Страница:
Ведьму с поленницы Бурцев снимал под разочарованный гул толпы сам. Полуголую, извивающуюся, как змея, норовившую укусить. Ничего… справился. После взбалмошной Аделаиды с любой мегерой справишься. Вот только…
Глаза только так и цеплялись за обнаженную женскую грудь. За третью – среднюю – по большей части. И не одни глаза. Рука во время возни на эшафоте тоже пару раз соскользнула. Случайно – уж слишком трепыхалась чертовка. На ощупь третья грудь оказалась такой же упругой и волнующей, как и две другие. Да уж, да уж…
Едва Бурцев стащил мутантку на землю, как кто-то сильно дернул его за плащ. Какого?!. Бурцев оглянулся.
Аделаида! Княжна была в бешенстве.
– Чего пялишься на нее? – зашипела полячка. – Чего лапаешь? Понравилась ведьма, да?
Блин, опять начинается!
– Уймись, – шикнул Бурцев. – На нас люди смотрят.
И – громче:
– Не волнуйся, сестра, ведьма не причинит нам вреда.
Ведьму он отдал на попечение Джеймсу. Распорядился – тихо, чтоб никто не услышал:
– Смотри в оба. Не дай сбежать, а то точно прикончат ее тут. И сам не вздумай убивать, понял?
– Да что я, душегуб какой-то, что ли?! – возмутился лучший киллер Венецианской республики Джеймс Банд. – Бабу без причины резать не стану.
– И правильно. И не надо. Помни – никакая она, на самом деле, не ведьма. На лишнюю грудь не обращай внимания. Остальное позже объясню.
– А-а-а, – махнул рукой Джеймс. – Ведьма – не ведьма. Одной сиськой больше, одной меньше. В венецианских борделях мне доводилось видеть и не таких уродин-куртизанок. Они стоили дорого и сношались вовсе не с нечистой силой.
– Правда? – удивился Бурцев.
– Ну да. Ублажали пресыщенных аристократов из знатнейших родов. Так что лишней грудью меня не напугаешь. И потом… Что значит третья грудь в мире, где папствуют сразу аж три папы.
Да, похоже, троепапство на Джеймса произвело куда большее впечатление, чем все остальное. Увы, столь же терпимыми оказались не все. Подошел Освальд. Спросил тихонько, накручивая на палец длинный ус:
– Слушай, Вацлав, зачем нам связываться с нечистой силой? Ведьму спасать – грех. Жгли ее немцы – и ладно. А нам ноги отсюда уносить надо.
– Ну, знаешь, Освальд! – Бурцев нахмурился. – Когда-то в Новгороде и меня чернокнижником объявили. Тоже сжечь хотели. Нет, баба эта останется с нами. Я ведь и правда поговорить с ней хочу. Глядишь, и расскажет что путное. А сбежать мы пока все равно не сможем. Никто не отпустит. Подождем ночи. В темноте ускользнуть проще будет.
Освальд сокрушенно покачал головой, но отошел.
И – вновь подступила Аделаида:
– Что, совсем околдовала тебя ведьмачка, да, муженек?
Бурцев сплюнул. Ну, достала!
– Знаешь, Аделаида, если и встречал я на своем веку настоящую ведьму, так то не она. – Он кивнул на мутантку.
– А – я, да? – правильно поняла Аделаида.
– Вацлав, Агделайда, потише вы. – Ядвига поспешила встать меж ними. – К нам направляется Его Милость.
Спешившийся барон фон Гейнц, действительно, шел по очищенному от зевак пространству.
– Все хорошо? – осведомился рыцарь, приблизившись. – Мне показалось, будто орденская сестра позволяет себе…
– Нет, все в порядке, барон. Сестра просто очень боится ведьмы и просит позволения держаться от нее подальше. – Бурцев поспешил сменить тему: – А где же Его Императорское Величество? Он не выходил смотреть на казнь?
Пышной императорской свиты поблизости не наблюдалось.
– Его Величество Рупрехт Пфальцский все прекрасно видит во-о-он из той башни, – понизил голос фон Гейнц. – И выходить из замка лишний раз ему незачем. Император прибыл сюда прошлой ночью, втайне. А в толпе могут оказаться лазутчики швейцарцев или недовольных императором курфюрстов. Не забывайте, о переговорах Его Величества с орденом прежде времени не должен знать никто. Для обывателей вы – не послы, а обычные рекрутеры, объезжающие города и замки империи, чтобы собрать под знамена братства Святой Марии рыцарей и кнехтов для предстоящей войны с Польшей и Литвой.
Бурцев кивнул. Вот, оказывается, какой легенды им следует придерживаться. Что ж, неплохая легенда. Только нужно будет, чтобы Сыма Цзян, Бурангул и Хабибулла закрыли лица шлемами и не снимали их без крайней нужды.
– Вы ведь, конечно, знаете об этом, – барон встревожился, – ну, о том, что вам надлежит играть роль рекрутеров?
– Конечно, знаю, – заверил Бурцев.
Теперь он знал. Теперь – конечно, знал.
– Ну, тогда прошу следовать за мной.
– Куда?
– На аудиенцию. Из замка прибыл посланник. Его Императорское Величество пожелал встретиться с вами немедленно, господин комтур.
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глаза только так и цеплялись за обнаженную женскую грудь. За третью – среднюю – по большей части. И не одни глаза. Рука во время возни на эшафоте тоже пару раз соскользнула. Случайно – уж слишком трепыхалась чертовка. На ощупь третья грудь оказалась такой же упругой и волнующей, как и две другие. Да уж, да уж…
Едва Бурцев стащил мутантку на землю, как кто-то сильно дернул его за плащ. Какого?!. Бурцев оглянулся.
Аделаида! Княжна была в бешенстве.
– Чего пялишься на нее? – зашипела полячка. – Чего лапаешь? Понравилась ведьма, да?
Блин, опять начинается!
– Уймись, – шикнул Бурцев. – На нас люди смотрят.
И – громче:
– Не волнуйся, сестра, ведьма не причинит нам вреда.
Ведьму он отдал на попечение Джеймсу. Распорядился – тихо, чтоб никто не услышал:
– Смотри в оба. Не дай сбежать, а то точно прикончат ее тут. И сам не вздумай убивать, понял?
– Да что я, душегуб какой-то, что ли?! – возмутился лучший киллер Венецианской республики Джеймс Банд. – Бабу без причины резать не стану.
– И правильно. И не надо. Помни – никакая она, на самом деле, не ведьма. На лишнюю грудь не обращай внимания. Остальное позже объясню.
