Камеронов, Сабрина показала содержимое свертка — имбирный пряник, политый черной патокой.
— Помнится, ты всегда любил имбирное печенье, и кухарка очень ругалась, когда ты его таскал еще горячим. Боясь прочитать насмешку на его лице, Сабрина поспешила ретироваться, не глядя в его сторону. Впереди нее из норки выползла мышь и повела носом в направлении пряника. «Значит, еда не пропадет, даже если Морган отвергнет мой подарок», — невесело улыбнулась про себя Сабрина, тайком смахнув предательскую слезинку.
Судорожно сжав руками прутья решетки, Морган провожал глазами Сабрину. Потом его взгляд упал на имбирный пряник и вновь метнулся в конец туннеля, где девушка, помедлив, посмотрела в обе стороны, затем повернула за угол и скрылась в темноте. Морган опять перевел взгляд на пряник. Ноздри щекотал соблазнительный запах.
Мышь осторожно продвинулась ближе к салфетке, царапая когтями пол.
В конце туннеля вновь мелькнула Сабрина, казавшаяся в густой тьме привидением. Она еще трижды появлялась из-за поворота, и наконец Морган не выдержал, чертыхнулся и окликнул ее:
— Эй, женщина!
В ответ — полное молчание, но вот снова в темноте прорезалось бледное лицо девушки. Морган отлепил свечу от ящика и протянул сквозь прутья:
— Возьми.
— Нет, не могу. Ведь ты же останешься в темноте до возвращения стражников…
— Бери же, — повторил Морган. — Я хочу, чтобы ты поскорее убралась отсюда к чертовой матери. Ты портишь мне аппетит.
Их пальцы соприкоснулись, когда Сабрина приняла из его руки свечу, и оба не почувствовали стекавшего с нее горячего воска. Девушка прикрыла огонь ладонью от сквозняка и замешкалась возле решетки.
— Малявка, — тихо позвал Морган, которому очень хотелось чем-то одарить девушку, отважившуюся проделать долгий и опасный путь в подземелье лишь ради того, чтобы немного подбодрить узника.
— Слушаю тебя, Морган, — откликнулась Сабрина.
— Передай своей матушке, что в следующий раз, когда ей взбредет в голову целиться в Макдоннелла, пистолет нужно заряжать чем-то более серьезным, чем перья. Алекс сотни раз угрожал мне этой игрушкой, когда мы были детьми.
Сабрина захлопала ресницами, глаза у нее стали такие огромные и растерянные, что Моргану нестерпимо захотелось ее поцеловать. Он протянул руку сквозь прутья и легонько подтолкнул девушку в сторону туннеля. Она ушла, и вокруг воцарилась кромешная тьма.
Морган остался стоять у решетки, мучимый сомнениями, которые заронила в его душу Сабрина. Неужели она права? Неужели ненависть к Камеронам застлала ему глаза и не позволяет видеть истину? Вполне возможно, что Камероны не имеют отношения к гибели Ангуса и он стал жертвой неизвестного убийцы. «Все может быть», — решил Морган, и перед его глазами снова возник образ Сабрины. Черт бы побрал эту девчонку! Если бы не красота Сабрины, если бы он не глазел на нее тогда, в гостиной, он бы, по обыкновению, тщательно следил за всем происходящим вокруг и, возможно, сумел бы предотвратить трагедию.
До сих пор с трудом верилось, что Ангуса больше нет, а значит, Моргану так и не удастся высказать отцу все, что за долгие годы накипело на душе. Остается только молчать и скрывать свое горе. Морган присел, пошарил за прутьями и нащупал салфетку, но прежде пришлось отогнать мышку, подоспевшую раньше.
— Ладно, малышка, не волнуйся, не обижу, — пробормотал Морган. — Твоя доля от тебя не уйдет. — Он отломил кусок пряника и бросил на пол. Потом устроился на корточках возле прутьев, медленно смакуя подарок Сабрины. От пряника вскоре не осталось ни крошки, но привкус имбиря во рту еще долго скрашивал своей сладостью горечь одиночества узника.
5
— Ну а что ты говоришь простым девушкам, чтобы им понравиться?
— Как правило, слова «ложись!» бывает достаточно.
Шокированная Сабрина покраснела, но отступать не собиралась.
— Морган, я не собираюсь играть с тобой в дурацкие игры. Я пришла помочь, но я не стану приносить тебе пистолеты, кинжалы или ключи. Неужели тебе самому не надоело вечное кровопролитие? Как ты думаешь, что произойдет, если с гор спустятся все остальные Макдоннеллы и организуют осаду замка? Новая бойня? Снова погибнут люди? Но если бы ты дал моему отцу время доказать свою невиновность, ты сумел бы убедить в ней и свой клан. Макдоннеллы послушают тебя. Ведь теперь ты их вождь. Если бы ты не был таким упрямым…
Сабрина осеклась, заслышав странный приглушенный звук. Морган прикрыл лицо ладонями, плечи его затряслись, он откинул голову и разразился хохотом. Причем настолько горьким и лишенным всякого веселья, что у девушки волосы зашевелились на голове. По лицу пленника потекли слезы, а в глазах была полная безысходность, беспросветное отчаяние.
— Ты сказала, девочка: «Все остальные Макдоннеллы»? — как эхо повторил Морган слова Сабрины. — Это здорово, девочка! Просто потрясающе! Похоже, Камеронам все-таки выпадет смеяться последними, потому что здесь, возле их замка, собрались все Макдоннеллы. Больше никого не осталось. Эти пьяные и дудящие в волынки дурачки на холме — и есть весь наш клан. Остальные погибли или умерли, а теперь и отец присоединился к мертвым. Небось гоняется сейчас за девками в аду и посмеивается надо мной. Да, я вождь. Вожак без стаи.
Сабрина была как громом поражена. Она не могла себе представить, чтобы ее клан вдруг прекратил свое существование. Камероны насчитывали сотни людей, каждый обрабатывал свой участок земли в долине, и все давали клятву верно служить Дугалу, главе клана. Не раз Сабрина присутствовала на церемонии, когда приносили присягу, и свято верила, что эта традиция никогда не умрет. Все жители горных районов Шотландии принадлежали к тому или иному клану, никто не мыслил себя вне клана.
