Мисс Смайлз надула губки, что, впрочем, не помешало ей ловко засунуть деньги за вырез платья. Затем она принялась натягивать перчатки и заметила, с сожалением посматривая на Хайдена, и с сочувствием – на Лотти:
   – Жаль, что я не могу остаться, дорогая. Боюсь, тебе одной будет нелегко справиться с этим наездником.
   С этими словами она выскользнула из гостиной, не оставив Лотти времени на достойный ответ. Грохнула входная дверь, и дом опять погрузился в тишину.
   Хайден Сент-Клер скрестил на груди руки, еще раз внимательно осмотрел Лотти с ног до головы и спросил:
   – Вы писательница, я не ошибся?
   – Но как вы догадались? – удивилась поначалу Лотти, посмотрела на свои руки и поспешно спрятала их за спину. А ведь казалось, что ей удалось полностью свести с пальцев чернильные пятна, готовясь к своему первому выходу в свет!
   – Значит, вы пишете, – продолжил Хайден и нахмурил брови. – А для кого вы пишете, позвольте вас спросить? Для «Наблюдателя»? «Сплетника»? Или, быть может, для самой «Таймс»? Удивительно, зачем они поручили это женщине? Особенно такой, как вы, – Хайден вновь окинул Лотти с головы до ног своим обжигающим взглядом. – Впрочем, есть сорт мужчин, которые…
   Хайден оставил фразу недосказанной, словно сам не был уверен в том, к какому сорту мужчин принадлежит.
   – Уверяю вас, сэр, я не шпионка, – заверила Лотти.
   – Тогда объясните, зачем вы подглядывали в окно.
   Она открыла рот, но потом закрыла его, так и не сказав ни слова. Хайден вопросительно приподнял бровь.
   И тут Лотти словно прорвало.
   – Ну, хорошо, хорошо, – горячо заговорила она. – Да, если хотите, я подглядывала, но не ради заметки в какой-нибудь бульварной газете. Это только мое собственное любопытство.
   – И я сумел его удовлетворить? – поинтересовался Хайден, и в его тоне прозвучал скрытый вызов. Ведь всего лишь несколько минут тому назад он держал Лотти в своих объятиях, целовал ее, обжигал ее обнаженную грудь вот этими самыми пальцами…
   Щеки Лотти запылали. Она стала расхаживать вперед и назад перед окном, возле которого стояла.
   – Я не понимаю, почему у вас так сильно испортилось настроение, – сказала она. – Сюда я пришла по своей воле…
   Он приподнял вторую бровь.
   – Я бы вообще не пошла, но когда Гарриет сказала, что в соседнем доме поселился не кто-нибудь, а сам Кро…
   Она резко оборвала фразу и испуганно посмотрела на Хайдена.
   – Сам Кровавый Маркиз? – спокойно закончил он.
   Лотти решила, что безопаснее всего будет ни соглашаться, ни отрицать.
   – Я забралась на дерево в своем лучшем платье, разорвала его, но решила не отступать, – Лотти сделала паузу и спросила: – Вы успеваете за моими мыслями?
   – Стараюсь, – вежливо ответил Хайден, – но вы продолжайте, продолжайте, прошу вас.
   Она на секунду остановилась и снова принялась холить перед окном, придерживая наброшенную на плечи накидку.
   – Успешно избежав столкновения с ужасной мисс Тервиллиджер, я оказалась на вашем дворе и вскоре увидела свет в одном из окон. Ну, и подумала… подумала как бы не случилось пожара. Решила, что должна спасти вас. И что же получила в ответ? Вы втащили, меня в дом, назвали меня глупой – какова благодарность, а? – а затем вы… вы… – Она повернулась, чтобы взглянуть прямо в глаза Хайдену, и негодующе закончила: – Вы поцеловали меня!
   – Ужасный поступок, – согласился Хайден. – Быть может, самое чудовищное из всех моих преступлений. Даже убийца не должен переходить известные границы.
   Лотти взмахнула руками, не заметив, что при этом ее накидка соскользнула на пол.
