– А почему ты не идешь к Лайзе?
– Пытаюсь сократить расходы.
– Элис, прекрати паниковать. Все наладится. У этой “бороды” есть имя?
– Бриана.
– Господи, терпеть не могу это имя. Оно такое…
– Американское, я знаю. Но она милая девочка. И очень хорошенькая, – виновато говорю я. – Они дружат уже несколько лет.
– А она знает, что она – “борода”?
Я вспоминаю, как они прижимались друг к другу. Ее глаза были полузакрыты.
– Вряд ли.
– Если только она не лесбиянка, а он – не ее “борода”. Может, у них такое взаимное соглашение. Как у Тома и Кэти[28].
– Да, как у Томкэт! – говорю я.
Мне ненавистна мысль, что Бриану обманывают. Это почти так же грустно, как то, что Питер прикидывается гетеросексуалом.
– Никто не называет их Томкэт.
– КэтТом?
Тишина.
– Недра?
– Я покупаю тебе еще одну подписку на журнал “Пипл”, и на сей раз, будь добра, изволь его читать.
27
28
29
30
31
– Пытаюсь сократить расходы.
– Элис, прекрати паниковать. Все наладится. У этой “бороды” есть имя?
– Бриана.
– Господи, терпеть не могу это имя. Оно такое…
– Американское, я знаю. Но она милая девочка. И очень хорошенькая, – виновато говорю я. – Они дружат уже несколько лет.
– А она знает, что она – “борода”?
Я вспоминаю, как они прижимались друг к другу. Ее глаза были полузакрыты.
– Вряд ли.
– Если только она не лесбиянка, а он – не ее “борода”. Может, у них такое взаимное соглашение. Как у Тома и Кэти[28].
– Да, как у Томкэт! – говорю я.
Мне ненавистна мысль, что Бриану обманывают. Это почти так же грустно, как то, что Питер прикидывается гетеросексуалом.
– Никто не называет их Томкэт.
– КэтТом?
Тишина.
– Недра?
– Я покупаю тебе еще одну подписку на журнал “Пипл”, и на сей раз, будь добра, изволь его читать.
27
– Как мило с вашей стороны разрешить мне пожить у вас, пока я не устроюсь! – кричит Кэролайн Килборн.
Я стою в дверях, не в силах замаскировать свой шок. Я ожидала увидеть юную версию Банни: элегантно одетую и причесанную блондинку. Вместо этого передо мной сияет веснушками девица с ослепительно рыжими волосами, наспех собранными в конский хвост. На ней черная обтягивающая юбка и свободная блузка, открывающая загорелые руки.
– Вы, очевидно, меня не помните? – говорит она. – Вы говорили мне, что я похожа на куклу. На Тряпичную Энни.
– Я говорила?
– Ну да, когда мне было десять.
Я сокрушенно качаю головой.
– Я так сказала? Боже мой, как бестактно. Прошу прощения!
Она пожимает плечами.
– Да мне было все равно. Это был ваш дебют в Блю-Хилл, и уж наверное вам было не до меня.
– Конечно, – соглашаюсь я, содрогаясь и пытаясь выкинуть из головы навязчивые картины того дня.
Кэролайн улыбается, раскачиваясь на каблуках.
– Это было классное шоу. Все мои друзья и я были в восторге.
Ее друзья, третьеклассники.
– Вы бегаете? – она показывает на грязные кроссовки, которые валяются в кадке, где нет ничего, кроме грязи, потому что я вечно забываю полить то, что посадила.
– Хм, немного, – отвечаю я, имея в виду, что двадцать лет назад я по-настоящему бегала, а сейчас только пробегаюсь трусцой, ну хорошо, хожу быстрым шагом, ну ладно, подхожу к компьютеру и считаю это своей ежедневной нагрузкой в 10 000 шагов.
– Я тоже, – говорит Кэролайн.
Через пятнадцать минут мы отправляемся на пробежку.
