Но всего этого было не слишком много для того, чтобы считать себя хорошо знакомым с соседом.
   Вот почему все нужно было начинать с самого начала.
   Но что такое начало? Ведь можно спросить ради этого самого начала такое, что продолжения уже не будет. Поэтому Юрий начал издалека. Он словно мысленно заполнял невидимую анкету. Первым ее вопросом стояло: фамилия, имя, отчество. Пока что Юрию достаточно было одного имени.
   Вторым вопросом в каждой уважающей себя и других анкете стоит: время и место рождения.
   Место рождения соседа в общих чертах было известно – Розовая земля. А вот время… Времени рождения Миро и других космонавтов Юрий не знал. А теперь это казалось очень важным. Ведь он уже давно, примерно с середины первого поверхностного знакомства, подозревал, что у голубых людей не все в полном порядке… Нет, не в том дело, конечно, что они какие-нибудь странные. Парни они настоящие! И все-таки… Все-таки подозрения были. И подозрения довольно основательные. Вот почему самым главным оказался второй вопрос невидимой космической анкеты.
   – Слушай, Миро, – как можно спокойней, даже как будто лениво или, вернее, так, словно преодоление тяготения было хоть и трудным, но в общем-то привычным делом, сказал Юрий, – слушай. Миро, а сколько тебе лет?
   Миро медленно повернул голову к Юрию – преодолевать гравитационные силы и в самом деле было нелегким делом.
   – Чего-чего? – недоуменно спросил он.
   – Я говорю: сколько тебе лет?
   – Каких это еще лет? – почему-то сердито спросил Миро – может быть, потому, что Юрий заставил его тратить лишнюю энергию на пустое занятие. Миро ведь был умнее всех.
   Юрий растерялся. Как же его спросить: сколько тебе годов? Годков? Когда ты родился? Или сказать так, как записано в иных анкетах: сообщите время и место вашего рождения?
   И тут произошло то, над чем Юрий задумывался не раз еще на своей Голубой земле и понять чего он так и не смог. Бывает так: кажется, добросовестно думаешь, решаешь вопрос, прикидываешь, что и как сделать, даже, может быть, карандашом или ручкой орудуешь, и все, что ты делаешь, кажется очень сложным, почти неразрешимым. И вдруг ни с того ни с сего, не думая не гадая, выпаливаешь тот самый ответ, над которым столько времени бился и мучился.
   Как это случается и почему, Юрий понять не мог. Однако такое случается очень часто! Получается, что как будто в самом Юрии сидят два человека. Один что-то там считает, думает, решает, а второй сидит себе спокойненько и посмеивается. У него уже все подсчитано, он уже все знает и только ждет момента, когда можно вскочить и выпалить свой ответ.
   Правда, иногда этот, второй, человек выбрасывает такие штучки, которые приносят не очень много радости и самому Юрию, и окружающим. Но это уже дело десятое. В этот момент второй, хитрый человек, который незаметно жил в Юрии, выкрикнул:
   – Эх ты, тумус! Не понимаешь? Ну сколько ты прожил на белом свете? Понимаешь?
   И как ни удивительно, умный Миро прекрасно понял этого, второго, человека. Миро усмехнулся и слегка – сделать это быстро и энергично было, пожалуй, невозможно: гравитация – пожал плечами:
   – Понимаю. Но при чем здесь… лета? Ведь считают зимы.
   – А… а почему зимы? – Второй человек в Юрии исчез, и Бойцов остался один.
   – Ну… Я не знаю, как у вас на Голубой земле. А у нас на Розовой летом тепло. Все живет, расцветает… А зимой, наоборот, все замирает. Вот мы и считаем – сколько зим.
   – Подожди! А при чем же здесь зимы?
   – Ну как же… После зимы начинается новый расцвет…
   – Вот-вот! После зимы. Значит, весной? Миро удивленно посмотрел на Юрия и расхохотался.