– А-а-а, – махнул рукой Джеймс. – Ведьма – не ведьма. Одной сиськой больше, одной меньше. В венецианских борделях мне доводилось видеть и не таких уродин-куртизанок. Они стоили дорого и сношались вовсе не с нечистой силой.
– Правда? – удивился Бурцев.
– Ну да. Ублажали пресыщенных аристократов из знатнейших родов. Так что лишней грудью меня не напугаешь. И потом… Что значит третья грудь в мире, где папствуют сразу аж три папы.
Да, похоже, троепапство на Джеймса произвело куда большее впечатление, чем все остальное. Увы, столь же терпимыми оказались не все. Подошел Освальд. Спросил тихонько, накручивая на палец длинный ус:
– Слушай, Вацлав, зачем нам связываться с нечистой силой? Ведьму спасать – грех. Жгли ее немцы – и ладно. А нам ноги отсюда уносить надо.
– Ну, знаешь, Освальд! – Бурцев нахмурился. – Когда-то в Новгороде и меня чернокнижником объявили. Тоже сжечь хотели. Нет, баба эта останется с нами. Я ведь и правда поговорить с ней хочу. Глядишь, и расскажет что путное. А сбежать мы пока все равно не сможем. Никто не отпустит. Подождем ночи. В темноте ускользнуть проще будет.
Освальд сокрушенно покачал головой, но отошел.
И – вновь подступила Аделаида:
– Что, совсем околдовала тебя ведьмачка, да, муженек?
Бурцев сплюнул. Ну, достала!
– Знаешь, Аделаида, если и встречал я на своем веку настоящую ведьму, так то не она. – Он кивнул на мутантку.
– А – я, да? – правильно поняла Аделаида.
– Вацлав, Агделайда, потише вы. – Ядвига поспешила встать меж ними. – К нам направляется Его Милость.
Спешившийся барон фон Гейнц, действительно, шел по очищенному от зевак пространству.
– Все хорошо? – осведомился рыцарь, приблизившись. – Мне показалось, будто орденская сестра позволяет себе…
– Нет, все в порядке, барон. Сестра просто очень боится ведьмы и просит позволения держаться от нее подальше. – Бурцев поспешил сменить тему: – А где же Его Императорское Величество? Он не выходил смотреть на казнь?
Пышной императорской свиты поблизости не наблюдалось.
– Его Величество Рупрехт Пфальцский все прекрасно видит во-о-он из той башни, – понизил голос фон Гейнц. – И выходить из замка лишний раз ему незачем. Император прибыл сюда прошлой ночью, втайне. А в толпе могут оказаться лазутчики швейцарцев или недовольных императором курфюрстов. Не забывайте, о переговорах Его Величества с орденом прежде времени не должен знать никто. Для обывателей вы – не послы, а обычные рекрутеры, объезжающие города и замки империи, чтобы собрать под знамена братства Святой Марии рыцарей и кнехтов для предстоящей войны с Польшей и Литвой.
Бурцев кивнул. Вот, оказывается, какой легенды им следует придерживаться. Что ж, неплохая легенда. Только нужно будет, чтобы Сыма Цзян, Бурангул и Хабибулла закрыли лица шлемами и не снимали их без крайней нужды.
– Вы ведь, конечно, знаете об этом, – барон встревожился, – ну, о том, что вам надлежит играть роль рекрутеров?
– Конечно, знаю, – заверил Бурцев.
Теперь он знал. Теперь – конечно, знал.
– Ну, тогда прошу следовать за мной.
– Куда?
– На аудиенцию. Из замка прибыл посланник. Его Императорское Величество пожелал встретиться с вами немедленно, господин комтур.
Глава 11
– Странный вы все-таки посол, комтур, – такими словами встретил Бурцева император.
Холодные взгляд скользнули по лицу «посла», по доспехам, которые давным-давно вышли из рыцарской моды. По гиммлеровской папке со свастикой – ее Бурцев сунул за пояс. Такие бумаги лучше держать при себе.
– Очень странный…
Бурцев решил промолчать. Только склонил голову перед монархом. Помогло…
Император ответил сдержанным кивком. И вроде успокоился.
Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский, чей полный титул звучал длинно, коряво и неудобопроизносимо – Курфюрст Пфальцский, Король Немецкий, Император Священной Римской империи, – был человеком сухим, резким и жестким. В делах и поступках, в движениях и словах. Колючий взгляд условного властителя условной империи мог вызывать либо страх, либо неприязнь – третьего не дано. Подергивалось в тике левое веко, губы были плотно стиснуты, кулаки – сжаты.
Император был уже в возрасте, для этих времен весьма почтенном – далеко за пятьдесят. Или уж скорее около шестидесяти[7]. Но выглядел относительно моложаво и был полон энергии. Вот только нервы расшатаны до безобразия. И волосы – седые-преседые.
Десять лет назад Рупрехт Пфальцский был избран на императорский престол вместо короля чешского, курфюрста бранденбургского Венцеслава, свергнутого другими своенравными курфюрстами Священной империи. Не желая повторить судьбу своего предшественника, Рупрехт давно уже вынашивал тайные планы объединения разрозненных германских земель и укрепления номинальной императорской власти. Подчинить курфюрстов – вот в чем он видел смысл оставшейся жизни. Тевтонский орден был потенциальным и, пожалуй, самым могущественным союзником Его неудовлетворенного сложившимся положением дел Величества.
– Проклятая булла! – неожиданно провозгласил император. – Все эта проклятая «Золотая булла», подписанная бесхребетным папашей Венцеслава Карлом IV Люксембургским!
Рупрехт быстрыми шагами мерил комнату, с ожесточением впечатывая в каменный пол кованые каблуки тяжелых сапог. Поступь звучала грозно. На перевязи слева свисал длинный меч, тяжести которого пожилой Рупрехт, казалось, не замечал вовсе.
«Крутой старикан», – думал Бурцев. И молчал. И слушал. Молчать и слушать сейчас было безопаснее. Бурцев ни малейшего представления не имел, о чем следовало говорить в его ситуации.
Помещение, предоставленное хозяином замка для переговоров, располагалось в восточном крыле замка и имело два окошка-бойницы, выходивших на замковый ров. Ну что еще… Закопченный камин, потрескивающие факелы, массивный стол от стены до стены, уставленный снедью на добрую дружину, пара длинных лавок, тяжеленный стул с подлокотниками, высокой спинкой и необоснованными претензиями на трон. И запертая дверь. Массивная, дубовая, обитая железом.
