Все новые и новые отарий появлялись из воды и устремлялись к месту свалки. Большинство из них бросалось в беспрерывно растущую кучу малу над лятуем, но некоторые прыгали на кучу, которая покрыла Андрея.
Андрей явно не сдавался. В беспорядочном переплетении щупалец мелькали его руки и ноги. Иногда появлялась голова, и казалось, что он вот-вот вырвется, вывернется из этой отвратительной кучи. Но отарий снова валили его на землю и перекатывали, стараясь найти хоть одно уязвимое место. Однако костюм-скафандр надежно защищал Андрея от розовых присосок-блюдечек на щупальцах. И когда Виктор понял это, он как-то сразу успокоился и даже обрадовался. А чтобы поделиться своей нечаянной радостью, обернулся к самой красивой женщине.
Она стояла, прижав стиснутые руки к груди, и неотрывно смотрела в телевизор. Лицо у нее было светло-светло-серебряным, словно полированным, а глаза – страдающие. Виктор подвинулся к ней и, чтобы успокоить ее хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь помочь или хотя бы отвлечь, мягко погладил ее по руке. Она быстро оглянулась, обняла Виктора и прижала его к себе совсем так, как это делала когда-то мама.
Но то была мама… И хоть Виктор и понимал, что серебряная женщина просто ищет в нем поддержки, ему все-таки было неудобно, но что делать, он не знал. И он стал смотреть в телевизор.
Отарий всё вываливались из реки и многие из них стали искать новой добычи. А поскольку лятуй все кричал, все звал кого-то на помощь, то они начали было окружать его, а потом увидели на дереве Пепу. Вероятно, увидел ее какой-нибудь один отарий, но он какими-то непонятными способами сейчас же передал сигнал другим.
Отарий стали медленно, словно примериваясь, окружать дерево. Женщина прижала Виктора.
Пепа попыталась подняться, но ветки оказались тонкими и опасно качались. Пепа только поджала ногу…
Один из отариев сжался и прыгнул на дерево, зацепился за ствол и начал быстро-быстро перебирать щупальцами, разыскивая лазейку между ветвями. Но по-видимому, ствол показался ему слишком колючим, потому что, как только он обвивал щупальцем какую-нибудь ветку, он почти сейчас же отдергивал его. Трудно сказать, нашел бы отарий подходящее место для захвата, но только лятуй тоже увидел эти опасные для Пепы движения, подскочил и ударил передними ногами отария. Тот медленно сполз с дерева и, корчась, пополз в сторону. К лятую подползло и подлетело сразу несколько отариев. Один из них изловчился и обвил щупальцами задние ноги лятуя. Горбатик дрыгнул ногами, и отарий полетел далеко в сторону. Лятуй немедленно встал уже на дыбы и с силой упал передними ногами на следующего отария.
Они подползали и подлетали, а лятуй, раскачиваясь на средних ногах, бил их то передними, то задними. Когда отариев собралось слишком много и кое-кто стал присасываться к средним ногам лятуя, он отскочил в сторону и стал с налета бить тех, кто поближе.
Однако все, кто сидел за телевизором, понимали, что долго так продолжаться не может – отарии все прибывали. Вдруг, как игрок во время передачи хоккейного матча, в кадр телевизора влетел еще один лятуй. Яростно оскалив зубы, он бросился на отария и стал его топтать.
Пепа все стояла на ветке, поджав ногу, как озябшая птица. А в кадр телевизора вбежал еще один лятуй, за ним сразу два. Они прыгали, топтали отариев, лягались и ржали, ржали…
– Ох, молодцы! – наконец сказала женщина и отпустила Виктора. – Какие они молодцы!
Разбитые отарии корчились, извивались, но им на смену прибывали всё новые и новые, лоснящиеся от непросохшей воды. И вдруг Виктор явственно увидел, как один из отариев, корчившийся так, словно ему вот-вот придет конец, стал разделяться надвое. Его шляпка треснула и стала разрываться, как раз там, куда угодил своими копытами лятуй. Когда обе половинки разделились, они самостоятельч но поползли к реке, помогая щупальцами и одним крылом. Они ползли медленно, отвра тительно извиваясь и корчась.
– О, твари! – воскликнула женщина с веснушками. – Вот гадость.
И почти сейчас же стали разделяться два других отария, но уже не вдоль, а поперек.
А четвертый разделился наискосок. И у каждой половинки оставалось два жестоких, холодных, хоть и несколько замутненных глаза, и по четыре щупальца.
Откуда-то сзади раздался спокойный мужской голос:
– Оэта, у вашего подъезда машина. Вы поедете к Неа?
– Да! Да-да! Конечно! – словно очнулась красивая женщина, и Виктор узнал, что ее зовут или ее фамилия – Оэта.
Оэта рванулась к двери, а Виктор бросился за ней.
– Возьмите меня с собой! – закричал он. – Ведь там еще и Валя!
Оэта на секунду остановилась и, видимо, увидела в глазах Виктора нечто такое, что ей очень понравилось. Она кивнула и сказала:
– Правильно! В беде нельзя оставлять товарищей, а тем более подруг. Побежали.
Но тут вскочили две другие женщины и заголосили:
– Он никуда не поедет!
– Вы не имеете права рисковать ребенком! Виктор на ходу ответил:
– Я же в костюме! Мне ничего не будет! Вместе с Оэтой они выскочили на лужайку, прямо к похожей на микроавтобус на гусеничном ходу длинной машине. Прозрачная дверь открылась, и Виктора подхватили заботливые руки. Кто-то спросил:
– Оэта, вы без скафандра? Это опасно…
– Ничего! Надеюсь, что вы не допустите положения, в котором он бы мне понадобился.
И она тоже вскочила в машину. Виктор осмотрелся. Вдоль стен сидели молодые широкоплечие мужчины. За спинами у них были рюкзаки или ранцы, в руках палки с белыми концами и металлическими блестящими деталями. Они были очень похожи на земные флейты, а сами мужчины – на парашютистов-пожарников, которых сбрасывают с самолета в глубину горящей тайги.
Машина тонко завибрировала и помчалась. Виктор узнавал те поля и те деревья, которые видел по телевизору, когда следил за скачкой и за удивительным боем.
У садового домика машина притормозила. Из дверей выскочил Крайс и спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Да! – ответили ему из кабины. – По Неа прорвались отарии. Девочка-инопланетянка у тебя?
– Здесь. В домике.
– На всякий случай запритесь и включите ионную защиту. Ты знаешь, как это делается?
– Конечно. Мы тренировались в клубе.