Еще через пять минут Кэролайн Килборн интересуется, не страдаю ли я астмой.
Еще через пять секунд я говорю ей, что свистящие звуки, которые я издаю, вызваны аллергией – только что цвела акация, и, видимо, ей лучше побежать вперед, потому что я не хочу портить ее первую пробежку в Калифорнии.
После того как Кэролайн исчезает из виду, я наступаю на сосновую шишку, подворачиваю ногу и падаю на кучу листьев, успевая быстренько помолиться: “Пожалуйста, пусть на меня не наедет машина”.
Можно было не волноваться. На меня не наезжает машина. Происходит нечто гораздо худшее. Рядом останавливается автомобиль, и приятный пожилой джентльмен спрашивает, не подвезти ли меня домой. Вообще-то я не очень хорошо понимаю, что именно он говорит, потому что у меня на голове наушники, и я безуспешно пытаюсь жестами отказаться от его услуг, ну, как обычно после падения говорят “все хорошо, я в порядке”, когда видно, что вовсе не в порядке. Я принимаю его предложение.
Добравшись до дома, я прикладываю к лодыжке лед и бреду наверх, но по дороге заглядываю в комнату Зои. Я вижу ее последнее приобретение из винтажного магазина одежды, кринолин 1950-х годов, небрежно переброшенный через спинку кресла, вспоминаю полосатые клеши, которые у меня были в выпускном классе, и думаю, почему же у меня никогда не хватало смелости одеваться, как Зои – в единственные в своем роде вещи, каких нет больше ни у кого в школе, ибо моя дочь убеждена: следовать модным тенденциям – все равно что в магазине отвечать “пластиковый” (а не “бумажный”) на вопрос, в какой пакет упаковать ваши покупки.
Я открываю дверь ее гардеробной и, перебирая платья четвертого размера, гадаю, что же происходит в ее душе, в ее жизни, почему она мне ничего не рассказывает, как она в пятнадцать лет может быть такой хладнокровной, это противоестественно, это даже пугает – это что, мой желтый кардиган?
Мне приходится встать на цыпочки, чтобы до него дотянуться, но, когда я беру его, на меня сверху падает коробка “Хостесс Капкейкс”, коробка “Динг-Донг” и коробка “Йоделс”[29], а также три сложенные, пахнущие луком шерстяные кофточки. Нельзя покупать винтажные свитера: из шерсти невозможно вывести запах. Я могла бы сказать об этом Зои – если бы она спросила.
– Упс. – В дверях стоит Кэролайн.
– Дверь была открыта, – говорю я.
– Конечно, – говорит Кэролайн.
– Я искала свой свитер, – говорю я, пытаясь осмыслить тот факт, что Зои прячет в шкафу коробки со сладостями.
– Давайте я помогу вам положить все на место.
Кэролайн опускается на колени возле коробок и хмурит брови.
– Ваша Зои – перфекционистка? Очень многие девочки в ее возрасте этим отличаются. В таком случае, наверное, она бы разложила их по алфавиту? Сначала “Динг-Донг”, потом “Капкейкс”, а напоследок “Йоделс”. На всякий случай разложим по алфавиту.
– У нее нарушение пищевого поведения[30], – ужасаюсь я. – Как я могла этого не заметить!
– Ого, – говорит Кэролайн, спокойно складывая коробки. – Не торопитесь. Я бы не стала делать такой вывод.
– У моей дочери в шкафу сотня шоколадных кексов.
– Ну, это уже преувеличение.
– Сколько в каждой коробке?
– Десять. Но все коробки уже открыты. Может, у нее такой бизнес. Может, она продает их в школе, – говорит Кэролайн. – А может, ей просто хочется сладкого.
Я представляю Зои, набивающую рот сладкими трубочками, когда все уже уснули. Ну что ж, это лучше, чем если бы они с Джудом… когда все уснули… Господи, помоги мне, о чем я только думаю!