По ту сторону двери дежурит молчаливая стража императора. По эту находятся переговорщики. Расхаживающий Рупрехт Пфальцский и фальшивый «комтур». Больше на встречу за закрытой дверью не пустили никого. Дружине и освобожденной ведьме пришлось остаться на замковом дворе под охраной императорской стражи. И Бурцев крайне неуютно чувствовал себя за огромным пустующим столом. Да еще и без оружия. Все колюще-рубяще-режущие предметы его попросили сдать. Мнительный император не доверял никому. Даже потенциальным союзникам.
Наверное, правильно делал.
– Булла Карла Люксембургского полностью развязала курфюрстам руки, – сокрушался Рупрехт. – Семь выборщиков-курфюрстов: архиепископ Майнцский, архиепископ Кельнский, архиепископ Трирский, король Чешский, герцог Саксонский, пфальцграф Рейнский и маркграф Бранденбургский вправе смещать и избирать императора Священной Римской империи![8] Ну, куда это годится? Я вас спрашиваю, комтур!
«Демократия, однако», – мысленно усмехнулся Бурцев и поспешил ответить:
– Никуда. Никуда не годится, Ваше Величество.
– Вот потому-то мы должны действовать быстро и беспощадно. Мы должны опередить мерзавцев, растаскивающих империю по кускам. Но, как вы понимаете, мои возможности весьма ограничены. Десять лет назад, еще в самом начале своего правления, я попытался приструнить разжиревших бюргеров, но, как выяснилось, мне не по силам совладать даже с горожанами, обретшими в наше паскудное время невиданные вольности. Два десятка швабских городов объединились против меня в Марбахский союз. И что вы думаете? Мне, императору, пришлось отступить!
Перед началом делового разговора Рупрехту нужно было просто излить душу. Видимо, наболело. И Его Величество вовсю эксплуатировал уши тевтонского посла. Того, кого он принимал за посла ордена Святой Марии. Бурцев не возражал. Свои уши он с готовностью отдал в полное распоряжение Рупрехта Пфальцского. И слушал, слушал… Запоминал. Мотал на ус.
– Именуясь императором, я изначально лишен реальной власти. Вместо того чтобы заботиться об объединении, расширении и процветании империи, я вынужден потакать желаниям курфюрстов, от которых завишу всецело. Я… – Рупрехт перестал ходить, остановился перед Бурцевым. – Я чувствую себя беспомощной марионеткой, которую дергают за ниточки все, кому не лень.
Император грохнул кулаком по столу. Опрокинувшийся кубок едва не заляпал вином цвета крови тевтонский плащ псевдокомтура.
Ого! А марионеточка-то с норовом! Такая кукла на ниточках болтаться не станет. Такая порвет их всех к едрене фене, ниточки эти. Рано или поздно, но порвет.
– Надежных союзников у меня почти нет, – продолжал Рупрехт Пфальцский. – Опереться не на кого. Мало кто из удельных князьков заинтересован сейчас в укреплении императорской власти. Вот разве что на барона фон Гейнца и на его сюзерена графа Вюртембергского Эбергарда IV можно положиться. И то потому лишь, что без моей помощи их обоих с потрохами сожрут швейцарцы. А в остальном…
Бурцев снова молчал и внимал, как плохо живется «в остальном» императору без империи. Одну королеву без королевства Бурцев уже видел – Алису Шампанскую, изгнанную с Кипра тевтонами и средиземноморской цайткомандой СС. Печальное то было зрелище. Но там другое, совсем другое. А здесь…
– …Поэтому я и обратился к вашему гроссмейстеру, комтур.
Бурцев насторожился. Кажется, прелюдия закончена, кажется, Рупрехт заговорил о деле.
– Собственно, и не я даже. Люди магистра Ульриха сами вышли на меня и предложили подумать о союзе. Это случилось после того, как церковный собор в Пизе низложил римского папу Григория XII. А ведь с Его Святейшеством можно было договориться. Он соглашался оказать мне поддержку в объединении Священной империи, если я займу его сторону в противостоянии с авиньонским антипапой Бенедиктом XIII, за которого горой стоят французы и испанцы.
Бурцев мысленно усмехнулся. Услуга за услугу? Да уж, бескорыстностью большая политика средних веков не страдает. Как и любая другая.
– Увы, понтифик оказался столь же беспомощен перед своими кардиналами, как я – перед курфюрстами, – скорбно покачал головой Рупрехт. – Правда, пизанский собор в надежде преодолеть затянувшийся церковный раскол вместе с Григорием XII сверг заодно и Бенедикта XIII. Взамен кардиналы избрали нового папу Александра V. Только раскол после этого лишь усилился. Ни Григорий XII, ни Бенедикт XIII не признали власть нового папы, и теперь уже не два, а целых три понтифика поливают друг друга грязью. Каждый отлучает других от церкви, не желая уступать папскую тиару. Излишне говорить, что в этой ситуации никто из них уже не обладает ни влиянием, ни силой. А какой смысл договариваться с заведомо беспомощным союзником?
– Никакого, – кивнул Бурцев. Сейчас он готов кивать и поддакивать сколь угодно долго, лишь бы не высказывать собственного мнения. Уж слишком все сложно. Настолько, что одно неосторожно брошенное слово может продемонстрировать непозволительную для тевтонского посла неосведомленность. Подозрительную неосведомленность.
– Вот именно что никакого. Особенно если помощь предлагает другой союзник – могущественный и влиятельный. Не скрою, я сомневался. Очень сомневался. О вашем ордене, комтур, ходят самые разные слухи. Говорят, в борьбе за власть тевтонское братство не гнушается ничем. Говорят даже… – император понизил голос, – говорят, будто вы призывали в союзники силы ада. До сих пор в Венеции и Святых Землях о немецких крестоносцах вспоминают с содроганием. Да и из Пруссии, где нынче обосновался орден, до нас доходят самые м-м-м… невероятные слухи.
Холодные взгляд скользнули по лицу «посла», по доспехам, которые давным-давно вышли из рыцарской моды. По гиммлеровской папке со свастикой – ее Бурцев сунул за пояс. Такие бумаги лучше держать при себе.
– Очень странный…
Бурцев решил промолчать. Только склонил голову перед монархом. Помогло…
Император ответил сдержанным кивком. И вроде успокоился.
Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский, чей полный титул звучал длинно, коряво и неудобопроизносимо – Курфюрст Пфальцский, Король Немецкий, Император Священной Римской империи, – был человеком сухим, резким и жестким. В делах и поступках, в движениях и словах. Колючий взгляд условного властителя условной империи мог вызывать либо страх, либо неприязнь – третьего не дано. Подергивалось в тике левое веко, губы были плотно стиснуты, кулаки – сжаты.
