Джо хотел вернуться домой. И не мог. Он один оказался замешанным в эту историю — и останется в одиночестве. До тех пор, пока…
Пока — что?
Пока не избавится от своего преследователя.
Поднявшийся ветер взъерошил его шерсть, щипнул за уши и принялся рвать туман в клочья, разгоняя его. Джо мог сделать только одно — он мог успокоить Клайда. Надо было лишь придумать, как дать Клайду знать, что у него все в порядке. Убедить Клайда, что он в безопасности и волноваться не стоит.
Ну что же, Джо мог бы позвонить Клайду.
Эта мысль вспыхнула, словно электрическая лампочка. Или словно та лампочка со словами, какие рисуют в комиксах, — эдакий небольшой овальный контур над кошачьей головой. Он позвонит Клайду. И скажет, что у него все нормально.
Воодушевленный этим внезапным решением, Джо отодвинулся от обглоданных крысиных костей и приподнялся на задних лапах, чтобы взглянуть на домики, разбросанные по склону холма. Все, что ему нужно, — это телефон. Надо пробраться в один из ближайших домов через открытое окно, а если окно прикрыто, то отодвинув жалюзи, найти телефон и позвонить Клайду. Почему бы и нет?
Ну да, а если его обнаружат? Тогда разгневанный хозяин захлопнет окно, и кот окажется в ловушке. В ловушке среди чужаков.
Джо посмотрел на холмы сквозь последние тонкие космы тумана, на игрушечный городок внизу, на магазины, плотным рядком выстроившиеся вдоль главной улицы. Магазины… Там везде телефоны, в этот ранний час людей мало, окна широкие, обычно они открыты, в случае чего всегда можно спастись бегством.
Могло показаться, что Джо опять попадает в тиски того самого выбора. Но ему будет легче и безопаснее в общественных местах, среди множества спешащих ног, мимо которых он запросто может проскочить к свободе.
Джо галопом пустился вниз по холму. Пролетая через лабиринты дворов и узенькие улочки, он удачно увернулся от нескольких бродячих собак и едва избежал столкновения с грузовиком. Вскоре он добрался до Морского проспекта.
Тротуар был влажным от тумана, воздух пропитался ароматом эвкалиптов, которые стояли двумя длинными рядами вдоль аллеи посреди улицы. Мчась по тротуару, Джо задавал себе вопрос: сможет ли он справиться с телефоном и удастся ли набрать номер?
Двери магазинов еще только начинали отпирать. Владельцы поглядывали на улицу сквозь стекла окон, крутя в пальцах позвякивающие ключи. Мимо пробежал молодой человек в джинсах — видно, опаздывал на работу. Прибавил ходу и Джо. Он тревожно озирался по сторонам — не появится ли убийца? И высматривал Клайда. Было бы здорово, если бы Клайд решил позавтракать в городе и увидел его.
Джо не мог внятно объяснить самому себе, почему бы ему просто не пойти домой. Вероятно, какую-то роль играло опасение, что Клайд насильно запрет его там. Но был еще один сдерживающий фактор. Хотя мысль о доме сама по себе представлялась более чем соблазнительной, Джо был убежден, что в данной ситуации его родное обиталище — смертельная ловушка.
Перед небольшим рынком продавец фруктов и всякой зелени выкладывал на лоток яблоки. Их густой и сладкий аромат смешивался с запахом сельдерея. Благоухание рыбных рядов было еще аппетитнее. Но Джо не пошел туда, а направился прямиком в аптеку.
Подойдя к двери, он увернулся от выходившей дамы, процокавшей высоченными красными каблуками. В глубине помещения, за стеклянной перегородкой, был виден аптекарь — он заполнял бланки заказов. По словам Клайда, старый Сид работал один, без помощников, и жизнь вел тоже уединенную.
Джо увидел телефон, стоявший возле двери рядом с фонтанчиком содовой. Он вбежал, юркнул под прилавок и притаился в тени. Бросив взгляд вдоль стойки, он увидел, что седоволосый Сид все еще там — теперь он возился с пузырьками и флакончиками. Аптекарь заполнял их, вытряхивая из больших бутылей дребезжащие ручейки "таблеток и пилюль. Старик был невысок, широк в кости и глуховат. В городке ходили слухи о весьма причудливом понимании Сидом того, что, по его мнению, он слышал, поэтому доктора Молена-Пойнт никогда не диктовали рецепты по телефону, их послания всегда были написаны неразборчивым почерком на маленьких листочках бумаги.
На полке, шедшей вдоль задней стороны прилавка, нашлась телефонная книга — она была втиснута между ящиком со счетами и парой белых парусиновых туфель Сида. Зацепив книгу когтями, Джо сбросил ее на пол, приглушив звук удара плечом.
Ему понадобилось немало времени, пока, подцепляя листы, он нашел букву Д, а потом еще нужную страницу с фамилией Дэймен. Джо почувствовал себя глупым из-за того, что не знал алфавит. Наконец он добрался до телефона Клайда Дэймена и, постаравшись получше запомнить номер, вспрыгнул на прилавок.
Зажав шнур в зубах, Джо снял трубку с рычага и аккуратно положил на светлый мрамор. Давить на кнопки было делом пустяковым, он когда-то научился сжимать лапу, сильно уменьшая ее размер. Склонившись к трубке, он прислушивался к звонкам.
Ждать пришлось долго. Была суббота. По субботам Клайд всегда спал допоздна. Или, может, он в душе? А может, отсыпается после свидания? Когда у него на ночь оставалась женщина, Клайд заставлял оскорбленного до глубины души Джо спать на кухне.
На двенадцатом сигнале Клайд все-таки снял трубку. Джо охватила паника. Что он собирался сказать? Нет, он не мог довести задуманное до конца. Все это было просто безумием. Джо не знал, что говорить.
— Алло! — повторил Клайд. — Кто это? Говорите!
Но как раз говорить Джо и не мог, он не мог даже хрипеть — его глотка пересохла, словно была забита птичьими перьями.
— Кто это?! — заорал Клайд. — Говорите или вешайте трубку! Еще слишком рано для шуток!
— Это я, — сказал Джо, сглотнув застрявший в горле ком. — Серый Джо.
Произнося эти слова, он был уверен, что аптекарь слышит его, но в глубине аптеки старик даже не поднял глаз. Из трубки отчетливо доносилось дыхание Клайда.
— Это на самом деле я, Серый Джо. Я подумал, мне стоит сказать тебе, почему я ушел — ну, вчера утром.
Ответа не было.
— Я думал, ты захочешь узнать, что у меня все в порядке. Я думал, может, ты будешь волноваться, разыскивая меня.
Клайд заорал так, что Джо с шипением отпрянул, в ухе у него зазвенело.