   – Как вы не понимаете? Меня еще нельзя целовать. Еще немного, и я могу выйти из себя!
   – Мне кажется, вы уже вышли.
   Заметив странный огонек, промелькнувший в глазах Хайдена, Лотти опустила, глаза и обнаружила, что края прорехи на лифе ее платья разошлись и наружу из шелкового плена вырвалась грудь, похожая на гладкую розовую раковину.
   Лотти похолодела от ужаса, поспешно прикрылась, прихватив разошедшиеся края одной рукой, и твердо заявила, указывая свободной рукой прямо на окно, за которым виднелся дом тетушки Дианы:
   – Я ухожу. Прямо сейчас. Немедленно. Мне нужно туда.
   Дом тетушки сиял огнями, из-за стены доносились громкие голоса, цокот копыт, веселый смех и музыка музыка, музыка… Струнный квартет играл с такой страстью, что звучал громче любого большого оркестра. Казалось, что все там шло своим чередом, и Лотти оставалось лишь молиться о том, чтобы ее отсутствие до сих пор не было обнаружено.
   Выражение лица Хайдена быстро менялось и вместо раздраженного сделалось застывшим.
   – Вы… Вы действительно не из газеты, – выдохнул он, вглядываясь в лицо Лотти, а затем схватился руками за голову. – Вы – девочка с соседского двора. Я видел вас сегодня утром. Боже, что же я натворил!
   – Ровным счетом ничего, – поспешила заверить Лотти, встревоженная поведением Хайдена. – И я вовсе не маленькая девочка. Если хотите знать, через два месяца мне исполнится двадцать один. Между прочим, Мэри Шелли было всего шестнадцать, когда она полюбила Перси Биши Шелли и уехала с ним во Францию.
   – И это вынудило его расторгнуть свой брак с первой миссис Шелли, – заметил Хайден, вышагивая вдоль стола, который отгораживал его от Лотти. – Хорошо, я допускаю, что вы давно выросли из пеленок, но двадцать один год – не слишком ли поздно для дебюта в свете?
   – Это легко объяснить, – недовольно поморщилась Лотти. – В тот год, когда мне исполнилось восемнадцать, мы жили в Греции, а в прошлом году… – Она замешкалась, понимая, что следующее признание не поможет ей выглядеть взрослой женщиной, а как раз наоборот, но все же закончила: – В прошлом году у меня была скарлатина, и я едва не умерла.
   – Это было бы ужасно. Мы бы тогда никогда не встретились.
   Лотти подумала о том, что недооценила Маркиза. Оказывается, он умел шутить, и притом довольно зло.
   Не обращая внимания на негодующий взгляд Лотти, Хайден оперся обеими ладонями о крышку стола и сказал:
   – Вы представляете, в каком положении мы с вами оба оказались, мисс… мисс?
   – Фарли, – ответила Лотти и вежливо поклонилась – так, как ее учила мисс Тервиллиджер, но не забывая при этом придерживать разорванное на груди платье. – Мисс Карлотта Энн Фарли. Но родные и друзья обычно называют меня просто Лотти.
   Хайден негромко фыркнул, и Лотти догадалась о том, что он подумал по этому поводу.
   – Ну, если им кажется, что так лучше, то почему бы и нет? Итак, мисс Фарли, скажите мне: вы заинтересованы в том, чтобы сохранить свое доброе имя? Свою репутацию? Люди, как правило, не думают о своей репутации до тех пор, пока не потеряют ее. Поверьте мне. Уж я-то это знаю.
   – Но я ничего пока не потеряла, – возразила Лотти.
   – Да, – согласился Хайден, огибая стол. Заметив это, Лотти принялась пятиться к открытому окну. – Но как вы думаете, что я сделаю с вами дальше, мисс Фарли?
   – Поскольку разрубить меня и спрятать останки в мусоре слишком хлопотно, – начала Лотти с вымученной улыбкой на губах, – то я полагаю, что вы постараетесь тайно переправить меня назад, в дом моей тетушки, до того, как Стерлинг обнаружит, что я пропала.