— Раньше я считал, что никогда никого ни о чем не буду просить, — Морган посмотрел в глаза Сабрине, — но я ошибался. Я готов ползать на коленях ради Макдоннеллов, готов умереть за них. Они — это все, что я имею.
Мой клан — это я.
«Доживу ли я до того дня, когда мужчина признается мне в любви с такой же страстью?» — подумала Сабрина. Она обрадовалась, поняв, что Морган желает мира еще больше, чем Дугал Камерон, так как от этого зависит само существование клана Макдоннеллов. А теперь все его надежды развеяло коварное и жестокое убийство Ангуса. Сабрина шагнула к прутьям решетки, желая как-то выразить свое сочувствие, хотя бы коснуться руки Моргана.
— Не смей! Стой! — прорычал Морган, и девушка замерла на месте.
Теперь она понимала, какие чувства обуревают пленника. Бессильная ярость и горе клокотали в его груди, зеленые глаза пылали, Морган потрясал цепями, и тяжелые наручники казались всего лишь тонкими браслетами на мощных руках.
— Не подходи к решетке, — повторил он уже мягче. — Неужели не понимаешь, что я могу сделать с тобой?
Сабрина сунула руки в карманы, пытаясь унять дрожь, и нащупала небольшой сверток, приготовленный перед походом в подземелье. Морган не шелохнулся, когда девушка сделала к нему шаг, другой, стараясь не смотреть в его глаза, боясь испугаться и передумать. Еще шаг, и узник сможет легко до нее дотянуться. Сабрина сделала и этот шаг, в любую секунду ожидая, что вокруг шеи обовьется тяжелая цепь, но этого не случилось, и тогда девушка вынула сверток и положила на пол перед решеткой, но с таким расчетом, чтобы Морган мог его взять. Откинув концы льняной салфетки с гербом Камеронов, Сабрина показала содержимое свертка — имбирный пряник, политый черной патокой.
— Помнится, ты всегда любил имбирное печенье, и кухарка очень ругалась, когда ты его таскал еще горячим. Боясь прочитать насмешку на его лице, Сабрина поспешила ретироваться, не глядя в его сторону. Впереди нее из норки выползла мышь и повела носом в направлении пряника. «Значит, еда не пропадет, даже если Морган отвергнет мой подарок», — невесело улыбнулась про себя Сабрина, тайком смахнув предательскую слезинку.
Судорожно сжав руками прутья решетки, Морган провожал глазами Сабрину. Потом его взгляд упал на имбирный пряник и вновь метнулся в конец туннеля, где девушка, помедлив, посмотрела в обе стороны, затем повернула за угол и скрылась в темноте. Морган опять перевел взгляд на пряник. Ноздри щекотал соблазнительный запах.
Мышь осторожно продвинулась ближе к салфетке, царапая когтями пол.
В конце туннеля вновь мелькнула Сабрина, казавшаяся в густой тьме привидением. Она еще трижды появлялась из-за поворота, и наконец Морган не выдержал, чертыхнулся и окликнул ее:
— Эй, женщина!
В ответ — полное молчание, но вот снова в темноте прорезалось бледное лицо девушки. Морган отлепил свечу от ящика и протянул сквозь прутья:
— Возьми.
— Нет, не могу. Ведь ты же останешься в темноте до возвращения стражников…
— Бери же, — повторил Морган. — Я хочу, чтобы ты поскорее убралась отсюда к чертовой матери. Ты портишь мне аппетит.
Их пальцы соприкоснулись, когда Сабрина приняла из его руки свечу, и оба не почувствовали стекавшего с нее горячего воска. Девушка прикрыла огонь ладонью от сквозняка и замешкалась возле решетки.
— Малявка, — тихо позвал Морган, которому очень хотелось чем-то одарить девушку, отважившуюся проделать долгий и опасный путь в подземелье лишь ради того, чтобы немного подбодрить узника.
— Слушаю тебя, Морган, — откликнулась Сабрина.
— Передай своей матушке, что в следующий раз, когда ей взбредет в голову целиться в Макдоннелла, пистолет нужно заряжать чем-то более серьезным, чем перья. Алекс сотни раз угрожал мне этой игрушкой, когда мы были детьми.
Сабрина захлопала ресницами, глаза у нее стали такие огромные и растерянные, что Моргану нестерпимо захотелось ее поцеловать. Он протянул руку сквозь прутья и легонько подтолкнул девушку в сторону туннеля. Она ушла, и вокруг воцарилась кромешная тьма.
Морган остался стоять у решетки, мучимый сомнениями, которые заронила в его душу Сабрина. Неужели она права? Неужели ненависть к Камеронам застлала ему глаза и не позволяет видеть истину? Вполне возможно, что Камероны не имеют отношения к гибели Ангуса и он стал жертвой неизвестного убийцы. «Все может быть», — решил Морган, и перед его глазами снова возник образ Сабрины. Черт бы побрал эту девчонку! Если бы не красота Сабрины, если бы он не глазел на нее тогда, в гостиной, он бы, по обыкновению, тщательно следил за всем происходящим вокруг и, возможно, сумел бы предотвратить трагедию.
До сих пор с трудом верилось, что Ангуса больше нет, а значит, Моргану так и не удастся высказать отцу все, что за долгие годы накипело на душе. Остается только молчать и скрывать свое горе. Морган присел, пошарил за прутьями и нащупал салфетку, но прежде пришлось отогнать мышку, подоспевшую раньше.
— Ладно, малышка, не волнуйся, не обижу, — пробормотал Морган. — Твоя доля от тебя не уйдет. — Он отломил кусок пряника и бросил на пол. Потом устроился на корточках возле прутьев, медленно смакуя подарок Сабрины. От пряника вскоре не осталось ни крошки, но привкус имбиря во рту еще долго скрашивал своей сладостью горечь одиночества узника.