– Ты не понимаешь. Зои не ест вредной еды.
– Ну, на людях, конечно, нет. Может, вам стоит приглядеться, есть ли у нее какие-нибудь симптомы пищевого нарушения, прежде чем говорить с ней, – предлагает она.
Еще совсем недавно Зои и я проводили вместе каждую пятницу. Я забирала ее из школы, и мы ехали куда-нибудь развлекаться: в магазин рукоделия, за пончиками в “Колониал Донатс” или в “Мэйсис” выбирать блеск для губ. Мое сердце наполнялось счастьем уже в тот момент, когда она забиралась в машину. Оно и сейчас наполняется счастьем, только теперь я вынуждена это скрывать. Я научилась не обращать внимания на ее равнодушные взгляды и презрительные гримасы. Я стучу, если у нее закрыта дверь, и стараюсь не подглядывать, когда она болтает с кем-то по видеочату. Я хочу сказать, что, если не считать этого вторжения в шкаф, я очень хорошо справляюсь с тем, чтобы давать ей жить своей жизнью, но я ужасно по ней скучаю. Конечно, я слышала рассказы о семейных войнах от родителей, дети которых старше Зои. Я просто думала, как, наверное, каждый родитель, что мы будем исключением; что я никогда ее не потеряю.
– Наверное, ты права, – говорю я. – Я понаблюдаю.
Я вздрагиваю. Моя лодыжка пульсирует. Она стала сине-черной.
– Что у вас с ногой? – спрашивает Кэролайн.
– Я упала. После того как мы расстались. Поскользнулась на шишке.
– Ничего себе! Вы прикладывали лед?
Я киваю.
– Как долго вы держали?
– Видимо, недостаточно долго.
Кэролайн вскакивает на ноги и быстро ставит коробки на полку. Она умело складывает свитера, пояснив: “В старших классах каждое лето работала в ‘Гэп’” – и кладет их на полку, загораживая коробки. Я протягиваю ей свой желтый свитер. Кэролайн без лишних слов берет его, кладет сверху на стопку с кофтами и закрывает дверцу. Она протягивает мне руку:
– Пойдемте. Возьмем еще льда.
Я стою в дверях, не в силах замаскировать свой шок. Я ожидала увидеть юную версию Банни: элегантно одетую и причесанную блондинку. Вместо этого передо мной сияет веснушками девица с ослепительно рыжими волосами, наспех собранными в конский хвост. На ней черная обтягивающая юбка и свободная блузка, открывающая загорелые руки.
– Вы, очевидно, меня не помните? – говорит она. – Вы говорили мне, что я похожа на куклу. На Тряпичную Энни.
– Я говорила?
– Ну да, когда мне было десять.
Я сокрушенно качаю головой.
– Я так сказала? Боже мой, как бестактно. Прошу прощения!
Она пожимает плечами.
– Да мне было все равно. Это был ваш дебют в Блю-Хилл, и уж наверное вам было не до меня.
– Конечно, – соглашаюсь я, содрогаясь и пытаясь выкинуть из головы навязчивые картины того дня.
Кэролайн улыбается, раскачиваясь на каблуках.
– Это было классное шоу. Все мои друзья и я были в восторге.
Ее друзья, третьеклассники.
– Вы бегаете? – она показывает на грязные кроссовки, которые валяются в кадке, где нет ничего, кроме грязи, потому что я вечно забываю полить то, что посадила.
– Хм, немного, – отвечаю я, имея в виду, что двадцать лет назад я по-настоящему бегала, а сейчас только пробегаюсь трусцой, ну хорошо, хожу быстрым шагом, ну ладно, подхожу к компьютеру и считаю это своей ежедневной нагрузкой в 10 000 шагов.
– Я тоже, – говорит Кэролайн.
Через пятнадцать минут мы отправляемся на пробежку.
Еще через пять минут Кэролайн Килборн интересуется, не страдаю ли я астмой.