   – А мы никогда об этом не думали. Ведь и в самом деле годы нужно считать с весны. С того дня, когда все начинает жить заново.
   – Во-от. Значит, договорились. Так сколько тебе… лет, зим и весен?
   – Тринадцать.
   – Чего-чего?
   – Как это – чего-чего? – уже сердито переспросил Миро.
   – Да вот… Это… Нет, верно? Тебе в самом деле тринадцать лет?
   – А что, я разве выгляжу слишком молодо? Или, наоборот, старше своих лет?
   – Нет, не в этом дело… А другим? Другим… сколько весен?
   – Только Квачу четырнадцать. А всем остальным – по тринадцать…
   – Понятно… Понятно… Но послушай…
   – Вот что, Юра, поговорим как-нибудь позже. Мне нужно поспать – скоро на дежурство. Менять Зета.
   И Миро не то что отвернулся, а просто утонул в своем кресле-кровати и смежил глаза.
   А Юрий думал. С одной стороны, все было правильно. Как ему и показалось в свое время, – космонавты выглядели для своих лет очень молодо, и вот – пожалуйста. Они, оказывается, ровесники Юрия Бойцова.
   И это, конечно, очень приятно. Потому что не нужно слишком уж их уважать или побаиваться. Словом, испытывать сотни всяких неудобств, которые неминуемо испытываешь, когда встречаешься со взрослыми, да еще не совсем знакомыми, а тем более голубыми.
   Юрий с беспокойством посмотрел на молчаливого, сосредоточенного Зета, который в своем кресле-кровати медленно двигался вдоль такого несерьезного, словно игрушечного, пульта управления. Он то посматривал на лучащийся космическими отсветами экран, то на пульт. Но чаще всего он приглядывался к бесконечной пляске разноцветных огоньков на стенах корабля.
   Огоньков этих, кажется, стало гораздо больше, чем раньше. И главное, они словно расползлись по стенам и даже высыпали на потолке. А ведь раньше, Юрий это ясно помнил, огоньки на стенах хоть и бегали, хоть и мигали, но действовали все-таки более организованно, чем теперь, – сплошной полосой, на определенной, примерно в рост космонавтов, высоте. И тогда, на Земле, космонавты почти не обращали на них внимания. А теперь Зет все время поглядывал на них, и, когда в каком-нибудь месте собиралось слишком много одноцветных – зеленых, красных или синих – огоньков, Зет немедленно переключал какой-то тумблер, и огоньки поначалу нехотя, а потом все быстрее разбегались в разные стороны.
   Ну а вдруг Зет переключит не тот тумблер? Вдруг он сделает какую-нибудь, ну пусть самую маленькую ошибку? Что тогда? Ведь это космос. И если их так прижимает к стенкам кресел-кроватей, значит, скорость ого-го-го какая!
   Ведь для того чтобы летать с одной обетованной планеты на другую, говорят, нужны околосветовые скорости. Значит, не исключена возможность, что корабль летит сейчас со скоростью сто, а то и двести тысяч километров в одну-единственную секунду.
   Юрка на мгновение представил себе, с какой скоростью летит корабль, и от страха даже зажмурился. Раз – и шесть раз вокруг Земли! А вы представляете, если на такой скорости произойдет хоть малейшая ошибка? Зет нажмет не на ту кнопку, переключит не тот тумблер! Тут тормоза не включишь. Такое может произойти, что просто даже думать не хочется.
   Юрий перестал жмуриться и не то что с недоверием или сомнением, а, скорее, с надеждой подумал: «Ну, не может быть, чтобы с такой скоростью. Ведь когда, например, мчишься на машине, так и то по сторонам все мелькает. А тут… Тут в тысячу раз быстрее, и все на месте».
   На экране действительно ничего особенного не происходило – все тот же отсвечивающий фиолетовым и синим мрак, все те же огромные звезды, ясные и чистые. И ломкие лучики света. И все – на месте. Ничто не проплывает, не пролетает и не дергается. Даже не верится, что корабль куда-то летит. Все очень спокойно и совсем не страшно.