   – Стерлинг? – удивленно переспросил Хайден приближаясь к Лотти. – Неужели сам Стерлинг Харлоу? Девонбрукский Дьявол?
   – Ну, на самом деле он вовсе не такой страшный, – успокоила его Лотти. – Мои родители погибли при пожаре, когда мне было всего три года. Мать Стерлинга, леди Элинор, взяла нас к себе, но и она умерла когда мне было десять. Стерлинг стал для меня сразу отцом и братом и остался им даже после того, как женился на моей сестре Лауре.
   – Значит, вы не будете возражать, если я вытащу вас отсюда за ухо и как следует нашлепаю, чего вы, безусловно, заслуживаете? – живо поинтересовался Маркиз.
   Лотти сглотнула и перестала улыбаться.
   – Быть может, оказаться в мусорном ящике – это не самая худшая участь, – заметила она встревоженно.
   На нее упала тень Маркиза. Лотти уже готова была поверить в то, что он в самом деле возьмет ее сейчас за ухо и вытащит на улицу через окно, но Маркиз просто поднял с пола упавшую накидку и набросил ее на обнаженные плечи Лотти. Даже сквозь плотную ткань Лотти почувствовала, какие горячие у него ладони.
   – Есть еще один момент, который мне хотелось бы прояснить, мисс Фарли. Почему вы позволили мне?.. – Маркиз опустил взгляд на ее губы, и его зеленые глаза почти полностью скрылись под пушистыми ресницами. – Тоже для того, чтобы удовлетворить свое любопытство?
   – Нет, – тихо ответила Лотти и облизнула губы. – Я сделала это для того, чтобы удовлетворить ваше любопытство.
   Он, похоже, собирался вновь поцеловать ее, это читалось в его глазах. На этот раз он нежно обхватил Лотти своими ладонями и поцеловал так, словно это был их первый и одновременно последний в жизни поцелуй. Когда язык Хайдена проник во влажную, горячую глубину рта Лотти, случилось нечто непредвиденное. Поначалу Лотти показалось, что у нее в душе зазвучала музыка, но в следующий момент она догадалась что та звучит не внутри ее, а доносится из дома тетушки Дианы.
   – О, нет! – воскликнула Лотти и вцепилась в рукав сюртука Хайдена. – Только не это! Музыканты играют первый вальс! А значит, в эту минуту я должна спускаться по лестнице, поражая всех своей красотой! И меня должен вести под руку Стерлинг.
   Хайден оглянулся через плечо и загадочно сказал:
   – Боюсь, что Стерлингу сейчас не до этого.
   Лотти медленно повернулась к окну и почувствовала, как похолодело у нее под сердцем. Даже со своего места она могла рассмотреть, что гостиная на втором этаже дома тетушки Дианы больше не пуста. Напротив, она, можно сказать, переполнена людьми.
   Лотти не могла оторвать глаз и загипнотизировано смотрела на бледную женщину, одетую в черное платье и сидящую прямо напротив окна с театральным биноклем. А затем мисс Агата Тервиллиджер – это была, разумеется, она – передала бинокль высокому мужчине с волосами песочного цвета.
   Теперь выпрыгивать в окно или задергивать шторы было уже поздно, и пока Стерлинг подносил к своим глазам переданный ему бинокль, Лотти застыла в объятиях Маркиза.

3

   – Девочка погибла. Окончательно погибла, – Агата Тервиллиджер опустила свой лорнет и печально обвела взглядом всех, кто собрался сейчас в гостиной дома Девонбруков. – Чего я и опасалась. Всегда знала что это плохо кончится.
   Услышав столь суровый приговор, лежавшая на полосатом диване Гарриет зарыдала в голос. Одна ее нога покоилась на подложенной подушке и была в щиколотке раза в два толще, чем вторая.
   – Вы не должны осуждать Лотти, это я, я во всем виновата! – воскликнула Гарриет, не переставая всхлипывать. – Если бы я не отправилась ее искать и не попала бы в эту яму на заднем дворе, то никто и не заметил бы, что Лотти пропала.