5
Со дня гибели Ангуса Макдоннелла прошла неделя. Поиски убийцы ровным счетом ничего не дали, и Дугал Камерон, не любивший сидеть без дела, решил отполировать старинный палаш, оказавшийся по неведомой причине под египетским диваном. За этим занятием и застала его супруга, ворвавшаяся в комнату, громко хлопнув дверью, да так, что заколебалось пламя свечей.
Элизабет сдула упавший на лоб медно-рыжий локон.
— Надеюсь, ты точишь клинок, чтобы использовать палаш по прямому назначению и снести голову Моргану Макдоннеллу.
Дугал вскинул бровь и взглянул на чем-то всерьез разгневанную жену. Хорошо бы в этот момент ее могли лицезреть другие члены клана Камеронов, привыкшие видеть хозяйку замка в ином состоянии. На людях она всегда держала свои эмоции под контролем, никогда не позволяла себе вспылить и даже повысить голос, раздавала команды тихо и спокойно, что гарантировало их беспрекословное исполнение, и лишь наедине с мужем давала выход своему горячему темпераменту. Огненные вспышки доставляли Дугалу немало радости, поскольку свидетельствовали о страстной натуре. Под внешним спокойствием знатной дамы и истинной леди скрывалась пылкая женщина со всеми ее достоинствами и недостатками.
По-прежнему молча, Дугал встал, снял зеркало в позолоченной раме, висевшее над камином, и на его место водрузил палаш, отступил на шаг и полюбовался плодами своего труда. Сверкающее оружие на стене преобразило помещение, декорированное в чисто женском стиле.
— Ты хотела что-то со мной обсудить, дорогая? — спросил Дугал мягко.
Выразив громким, но невразумительным восклицанием свою ярость, Элизабет принялась метаться по комнате. На поворотах раздувались широкие рукава ее платья, сверкал кровавый рубин на кольце — подарке жениха к помолвке. Это кольцо было единственной драгоценностью, украшавшей руки Элизабет. А руки были поистине великолепные, тонкие и холеные, это были руки художника, но Бог дал их ей не для работы кистью либо резцом, а ради того, чтобы давать жизнь растениям в саду. Дугал мог поклясться, что своими глазами видел, как распускались бутоны роз, стоило лишь Элизабет коснуться их кончиком пальца. И надо сказать, ее прикосновение оказывало не менее магическое воздействие на мужа, хотя они прожили вместе уже двадцать три года.
— Прошло семь дней, а ты так ничего и не добился — Элизабет резко остановилась. — Конечно, сто лет назад ты был бы здесь полновластным хозяином, королем, но нынче мы подчиняемся английским законам. Почему ты не вызвал солдат? Почему Моргана до сих пор не увезли отсюда, чтобы предать суду?
Дугал сожалел, что он не король. Однако в данный момент главе клана Камеронов надо было обладать не только правами, но и мудростью царя Соломона, ибо предстояло принять решение по очень сложной и запутанной проблеме. Поддержка со стороны могла лишь испортить дело, да и природная гордыня независимого шотландца, не позволяла прибегать к чужой помощи. Дугал не мог себе представить, как в его дом вторгнутся английские солдаты в своих красных мундирах.
— Какое обвинение ты предлагаешь предъявить Моргану, дорогая? Его будут судить на том основании, что парень пришел в ярость, когда на его глазах воткнули кинжал в спину его отца? А кто бы сумел сдержаться на его месте? Это не является преступлением, ни в глазах короля, ни в глазах Господа.
— А как насчет того, что этот негодяй позволил себе в отношении твоей дочери? Бедняжка с тех пор даже есть перестала. Я слышу, как по ночам она мечется по спальне. Девушка пережила страшный шок и может вообще от него не оправиться.
Тут жена была права, хотя соображения Дугала насчет причин подобного состояния дочери коренным образом отличались от соображений Элизабет.
— Что я, по-твоему, должен сделать? Приказать прилюдно высечь его? Или повесить?
Элизабет минуту помолчала, размышляя.
— У моего брата Уильяма отличные связи. Я уверена, что британский военно-морской флот будет рад принять в свои ряды такого силача, как Морган.
Дугал очень редко повышал голос на супругу. Спокойный тон передавал его недовольство гораздо более эффективно.
— Итак, ты предлагаешь мне отдать Моргана во флот против его воли. Если память мне не изменяет, прежде ты неизменно выступала в роли самой горячей защитницы этого парня. Страдает без материнской ласки, твердила ты, но слишком горд и упрям, чтобы признаться в этом. Откуда у тебя эта внезапная злобная мстительность по отношению к нему?
Элизабет потупилась. Они оба знали, что ее стремление поскорее избавиться от Моргана вызвано не столько мстительностью, сколько страхом. Мать опасалась белокурого великана с тех пор, как поймала его взгляд, обращенный на Сабрину, увидела, как подействовало на дочь его прикосновение.
— В таком случае дай ему свободу и отпусти на все четыре стороны, — едва слышно прошептала Элизабет.
При этих словах Дугал утратил над собой контроль, выругался, вскочил на ноги и почти закричал:
— И что тогда, Бет? Морган считает нас убийцами. Нет, кинжал в спину всадила не рука Камерона, в нашем доме совершено самое гнусное из всех преступлений, известных шотландским горцам. Ангус погиб, сидя за нашим столом, будучи нашим гостем. Люди Моргана убеждены, что мы ничем не лучше Кэмпбеллов, перебивших Макдоннеллов сонными в постелях в Гленкове. Неужели ты думаешь, что Морган, если дать ему свободу, просто уберется восвояси, трусливо поджав хвост?
Элизабет молча покачала головой, на ее ресницах блеснули слезы. Опасаясь, как бы они не поколебали его решимость, Дугал отошел к окну. На вершине холма по-прежнему пылал огромный костер, ветер доносил адскую вонь дыма и пепла, а с нею и надрывные звуки волынок.
Пламя высвечивало покрытый цветами труп Ангуса, привязанный к столбу для всеобщего обозрения.