Еще через пять секунд я говорю ей, что свистящие звуки, которые я издаю, вызваны аллергией – только что цвела акация, и, видимо, ей лучше побежать вперед, потому что я не хочу портить ее первую пробежку в Калифорнии.
После того как Кэролайн исчезает из виду, я наступаю на сосновую шишку, подворачиваю ногу и падаю на кучу листьев, успевая быстренько помолиться: “Пожалуйста, пусть на меня не наедет машина”.
Можно было не волноваться. На меня не наезжает машина. Происходит нечто гораздо худшее. Рядом останавливается автомобиль, и приятный пожилой джентльмен спрашивает, не подвезти ли меня домой. Вообще-то я не очень хорошо понимаю, что именно он говорит, потому что у меня на голове наушники, и я безуспешно пытаюсь жестами отказаться от его услуг, ну, как обычно после падения говорят “все хорошо, я в порядке”, когда видно, что вовсе не в порядке. Я принимаю его предложение.
Добравшись до дома, я прикладываю к лодыжке лед и бреду наверх, но по дороге заглядываю в комнату Зои. Я вижу ее последнее приобретение из винтажного магазина одежды, кринолин 1950-х годов, небрежно переброшенный через спинку кресла, вспоминаю полосатые клеши, которые у меня были в выпускном классе, и думаю, почему же у меня никогда не хватало смелости одеваться, как Зои – в единственные в своем роде вещи, каких нет больше ни у кого в школе, ибо моя дочь убеждена: следовать модным тенденциям – все равно что в магазине отвечать “пластиковый” (а не “бумажный”) на вопрос, в какой пакет упаковать ваши покупки.
Я открываю дверь ее гардеробной и, перебирая платья четвертого размера, гадаю, что же происходит в ее душе, в ее жизни, почему она мне ничего не рассказывает, как она в пятнадцать лет может быть такой хладнокровной, это противоестественно, это даже пугает – это что, мой желтый кардиган?
Мне приходится встать на цыпочки, чтобы до него дотянуться, но, когда я беру его, на меня сверху падает коробка “Хостесс Капкейкс”, коробка “Динг-Донг” и коробка “Йоделс”[29], а также три сложенные, пахнущие луком шерстяные кофточки. Нельзя покупать винтажные свитера: из шерсти невозможно вывести запах. Я могла бы сказать об этом Зои – если бы она спросила.
– Упс. – В дверях стоит Кэролайн.
– Дверь была открыта, – говорю я.
– Конечно, – говорит Кэролайн.
– Я искала свой свитер, – говорю я, пытаясь осмыслить тот факт, что Зои прячет в шкафу коробки со сладостями.
– Давайте я помогу вам положить все на место.
Кэролайн опускается на колени возле коробок и хмурит брови.
– Ваша Зои – перфекционистка? Очень многие девочки в ее возрасте этим отличаются. В таком случае, наверное, она бы разложила их по алфавиту? Сначала “Динг-Донг”, потом “Капкейкс”, а напоследок “Йоделс”. На всякий случай разложим по алфавиту.
– У нее нарушение пищевого поведения[30], – ужасаюсь я. – Как я могла этого не заметить!
– Ого, – говорит Кэролайн, спокойно складывая коробки. – Не торопитесь. Я бы не стала делать такой вывод.
– У моей дочери в шкафу сотня шоколадных кексов.
– Ну, это уже преувеличение.
– Сколько в каждой коробке?
– Десять. Но все коробки уже открыты. Может, у нее такой бизнес. Может, она продает их в школе, – говорит Кэролайн. – А может, ей просто хочется сладкого.
Я представляю Зои, набивающую рот сладкими трубочками, когда все уже уснули. Ну что ж, это лучше, чем если бы они с Джудом… когда все уснули… Господи, помоги мне, о чем я только думаю!
– Ты не понимаешь. Зои не ест вредной еды.