Император был уже в возрасте, для этих времен весьма почтенном – далеко за пятьдесят. Или уж скорее около шестидесяти[7]. Но выглядел относительно моложаво и был полон энергии. Вот только нервы расшатаны до безобразия. И волосы – седые-преседые.
Десять лет назад Рупрехт Пфальцский был избран на императорский престол вместо короля чешского, курфюрста бранденбургского Венцеслава, свергнутого другими своенравными курфюрстами Священной империи. Не желая повторить судьбу своего предшественника, Рупрехт давно уже вынашивал тайные планы объединения разрозненных германских земель и укрепления номинальной императорской власти. Подчинить курфюрстов – вот в чем он видел смысл оставшейся жизни. Тевтонский орден был потенциальным и, пожалуй, самым могущественным союзником Его неудовлетворенного сложившимся положением дел Величества.
– Проклятая булла! – неожиданно провозгласил император. – Все эта проклятая «Золотая булла», подписанная бесхребетным папашей Венцеслава Карлом IV Люксембургским!
Рупрехт быстрыми шагами мерил комнату, с ожесточением впечатывая в каменный пол кованые каблуки тяжелых сапог. Поступь звучала грозно. На перевязи слева свисал длинный меч, тяжести которого пожилой Рупрехт, казалось, не замечал вовсе.
«Крутой старикан», – думал Бурцев. И молчал. И слушал. Молчать и слушать сейчас было безопаснее. Бурцев ни малейшего представления не имел, о чем следовало говорить в его ситуации.
Помещение, предоставленное хозяином замка для переговоров, располагалось в восточном крыле замка и имело два окошка-бойницы, выходивших на замковый ров. Ну что еще… Закопченный камин, потрескивающие факелы, массивный стол от стены до стены, уставленный снедью на добрую дружину, пара длинных лавок, тяжеленный стул с подлокотниками, высокой спинкой и необоснованными претензиями на трон. И запертая дверь. Массивная, дубовая, обитая железом.
По ту сторону двери дежурит молчаливая стража императора. По эту находятся переговорщики. Расхаживающий Рупрехт Пфальцский и фальшивый «комтур». Больше на встречу за закрытой дверью не пустили никого. Дружине и освобожденной ведьме пришлось остаться на замковом дворе под охраной императорской стражи. И Бурцев крайне неуютно чувствовал себя за огромным пустующим столом. Да еще и без оружия. Все колюще-рубяще-режущие предметы его попросили сдать. Мнительный император не доверял никому. Даже потенциальным союзникам.
Наверное, правильно делал.
– Булла Карла Люксембургского полностью развязала курфюрстам руки, – сокрушался Рупрехт. – Семь выборщиков-курфюрстов: архиепископ Майнцский, архиепископ Кельнский, архиепископ Трирский, король Чешский, герцог Саксонский, пфальцграф Рейнский и маркграф Бранденбургский вправе смещать и избирать императора Священной Римской империи![8] Ну, куда это годится? Я вас спрашиваю, комтур!
«Демократия, однако», – мысленно усмехнулся Бурцев и поспешил ответить:
– Никуда. Никуда не годится, Ваше Величество.
– Вот потому-то мы должны действовать быстро и беспощадно. Мы должны опередить мерзавцев, растаскивающих империю по кускам. Но, как вы понимаете, мои возможности весьма ограничены. Десять лет назад, еще в самом начале своего правления, я попытался приструнить разжиревших бюргеров, но, как выяснилось, мне не по силам совладать даже с горожанами, обретшими в наше паскудное время невиданные вольности. Два десятка швабских городов объединились против меня в Марбахский союз. И что вы думаете? Мне, императору, пришлось отступить!
Перед началом делового разговора Рупрехту нужно было просто излить душу. Видимо, наболело. И Его Величество вовсю эксплуатировал уши тевтонского посла. Того, кого он принимал за посла ордена Святой Марии. Бурцев не возражал. Свои уши он с готовностью отдал в полное распоряжение Рупрехта Пфальцского. И слушал, слушал… Запоминал. Мотал на ус.
– Именуясь императором, я изначально лишен реальной власти. Вместо того чтобы заботиться об объединении, расширении и процветании империи, я вынужден потакать желаниям курфюрстов, от которых завишу всецело. Я… – Рупрехт перестал ходить, остановился перед Бурцевым. – Я чувствую себя беспомощной марионеткой, которую дергают за ниточки все, кому не лень.
Император грохнул кулаком по столу. Опрокинувшийся кубок едва не заляпал вином цвета крови тевтонский плащ псевдокомтура.
Ого! А марионеточка-то с норовом! Такая кукла на ниточках болтаться не станет. Такая порвет их всех к едрене фене, ниточки эти. Рано или поздно, но порвет.
– Надежных союзников у меня почти нет, – продолжал Рупрехт Пфальцский. – Опереться не на кого. Мало кто из удельных князьков заинтересован сейчас в укреплении императорской власти. Вот разве что на барона фон Гейнца и на его сюзерена графа Вюртембергского Эбергарда IV можно положиться. И то потому лишь, что без моей помощи их обоих с потрохами сожрут швейцарцы. А в остальном…
Бурцев снова молчал и внимал, как плохо живется «в остальном» императору без империи. Одну королеву без королевства Бурцев уже видел – Алису Шампанскую, изгнанную с Кипра тевтонами и средиземноморской цайткомандой СС. Печальное то было зрелище. Но там другое, совсем другое. А здесь…
– …Поэтому я и обратился к вашему гроссмейстеру, комтур.
Бурцев насторожился. Кажется, прелюдия закончена, кажется, Рупрехт заговорил о деле.
– Собственно, и не я даже. Люди магистра Ульриха сами вышли на меня и предложили подумать о союзе. Это случилось после того, как церковный собор в Пизе низложил римского папу Григория XII. А ведь с Его Святейшеством можно было договориться. Он соглашался оказать мне поддержку в объединении Священной империи, если я займу его сторону в противостоянии с авиньонским антипапой Бенедиктом XIII, за которого горой стоят французы и испанцы.
Бурцев мысленно усмехнулся. Услуга за услугу? Да уж, бескорыстностью большая политика средних веков не страдает. Как и любая другая.