— Дикари! — проговорила Элизабет. — Не разрешают нам похоронить его, зато украли бочку уксуса и рассола, чтобы пропитать ими тряпки, в которые завернули труп, и предотвратить разложение. — Она зябко повела плечами. — Что было бы, если бы в последние дни не началось похолодание…
— На мой взгляд, Ангус так пропитался алкоголем еще до смерти, что для сохранности его тела уксус не нужен. — Дугал закрыл окно. — Возможно, для остальных Макдоннеллов главное в настоящий момент — это поминки, а не месть, но Морган — совсем другое дело. Он истинный горец и по крови, и по убеждениям. Морган не успокоится, пока не отомстит. Нет, не на поле брани; подстережет лунной ночью Алекса, когда тот будет возвращаться домой после охоты на оленей, либо устроит засаду на пустынной улице деревни, когда Брайан станет вылезать из окошка дома, где обитает его красотка. — Дугал повернулся лицом к жене. — Я не хочу, чтобы пролилась кровь Моргана или моих сыновей во имя бессмысленной гордости. Не во имя гордости Камеронов, ни во имя гордости Макдоннеллов.
— Прекрасно, — Элизабет с видимым усилием распрямила плечи. — Если не удастся убедить Макдоннеллов, что мы не убийцы, придется мне отказаться от приема гостей. Вряд ли леди Фрейзер или семейство Макферсон сядут с нами за один стол, если станут опасаться, как бы хозяева не подсыпали отравы в пудинг, либо не ткнули кого-нибудь из гостей кухонным ножом в бок.
Чисто английское чувство юмора, присущее жене, всегда импонировало Дугалу, хотя на этот раз за шуткой скрывалась горечь; он хотел было сочувственно пожать ее руку, но Элизабет позволила лишь слегка до нее дотронуться.
— Я полагаюсь на твою мудрость. Делай все, что ты считаешь нужным, чтобы сохранить столь драгоценный для тебя мир. — Она приподняла юбки в царственном реверансе и удалилась, тихо притворив за собой дверь.
Дугал прислонился плечом к стене и тяжело задумался. Кто бы ни стоял за убийством Ангуса, злодей нанес свой удар точно, поразив одновременно и Камеронов, и Макдоннеллов. Замок обыскали снизу доверху, опросили слуг и гостей, но ничего нового не узнали. Убийца воспользовался сумятицей и буквально растворился в воздухе, не оставив никаких улик.
Теперь у Дугала не было выбора, и даже Элизабет придется это понять. Он сможет высоко держать голову перед горцами и обеспечить будущее своему клану и детям лишь при одном условии. Дугал был обязан сделать предводителю Макдоннеллов подношение, подарить сокровище столь высокой цены, чтобы тот никогда не усомнился в доброй воле Камеронов и поверил им безоговорочно. Сокровище, которое Дугал хранил и берег для мальчишки вот уже двенадцать томительных лет.
Хозяин замка искоса поглядел на дверь, за которой скрылась его супруга. Хотелось бы думать, что принятое решение не приведет к крутым изменениям в хорошо налаженной жизни. Чего доброго можно и жену потерять. Бог наверняка простит, но насчет Элизабет у Дугала были серьезные сомнения. За спиной дикие, завывающие звуки волынок бились о флорентийское стекло окна. На душе у главы клана Камеронов было тревожно. Увы, никому не дано предугадать, что принесет завтрашний день.
Сабрина натянула одеяло выше головы и зарылась под подушку, спасаясь от непрерывного пронзительного плача волынок. Прикорнувший в ногах мопс Пагсли вскинул морду и тихонько зарычал. Заунывная мелодия пробивалась под подушку, уводила Сабрину куда-то далеко за крепкие стены родного замка, где прошла вся ее жизнь. Не в силах больше терпеть, девушка откинула одеяло и прошлепала босыми ногами к окну, не обращая внимания на протестующее ворчание собаки.
Сабрина распахнула окно, и в комнату проник свет повисшей желтым серпом над вершинами гор луны. Девушка выглянула наружу и затаила дыхание при виде открывшейся перед ней картины. Ночную тьму разрезали языки пламени огромного костра, разложенного на вершине холма напротив дома. Взлетали в воздух тучи искр и, подхваченные ветром, уносились в звездное небо. На фоне огня метались в дикой пляске темные фигуры, за плечами которых подобно крыльям развевались клетчатые накидки.
Сабрина знала, что, окажись она среди танцующих, эта сцена сразу бы потеряла всю свою привлекательность. Стали бы слышны грязные ругательства, видны нескладные движения пьяных танцоров, водивших дикий хоровод вокруг трупа Ангуса, словно приготовленного для какого-то языческого жертвоприношения. Однако из окна второго этажа эти затянувшиеся поминки представлялись достаточно романтичными.
В пляске горцы не соблюдали никаких правил, каждый танцевал по своему разумению и на свой манер, подчиняясь лишь зову души и мелодии. Тут не было ничего общего с бальными танцами, которым матушка обучала Сабрину. Буквально с пеленок ей прививали хорошие манеры, внушали правила поведения, любовно выращивали и подрезали, как одну из роз, за которыми ухаживала Элизабет. Девушку готовили к тому моменту, когда ей предстояло отправиться наконец в Англию и занять свое законное место в славном семействе Бельмонт. Но временами, особенно когда над горами гремел гром и сверкали ослепительные молнии, душа Сабрины жаждала вырваться на свободу и уподобиться диким розам, ощетинившимся колючками в долине и на горных склонах и распускающим бутоны наперекор буйству стихии.
Вольная мелодия волынок звала и манила, подталкивая к безумствам. Сабрину подмывало бежать из тишины замка и окунуться в прохладную ночную тьму; так прекрасно было бы пробежаться босиком по мокрой от росы траве, присоединиться к дикому танцу, кружиться и прыгать вокруг костра, рискуя каждую секунду быть объятой жарким пламенем, чтобы сполна вкусить его магии и страсти. Сабрина опустилась в кресло у окна. Моргану следовало бы сейчас плясать у костра, а не томиться в сыром подземелье под толщей камней, служивших убежищем для Камеронов. Уже целую неделю он лишен возможности вдохнуть полной грудью прохладный осенний воздух и подставить лицо ласковым лучам солнца, которое каждым становившимся все короче днем окрашивало вереск во все более яркие цвета.
