— Да, наверное, так и нужно сделать, — сказала Сабрина таким тоном, будто ее это нисколько не касалось.
   Ее равнодушие больно ранило Моргана. Создавалось впечатление, будто он беседует с мало знакомым человеком, которого их разговор нисколько не интересует, но из вежливости он готов делать вид, будто слушает, и даже считает необходимым время от времени вставлять ничего не значащие реплики. Такое отношение раздражало великана, и он решил перейти в наступление, пробудить жену от спячки.
   — Знаешь, детка, одного не могу понять, и Рэналд не способен этого прояснить. Как ты оказалась на дороге у озера, да еще отважившись взять моего коня? Если память мне не изменяет, ты раньше близко к нему боялась подойти.
   — Ив сообщила мне, что ты одобрил план убийства моего батюшки, — ответила Сабрина деловым тоном, как если бы они обсуждали нечто обыденное, к примеру, меню предстоящего званого ужина. — По ее словам, ты ей сказал: «В первый раз не получилось, значит, надо сделать вторую попытку и завершить начатое». Еще она поведала, что после того, как мою семью предательски, из-за угла уничтожат, ты вернешься в замок и задушишь меня собственными руками.
   Ее слова подтвердили наихудшие подозрения Моргана. Он был потрясен до глубины души, но больше всего его потряс спокойный тон жены.
   — И ты поверила ей?
   Сабрина опустила пушистые ресницы, что при иных обстоятельствах можно было бы расценить как кокетство, но сейчас означало желание уклониться от прямого ответа. Однако Морган был вынужден настаивать, поскольку слишком многое зависело от ее реакции.
   Больная упорно молчала, нервно перебирая пальцами.
   — Отвечай! — приказал Морган. Он сказал это негромко, но показалось, будто стены дрогнули от крика.
   Сабрина откинула голову, глаза пылали темным огнем. — Естественно, я поверила ей. Почему бы и нет? С первой встречи ты без умолку втолковывал мне, что всей душой и всем сердцем ненавидишь и презираешь мой клан. Если поверить тебе, Камероны твои злейшие враги, а по-моему, ваша неприязнь вызвана элементарной завистью. Макдоннеллы не могут простить нам того, что мы сумели обустроить свою жизнь, что мы живем как люди, а не как скот. При этом вы умышленно упускаете из виду, что наше благосостояние далось нам тяжким трудом. Скажи, пожалуйста, есть ли у меня основания считать, руководствуясь твоими собственными словами и делами, что ты не способен совершить подлое убийство?
   Морган не верил собственным ушам. Неужели после того, что было между ними, она не поняла, что он собой представляет? Неужели его трогательное отношение к жене, их совместная, пусть недолгая, жизнь не открыла ей глаза? Не может быть, чтобы давняя межклановая вражда оказалась сильнее взаимной любви и душевной привязанности.
   Он было потянулся к Сабрине, но она отпрянула с отвращением, столь очевидным, что сомневаться в его искренности не приходилось.
   — Не трогай меня! — почти взвизгнула больная. — Меня тошнит от одной мысли, что ты можешь ко мне прикоснуться. Ты просто дикий варвар и не смей дотрагиваться до меня своими грязными лапами.
   Все поплыло перед глазами Моргана. Пальцы непроизвольно обхватили подбородок Сабрины и откинули ее голову на подушку. Великан не применял силу, а просто держал ее в этом положении, внимательно изучая дорогое лицо в поисках правды. Он все еще не мог поверить, что она говорила искренне, но одновременно в душе его вскипала ярость. Пальцы его чуть сжались, и лицо Сабрины исказила гримаса боли и страха.
   Морган отпустил больную и откинулся назад, тяжело дыша. Ему стало стыдно за свое поведение.
   Сабрина между тем вновь заговорила, как будто не удовлетворившись тем, что воткнула нож в сердце Моргана, хотела еще и повернуть лезвие в кровоточащей ране.