   – И если бы я не услышала твои стоны и причитания, ты до сих пор лежала бы там на траве, словно подстреленная утка, – отрезала мисс Тервиллиджер.
   Рыдания Гарриет сразу стали тише, но до конца так и не прекратились.
   Джордж, брат Лотти, вытащил из кармана белоснежный носовой платок с монограммой и протянул его Гарриет. Названный в честь святого Георгия, он всегда был готов освободить прекрасную даму из лап любого дракона.
   – Напрасно вы осуждаете себя, мисс Димвинкл, – сказал он. – Мисс Тервиллиджер первой подняла тревогу, не обнаружив Лотти в ее комнате. И если бы она не была столь настойчива в своих поисках, никто из гостей тетушки Дианы и не догадался бы о том, что Лотти исчезла.
   Джордж облокотился о каминную полку и с грацией, которой научился в Париже, поправил упавшую на лоб прядь светлых волос.
   – Быть может, ситуация не настолько безнадежна, как нам кажется, – продолжил он. – В конце концов, это не первая переделка, в которой побывала Лотти.
   – Но лучше, если бы она стала последней, – заметила мисс Тервиллиджер, опираясь тонкими, похожими на птичьи лапки, руками на трость и поднимая на Джорджа свои водянистые глазки. – Скажи мне, сынок, у вас в семье были наглецы и бесстыдники?
   Джордж обиженно поджал губы, отчего сразу стал выглядеть двенадцатилетним мальчишкой, а не солидным двадцатидвухлетним мужчиной, и счел за лучшее промолчать, опасаясь, что любой его ответ может быть истолкован мисс Тервиллиджер в свою пользу.
   Лотти наблюдала за происходящим из кресла-качалки, стоящего в дальнем углу гостиной. Она сидела, подобрав под себя босые ноги, в накинутой на плечи шали, а на коленях у нее свернулся клубочком серый котенок. В руке у нее дымилась чашка горячего шоколада, которую пару минут тому назад принесла ей Куки, старая служанка, ухаживавшая за Лотти почти с самого рождения. Очевидно, Куки считала, что побывать в лапах у разбойника и подхватить простуду – это почти одно и то же.
   В гостиной не было Стерлинга. В последний раз Лотти видела его, когда тот затолкал ее в карету, чтобы увезти из дома тетушки Дианы. После этого он развернулся и пошел к дому Сент-Клера. Громкие проклятия Стерлинга еще долго доносились до Лотти.
   Она отпила из чашки и со страхом подумала о том, что могло произойти между Стерлингом и Сент-Клером.
   Позолоченные часы на камине отсчитали почти десять минут в полной тишине, нарушаемой лишь всхлипываниями Гарриет. Мисс Тервиллиджер сидела, запрокинув назад свою седую голову, прикрытую кружевным чепцом, слегка съехавшим на одно ухо.
   Все они буквально подскочили на месте, когда громко хлопнула входная дверь и раздались уверенные, четкие шаги Стерлинга. Котенок проворно соскочил с коленей Лотти и поспешил спрятаться под диван. Лотти оставалось лишь сожалеть о том, что сама она не может проделать то же самое.
   Увидев входящих в сводчатую дверь гостиной Стерлинга и Лауру, Лотти выпрямилась и напрягла спину.
   За те десять лет, что Стерлинг был мужем Лауры, его светлые волосы слегка тронула седина, но они по-прежнему оставались пышными и блестящими. А гибкую, подвижную Лауру с пышной шапкой кудрявых коричневых волос на голове легче было принять за юную дебютантку, чем за мать двоих детей. Что же касается талии, то она у Лауры была тоньше, чем у самой Лотти.
   – А, вот и вы! – воскликнула Лотти, стараясь, чтобы ее голос прозвучал легко и беззаботно. – А где же Николас и Элли? Они не приехали с вами?
   Она втайне надеялась на то, что присутствие ее племянника и племянницы поможет слегка разрядить грозовую обстановку в доме.