Несколько раз с того памятного дня, когда Сабрина нанесла визит узнику, она подходила к краю крутых ступенек и замирала, глядя вниз, словно на грани какого-то рокового для себя решения. Однажды девушка очнулась наверху лестницы, будто после страшного сна, и обнаружила пистолет Моргана, спрятанный в складках платья.
Из головы не выходили последние слова молодого воина. Оказывается, он знал, что Элизабет угрожает ему игрушкой, а не заряженным пистолетом, но все же позволил себя связать и увести, бросить в тесную клетку, как дикого зверя. Почему он так поступил? Этот вопрос постоянно мучил девушку, но потом она вспомнила искаженные похотью лица Макдоннеллов; вся эта насытившаяся, упившаяся орава была в состоянии такого возбуждения, что даже Морган не смог бы их остановить, не сдайся он на милость Камеронов. Но зачем понадобилось Моргану приносить в жертву самое дорогое — свою свободу ради девчонки, которую он терпеть не мог, да к тому же дочери Камерона? Сомнения и чувство собственной вины преследовали Сабрину, отравляли ее сны. Наступил момент, когда она уже просто стала бояться уснуть.
Девушка положила подбородок на прохладный деревянный подоконник. На гребне холма, поодаль ото всех, одинокая фигура с волынкой выводила невыносимо тоскливую мелодию. Набежала туча, потом луна снова озарила ярким светом музыканта.
Сабрина на мгновение даже зажмурилась от неожиданности. Она могла поклясться, что сейчас на волынке играет женщина, судя по тому, что за ее спиной ветер развевал длинные волосы. Да и волынка звучала теперь по-иному. Это был уже не однообразный плач, изводивший Камеронов столько дней, но простая и мелодичная мольба, обращенная к божеству более древнему, чем само время. Сабрина закрыла окно, песнь волынки продолжала звучать, оплакивая Ангуса и Моргана, с такой силой чувства, на которую способно лишь сердце женщины.
Сабрина забралась обратно в кровать, с удивлением обнаружив, что ее собственные щеки залиты слезами.
На следующее утро в дверь Сабрины вежливо постучали. Сабрина жалобно замычала и глубже зарылась в перину. Прошлой ночью за окном уже серебрился рассвет, когда высохли наконец слезы и девушке удалось заснуть. Вставать совершенно не хотелось, но Пагсли, присоединившись к усилиям разбудить ее, потянул зубами и стащил одеяло; стало холодно, девушка села, протирая глаза, и, прежде чем стук повторился, осознала, что за ночь случилось нечто необычное.
Вокруг царила тишина, блаженная божественная тишина. Страх и радость боролись в душе девушки, она выпрыгнула из кровати и подбежала к окну. На вершине холма никого не было, только легкий дымок вздымался с черного пепелища.
— Одевайся поскорее, дорогая, — раздался за спиной голос матушки, просунувшей голову в комнату. — Твой отец решил собрать Камеронов на суд и требует, чтобы ты непременно присутствовала.
— Суд? По какому поводу?
Элизабет нахмурилась.
— Мне об этом ничего не известно. Нам всем надлежит быть в зале, чтобы оказать поддержку твоему отцу, если он будет в ней нуждаться.
Матушка говорила спокойно, без нажима, но Сабрина по опыту знала, что спорить бесполезно. Кроме того, девушка и сама не желала пропустить такое интересное событие. Не став даже звонить горничной, она принялась быстро одеваться. Сразу решила не возиться с корсетом, натянула шелковое платье поверх накрахмаленных юбок, быстро застегнула пуговицы на лифе и туго закрутила волосы узлом на затылке. Потом недолго задержалась перед зеркалом и осталась недовольна собой. В темном платье и с темными кругами под глазами, она выглядела как дама в глубоком трауре.
На мгновение ее пробрала дрожь. Впервые на ее памяти отец решил по старинной традиции горцев созвать свой клан на суд. Это безусловно можно расценить как звонкую пощечину Макдоннеллам, которая должна была им напомнить, что, пока они находятся на землях Камеронов, их судьбами волен распоряжаться Дугал Камерон, полновластный хозяин всей округи, обладающий правами и полномочиями, о которых английскому судье приходится только мечтать. Сабрина невольно представила себе отца, обвиненного в убийстве Ангуса и отданного на милость суда клана Макдоннеллов. Она подозревала, что любое судебное разбирательство у этих дикарей кончается одним — ударом топора. Сердце девушки забилось сильнее. Что ждет Моргана? Не готовит ли ее отец ему участь еще более ужасную, чем заточение в темнице?
— Не забывай, как этот негодник налил мед во все твои туфли, — напомнила Сабрина своему отражению в зеркале. — Уже за одно это его следовало бы повесить, а то и четвертовать.
С этими словами она покинула комнату, не забыв перед уходом высвободить из прически несколько изящных локонов. Верный Пагсли, недовольно фыркая и пыхтя, едва поспевал за обтянутыми шелком каблучками Сабрины.
Оставив пса на кухне у миски с аппетитной похлебкой, Сабрина отправилась в зал и вновь обнаружила там перемены. Любимую изящную мебель матушки сдвинули к стенам, а освободившееся пространство заставили грубыми деревянными скамьями, расположившимися перед небольшим помостом, на котором возвышалось тяжелое кресло с высокой резной спинкой. Зал заполнили старейшины клана и самые уважаемые представители ближней деревни. На изрезанных глубокими морщинами лицах Сабрина читала воспоминания о прежних временах, когда суд клана собирался и выносил свои решения довольно часто. Сабрина подумала, не нарушил ли ее отец английские законы, решившись провести судебное разбирательство и тем самым поставив свою власть главы клана Камеронов выше власти короля.