   — Неужели ты ничего не понимаешь? — прошипела она сквозь стиснутые губы, а потом нанесла свой самый страшный удар, проявив непростительную жестокость, — откинула край одеяла и продемонстрировала пару стройных ног, которыми еще совсем недавно обвивала мужа в порыве страсти. Теперь они лежали, бледные и безжизненные, оплетенные веревками и деревянными шинами. — Не забывай, что это произошло по твоей вине. Теперь уже не важно, как ты намеревался поступить с моим отцом. Никогда не прощу тебе того, что ты сделал со мной.
   Морган встал, поправил накидку на плечах, распрямил плечи, прошел к камину и снял со стены церемониальный палаш Камеронов. Сабрина побледнела, но не проронила ни слова. Морган положил тяжелый меч у ног больной.
   — Знаешь, детка, за время общения с Ив тебе бы следовало выучить один небольшой урок: если хочешь вырезать мужчине сердце, пользуйся клинком. Так оно будет быстрее и не причинишь лишних страданий. — Он сухо поклонился. — Не смею более затруднять ваше величество. Понимаю, что мое присутствие не доставляет тебе никакого удовольствия, и спешу откланяться. — С этими словами он круто развернулся и вышел из спальни, оставив Сабрину одну.
   Как только за мужем закрылась дверь, Сабрина схватила скромный букетик, который давеча сама презрительно отбросила на кровать, и прижала к лицу, стараясь заглушить рвавшиеся из груди горькие рыдания.
   Спустя неделю Сабрина полулежала в кровати, ожидая, когда подадут карету, которая отвезет ее назад в отчий дом.
   Сборы были короткими, и лишь обряд одевания занял довольно много времени. В дело вмешался батюшка, проявивший завидное терпение и нежность, как бывало и в детстве, когда он помогал тогда еще маленькой девочке просунуть руки в рукава платья и застегнуть все пуговицы. На этот раз особое внимание было уделено бархатному плащу, который должен был согреть в пути и заодно прикрыть шины на ногах. Сабрина безмолвно подчинялась и напоминала сломанную детскую куклу, а сейчас устала и молча вперилась в потолок.
   Дугал стоял у окна спиной к дочери, не в силах спокойно смотреть на ее страдания. Через некоторое время он с тяжким вздохом повернулся и уставился на профиль больной, бледный и такой хрупкий, что, казалось, мог рассыпаться от легкого дуновения ветра. Пухлые губы Сабрины были сжаты, глаза холодны и устремлены куда-то вдаль, словно Сабрина находилась в ином мире, недоступном для ее близких.
   Сердце Дугала сжималось от бессильной ярости, хотелось винить в случившемся с дочерью несчастье Моргана, Бога либо злой рок, но каждый раз, проходя мимо зеркала, Дугал видел вину лишь в собственных глазах. Можно было пожалеть Моргана, простить Бога и со временем примириться с судьбой, но найти оправдание самому себе Дугал не мог.
   В настоящий момент больше всего его страшила возможность того, что решение отвезти Сабрину домой окажется на поверку новой ужасной ошибкой. Правда, она сама пожелала, чтобы ее забрали из замка Макдоннеллов, как только дорога очистится от снега и доктор сочтет здоровье больной достаточно восстановившимся для путешествия. Вначале Дугал даже, хотел убедить дочь остаться, вынудить ее сражаться за душу и сердце белокурого великана, который не появлялся в спальне с того вечера, когда Дугал, войдя в комнату, обнаружил дочь спящей с прилипшими к заплаканным щекам влажными желтыми лепестками.