– Ну, держись мужчиной. А мы – вперед. И машина снова понеслась к месту сражения с отариями. Мужчины натягивали шлемы скафандров и проверяли, как прилегают к шее маленькие катушечки лорингофонов. Они готовились к бою.
Виктор ждал, что они сейчас врежутся в стаи отариев и начнут их давить и утюжить, но вместо этого машина обогнула уже целое стадо рассвирепевших, беспрерывно атакующих своих врагов, лятуев и затормозила только на берегу реки. Мужчины один за другим с разгона бросались в реку и скрывались под водой. Виктор тоже хотел было выскочить, но Оэта придержала его:
– У нас другая задача. Не спеши. Машина стала медленно разворачиваться. Виктор увидел, как над словно металлической поверхностью воды вздувались и опадали огромные пузыри, будто кто-то вскипятил речную воду.
– Сейчас они очистят реку и погонят отариев до океана. А мы пока займемся уже вылезшими.
Машина помчалась прямо к той куче мале, что еще копошилась над сраженным лятуем. Водитель на мгновение включил фары, и несколько ослепительно алых лучей врезались в копошащиеся тела, прошлись по ним и словно подняли отариев в воздух. Они подскакивали на всех восьми щупальцах, расправляли крылья, пытались улететь, отскочить. Как будто это им удавалось. Одни, те, что были вверху, отскакивали метров на десять. Но те, что были внизу, уже наелись до отвала и поэтому не могли подпрыгивать. Они только перекатывались, как колобки.
Постепенно стал вырисовываться дочиста обглоданный скелет лятуя. Он не удивил Виктора. Он ужаснул его, потому что он представил, что же осталось от Андрея. Виктор закричал:
– Скорее! К Андрею!
– Успеется, – буркнул водитель машины и снова включил лезвия алых лучей.
Теперь машина стояла на месте, и водитель рычагом направлял излучающий алый свет фонарь то на одного, то на другого отария. Как только чудовище попадало под луч, оно корчилось, извивалось, а водитель, поворачивая фонарь, исчерчивал его лучом вдоль и поперек.
И уж когда чудовище испускало дух, луч перескакивал на следующее.
Виктор смотрел то на чудовище, то на водителя. У того все сильней и сильней оттопыривалась нижняя губа, а глаза сужались, становились пронзительными и… жалкими. Наконец он не выдержал и обратился к Оэте:
– Не могу… Противно.
Оэта молча приняла из его рук рычаг управления лучом. Она не так ловко и не так быстро, как водитель, но, пожалуй, точней, чем он, стала расправляться с отариями. Их становилось все меньше. Пополнение из реки перестало прибывать. Люди в скафандрах делали свое дело.
Виктор не понимал только одного: как можно так спокойно вести себя в то время, когда в опасности находятся люди. Больше того – близкие люди. Ведь за спиной Оэты спасается на дереве ее родная дочь! А мать даже не оглядывается и борется с общей опасностью!
Пусть у нее упрямо и скорбно сжаты губы, пусть она кажется уже не серебряной, а просто бледной, и в уголках ее покрасневших глаз то навертываются, то пропадают слезы. Конечно, она волнуется, конечно, она переживает, но ведь вот – дерется с отариями, прежде всего заботится об общем благе, об общей безопасности, а потом уж о… Впрочем, почему «потом уж»? Вместе с тем она дерется и за безопасность своей дочери.
Ведь если разобраться спокойно, Пепе пока что ничто непосредственно не угрожало. Она сидела на дереве, нападавших на нее отариев отогнали и искромсали копытами подоспевшие лятуи. Наконец, люди в скафандрах тоже дедали свое дело под водой. Они били врага в воде, не давая ему выползти. Так что можно было и держаться.
И все-таки… Все-таки это здорово. Как смелы и организованны эти серебряные люди, как они умеют подчинить самих себя, свои чувства общему делу. Тому самому, которое в равной степени важно для всех.
Все это очень нравилось Виктору. Не нравилось только то, что Оэта не спешила на помощь Андрею. Погребенный под грудой копошащихся и перекатывающихся чудищ, он, вероятно, десять раз уже мысленно умер. И пусть серебряные люди такие сознательные и выдержанные. Но ведь должны же они понять, что подобное Андрей переживает впервые. Он же наверняка испугался. И хотя, как уверяют все, ему ничего страшного не грозит, его защитит от страшных щупалец костюм-скафандр – страх-то все равно дело не слишком радостное.
И Виктор уже хотел было сказать об этом Оэте, но она сама поняла, что не дело так долго испытывать мужество инопланетянина, и обратилась к водителю:
– Боюсь, что парнишке приходится туго. Нужно начинать разгонять и этих гадов. Только осторожно… Чтобы не задеть комбинезона.
Водитель словно нехотя оттолкнулся от спинки сиденья и включил еще один фонарь. Его свет оказался уже не пронзительно-алым, а желтым, ядовитым. Водитель осторожно подвел рычагом этот луч к самому крайнему из атакующих Андрея отариев и быстро полоснул его по глазам. Чудовище подпрыгнуло и отскочило в сторону. Если бы у него было не четыре глаза, то можно было бы сказать, что оно озирается, стараясь понять, откуда пришелся такой удар. Но отарий только вращал выпуклыми глазами и растерянно шевелил щупальцами.
Оэта быстро перенесла алый луч и перечеркнула им крест-накрест бурую спину ота-рия. Тот скорчился, перевернулся и затих. Так повторялось несколько раз, пока из-под шевелящейся груды не показался яркий костюм Андрея.
Потом между щупалец просунулась его нога. Она поерзала по земле, нашла точку для упора и явственно напряглась. Водитель провел желтым лучом по спинам двух верхних отари-ев. Они, конечно, подпрыгнули и отскочили, а другие не успели занять их место. И, видимо, Андрей сразу уловил ослабление давления. Он рванулся и встал на колени. Отарий опять навалились на него: известно, что на лежачего нападать легче всего.
Андрей уже поднялся. Пусть на колени, но поднялся, и поэтому выдержал натиск. Он выпростал руки и стал бороться со щупальцами, стараясь уловить момент, когда можно будет рвануться еще раз и встать наконец на ноги.
Голодные отарий, вероятно, поняли, что они могут упустить, как им казалось, верную добычу, и засуетились. А в суете какая уж драка? Они переплетались, переползали друг через друга, соскальзывали и даже боролись друг с другом, потому что щупальца одних попадали' на щупальца других и наверняка жалили их.