– Увы, понтифик оказался столь же беспомощен перед своими кардиналами, как я – перед курфюрстами, – скорбно покачал головой Рупрехт. – Правда, пизанский собор в надежде преодолеть затянувшийся церковный раскол вместе с Григорием XII сверг заодно и Бенедикта XIII. Взамен кардиналы избрали нового папу Александра V. Только раскол после этого лишь усилился. Ни Григорий XII, ни Бенедикт XIII не признали власть нового папы, и теперь уже не два, а целых три понтифика поливают друг друга грязью. Каждый отлучает других от церкви, не желая уступать папскую тиару. Излишне говорить, что в этой ситуации никто из них уже не обладает ни влиянием, ни силой. А какой смысл договариваться с заведомо беспомощным союзником?
– Никакого, – кивнул Бурцев. Сейчас он готов кивать и поддакивать сколь угодно долго, лишь бы не высказывать собственного мнения. Уж слишком все сложно. Настолько, что одно неосторожно брошенное слово может продемонстрировать непозволительную для тевтонского посла неосведомленность. Подозрительную неосведомленность.
– Вот именно что никакого. Особенно если помощь предлагает другой союзник – могущественный и влиятельный. Не скрою, я сомневался. Очень сомневался. О вашем ордене, комтур, ходят самые разные слухи. Говорят, в борьбе за власть тевтонское братство не гнушается ничем. Говорят даже… – император понизил голос, – говорят, будто вы призывали в союзники силы ада. До сих пор в Венеции и Святых Землях о немецких крестоносцах вспоминают с содроганием. Да и из Пруссии, где нынче обосновался орден, до нас доходят самые м-м-м… невероятные слухи.
Глава 12
Император замолчал. Выжидая. Бурцев молчал тоже.
Рупрехт не выдержал первым:
– Вы, как я посмотрю, опытный дипломат, комтур. Слов на ветер не бросаете…
– Не бросаю, – подтвердил Бурцев.
Было бы, блин, что бросать…
– Ладно, тогда сначала, так и быть, выскажусь я. Когда орденские братья сообщили, что намерены возвести на папский престол своего ставленника, я не поверил. И вот, пожалуйста, – недавно мои шпионы сообщают мне о кончине Александра V в Болонье[9]. Кончине настолько нежданной и скоропостижной, что все они в один голос утверждают, будто папа отравлен. Место усопшего вопреки воле многих кардиналов занял взявшийся невесть откуда некто Бальтазар Коса. О котором говорят, что он – бывший пират, разбойник и распутник. Кто стоит за Бальтазаром – неизвестно. Зато известно, что новый понтифик прекрасно разбирается в военном деле и поддерживает тесную связь с братством Святой Марии. Нарекшись именем Иоанн XXIII, Коса уже вступил в борьбу с Бенедиктом XIII и Григорием XII и, насколько мне известно, ведет ее более чем успешно.
В общем, взвесив все «за» и «против», я дал согласие на тайную встречу с послами ордена в Шварцвальдском замке. Я прибыл сюда скрытно, с малой свитой из самых верных рыцарей не из прихоти или каприза, а исключительно из соображения безопасности. Самолично ехать к вам в Мариенбург мне нельзя – это означало бы слишком открыто демонстрировать свои намерения перед курфюрстами. Здесь же, в Швабии, их соглядатаев меньше, чем в любом другом княжестве. И потом… Кому вообще придет в голову, что император отправится в беспокойные приграничные земли, на которые беспрестанно совершают набеги голодранцы из швейцарских кантонов.
– Разумно, – вставил Бурцев.
– Чтобы не привлекать излишнего внимания к замку барона, я даже попросил не приезжать сюда его сюзерена – доброго графа Эбергарда Вюртембергского. Для охраны нам достаточно воинов фон Гейнца и моих рыцарей. Так что, надеюсь, здесь мы с вами можем спокойно обсудить все интересующие нас вопросы.
Пауза. Обмен изучающими взглядами.
– Теперь давайте подумаем, что мы можем предложить друг другу? Итак – вы? Что вы можете предложить мне, господин посол?
Больше отмалчиваться нельзя. И Бурцев рискнул:
– Помощь в объединении империи под единой дланью, Ваше Величество.
Ожидания Рупрехта Пфальцского были очевидными.
– Чья это будет длань? – все же уточнил император.
– Ваша, разумеется.
– Хорошо бы, если так. – Рупрехт задумался. – Впрочем, сейчас не верить вам у меня оснований нет. Вряд ли вы найдете для объединения империи более подходящую кандидатуру. И вряд ли со многими курфюрстами вам будет договариваться проще, чем с одним императором. Но что вы хотите взамен? Ведь никакая помощь в этом мире не дается безвозмездно. Никому. Ни от кого. И я не настолько наивен, чтобы льстить себя надеждой на бескорыстие ордена.
Бурцев мучительно соображал. А чего бы настоящий орденский посланник попросил у императора, восседающего на шатком престоле? Он не знал. Но это вовсе не значит, что этого не знает сам император.
– Давайте говорить иначе, Ваше Величество, – мягко сказал Бурцев. – Какую цену вы готовы заплатить за реальную власть над Священной империей?
– О, да вы более опытный дипломат, чем я полагал вначале. – Рупрехт поднял брови. Видимо, так торговаться ему еще не приходилось. – Я рад за вашего магистра, комтур, у него есть толковые послы.
Бурцев отвесил благодарный поклон. Император усмехнулся:
– Вы вновь заставляете говорить меня, не открывая своих собственных карт. Ну, хорошо… У меня есть предложение. Вам ведь требуются рыцари для очередного похода на восток, так? Польша, Литва, Русь и дальше…
Бурцев изо всех сил старался сохранить каменное выражение лица. Рупрехт хищно улыбался.
– А-а-а, комтур. Вижу-вижу… По глазам вижу, что угадал. Впрочем, это было не трудно. Истинные помыслы братства Святой Марии, постоянно расширяющего границы своих владений, скрыть невозможно.
Бурцев сглотнул.
– Что ж, во внутренней политике мой голос мало что решает, – продолжал Рупрехт, – но для перспективной военной кампании за пределами империи я все же могу собрать войско и притом немалое. Мне по силам убедить курфюрстов в необходимости похода на восток. Это сделать легко. Каждый из них жаден до новых земель. Мелкопоместное же и, в особенности, безземельное рыцарство жаднее во сто крат. А земли восточных язычников и сторонников греческой ереси так притягательны.
– Захватить их будет непросто, – заметил Бурцев.
Рупрехт отмахнулся:
– Ну, что касается потерь… Знаете, чем больше ослабнут в сражениях спесивые князьки, тем лучше.
