-- Да, просто.
-- Я не поверю простоте такой, и думаю, никто ей не поверит. И под
сомненьем тобою сказанное все не только о прентозавре, а другое все, что
говоришь ты, под сомнение поставят. Так что об этом я писать не буду.
-- Владимир, что же, ты считаешь, я ошибаться, врать могу?
-- Ну, врать, не врать, а то, что ты ошиблась с газом, -- это
точно.
-- Я не ошиблась.
-- Докажи.
-- Владимир, твой желудок и других людей -- такой же газ
сегодня производит.
-- Не может быть.
-- А ты проверь. Возьми и подожги, когда он из тебя выходит. --
Как из меня? Откуда? Где поджечь?
Анастасия засмеялась и сквозь смех сказала:
-- Ну что ты как дитя. Подумай сам, интимный это опыт.
Я думал об этом газе время от времени. И что он меня так заел? И, в
конце концов, я решил провести этот опыт.
И провел, когда вернулся от Анастасии. Горит! И все слова ее о первых
днях Адама или о наших первых днях все с большим интересом вспоминаю. Такое
ощущение возникает почему-то, что будто мы с собой в сегодня что-то взять из
них забыли. Или только я забыл. Пусть, впрочем, каждый сам все про себя
решает, когда узнает, как день первый продолжался Человека. Вот как
Анастасия про это говорила.
день первый
-- Адаму было интересно все. Травинка каждая, замысловатая букашка
и в поднебесье птицы и вода. Когда он речку увидал впервые, залюбовался,
как, на солнышке искрясь, бежит прозрачная вода, и жизни в ней многообразие
увидел. Рукой Адам притронулся к воде. Теченье руку сразу же объяло и
складочки все кожи на руке ласкало, к себе его влекло. Он в воду окунулся
весь, и тело сразу легче стало, его вода держала и, журча, все тело тут же
обласкала. Ладонями подбросив воду вверх, он восхитился, как солнышка лучи в
каждой играли капельке воды, потом те капельки теченье снова принимало. И с
ощущеньем радостным Адам пил воду из реки. И до заката солнца любовался и
размышлял, и вновь купался.
-- Постой, Анастасия, вот ты сказала, он попил, а ел хоть
что-нибудь Адам за целый день? Какою пищей он питался?
-- Вокруг многообразие плодов, по вкусу разных, было, и ягод, и для
пищи годных трав. Но чувства голода в дни первые не испытал Адам. От воздуха
он сытым оставался.
-- От воздуха? Но воздухом не будешь сыт. И даже поговорка есть
такая.
-- Тем воздухом, что дышит человек, сейчас действительно нельзя
питаться. Сегодня воздух омертвлен и зачастую вреден для плоти и души
бывает. О поговорке ты сказал, что воздухом не будешь сыт, но есть другая
поговорка: "Я воздухом одним питался", она и соответствует тому, что было
человеку предоставлено вначале. Адам в прекраснейшем саду родился и в
воздухе, что окружал его, не находилось ни одной пылинки вредоносной. В том
воздухе пыльца растворена была и капельки росы чистейшей.
-- Пыльца? Какая?
-- Цветочная пыльца и травяная, с деревьев и плодов эфиры
источавшая. Из тех, что рядом были и отдаленных мест другое ветерки носили.
Никак от дел великих человека тогда не отвлекали проблемы по добыче пищи.
Все окружающее через воздух его питало. Создатель сделал так все изначально,
что все живое на земле в любви порыве стремилось человеку послужить, и
воздух, и вода, и ветерок живительными были.
-- Ты тут права сейчас: бывает воздух вредным очень, но человек
кондиционер придумал. Он воздух от частичек вредных очищает. И воду
минеральную в бутылках продают. Так что сейчас проблемы воздуха, воды для
многих, кто не беден, решены.
-- Увы, Владимир, кондиционер проблемы не решает. Частички
вредоносные задерживает он, но воздух еще больше омертвляет. Вода, что в
закупоренных бутылочках хранится, от закупоренности умирает. Она лишь клетки
плоти старые питает. Для нового рожденья, чтоб плоти клеточки твоей все
время обновлялись, нужны живые воздух и вода.
прОБлемы совершенотво жизни утверждали
-- Все это было у Адама?
-- Да, было! Потому мысль быстро его мчалась. За относительно
короткий срок он смог предназначение определить всему. Сто восемнадцать лет,
как один день, промчались.
-- Сто восемнадцать лет -- до такой старости глубокой один
прожил Адам?
-- Один, в делах захватывающе интересных, Адам жил -- первый
человек. Его сто восемнадцать лет не старость принесли ему -- расцвет.
-- В сто восемнадцать лет стареет человек, даже долгожителем
считается, его болезни, немощи одолевают.
-- Это сейчас, Владимир, а тогда болезни человека не касались. Век
каждой плотской клеточки его длиннее был, но если клеточка и уставала, ей
отмереть было дано, то тут же новая, энергии полна, на смену старой клеточке
вставала. Плоть человеческая жить могла лет столько, сколько дух его хотел,
душа.
-- И что же получается тогда, что человек сегодняшний не хочет сам
подольше жить?
-- Деянием своим ежесекундно свой сокращает век, и смерть придумал
для себя сам человек.
-- Да как это придумал? Она же сама приходит. Против воли.
-- Когда ты куришь или пьешь спиртное, когда въезжаешь в город,
смрадом гари воздух насыщающий, когда употребляешь умертвленную еду и злобой
поедаешь сам себя, скажи, Владимир, кто, если не ты сам, приближаешь смерть
свою?
-- Такая жизнь сейчас для всех настала.
-- Свободен человек. Сам строит каждый жизнь свою и век секундами
определяет.
-- А что, тогда, ну, там, в раю, проблемы не существовали?
-- Проблемы если и вставали, то разрешались не в ущерб, а
совершенство жизни утверждали.
первая встреча
Однажды, в свои сто восемнадцать лет, проснувшись с утренним рассветом,
Адам весной не восхитился. И, как обычно, не встал навстречу солнечным
лучам.
Заливисто в листве пел соловей над ним. На другой бок Адам перевернулся
от пенья соловья.
Пред взором с затаенным трепетом весна пространство заполняла, река
журчанием воды к себе звала Адама, резвились ласточки над ним. Причудливы
картины облака меняли. От трав, цветов, деревьев и кустов нежнейший аромат
его объять стремился. О, как тогда Бог подивился! Среди великолепия
весеннего, земного сотворенья, под синью неба сын-человек Его грустил. Его
дитя любимое не в радости, а в грусти пребывало. Для отца любящего может
быть печальней что-нибудь такой картины?
Сто восемнадцать лет от сотворенья отдыхавшие божественных энергий
множество мгновенно пришло в движенье. Вселенная вся замирала. Такое
ускоренье, невиданное ранее, блистало в ореоле энергии любви, что сущее все
понимало: творенье новое замыслил Бог. Но что еще возможно сотворить после
того, что на пределе вдохновенья создавалось? Никем тогда еще не понималось.