   С тех пор она не уставала жалобно повторять одно и то же: «Ты должен отвезти меня домой, хочу к маме». В конечном итоге любовь к дочери одержала победу над разумом Камерона. С детства Дугал никогда ни в чем не мог ей отказать, а теперь тем более. Да и нужно было принять во внимание тот печальный факт, что по велению отца дочь вышла замуж за вождя Макдоннеллов и ныне расплачивалась за свое послушание. Если бы только Бет была сейчас рядом! Уж она-то точно знала бы, как следует поступить в сложившихся обстоятельствах. В прошлом только у матери хватало здравого смысла и силы духа отказать любимой дочери в лишней булочке и тем предотвратить неизбежные боли в желудке от переедания. Именно Бет сумела вмешаться и настоять на том, чтобы после падения с пони Сабрина вновь оседлала непослушного конька и научилась-таки ездить верхом, хотя в тот момент, когда ее отчитывала матушка, капризная девчонка цеплялась за ногу отца в надежде, что тот, как обычно, встанет на ее защиту.
   Сейчас, глядя на Сабрину, Дугал подивился неподвижности ее позы. Казалось, она готова сидеть на кровати, опершись спиной о подушки, вечно, даже если никогда не подадут карету. В конце концов Дугал не выдержал и с деланной улыбкой обратился к дочери:
   — Хватит валяться в постели, детка. Ты и так провела в ней достаточно времени. Погляди, как раз солнышко показалось из-за тучки. Давай я поднесу тебя к окну, и ты сама все увидишь.
   — Не надо, не хочу, — надула в ответ губки Сабрина, но на этот раз отец проигнорировал ее протест. Он бережно взял дочь на руки и поднес к окну. Присев на широкий подоконник, Дугал прижал дочь к груди, как делал не раз, когда Сабрина в детстве с криком просыпалась от приснившегося ночью кошмара. К сожалению, от нынешнего кошмара никому из них никогда не проснуться.
   Оказавшись на руках у батюшки, впервые за долгое время Сабрина почувствовала себя в полной безопасности, прижалась к нему щекой и постаралась сдержать слезы, так и не пролитые с той минуты, когда она сама прогнала Моргана прочь. Сейчас ей было хорошо и покойно, хотя она жала, что это лишь временная передышка. В жизни встречаются проблемы, решить которые бессилен даже ее отец.
   — Знаешь, — признался Дугал, нежно щекоча бородой щеку дочери, — ничего не могу с собой поделать. Что ни говори, но во всем только я виноват. Если бы можно было предвидеть, что все закончится именно так…
   Сабрина попыталась ответить, но не смогла.
   — Своих сыновей я люблю больше жизни, но ты, моя принцесса, мне ближе всех. Ради тебя я готов на все. Возможно, я избаловал тебя, но я никогда не мог допустить, чтобы не сбылись твои желания. — Он усмехнулся. — Тебя легко было баловать. Ты никогда не была жадной. Никогда не требовала лишнего и всегда говорила: «Спасибо» и «Пожалуйста, сэр», вознаграждала обожающего тебя отца поцелуями и улыбками. — Он крепче сжал в объятиях дочь. — Но когда в нашем доме появился Морган Макдоннелл, я понял, что не в силах дать тебе все, чего ты пожелаешь.
   Вдали показалась присланная из замка Камеронов карета. Она медленно приближалась, подпрыгивая на ухабах и время от времени скрываясь за крутыми поворотами.
   — Я заметил, как ты жадно на него смотрела, — прошептал Дугал, — и слышал, как ты плакала по ночам, когда он в очередной раз отталкивал тебя. Да простит мне Бог, но, когда Морган вернулся к нам уже мужчиной, я понял, что есть только один путь удовлетворить твое желание.
   Теперь уже Сабрина плакала навзрыд, теплые слезы ручьями сбегали по щекам к подбородку и капали на меховую муфту. В этот момент карета въехала во двор, и кучер лихо осадил лошадей.