Этой неразберихой умненько пользовался водитель. Как только какой-нибудь слишком настырный гад. оказывался на плечах и голове Андрея, его тут же «ласкал» ядовитый желтый луч. Отарий отпрыгивал и дергался в шоке. А уж потом его настигал алый луч, и он затихал…
В один из таких моментов Андрей все-таки успел встать на одно колено. И тут случилось непредвиденное. Огибая машину, прямо на Андрея помчались сразу три лятуя. Их яростные, с оскаленными крупными зубами морды, развевающиеся хвосты и вставшие торчком горбы делали их страшными. Виктор закрыл глаза – вот уж эти чудища наверняка разорвут Андрея.
Но чудища повели себя как настоящие бойцы. Два из них зубами ухватили за противоположные щупальца крайнего отария и оттянули назад, растягивая одновременно и в стороны так, что остальные шесть щупалец просто не могли дотянуться до лятуевых морд – им не хватало самую малость, чуть-чуть.
Оттащив свою добычу в сторону, они опустили ее под ноги третьему лятую, и тот стал топтать ее копытами. Два других добавили. Потом вся тройка взялась за следующего отария, и Андрей встал наконец на ноги и вступил в настоящую борьбу со щупальцами остальных.
Он был похож на укротителя или на того героя древности – Лаокоона, который боролся со змеями. Но Лаокоон и его сыновья не смогли победить страшных змей, потому что они были одни. А Андрея поддерживали другие.
Но в это время в дверцу машины кто-то забарабанил. Водитель не глядя нащупал запор и приоткрыл дверь. В нее, свешиваясь со своего оседланного лятуя, заглянула Пепа и закричала:
– Мама! Мамочка! Ты не беспокойся. Всё в порядке!
Она развернула лятуя и помчалась прямо к Андрею, который боролся с последними, тремя-четырьмя…
Лятуй заплясал перед ними, но три других стали хватать зубами за щупальца врагов, и не столько Пепа, сколько сам лятуй уловил тот единственный момент, когда Андрей почти освободился от щупалец. Пепа протянула ему руку, и Андрей схватился за нее. Пепа покачнулась и на какое-то мгновение показалось, что она вот-вот упадет на отариев. Но она удержалась в седле и помогла Андрею вскарабкаться на лятуя. Теперь – вероятно, потому, что он уже приобрел некоторый опыт, а может, просто от страха – Андрей проделал это очень быстро. Лятуй взбрыкнул – щупальца стали обвиваться вокруг его ног – и заржал. Три других лятуя копытами отбили товарища и продолжили свою схватку с ота-риями. Пепа и Андрей поскакали прочь. Оэта закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Противная девчонка! До чего же противная! – Рыдания душили ее, но она произнесла сквозь слезы: —А все-таки молодец.
Виктор подумал, что на Мёмбе есть справедливые взрослые.
Андрей явно не сдавался. В беспорядочном переплетении щупалец мелькали его руки и ноги. Иногда появлялась голова, и казалось, что он вот-вот вырвется, вывернется из этой отвратительной кучи. Но отарий снова валили его на землю и перекатывали, стараясь найти хоть одно уязвимое место. Однако костюм-скафандр надежно защищал Андрея от розовых присосок-блюдечек на щупальцах. И когда Виктор понял это, он как-то сразу успокоился и даже обрадовался. А чтобы поделиться своей нечаянной радостью, обернулся к самой красивой женщине.
Она стояла, прижав стиснутые руки к груди, и неотрывно смотрела в телевизор. Лицо у нее было светло-светло-серебряным, словно полированным, а глаза – страдающие. Виктор подвинулся к ней и, чтобы успокоить ее хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь помочь или хотя бы отвлечь, мягко погладил ее по руке. Она быстро оглянулась, обняла Виктора и прижала его к себе совсем так, как это делала когда-то мама.
Но то была мама… И хоть Виктор и понимал, что серебряная женщина просто ищет в нем поддержки, ему все-таки было неудобно, но что делать, он не знал. И он стал смотреть в телевизор.
Отарий всё вываливались из реки и многие из них стали искать новой добычи. А поскольку лятуй все кричал, все звал кого-то на помощь, то они начали было окружать его, а потом увидели на дереве Пепу. Вероятно, увидел ее какой-нибудь один отарий, но он какими-то непонятными способами сейчас же передал сигнал другим.
Отарий стали медленно, словно примериваясь, окружать дерево. Женщина прижала Виктора.
Пепа попыталась подняться, но ветки оказались тонкими и опасно качались. Пепа только поджала ногу…
Один из отариев сжался и прыгнул на дерево, зацепился за ствол и начал быстро-быстро перебирать щупальцами, разыскивая лазейку между ветвями. Но по-видимому, ствол показался ему слишком колючим, потому что, как только он обвивал щупальцем какую-нибудь ветку, он почти сейчас же отдергивал его. Трудно сказать, нашел бы отарий подходящее место для захвата, но только лятуй тоже увидел эти опасные для Пепы движения, подскочил и ударил передними ногами отария. Тот медленно сполз с дерева и, корчась, пополз в сторону. К лятую подползло и подлетело сразу несколько отариев. Один из них изловчился и обвил щупальцами задние ноги лятуя. Горбатик дрыгнул ногами, и отарий полетел далеко в сторону. Лятуй немедленно встал уже на дыбы и с силой упал передними ногами на следующего отария.
Они подползали и подлетали, а лятуй, раскачиваясь на средних ногах, бил их то передними, то задними. Когда отариев собралось слишком много и кое-кто стал присасываться к средним ногам лятуя, он отскочил в сторону и стал с налета бить тех, кто поближе.
Однако все, кто сидел за телевизором, понимали, что долго так продолжаться не может – отарии все прибывали. Вдруг, как игрок во время передачи хоккейного матча, в кадр телевизора влетел еще один лятуй. Яростно оскалив зубы, он бросился на отария и стал его топтать.
Пепа все стояла на ветке, поджав ногу, как озябшая птица. А в кадр телевизора вбежал еще один лятуй, за ним сразу два. Они прыгали, топтали отариев, лягались и ржали, ржали…
– Ох, молодцы! – наконец сказала женщина и отпустила Виктора. – Какие они молодцы!
Разбитые отарии корчились, извивались, но им на смену прибывали всё новые и новые, лоснящиеся от непросохшей воды. И вдруг Виктор явственно увидел, как один из отариев, корчившийся так, словно ему вот-вот придет конец, стал разделяться надвое. Его шляпка треснула и стала разрываться, как раз там, куда угодил своими копытами лятуй. Когда обе половинки разделились, они самостоятельч но поползли к реке, помогая щупальцами и одним крылом. Они ползли медленно, отвра тительно извиваясь и корчась.