А скорость мысли Бога нарастала. Энергия любви Ему шептала:
-- Ты снова все привел во вдохновенное движенье. Энергии твои
вселенские пространства обжигают. Как не взрываешься и не сгораешь сам в
таком пылу? Куда стремишься ты? К чему? Я не свечусь уже тобой. Смотри, мой
Бог, тобою я горю, планеты в звезды превращаю. Остановись, все лучшее тобой
сотворено, у сына твоего исчезнет грусть. Остановись, о Бог!..
Не слышал Бог мольбы любви. И не внимал насмешкам сущностей вселенских.
Он как ваятель молодой и пылкий движенья всех энергий ускоренье продолжал. И
друг, невиданной красы зарей сверкнул по всей Вселенной необъятной, и ахнуло
все сущее, и Бог сам в восхищеньи прошептал:
-- Смотри, Вселенная! Смотри! Вот дочь моя стоит среди земных
творений. Как совершенны, как прекрасны все ее черты. Достойной она будет
сына моего. Нет совершеннее творения ее. В ней образ и подобие мое и ваши
все частички в ней, так полюбите, полюбите же ее! Она и он! Мой сын и дочь
моя всем сущим радость принесут! И на всех планах бытия прекрасные
вселенские миры построят!
С пригорка, по траве, росой умытой, днем праздничным в луче восхода к
Адаму дева шла. Походка грациозна, строен стан, изгибы тела плавны и нежны,
в оттенках кожи свет Божественной зари. Все ближе, ближе. Вот она! Перед
лежащим на траве Адамом дева встала. Поправил ветерок златые пряди, открывая
лоб. Вселенная свой затаила вдох. О, как прекрасен ее лик -- твое
творенье, Бог!
Адам, лежащий на траве, на ставшую с ним рядом деву лишь взглянул,
слегка зевнул и отвернулся, прикрывая веки.
Вселенские все сущности услышали тогда, нет, не слова -- услышали,
как вяло в своих мыслях рассуждал Адам о новом сотвореньи Бога: "Ну, вот
оно, еще одно какое-то творенье подошло. Нет ничего в нем нового, лишь на
меня похожесть. Коленные суставы у лошадей и гибче, и прочней. У леопарда
шкура ярче, веселей. Еще и подошло без приглашенья, а я сегодня муравьям
хотел дать новое определенье".
И Ева, постояв немного близ Адама, к заводи реки пошла, на берегу
присела у кустов, в воде притихшей свое разглядывая отраженье.
И зароптали сущности вселенские, в единое слилась их мысль: "Два
совершенства не сумели оценить друг друга. В твореньях Бога совершенства
нет".
И лишь энергия любви, одна среди вселенского роптанья, пыталась
оградить собой Творца. Ее сиянье Бога окружало. Все знали -- никогда
энергия любви не рассуждала. Всегда она, невидима и молчалива, в неведомых
бескрайностях блуждала. Но почему сейчас, вся без остатка, так вокруг Бога
воссияла? Вселенским ропотам не внемля, лишь только одного сияньем согревала
и утешала:
-- Ты отдохни, Творец Великий, и вразумленье в сына своего всели.
Исправить сможешь ты любые творения прекрасные свои.
В ответ Вселенная услышала слова, и через них и мудрость, и величие
познала Бога:
-- Мой сын есть образ и подобие мое. Частички всех энергий в нем
вселенских. Он альфа и омега. Он сотворенье! Он будущего претворенье! Отныне
и во всем грядущем ни мне и никому дано не будет без его желанья менять его
судьбу. Все, что захочет сам, ему воздается. Не в суете помысленное
претворится. Не преклонился сын мой при виде плоти совершенства девы. Не
удивился ею к удивлению Вселенной всей. Не осознал еще, но чувствами своими
ощутил мой сын. Он первым ощутил -- ему чего-то не хватает. И новое
созданье -- дева -- перед ним недостающим тем не обладает. Мой сын!
Мой сын своими чувствами Вселенную всю ощущает, он знает все. Вселенная чем
обладает.
Вопрос Вселенную заполнил всю:
-- Чего же может не хватать тому, в ком наши все энергии имеются и
все энергии твои? И Бог ответил всем:
-- Энергии любви.
И вспыхнула энергия любви:
-- Но я одна, и я твоя. Тобой одним сияю.
-- Да! Ты одна, любовь моя, -- слова в ответ Божественные
прозвучали. -- Твой свет сияющий и светит, и ласкает, любовь моя. Ты
-- вдохновенье. Всему способна ускоренье придавать, ты обостряешь
ощущенья и ты покоя умитворенье, любовь моя. Тебя прошу, вся без остатка на
землю опустись. Собой, энергией великой благодати, окутай их, детей моих.
Любви и Бога диалог прощальный озвучивал начало всей земной любви.
-- Мой Бог, -- к Творцу любовь взывала. -- Когда уйду один,
невидим, навсегда, на всех живущий планах бытия, невидимым ты будешь.
-- Мой сын и дочь моя сияют пусть отныне в нави, яви, прави.
-- Мой Бог, случится вакуум вокруг тебя. И никогда к твоей Душе
тепло живительное не пробьется. Без этого тепла Душа остынет.
-- Не только для меня, для сущего всего пусть то тепло с Земли
сияет. Сынов и дочерей моих деяния его премножат. И вся Земля теплом любви
светящейся в пространстве воссияет. Все будут чувствовать свет
благодатнейший Земли, им обогреться смогут все энергии мои.
-- Мой Бог, пред сыном, дочерью твоей открыто разных множество
путей. Всех планов бытия энергии есть в них. И если хоть одна преобладает,
неверным поведет путем, что сможешь сделать ты, отдавший все и видящий, как
тает, как слабеет энергия, идущая с Земли. Отдавший все и видящий, как на
Земле над всем энергии преобладают разрушенья. Твои творенья безжизненною
коркой покрывают, забросана трава твоя камнями. Что сделаешь тогда, свободу
всю отдавший сыну своему?
-- Среди камней смогу травинкой я зеленой вновь пробиться, на
маленькой нетронутой лужайке цветка раскрою лепестки. Свое сумеют осознать
предназначенье земные дочери, сыны мои.
-- Мой Бог, когда уйду, невидим станешь Ты всему.
Случиться может так, что именем твоим через людей других энергий
сущности вдруг станут говорить. Одни других себе пытаться будут люди
подчинить. Твою себе в угоду, трактуя сущность, говорить: "Я говорю в угоду
Богу, из всех я избран Им один, все слушайте меня". Что сможешь сделать ты
тогда?
-- Днем наступающим взойду зарею. Творенья все, без исключенья, луч
солнышка лаская на земле, понять поможет дочерям, сынам моим, что каждый
может сам Душой своей с Душою говорить моей.
-- Мой Бог, их много будет, ты один. И для всех сущностей
вселенских вожделенным станет душой людскою завладеть. Через людей над всем
своей энергией лишь утвердиться. И сын заблудший твой им станет вдруг
молиться.
-- Многообразию причин в тупик ведущих, в никуда, есть главное
препятствие -- будет оно всему, что ложь несет преградой. Стремленье к
осознанью истины есть у сынов и дочерей моих. Имеет рамки свои ложь всегда,
но безгранична истина -- она одна, всегда в Душе осознанности будет
находиться у дочерей моих и сыновей!