   И Юрий тоже постепенно успокоился. В конце концов, нужно как следует разузнать, а потом уж принимать решение – бояться или не бояться. Ведь может оказаться и так, что где-то в корабле есть и взрослые люди, а Юрий и Шарик попали только в детскую часть корабля, где ребята играют, чтобы не мешать взрослым.
   А настоящие взрослые люди управляют кораблем по всем правилам космонавтики…
   И хотя сам Юрий понимал, что этого, по всему видно, быть не может, он все-таки старался думать именно так – всегда приятно надеяться, что за тебя кто-то ответит и кто-то сделает.

 
Разговор с Тэном

 
   Тэн открыл глаза и, повернувшись к Юрию, засмеялся:
   – У тебя такой вид, словно ты делаешь научное открытие.
   – Конечно, – почему-то рассердился Юра, – думаешь, думаешь, а… Да что там говорить! – махнул он рукой.
   – Давай думать вместе, – коротко и, как всегда, мягко предложил Тэн.
   – Разве можно думать вдвоем?
   – Вообще-то можно, хотя для этого следует надеть шлемы и подключить приборы. Но в данном случае я это сказал в том смысле, что, может быть, я тебе помогу.
   На этот раз Юра не стал хитрить. Время шло очень быстро и не давало возможности раздумывать слишком долго. Поэтому он спросил напрямик:
   – Сколько тебе… Сколько ты прожил, Тэн?
   – Двенадцать зим. И еще несколько месяцев и дней.
   – А у вас год какой? Сколько в нем дней?
   – А почти такой же, как и у вас. – И, предупреждая следующий вопрос, Тэн пояснил: – Учти, Юра, на нашей Земле почти такие же условия жизни, как и у вас. И сутки почти такие же, только у нас принята десятичная система. Например, в минуте сто секунд, в часе сто минут. В сутках десять часов, а в неделе десять суток. Ну и так далее…
   – Так выходит…
   – Нет, еще ничего не выходит. Просто наши секунды чуточку другие, чем ваши. А абсолютное время и у вас и у нас одинаково. Почти одинакова абсолютная продолжительность суток. А раз так, то, значит, и год тоже почти одинаков с вашим.
   – Все ясно… Но тогда скажи, как же так получается: людям всего двенадцать лет, а их посылают в космическое путешествие. Разве это правильно?
   – На вашей Земле, – невозмутимо ответил Тэн, – это пока еще неправильно. На нашей уже правильно.
   – Что-то я тебя не понимаю.
   – А что ж тут понимать? Вот возьми себя. Когда ты научился читать?
   – Ну… когда мне было пять лет.
   – А когда пошел в школу?
   – В семь лет.
   – И что ты делал в первом классе? Юра задумался, вспоминая то далекое время, когда он был в первом классе, и невольно усмехнулся.
   – Палочки писал… Читать учился.
   – Постой, постой! Ты же научился читать за два года до поступления в школу.
   – Выходит… Выходит, я просто читал.
   – Я тебе скажу прямо: выходит, что в первом классе ты почти все время бездельничал. И сам не учился, и другим мешал. И тебя называли балованным и, возможно, наказывали.
   Но наказывали не очень сильно, потому что все-таки ты получал хорошие отметки. Верно?
   – Верно… – растерянно согласился Юра. Тэн говорил так уверенно и так правдиво, что Юрий на минуту усомнился – а на корабле ли он находится? Голубые ли люди перед ним? Может, это все не так? Может, он все еще на Земле и кто-нибудь из ребят решил разыграть его, представившись голубыми космонавтами?
   – А чего ж тебе не получать в первом классе хороших отметок, если ты два с половиной года назад уже знал то, чему тебя учили в первом классе? Ведь верно?
   – Верно… Но… Но откуда ты это знаешь?