   Дугал заговорил быстрее:
   — Не стану убеждать тебя, будто я руководствовался лишь альтруистическими мотивами. На мой взгляд, ваш брак одновременно открывал перспективу обеспечить мир и процветание горным районам Шотландии, потому что можно было положить конец безумной вражде между нашими кланами. Не скрою, немало прельщала и возможность понянчить внуков, которые скрасили бы мою старость… Возможно, это глупо, но с самого начала я почувствовал, что в этом пареньке что-то есть… Казалось, в его жилах течет кровь тех, прежних Макдоннеллов, которые в древности правили Шотландией. И я всерьез поверил, что сам Господь послал Моргана ко мне, поручил мне сделать его достойным своих великих предков. — Дугал поцеловал дочь в затылок. — Но я ничего не стал бы делать тебе во вред. Прости, если сможешь, своего отца за его чудовищную ошибку.
   Первым порывом Сабрины было все объяснить, открыться отцу, но она сдержалась. Если он все узнает, то, вполне возможно, принудит ее остаться. Сабрина молчала, но даже ее молчание Дугал расценил как слабую надежду на прощение и сразу же захотел большего.
   — Тебе совсем не обязательно уезжать, — Дугал искательно всмотрелся в лицо дочери. — Еще не поздно изменить свое решение.
   Сабрина припомнила, как сразу замкнулся Морган после ее жестоких слов, вспомнила желтые цветы, ныне засохшие и хранящиеся меж страниц ее Библии.
   — Прости, папа, но это не так. Уже слишком поздно. Ты себе не представляешь, как поздно. — Спрятав лицо на груди отца, она устало вздохнула: — Забери меня домой, папочка. Отвези меня домой.
   Во дворе не было ни души, когда Дугал вынес Сабрину на руках на свежий воздух. Рядом шла Энид с лицом в красных пятнах и плотно сжатыми губами. За ними следовали Брайан, Алекс и доктор Монтджой, в руках у них не было ничего, кроме церемониального палаша Камеронов в шерстяном чехле. Сабрина попросила, чтобы все ее личные вещи, за исключением Библии, остались в замке и были распределены среди Макдоннеллов, включая рождественские подарки — солонину, штуки клетчатого полотна и резные деревянные игрушки для детей, которые прихватил с собой Дугал, отправляясь навестить «дочь. Несмотря на слабые протесты отца, Сабрина оставила и особый подарок для Моргана, который должен был дарить ему тепло в долгие зимние ночи, пока хозяин замка не подыщет себе новую жену.
   С печалью во взоре Сабрина осмотрела пустынный двор, и ей стало больно. Конечно, сама виновата, что никто не вышел ее проводить, и все же Морган мог бы показаться хоть на минуту, чтобы попрощаться с женой. Она отвернулась и припала лицом к плечу отца. Тот осторожно надвинул ей капюшон.
   Лакей Камеронов распахнул дверцы кареты. С помощью Брайана и Алекса Дугал уложил дочь на подушки сиденья и сел рядом. Напротив устроились Энид и доктор Монтджой. Окружавшая ее ныне роскошь угнетала Сабрину. Карета, с ее мягкими сиденьями, покрытыми бархатом, и занавесками на решетчатых окошках, была более удобной и богатой, чем любое помещение в замке Макдоннеллов. Этот экипаж и его убранство наверняка обошлись в круглую сумму золотом, столько денег Макдоннеллам наверняка не удается увидать за всю жизнь.
   Сабрина смотрела прямо перед собой, зажав в кулачке носовой платок, спрятанный в муфте. Отец потянулся было задвинуть занавески, но Сабрина не хотела остаться в темноте и жестом попросила оставить все как есть. Он удивленно взглянул на дочь, но ничего не сказал.
   Карета тронулась с места. Брайан и Алекс скакали верхом по обе стороны экипажа, и через пару минут они выехали за ворота.
   — Вот это да, черт бы меня побрал! — неожиданно выдохнул Дугал.
   Сабрина удивленно вскинула голову, зная, что отец очень редко позволяет себе выругаться. Лошади замедлили шаг и остановились. Сабрина выглянула в окно и поняла наконец, почему во дворе никого не было.