   Лаура скинула подбитую норкой пелерину на руки ожидавшего слуги, стараясь при этом не смотреть на Лотти.
   – Дети остались на ночь у тетушки Дианы и дяди Теина, – сказала она. – Мы решили, что так будет лучше.
   Лотти откинулась на спинку кресла. Рыдания Гарриет сводили ее с ума. Ну сколько же можно плакать?
   Пока Лаура усаживалась на край обитого кремовой тканью дивана, по-прежнему отводя взгляд от Лотти, Стерлинг прошел к буфету, налил себе полный бокал бренди и осушил его одним глотком. При взгляде со спины было заметно, как напряжены его широкие сильные плечи, обтянутые тонким черным сюртуком. В предчувствии дальнейшего у Лотти похолодело под сердцем. Зная, что его жена не одобряет крепкие напитки, Стерлинг крайне редко позволял себе выпить бренди прямо на глазах у жены.
   В гостиную вновь заглянула Куки с подносом в руках. Она склонилась над Лотти и сказала, широко улыбнувшись:
   – Вот, моя маленькая, попробуй это миндальное печенье. Его только что испекли.
   Стерлинг резко обернулся, продолжая сжимать пустой бокал в побелевших от напряжения пальцах.
   – Прекратите наконец возиться с ней как с маленькой! – гневно воскликнул он. – Во всем, что случилось, прежде всего виновата она сама!
   Лотти замерла, так и не донеся руку до подноса. Даже Гарриет перестала всхлипывать. Эхо слов Стерлинга растаяло в абсолютной тишине. Впервые за десять лет, что Куки провела в доме Стерлинга, он позволил себе прикрикнуть на нее.
   Старая служанка медленно выпрямилась, стараясь высоко держать свой задрожавший подбородок.
   – Как пожелаете, ваша светлость, – прошептала она и присела в поклоне, скрипнув при этом коленями, повернулась и покинула гостиную.
   Стерлинг проводил Куки взглядом, и плечи его медленно опустились. Снова наступила тишина, и на этот раз ее прервала Лаура.
   – Ты должен успокоиться, мой дорогой, – сказала она, обращаясь к мужу. – За всю дорогу ты не обмолвился со мной ни единым словом. Но нельзя же скрывать до бесконечности то, что произошло между тобой и маркизом.
   Стерлинг поставил на стол пустой бокал и только после этого обвел взглядом всех, кто сидел в гостиной. В эту минуту он выглядел на все свои тридцать восемь лет, а может быть, и старше.
   – Лорд Оукли заявил, что не намерен жениться вторично, – сказал он. – А еще он клянется, что ничем не скомпрометировал Лотти и не собирается делать ей предложение.
   Гарриет судорожно вздохнула и побледнела так, что Джордж немедленно предложил ей бутылочку с нюхательной солью, протянутую ему мисс Тервиллиджер.
   Лотти тоже коротко вздохнула, но скорее с облегчением.
   – И хорошо. Просто прекрасно! – воскликнула она, устав от того, что окружающие говорили о ней так, словно ее не было в этой гостиной. – Потому что он мне совершенно не нужен. Он был и остается для меня просто незнакомым мужчиной. При этом мужчиной с дурным характером.
   Теперь головы всех присутствующих повернулись к ней.
   – И не нужно на меня так смотреть, – продолжила она.
   – Я уже сказала, что порвала свое платье, когда спускалась по дереву. Возможно, этот человек грубиян, но он не лжец. Он ни в чем не виноват. Он ничем не скомпрометировал меня.
   – Но ты же не станешь отрицать, что он целовал тебя? – спросила Лаура, пристально всматриваясь в лицо младшей сестры.
   К своему ужасу, Лотти почувствовала, что щеки у нее запылали. Ей живо вспомнилось, как Хайден Сент-Клер гладил ее волосы, целовал в губы и нежно ласкал ее обнаженную грудь. А еще ей вспомнилось, сколько одиночества читалось в его глазах и как низко и мягко звучал его голос.