   – Вот чудак! Так у нас тоже так было. А потом умные взрослые люди решили, что это неправильно. Если так учиться, так только учеников портить. Человек хоть в пять лет, хоть в пятьдесят всегда есть человек. У него есть ум. У него есть понимание окружающего. Пусть еще не всегда полное и ясное, но оно все равно есть. Вот у нас на Розовой земле и решили: нужно требовать с человека с самого раннего возраста. Но и доверять ему тоже с самого малого.
   – Что доверять? – нерешительно спросил Юра.
   – Все! Доверять все, что может сделать человек. А он даже в пятилетнем возрасте может сделать многое. Очень многое. Если, конечно, его научить и если ему доверять.
   Юра хотел возразить – смешно доверять пятилетнему человеку серьезное дело. Пятилетний человек – это еще не человек. Но тут почему-то вспомнилось, что Пушкин в пять лет писал стихи. Да еще не на русском, а на французском языке. А Суворов уже в раннем детстве возился со схемами и описаниями боев и походов. А Моцарт в пять лет давал концерты. А…
   Нет, что бы там ни говорили, а пять лет для настоящего человека – это очень и очень… Ну и не то чтобы много, но и не мало. В пять лет тоже можно сделать кое-что настоящее. Если, конечно, человека научить и потом хоть немного ему доверять.
   – Вот у нас на Розовой земле и решили учить детей с четырех лет. Как человек выходит из яслей, он и начинает учиться по-настоящему.
   – А это… не очень трудно?
   – Чего ж тут трудного? Тебе трудно читать интересные книги? Гонять мяч ведь не трудно же? А почему? Потому что это доставляет тебе удовольствие. А разве не доставляет удовольствие всегда узнавать новое? А узнав, применить его в деле. Так что, как видишь, у вас только начинают учиться, а на нашей земле ребята уже кончают арифметику и грамматику, естествознание и историю и приступают к настоящим наукам.
   – А эти, выходит, не настоящие? – сердито спросил Юра, потому что ему показалось, что Тэн слишком уж загордился своей Розовой землей, и своими ребятами, и своими школами. Пусть, конечно, у них так все здорово, но задаваться этим все равно не стоит. Даже космонавтам. И даже не простым, а голубым.
   – Нет, зачем же… Тоже настоящие, но они – общие. А у нас науки более… точные, что ли. Возьмем химию. У нас в школе химия не одна. У нас и органическая, и неорганическая, и физическая, и квантовая. А каждая из этих химий разделяется еще на отделы. Вот так и идет изучение.
   – И у всех так?
   – Конечно! Только ведь изучение изучением, а практика практикой. Изучаем химию – и сразу работаем возле приборов и установок.
   – Это в семь-то лет? – воскликнул Юрий. Тэн долго смотрел в его возбужденное, недоверчивое лицо и с достоинством, но чуть-чуть с сожалением ответил:
   – Я же тебе говорю, что человека нужно не только учить. Человеку нужно доверять! У нас научились доверять. Даже семилетним. Даже пятилетним. Понимаешь?
   – Это понятно. Но пятилетние у вас… Просто так учатся?
   – Зачем ты так?.. – с горечью протянул Тэн. – Ведь я же серьезно.
   – Так и я серьезно.
   – Нет. Даже пятилетние и восьмилетние на практике еще не работают, а вот десятилетние обязательно помогают студентам. А потом работают самостоятельно. Потому что их научили и им доверяют.
   Нет, всего этого Юра еще не мог понять. Он чувствовал, что это здорово, когда тебе доверяют, верят, что ты настоящий человек и что ты способен на что-то дельное, хорошее. Но он не мог представить себе, что ему бы самому не то что в первом классе, а даже теперь, уже шестикласснику, вдруг доверили бы работу на каком-нибудь станке или приборе.
   Выходило, что доверие не только дает, но оно и требует. Выходило, что доверие не только легкая и радостная вещь, но, оказывается, еще и серьезная, трудная обязанность. Выходило, что доверие мало заслужить, его нужно оправдать.