– О, твари! – воскликнула женщина с веснушками. – Вот гадость.
И почти сейчас же стали разделяться два других отария, но уже не вдоль, а поперек.
А четвертый разделился наискосок. И у каждой половинки оставалось два жестоких, холодных, хоть и несколько замутненных глаза, и по четыре щупальца.
Откуда-то сзади раздался спокойный мужской голос:
– Оэта, у вашего подъезда машина. Вы поедете к Неа?
– Да! Да-да! Конечно! – словно очнулась красивая женщина, и Виктор узнал, что ее зовут или ее фамилия – Оэта.
Оэта рванулась к двери, а Виктор бросился за ней.
– Возьмите меня с собой! – закричал он. – Ведь там еще и Валя!
Оэта на секунду остановилась и, видимо, увидела в глазах Виктора нечто такое, что ей очень понравилось. Она кивнула и сказала:
– Правильно! В беде нельзя оставлять товарищей, а тем более подруг. Побежали.
Но тут вскочили две другие женщины и заголосили:
– Он никуда не поедет!
– Вы не имеете права рисковать ребенком! Виктор на ходу ответил:
– Я же в костюме! Мне ничего не будет! Вместе с Оэтой они выскочили на лужайку, прямо к похожей на микроавтобус на гусеничном ходу длинной машине. Прозрачная дверь открылась, и Виктора подхватили заботливые руки. Кто-то спросил:
– Оэта, вы без скафандра? Это опасно…
– Ничего! Надеюсь, что вы не допустите положения, в котором он бы мне понадобился.
И она тоже вскочила в машину. Виктор осмотрелся. Вдоль стен сидели молодые широкоплечие мужчины. За спинами у них были рюкзаки или ранцы, в руках палки с белыми концами и металлическими блестящими деталями. Они были очень похожи на земные флейты, а сами мужчины – на парашютистов-пожарников, которых сбрасывают с самолета в глубину горящей тайги.
Машина тонко завибрировала и помчалась. Виктор узнавал те поля и те деревья, которые видел по телевизору, когда следил за скачкой и за удивительным боем.
У садового домика машина притормозила. Из дверей выскочил Крайс и спросил:
– Что-нибудь случилось?
– Да! – ответили ему из кабины. – По Неа прорвались отарии. Девочка-инопланетянка у тебя?
– Здесь. В домике.
– На всякий случай запритесь и включите ионную защиту. Ты знаешь, как это делается?
– Конечно. Мы тренировались в клубе.
– Ну, держись мужчиной. А мы – вперед. И машина снова понеслась к месту сражения с отариями. Мужчины натягивали шлемы скафандров и проверяли, как прилегают к шее маленькие катушечки лорингофонов. Они готовились к бою.
Виктор ждал, что они сейчас врежутся в стаи отариев и начнут их давить и утюжить, но вместо этого машина обогнула уже целое стадо рассвирепевших, беспрерывно атакующих своих врагов, лятуев и затормозила только на берегу реки. Мужчины один за другим с разгона бросались в реку и скрывались под водой. Виктор тоже хотел было выскочить, но Оэта придержала его:
– У нас другая задача. Не спеши. Машина стала медленно разворачиваться. Виктор увидел, как над словно металлической поверхностью воды вздувались и опадали огромные пузыри, будто кто-то вскипятил речную воду.
– Сейчас они очистят реку и погонят отариев до океана. А мы пока займемся уже вылезшими.
Машина помчалась прямо к той куче мале, что еще копошилась над сраженным лятуем. Водитель на мгновение включил фары, и несколько ослепительно алых лучей врезались в копошащиеся тела, прошлись по ним и словно подняли отариев в воздух. Они подскакивали на всех восьми щупальцах, расправляли крылья, пытались улететь, отскочить. Как будто это им удавалось. Одни, те, что были вверху, отскакивали метров на десять. Но те, что были внизу, уже наелись до отвала и поэтому не могли подпрыгивать. Они только перекатывались, как колобки.
Постепенно стал вырисовываться дочиста обглоданный скелет лятуя. Он не удивил Виктора. Он ужаснул его, потому что он представил, что же осталось от Андрея. Виктор закричал:
– Скорее! К Андрею!
– Успеется, – буркнул водитель машины и снова включил лезвия алых лучей.
Теперь машина стояла на месте, и водитель рычагом направлял излучающий алый свет фонарь то на одного, то на другого отария. Как только чудовище попадало под луч, оно корчилось, извивалось, а водитель, поворачивая фонарь, исчерчивал его лучом вдоль и поперек.
И уж когда чудовище испускало дух, луч перескакивал на следующее.
Виктор смотрел то на чудовище, то на водителя. У того все сильней и сильней оттопыривалась нижняя губа, а глаза сужались, становились пронзительными и… жалкими. Наконец он не выдержал и обратился к Оэте:
– Не могу… Противно.
Оэта молча приняла из его рук рычаг управления лучом. Она не так ловко и не так быстро, как водитель, но, пожалуй, точней, чем он, стала расправляться с отариями. Их становилось все меньше. Пополнение из реки перестало прибывать. Люди в скафандрах делали свое дело.
Виктор не понимал только одного: как можно так спокойно вести себя в то время, когда в опасности находятся люди. Больше того – близкие люди. Ведь за спиной Оэты спасается на дереве ее родная дочь! А мать даже не оглядывается и борется с общей опасностью!
Пусть у нее упрямо и скорбно сжаты губы, пусть она кажется уже не серебряной, а просто бледной, и в уголках ее покрасневших глаз то навертываются, то пропадают слезы. Конечно, она волнуется, конечно, она переживает, но ведь вот – дерется с отариями, прежде всего заботится об общем благе, об общей безопасности, а потом уж о… Впрочем, почему «потом уж»? Вместе с тем она дерется и за безопасность своей дочери.
Ведь если разобраться спокойно, Пепе пока что ничто непосредственно не угрожало. Она сидела на дереве, нападавших на нее отариев отогнали и искромсали копытами подоспевшие лятуи. Наконец, люди в скафандрах тоже дедали свое дело под водой. Они били врага в воде, не давая ему выползти. Так что можно было и держаться.
И все-таки… Все-таки это здорово. Как смелы и организованны эти серебряные люди, как они умеют подчинить самих себя, свои чувства общему делу. Тому самому, которое в равной степени важно для всех.