   Макдоннеллы решили попрощаться с молодой хозяйкой в присущей им манере: они выстроились в два ряда по обеим сторонам дороги. Принаряженные, каждый с подарком, некогда доставшимся от Сабрины, они молча смотрели, как карета медленно проезжает мимо.
   Сабрина видела знакомые лица сквозь пелену слез. Вот Альвина старается изобразить улыбку, одновременно вытирая щеку концом косы. Рядом Фергюс, смотрит прямо перед собой, придав физиономии свирепое выражение. Неподалеку древняя старуха кухарка по-прежнему с подаренной Сабриной ленточкой в жидких волосах. И дети, старательно причесанные, с отмытыми до блеска мордашками.
   Самое печальное зрелище представлял собой Рэналд. С рукой на грязной перевязи, он стоял в стороне от своих сородичей. Робкий взгляд его искал в окне кареты Энид. Но та, так и не простив его, отвернулась в другую сторону.
   Но вот дорога снова стала пустынной, и карета покатилась быстрее, унося Сабрину от замка Макдоннеллов навсегда.
   Сабрина высвободила руки из муфты. Она не могла оставить без внимания людей, чье уважение и симпатии ей пришлось завоевывать с таким трудом. Проявив неожиданную силу, Сабрина подняла стекло окошка, высунулась наружу и помахала на прощание платком. В ответ позади кареты раздались приветственные крики.
   И тогда, оглянувшись назад, она увидела Моргана. Он стоял на крепостной стене на фоне свинцового неба, как статуя короля Макдоннелла древних времен, абсолютно неподвижный, и только длинные белокурые волосы развевались на ветру. Сабрина не отрывала от него глаз до тех пор, пока дорога не сделала крутой поворот и муж не пропал из виду.
   Сабрина бессильно упала на подушки сиденья, не чувствуя, как Энид крепко сжимает ее руку и отец нежно поглаживает по голове. Она слышала только жалобный стон волынки, взвившийся над горными вершинами и надрывавший сердце плачем расставания.
   Моргану казалось, что он так и простоит у каменных зубцов на крепостной стене до конца своих дней. Холодный пронизывающий ветер его нисколько не беспокоил. Каждый раз, когда пробирало морозом до костей, великан доставал из украшенного причудливой резьбой ящика очередную бутылку бренди, подносил к губам и делал новый жадный глоток. Предусмотрительным человеком оказался его тесть. Правда, бренди наверняка предназначался для того, чтобы пропитать им рождественский пудинг, но Морган предпочел пропитать огненной жидкостью самого себя. Тем более что он вполне сошел бы сейчас за расквашенный пудинг, настолько истерзала его бессердечная дочь Дугала.
   — За здоровье Сабрины Камерон, самой прекрасной суки в мире! — приветственно подняв бутылку, громко провозгласил Морган.
   Янтарная жидкость обожгла горло, огнем прошлась по жилам, и по всему телу до пяток разлилось блаженное тепло. Морган с уважением посмотрел на бутылку, подумав, что его отец не зря почитал этот напиток. Гораздо приятнее утонуть в бренди, чем предаваться самобичеванию. Порадовавшись новому, философскому направлению своих мыслей, великан осушил бутылку и распечатал новую.
   Пока Сабрина была рядом, Морган был так счастлив, что позволил себе позабыть о главной закономерности жизни. Ничто не длится вечно. Этот урок он выучил отлично и еще в раннем возрасте, поскольку постоянно был свидетелем того, как быстро гибнут люди от чужой руки и от его собственной. Жизнь, как и надежду, можно погасить в одно мгновение. Эта мысль тоже пришлась по душе, Морган самодовольно улыбнулся и растопырил пятерню перед глазами, слегка удивившись, что видит десять пальцев.