   Ох сколько не то что нового, а, скорее, непривычного стояло за этими словами голубого человека!
   Возникли мысли, что хотя и Пушкин, и Суворов, и Моцарт – это все гении, особые люди и, конечно, равняться на них нечего, потому что такие рождаются раз в столетие, но все-таки и самые обыкновенные земные люди могут добиться прямо-таки сказочных успехов.
   Наверное, раньше Юра не согласился бы с этим и сказал Тэну: «Это все фантастика!» Но сегодня сказать так он не мог. Не мог еще и потому, что уже подумал о том, что ведь во времена Пушкина, Суворова, Моцарта не было радио. Не было телевидения. Не было машин. Настоящей химии.
   Так как же можно и нужно учиться теперь? Да, Юра все-таки понимал – Тэн прав. Начинать учиться можно и нужно гораздо раньше, чем это делается до сих пор на Голубой земле. Пожалуй, если честно, так он уже потерял целых три года. Ведь он научился читать еще в детском возрасте, когда ему было пять лет. Хотел – читал, не хотел – не читал. Потом, в школе, его заново начали учить азбуке, умению читать по слогам. Ясно, что учить то, что уже знаешь, – смешно. И Юрка не учил. Он баловался на уроках, на переменках, дома. А учительница все равно ставила ему четверки или пятерки, потому что он-то ведь знал то, чему его учили. А ведь отметки ставят не за красивые глаза, а за знания.
   Ну а потом, во втором классе, ему казалось, что знания даются просто так. Ни за что. А отметки ставятся за то, что знал уже раньше. Наверное, поэтому ему все время не хватало каких-нибудь получаса, чтобы выучить уроки, пятнадцати минут, чтобы решить неполучающийся пример. Так и вышло, что вместо четверок и пятерок он стал получать уже тройки, а потом и двойки. А учительница стала ругать его и называть лодырем. А сам Юрка это не чувствовал. Просто он по-прежнему был таким, каким бывал и в садике, и в первых классах школы. А вот требовали с него уже совсем по-другому, не так, как в садике или в первом классе. И это казалось несправедливым. Он думал, что к нему придираются.
   Из-за того, что учительница «придиралась и не давала жизни». Юрка то злился на нее и совсем не делал уроков: решал, что он все равно уйдет работать, а рабочему человеку очень уж больших знаний не требуется и, значит, можно, не учиться. А то, наоборот, как бы мстя учительнице, вызубривал уроки и со злостью отвечал ей на четверку, а то даже на пятерку. Но вызубренное быстро забывалось, а любви, уважения к таким знаниям не оставалось.
   В пятом классе пошло еще хуже. В пятом классе был уже не один, а несколько учителей и учительниц. Отговориться тем, что к нему придираются. Юрка не мог: причин для придирок у новых учителей просто не было. А двойки в Юркином дневнике были, и отец, раньше немного веривший и придиркам учительницы, и невезению, и вообще всяким Юркиным отговоркам и оправданиям, теперь верить отказался. Он сказал прямо:
   – Ты лодырь. Я в твои годы…
   И пошло, и поехало!
   Вот почему Юрий вздохнул еще горше: что ни говори, а доверие – вещь хорошая, если… Если самому хочется оправдывать это доверие. А если не очень хочется, так лучше пусть без доверия… Как-нибудь уж по старинке… Как на Голубой земле…
   И в то же время ему страшно, до колик в сердце захотелось, чтобы ему доверяли. Поручали сложные и ответственные дела и требовали, чтобы он во что бы то ни стало выполнил их. Вот как космонавты…
   Наверное, потому, что Юрий уже понимал: учили его и сам он учился в прошлом так, что равняться теперь с голубыми людьми ему было трудно, а признаться в этом, когда стало совершенно ясным, что они Юркины ровесники, было просто невозможно. Юрий попытался найти последнюю лазейку. Даже не лазейку. Он и в самом деле не очень верил тому, что видел.