— Что за дурацкий розыгрыш! Кто говорит, черт возьми! И что вы, черт возьми, сделали с моим котом?!
— Я и есть твой кот, — мягко сказал Джо. — Это я. Это Джо. Тот самый кот, который оставил три долго не заживавших шрама на носу у Руби и выдрал клок шерсти из морды Барни, а потом шерсть выросла не коричневая, а черная. Это я, Ночной Дружок. Гуляка-Забияка. — Джо припомнил все глупые домашние прозвища, которыми называл его Клайд. — Любимый кошарик.
В трубке он услышал, как Клайд гулко сглотнул.
— Слушай, — сказал Джо, — помнишь, вчера утром я начал возиться под одеялом, потом спрыгнул с кровати и что-то промяучил? Помнишь, что ты сказал?
Отчетливо слышалось дыхание Клайда.
— Ты сказал: «Джо, уймись! Черт, для траханья кошек еще слишком рано! А ну, спи!» Потом ты опять заснул. Как раз только начало светать.
Молчание было очень долгим. Джо наблюдал за аптекарем. Тот ничего не слышал. На его седых волосах играли блики света, когда он склонялся над склянками и подтирал следы на столешнице. На другом конце провода Клайд, похоже, пришел в себя.
— Как… откуда ты знаешь? Кто это? Как ты…
Затем, после долгой паузы, Клайд спросил:
— Что ты больше всего любишь на завтрак?
— Сливки с пшеничными хлопьями и рубленой печенкой, — усмехнулся Джо. — Никто не знает этого, кроме меня, дружище.
— А… с кем у меня было свидание в пятницу две недели назад?
— С Элеонорой Хоффман, — сказал Джо. — Блондинка. Голубые глаза. Золотое кружевное платьице, достаточно короткое, чтобы были видны трусики. Ее хихиканье похоже на паровозный свисток. Не стоило бы говорить тебе, Клайд, но мне эта дамочка не нравится. Она будит меня в три часа ночи, распевая свои безвкусные песенки. Меня мутит, когда я вижу, как ты трешь ей спину в душе.
Молчание грозило затянуться до понедельника. Затем Клайд сказал:
— Если это действительно ты, где тебя черти носят? Я приду за тобой.
Джо смахнул с губы клочок крысиной шкуры.
— Ну, так где ты? И какого дьявола ты ушел?! Как это так — ты умеешь пользоваться телефоном, а мне никогда об этом не говорил? Как получилось, что ты умеешь разговаривать? И почему я никогда не знал, что ты умеешь разговаривать?
Снова последовало молчание, затем послышалось:
— Боже, этого просто не может быть. А мой дом, он что, недостаточно хорош для тебя? Думаешь, ты теперь знаменитость, раз ты научился говорить?
— Я не могу вернуться. Мне нельзя домой. Кто-то меня преследует.
— О чем ты? Что значит — преследует тебя? Кому ты сдался? Что происходит? И где ты, черт побери?!
— Я… поверь мне, — сказал Джо, — как только разберусь со все этим, сразу вернусь домой.
Он лизнул лапу.
— Я хочу вернуться, — сказал Джо, испытывая не свойственный ему порыв чувств. — Мне кажется, я по тебе соскучился.
Краем глаза он заметил движение. Аптекарь появился в проходе возле лотка с леденцами.
— Мне пора, — прошипел Джо. — Я в порядке… Постараюсь держать тебя в курсе.
Не повесив трубку, он спрыгнул со стойки и метнулся к открытой двери. Старый Сид заметил его и завопил:
— Брысь! Брысь! Вон отсюда!
Джо кинулся через улицу прямо наперерез пикапу, доверху груженному дровами. Ему удалось увернуться, от колес пахнуло жаром. Он добрался до кромки тротуара, тяжело дыша. Перескочив через тротуар и оказавшись на траве, он поспешил в западном направлении, держась тени деревьев на центральной аллее.
Не прошло и получаса после разговора с Клайдом, как Джо снова оказался за городом. Он держал путь к холмам. Страх все еще сковывал его, и тем не менее Джо задумчиво улыбался.
Глава 5
Пока — что?
Пока не избавится от своего преследователя.
Поднявшийся ветер взъерошил его шерсть, щипнул за уши и принялся рвать туман в клочья, разгоняя его. Джо мог сделать только одно — он мог успокоить Клайда. Надо было лишь придумать, как дать Клайду знать, что у него все в порядке. Убедить Клайда, что он в безопасности и волноваться не стоит.
Ну что же, Джо мог бы позвонить Клайду.
Эта мысль вспыхнула, словно электрическая лампочка. Или словно та лампочка со словами, какие рисуют в комиксах, — эдакий небольшой овальный контур над кошачьей головой. Он позвонит Клайду. И скажет, что у него все нормально.
Воодушевленный этим внезапным решением, Джо отодвинулся от обглоданных крысиных костей и приподнялся на задних лапах, чтобы взглянуть на домики, разбросанные по склону холма. Все, что ему нужно, — это телефон. Надо пробраться в один из ближайших домов через открытое окно, а если окно прикрыто, то отодвинув жалюзи, найти телефон и позвонить Клайду. Почему бы и нет?
Ну да, а если его обнаружат? Тогда разгневанный хозяин захлопнет окно, и кот окажется в ловушке. В ловушке среди чужаков.
Джо посмотрел на холмы сквозь последние тонкие космы тумана, на игрушечный городок внизу, на магазины, плотным рядком выстроившиеся вдоль главной улицы. Магазины… Там везде телефоны, в этот ранний час людей мало, окна широкие, обычно они открыты, в случае чего всегда можно спастись бегством.
Могло показаться, что Джо опять попадает в тиски того самого выбора. Но ему будет легче и безопаснее в общественных местах, среди множества спешащих ног, мимо которых он запросто может проскочить к свободе.
Джо галопом пустился вниз по холму. Пролетая через лабиринты дворов и узенькие улочки, он удачно увернулся от нескольких бродячих собак и едва избежал столкновения с грузовиком. Вскоре он добрался до Морского проспекта.
Тротуар был влажным от тумана, воздух пропитался ароматом эвкалиптов, которые стояли двумя длинными рядами вдоль аллеи посреди улицы. Мчась по тротуару, Джо задавал себе вопрос: сможет ли он справиться с телефоном и удастся ли набрать номер?
Двери магазинов еще только начинали отпирать. Владельцы поглядывали на улицу сквозь стекла окон, крутя в пальцах позвякивающие ключи. Мимо пробежал молодой человек в джинсах — видно, опаздывал на работу. Прибавил ходу и Джо. Он тревожно озирался по сторонам — не появится ли убийца? И высматривал Клайда. Было бы здорово, если бы Клайд решил позавтракать в городе и увидел его.