Один из многочисленных дядюшек повернулся и дружески подмигнул Сабрине, когда та уселась на скамью рядом со взволнованной и раскрасневшейся Энид.
— Надеюсь, я ничего интересного не пропустила? — тихо спросила Сабрина.
Элизабет сдула упавший на лоб медно-рыжий локон.
— Надеюсь, ты точишь клинок, чтобы использовать палаш по прямому назначению и снести голову Моргану Макдоннеллу.
Дугал вскинул бровь и взглянул на чем-то всерьез разгневанную жену. Хорошо бы в этот момент ее могли лицезреть другие члены клана Камеронов, привыкшие видеть хозяйку замка в ином состоянии. На людях она всегда держала свои эмоции под контролем, никогда не позволяла себе вспылить и даже повысить голос, раздавала команды тихо и спокойно, что гарантировало их беспрекословное исполнение, и лишь наедине с мужем давала выход своему горячему темпераменту. Огненные вспышки доставляли Дугалу немало радости, поскольку свидетельствовали о страстной натуре. Под внешним спокойствием знатной дамы и истинной леди скрывалась пылкая женщина со всеми ее достоинствами и недостатками.
По-прежнему молча, Дугал встал, снял зеркало в позолоченной раме, висевшее над камином, и на его место водрузил палаш, отступил на шаг и полюбовался плодами своего труда. Сверкающее оружие на стене преобразило помещение, декорированное в чисто женском стиле.
— Ты хотела что-то со мной обсудить, дорогая? — спросил Дугал мягко.
Выразив громким, но невразумительным восклицанием свою ярость, Элизабет принялась метаться по комнате. На поворотах раздувались широкие рукава ее платья, сверкал кровавый рубин на кольце — подарке жениха к помолвке. Это кольцо было единственной драгоценностью, украшавшей руки Элизабет. А руки были поистине великолепные, тонкие и холеные, это были руки художника, но Бог дал их ей не для работы кистью либо резцом, а ради того, чтобы давать жизнь растениям в саду. Дугал мог поклясться, что своими глазами видел, как распускались бутоны роз, стоило лишь Элизабет коснуться их кончиком пальца. И надо сказать, ее прикосновение оказывало не менее магическое воздействие на мужа, хотя они прожили вместе уже двадцать три года.
— Прошло семь дней, а ты так ничего и не добился — Элизабет резко остановилась. — Конечно, сто лет назад ты был бы здесь полновластным хозяином, королем, но нынче мы подчиняемся английским законам. Почему ты не вызвал солдат? Почему Моргана до сих пор не увезли отсюда, чтобы предать суду?
Дугал сожалел, что он не король. Однако в данный момент главе клана Камеронов надо было обладать не только правами, но и мудростью царя Соломона, ибо предстояло принять решение по очень сложной и запутанной проблеме. Поддержка со стороны могла лишь испортить дело, да и природная гордыня независимого шотландца, не позволяла прибегать к чужой помощи. Дугал не мог себе представить, как в его дом вторгнутся английские солдаты в своих красных мундирах.
— Какое обвинение ты предлагаешь предъявить Моргану, дорогая? Его будут судить на том основании, что парень пришел в ярость, когда на его глазах воткнули кинжал в спину его отца? А кто бы сумел сдержаться на его месте? Это не является преступлением, ни в глазах короля, ни в глазах Господа.
— А как насчет того, что этот негодяй позволил себе в отношении твоей дочери? Бедняжка с тех пор даже есть перестала. Я слышу, как по ночам она мечется по спальне. Девушка пережила страшный шок и может вообще от него не оправиться.
Тут жена была права, хотя соображения Дугала насчет причин подобного состояния дочери коренным образом отличались от соображений Элизабет.
— Что я, по-твоему, должен сделать? Приказать прилюдно высечь его? Или повесить?
Элизабет минуту помолчала, размышляя.
— У моего брата Уильяма отличные связи. Я уверена, что британский военно-морской флот будет рад принять в свои ряды такого силача, как Морган.
Дугал очень редко повышал голос на супругу. Спокойный тон передавал его недовольство гораздо более эффективно.
— Итак, ты предлагаешь мне отдать Моргана во флот против его воли. Если память мне не изменяет, прежде ты неизменно выступала в роли самой горячей защитницы этого парня. Страдает без материнской ласки, твердила ты, но слишком горд и упрям, чтобы признаться в этом. Откуда у тебя эта внезапная злобная мстительность по отношению к нему?
Элизабет потупилась. Они оба знали, что ее стремление поскорее избавиться от Моргана вызвано не столько мстительностью, сколько страхом. Мать опасалась белокурого великана с тех пор, как поймала его взгляд, обращенный на Сабрину, увидела, как подействовало на дочь его прикосновение.
— В таком случае дай ему свободу и отпусти на все четыре стороны, — едва слышно прошептала Элизабет.
При этих словах Дугал утратил над собой контроль, выругался, вскочил на ноги и почти закричал:
— И что тогда, Бет? Морган считает нас убийцами. Нет, кинжал в спину всадила не рука Камерона, в нашем доме совершено самое гнусное из всех преступлений, известных шотландским горцам. Ангус погиб, сидя за нашим столом, будучи нашим гостем. Люди Моргана убеждены, что мы ничем не лучше Кэмпбеллов, перебивших Макдоннеллов сонными в постелях в Гленкове. Неужели ты думаешь, что Морган, если дать ему свободу, просто уберется восвояси, трусливо поджав хвост?
Элизабет молча покачала головой, на ее ресницах блеснули слезы. Опасаясь, как бы они не поколебали его решимость, Дугал отошел к окну. На вершине холма по-прежнему пылал огромный костер, ветер доносил адскую вонь дыма и пепла, а с нею и надрывные звуки волынок.
Пламя высвечивало покрытый цветами труп Ангуса, привязанный к столбу для всеобщего обозрения.