   «Да, теперь уже можно признать, что жестоко ошибался. Никогда ничего нельзя забывать и плыть по воле волн. А я, дурак, размяк, раскис, глядя в прекрасные очи Сабрины, и не понял, что она может меня предать в любую секунду. Размечтался, видите ли, о будущем. Решил, что у нас есть будущее и что мы проведем вместе немало рождественских вечеров, в камине будет пылать яркий огонь, нам будет весело и уютно, и будет у нас множество синеглазых дочерей, а мы будем жить-поживать до старости, и постепенно в темных волосах жены появится седина, но мы по-прежнему будем любить друг друга».
   Так думал Морган, перебирая в уме события недавнего прошлого. Пустая бутылка выпала из руки и полетела вниз. «Вот и останусь здесь навсегда. Какой смысл спускаться вниз?»
   Но когда сгустились сумерки и над головой замерцали далекие звезды, Морган сдвинулся с места и пошел вниз по лестнице, стремясь поскорее обрести покой в тайном уголке, где в последнее время проводил долгие томительные часы от заката до рассвета. Узкий проход утопал в кромешной тьме, великан не заметил, что одна ступенька рассыпалась в прах, оступился, налетел на стену и больно ударился.
   «Видать, у Господа извращенное чувство юмора, — пронеслось в голове. — Если бы Он серьезно относился к жизни, лежать бы мне со сломанной шеей у подножия лестницы и не было бы больше никаких забот и тревог».
   Морган затряс головой в надежде привести мысли в порядок, немного постоял, чуть покачиваясь, и стремглав бросился по темному коридору, не забывая привычно переступать через кучи мусора, которых уже не было, но позабыл вовремя пригнуться и ушибся лбом о низко нависшую балку. Боли он не почувствовал и всю дорогу мурлыкал нехитрую песенку о жестокосердной девушке и ее незадачливом любовнике, которой обучила его Сабрина.
   Прежде чем он сообразил, куда завели его пьяные ноги, рука опустилась на ручку двери спальни жены. В горле тотчас замер лихой припев немудреной песенки. Дрожащей рукой Морган открыл дверь и застыл на пороге истуканом.
   Перед зеркалом на стоявшем торчком сундуке, который служил Сабрине туалетным столиком, расположилась какая-то женщина, в свете свечей блестела волна длинных распущенных волос. На мгновение в душе вспыхнула искра надежды, возродились мечты, великан часто заморгал, затряс тяжелой головой в надежде прочистить мозги, но перед глазами все плыло. Может, Сабрина передумала и осталась в замке? Может, она с самого начала хотела только подшутить над ним, отомстить за то, как Морган издевался над ней в детстве?
   Женщина развернулась на стуле, и ее неловкость сразу развеяла все надежды. Перед Морганом предстала не любимая жена, а ее жуткая противоположность, чудовище, нагло напялившее платье Сабрины.
   Великан утратил всякий контроль над собой и, прежде чем сообразил, что делает, повалил уродину на пол и начал душить. Однако Ив не пожелала умереть достойно. Она извивалась под ним, сверкая глазами, с губ рвались потоком полузадушенные проклятия. Но через пару минут даже под толстым слоем пудры стало видно, как ее лицо покраснело, а потом почернело.
   Только тогда Морган пришел в себя, отпустил свою жертву, вскочил на ноги и сжал виски трясущимися руками, словно пытался усмирить бурю, разбушевавшуюся под черепной коробкой.
   — За последние недели вот уж третий раз едва не задушил человека, — с коротким смешком заметил он. — Пора мне сдерживать свой нрав.
   Ив медленно поднялась на ноги, сторожко поглядывая на Моргана и растирая пальцами шею.
   — Сдается, ты набрался? Я чую запах спиртного за милю, как и вонь шлюхи. Послушай, парень, виски — хуже яда. Сам видел, что выпивка сделала с твоим отцом.
   Морган угрожающе подступил к женщине.