Джо не мог внятно объяснить самому себе, почему бы ему просто не пойти домой. Вероятно, какую-то роль играло опасение, что Клайд насильно запрет его там. Но был еще один сдерживающий фактор. Хотя мысль о доме сама по себе представлялась более чем соблазнительной, Джо был убежден, что в данной ситуации его родное обиталище — смертельная ловушка.
Перед небольшим рынком продавец фруктов и всякой зелени выкладывал на лоток яблоки. Их густой и сладкий аромат смешивался с запахом сельдерея. Благоухание рыбных рядов было еще аппетитнее. Но Джо не пошел туда, а направился прямиком в аптеку.
Подойдя к двери, он увернулся от выходившей дамы, процокавшей высоченными красными каблуками. В глубине помещения, за стеклянной перегородкой, был виден аптекарь — он заполнял бланки заказов. По словам Клайда, старый Сид работал один, без помощников, и жизнь вел тоже уединенную.
Джо увидел телефон, стоявший возле двери рядом с фонтанчиком содовой. Он вбежал, юркнул под прилавок и притаился в тени. Бросив взгляд вдоль стойки, он увидел, что седоволосый Сид все еще там — теперь он возился с пузырьками и флакончиками. Аптекарь заполнял их, вытряхивая из больших бутылей дребезжащие ручейки "таблеток и пилюль. Старик был невысок, широк в кости и глуховат. В городке ходили слухи о весьма причудливом понимании Сидом того, что, по его мнению, он слышал, поэтому доктора Молена-Пойнт никогда не диктовали рецепты по телефону, их послания всегда были написаны неразборчивым почерком на маленьких листочках бумаги.
На полке, шедшей вдоль задней стороны прилавка, нашлась телефонная книга — она была втиснута между ящиком со счетами и парой белых парусиновых туфель Сида. Зацепив книгу когтями, Джо сбросил ее на пол, приглушив звук удара плечом.
Ему понадобилось немало времени, пока, подцепляя листы, он нашел букву Д, а потом еще нужную страницу с фамилией Дэймен. Джо почувствовал себя глупым из-за того, что не знал алфавит. Наконец он добрался до телефона Клайда Дэймена и, постаравшись получше запомнить номер, вспрыгнул на прилавок.
Зажав шнур в зубах, Джо снял трубку с рычага и аккуратно положил на светлый мрамор. Давить на кнопки было делом пустяковым, он когда-то научился сжимать лапу, сильно уменьшая ее размер. Склонившись к трубке, он прислушивался к звонкам.
Ждать пришлось долго. Была суббота. По субботам Клайд всегда спал допоздна. Или, может, он в душе? А может, отсыпается после свидания? Когда у него на ночь оставалась женщина, Клайд заставлял оскорбленного до глубины души Джо спать на кухне.
На двенадцатом сигнале Клайд все-таки снял трубку. Джо охватила паника. Что он собирался сказать? Нет, он не мог довести задуманное до конца. Все это было просто безумием. Джо не знал, что говорить.
— Алло! — повторил Клайд. — Кто это? Говорите!
Но как раз говорить Джо и не мог, он не мог даже хрипеть — его глотка пересохла, словно была забита птичьими перьями.
— Кто это?! — заорал Клайд. — Говорите или вешайте трубку! Еще слишком рано для шуток!
— Это я, — сказал Джо, сглотнув застрявший в горле ком. — Серый Джо.
Произнося эти слова, он был уверен, что аптекарь слышит его, но в глубине аптеки старик даже не поднял глаз. Из трубки отчетливо доносилось дыхание Клайда.
— Это на самом деле я, Серый Джо. Я подумал, мне стоит сказать тебе, почему я ушел — ну, вчера утром.
Ответа не было.
— Я думал, ты захочешь узнать, что у меня все в порядке. Я думал, может, ты будешь волноваться, разыскивая меня.
Клайд заорал так, что Джо с шипением отпрянул, в ухе у него зазвенело.
— Что за дурацкий розыгрыш! Кто говорит, черт возьми! И что вы, черт возьми, сделали с моим котом?!
— Я и есть твой кот, — мягко сказал Джо. — Это я. Это Джо. Тот самый кот, который оставил три долго не заживавших шрама на носу у Руби и выдрал клок шерсти из морды Барни, а потом шерсть выросла не коричневая, а черная. Это я, Ночной Дружок. Гуляка-Забияка. — Джо припомнил все глупые домашние прозвища, которыми называл его Клайд. — Любимый кошарик.
В трубке он услышал, как Клайд гулко сглотнул.
— Слушай, — сказал Джо, — помнишь, вчера утром я начал возиться под одеялом, потом спрыгнул с кровати и что-то промяучил? Помнишь, что ты сказал?
Отчетливо слышалось дыхание Клайда.
— Ты сказал: «Джо, уймись! Черт, для траханья кошек еще слишком рано! А ну, спи!» Потом ты опять заснул. Как раз только начало светать.
Молчание было очень долгим. Джо наблюдал за аптекарем. Тот ничего не слышал. На его седых волосах играли блики света, когда он склонялся над склянками и подтирал следы на столешнице. На другом конце провода Клайд, похоже, пришел в себя.
— Как… откуда ты знаешь? Кто это? Как ты…
Затем, после долгой паузы, Клайд спросил:
— Что ты больше всего любишь на завтрак?
— Сливки с пшеничными хлопьями и рубленой печенкой, — усмехнулся Джо. — Никто не знает этого, кроме меня, дружище.
— А… с кем у меня было свидание в пятницу две недели назад?
— С Элеонорой Хоффман, — сказал Джо. — Блондинка. Голубые глаза. Золотое кружевное платьице, достаточно короткое, чтобы были видны трусики. Ее хихиканье похоже на паровозный свисток. Не стоило бы говорить тебе, Клайд, но мне эта дамочка не нравится. Она будит меня в три часа ночи, распевая свои безвкусные песенки. Меня мутит, когда я вижу, как ты трешь ей спину в душе.
Молчание грозило затянуться до понедельника. Затем Клайд сказал:
— Если это действительно ты, где тебя черти носят? Я приду за тобой.
Джо смахнул с губы клочок крысиной шкуры.
— Ну, так где ты? И какого дьявола ты ушел?! Как это так — ты умеешь пользоваться телефоном, а мне никогда об этом не говорил? Как получилось, что ты умеешь разговаривать? И почему я никогда не знал, что ты умеешь разговаривать?
Снова последовало молчание, затем послышалось:
— Боже, этого просто не может быть. А мой дом, он что, недостаточно хорош для тебя? Думаешь, ты теперь знаменитость, раз ты научился говорить?
— Я не могу вернуться. Мне нельзя домой. Кто-то меня преследует.
— О чем ты? Что значит — преследует тебя? Кому ты сдался? Что происходит? И где ты, черт побери?!