– Значит, вы полагаете…
– Да, я думаю, немецкие курфюрсты, герцоги, графы, бароны и обедневшие рыцари с радостью встанут под знамена ордена. И не только они. Наверняка выступить в поход пожелают и иноземные искатели легкой добычи.
– Орден и сам мог бы собрать всех желающих под свои знамена, – осторожно предположил Бурцев. – Без Вашей помощи, простите за дерзость.
Настоящему дипломату всегда надлежит поломаться, прежде чем дать согласие. И потом, если рассуждать здраво – действительно, ведь орден мог бы…
– А сколько времени уйдет на это? – прищурился император Рупрехт. – И не забывайте, милейший комтур, что посланцам братства Святой Марии, действующим в германских землях по своей инициативе, придется пересекать множество границ герцогств, графств, маркграфств, пфальцграфств, бургграфств, епископств, не говоря уж о владениях мелких баронов и рыцарей. Где гарантия, что без моей поддержки и охранных грамот ваши люди смогут беспрепятственно пройти весь этот путь?
– А почему нет?
– О, не будьте таким наивным, комтур! Во-первых, в империи сейчас неспокойно. А во-вторых, не каждый рыцарь захочет делиться славой, а главное – добычей с соседом.
– Земель на востоке хватит всем, – посмел высказать свое мнение Бурцев.
– Так не бывает, любезный комтур. Земель не бывает достаточно много для всех. И потом… Крупным отрядам и отдельным рыцарям, внявшим призывам ордена, тоже ведь придется двигаться к Пруссии по чужим землям. И разрозненные войска пойдут вразнобой, кто во что горазд. Значит, неминуемы разорения селений, оказавшихся на пути, конфликты и стычки. Сбор армии затянется надолго. А тем временем поляки, литовцы и русичи могут, объединившись, нанести упреждающий удар по ордену. Вы не глупы и должны понимать, что с союзником в лице какой-никакой, но единой императорской власти вопросы подготовки к войне решаются проще и быстрее. Я могу организовать курфюрстов. Курфюрсты, если увидят в том собственную выгоду, организуют своих вассалов. И орден получит отряды, рвущиеся в битву, гораздо быстрее.
Они помолчали, глядя в глаза друг другу.
– Да, пожалуй, вы правы, – вынужден был согласиться Бурцев.
– Тогда, быть может, вы признаете мою правоту и в другом? Мне кажется, будет справедливо, если в будущем Священная Римская империя, подчиняющаяся исключительной и абсолютной власти императора, начнет расширять свои владения за счет западных европейских земель, в то время как Литва, Польша и русские княжества станут плацдармом для продвижения братства Святой Марии на восток. Мы будем жить, как два мирных соседа, не мешая друг другу расти и помогая по мере необходимости.
Рупрехт умолк, криво ухмыляясь. Вообще-то, все это напоминало дележку шкуры еще неубитого медведя. Но Бурцеву улыбаться отчего-то не хотелось. Даже мысленно.
– Ну, так как? Устроят ли мои требования вашего верховного магистра? Или решать такие вопросы не в вашей компетенции и потребуется еще одно посольство?
Бурцев кивнул:
– Устроят.
Настоящий посол, возможно, и поостерегся бы говорить за гроссмейстера братства Святой Марии, но ненастоящему – проще. Ненастоящему можно раздавать любые обещания.
– В таком случае остается последний нюанс. – Император подался вперед. Рупрехт смотрел на собеседника не моргая. – Кто кому помогает первым? Орденские отряды под моим руководством наводят порядок в империи или я собираю войска спесивых курфюрстов для нужд ордена? Для меня, конечно же, предпочтительнее первый вариант, но вас, как я понимаю, уж очень поджимает время. Польша, Литва и Русь – беспокойные соседи, не так ли?
– Так.
– Ну, а раз так, может быть, мы обсудим сумму, которую в состоянии заплатить тевтонское братства за то, что я окажу услугу первым?
– Сумму?!
Рупрехт Пфальцский оказался хватким монархом. Такому палец в рот не клади.
– Ну конечно. Все ведь наслышаны о богатствах ордена Святой Марии, господин посол…
Тяжелый и протяжный заунывный звук, похожий на стон издыхающего мастодонта, неожиданно прервал их беседу. Звук доносился снаружи, откуда-то из-за стен замка, и через окна-бойницы проникал в комнату для переговоров.
Рупрехт нахмурился:
– Рог? Кого принесла нелегкая?
Из узких оконцев разглядеть это оказалось невозможно. Из бойниц вообще не видно было замковых ворот. Зато смотреть, как мечутся по верхним боевым галереям фигурки стражников, ничто не мешало.
Рупрехт шагнул к двери. Отодвинул засов. Приказал страже:
– Проверить, кто прибыл. Быстро!
Ждать пришлось недолго.
Молодой оруженосец, посланный на стены, вернулся перепуганный и озадаченный. Оруженосец хлопал глазами, пялился то на грозный лик императора, то на насупленную физиономию Бурцева. И молчал.
– Ну? – недовольно поторопил Рупрехт.
– Там это… это там…
Бедняга силился совладать с собой. И никак не мог.
– Кто там? – Его Величество Рупрехт Пфальцский схватил оруженосца за грудки.
Встряхнул как следует – аж кольчуга у бедняги звякнула.
Оруженосец сглотнул. С величайшим трудом выдавил из себя:
– Братья ордена Святой Марии. Так они назвались.
Рупрехт не выдержал первым:
– Вы, как я посмотрю, опытный дипломат, комтур. Слов на ветер не бросаете…
– Не бросаю, – подтвердил Бурцев.
Было бы, блин, что бросать…
– Ладно, тогда сначала, так и быть, выскажусь я. Когда орденские братья сообщили, что намерены возвести на папский престол своего ставленника, я не поверил. И вот, пожалуйста, – недавно мои шпионы сообщают мне о кончине Александра V в Болонье[9]. Кончине настолько нежданной и скоропостижной, что все они в один голос утверждают, будто папа отравлен. Место усопшего вопреки воле многих кардиналов занял взявшийся невесть откуда некто Бальтазар Коса. О котором говорят, что он – бывший пират, разбойник и распутник. Кто стоит за Бальтазаром – неизвестно. Зато известно, что новый понтифик прекрасно разбирается в военном деле и поддерживает тесную связь с братством Святой Марии. Нарекшись именем Иоанн XXIII, Коса уже вступил в борьбу с Бенедиктом XIII и Григорием XII и, насколько мне известно, ведет ее более чем успешно.