— Дикари! — проговорила Элизабет. — Не разрешают нам похоронить его, зато украли бочку уксуса и рассола, чтобы пропитать ими тряпки, в которые завернули труп, и предотвратить разложение. — Она зябко повела плечами. — Что было бы, если бы в последние дни не началось похолодание…
— На мой взгляд, Ангус так пропитался алкоголем еще до смерти, что для сохранности его тела уксус не нужен. — Дугал закрыл окно. — Возможно, для остальных Макдоннеллов главное в настоящий момент — это поминки, а не месть, но Морган — совсем другое дело. Он истинный горец и по крови, и по убеждениям. Морган не успокоится, пока не отомстит. Нет, не на поле брани; подстережет лунной ночью Алекса, когда тот будет возвращаться домой после охоты на оленей, либо устроит засаду на пустынной улице деревни, когда Брайан станет вылезать из окошка дома, где обитает его красотка. — Дугал повернулся лицом к жене. — Я не хочу, чтобы пролилась кровь Моргана или моих сыновей во имя бессмысленной гордости. Не во имя гордости Камеронов, ни во имя гордости Макдоннеллов.
— Прекрасно, — Элизабет с видимым усилием распрямила плечи. — Если не удастся убедить Макдоннеллов, что мы не убийцы, придется мне отказаться от приема гостей. Вряд ли леди Фрейзер или семейство Макферсон сядут с нами за один стол, если станут опасаться, как бы хозяева не подсыпали отравы в пудинг, либо не ткнули кого-нибудь из гостей кухонным ножом в бок.
Чисто английское чувство юмора, присущее жене, всегда импонировало Дугалу, хотя на этот раз за шуткой скрывалась горечь; он хотел было сочувственно пожать ее руку, но Элизабет позволила лишь слегка до нее дотронуться.
— Я полагаюсь на твою мудрость. Делай все, что ты считаешь нужным, чтобы сохранить столь драгоценный для тебя мир. — Она приподняла юбки в царственном реверансе и удалилась, тихо притворив за собой дверь.
Дугал прислонился плечом к стене и тяжело задумался. Кто бы ни стоял за убийством Ангуса, злодей нанес свой удар точно, поразив одновременно и Камеронов, и Макдоннеллов. Замок обыскали снизу доверху, опросили слуг и гостей, но ничего нового не узнали. Убийца воспользовался сумятицей и буквально растворился в воздухе, не оставив никаких улик.
Теперь у Дугала не было выбора, и даже Элизабет придется это понять. Он сможет высоко держать голову перед горцами и обеспечить будущее своему клану и детям лишь при одном условии. Дугал был обязан сделать предводителю Макдоннеллов подношение, подарить сокровище столь высокой цены, чтобы тот никогда не усомнился в доброй воле Камеронов и поверил им безоговорочно. Сокровище, которое Дугал хранил и берег для мальчишки вот уже двенадцать томительных лет.
Хозяин замка искоса поглядел на дверь, за которой скрылась его супруга. Хотелось бы думать, что принятое решение не приведет к крутым изменениям в хорошо налаженной жизни. Чего доброго можно и жену потерять. Бог наверняка простит, но насчет Элизабет у Дугала были серьезные сомнения. За спиной дикие, завывающие звуки волынок бились о флорентийское стекло окна. На душе у главы клана Камеронов было тревожно. Увы, никому не дано предугадать, что принесет завтрашний день.
Сабрина натянула одеяло выше головы и зарылась под подушку, спасаясь от непрерывного пронзительного плача волынок. Прикорнувший в ногах мопс Пагсли вскинул морду и тихонько зарычал. Заунывная мелодия пробивалась под подушку, уводила Сабрину куда-то далеко за крепкие стены родного замка, где прошла вся ее жизнь. Не в силах больше терпеть, девушка откинула одеяло и прошлепала босыми ногами к окну, не обращая внимания на протестующее ворчание собаки.
Сабрина распахнула окно, и в комнату проник свет повисшей желтым серпом над вершинами гор луны. Девушка выглянула наружу и затаила дыхание при виде открывшейся перед ней картины. Ночную тьму разрезали языки пламени огромного костра, разложенного на вершине холма напротив дома. Взлетали в воздух тучи искр и, подхваченные ветром, уносились в звездное небо. На фоне огня метались в дикой пляске темные фигуры, за плечами которых подобно крыльям развевались клетчатые накидки.
Сабрина знала, что, окажись она среди танцующих, эта сцена сразу бы потеряла всю свою привлекательность. Стали бы слышны грязные ругательства, видны нескладные движения пьяных танцоров, водивших дикий хоровод вокруг трупа Ангуса, словно приготовленного для какого-то языческого жертвоприношения. Однако из окна второго этажа эти затянувшиеся поминки представлялись достаточно романтичными.
В пляске горцы не соблюдали никаких правил, каждый танцевал по своему разумению и на свой манер, подчиняясь лишь зову души и мелодии. Тут не было ничего общего с бальными танцами, которым матушка обучала Сабрину. Буквально с пеленок ей прививали хорошие манеры, внушали правила поведения, любовно выращивали и подрезали, как одну из роз, за которыми ухаживала Элизабет. Девушку готовили к тому моменту, когда ей предстояло отправиться наконец в Англию и занять свое законное место в славном семействе Бельмонт. Но временами, особенно когда над горами гремел гром и сверкали ослепительные молнии, душа Сабрины жаждала вырваться на свободу и уподобиться диким розам, ощетинившимся колючками в долине и на горных склонах и распускающим бутоны наперекор буйству стихии.
Вольная мелодия волынок звала и манила, подталкивая к безумствам. Сабрину подмывало бежать из тишины замка и окунуться в прохладную ночную тьму; так прекрасно было бы пробежаться босиком по мокрой от росы траве, присоединиться к дикому танцу, кружиться и прыгать вокруг костра, рискуя каждую секунду быть объятой жарким пламенем, чтобы сполна вкусить его магии и страсти. Сабрина опустилась в кресло у окна. Моргану следовало бы сейчас плясать у костра, а не томиться в сыром подземелье под толщей камней, служивших убежищем для Камеронов. Уже целую неделю он лишен возможности вдохнуть полной грудью прохладный осенний воздух и подставить лицо ласковым лучам солнца, которое каждым становившимся все короче днем окрашивало вереск во все более яркие цвета.