-- О, Бог мой! Никто, ничто не в силах воспротивиться полету мысли
и мечтам твоим. Они прекрасны! По их следу по воле я пойду своей. Твоих
детей сияньем обогрею и вечно буду им служить. Тобой подаренное вдохновенье
поможет им создать свои творенья. Лишь об одном прошу тебя, мой Бог. Позволь
лишь искорку одну своей любви с тобой оставить.
Когда во мраке пребывать Тебе придется, когда лишь будет вакуум вокруг,
когда забвение и свет земли ослабевает, пусть искорка, хотя б одна лишь
искорка любви моей тебе своим мерцанием сияет.
Когда б сегодня живущий человек на небо смог взглянуть, что было над
землей тогда, пред взором глаз его великое видение предстало. Вселенский
свет -- энергия любви, кометой сжавшись, к земле спешила и озаряла на
твоем пути еще безжизненных планет тела и зажигала звезды над землею. К
Земле! Все ближе, ближе. Вот она. И, вдруг, над самою землею остановилось,
задрожало сияние любви. Вдали, среди горящих звезд одна, всех меньшая звезда
живой казалась. Она вослед любви сиянию к земле спешила. И поняла Любовь, от
Бога искорка последняя ее, и та к земле за нею устремлялась.
-- Мой Бог, - сияние Любви шептало, -- но почему? Разгадки нет
во мне. Но почему? Ты даже искорку одну мою с собою рядом не оставил?
Словам Любви, из тьмы вселенской, уже невидим никому, еще не понятый
никем, Бог дал ответ. Его слова Божественные прозвучали:
-- Себе оставить, значит, недодать им -- дочерям и сыновьям
моим.
-- Мой Бог!..
-- О, как прекрасна ты, Любовь, и искоркой одной.
-- Мой Бог!..
-- Спеши, Любовь моя, спеши, не рассуждая. Спеши с последней
искоркой своей и обогрей всех будущих моих сынов и дочерей.
Людей земли вселенская энергия любви объяла. Вся, последней искорки.
Все было в ней. Среди Вселенной необъятной, во всех живущий планах бытия
одновременно, встал человек всех сущностей сильней.
Адам лежал среди цветов пахучих, на траве. Под сенью дерева дремал он,
вяло мысль текла. И вдруг воспоминанье неведомой волной тепла его объяло,
какой-то силой тепло все мысли ускоряло: "Совсем недавно предо мной творенье
новое стояло. Похожесть на меня была, меж тем и было в нем отличье, но
какое, в чем? И где сейчас оно? О, как увидеть вновь мне хочется творенье
новое! Увидеть вновь хочу, но почему?".
С травы Адам встал быстро, посмотрел вокруг. Мысль вспыхнула: "Что же
случилось вдруг? Все то же самое небо и птицы, травы, деревья, кусты. Все то
же самое и есть отличье, на все иначе смотрю. Еще прекрасней стали все
земные твари, запахи, воздух и свет".
И родилось в устах Адама слово, Адам воскликну всем: "И я люблю в
ответ!".
И новая волна тепла со стороны реки все тело сразу же объяла. Он
повернулся в сторону тепла, пред ним творенье новое сияло. Из мыслей логика
ушла, виденьем наслаждалась вся душа, когда увидел вдруг Адам: на берег у
заводи реки сидела тихо дева, но не на воду чистую, на него смотрела,
откинув пряди золотых волос. Она его улыбкою своей ласкала, как будто
вечность всю его ждала
Он подошел к ней. Когда смотрели друг на друга, Адам подумал: "Ни у
кого нет глаз прекраснее, чем у нее", вслух сказал:
-- Ты у воды сидишь. Вода приятна, ты хочешь, искупаемся в реке?
-- Хочу.
-- Потом тебе творенья, хочешь, покажу?
-- Хочу.
-- Я всем им дал свое предназначенье. Я и тебе служить им поручу. А
хочешь, новое создам творенье?
-- Хочу.
Они в реке купались, бежали по лугу. О, как заливисто смеялась дева,
когда, взобравшись на слона, какой-то танец для нее изображал
развеселившийся Адам и деву Евой называл!
День близился уже к закату, два человека стояли среди великолепия
земного бытия, их наслаждали краски, запахи и звуки. Притихшая смотрела
кротко Ева, как вечерело. В бутоны складывались лепестки цветов. От взора
уходили в темноту прекрасные видения дневные.
-- Ты не грусти, -- уже уверенный в себе, сказал Адам, --
сейчас наступит ночи темнота. Она нужна, чтоб отдохнуть, но сколько бы не
наступала ночь, день возвращается всегда.
-- День тот же будет или новый день? -- спросила Ева.
-- Вернется день таким, каким захочешь ты.
-- Кому подвластен каждый день?
-- Подвластен мне.
-- А ты кому подвластен?
-- Никому.
-- Откуда ты?
-- Я из мечты.
-- А все вокруг, ласкающее взор, откуда?
-- Тоже из мечты явилось сотвореньем для меня.
-- Так где же тот, чья так мечта прекрасна?
-- Бывает часто рядом он, только не видит его взор обычный. Но все
равно с ним хорошо. Себя он Богом называет, отцом моим и другом. Не
надоедает никогда, все отдает мне. Я тоже ему дать хочу, но что, пока не
знаю.
-- Значит, и я его творенье. Я тоже, как и ты, благодарить его
хочу. Звать другом. Богом и отцом своим. Быть может, вместе мы с тобой
решим, каких деяний наших ждет от нас Отец?
-- Я слышал, как Он говорил, что радость может принести всему.
-- Всему? Так значит, и ему?
-- Да, значит, и Ему.
-- Мне расскажи, чего желает он.
-- Совместного творения и радости от созерцания его.
-- Что радость может принести для всех?
-- Рожденье.
-- Рожденье? Прекрасное все рождено.
-- Я часто думаю пред сном о необычном и прекрасном сотвореньи. В
начале дня уходит сон, и вижу, не придумалось пока, Прекрасное все есть и
видимо при свете дня.
-- Давай подумаем вдвоем.
-- Я тоже захотел, чтоб перед сном с тобою рядом быть, дыханье твое
слушать, ощущать тепло, о сотвореньи вместе думать.
Пред сном в мечтах о сотворении прекрасном порывом нежных чувств друг
друга мысли обнимали, сливались во единое стремленья. Тела материальные
двоих помысленное отражали.
рожденье
День возвращался, наступала снова ночь. Однажды при расцвете дня, когда
Адам тигрят разглядывал и размышлял, к нему тихонько Ева подошла, присела
рядом, за руку взяла, на свой живот Адама руку положила.
-- Почувствуй здесь, внутри меня, мое и в тоже время новое творение
живет. Ты чувствуешь, Адам, -- толкается, творенье беспокойное мое?
-- Да, чувствую. Мне кажется, ко мне оно стремится.
-- К тебе? Конечно же! Оно мое, но и твое! Я так хочу увидеть
сотворенье наше.
Не в муках, а в великом изумленье рожала Ева.
Все окружающее позабыв, себя не чувствуя, смотрел Адам и трепетал от
нетерпенья. Рожала Ева новое совместное творенье.