В общем, взвесив все «за» и «против», я дал согласие на тайную встречу с послами ордена в Шварцвальдском замке. Я прибыл сюда скрытно, с малой свитой из самых верных рыцарей не из прихоти или каприза, а исключительно из соображения безопасности. Самолично ехать к вам в Мариенбург мне нельзя – это означало бы слишком открыто демонстрировать свои намерения перед курфюрстами. Здесь же, в Швабии, их соглядатаев меньше, чем в любом другом княжестве. И потом… Кому вообще придет в голову, что император отправится в беспокойные приграничные земли, на которые беспрестанно совершают набеги голодранцы из швейцарских кантонов.
– Разумно, – вставил Бурцев.
– Чтобы не привлекать излишнего внимания к замку барона, я даже попросил не приезжать сюда его сюзерена – доброго графа Эбергарда Вюртембергского. Для охраны нам достаточно воинов фон Гейнца и моих рыцарей. Так что, надеюсь, здесь мы с вами можем спокойно обсудить все интересующие нас вопросы.
Пауза. Обмен изучающими взглядами.
– Теперь давайте подумаем, что мы можем предложить друг другу? Итак – вы? Что вы можете предложить мне, господин посол?
Больше отмалчиваться нельзя. И Бурцев рискнул:
– Помощь в объединении империи под единой дланью, Ваше Величество.
Ожидания Рупрехта Пфальцского были очевидными.
– Чья это будет длань? – все же уточнил император.
– Ваша, разумеется.
– Хорошо бы, если так. – Рупрехт задумался. – Впрочем, сейчас не верить вам у меня оснований нет. Вряд ли вы найдете для объединения империи более подходящую кандидатуру. И вряд ли со многими курфюрстами вам будет договариваться проще, чем с одним императором. Но что вы хотите взамен? Ведь никакая помощь в этом мире не дается безвозмездно. Никому. Ни от кого. И я не настолько наивен, чтобы льстить себя надеждой на бескорыстие ордена.
Бурцев мучительно соображал. А чего бы настоящий орденский посланник попросил у императора, восседающего на шатком престоле? Он не знал. Но это вовсе не значит, что этого не знает сам император.
– Давайте говорить иначе, Ваше Величество, – мягко сказал Бурцев. – Какую цену вы готовы заплатить за реальную власть над Священной империей?
– О, да вы более опытный дипломат, чем я полагал вначале. – Рупрехт поднял брови. Видимо, так торговаться ему еще не приходилось. – Я рад за вашего магистра, комтур, у него есть толковые послы.
Бурцев отвесил благодарный поклон. Император усмехнулся:
– Вы вновь заставляете говорить меня, не открывая своих собственных карт. Ну, хорошо… У меня есть предложение. Вам ведь требуются рыцари для очередного похода на восток, так? Польша, Литва, Русь и дальше…
Бурцев изо всех сил старался сохранить каменное выражение лица. Рупрехт хищно улыбался.
– А-а-а, комтур. Вижу-вижу… По глазам вижу, что угадал. Впрочем, это было не трудно. Истинные помыслы братства Святой Марии, постоянно расширяющего границы своих владений, скрыть невозможно.
Бурцев сглотнул.
– Что ж, во внутренней политике мой голос мало что решает, – продолжал Рупрехт, – но для перспективной военной кампании за пределами империи я все же могу собрать войско и притом немалое. Мне по силам убедить курфюрстов в необходимости похода на восток. Это сделать легко. Каждый из них жаден до новых земель. Мелкопоместное же и, в особенности, безземельное рыцарство жаднее во сто крат. А земли восточных язычников и сторонников греческой ереси так притягательны.
– Захватить их будет непросто, – заметил Бурцев.
Рупрехт отмахнулся:
– Ну, что касается потерь… Знаете, чем больше ослабнут в сражениях спесивые князьки, тем лучше.
– Значит, вы полагаете…
– Да, я думаю, немецкие курфюрсты, герцоги, графы, бароны и обедневшие рыцари с радостью встанут под знамена ордена. И не только они. Наверняка выступить в поход пожелают и иноземные искатели легкой добычи.
– Орден и сам мог бы собрать всех желающих под свои знамена, – осторожно предположил Бурцев. – Без Вашей помощи, простите за дерзость.
Настоящему дипломату всегда надлежит поломаться, прежде чем дать согласие. И потом, если рассуждать здраво – действительно, ведь орден мог бы…
– А сколько времени уйдет на это? – прищурился император Рупрехт. – И не забывайте, милейший комтур, что посланцам братства Святой Марии, действующим в германских землях по своей инициативе, придется пересекать множество границ герцогств, графств, маркграфств, пфальцграфств, бургграфств, епископств, не говоря уж о владениях мелких баронов и рыцарей. Где гарантия, что без моей поддержки и охранных грамот ваши люди смогут беспрепятственно пройти весь этот путь?
– А почему нет?
– О, не будьте таким наивным, комтур! Во-первых, в империи сейчас неспокойно. А во-вторых, не каждый рыцарь захочет делиться славой, а главное – добычей с соседом.
– Земель на востоке хватит всем, – посмел высказать свое мнение Бурцев.
– Так не бывает, любезный комтур. Земель не бывает достаточно много для всех. И потом… Крупным отрядам и отдельным рыцарям, внявшим призывам ордена, тоже ведь придется двигаться к Пруссии по чужим землям. И разрозненные войска пойдут вразнобой, кто во что горазд. Значит, неминуемы разорения селений, оказавшихся на пути, конфликты и стычки. Сбор армии затянется надолго. А тем временем поляки, литовцы и русичи могут, объединившись, нанести упреждающий удар по ордену. Вы не глупы и должны понимать, что с союзником в лице какой-никакой, но единой императорской власти вопросы подготовки к войне решаются проще и быстрее. Я могу организовать курфюрстов. Курфюрсты, если увидят в том собственную выгоду, организуют своих вассалов. И орден получит отряды, рвущиеся в битву, гораздо быстрее.
Они помолчали, глядя в глаза друг другу.
– Да, пожалуй, вы правы, – вынужден был согласиться Бурцев.
– Тогда, быть может, вы признаете мою правоту и в другом? Мне кажется, будет справедливо, если в будущем Священная Римская империя, подчиняющаяся исключительной и абсолютной власти императора, начнет расширять свои владения за счет западных европейских земель, в то время как Литва, Польша и русские княжества станут плацдармом для продвижения братства Святой Марии на восток. Мы будем жить, как два мирных соседа, не мешая друг другу расти и помогая по мере необходимости.