   – Слушай, Тэн, может, ты скажешь, что вам доверили весь корабль?
   – Конечно! – ничуть не смутился Тэн. Это становилось прямо-таки интересным: Тэн явно врал напропалую. Юрка ехидно улыбнулся и спросил:
   – И, кроме вас четверых, на всем корабле нет ни одного живого человека?
   – Конечно!
   – И с вашей Земли никто не управляет вашим кораблем?
   – Конечно! – все так же уверенно ответил Тэн и наконец заметил ехидную Юркину улыбку. – Ты, кажется, не веришь? А почему? Разве я или кто-нибудь из наших тебя обманывал?
   – Не в этом дело, – уклончиво протянул Юра. – Не в этом дело…
   – А в чем?.. – И потому, что Юрий жался, кривился и недоверчиво покачивал головой, Тэн рассердился: – Что ж ты молчишь? Говори напрямик. Ты нам не веришь?
   – При чем тут не веришь… Но, понимаешь, я же сам слышал, как кто-то объявлял тревогу… Предупреждал… И голос был, по-моему, взрослый.
   – Так тебе же говорили, что это действуют роботы. Следящие роботы. Говорили или не говорили?
   Сейчас Юрий уже не помнил – говорили ему или не говорили о роботах, но в душе он уже согласился с тем, что при таком положении дел и при такой технике и в самом деле должны работать, предупреждать и действовать роботы. Иначе зачем же тогда и космическую технику выдумывать?
   Но был еще один хитрющий вопрос. Такой хитрый и с такой подковыркой, что Юрий не сразу решился задать его. А когда решился, то еще долго не знал, с чего начать.
   Пока Тэн кипятился и рассказывал о том, какие роботы есть на корабле – расчетчики, следящие, обучающие, информирующие, оценивающие, предполагающие, разведывательные и многие-многие другие, – Юрий наконец придумал подход к самому важному вопросу:
   – Тэн, а сколько… сколько лет вы в пути?
   – Мы? В пути? Уже шестой год… Тут Бойцов не выдержал и рассмеялся – облегченно и очень ехидно. Вопрос с подковыркой оправдал себя.
   – Ты чего смеешься? – удивился и немного обиделся Тэн.
   Юрий смеялся все громче и раскатистей. Он крутил головой и даже хлопал себя по коленям, хотя это было и очень трудно – силы притяжения, или, научно говоря, силы гравитации, прижимали его в мягком кресле-кровати и наливали тело если не свинцовой, то, во всяком случае, чугунной тяжестью.
   Тэн недоумевающе смотрел на Юрия, потом вдруг улыбнулся и тоже рассмеялся.
   – Так. Пожалуй, ты прав, – сказал он, и Юрию сразу расхотелось смеяться.
   – Почему я прав?
   – Потому что со стороны и в самом деле наше положение выглядит смешным.
   – Какое положение? – уже серьезно спросил Юрий.
   – А такое, что нам всем по двенадцать лет, а мы летим уже шестой год.
   – Почему же это смешно? – насторожился Юрий.
   – Ну, нам это не смешно. У нас это в порядке вещей. А вот для людей с других планет это может показаться и смешным.
   Тэн объяснил это таким тоном, что Юрий даже покраснел и буркнул:
   – Только ты не очень задавайся, ты лучше расскажи.
   – Что тебе рассказать?
   – А вот это: почему вам понятно, а людям с других планет не понятно?
   – Потому, Юрочка, что с нашей Розовой земли космонавты вылетают в свои первые дальние путешествия не в двадцать или тридцать лет, как у вас на Голубой земле, а в семь-восемь лет.
   Это было не так уж неожиданно – что-нибудь в этом роде Тэн обязательно должен был сказать, – но поражал его тон, снисходительный и в то же время сожалеющий. И нужно было поддержать авторитет всех землян, а заодно и людей каких-то других цивилизаций, о которых голубые люди знали, а земляне только догадывались.