Комочек маленький, весь мокрый, беспомощно лежал на травке. Поджаты
ножки, не открывают веки глаз. Адам смотрел, не отрывая взгляда, как ручкой
он пошевелил своей, открылись губки, вздох. Адам моргать боялся, чтоб не
пропустить малейшего движенья. Неведомые чувства заполняли все внутри,
вокруг. Не в силах устоять на месте, Адам подпрыгнул и бежать пустился
вдруг.
В великом ликовании вдоль берега реки стремглав бежал Адам, неведомо
куда. Остановился. В груди прекрасное, неведомое что-то все ширилось, росло.
А все вокруг!.. Не просто ветерок кустов листвою шелестел, он пел, листву
кустов и лепестки цветов перебирая. Не просто плыли в небе облака -- все
облака чарующий изображали танец. Искрилась, улыбалась и быстрей текла вода.
Ну надо же! Река! Река, отображая облака, по-новому пред взором изгибалась.
И щебетанье радостное в небе птиц! И в травах стрекотанье ликованья!
Сливалось все в едино звучанье величественной нежной музыки прекраснейшего
мирозданья.
И воздуха набрав побольше в грудь, что было сил вдруг закричал Адам.
Был необычным, не звериным его крик нежнейшими он звуками переливался.
Утихло окружающее все вокруг. И слышала Вселенная впервые, как, ли куя,
стоящий на Земле пел человек! Пел человек! И все что ранее в галактиках
звучало, замолчало. Пел человек ! И, слыша счастья песнь, весь мир
вселенский осознал: нет ни в одной галактике струны, способной лучший звук
издать, чем звук у песни человеческой души.
Но не смогла уменьшить чувств избыток песня ликованья. Увидел льва Адам
и бросился к нему. На землю повалил он льва, словно котенка, со смехом гриву
стал трепать, потом вскочил, призвал льва жестом, побежал. Лев поспевал за
ним едва, и львята с львицею совсем за ними отставали. Быстрее всех бежал
Адам, махал руками, за собою звал всех тварей на пути. Его творенье, он
считал, всем сможет радость принести.
И вот он снова перед ним, комочек маленький. Его творенье! Облизанный
волчицы языком и теплым ветерком обласканный, комочек маленький живой.
Младенец глаз еще не открывал -- он спал. Пред ним все звери,
прибежавшие с Адамом, на землю в неге опустились.
-- Вот это да! -- воскликнул с восхищением Адам. -- От
моего творенья свет, подобный моему, исходит. А может, он сильнее моего,
коль необычное со мною даже происходит. Все твари в неге пали перед ним. Я
так хотел! Я смог! Я сотворил! Я сотворил творение прекрасное, живое. Все!
Все посмотрите на него.
Адам окинул взглядом все вокруг, и вдруг остановился, замер его взгляд.
На Еве взгляд остановился.
Она сидела на траве одна, слегка уставшим взором глаз своих ласкала
замершего вдруг и замолчавшего Адама.
И с новой силою любовь внутри, вокруг Адама невидимою негой засияла. И
вдруг... О, как вселенская любовь затрепетала, когда Адам к прекрасной
деве-матери вдруг подбежал, когда пред Евой на колени опустился, ее касался
прядей золотых и губ и молоком наполненной груди. И восклицанье в нежный
шепот сжал, словами выразить пытался восхищенье:
-- Ева! Ева моя! Моя женщина! Ты способна претворять мечты!?
И в ответ... Чуть уставший и нежный тихий голос в ответ:
-- Да, я женщина, твоя женщина. Претворим все, что сможешь
помыслить ты!
-- Да! Вдвоем! Мы вдвоем! Теперь ясно! Мы вдвоем! Мы как Он! Мы
способны претворять мечты! Посмотри! Слышишь нас, наш Отец?
Но впервые Адам не услышал ответ. Удивленный, вскочил и воскликнул:
-- Где же Ты, мой Отец! Посмотри на творенье мое! Совершенны,
диковинны твари земные твои. Все прекрасно: деревья, травинки, кусты и твои
облака хороши. Но прекраснее линий цветка -- посмотри! Радость больше,
чем все, что мечтой Ты творил, мне творенье мое принесло. Ты молчишь. Ты не
хочешь смотреть на него? Но оно лучше всех! Больше всех по душе мне творенье
мое. Что же Ты? Не желаешь взглянуть на него?
На младенца Адам посмотрел. Над проснувшимся тельцем младенца воздух
был голубее обычного, и ничто не трепал ветерок, только кто-то невидимый над
губами младенца тонкий стебель сгибал, преклоняя цветок. И три нежных
пушинки цветочной пыльцы губ младенца коснулись. Он, -- младенец, губами
почмокал, блаженно вздохнул, ручкой, ножкой подвигал и снова уснул.
Догадался Адам, что, пока ликовал. Бог младенца лелеял, потому и молчал.
И воскликнул Адам:
-- Значит, ты помогал! Значит, рядом ты был, и творенье признал?
И услышал в ответ тихий голос Отца:
-- Не так громко, Адам, ты разбудишь дитя ликованьем своим.
-- Значит, ты, мой Отец, полюбил, как меня и творенье мое? Или
больше его полюбил, чем меня? Если так почему? Объясни! Ведь оно не твое.
-- Любовь, мой сын, имеет продолженье; в творенье новом --
продолжение твое.
-- Я, значит, здесь -- и в нем одновременно? И Ева значит, в
нем?
-- Да, сын мой, ваше сотворенье во всем подобно вам не только во
плоти. В нем дух, душа, сливаясь, новое рождают. И ваши устремленья
продлятся и во много раз усилят радостные ощущенья.
-- Так что же, будет много нас?
-- Заполнишь ты собою землю всю. Все чувством осознаешь, и тогда в
других галактиках твоя мечта мир воссоздаст еще прекрасней.
-- Где край Вселенной? Что буду делать я, когда приду к нему? Когда
заполню все собою, помысленное сотворю?
-- Мой сын. Вселенная собой являет мысль, из мысли родилась мечта,
частично видима материей она. Когда ты к краю подойдешь всего, начало новое
и продолженье твоя откроет мысль. Из ничего возникнет новое прекрасное
рожденье Тебя, стремленья, душу и мечту твою собою отражая. Мой сын, ты
бесконечен, вечен ты, в тебе твои творящие мечты.
-- Отец, как хорошо всегда, когда ты говоришь. Когда ты рядом, я
обнять тебя хочу. Но ты невидим. Почему?
-- Мой сын, когда мои мечтанья о тебе вселенские энергии в себя
вбирали, не успевал я думать о себе. Мечты мои и мысли лишь тебя творили,
мой облик видимый не создавали. Но, есть творенья видимы мои, ты чувствуй
их, не разбирай. Просто умом их разобрать никто из всей Вселенной не
сумеет.
-- Отец, мне хорошо, когда ты говоришь. Ты рядом -- рядом все.
Когда я окажусь в другом конце Вселенной, когда сомнения иль непонятности в
душе, скажи, как отыскать тебя? Ты в это время будешь где?