— Я… поверь мне, — сказал Джо, — как только разберусь со все этим, сразу вернусь домой.
Он лизнул лапу.
— Я хочу вернуться, — сказал Джо, испытывая не свойственный ему порыв чувств. — Мне кажется, я по тебе соскучился.
Краем глаза он заметил движение. Аптекарь появился в проходе возле лотка с леденцами.
— Мне пора, — прошипел Джо. — Я в порядке… Постараюсь держать тебя в курсе.
Не повесив трубку, он спрыгнул со стойки и метнулся к открытой двери. Старый Сид заметил его и завопил:
— Брысь! Брысь! Вон отсюда!
Джо кинулся через улицу прямо наперерез пикапу, доверху груженному дровами. Ему удалось увернуться, от колес пахнуло жаром. Он добрался до кромки тротуара, тяжело дыша. Перескочив через тротуар и оказавшись на траве, он поспешил в западном направлении, держась тени деревьев на центральной аллее.
Не прошло и получаса после разговора с Клайдом, как Джо снова оказался за городом. Он держал путь к холмам. Страх все еще сковывал его, и тем не менее Джо задумчиво улыбался.
Глава 5
Дульси мчалась по кромке обрыва, с трудом сопротивляясь ветру, воздушный поток толкал ее, прижимая к кромке пятнадцатиметровой пропасти. Далеко внизу вздымались и обрушивались волны, а бежавший за ней мужчина не отставал, не позволяя ей отдалиться от края бездны.
Еще мгновение — он настигнет ее и одним ударом ноги сбросит вниз, на торчащие из воды острые камни. От непрерывного чередования солнечных вспышек и теней облаков, стремительно бегущих по небу, у Дульси рябило в глазах. Летя по неровному краю обрыва, она уже не была уверена, что касается лапами земли. Мужчине почти удалось нагнать кошку, и он даже попытался пнуть ее.
Дульси увернулась, вильнула в сторону, перепрыгнула через ногу мужчины и нырнула в заросли бурьяна.
Пробираясь сквозь это временное укрытие, она внимательно вглядывалась меж ломких стеблей.
Мужчина снова кинулся на нее, кошка опять крутанулась и исчезла в густой траве. Теперь она направлялась в сторону улицы. Дульси стремилась назад, к домам и тротуарам, где могут быть люди, где она рассчитывала найти убежище. Рванувшись через тротуар на проезжую часть, она не заметила автомобиля. Взвизгнули шины, взревел клаксон. Дульси отскочила, оказалась на пути грузовика, ехавшего в противоположном направлении, и, почувствовав его тепло, бросилась к обочине.
Мужчина отпрыгнул, чтобы не столкнуться с грузовиком. Дульси шмыгнула через лужайку к кустам, растущим возле высокого желтого дома. Юркнув в кусты, она почувствовала, что ее сердечко колотится, словно у пойманной ею, насмерть перепуганной мыши, — часто-часто, даже слишком часто.
И снова этот тип настиг ее, когда она спряталась в кустах. Мужчина схватил ее за хвост и дернул так резко, что Дульси не удержалась на ногах. Обезумев от боли, она взвыла, вонзила ему в руку когти, а потом еще и впилась зубами.
Чертыхнувшись, мужчина выпустил ее. Дульси вывернулась, ощущая привкус его крови. Обежав дом по периметру вдоль ряда подвальных окошек, она остановилась и осторожно двинулась обратно.
Одно из окон было чуть-чуть приоткрыто. Дульси ткнулась в стекло. Рама качнулась, подалась, и кошка прыгнула в черную пустоту.
Пролетев пол-этажа, Дульси приземлилась на цементный пол. Ударившись о твердую поверхность, она сильно ушибла подушечки лап, и это отозвалось резкой болью во всем теле. Прильнув к полу, кошка обернулась и посмотрела на окно.
Мужчина был там, наверху, — он стоял на коленях и заглядывал внутрь. Дульси спряталась в черной глубине подвала, в самом дальнем углу, и съежилась, едва дыша.
Бледная рука мужчины ощупала пустоту. Он открыл окно пошире и просунул ноги в проем. Пока мужчина готовился спрыгнуть, Дульси бросилась бежать наугад, не разбирая дороги, и тут же врезалась плечом в какой-то острый угол.
От боли у нее перехватило дыхание и заслезились глаза. Растерявшись, она судорожно глотнула воздух и тут увидела, что это угол лестницы. Когда преследователь спрыгнул на цементный пол у нее за спиной, Дульси уже взбиралась по ступенькам.
Дверь в конце лестницы была приоткрыта. Пока мужчина добирался до ступенек, Дульси взлетела наверх и проскочила в щель. Ее разгоряченные лапы скользнули по гладкому деревянному полу.
Кошка обнаружила, что попала в большой холл. Слева от нее солнечный свет вливался через стеклянную входную дверь. Но этот путь был слишком открытым и слишком светлым. Пока Дульси озиралась в поисках иного выхода, дверь в подвал за ее спиной захлопнулась. Отступать было некуда. Кошка снова бросилась вверх по лестнице.
Толстый светлый твидовый ковер облегчал подъем, лапы не скользили. Вонзая когти в мягкую поверхность, Дульси в три прыжка взлетела по лестнице. На ступеньках преследователь замедлил ход. Было слышно, как он тяжело дышит.
Третий пролет лестницы упирался в дверь с маленьким окошком в верхней части, где плескалась синева неба. Дульси прыгнула на дверную ручку и уцепилась за нее, но та не шелохнулась. Кошка попыталась крутануть ее и одновременно толкнуть дверь — безрезультатно. Похоже, дверь была заперта. Теперь злодей отставал всего на несколько ступенек. Дульси подпрыгнула повыше, заглянула в окошко и увидела просторную плоскую крышу.
Мужчина рывком преодолел последний пролет и бросился на кошку. Она метнулась ему в лицо, отчаянно кусаясь и царапаясь всеми четырьмя лапами. Мужчина схватил ее, пытаясь оторвать от себя. Дульси посильнее цапнула его зубами, затем, высвободившись, отпрыгнула и сиганула вниз меж ногами мужчины, пока он стоял, держась за израненное лицо.
Одним прыжком преодолев половину пролета, Дульси полетела дальше, едва касаясь ступеней. Скорее, скорее, ведь он уже снова загромыхал вслед, от его тяжелых шагов, казалось, сотрясался весь дом. Оказавшись внизу, Дульси проскочила мимо закрытой двери, ведущей в подвал, и свернула к залитому светом входу. Слева от нее открылась гостиная. Кошка мельком увидела плетеную мебель и зеленые пятна комнатных растений. Высокая двустворчатая дверь справа была закрыта. Из-за нее доносились характерные кухонные звуки — звяканье кастрюль и тарелок.