   Для того чтобы выдержать взгляд Лауры, требовалось мужество, но Лотти сумела его набраться и ответила:
   – Что плохого в невинном поцелуе? В свое время Джордж воровал такие поцелуи постоянно, и не по одному разу в день. Однако никто не вынуждал его делать кому-то предложение.
   Ее брат отвел глаза и принялся с необычайным интересом изучать витую каминную решетку.
   Стерлинг с мрачным видом покачал головой:
   – Боюсь, что маркиз своровал у тебя не только пару невинных поцелуев. Он лишил тебя надежды на пристойный брак.
   От этих слов побледнела даже Лаура.
   – Может быть, мы слишком строги к ней. Стерлинг, – сказала она. – Если это в самом деле был всего лишь невинный поцелуй, ничто не помешает ей получить предложение руки и сердца от кого-нибудь другого.
   – Другие предложения? – горько сказал Стерлинг. – Что же, возможно, она их получит. Но это будут не те предложения, на которые мы могли рассчитывать. Завтра о твоей сестре напишут во всех лондонских газетах.
   Лотти обменялась взглядом с Гарриет. Ну вот, пришла и ее пора поменяться местами с теми, о ком они с подругой читали в колонках скандальной хроники. С теми, над кем они так жестоко насмехались.
   – Не понимаю, зачем мне вообще нужно выходить замуж, – сказала Лотти. – Можно прожить свой век и незамужней женщиной.
   – Наконец-то она сказала что-то разумное, – заметила мисс Тервиллиджер, стукнув по полу концом своей трости. – Посмотрите хотя бы на меня. Я живое доказательство того, что можно прожить долгую и спокойную жизнь, не будучи связанной с мужчиной.
   Затем почтенная мисс Тервиллиджер вытащила из ридикюля желтый носовой платок и громко высморкалась в него. Лотти едва удержалась от гримасы отвращения.
   – Мы хорошо понимаем вас, мисс Тервиллиджер, – мягко произнесла Лаура, – однако ни в одну приличную семью не возьмут гувернантку или учительницу с подмоченной репутацией. Особенно такую хорошенькую, как наша Лотти.
   – Я не собираюсь становиться ни женой, ни гувернанткой, – запротестовала Лотти. – Я буду писательницей, я давно только об этом и мечтаю! Все, что мне нужно, это бумага и чернила, да еще маленький домик у моря, где можно писать в тишине.
   – Мне трудно назвать литературой твои опусы, – недовольно заметила мисс Тервиллиджер. – Все эти истории с рыдающими привидениями и злобными героями которые расхаживают по ночам по замкам, держа под мышкой свои отрубленные головы… Нет, эти бредни не литература.
   Прежде чем Лотти успела ответить, на ее защиту выступила Гарриет.
   – А мне нравятся истории, которые пишет Лотти – заявила она высоким срывающимся голоском. – Даже если после них меня мучают кошмары и мне приходится спать, укрывшись с головой одеялом.
   – Мы обсуждаем сейчас не таланты Карлотты, – резко сказал Стерлинг. – Мы обсуждаем ее будущее.
   Он опустился перед Лотти на колено, взял в руки ее ладони, и ей подумалось, что лучше бы он продолжал кричать на нее. Гнев Стерлинга ей было легче снести, чем его участие.
   – Ты все еще ничего не поняла, малышка? – заговорил Стерлинг. – Не поняла, что навсегда прошли времена, когда тебе можно было насыпать лягушек в карету леди Хьюитт или прятать под кроватью лису, чтобы ее не подстрелил лорд Дрэйвен? Не поняла, что теперь от твоего поведения зависит слишком многое? И что всего моего богатства, титулов, знакомств не хватит, чтобы замять скандал, в который ты всех нас втянула? Репутация – это не порванное платье, которое можно зашить. Если репутация погибла, ее уже не восстановить.
   Он протянул руку, чтобы поправить прядь, выбившуюся из ее прически, и сочувственно посмотрел в синие глаза Лотти своими янтарными глазами.