-- В тебе и рядом. В тебе есть все, мой сын, ты всех энергий
-- Я не поверю простоте такой, и думаю, никто ей не поверит. И под
сомненьем тобою сказанное все не только о прентозавре, а другое все, что
говоришь ты, под сомнение поставят. Так что об этом я писать не буду.
-- Владимир, что же, ты считаешь, я ошибаться, врать могу?
-- Ну, врать, не врать, а то, что ты ошиблась с газом, -- это
точно.
-- Я не ошиблась.
-- Докажи.
-- Владимир, твой желудок и других людей -- такой же газ
сегодня производит.
-- Не может быть.
-- А ты проверь. Возьми и подожги, когда он из тебя выходит. --
Как из меня? Откуда? Где поджечь?
Анастасия засмеялась и сквозь смех сказала:
-- Ну что ты как дитя. Подумай сам, интимный это опыт.
Я думал об этом газе время от времени. И что он меня так заел? И, в
конце концов, я решил провести этот опыт.
И провел, когда вернулся от Анастасии. Горит! И все слова ее о первых
днях Адама или о наших первых днях все с большим интересом вспоминаю. Такое
ощущение возникает почему-то, что будто мы с собой в сегодня что-то взять из
них забыли. Или только я забыл. Пусть, впрочем, каждый сам все про себя
решает, когда узнает, как день первый продолжался Человека. Вот как
Анастасия про это говорила.
день первый
-- Адаму было интересно все. Травинка каждая, замысловатая букашка
и в поднебесье птицы и вода. Когда он речку увидал впервые, залюбовался,
как, на солнышке искрясь, бежит прозрачная вода, и жизни в ней многообразие
увидел. Рукой Адам притронулся к воде. Теченье руку сразу же объяло и
складочки все кожи на руке ласкало, к себе его влекло. Он в воду окунулся
весь, и тело сразу легче стало, его вода держала и, журча, все тело тут же
обласкала. Ладонями подбросив воду вверх, он восхитился, как солнышка лучи в
каждой играли капельке воды, потом те капельки теченье снова принимало. И с
ощущеньем радостным Адам пил воду из реки. И до заката солнца любовался и
размышлял, и вновь купался.
-- Постой, Анастасия, вот ты сказала, он попил, а ел хоть
что-нибудь Адам за целый день? Какою пищей он питался?
-- Вокруг многообразие плодов, по вкусу разных, было, и ягод, и для
пищи годных трав. Но чувства голода в дни первые не испытал Адам. От воздуха
он сытым оставался.
-- От воздуха? Но воздухом не будешь сыт. И даже поговорка есть
такая.
-- Тем воздухом, что дышит человек, сейчас действительно нельзя
питаться. Сегодня воздух омертвлен и зачастую вреден для плоти и души
бывает. О поговорке ты сказал, что воздухом не будешь сыт, но есть другая
поговорка: "Я воздухом одним питался", она и соответствует тому, что было
человеку предоставлено вначале. Адам в прекраснейшем саду родился и в
воздухе, что окружал его, не находилось ни одной пылинки вредоносной. В том
воздухе пыльца растворена была и капельки росы чистейшей.
-- Пыльца? Какая?
-- Цветочная пыльца и травяная, с деревьев и плодов эфиры
источавшая. Из тех, что рядом были и отдаленных мест другое ветерки носили.
Никак от дел великих человека тогда не отвлекали проблемы по добыче пищи.
Все окружающее через воздух его питало. Создатель сделал так все изначально,
что все живое на земле в любви порыве стремилось человеку послужить, и
воздух, и вода, и ветерок живительными были.
-- Ты тут права сейчас: бывает воздух вредным очень, но человек
кондиционер придумал. Он воздух от частичек вредных очищает. И воду
минеральную в бутылках продают. Так что сейчас проблемы воздуха, воды для
многих, кто не беден, решены.
-- Увы, Владимир, кондиционер проблемы не решает. Частички
вредоносные задерживает он, но воздух еще больше омертвляет. Вода, что в
закупоренных бутылочках хранится, от закупоренности умирает. Она лишь клетки
плоти старые питает. Для нового рожденья, чтоб плоти клеточки твоей все
время обновлялись, нужны живые воздух и вода.
прОБлемы совершенотво жизни утверждали
-- Все это было у Адама?
-- Да, было! Потому мысль быстро его мчалась. За относительно
короткий срок он смог предназначение определить всему. Сто восемнадцать лет,
как один день, промчались.
-- Сто восемнадцать лет -- до такой старости глубокой один
прожил Адам?
-- Один, в делах захватывающе интересных, Адам жил -- первый
человек. Его сто восемнадцать лет не старость принесли ему -- расцвет.
-- В сто восемнадцать лет стареет человек, даже долгожителем
считается, его болезни, немощи одолевают.
-- Это сейчас, Владимир, а тогда болезни человека не касались. Век
каждой плотской клеточки его длиннее был, но если клеточка и уставала, ей
отмереть было дано, то тут же новая, энергии полна, на смену старой клеточке
вставала. Плоть человеческая жить могла лет столько, сколько дух его хотел,
душа.
-- И что же получается тогда, что человек сегодняшний не хочет сам
подольше жить?
-- Деянием своим ежесекундно свой сокращает век, и смерть придумал
для себя сам человек.
-- Да как это придумал? Она же сама приходит. Против воли.
-- Когда ты куришь или пьешь спиртное, когда въезжаешь в город,
смрадом гари воздух насыщающий, когда употребляешь умертвленную еду и злобой
поедаешь сам себя, скажи, Владимир, кто, если не ты сам, приближаешь смерть
свою?
-- Такая жизнь сейчас для всех настала.
-- Свободен человек. Сам строит каждый жизнь свою и век секундами
определяет.
-- А что, тогда, ну, там, в раю, проблемы не существовали?
-- Проблемы если и вставали, то разрешались не в ущерб, а
совершенство жизни утверждали.
первая встреча
Однажды, в свои сто восемнадцать лет, проснувшись с утренним рассветом,
Адам весной не восхитился. И, как обычно, не встал навстречу солнечным
лучам.
Заливисто в листве пел соловей над ним. На другой бок Адам перевернулся
от пенья соловья.
Пред взором с затаенным трепетом весна пространство заполняла, река
журчанием воды к себе звала Адама, резвились ласточки над ним. Причудливы
картины облака меняли. От трав, цветов, деревьев и кустов нежнейший аромат
его объять стремился. О, как тогда Бог подивился! Среди великолепия
весеннего, земного сотворенья, под синью неба сын-человек Его грустил. Его
дитя любимое не в радости, а в грусти пребывало. Для отца любящего может
быть печальней что-нибудь такой картины?
Сто восемнадцать лет от сотворенья отдыхавшие божественных энергий
множество мгновенно пришло в движенье. Вселенная вся замирала. Такое
ускоренье, невиданное ранее, блистало в ореоле энергии любви, что сущее все
понимало: творенье новое замыслил Бог. Но что еще возможно сотворить после
того, что на пределе вдохновенья создавалось? Никем тогда еще не понималось.