Все это очень нравилось Виктору. Не нравилось только то, что Оэта не спешила на помощь Андрею. Погребенный под грудой копошащихся и перекатывающихся чудищ, он, вероятно, десять раз уже мысленно умер. И пусть серебряные люди такие сознательные и выдержанные. Но ведь должны же они понять, что подобное Андрей переживает впервые. Он же наверняка испугался. И хотя, как уверяют все, ему ничего страшного не грозит, его защитит от страшных щупалец костюм-скафандр – страх-то все равно дело не слишком радостное.
И Виктор уже хотел было сказать об этом Оэте, но она сама поняла, что не дело так долго испытывать мужество инопланетянина, и обратилась к водителю:
– Боюсь, что парнишке приходится туго. Нужно начинать разгонять и этих гадов. Только осторожно… Чтобы не задеть комбинезона.
Водитель словно нехотя оттолкнулся от спинки сиденья и включил еще один фонарь. Его свет оказался уже не пронзительно-алым, а желтым, ядовитым. Водитель осторожно подвел рычагом этот луч к самому крайнему из атакующих Андрея отариев и быстро полоснул его по глазам. Чудовище подпрыгнуло и отскочило в сторону. Если бы у него было не четыре глаза, то можно было бы сказать, что оно озирается, стараясь понять, откуда пришелся такой удар. Но отарий только вращал выпуклыми глазами и растерянно шевелил щупальцами.
Оэта быстро перенесла алый луч и перечеркнула им крест-накрест бурую спину ота-рия. Тот скорчился, перевернулся и затих. Так повторялось несколько раз, пока из-под шевелящейся груды не показался яркий костюм Андрея.
Потом между щупалец просунулась его нога. Она поерзала по земле, нашла точку для упора и явственно напряглась. Водитель провел желтым лучом по спинам двух верхних отари-ев. Они, конечно, подпрыгнули и отскочили, а другие не успели занять их место. И, видимо, Андрей сразу уловил ослабление давления. Он рванулся и встал на колени. Отарий опять навалились на него: известно, что на лежачего нападать легче всего.
Андрей уже поднялся. Пусть на колени, но поднялся, и поэтому выдержал натиск. Он выпростал руки и стал бороться со щупальцами, стараясь уловить момент, когда можно будет рвануться еще раз и встать наконец на ноги.
Голодные отарий, вероятно, поняли, что они могут упустить, как им казалось, верную добычу, и засуетились. А в суете какая уж драка? Они переплетались, переползали друг через друга, соскальзывали и даже боролись друг с другом, потому что щупальца одних попадали' на щупальца других и наверняка жалили их.
Этой неразберихой умненько пользовался водитель. Как только какой-нибудь слишком настырный гад. оказывался на плечах и голове Андрея, его тут же «ласкал» ядовитый желтый луч. Отарий отпрыгивал и дергался в шоке. А уж потом его настигал алый луч, и он затихал…
В один из таких моментов Андрей все-таки успел встать на одно колено. И тут случилось непредвиденное. Огибая машину, прямо на Андрея помчались сразу три лятуя. Их яростные, с оскаленными крупными зубами морды, развевающиеся хвосты и вставшие торчком горбы делали их страшными. Виктор закрыл глаза – вот уж эти чудища наверняка разорвут Андрея.
Но чудища повели себя как настоящие бойцы. Два из них зубами ухватили за противоположные щупальца крайнего отария и оттянули назад, растягивая одновременно и в стороны так, что остальные шесть щупалец просто не могли дотянуться до лятуевых морд – им не хватало самую малость, чуть-чуть.
Оттащив свою добычу в сторону, они опустили ее под ноги третьему лятую, и тот стал топтать ее копытами. Два других добавили. Потом вся тройка взялась за следующего отария, и Андрей встал наконец на ноги и вступил в настоящую борьбу со щупальцами остальных.
Он был похож на укротителя или на того героя древности – Лаокоона, который боролся со змеями. Но Лаокоон и его сыновья не смогли победить страшных змей, потому что они были одни. А Андрея поддерживали другие.
Но в это время в дверцу машины кто-то забарабанил. Водитель не глядя нащупал запор и приоткрыл дверь. В нее, свешиваясь со своего оседланного лятуя, заглянула Пепа и закричала:
– Мама! Мамочка! Ты не беспокойся. Всё в порядке!
Она развернула лятуя и помчалась прямо к Андрею, который боролся с последними, тремя-четырьмя…
Лятуй заплясал перед ними, но три других стали хватать зубами за щупальца врагов, и не столько Пепа, сколько сам лятуй уловил тот единственный момент, когда Андрей почти освободился от щупалец. Пепа протянула ему руку, и Андрей схватился за нее. Пепа покачнулась и на какое-то мгновение показалось, что она вот-вот упадет на отариев. Но она удержалась в седле и помогла Андрею вскарабкаться на лятуя. Теперь – вероятно, потому, что он уже приобрел некоторый опыт, а может, просто от страха – Андрей проделал это очень быстро. Лятуй взбрыкнул – щупальца стали обвиваться вокруг его ног – и заржал. Три других лятуя копытами отбили товарища и продолжили свою схватку с ота-риями. Пепа и Андрей поскакали прочь. Оэта закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Противная девчонка! До чего же противная! – Рыдания душили ее, но она произнесла сквозь слезы: —А все-таки молодец.
Виктор подумал, что на Мёмбе есть справедливые взрослые.
Глава тринадцатая
После боя
От сердца, как говорится, отлегло, и Виктор впервые за этот стремительный час вздохнул посвободней и, хотя ему очень хотелось встретиться со своими и с новыми товарищами и проверить, как они перенесли передрягу, он все-таки прежде всего осмотрелся. Оказывается, прибыло еще несколько машин, оснащенных губительными для отариев лучами, и другие машины, которые деловито занялись тем, что осталось на поле боя. Они аккуратно подбирали распластанные или истоптанные тела отариев и складывали в свои кузова.
– Зачем это? – спросил Андрей у водителя, который сидел поближе. Его нижняя губа встала на место и уже не оттопыривалась.
– Белок! Животный белок. Переработают на корм. – Он подумал и почесал за ухом: – Да и кожа у отариев вполне приличная.
– Послушайте, а откуда они тут… появились?
– Из океана.
– И… много их там?
– Когда как.