Входная дверь запиралась на задвижку, под которой размещалась длинная медная ручка. Дульси уже было сгруппировалась для прыжка, когда услышала смех детей, с топотом поднимавшихся на крыльцо. Дверь распахнулась.
Под удивленные возгласы кошка прошмыгнула меж детских ног, спиной почувствовала прикосновения маленьких рук, и вот она уже на воле. Дульси окунулась в солнечный свет и юркнула в тень под припаркованным автомобилем.
Она услышала, как мужчина гаркнул на детей и побежал по тротуару, увидела его ноги, приближавшиеся к машине. Кошка снова бросилась наутек. Оказавшись между желтым домом и соседним белым, она обернулась, а затем вскарабкалась на забор.
Соскочив с забора, Дульси оказалась в крошечном дворике. В густой траве были разбросаны забытые игрушки. Преследователь, отдуваясь, уже лез через забор. Дульси бросила быстрый взгляд на его глаза — бледно-карие, со слюдяным блеском ярости. Лицо мужчины покраснело от напряжения, царапины кровоточили. Приободрившись от вида нанесенных ею ран, кошка перескочила через еще один забор и пулей пролетела следующий двор. Теперь она мчалась без оглядки, минуя бесчисленные дворы и заборы. Какое-то время кошка еще слышала шаги преследователя, затем стало тихо.
Она скользнула под крыльцо и выглянула наружу.
Дульси показалось, что он исчез. Во всяком случае ничего подозрительного она не слышала. Двор оставался пуст. Аккуратная лужайка и пышные клумбы безмятежно грелись в теплых солнечных лучах. Дульси была едва жива. Она судорожно глотала воздух, стараясь отдышаться. Кошки приспособлены не для долгой погони, а для коротких рывков. Длинные дистанции — это собачий стиль.
Из-за угла зеленого каркасного дома так никто и не появился. Решив, что преследователь отстал и ей удалось наконец избавиться от него, Дульси припустила в сторону своего дома. Ей ужасно хотелось снова попасть домой, снова оказаться в безопасности. Она бежала, настороженно подняв уши, чтобы слышать любой шорох за спиной.
Вскоре Дульси добралась до своей улицы — уже виден был Вильмин дом из светло-серого камня, он так приветливо и надежно возвышался посреди пышного английского сада. Как только Дульси окажется в родных стенах, ей уже ничто не будет угрожать. Жалобно мяукая, она пролетела последний квартал, проскочила мимо парадного крыльца, взлетела по ступенькам черного хода и нырнула в свою кошачью дверку.
Вильма была в кухне. Она пристально посмотрела на Дульси, потом подняла ее, прижала к себе и стала гладить. Бедняжка так тряслась, что даже не могла мурлыкать, она лишь мелко подрагивала, приникнув к худощавой пожилой женщине.
Нахмурясь, Вильма шагнула к окну и выглянула на улицу.
— Там никого нет, — сказала она, недоуменно глядя на кошку. — Это была собака? Собака за тобой гналась? Я никогда не видела тебя такой напуганной. — Женщина спустила Дульси на кухонный стол, внимательно осмотрела ее и ощупала тело и лапы в поисках ран. Когда пальцы Вильмы коснулись ушибов, Дульси вздрогнула и поморщилась от боли. Теперь Вильма обследовала каждое повреждение более тщательно, осторожно прощупывая каждую косточку.
— Кажется, ничего не сломано, — сказала она наконец. Она посмотрела на засохшую кровь на кошкиных лапах, затем нажала на подушечку, чтобы обнажились когти, и усмехнулась, увидев изрядно перепачканные кровью коготки:
— Похоже, милая, ты сумела за себя постоять. Вильма отнесла Дульси в гостиную и закутала в голубую вязаную шаль.
Окруженная нежной заботой хозяйки, Дульси стала успокаиваться. Здесь было так чудесно, так безопасно и уютно. Она дома. Вильма любит ее. Дульси уткнулась носом в теплую руку хозяйки, и в глубине ее тела заработал моторчик, издавая такой же низкий раскатистый рокот, как когда-то в детстве, когда она была полностью защищена и всеми любима.
Дульси продолжала мурлыкать, свернувшись клубочком в коконе мягкой шерстяной шали, и даже не шевельнулась, когда Вильма оставила ее и вернулась в кухню. Она услышала, как Вильма открыла холодильник, и вскоре почувствовала запах подогреваемого молока.
Вильма принесла плошку к дивану и держала ее, пока Дульси лакала. Кошку мучила страшная жажда. Она глотала с такой жадностью, что чуть не поперхнулась. Молоко и теплая шаль успокоили и приободрили ее.
Когда плошка опустела, Дульси закрыла глаза. Ее лапы и хвост отяжелели, но тело казалось невесомым, словно она парила в воздухе.
Дульси провалилась в сон.
Когда киска уснула, Вильма еще некоторое время сидела возле нее, ломая голову, что могло произойти. Она не обнаружила ни ссадин, ни укусов — никаких следов кошачьих разборок. Она не понимала, что это за странные болезненные места на теле Дульси, небольшие припухлости, как от ушиба.
Что бы там ни было, а Дульси явно кого-то поранила. Вильма надеялась, что ее любимица смогла задать хорошую трепку этой твари.
Киску нельзя было назвать неумелым бойцом. Дульси могла справиться почти с любой собакой. И она отнюдь не только защищалась. Известно было, что она немилосердно задиралась и с другими кошками.
Маленькая пеструшка была настоящей хулиганкой. Под милой улыбкой скрывалась натура крепкая и несгибаемая, как армейский ботинок. Дульси не было еще и года, когда она установила свое владычество в ближайших шести кварталах, и теперь здесь ни одна собака, ни одна кошка не смела бросить ей вызов. Нет, кто бы ни преследовал ее сегодня, это должен быть какой-то чужак.
Когда Вильма убедилась, что с Дульси все в порядке, она оставила кошку и пошла одеваться. В этот вечер она собиралась на концерт. Билеты на короткий сезон концертов были распроданы уже несколько месяцев назад, и сегодня предстояло нечто особенное — симфонический оркестр Сан-Франциско играл Шёнберга.
Вильма выбрала широкую цветастую юбку и открытую кофточку ручной вязки; за несколько недель это был первый повод принарядиться. Открывая шкатулку с украшениями и вынимая заколку с французской эмалью, Вильма втайне ожидала, что Дульси услышит поскрипывание крышки и прибежит. Киска любила покопаться в ее коллекции, блестящие украшения приводили ее в такой же восторг, как красивые мягкие вещи.
Но из гостиной не доносилось ни звука. Вильма заглянула в комнату и увидела, что Дульси спит без задних ног. Выходя из дома, она подумала, не запереть ли кошачью дверку, чтобы Дульси не могла уйти. Но при мысли о возможной утечке газа или пожаре и запертой внутри кошке ей стало нехорошо.