Рупрехт умолк, криво ухмыляясь. Вообще-то, все это напоминало дележку шкуры еще неубитого медведя. Но Бурцеву улыбаться отчего-то не хотелось. Даже мысленно.
– Ну, так как? Устроят ли мои требования вашего верховного магистра? Или решать такие вопросы не в вашей компетенции и потребуется еще одно посольство?
Бурцев кивнул:
– Устроят.
Настоящий посол, возможно, и поостерегся бы говорить за гроссмейстера братства Святой Марии, но ненастоящему – проще. Ненастоящему можно раздавать любые обещания.
– В таком случае остается последний нюанс. – Император подался вперед. Рупрехт смотрел на собеседника не моргая. – Кто кому помогает первым? Орденские отряды под моим руководством наводят порядок в империи или я собираю войска спесивых курфюрстов для нужд ордена? Для меня, конечно же, предпочтительнее первый вариант, но вас, как я понимаю, уж очень поджимает время. Польша, Литва и Русь – беспокойные соседи, не так ли?
– Так.
– Ну, а раз так, может быть, мы обсудим сумму, которую в состоянии заплатить тевтонское братства за то, что я окажу услугу первым?
– Сумму?!
Рупрехт Пфальцский оказался хватким монархом. Такому палец в рот не клади.
– Ну конечно. Все ведь наслышаны о богатствах ордена Святой Марии, господин посол…
Тяжелый и протяжный заунывный звук, похожий на стон издыхающего мастодонта, неожиданно прервал их беседу. Звук доносился снаружи, откуда-то из-за стен замка, и через окна-бойницы проникал в комнату для переговоров.
Рупрехт нахмурился:
– Рог? Кого принесла нелегкая?
Из узких оконцев разглядеть это оказалось невозможно. Из бойниц вообще не видно было замковых ворот. Зато смотреть, как мечутся по верхним боевым галереям фигурки стражников, ничто не мешало.
Рупрехт шагнул к двери. Отодвинул засов. Приказал страже:
– Проверить, кто прибыл. Быстро!
Ждать пришлось недолго.
Молодой оруженосец, посланный на стены, вернулся перепуганный и озадаченный. Оруженосец хлопал глазами, пялился то на грозный лик императора, то на насупленную физиономию Бурцева. И молчал.
– Ну? – недовольно поторопил Рупрехт.
– Там это… это там…
Бедняга силился совладать с собой. И никак не мог.
– Кто там? – Его Величество Рупрехт Пфальцский схватил оруженосца за грудки.
Встряхнул как следует – аж кольчуга у бедняги звякнула.
Оруженосец сглотнул. С величайшим трудом выдавил из себя:
– Братья ордена Святой Марии. Так они назвались.
Глава 13
– Стойте спокойно, комтур!
Рупрехт Пфальцский отдал этот приказ с мечом наголо. Оружие из ножен он вырвал раньше, чем Бурцев приблизился к открытой двери. Шустрый, блин, Его Императорское Величество! Даром что почти старик.
Бурцев остановился. Пришлось: помимо клинка Рупрехта ему в грудь смотрело уже с полдюжины мечей и копий императорской стражи. И там, за дверью, позвякивала железом и заглядывала в дверь целая толпа закованные в латы рыцарей и окольчуженных оруженосцев.
Поздно! Теперь о том, чтобы прорываться из комнаты переговоров, нечего было и думать. Да и как прорываться, безоружному-то. А окошки-бойницы махонькие, узенькие – не протиснешься, не выпрыгнешь.
Мелькнула было безумная мыслишка принять последний бой, но… Бросаться на мечи, разбивая кулаки о латы… Глупо.
– Нашему гостю оружия не возвращать, – хмуро распорядился император. – Глаз с него не спускайте. Сбежит – головой ответите. Его людей взять под стражу. Всех. И ведьму, которую они спасли, – тоже.
– Что вы себе позволяете?! – пытался еще качать права Бурцев. – Я посол братства Святой Марии!
– А вот это мы сейчас выясним, кто тут чей посол, – сказал Рупрехт. – А то что-то много нынче тевтонских послов бродит вокруг замка, где тайно гостит император. Подозрительно много.
– Но…
– Извините меня, комтур, или как вас там… Вы слишком многое успели узнать. Если мои подозрения не оправдаются, с вами ничего не случится. Но если, не приведи Господь, вы не тот, за кого себя выдаете, тогда лучше бы вам вообще не родиться на этом свете…
Кивок Рупрехта – и Бурцева взяли. Держали крепко, профессионально. Словно и не пальцы в железных перчатках, а стальные тиски сомкнулись на запястьях и локтевых сгибах.
Рупрехт Пфальцский отдал этот приказ с мечом наголо. Оружие из ножен он вырвал раньше, чем Бурцев приблизился к открытой двери. Шустрый, блин, Его Императорское Величество! Даром что почти старик.
Бурцев остановился. Пришлось: помимо клинка Рупрехта ему в грудь смотрело уже с полдюжины мечей и копий императорской стражи. И там, за дверью, позвякивала железом и заглядывала в дверь целая толпа закованные в латы рыцарей и окольчуженных оруженосцев.
Поздно! Теперь о том, чтобы прорываться из комнаты переговоров, нечего было и думать. Да и как прорываться, безоружному-то. А окошки-бойницы махонькие, узенькие – не протиснешься, не выпрыгнешь.
Мелькнула было безумная мыслишка принять последний бой, но… Бросаться на мечи, разбивая кулаки о латы… Глупо.
– Нашему гостю оружия не возвращать, – хмуро распорядился император. – Глаз с него не спускайте. Сбежит – головой ответите. Его людей взять под стражу. Всех. И ведьму, которую они спасли, – тоже.
– Что вы себе позволяете?! – пытался еще качать права Бурцев. – Я посол братства Святой Марии!
– А вот это мы сейчас выясним, кто тут чей посол, – сказал Рупрехт. – А то что-то много нынче тевтонских послов бродит вокруг замка, где тайно гостит император. Подозрительно много.
– Но…
– Извините меня, комтур, или как вас там… Вы слишком многое успели узнать. Если мои подозрения не оправдаются, с вами ничего не случится. Но если, не приведи Господь, вы не тот, за кого себя выдаете, тогда лучше бы вам вообще не родиться на этом свете…
Кивок Рупрехта – и Бурцева взяли. Держали крепко, профессионально. Словно и не пальцы в железных перчатках, а стальные тиски сомкнулись на запястьях и локтевых сгибах.