А скорость мысли Бога нарастала. Энергия любви Ему шептала:
-- Ты снова все привел во вдохновенное движенье. Энергии твои
вселенские пространства обжигают. Как не взрываешься и не сгораешь сам в
таком пылу? Куда стремишься ты? К чему? Я не свечусь уже тобой. Смотри, мой
Бог, тобою я горю, планеты в звезды превращаю. Остановись, все лучшее тобой
сотворено, у сына твоего исчезнет грусть. Остановись, о Бог!..
Не слышал Бог мольбы любви. И не внимал насмешкам сущностей вселенских.
Он как ваятель молодой и пылкий движенья всех энергий ускоренье продолжал. И
друг, невиданной красы зарей сверкнул по всей Вселенной необъятной, и ахнуло
все сущее, и Бог сам в восхищеньи прошептал:
-- Смотри, Вселенная! Смотри! Вот дочь моя стоит среди земных
творений. Как совершенны, как прекрасны все ее черты. Достойной она будет
сына моего. Нет совершеннее творения ее. В ней образ и подобие мое и ваши
все частички в ней, так полюбите, полюбите же ее! Она и он! Мой сын и дочь
моя всем сущим радость принесут! И на всех планах бытия прекрасные
вселенские миры построят!
С пригорка, по траве, росой умытой, днем праздничным в луче восхода к
Адаму дева шла. Походка грациозна, строен стан, изгибы тела плавны и нежны,
в оттенках кожи свет Божественной зари. Все ближе, ближе. Вот она! Перед
лежащим на траве Адамом дева встала. Поправил ветерок златые пряди, открывая
лоб. Вселенная свой затаила вдох. О, как прекрасен ее лик -- твое
творенье, Бог!
Адам, лежащий на траве, на ставшую с ним рядом деву лишь взглянул,
слегка зевнул и отвернулся, прикрывая веки.
Вселенские все сущности услышали тогда, нет, не слова -- услышали,
как вяло в своих мыслях рассуждал Адам о новом сотвореньи Бога: "Ну, вот
оно, еще одно какое-то творенье подошло. Нет ничего в нем нового, лишь на
меня похожесть. Коленные суставы у лошадей и гибче, и прочней. У леопарда
шкура ярче, веселей. Еще и подошло без приглашенья, а я сегодня муравьям
хотел дать новое определенье".
И Ева, постояв немного близ Адама, к заводи реки пошла, на берегу
присела у кустов, в воде притихшей свое разглядывая отраженье.
И зароптали сущности вселенские, в единое слилась их мысль: "Два
совершенства не сумели оценить друг друга. В твореньях Бога совершенства
нет".
И лишь энергия любви, одна среди вселенского роптанья, пыталась
оградить собой Творца. Ее сиянье Бога окружало. Все знали -- никогда
энергия любви не рассуждала. Всегда она, невидима и молчалива, в неведомых
бескрайностях блуждала. Но почему сейчас, вся без остатка, так вокруг Бога
воссияла? Вселенским ропотам не внемля, лишь только одного сияньем согревала
и утешала:
-- Ты отдохни, Творец Великий, и вразумленье в сына своего всели.
Исправить сможешь ты любые творения прекрасные свои.
В ответ Вселенная услышала слова, и через них и мудрость, и величие
познала Бога:
-- Мой сын есть образ и подобие мое. Частички всех энергий в нем
вселенских. Он альфа и омега. Он сотворенье! Он будущего претворенье! Отныне
и во всем грядущем ни мне и никому дано не будет без его желанья менять его
судьбу. Все, что захочет сам, ему воздается. Не в суете помысленное
претворится. Не преклонился сын мой при виде плоти совершенства девы. Не
удивился ею к удивлению Вселенной всей. Не осознал еще, но чувствами своими
ощутил мой сын. Он первым ощутил -- ему чего-то не хватает. И новое
созданье -- дева -- перед ним недостающим тем не обладает. Мой сын!
Мой сын своими чувствами Вселенную всю ощущает, он знает все. Вселенная чем
обладает.
Вопрос Вселенную заполнил всю:
-- Чего же может не хватать тому, в ком наши все энергии имеются и
все энергии твои? И Бог ответил всем:
-- Энергии любви.
И вспыхнула энергия любви:
-- Но я одна, и я твоя. Тобой одним сияю.
-- Да! Ты одна, любовь моя, -- слова в ответ Божественные
прозвучали. -- Твой свет сияющий и светит, и ласкает, любовь моя. Ты
-- вдохновенье. Всему способна ускоренье придавать, ты обостряешь
ощущенья и ты покоя умитворенье, любовь моя. Тебя прошу, вся без остатка на
землю опустись. Собой, энергией великой благодати, окутай их, детей моих.
Любви и Бога диалог прощальный озвучивал начало всей земной любви.
-- Мой Бог, -- к Творцу любовь взывала. -- Когда уйду один,
невидим, навсегда, на всех живущий планах бытия, невидимым ты будешь.
-- Мой сын и дочь моя сияют пусть отныне в нави, яви, прави.
-- Мой Бог, случится вакуум вокруг тебя. И никогда к твоей Душе
тепло живительное не пробьется. Без этого тепла Душа остынет.
-- Не только для меня, для сущего всего пусть то тепло с Земли
сияет. Сынов и дочерей моих деяния его премножат. И вся Земля теплом любви
светящейся в пространстве воссияет. Все будут чувствовать свет
благодатнейший Земли, им обогреться смогут все энергии мои.
-- Мой Бог, пред сыном, дочерью твоей открыто разных множество
путей. Всех планов бытия энергии есть в них. И если хоть одна преобладает,
неверным поведет путем, что сможешь сделать ты, отдавший все и видящий, как
тает, как слабеет энергия, идущая с Земли. Отдавший все и видящий, как на
Земле над всем энергии преобладают разрушенья. Твои творенья безжизненною
коркой покрывают, забросана трава твоя камнями. Что сделаешь тогда, свободу
всю отдавший сыну своему?
-- Среди камней смогу травинкой я зеленой вновь пробиться, на
маленькой нетронутой лужайке цветка раскрою лепестки. Свое сумеют осознать
предназначенье земные дочери, сыны мои.
-- Мой Бог, когда уйду, невидим станешь Ты всему.
Случиться может так, что именем твоим через людей других энергий
сущности вдруг станут говорить. Одни других себе пытаться будут люди
подчинить. Твою себе в угоду, трактуя сущность, говорить: "Я говорю в угоду
Богу, из всех я избран Им один, все слушайте меня". Что сможешь сделать ты
тогда?
-- Днем наступающим взойду зарею. Творенья все, без исключенья, луч
солнышка лаская на земле, понять поможет дочерям, сынам моим, что каждый
может сам Душой своей с Душою говорить моей.
-- Мой Бог, их много будет, ты один. И для всех сущностей
вселенских вожделенным станет душой людскою завладеть. Через людей над всем
своей энергией лишь утвердиться. И сын заблудший твой им станет вдруг
молиться.
-- Многообразию причин в тупик ведущих, в никуда, есть главное
препятствие -- будет оно всему, что ложь несет преградой. Стремленье к
осознанью истины есть у сынов и дочерей моих. Имеет рамки свои ложь всегда,
но безгранична истина -- она одна, всегда в Душе осознанности будет
находиться у дочерей моих и сыновей!