Оэта перестала всхлипывать и сердито – должно быть, оттого, что злилась на слабость, – вмешалась в разговор:
– Отарии живут в океане, но они находятся на том уровне биологического развития, когда почти уже созрели для выхода на сушу. Вот они и прорываются на материк. – Она запнулась и решила: – Что ж. Придется рассказывать все. После того как наши первые поселенцы прилетели со своей планеты сюда, на Мёмбу, мы освоили только ее южную, нижнюю, часть. Здесь более подходящий климат. Кое-что соорудили на экваторе. А северную часть еще не осваивали. И вот там еще живут и те животные, из которых мы вывели лятуев, и отарии. Потомки тех, что выползли из океана и освоились на суше. Они и ползают, и летают, и нападают на других животных – словом, они самые страшные хищники нашей планеты. На южной половине мы их уничтожили. Но они плодятся в океане, и когда… Впрочем, мы еще не знаем, по каким причинам, но иногда они страшно плодятся и тогда стремятся огромными массами выползти на сушу. Чтобы этого не случилось, мы загородили устья рек, создали укрепления вдоль всего океанского побережья. Но иногда отарии находят лазейки и пытаются прорваться. Вообще они страшные создания, эти отарии. Помучились мы с ними очень много и сейчас; еще далеко не все знаем о них.
– А… почему? – задал Виктор довольно глупый вопрос. Но ему хотелось узнать о мёмбинских чудовищах как можно больше.
– Живыми они не даются, в неволе не размножаются, а близко к себе не подпускают. Мы точно знаем одно: если отария разрубить пополам или даже на четыре части, лишь бы на этой части остался хоть один глаз, каждая частичка поболеет, поболеет и вырастет в настоящего отария со всеми четырьмя глазами. Кроме глаз и щупалец, всех остальных органов у них… по одному. Почему так происходит, мы только догадываемся. И еще – мы толком не знаем, чем же они все-таки питаются. Иногда они, хищники, едят только теплокровных животных, иногда рыб, а иногда лишь растения. Становятся вегетарианцами.
– Но если они приносят больше вреда, чем…
– В том-то и беда, что и это еще не установлено точно. В глубинах наших океанов есть более страшные хищники, чем отарии. Но именно отариев они и боятся. Вот как все хитро устроено: совсем изведи отариев – Другие размножатся… – Оэта задумалась, потом улыбнулась. – А вот лятуи нас не удивляют. У них осталась в памяти клеток ненависть к отариям, и это спасает их и помогает нам… Однако где же все-таки Пепа?
И они поехали искать Пепу и Андрея. Сделать это оказалось не так уж трудно. Они сидели в домике. Вернее, все сидели, только Андрей стоял посредине комнаты и, размахивая руками, рассказывал о том, что и как с ними произошло. Собственно, он уже давно все рассказал, а теперь только повторял некоторые детали, потому что Пепа то и дело вставляла свои подробности.
Когда Оэта и Виктор вошли в домик, Андрей бросился им навстречу так, словно это они подвергались нападению отариев.
– Ты где был? Как ты сюда попал? – радостно кричал он Виктору и весело размахивал руками. – А у нас тут знаешь что было?! – И он опять стал пересказывать все события, а его то и дело поправляла и дополняла Пепа. Оба они в эти минуты были страшно похожи друг на друга, и именно это, по-видимому, не понравилось Оэте. Она довольно строго сказала:
– Мы все видели, Андрей. Виктор ведь был рядом с тобой. – Она не стала наблюдать за изменениями Андреева лица, а обернулась к Пепе: – Послушай, дочка, мне понравилось, как ты себя вела во время нападения, но сейчас… В конце концов, ведь это ты устроила скачки, хотя и знаешь, что для лятуев, особенно молодых, это не слишком здорово.
И вдруг сразу стало понятно, что все, что произошло – все беды и волнения, опасности и страхи, – все это лишь последствия обыкновенной шалости. Не будь ее – ничего бы и не произошло. Это показалось очень странным, но в то же время справедливым. Виктор невольно переглянулся с Валей и Крайсом, которые все время сидели скромненько в уголочке и время от времени переглядывались. Валя уловила этот взгляд, неопределенно пожала, вернее, передернула плечиками и ужасно противным, взрослым голосом произнесла:
– Вы извините Андрея. Он и у нас на Земле… С ним и там такое бывало. Как говорит наша классная руководительница, его заносит.
Похоже, что она в чем-то мстила Андрею, а потому, как она предательски скромненько потупилась, можно было подумать, что она, может быть, даже безмолвно ссорится с ним. Крайс промолчал, он только «позолотился» и стал смотреть в окно.
Виктор подумал, что она права. Очень жаль, но права. Ведь Андрею, в сущности, ничто не угрожало. Его надежно прикрывал костюм, его передаточные антенны исправно излучали нужную информацию с помощью его личного передатчика, и о том, что он попал в беду, жители Мёмбы узнали бы очень быстро. И Пепу тоже не дали бы в обиду не только люди, но и лятуи. Ведь они сбежались со всей округи. Значит, никакого особенного героизма ребята не проявили. Просто они расплатились страхами и волнениями за свое легкомысленное поведение. Хуже того, они доставили волнения взрослым. Так что…
И ребята, видимо, поняли это. Андрей вздохнул и отправился в самый дальний уголок, а Пепа, посмотрев на него, метнула недобрый взгляд в сторону матери и прикусила нижнюю губу. Они казались не то что жалкими, а просто несправедливо обиженными. Это Виктор не столько понял, сколько почувствовал. И он не пожалел их, нет. Просто он не любил несправедливости и поэтому, прежде чем обдумать все на свете, сказал:
– А его извинять не за что.
– Ты так думаешь? – с интересом спросила Оэта и повернулась к Виктору.
– Да. Все-таки они попали в такую переделку, что…
– Какая же это переделка? – опять передернула плечами Валя. – Всем же было известно, что с Андреем ничего страшного не произойдет, потому что он в костюме.
– Ну и что?
– А то, что, когда Крайс хотел было бежать им на помощь, мы решили, что делать этого не стоит.
Крайс вдруг съежился и даже засветился от позолоты, выступившей не только на его щеках, но даже на шее.
– Ты права, Валя, – сказал Виктор. – Но Андрей-то этого не знал.
– Чего он не знал? – спросила Валя.
– А того, что ему не страшны отарии.
– Ну и что?
– А то, что, даже не зная, он поступил, как настоящий парень. Он боролся с ними до последнего.
– Ну и много ли он наборолся? – усмехнулась Валя.
– Сколько бы ни наборолся, а – боролся. Кстати, Андрей, – спросил Виктор, – что бы ты сделал, если бы сразу вырвался от отариев?