– Ну, на людях, конечно, нет. Может, вам стоит приглядеться, есть ли у нее какие-нибудь симптомы пищевого нарушения, прежде чем говорить с ней, – предлагает она.
Еще совсем недавно Зои и я проводили вместе каждую пятницу. Я забирала ее из школы, и мы ехали куда-нибудь развлекаться: в магазин рукоделия, за пончиками в “Колониал Донатс” или в “Мэйсис” выбирать блеск для губ. Мое сердце наполнялось счастьем уже в тот момент, когда она забиралась в машину. Оно и сейчас наполняется счастьем, только теперь я вынуждена это скрывать. Я научилась не обращать внимания на ее равнодушные взгляды и презрительные гримасы. Я стучу, если у нее закрыта дверь, и стараюсь не подглядывать, когда она болтает с кем-то по видеочату. Я хочу сказать, что, если не считать этого вторжения в шкаф, я очень хорошо справляюсь с тем, чтобы давать ей жить своей жизнью, но я ужасно по ней скучаю. Конечно, я слышала рассказы о семейных войнах от родителей, дети которых старше Зои. Я просто думала, как, наверное, каждый родитель, что мы будем исключением; что я никогда ее не потеряю.
– Наверное, ты права, – говорю я. – Я понаблюдаю.
Я вздрагиваю. Моя лодыжка пульсирует. Она стала сине-черной.
– Что у вас с ногой? – спрашивает Кэролайн.
– Я упала. После того как мы расстались. Поскользнулась на шишке.
– Ничего себе! Вы прикладывали лед?
Я киваю.
– Как долго вы держали?
– Видимо, недостаточно долго.
Кэролайн вскакивает на ноги и быстро ставит коробки на полку. Она умело складывает свитера, пояснив: “В старших классах каждое лето работала в ‘Гэп’” – и кладет их на полку, загораживая коробки. Я протягиваю ей свой желтый свитер. Кэролайн без лишних слов берет его, кладет сверху на стопку с кофтами и закрывает дверцу. Она протягивает мне руку:
– Пойдемте. Возьмем еще льда.
28
35. Итак, у нас появился секрет. По понедельникам, средам и пятницам в обеденный перерыв мы вс тречались у отеля “Чарльз” для пробежки. В офисе мы вели себя так, будто нас ничего не связывает. Мы делали вид, будто никогда не видели бедер друг друга, или шрамов и ссадин на лодыжках и коленках, будто не знаем, какой фирмы носим кроссовки, какой формы у кого стопа, что у нас одинаковый “фермерский” загар, который вскоре, когда май перетек в июнь, исчез, потому что кожа на плечах облупилась и приобрела цвет грецкого ореха. Я делала вид, будто у него нет подружки. Притворялась, что не знаю соленого запаха его пота и как он вообще потеет – всегда одинаково: темная линия спускается вдоль позвоночника, другая – поперек ключицы. Я делала вид, будто не покупала новые спортивные шорты и не крутилась в них перед зеркалом, чтобы убедиться, что они не открывают ничего лишнего; что не натираю ноги детским маслом, чтобы они блестели. Я делала вид, что не думаю сутки напролет, чем должно пахнуть от партнерши по бегу и должна ли я пользоваться духами. В конце концов я остановилась на детской присыпке, которая, по идее, должна была нести месседж: “от природы пахну свежестью и чистотой, но при этом женщина, а не ребенок”. Он делал вид, что не замечает, как мое дыхание на последней четверти мили превращается в короткие, едва слышные стоны. Я делала вид, будто не фантазирую, как в один прекрасный день он возьмет меня за руку, поведет в свою комнату и уложит в постель.
36. Секрет – самый могучий в мире афродизиак и, соответственно, именно то, чего не хватает в браке.
36. Секрет – самый могучий в мире афродизиак и, соответственно, именно то, чего не хватает в браке.