Если нечто преследовавшее ее все еще где-то поблизости, Дульси узнает об этом и останется в доме. Или она выйдет не дальше чем крыльцо черного хода, откуда хорошо видна улица и можно быстро улизнуть обратно в дом.
Вильма задернула занавески в гостиной и столовой, затем сдвинула шторы в кухне, задаваясь вопросом: почему это ее так заботит? Ладно, что бы ни напугало Дульси, это нечто не сможет заглянуть в окна. Обычно Вильма, как и ее соседи, оставляла по вечерам окна незашторенными. Да, жизнь в Молена-Пойнт, можно сказать, испортила ее. Испортила, избаловала и изнежила. Живя в других городах, Вильма всегда зашторивала вечером окна.
Она открыла банку лосося, любимой еды Дульси, и выложила все ее содержимое в голубую кошкину мисочку. Но Вильма не оставила миску в кухне, ей претила даже мысль о пропахшем рыбой доме. Она поставила миску на крыльцо, прямо у кошачьей дверки, где Дульси легко сможет найти ее, когда проснется.
Вильма вышла через черный ход, заперла за собой дверь и направилась по мощенной камнем дорожке к открытому навесу, где стояла ее машина.
Подавая задним ходом на улицу, она внимательно осмотрела двор и улицу — насколько хватало взгляда — в поисках неизвестного зверя. Спускаясь с холма в городок, она поглядывала на пешеходные дорожки, но ничего необычного, никаких незнакомых собак не заметила. Лишь какой-то человек двигался по улице, уходившей вбок. Вильма притормозила.
Худощавая сутулая фигура удалялась от нее. Человек этот был Вильме незнаком, во всяком случае со спины, но она ничуть не удивилась — в городке было полно туристов.
Дульси проснулась только через три часа после ухода хозяйки. Она сразу догадалась, что дома никого нет: стояла полная тишина, воздух словно застыл, ни звука, ни шороха, ни малейшего движения, как бывает лишь в совершенно пустом доме.
Некоторое время она крадучись обходила комнаты, осторожно поглядывая на окна. Перед уходом Вильма задернула занавески. Обычно она об этом забывает. Дважды Дульси пробиралась под штору, запрыгивала на подоконник и, пригнувшись, выглядывала наружу.
И каждый раз темная улица за холодным стеклом казалась пустой. Никто не прятался в густых тенях сада. Никто не стоял под кронами раскидистых дубов. На клумбах и мощеных дорожках не было следов чьего-либо вторжения.
На противоположной стороне улицы в трех домах было темно, в пяти других горел свет. Крыльцо дома Рамиресов сияло огнями, как будто молодая пара ждала гостей. Рамиресы были в числе ее любимых соседей. Нэнси Рамирес носила изумительные шелковые ночные рубашки, и задняя дверь ее дома обычно не была заперта.
Дульси вынырнула из-за портьеры и осторожно приблизилась к своей дверке. Сквозь пластик проникал свет фонаря, горевшего над входом в гараж. Дульси втянула носом холодный вечерний воздух, сочившийся из-за свободно качающейся дверки. Она не учуяла человека, зато учуяла лосося. Вильма оставила ей целую миску консервированной рыбы. Поняв, что она страшно проголодалась, Дульси выскочила на улицу.
Бросив беглый взгляд по сторонам*, она хотела было приступить к трапезе, но мерзкий запах остановил ее. Она внимательно вгляделась темноту, осмотрела аппетитные жирные куски лосося и отодвинулась. Пахло горечью.
От лосося несло смертью. Ядом. Ее чудесный ужин был отравлен. Дульси стояла, озирая темный двор, и ее мутило от злости.
Она знала, что такое яд. Соседский колли умер прошлым летом, съев дохлую крысу. Дульси помнила, как она подошла к неподвижному телу, распростертому на лужайке у соседнего дома. Дело было на рассвете, только-только начинало светать. Дульси была первой, кто обнаружил пса; прошло не меньше часа, прежде чем члены семьи проснулись и нашли труп собаки.
Еще мгновение — он настигнет ее и одним ударом ноги сбросит вниз, на торчащие из воды острые камни. От непрерывного чередования солнечных вспышек и теней облаков, стремительно бегущих по небу, у Дульси рябило в глазах. Летя по неровному краю обрыва, она уже не была уверена, что касается лапами земли. Мужчине почти удалось нагнать кошку, и он даже попытался пнуть ее.
Дульси увернулась, вильнула в сторону, перепрыгнула через ногу мужчины и нырнула в заросли бурьяна.
Пробираясь сквозь это временное укрытие, она внимательно вглядывалась меж ломких стеблей.
Мужчина снова кинулся на нее, кошка опять крутанулась и исчезла в густой траве. Теперь она направлялась в сторону улицы. Дульси стремилась назад, к домам и тротуарам, где могут быть люди, где она рассчитывала найти убежище. Рванувшись через тротуар на проезжую часть, она не заметила автомобиля. Взвизгнули шины, взревел клаксон. Дульси отскочила, оказалась на пути грузовика, ехавшего в противоположном направлении, и, почувствовав его тепло, бросилась к обочине.
Мужчина отпрыгнул, чтобы не столкнуться с грузовиком. Дульси шмыгнула через лужайку к кустам, растущим возле высокого желтого дома. Юркнув в кусты, она почувствовала, что ее сердечко колотится, словно у пойманной ею, насмерть перепуганной мыши, — часто-часто, даже слишком часто.
И снова этот тип настиг ее, когда она спряталась в кустах. Мужчина схватил ее за хвост и дернул так резко, что Дульси не удержалась на ногах. Обезумев от боли, она взвыла, вонзила ему в руку когти, а потом еще и впилась зубами.
Чертыхнувшись, мужчина выпустил ее. Дульси вывернулась, ощущая привкус его крови. Обежав дом по периметру вдоль ряда подвальных окошек, она остановилась и осторожно двинулась обратно.
Одно из окон было чуть-чуть приоткрыто. Дульси ткнулась в стекло. Рама качнулась, подалась, и кошка прыгнула в черную пустоту.
Пролетев пол-этажа, Дульси приземлилась на цементный пол. Ударившись о твердую поверхность, она сильно ушибла подушечки лап, и это отозвалось резкой болью во всем теле. Прильнув к полу, кошка обернулась и посмотрела на окно.
Мужчина был там, наверху, — он стоял на коленях и заглядывал внутрь. Дульси спряталась в черной глубине подвала, в самом дальнем углу, и съежилась, едва дыша.