– Не знаю… Вначале я ничего не понял. Потом очень испугался, а потом усек, что они меня сквозь костюм не… укусят. И тогда… тогда я подумал, что Пепа… без костюма. Вот я и…
Он вдруг сбился и растерянно посмотрел на товарищей. Во взгляде светился какой-то новый Андрей – совсем не такой, каким он был на Земле и первое время на Мёмбе. Он как будто вступал в новую жизнь и спрашивал у товарищей: так ли он поступал? Правильно ли он думал?
Виктор понял его и, успев все обдумать по-новому (впрочем, все мысли пришли к нему как бы сами по себе, а не в результате специального, мудрого обдумывания), собрался сказать какие-то очень важные слова. Но он взглянул на Пепу. Ее прекрасные голубые глаза светились так ясно и радостно, она. с таким восхищением смотрела на Андрея, что Виктор даже несколько смутился.
Этот взгляд заметил и Андрей и забеспокоился. Он попытался почесать в затылке, но, пошарив по гладкому шлему, так и не добрался до нужного места. Поэтому он и вовсе растерялся:
– Ну конечно… А как же иначе… Ведь: Пепа, когда прискакала спасать меня, она же тоже не думала, что… вот так… Она же считала…
Тут он окончательно сбился, хотел было вытереть нос, но опять наткнулся на шлем и беспомощно опустил руки.
И тут все почувствовали, что хотя все произошло из-за шалости, из-за геройства друг пер ред другом, но над этим нельзя смеяться. Потому что это было самое хорошее, что есть в человеке, и именно это хорошее заставило Андрея думать о Пепе и стремиться ей помочь, а Пепе – броситься на помощь Андрею. И не так уж важно, настоящие ли опасности грозили ребятам. Важно, что сами ребята смогли думать прежде всего не о себе, что новые чувства оказались сильней и опасностей, и собственной жизни… А такие чувства надо уважать.
Никто ничего не сказал. Все просто это поняли. Крайс исподлобья, с каким-то особым, острым и радостным интересом вглядывался в притихшую Валю, которая, гордо вскинув голову, ни на кого не смотрела. И вероятно, правильно делала, потому что Виктор да и все другие наверняка понимали, что она была не права.
Но как это часто бывает в жизни, и на Земле и на Мёмбе, взрослые женщины, даже учительницы иногда совершенно неправильно берут сторону явно неправой девочки. Так поступила и Оэта. Улыбаясь какой-то странной, блуждающей и чуть торжествующей улыбкой, она медленно подошла к Вале, положила ей руку на плечо и заглянула в глаза.
Оэта ничего не сказала. Она только взглянула Вале в глаза. И та вдруг потупилась, стала щипать складку костюма, потом разглаживать ее и вдруг пролепетала:.
– Я же не могла отпустить Крайса… Он же без костюма.
Крайс после этих слов обалдело улыбнулся, а Пепа и Андрей радостно переглянулись. Оба вскочили, стали теребить Валю с такими идиотскими улыбками, словно именно она была их спасительницей или самой-самой задушевной подругой, которой удалось совершить для всех нечто очень приятное или героическое.
– Зачем это? – спросил Андрей у водителя, который сидел поближе. Его нижняя губа встала на место и уже не оттопыривалась.
– Белок! Животный белок. Переработают на корм. – Он подумал и почесал за ухом: – Да и кожа у отариев вполне приличная.
– Послушайте, а откуда они тут… появились?
– Из океана.
– И… много их там?
– Когда как.
Оэта перестала всхлипывать и сердито – должно быть, оттого, что злилась на слабость, – вмешалась в разговор:
– Отарии живут в океане, но они находятся на том уровне биологического развития, когда почти уже созрели для выхода на сушу. Вот они и прорываются на материк. – Она запнулась и решила: – Что ж. Придется рассказывать все. После того как наши первые поселенцы прилетели со своей планеты сюда, на Мёмбу, мы освоили только ее южную, нижнюю, часть. Здесь более подходящий климат. Кое-что соорудили на экваторе. А северную часть еще не осваивали. И вот там еще живут и те животные, из которых мы вывели лятуев, и отарии. Потомки тех, что выползли из океана и освоились на суше. Они и ползают, и летают, и нападают на других животных – словом, они самые страшные хищники нашей планеты. На южной половине мы их уничтожили. Но они плодятся в океане, и когда… Впрочем, мы еще не знаем, по каким причинам, но иногда они страшно плодятся и тогда стремятся огромными массами выползти на сушу. Чтобы этого не случилось, мы загородили устья рек, создали укрепления вдоль всего океанского побережья. Но иногда отарии находят лазейки и пытаются прорваться. Вообще они страшные создания, эти отарии. Помучились мы с ними очень много и сейчас; еще далеко не все знаем о них.
– А… почему? – задал Виктор довольно глупый вопрос. Но ему хотелось узнать о мёмбинских чудовищах как можно больше.
– Живыми они не даются, в неволе не размножаются, а близко к себе не подпускают. Мы точно знаем одно: если отария разрубить пополам или даже на четыре части, лишь бы на этой части остался хоть один глаз, каждая частичка поболеет, поболеет и вырастет в настоящего отария со всеми четырьмя глазами. Кроме глаз и щупалец, всех остальных органов у них… по одному. Почему так происходит, мы только догадываемся. И еще – мы толком не знаем, чем же они все-таки питаются. Иногда они, хищники, едят только теплокровных животных, иногда рыб, а иногда лишь растения. Становятся вегетарианцами.
– Но если они приносят больше вреда, чем…
– В том-то и беда, что и это еще не установлено точно. В глубинах наших океанов есть более страшные хищники, чем отарии. Но именно отариев они и боятся. Вот как все хитро устроено: совсем изведи отариев – Другие размножатся… – Оэта задумалась, потом улыбнулась. – А вот лятуи нас не удивляют. У них осталась в памяти клеток ненависть к отариям, и это спасает их и помогает нам… Однако где же все-таки Пепа?
И они поехали искать Пепу и Андрея. Сделать это оказалось не так уж трудно. Они сидели в домике. Вернее, все сидели, только Андрей стоял посредине комнаты и, размахивая руками, рассказывал о том, что и как с ними произошло. Собственно, он уже давно все рассказал, а теперь только повторял некоторые детали, потому что Пепа то и дело вставляла свои подробности.
Когда Оэта и Виктор вошли в домик, Андрей бросился им навстречу так, словно это они подвергались нападению отариев.