29
От: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 16:45
Кому: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Дорогая Жена-22,
я взял на себя смелость закодировать ваше последнее письмо – ключевые эмоциональные данные: тоска, печаль, ностальгия и надежда. Последнее может показаться вам неочевидным, но у меня сомнений нет. Это надежда.
Наверное, мне не следовало бы этого говорить, но что мне в вас больше всего нравится, так это ваша непредсказуемость. Стоит мне решить, что я вас разгадал, как вы говорите нечто, что совершенно сбивает меня с толку. Порой переписка между исследователем и респондентом вскрывает гораздо больше, чем просто ответы.
А вы романтик, Жена-22. Никогда бы не подумал.
Исследователь-101
От: Жена-22 Wife22@netherfieldcenter.org
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 21:28
Кому: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Исследователь-101,
рыбак рыбака видит издалека. А вы правда существуете?
Жена-22
От: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 21:45
Кому: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Жена-22,
уверяю вас, я очень даже существую. Я сочту ваш вопрос за комплимент, более того, даже отвечу на еще один вопрос, не дожидаясь, пока вы его зададите: нет, я не древний старик. Хотите верьте, хотите нет, но и в вашем поколении есть мужчины-романтики. Иногда нас принимают за зануд. С нетерпением жду от вас следующего набора ответов.
Исследователь-101
От: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 22:01
Кому: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Я взяла на себя смелость закодировать ваше последнее письмо. Эмоциональные данные, как мне видится, следующие: польщен, раздосадован и последняя эмоция, которая вряд ли покажется вам очевидной, тоже надежда. На что вы надеетесь, Исследователь-101?
Искренне ваша,
Жена-22
От: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 22:38
Кому: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Жена-22,
наверное, как и все: на то, что меня будут принимать таким, какой я есть.
Исследователь-101
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 16:45
Кому: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Дорогая Жена-22,
я взял на себя смелость закодировать ваше последнее письмо – ключевые эмоциональные данные: тоска, печаль, ностальгия и надежда. Последнее может показаться вам неочевидным, но у меня сомнений нет. Это надежда.
Наверное, мне не следовало бы этого говорить, но что мне в вас больше всего нравится, так это ваша непредсказуемость. Стоит мне решить, что я вас разгадал, как вы говорите нечто, что совершенно сбивает меня с толку. Порой переписка между исследователем и респондентом вскрывает гораздо больше, чем просто ответы.
А вы романтик, Жена-22. Никогда бы не подумал.
Исследователь-101
От: Жена-22 Wife22@netherfieldcenter.org
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 21:28
Кому: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Исследователь-101,
рыбак рыбака видит издалека. А вы правда существуете?
Жена-22
От: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 21:45
Кому: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Жена-22,
уверяю вас, я очень даже существую. Я сочту ваш вопрос за комплимент, более того, даже отвечу на еще один вопрос, не дожидаясь, пока вы его зададите: нет, я не древний старик. Хотите верьте, хотите нет, но и в вашем поколении есть мужчины-романтики. Иногда нас принимают за зануд. С нетерпением жду от вас следующего набора ответов.
Исследователь-101
От: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 22:01
Кому: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Я взяла на себя смелость закодировать ваше последнее письмо. Эмоциональные данные, как мне видится, следующие: польщен, раздосадован и последняя эмоция, которая вряд ли покажется вам очевидной, тоже надежда. На что вы надеетесь, Исследователь-101?
Искренне ваша,
Жена-22
От: Исследователь-101 <researcher101@netherfieldcenter.org>
Тема: Надежда
Дата: 30 мая, 22:38
Кому: Жена-22 <Wife22@netherfieldcenter.org>
Жена-22,
наверное, как и все: на то, что меня будут принимать таким, какой я есть.
Исследователь-101
30
alicebuckle@rocketmail.com
Закладки (242)
nymag.com / news / features / The Science of Gaydar
Наука Гейдара
Если сексуальная ориентация обусловлена биологически, значит ли это, что поведенческие черты, присущие геям, тоже врожденные? Новое исследование по биологическим признакам, от тембра голоса до направления роста волос.