   – Все эти годы я старался избавить тебя от неприятностей, – добавил он, – но единственный человек, от которого я не могу тебя защитить, – это ты сама.
   Лотти прижала ладонь к щеке Стерлинга, чувствуя себя совершенно убитой и беззащитной. А еще ей было крайне неловко видеть могущественного Стерлинга стоящего перед ней на коленях. Глаза Лотти наполнились слезами.
   – Прости меня, – прошептала она. – Я так хотела, чтобы сегодня вечером ты мог гордиться мной. Я очень этого хотела, честное слово.
   Сердце Лотти болезненно сжалось, когда Стерлинг попытался улыбнуться в ответ на эти слова.
   – Я знаю, милая, – сказал он. – А теперь ложись спать, пока мы с твоей сестрой решим, что нам делать дальше.
   «…пока мы с твоей сестрой решим, что нам делать дальше».
   Эти последние слова Стерлинга не шли у Лотти из головы и не давали ей уснуть. Она не могла отделаться от мысли, что Стерлинг может совершить что-то ужасное. После того как все в доме стихло и Джордж проводил мисс Тервиллиджер до ее коляски, а двое слуг отнесли Гарриет в приготовленную для нее спальню, Лотти выскользнула за дверь своей комнаты и пошла по коридору, скупо освещенному притушенными на ночь лампами, стараясь ступать как можно тише.
   Дверь нижней гостиной была приоткрыта, и Лотти подкралась ближе, чтобы лучше слышать, что происходит.
   Стерлинг сидел за секретером и быстро писал что-то на листе почтовой бумаги.
   Лаура стояла позади с грустным лицом.
   – Мы выкрутимся, правда? – негромко спросила она мужа. – Кроме того, лорд Оукли совсем не тот человек, которого мы хотели бы видеть мужем Лотти. Да что мы знаем о нем, если не считать написанного в бульварных газетках?
   – Некоторые свято верят в то, о чем написано в газетах, – коротко ответил Стерлинг.
   «Интересно, помнит ли сам Стерлинг, что писали газеты о его браке? – подумала Лотти. – Помнит ли о том сколько шума было поднято из-за того, что сам Девонбрукский Дьявол вдруг решил отдать руку и сердце сироте какого-то университетского преподавателя? И как они при этом раздували каждую, самую мелкую, деталь?»
   – Может быть, даже к лучшему, что он отказался сделать предложение, – сказала Лаура. – И как можно принуждать Лотти выходить замуж за человека, который ее не хочет?
   «Здесь она не права, – подумала Лотти. – Хайден Сент-Клер очень хотел меня. Только не в жены».
   – За человека, который не любит и никогда не сможет полюбить ее? – продолжала настаивать Лаура.
   Стерлинг обмакнул перо в чернильницу и ответил, не переставая писать:
   – Многие долгие и успешные браки строились на еще более зыбком фундаменте.
   – Но не наш, – мягко напомнила ему жена. – И не брак Теина и Дианы. Или даже Куки с Доуэром. Мы с тобой всегда учили Лотти, что брак может быть основан только на любви. Ты понимаешь, насколько жестоко будет заставить ее провести остаток жизни без этого чувства? – Лаура погладила напряженные плечи Стерлинга. – Почему бы нам не уехать на время в Хартфордшир? Прямо завтра утром? Нам всегда было так хорошо там. Пройдет время, и новые скандалы смоют у всех воспоминания о том, что сегодня произошло между Лотти и маркизом.
   – Время ничего не изменит, – ответил Стерлинг погладив ладонь жены, лежащую у него на плече. – Боюсь, что память о том, что случилось, останется надолго. И Хайдену Сент-Клеру это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было. А к нашему порогу вскоре потянутся не слишком разборчивые джентльмены, будь то в Лондоне или Хартфордшире. Они будут бормотать что-то о нашем затруднительном положении. Они будут предлагать Лотти свое участие, протекцию. Но ни один из них не предложит ей своего уважаемого имени.