-- О, Бог мой! Никто, ничто не в силах воспротивиться полету мысли
и мечтам твоим. Они прекрасны! По их следу по воле я пойду своей. Твоих
детей сияньем обогрею и вечно буду им служить. Тобой подаренное вдохновенье
поможет им создать свои творенья. Лишь об одном прошу тебя, мой Бог. Позволь
лишь искорку одну своей любви с тобой оставить.
Когда во мраке пребывать Тебе придется, когда лишь будет вакуум вокруг,
когда забвение и свет земли ослабевает, пусть искорка, хотя б одна лишь
искорка любви моей тебе своим мерцанием сияет.
Когда б сегодня живущий человек на небо смог взглянуть, что было над
землей тогда, пред взором глаз его великое видение предстало. Вселенский
свет -- энергия любви, кометой сжавшись, к земле спешила и озаряла на
твоем пути еще безжизненных планет тела и зажигала звезды над землею. К
Земле! Все ближе, ближе. Вот она. И, вдруг, над самою землею остановилось,
задрожало сияние любви. Вдали, среди горящих звезд одна, всех меньшая звезда
живой казалась. Она вослед любви сиянию к земле спешила. И поняла Любовь, от
Бога искорка последняя ее, и та к земле за нею устремлялась.
-- Мой Бог, - сияние Любви шептало, -- но почему? Разгадки нет
во мне. Но почему? Ты даже искорку одну мою с собою рядом не оставил?
Словам Любви, из тьмы вселенской, уже невидим никому, еще не понятый
никем, Бог дал ответ. Его слова Божественные прозвучали:
-- Себе оставить, значит, недодать им -- дочерям и сыновьям
моим.
-- Мой Бог!..
-- О, как прекрасна ты, Любовь, и искоркой одной.
-- Мой Бог!..
-- Спеши, Любовь моя, спеши, не рассуждая. Спеши с последней
искоркой своей и обогрей всех будущих моих сынов и дочерей.
Людей земли вселенская энергия любви объяла. Вся, последней искорки.
Все было в ней. Среди Вселенной необъятной, во всех живущий планах бытия
одновременно, встал человек всех сущностей сильней.
Адам лежал среди цветов пахучих, на траве. Под сенью дерева дремал он,
вяло мысль текла. И вдруг воспоминанье неведомой волной тепла его объяло,
какой-то силой тепло все мысли ускоряло: "Совсем недавно предо мной творенье
новое стояло. Похожесть на меня была, меж тем и было в нем отличье, но
какое, в чем? И где сейчас оно? О, как увидеть вновь мне хочется творенье
новое! Увидеть вновь хочу, но почему?".
С травы Адам встал быстро, посмотрел вокруг. Мысль вспыхнула: "Что же
случилось вдруг? Все то же самое небо и птицы, травы, деревья, кусты. Все то
же самое и есть отличье, на все иначе смотрю. Еще прекрасней стали все
земные твари, запахи, воздух и свет".
И родилось в устах Адама слово, Адам воскликну всем: "И я люблю в
ответ!".
И новая волна тепла со стороны реки все тело сразу же объяла. Он
повернулся в сторону тепла, пред ним творенье новое сияло. Из мыслей логика
ушла, виденьем наслаждалась вся душа, когда увидел вдруг Адам: на берег у
заводи реки сидела тихо дева, но не на воду чистую, на него смотрела,
откинув пряди золотых волос. Она его улыбкою своей ласкала, как будто
вечность всю его ждала
Он подошел к ней. Когда смотрели друг на друга, Адам подумал: "Ни у
кого нет глаз прекраснее, чем у нее", вслух сказал:
-- Ты у воды сидишь. Вода приятна, ты хочешь, искупаемся в реке?
-- Хочу.
-- Потом тебе творенья, хочешь, покажу?
-- Хочу.
-- Я всем им дал свое предназначенье. Я и тебе служить им поручу. А
хочешь, новое создам творенье?
-- Хочу.
Они в реке купались, бежали по лугу. О, как заливисто смеялась дева,
когда, взобравшись на слона, какой-то танец для нее изображал
развеселившийся Адам и деву Евой называл!
День близился уже к закату, два человека стояли среди великолепия
земного бытия, их наслаждали краски, запахи и звуки. Притихшая смотрела
кротко Ева, как вечерело. В бутоны складывались лепестки цветов. От взора
уходили в темноту прекрасные видения дневные.
-- Ты не грусти, -- уже уверенный в себе, сказал Адам, --
сейчас наступит ночи темнота. Она нужна, чтоб отдохнуть, но сколько бы не
наступала ночь, день возвращается всегда.
-- День тот же будет или новый день? -- спросила Ева.
-- Вернется день таким, каким захочешь ты.
-- Кому подвластен каждый день?
-- Подвластен мне.
-- А ты кому подвластен?
-- Никому.
-- Откуда ты?
-- Я из мечты.
-- А все вокруг, ласкающее взор, откуда?
-- Тоже из мечты явилось сотвореньем для меня.
-- Так где же тот, чья так мечта прекрасна?
-- Бывает часто рядом он, только не видит его взор обычный. Но все
равно с ним хорошо. Себя он Богом называет, отцом моим и другом. Не
надоедает никогда, все отдает мне. Я тоже ему дать хочу, но что, пока не
знаю.
-- Значит, и я его творенье. Я тоже, как и ты, благодарить его
хочу. Звать другом. Богом и отцом своим. Быть может, вместе мы с тобой
решим, каких деяний наших ждет от нас Отец?
-- Я слышал, как Он говорил, что радость может принести всему.
-- Всему? Так значит, и ему?
-- Да, значит, и Ему.
-- Мне расскажи, чего желает он.
-- Совместного творения и радости от созерцания его.
-- Что радость может принести для всех?
-- Рожденье.
-- Рожденье? Прекрасное все рождено.
-- Я часто думаю пред сном о необычном и прекрасном сотвореньи. В
начале дня уходит сон, и вижу, не придумалось пока, Прекрасное все есть и
видимо при свете дня.
-- Давай подумаем вдвоем.
-- Я тоже захотел, чтоб перед сном с тобою рядом быть, дыханье твое
слушать, ощущать тепло, о сотвореньи вместе думать.
Пред сном в мечтах о сотворении прекрасном порывом нежных чувств друг
друга мысли обнимали, сливались во единое стремленья. Тела материальные
двоих помысленное отражали.
рожденье
День возвращался, наступала снова ночь. Однажды при расцвете дня, когда
Адам тигрят разглядывал и размышлял, к нему тихонько Ева подошла, присела
рядом, за руку взяла, на свой живот Адама руку положила.
-- Почувствуй здесь, внутри меня, мое и в тоже время новое творение
живет. Ты чувствуешь, Адам, -- толкается, творенье беспокойное мое?
-- Да, чувствую. Мне кажется, ко мне оно стремится.
-- К тебе? Конечно же! Оно мое, но и твое! Я так хочу увидеть
сотворенье наше.
Не в муках, а в великом изумленье рожала Ева.
Все окружающее позабыв, себя не чувствуя, смотрел Адам и трепетал от
нетерпенья. Рожала Ева новое совместное творенье.