Бледная рука мужчины ощупала пустоту. Он открыл окно пошире и просунул ноги в проем. Пока мужчина готовился спрыгнуть, Дульси бросилась бежать наугад, не разбирая дороги, и тут же врезалась плечом в какой-то острый угол.
От боли у нее перехватило дыхание и заслезились глаза. Растерявшись, она судорожно глотнула воздух и тут увидела, что это угол лестницы. Когда преследователь спрыгнул на цементный пол у нее за спиной, Дульси уже взбиралась по ступенькам.
Дверь в конце лестницы была приоткрыта. Пока мужчина добирался до ступенек, Дульси взлетела наверх и проскочила в щель. Ее разгоряченные лапы скользнули по гладкому деревянному полу.
Кошка обнаружила, что попала в большой холл. Слева от нее солнечный свет вливался через стеклянную входную дверь. Но этот путь был слишком открытым и слишком светлым. Пока Дульси озиралась в поисках иного выхода, дверь в подвал за ее спиной захлопнулась. Отступать было некуда. Кошка снова бросилась вверх по лестнице.
Толстый светлый твидовый ковер облегчал подъем, лапы не скользили. Вонзая когти в мягкую поверхность, Дульси в три прыжка взлетела по лестнице. На ступеньках преследователь замедлил ход. Было слышно, как он тяжело дышит.
Третий пролет лестницы упирался в дверь с маленьким окошком в верхней части, где плескалась синева неба. Дульси прыгнула на дверную ручку и уцепилась за нее, но та не шелохнулась. Кошка попыталась крутануть ее и одновременно толкнуть дверь — безрезультатно. Похоже, дверь была заперта. Теперь злодей отставал всего на несколько ступенек. Дульси подпрыгнула повыше, заглянула в окошко и увидела просторную плоскую крышу.
Мужчина рывком преодолел последний пролет и бросился на кошку. Она метнулась ему в лицо, отчаянно кусаясь и царапаясь всеми четырьмя лапами. Мужчина схватил ее, пытаясь оторвать от себя. Дульси посильнее цапнула его зубами, затем, высвободившись, отпрыгнула и сиганула вниз меж ногами мужчины, пока он стоял, держась за израненное лицо.
Одним прыжком преодолев половину пролета, Дульси полетела дальше, едва касаясь ступеней. Скорее, скорее, ведь он уже снова загромыхал вслед, от его тяжелых шагов, казалось, сотрясался весь дом. Оказавшись внизу, Дульси проскочила мимо закрытой двери, ведущей в подвал, и свернула к залитому светом входу. Слева от нее открылась гостиная. Кошка мельком увидела плетеную мебель и зеленые пятна комнатных растений. Высокая двустворчатая дверь справа была закрыта. Из-за нее доносились характерные кухонные звуки — звяканье кастрюль и тарелок.
Входная дверь запиралась на задвижку, под которой размещалась длинная медная ручка. Дульси уже было сгруппировалась для прыжка, когда услышала смех детей, с топотом поднимавшихся на крыльцо. Дверь распахнулась.
Под удивленные возгласы кошка прошмыгнула меж детских ног, спиной почувствовала прикосновения маленьких рук, и вот она уже на воле. Дульси окунулась в солнечный свет и юркнула в тень под припаркованным автомобилем.
Она услышала, как мужчина гаркнул на детей и побежал по тротуару, увидела его ноги, приближавшиеся к машине. Кошка снова бросилась наутек. Оказавшись между желтым домом и соседним белым, она обернулась, а затем вскарабкалась на забор.
Соскочив с забора, Дульси оказалась в крошечном дворике. В густой траве были разбросаны забытые игрушки. Преследователь, отдуваясь, уже лез через забор. Дульси бросила быстрый взгляд на его глаза — бледно-карие, со слюдяным блеском ярости. Лицо мужчины покраснело от напряжения, царапины кровоточили. Приободрившись от вида нанесенных ею ран, кошка перескочила через еще один забор и пулей пролетела следующий двор. Теперь она мчалась без оглядки, минуя бесчисленные дворы и заборы. Какое-то время кошка еще слышала шаги преследователя, затем стало тихо.
Она скользнула под крыльцо и выглянула наружу.
Дульси показалось, что он исчез. Во всяком случае ничего подозрительного она не слышала. Двор оставался пуст. Аккуратная лужайка и пышные клумбы безмятежно грелись в теплых солнечных лучах. Дульси была едва жива. Она судорожно глотала воздух, стараясь отдышаться. Кошки приспособлены не для долгой погони, а для коротких рывков. Длинные дистанции — это собачий стиль.
Из-за угла зеленого каркасного дома так никто и не появился. Решив, что преследователь отстал и ей удалось наконец избавиться от него, Дульси припустила в сторону своего дома. Ей ужасно хотелось снова попасть домой, снова оказаться в безопасности. Она бежала, настороженно подняв уши, чтобы слышать любой шорох за спиной.
Вскоре Дульси добралась до своей улицы — уже виден был Вильмин дом из светло-серого камня, он так приветливо и надежно возвышался посреди пышного английского сада. Как только Дульси окажется в родных стенах, ей уже ничто не будет угрожать. Жалобно мяукая, она пролетела последний квартал, проскочила мимо парадного крыльца, взлетела по ступенькам черного хода и нырнула в свою кошачью дверку.
Вильма была в кухне. Она пристально посмотрела на Дульси, потом подняла ее, прижала к себе и стала гладить. Бедняжка так тряслась, что даже не могла мурлыкать, она лишь мелко подрагивала, приникнув к худощавой пожилой женщине.
Нахмурясь, Вильма шагнула к окну и выглянула на улицу.
— Там никого нет, — сказала она, недоуменно глядя на кошку. — Это была собака? Собака за тобой гналась? Я никогда не видела тебя такой напуганной. — Женщина спустила Дульси на кухонный стол, внимательно осмотрела ее и ощупала тело и лапы в поисках ран. Когда пальцы Вильмы коснулись ушибов, Дульси вздрогнула и поморщилась от боли. Теперь Вильма обследовала каждое повреждение более тщательно, осторожно прощупывая каждую косточку.
— Кажется, ничего не сломано, — сказала она наконец. Она посмотрела на засохшую кровь на кошкиных лапах, затем нажала на подушечку, чтобы обнажились когти, и усмехнулась, увидев изрядно перепачканные кровью коготки:
— Похоже, милая, ты сумела за себя постоять. Вильма отнесла Дульси в гостиную и закутала в голубую вязаную шаль.
Окруженная нежной заботой хозяйки, Дульси стала успокаиваться. Здесь было так чудесно, так безопасно и уютно. Она дома. Вильма любит ее. Дульси уткнулась носом в теплую руку хозяйки, и в глубине ее тела заработал моторчик, издавая такой же низкий раскатистый рокот, как когда-то в детстве, когда она была полностью защищена и всеми любима.