   — Нет, Ив. Я видел другое: что ты сделала с моим отцом. А я-то считал твоим самым страшным преступлением то, что ты научила Рэналда играть на волынке!
   Но Ив и не думала признавать свою вину. Она угрюмо скрестила руки на груди поверх пышного лифа платья Сабрины.
   — Это был несчастный случай.
   Морган придвинулся еще ближе.
   — Ну да, такой же, как засада на дороге, по которой ехали к нам в гости Камероны? А гибель моего верного Пуки и падение Сабрины в пропасть тоже несчастный случай?
   С последними словами Морган навис над Ив, словно готовая обрушиться скала. И тут глаза суровой горянки вдруг затуманились, их заволокло нежностью, Ив потянулась, чтобы убрать прядь волос, упавшую на лоб Моргана. Он поймал ее руку, не позволив до себя дотронуться.
   — Ну как же ты не можешь понять, парень, что все это я сделала ради тебя? — взмолилась Ив. — Все это ради твоего блага и ради будущего нашего клана. Если бы ты только знал, чем я пожертвовала ради клана! Теперь, когда мы избавились наконец от камероновской сучки, все могу тебе сказать. Всю жизнь я ждала…
   — Лжешь! — прорычал Морган, отшвырнув Ив к двери. — Вечно крутишь и лжешь! Не желаю больше тебя слушать! — Внезапно он полностью успокоился. Рука, которой он указал на дверь, не дрожала. — Вон! Я изгоняю тебя из клана!
   — Нет! Только не это! — в ужасе завопила Ив, зажав уши ладонями.
   Морган выпрямился во весь свой громадный рост. Он стряхнул с себя защитную завесу опьянения и дал волю накопившемуся за долгие годы озлоблению на несправедливость жизни, в которой его, хоть и невольно, оставила сиротой мать, предала Ив и покинула Сабрина. Предводитель Макдоннеллов заговорил по-гэльски, слова древнего языка вождей и королей лились с его губ, словно песнопение.
   — Отныне ты — изгой. С этого момента ты изгнана из клана. И если ты снова ступишь на землю Макдоннеллов, я прикажу забить тебя камнями. — Он оторвал ладони Ив от ушей и перешел на английский: — Ты все поняла, женщина? Я не желаю, чтобы ты когда-нибудь еще попадалась мне на глаза.
   Ив жалобно вскрикнула и, шатаясь, побрела к двери, из коридора еще долго доносились удаляющиеся звуки ее неутешных рыданий.
   Морган стоял посреди комнаты, тяжело дыша, сжав кулаки. Ив зажгла все свечи, которые нашла в спальне. Он медленно огляделся. Повсюду чувствовалась рука Сабрины и ее немое присутствие. Сверкали хрустальные пробки флаконов с духами, свет свечей отражался в полированной поверхности шахматной доски, ласкал кожаные корешки книг. Впервые Морган осознал, что все блага цивилизации — ничто и вдохнуть в них жизнь способна только хозяйка с чуткими и ласковыми руками.
   Без нее все это лишь красивые игрушки. Безделушки. Мыльные пузыри. Иллюзия. Книги с пустыми страницами. Навеки проигранные игры. Музыкальные инструменты без мелодий.
   Взревев, как раненый зверь, Морган схватил лютню и разбил ее о край стола. Потом принялся рвать книги, раздирая переплеты и рассыпая страницы. Взмахом руки смел с импровизированного туалетного столика флаконы и склянки, а после грохнул об стену стоявший торчком сундук. Переломил о колено шахматную доску и швырнул фигурки в камин. И наконец сорвал с кровати и изорвал в клочья белоснежные простыни.
   Страшная усталость охватила его. Споткнувшись о разбитый стул, он тяжело рухнул на пол и так и остался лежать, окруженный обломками своей погибшей мечты.
   И тут его щеку осторожно лизнул горячий язык. Морган приоткрыл один глаз, и мопс ткнулся носом в руку поверженного великана.