– Ты где был? Как ты сюда попал? – радостно кричал он Виктору и весело размахивал руками. – А у нас тут знаешь что было?! – И он опять стал пересказывать все события, а его то и дело поправляла и дополняла Пепа. Оба они в эти минуты были страшно похожи друг на друга, и именно это, по-видимому, не понравилось Оэте. Она довольно строго сказала:
– Мы все видели, Андрей. Виктор ведь был рядом с тобой. – Она не стала наблюдать за изменениями Андреева лица, а обернулась к Пепе: – Послушай, дочка, мне понравилось, как ты себя вела во время нападения, но сейчас… В конце концов, ведь это ты устроила скачки, хотя и знаешь, что для лятуев, особенно молодых, это не слишком здорово.
И вдруг сразу стало понятно, что все, что произошло – все беды и волнения, опасности и страхи, – все это лишь последствия обыкновенной шалости. Не будь ее – ничего бы и не произошло. Это показалось очень странным, но в то же время справедливым. Виктор невольно переглянулся с Валей и Крайсом, которые все время сидели скромненько в уголочке и время от времени переглядывались. Валя уловила этот взгляд, неопределенно пожала, вернее, передернула плечиками и ужасно противным, взрослым голосом произнесла:
– Вы извините Андрея. Он и у нас на Земле… С ним и там такое бывало. Как говорит наша классная руководительница, его заносит.
Похоже, что она в чем-то мстила Андрею, а потому, как она предательски скромненько потупилась, можно было подумать, что она, может быть, даже безмолвно ссорится с ним. Крайс промолчал, он только «позолотился» и стал смотреть в окно.
Виктор подумал, что она права. Очень жаль, но права. Ведь Андрею, в сущности, ничто не угрожало. Его надежно прикрывал костюм, его передаточные антенны исправно излучали нужную информацию с помощью его личного передатчика, и о том, что он попал в беду, жители Мёмбы узнали бы очень быстро. И Пепу тоже не дали бы в обиду не только люди, но и лятуи. Ведь они сбежались со всей округи. Значит, никакого особенного героизма ребята не проявили. Просто они расплатились страхами и волнениями за свое легкомысленное поведение. Хуже того, они доставили волнения взрослым. Так что…
И ребята, видимо, поняли это. Андрей вздохнул и отправился в самый дальний уголок, а Пепа, посмотрев на него, метнула недобрый взгляд в сторону матери и прикусила нижнюю губу. Они казались не то что жалкими, а просто несправедливо обиженными. Это Виктор не столько понял, сколько почувствовал. И он не пожалел их, нет. Просто он не любил несправедливости и поэтому, прежде чем обдумать все на свете, сказал:
– А его извинять не за что.
– Ты так думаешь? – с интересом спросила Оэта и повернулась к Виктору.
– Да. Все-таки они попали в такую переделку, что…
– Какая же это переделка? – опять передернула плечами Валя. – Всем же было известно, что с Андреем ничего страшного не произойдет, потому что он в костюме.
– Ну и что?
– А то, что, когда Крайс хотел было бежать им на помощь, мы решили, что делать этого не стоит.
Крайс вдруг съежился и даже засветился от позолоты, выступившей не только на его щеках, но даже на шее.
– Ты права, Валя, – сказал Виктор. – Но Андрей-то этого не знал.
– Чего он не знал? – спросила Валя.
– А того, что ему не страшны отарии.
– Ну и что?
– А то, что, даже не зная, он поступил, как настоящий парень. Он боролся с ними до последнего.
– Ну и много ли он наборолся? – усмехнулась Валя.
– Сколько бы ни наборолся, а – боролся. Кстати, Андрей, – спросил Виктор, – что бы ты сделал, если бы сразу вырвался от отариев?
– Не знаю… Вначале я ничего не понял. Потом очень испугался, а потом усек, что они меня сквозь костюм не… укусят. И тогда… тогда я подумал, что Пепа… без костюма. Вот я и…
Он вдруг сбился и растерянно посмотрел на товарищей. Во взгляде светился какой-то новый Андрей – совсем не такой, каким он был на Земле и первое время на Мёмбе. Он как будто вступал в новую жизнь и спрашивал у товарищей: так ли он поступал? Правильно ли он думал?
Виктор понял его и, успев все обдумать по-новому (впрочем, все мысли пришли к нему как бы сами по себе, а не в результате специального, мудрого обдумывания), собрался сказать какие-то очень важные слова. Но он взглянул на Пепу. Ее прекрасные голубые глаза светились так ясно и радостно, она. с таким восхищением смотрела на Андрея, что Виктор даже несколько смутился.
Этот взгляд заметил и Андрей и забеспокоился. Он попытался почесать в затылке, но, пошарив по гладкому шлему, так и не добрался до нужного места. Поэтому он и вовсе растерялся:
– Ну конечно… А как же иначе… Ведь: Пепа, когда прискакала спасать меня, она же тоже не думала, что… вот так… Она же считала…
Тут он окончательно сбился, хотел было вытереть нос, но опять наткнулся на шлем и беспомощно опустил руки.
И тут все почувствовали, что хотя все произошло из-за шалости, из-за геройства друг пер ред другом, но над этим нельзя смеяться. Потому что это было самое хорошее, что есть в человеке, и именно это хорошее заставило Андрея думать о Пепе и стремиться ей помочь, а Пепе – броситься на помощь Андрею. И не так уж важно, настоящие ли опасности грозили ребятам. Важно, что сами ребята смогли думать прежде всего не о себе, что новые чувства оказались сильней и опасностей, и собственной жизни… А такие чувства надо уважать.
Никто ничего не сказал. Все просто это поняли. Крайс исподлобья, с каким-то особым, острым и радостным интересом вглядывался в притихшую Валю, которая, гордо вскинув голову, ни на кого не смотрела. И вероятно, правильно делала, потому что Виктор да и все другие наверняка понимали, что она была не права.
Но как это часто бывает в жизни, и на Земле и на Мёмбе, взрослые женщины, даже учительницы иногда совершенно неправильно берут сторону явно неправой девочки. Так поступила и Оэта. Улыбаясь какой-то странной, блуждающей и чуть торжествующей улыбкой, она медленно подошла к Вале, положила ей руку на плечо и заглянула в глаза.
Оэта ничего не сказала. Она только взглянула Вале в глаза. И та вдруг потупилась, стала щипать складку костюма, потом разглаживать ее и вдруг пролепетала:.
– Я же не могла отпустить Крайса… Он же без костюма.
Крайс после этих слов обалдело улыбнулся, а Пепа и Андрей радостно переглянулись. Оба вскочили, стали теребить Валю с такими идиотскими улыбками, словно именно она была их спасительницей или самой-самой задушевной подругой, которой удалось совершить для всех нечто очень приятное или героическое.