Дульси продолжала мурлыкать, свернувшись клубочком в коконе мягкой шерстяной шали, и даже не шевельнулась, когда Вильма оставила ее и вернулась в кухню. Она услышала, как Вильма открыла холодильник, и вскоре почувствовала запах подогреваемого молока.
Вильма принесла плошку к дивану и держала ее, пока Дульси лакала. Кошку мучила страшная жажда. Она глотала с такой жадностью, что чуть не поперхнулась. Молоко и теплая шаль успокоили и приободрили ее.
Когда плошка опустела, Дульси закрыла глаза. Ее лапы и хвост отяжелели, но тело казалось невесомым, словно она парила в воздухе.
Дульси провалилась в сон.
Когда киска уснула, Вильма еще некоторое время сидела возле нее, ломая голову, что могло произойти. Она не обнаружила ни ссадин, ни укусов — никаких следов кошачьих разборок. Она не понимала, что это за странные болезненные места на теле Дульси, небольшие припухлости, как от ушиба.
Что бы там ни было, а Дульси явно кого-то поранила. Вильма надеялась, что ее любимица смогла задать хорошую трепку этой твари.
Киску нельзя было назвать неумелым бойцом. Дульси могла справиться почти с любой собакой. И она отнюдь не только защищалась. Известно было, что она немилосердно задиралась и с другими кошками.
Маленькая пеструшка была настоящей хулиганкой. Под милой улыбкой скрывалась натура крепкая и несгибаемая, как армейский ботинок. Дульси не было еще и года, когда она установила свое владычество в ближайших шести кварталах, и теперь здесь ни одна собака, ни одна кошка не смела бросить ей вызов. Нет, кто бы ни преследовал ее сегодня, это должен быть какой-то чужак.
Когда Вильма убедилась, что с Дульси все в порядке, она оставила кошку и пошла одеваться. В этот вечер она собиралась на концерт. Билеты на короткий сезон концертов были распроданы уже несколько месяцев назад, и сегодня предстояло нечто особенное — симфонический оркестр Сан-Франциско играл Шёнберга.
Вильма выбрала широкую цветастую юбку и открытую кофточку ручной вязки; за несколько недель это был первый повод принарядиться. Открывая шкатулку с украшениями и вынимая заколку с французской эмалью, Вильма втайне ожидала, что Дульси услышит поскрипывание крышки и прибежит. Киска любила покопаться в ее коллекции, блестящие украшения приводили ее в такой же восторг, как красивые мягкие вещи.
Но из гостиной не доносилось ни звука. Вильма заглянула в комнату и увидела, что Дульси спит без задних ног. Выходя из дома, она подумала, не запереть ли кошачью дверку, чтобы Дульси не могла уйти. Но при мысли о возможной утечке газа или пожаре и запертой внутри кошке ей стало нехорошо.
Если нечто преследовавшее ее все еще где-то поблизости, Дульси узнает об этом и останется в доме. Или она выйдет не дальше чем крыльцо черного хода, откуда хорошо видна улица и можно быстро улизнуть обратно в дом.
Вильма задернула занавески в гостиной и столовой, затем сдвинула шторы в кухне, задаваясь вопросом: почему это ее так заботит? Ладно, что бы ни напугало Дульси, это нечто не сможет заглянуть в окна. Обычно Вильма, как и ее соседи, оставляла по вечерам окна незашторенными. Да, жизнь в Молена-Пойнт, можно сказать, испортила ее. Испортила, избаловала и изнежила. Живя в других городах, Вильма всегда зашторивала вечером окна.
Она открыла банку лосося, любимой еды Дульси, и выложила все ее содержимое в голубую кошкину мисочку. Но Вильма не оставила миску в кухне, ей претила даже мысль о пропахшем рыбой доме. Она поставила миску на крыльцо, прямо у кошачьей дверки, где Дульси легко сможет найти ее, когда проснется.
Вильма вышла через черный ход, заперла за собой дверь и направилась по мощенной камнем дорожке к открытому навесу, где стояла ее машина.
Подавая задним ходом на улицу, она внимательно осмотрела двор и улицу — насколько хватало взгляда — в поисках неизвестного зверя. Спускаясь с холма в городок, она поглядывала на пешеходные дорожки, но ничего необычного, никаких незнакомых собак не заметила. Лишь какой-то человек двигался по улице, уходившей вбок. Вильма притормозила.
Худощавая сутулая фигура удалялась от нее. Человек этот был Вильме незнаком, во всяком случае со спины, но она ничуть не удивилась — в городке было полно туристов.
Дульси проснулась только через три часа после ухода хозяйки. Она сразу догадалась, что дома никого нет: стояла полная тишина, воздух словно застыл, ни звука, ни шороха, ни малейшего движения, как бывает лишь в совершенно пустом доме.
Некоторое время она крадучись обходила комнаты, осторожно поглядывая на окна. Перед уходом Вильма задернула занавески. Обычно она об этом забывает. Дважды Дульси пробиралась под штору, запрыгивала на подоконник и, пригнувшись, выглядывала наружу.
И каждый раз темная улица за холодным стеклом казалась пустой. Никто не прятался в густых тенях сада. Никто не стоял под кронами раскидистых дубов. На клумбах и мощеных дорожках не было следов чьего-либо вторжения.
На противоположной стороне улицы в трех домах было темно, в пяти других горел свет. Крыльцо дома Рамиресов сияло огнями, как будто молодая пара ждала гостей. Рамиресы были в числе ее любимых соседей. Нэнси Рамирес носила изумительные шелковые ночные рубашки, и задняя дверь ее дома обычно не была заперта.
Дульси вынырнула из-за портьеры и осторожно приблизилась к своей дверке. Сквозь пластик проникал свет фонаря, горевшего над входом в гараж. Дульси втянула носом холодный вечерний воздух, сочившийся из-за свободно качающейся дверки. Она не учуяла человека, зато учуяла лосося. Вильма оставила ей целую миску консервированной рыбы. Поняв, что она страшно проголодалась, Дульси выскочила на улицу.
Бросив беглый взгляд по сторонам*, она хотела было приступить к трапезе, но мерзкий запах остановил ее. Она внимательно вгляделась темноту, осмотрела аппетитные жирные куски лосося и отодвинулась. Пахло горечью.
От лосося несло смертью. Ядом. Ее чудесный ужин был отравлен. Дульси стояла, озирая темный двор, и ее мутило от злости.
Она знала, что такое яд. Соседский колли умер прошлым летом, съев дохлую крысу. Дульси помнила, как она подошла к неподвижному телу, распростертому на лужайке у соседнего дома. Дело было на рассвете, только-только начинало светать. Дульси была первой, кто обнаружил пса; прошло не меньше часа, прежде чем члены семьи проснулись и нашли труп собаки.