   – Это ж почему вам такая привилегия?
   – А это, брат ты мой, не привилегия, а самая обыкновенная необходимость.
   – Почему же это, интересно, необходимость? Везде такой необходимости нет, а у вас она появилась?
   – А как ты считаешь – сколько лет нужно, чтобы добраться от одной обитаемой или годной для обитания планеты до другой?
   – Ну, я не знаю… точно. Но думаю, что года два… три… Может быть, пять лет…
   – Та-ак. А сколько у вас на Голубой земле человек готовится к космическим полетам?
   – Точно я, конечно, не помню… Например, Гагарин – самый первый космонавт в мире… нашем мире – готовился два года. Потом и других готовил… Тоже несколько лет…
   – Вот! А теперь прибавь пять лет до нужной вам планеты, сколько-нибудь времени на то, чтобы на ней посидеть, обследовать, а потом еще пять лет, чтобы вернуться на свою землю. Сколько получится?
   Юрий не раскусил всей каверзности этого вопроса. Но он сразу почувствовал, что за ним стоит что-то очень важное и нужное для понимания всей жизни голубых людей. И поэтому он не стал ловчить и выкручиваться. Он честно признался:
   – Н-ну… лет пятнадцать… – И неуверенно, но великодушно добавил: – Может… чуть больше…
   – Во-от. – Тэн назидательно выставил палец и сложил розовые губы трубочкой. – Вот и получается, что космонавт ваш, с Голубой планеты, слетает один раз на какую-нибудь планету, вернется, пока отчитается, пока отдохнет – и лететь ему во второй раз уже не придется.
   – Брось! – решительно заступился Юрка за милых сердцу космонавтов. – Они еще будут молодые!
   – А я и не говорю, что старые. Будет им лет по сорок. Верно?
   – Верно.
   – Ну вот. Теперь клади опять несколько лет на подготовку к полету.
   – Так они же один раз уже готовились! – возмутился Юрка.
   – Как ты все хорошо знаешь! – задиристо покачал головой Тэн. – А что ж, по-твоему, все пятнадцать лет, пока они готовились и совершали первый полет, ученые и инженеры на земле сидели раскрыв рот и хором кричали: «Ура! Вот какие хорошие космонавты! Уже полетели».
   – Я тебя не понимаю…
   – А чего ж тут понимать? Тут думать надо.
   – Я думаю… – не совсем уверенно ответил Юрий.
   – Думаешь, да, видно, не о том. Ведь за эти пятнадцать лет инженеры и ученые построят новые корабли, откроют новые способы их ведения. И сами космонавты из космоса передадут, что плохого в том корабле, на котором они летят, а что хорошего. Инженеры тоже это встроят в новые корабли. Так как, по-твоему должны будут космонавты для своего нового полета освоить новый корабль, научиться его водить и всякое такое?..
   – Наверное, должны, – неуверенно согласился Юрий.
   – Значит, и для этого потребуется время. Может быть, даже годы.
   – Наверное…
   – А раз наверное, так вот и посчитай, через сколько лет ваш земной космонавт полетит в свой второй полет.
   Юрий добросовестно считал. Получалось много. Так много, что и говорить об этом не хотелось.
   И Тэн прекрасно понял его. Он не стал задаваться, показывать свое превосходство. Он только мягко улыбнулся и сочувственно, спросил:
   – Теперь ты понял?
   – Почти… – печально протянул Юра. Ты знаешь, Тэн, ты на меня не обращай вни| мания. Ты просто рассказывай, а я, чего непойму, спрошу. Ладно? А то времени много уходит…
   – Тао, – тоже почему-то печально протянул Тэн. – Времени действительно уходит много. Но слушай. Раз ты понял, что ваши земные космонавты при современной вашей технике и главное, при современном отношении ваших людей между собой смогут полететь во второй свой полет не раньше чем в сорок лет, то ты должен понять и другое: домой, на свою родную землю, они могут вернуться только, в глубокой старости.