Несколько раз с того памятного дня, когда Сабрина нанесла визит узнику, она подходила к краю крутых ступенек и замирала, глядя вниз, словно на грани какого-то рокового для себя решения. Однажды девушка очнулась наверху лестницы, будто после страшного сна, и обнаружила пистолет Моргана, спрятанный в складках платья.
Из головы не выходили последние слова молодого воина. Оказывается, он знал, что Элизабет угрожает ему игрушкой, а не заряженным пистолетом, но все же позволил себя связать и увести, бросить в тесную клетку, как дикого зверя. Почему он так поступил? Этот вопрос постоянно мучил девушку, но потом она вспомнила искаженные похотью лица Макдоннеллов; вся эта насытившаяся, упившаяся орава была в состоянии такого возбуждения, что даже Морган не смог бы их остановить, не сдайся он на милость Камеронов. Но зачем понадобилось Моргану приносить в жертву самое дорогое — свою свободу ради девчонки, которую он терпеть не мог, да к тому же дочери Камерона? Сомнения и чувство собственной вины преследовали Сабрину, отравляли ее сны. Наступил момент, когда она уже просто стала бояться уснуть.
Девушка положила подбородок на прохладный деревянный подоконник. На гребне холма, поодаль ото всех, одинокая фигура с волынкой выводила невыносимо тоскливую мелодию. Набежала туча, потом луна снова озарила ярким светом музыканта.
Сабрина на мгновение даже зажмурилась от неожиданности. Она могла поклясться, что сейчас на волынке играет женщина, судя по тому, что за ее спиной ветер развевал длинные волосы. Да и волынка звучала теперь по-иному. Это был уже не однообразный плач, изводивший Камеронов столько дней, но простая и мелодичная мольба, обращенная к божеству более древнему, чем само время. Сабрина закрыла окно, песнь волынки продолжала звучать, оплакивая Ангуса и Моргана, с такой силой чувства, на которую способно лишь сердце женщины.
Сабрина забралась обратно в кровать, с удивлением обнаружив, что ее собственные щеки залиты слезами.
На следующее утро в дверь Сабрины вежливо постучали. Сабрина жалобно замычала и глубже зарылась в перину. Прошлой ночью за окном уже серебрился рассвет, когда высохли наконец слезы и девушке удалось заснуть. Вставать совершенно не хотелось, но Пагсли, присоединившись к усилиям разбудить ее, потянул зубами и стащил одеяло; стало холодно, девушка села, протирая глаза, и, прежде чем стук повторился, осознала, что за ночь случилось нечто необычное.
Вокруг царила тишина, блаженная божественная тишина. Страх и радость боролись в душе девушки, она выпрыгнула из кровати и подбежала к окну. На вершине холма никого не было, только легкий дымок вздымался с черного пепелища.
— Одевайся поскорее, дорогая, — раздался за спиной голос матушки, просунувшей голову в комнату. — Твой отец решил собрать Камеронов на суд и требует, чтобы ты непременно присутствовала.
— Суд? По какому поводу?
Элизабет нахмурилась.
— Мне об этом ничего не известно. Нам всем надлежит быть в зале, чтобы оказать поддержку твоему отцу, если он будет в ней нуждаться.
Матушка говорила спокойно, без нажима, но Сабрина по опыту знала, что спорить бесполезно. Кроме того, девушка и сама не желала пропустить такое интересное событие. Не став даже звонить горничной, она принялась быстро одеваться. Сразу решила не возиться с корсетом, натянула шелковое платье поверх накрахмаленных юбок, быстро застегнула пуговицы на лифе и туго закрутила волосы узлом на затылке. Потом недолго задержалась перед зеркалом и осталась недовольна собой. В темном платье и с темными кругами под глазами, она выглядела как дама в глубоком трауре.
На мгновение ее пробрала дрожь. Впервые на ее памяти отец решил по старинной традиции горцев созвать свой клан на суд. Это безусловно можно расценить как звонкую пощечину Макдоннеллам, которая должна была им напомнить, что, пока они находятся на землях Камеронов, их судьбами волен распоряжаться Дугал Камерон, полновластный хозяин всей округи, обладающий правами и полномочиями, о которых английскому судье приходится только мечтать. Сабрина невольно представила себе отца, обвиненного в убийстве Ангуса и отданного на милость суда клана Макдоннеллов. Она подозревала, что любое судебное разбирательство у этих дикарей кончается одним — ударом топора. Сердце девушки забилось сильнее. Что ждет Моргана? Не готовит ли ее отец ему участь еще более ужасную, чем заточение в темнице?
— Не забывай, как этот негодник налил мед во все твои туфли, — напомнила Сабрина своему отражению в зеркале. — Уже за одно это его следовало бы повесить, а то и четвертовать.
С этими словами она покинула комнату, не забыв перед уходом высвободить из прически несколько изящных локонов. Верный Пагсли, недовольно фыркая и пыхтя, едва поспевал за обтянутыми шелком каблучками Сабрины.
Оставив пса на кухне у миски с аппетитной похлебкой, Сабрина отправилась в зал и вновь обнаружила там перемены. Любимую изящную мебель матушки сдвинули к стенам, а освободившееся пространство заставили грубыми деревянными скамьями, расположившимися перед небольшим помостом, на котором возвышалось тяжелое кресло с высокой резной спинкой. Зал заполнили старейшины клана и самые уважаемые представители ближней деревни. На изрезанных глубокими морщинами лицах Сабрина читала воспоминания о прежних временах, когда суд клана собирался и выносил свои решения довольно часто. Сабрина подумала, не нарушил ли ее отец английские законы, решившись провести судебное разбирательство и тем самым поставив свою власть главы клана Камеронов выше власти короля.
Один из многочисленных дядюшек повернулся и дружески подмигнул Сабрине, когда та уселась на скамью рядом со взволнованной и раскрасневшейся Энид.
— Надеюсь, я ничего интересного не пропустила? — тихо спросила Сабрина.