Комочек маленький, весь мокрый, беспомощно лежал на травке. Поджаты
ножки, не открывают веки глаз. Адам смотрел, не отрывая взгляда, как ручкой
он пошевелил своей, открылись губки, вздох. Адам моргать боялся, чтоб не
пропустить малейшего движенья. Неведомые чувства заполняли все внутри,
вокруг. Не в силах устоять на месте, Адам подпрыгнул и бежать пустился
вдруг.
В великом ликовании вдоль берега реки стремглав бежал Адам, неведомо
куда. Остановился. В груди прекрасное, неведомое что-то все ширилось, росло.
А все вокруг!.. Не просто ветерок кустов листвою шелестел, он пел, листву
кустов и лепестки цветов перебирая. Не просто плыли в небе облака -- все
облака чарующий изображали танец. Искрилась, улыбалась и быстрей текла вода.
Ну надо же! Река! Река, отображая облака, по-новому пред взором изгибалась.
И щебетанье радостное в небе птиц! И в травах стрекотанье ликованья!
Сливалось все в едино звучанье величественной нежной музыки прекраснейшего
мирозданья.
И воздуха набрав побольше в грудь, что было сил вдруг закричал Адам.
Был необычным, не звериным его крик нежнейшими он звуками переливался.
Утихло окружающее все вокруг. И слышала Вселенная впервые, как, ли куя,
стоящий на Земле пел человек! Пел человек! И все что ранее в галактиках
звучало, замолчало. Пел человек ! И, слыша счастья песнь, весь мир
вселенский осознал: нет ни в одной галактике струны, способной лучший звук
издать, чем звук у песни человеческой души.
Но не смогла уменьшить чувств избыток песня ликованья. Увидел льва Адам
и бросился к нему. На землю повалил он льва, словно котенка, со смехом гриву
стал трепать, потом вскочил, призвал льва жестом, побежал. Лев поспевал за
ним едва, и львята с львицею совсем за ними отставали. Быстрее всех бежал
Адам, махал руками, за собою звал всех тварей на пути. Его творенье, он
считал, всем сможет радость принести.
И вот он снова перед ним, комочек маленький. Его творенье! Облизанный
волчицы языком и теплым ветерком обласканный, комочек маленький живой.
Младенец глаз еще не открывал -- он спал. Пред ним все звери,
прибежавшие с Адамом, на землю в неге опустились.
-- Вот это да! -- воскликнул с восхищением Адам. -- От
моего творенья свет, подобный моему, исходит. А может, он сильнее моего,
коль необычное со мною даже происходит. Все твари в неге пали перед ним. Я
так хотел! Я смог! Я сотворил! Я сотворил творение прекрасное, живое. Все!
Все посмотрите на него.
Адам окинул взглядом все вокруг, и вдруг остановился, замер его взгляд.
На Еве взгляд остановился.
Она сидела на траве одна, слегка уставшим взором глаз своих ласкала
замершего вдруг и замолчавшего Адама.
И с новой силою любовь внутри, вокруг Адама невидимою негой засияла. И
вдруг... О, как вселенская любовь затрепетала, когда Адам к прекрасной
деве-матери вдруг подбежал, когда пред Евой на колени опустился, ее касался
прядей золотых и губ и молоком наполненной груди. И восклицанье в нежный
шепот сжал, словами выразить пытался восхищенье:
-- Ева! Ева моя! Моя женщина! Ты способна претворять мечты!?
И в ответ... Чуть уставший и нежный тихий голос в ответ:
-- Да, я женщина, твоя женщина. Претворим все, что сможешь
помыслить ты!
-- Да! Вдвоем! Мы вдвоем! Теперь ясно! Мы вдвоем! Мы как Он! Мы
способны претворять мечты! Посмотри! Слышишь нас, наш Отец?
Но впервые Адам не услышал ответ. Удивленный, вскочил и воскликнул:
-- Где же Ты, мой Отец! Посмотри на творенье мое! Совершенны,
диковинны твари земные твои. Все прекрасно: деревья, травинки, кусты и твои
облака хороши. Но прекраснее линий цветка -- посмотри! Радость больше,
чем все, что мечтой Ты творил, мне творенье мое принесло. Ты молчишь. Ты не
хочешь смотреть на него? Но оно лучше всех! Больше всех по душе мне творенье
мое. Что же Ты? Не желаешь взглянуть на него?
На младенца Адам посмотрел. Над проснувшимся тельцем младенца воздух
был голубее обычного, и ничто не трепал ветерок, только кто-то невидимый над
губами младенца тонкий стебель сгибал, преклоняя цветок. И три нежных
пушинки цветочной пыльцы губ младенца коснулись. Он, -- младенец, губами
почмокал, блаженно вздохнул, ручкой, ножкой подвигал и снова уснул.
Догадался Адам, что, пока ликовал. Бог младенца лелеял, потому и молчал.
И воскликнул Адам:
-- Значит, ты помогал! Значит, рядом ты был, и творенье признал?
И услышал в ответ тихий голос Отца:
-- Не так громко, Адам, ты разбудишь дитя ликованьем своим.
-- Значит, ты, мой Отец, полюбил, как меня и творенье мое? Или
больше его полюбил, чем меня? Если так почему? Объясни! Ведь оно не твое.
-- Любовь, мой сын, имеет продолженье; в творенье новом --
продолжение твое.
-- Я, значит, здесь -- и в нем одновременно? И Ева значит, в
нем?
-- Да, сын мой, ваше сотворенье во всем подобно вам не только во
плоти. В нем дух, душа, сливаясь, новое рождают. И ваши устремленья
продлятся и во много раз усилят радостные ощущенья.
-- Так что же, будет много нас?
-- Заполнишь ты собою землю всю. Все чувством осознаешь, и тогда в
других галактиках твоя мечта мир воссоздаст еще прекрасней.
-- Где край Вселенной? Что буду делать я, когда приду к нему? Когда
заполню все собою, помысленное сотворю?
-- Мой сын. Вселенная собой являет мысль, из мысли родилась мечта,
частично видима материей она. Когда ты к краю подойдешь всего, начало новое
и продолженье твоя откроет мысль. Из ничего возникнет новое прекрасное
рожденье Тебя, стремленья, душу и мечту твою собою отражая. Мой сын, ты
бесконечен, вечен ты, в тебе твои творящие мечты.
-- Отец, как хорошо всегда, когда ты говоришь. Когда ты рядом, я
обнять тебя хочу. Но ты невидим. Почему?
-- Мой сын, когда мои мечтанья о тебе вселенские энергии в себя
вбирали, не успевал я думать о себе. Мечты мои и мысли лишь тебя творили,
мой облик видимый не создавали. Но, есть творенья видимы мои, ты чувствуй
их, не разбирай. Просто умом их разобрать никто из всей Вселенной не
сумеет.
-- Отец, мне хорошо, когда ты говоришь. Ты рядом -- рядом все.
Когда я окажусь в другом конце Вселенной, когда сомнения иль непонятности в
душе, скажи, как отыскать тебя? Ты в это время будешь где?
-- В тебе и рядом. В тебе есть все, мой сын, ты всех энергий