Пример 1: Направление роста волос (у мужчин)
У мужчин-геев чаще, чем у гетеросексуалов, рост волос на макушке направлен против часовой стрелки.
alicebuckle@rocketmail.com
Закладки (243)
somethingfishy.org / eatingdisorders / symptoms
Симптомы нарушения пищевого поведения
1. Припрятывание еды в странных местах (гардеробных, шкафах, чемоданах, под кроватью), чтобы избежать приема пищи (анорексия) или съесть позже (булимия).
2. Одержимость физическими упражнениями.
3. Частые походы в ванную сразу после еды (иногда сопровождаются шумом льющейся воды, чтобы замаскировать звуки рвоты).
4. Необычные привычки во время еды: разбрасывание еды по тарелке, чтобы казалось, что большая часть уже съедена; разрезание пищи на крошечные кусочки; избегание контакта вилки с губами…
5. Выпадение волос. Бледная, или “серая”, кожа.
6. Частые жалобы на чувство холода.
7. Ушибленные или стертые костяшки пальцев; воспаленные красные глаза, синяки под глазами и на щеках.
Закладки (242)
nymag.com / news / features / The Science of Gaydar
Наука Гейдара
Если сексуальная ориентация обусловлена биологически, значит ли это, что поведенческие черты, присущие геям, тоже врожденные? Новое исследование по биологическим признакам, от тембра голоса до направления роста волос.
Пример 1: Направление роста волос (у мужчин)
У мужчин-геев чаще, чем у гетеросексуалов, рост волос на макушке направлен против часовой стрелки.
alicebuckle@rocketmail.com
Закладки (243)
somethingfishy.org / eatingdisorders / symptoms
Симптомы нарушения пищевого поведения
1. Припрятывание еды в странных местах (гардеробных, шкафах, чемоданах, под кроватью), чтобы избежать приема пищи (анорексия) или съесть позже (булимия).
2. Одержимость физическими упражнениями.
3. Частые походы в ванную сразу после еды (иногда сопровождаются шумом льющейся воды, чтобы замаскировать звуки рвоты).
4. Необычные привычки во время еды: разбрасывание еды по тарелке, чтобы казалось, что большая часть уже съедена; разрезание пищи на крошечные кусочки; избегание контакта вилки с губами…
5. Выпадение волос. Бледная, или “серая”, кожа.
6. Частые жалобы на чувство холода.
7. Ушибленные или стертые костяшки пальцев; воспаленные красные глаза, синяки под глазами и на щеках.
31
Ты сегодня вегетарианка или ешь мясо? – спрашиваю я Зои, подходя к столу с блюдом жареной курицы с картошкой.
– Хищник.
– Отлично. Грудку или бедрышко?
Зои в отвращении поднимает брови.
– Я сказала, хищник, а не каннибал. Грудку или бедрышко. Вот из-за этого люди и становятся вегетарианцами. Нужно употреблять другие слова, чтобы это не звучало так по-человечески.
Я вздыхаю.
– Хорошо. Белое мясо или темное?
– А вот это уже расизм, – замечает Питер.
– Никакое, – говорит Зои. – Я передумала.
Я ставлю блюдо на стол.
– О’кей, мистер и мисс Политкорректность. Как я должна все это называть?
– Хищник.
– Отлично. Грудку или бедрышко?
Зои в отвращении поднимает брови.
– Я сказала, хищник, а не каннибал. Грудку или бедрышко. Вот из-за этого люди и становятся вегетарианцами. Нужно употреблять другие слова, чтобы это не звучало так по-человечески.
Я вздыхаю.
– Хорошо. Белое мясо или темное?
– А вот это уже расизм, – замечает Питер.
– Никакое, – говорит Зои. – Я передумала.
Я ставлю блюдо на стол.
– О’кей, мистер и мисс Политкорректность. Как я должна все это называть?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента