— Ты должен позволить мне пойти с тобой. Я могу рассказать тебе всю подноготную Девара.
   — Валяй, — пожал плечами Римо. — Одевайся, и пойдем.
   Едва успев застегнуть юбку, Сашур — она гордо объявила, что теперь носит это имя, — прочла лекцию о своих способностях управлять психикой мужчин, которых она считала существами низшего порядка.
   — Многие тысячи лет мужчины пользовались женщинами как сексуальными объектами. Теперь настала наша очередь. Ты для меня — всего лишь вещь.
   — Как тебя звали раньше?
   — Тебе хочется знать, как меня называли угнетатели-мужчины?
   — Именно.
   — Роберта Кауфманн.
   — Не была ли ты замужем за бухгалтером?
   — Была. Он был свиньей. К счастью, он погиб.
   — Давно?
   — Пару дней назад. Наверное, пал жертвой капиталистического заговора, в котором сам играл грязную роль.
   — Я вижу, ты отлично обходишься без него.
   — Потому что не соглашаюсь на уготованную мне рабскую долю.
   Внизу сидящий за столиком консьерж сообщил мисс Кауфперсон, что «этот человек дожидается снаружи».
   — Боже правый! — воскликнула мисс Кауфперсон. — Вот ведь привязался, как зубная боль!
   Римо и Сашур вошли в лифт и спустились в подземный гараж.
   — Придется воспользоваться моей машиной. Вообще-то я предпочитаю ездить на такси, потому что в этом городе негде припарковаться. Ладно, поедем. Терпеть не могу появляться на машине в отсталых с социально-экономической точки зрения районах, где угнетенный люмпен-пролетариат в борьбе за свободу вымещает свой гнев даже на таких символах больного общества, как автомобили.
   — Что? — не понял Римо.
   — Черномазые снимают ниппели с колес.
   — Я думал, что мальчишка Девар — белый.
   — Белый. Он живет в высотном доме, но по соседству с трущобами. Это не то, что здесь.
   — Сколько ты платишь за квартиру в месяц? — спросил Римо.
   — Бешеные деньги: полторы тысячи.
   — И это на учительскую-то зарплату?
   — Конечно, нет! Уж не думаешь ли ты, что наше прогнившее общество предоставит учителю возможность пользоваться роскошными апартаментами?
   — Как же ты выходишь из положения?
   — А вот так. Я нашла способ!
   — Какой?
   — Я эмансипированная женщина и знаю, как раздобыть деньги, но тебя это не касается.
   — Как раз наоборот, — сказал Римо. Поначалу она подумала, что он собирается заняться с ней любовью прямо в лифте, но когда боль стала нестерпимой, она поняла, что ошиблась.
   — Так откуда ты берешь деньги? — спросил Римо.
   — Бракоразводный контракт. У этого олуха водились деньжата.
   Римо ослабил хватку.
   — Ну что, теперь доволен, свинья ты этакая? — прошипела Сашур, потирая локоть. — Теперь ты знаешь, так что можешь гордиться! В обществе, основанном на угнетении, это — единственный способ для женщины заработать на жизнь, понял, мерзавец? Слушай, а ты не садист?
   — Садисту нравится причинять боль. Он действует наобум, потому что причинить боль для него самоцель.
   Далее он объяснил ей, что боль свидетельствует о нормальной работе организма и должна использоваться как сигнальный механизм для мозга.
   Беда в том, что большинство людей не обращает внимания на первые, слабые сигналы, а потом становится поздно, и им ничего не остается, как страдать от сильной и совершенно бесполезной боли.
   — Раз тебе нравится боль, получай! — воскликнула Сашур и попыталась заехать Римо в пах подошвой босоножки от Гуччи. Подошва ткнулась в пустоту. Дверь лифта открылась, и Римо помог спутнице подняться на ноги.
   Она попробовала отвесить ему оплеуху и опять промахнулась. Пинок в живот — и снова промах.
   — Ладно, твоя взяла, — вздохнула она.
   В серебристом двухдверном спортивном «мерседесе», заваленном листовками на тему об угнетении бедняков, Сашур потребовала, чтобы Римо пристегнулся. Тот ответил, что чувствует себя безопаснее в свободном парении. Она заявила, что не тронется с места, пока он не пристегнется, и Римо уступил, рассудив, что у него есть шанс уцелеть в аварии даже с пристегнутым ремнем безопасности.
   Как только ремень защелкнулся, правый кулак Сашур врезался в перетянутое ремнем солнечное сплетение Римо. В отместку она получила кулаком в челюсть.
   — Животное, — буркнула она и нажала на газ. «Мерседес» вылетел на улицу Чикаго, освещенную лучами заходящего солнца. Воздух, пропитанный выхлопными газами, окрасился в густые багровые тона.
   Остановившись на красный свет, она застонала.
   — Тебя нервируют светофоры? — удивился Римо.
   — Нет. Теперь нам от него не отвязаться.
   Римо посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел лысеющего господина в сером костюме, выскочившего из подъезда дома Сашур и мчавшегося так, словно ему приходилось ступать на раскаленные угли. Он едва не угодил под колеса такси, которое затормозило с душераздирающим визгом, с дымом трущейся об асфальт резины.
   — Ничего особенного, Джордж! — крикнула Сашур, когда его раскрасневшаяся, перекошенная физиономия сунулась в окно машины. — Между нами чисто платонические отношения. Меня тошнит от твоей ревности! Джордж, познакомься, это Римо. Римо, это Джордж, полагающий, что я готова отдаться первому встречному.
   — Как ты можешь так со мной поступать? — заскулил Джордж.
   — Невероятно! Мужская психика не поддается объяснению!
   — Почему ты меня избегаешь?
   — Почему, почему... Вот из-за таких сцен. Ты постоянно устраиваешь мне сцены ревности...
   — Прости.
   — Каждый раз ты просишь прощения, а потом все повторяется снова.
   — Ты знаешь, какая нервная у меня работа.
   — Пошел прочь! — процедила Сашур.
   Джордж едва успел убрать голову, прежде чем поднимающееся стекло прищемило ему нос. Сашур газанула и проскочила на красный.
   — Ничтожество! Он бесит меня. До чего же мужчины подозрительны!
   Римо смахнул се правую руку со своего бедра.
   — Я не собиралась тебя бить.
   — Знаю, — сказал Римо. — Что он имел в виду, говоря о том, какая у него нервная работа?
   — Кто его разберет! Да и какая разница?
   В шикарном двадцатидвухэтажном здании, напоминавшем кусок белого мрамора, случайно оказавшийся в болоте гетто, привратник остановил Римо и его спутницу. Здесь полагалось сообщать жильцам о посетителях.
   — Элвина нет дома, — пробурчал в динамике недовольный женский голос.
   — Скажите ей, что все в порядке: это мисс Кауфперсон, — велела она привратнику.
   — К вам мисс Кауфперсон — объявил привратник.
   — Элвина все равно нет дома, — упорствовал голос.
   — Скажи, что нам обязательно надо с ней поговорить, — вмешался Римо.
   — Ладно, раз вы настаиваете... — Динамик вздохнул. — Неужели Элвин опять что-нибудь натворил?
   — Нет, нет, — успокоила ее мисс Кауфперсон. — С ним все в порядке.
   В лифте Римо поинтересовался у Сашур, почему она не сменила фамилию на «Смит» или «Джонс».
   — Зачем? Вообще-то моя настоящая фамилия Кауфманн, но я решила освободить «Кауф» от «манн», расширить горизонты, открывающиеся перед женщиной[1].
   Нет, в намерения Римо не входило заняться этим в лифте, хотя им предстояло проехать еще целых 20 этажей, не считая двух, которые они проскочили столь бездарно.
   — Семейка этого парня занимает самые лучшие апартаменты в доме: — удивился Римо. — Что делает в обыкновенной школе обитатель таких хором? Раз у его родителей уйма денег, определили бы своего отпрыска в частную школу.
   — Некоторые родители предпочитают тратить деньги на предметы роскоши, а не на то, что действительно важно.
   Наверху Элвин Девар самолично вышел к гостям, держа в руке нечто, достойное именоваться предметом роскоши, а именно револьвер «беретта» с серебряной рукояткой, нацеленный Римо в горло.
   Римо почувствовал, что его спутнице захотелось вернуться назад: она юркнула ему за спину, оставив его наедине с револьверным дулом. Недаром она настояла на отказе от устаревшего обычая пропускать женщину вперед — как от унизительного пережитка прошлого. Итак, Римо застыл в дверях лифта, один на один с трудным подростком и его револьвером.
   Расправиться с противником не составило бы ни малейшего труда, но Римо не мог поднять руку на ребенка. При виде двоечника ростом в четыре фута семь дюймов и весом в девяносто фунтов его мышцы будто сковало параличом.
   Паренек же готовился отправить его на тот свет.


Глава 6


   Римо видел, как розовый указательный пальчик нажимает на курок. Пусть его тело не могло броситься в схватку, увернуться от пули ему ничто не мешало. Левая рука Римо скользнула за спину и впилась в талию Сашур Кауфперсон — и вот уже оба пассажира, словно два столкнувшихся маятника, отлетели к противоположным стенам кабины. Пуля 25-го калибра вонзилась в полированное дерево, проделав в нем аккуратную дыру. То же случилось и с четырьмя последовавшими пулями. Дверцы лифта захлопнулись, и последняя, шестая пуля отрикошетила от них со звуком, похожим на звон фарфорового блюда, разбившегося о каменный пол.
   Римо встал и помог подняться Сашур.
   — У него ярко выраженная враждебная реакция, — объяснила она, — Полагаю, он остро реагирует на внеклассное общение.
   — Он убийца, — сказал Римо, нажимая на кнопку открывания дверей. Ему было не по себе: никогда еще тело не подводило его! Впрочем, опасность миновала — если только в барабане не окажется седьмой пули. Дверь открылась — и в полированной стенке кабины появилась еще одна аккуратная дырочка. Семь пуль!
   — Чертов мальчишка и впрямь убийца! — констатировала мисс Кауфперсон, заметившая дыру в своей блузке от Гуччи.
   Элвин оказался отменным бегуном. Он бросил револьвер и метнулся за угол. Римо кинулся за ним. Элвин юркнул за спину громадного, напоминающего скалу мужчины с ручищами такой же толщины, как у Римо шея.
   — Эй, ты, отцепись от моего парня!
   Могучее тело покоилось на здоровенных ножищах в башмаках четырнадцатого размера. Великан властно простер руку вперед, словно это была стена, о которую неминуемо расшибется тщедушный преследователь его сына. Мгновение — и из глаз великана брызнули слезы: это случилось, когда его грудная клетка переместилась в область кишечника. Успевший перевариться завтрак оказался в штанах. Придя к выводу, что то, что осталось от его тела, стоять более не способно, он рухнул на светло-коричневый палас.
   Римо влетел в квартиру следом за Элвином. Крашеная блондинка в серебряных бигудях попыталась было захлопнуть дверь, но тут же получила ею по лицу.
   Элвин спрятался в ванной комнате и заперся изнутри. Через секунду замок вылетел из двери вместе с фонтаном щепок и оказался на белом кафельном полу.
   — Привет, Элвин, — поздоровался Римо, загоняя мальчишку в ванну. Его так и подмывало наподдать ему, но рука, способная рвать молекулярные цепочки, не слушалась его. Римо попробовал напустить на себя грозный вид. Сколько он ни тренировался, ему никогда не удавалось освоить устрашающее выражение лица. Напротив, он всегда стремился казаться безобидным, даже нанося смертельный удар. Вот и сейчас он со спокойным видом стоял перед мальчишкой, но в голосе его звучала угроза. Это сработало; помогло также зрелище разлетевшегося вдребезги замка на полу.
   — Ты попал в беду.
   — Папа! — завопил Элвин.
   — Он тебе не поможет.
   — Мама! — взвизгнул Элвин.
   — И она не поможет.
   — Мисс Кауфперсон!
   — Иду, Элвин! — отозвалась Сашур. — Не бойся!
   — Нет, сейчас ты должен как раз бояться! — прорычал Римо.
   — Вы ничего мне не сделаете, — сказал Элвин.
   — Откуда такая уверенность?
   — Существуют законы, — напомнил ему Элвин.
   — Элвин, в твоем распоряжении две секунды, чтобы ответить мне, кто приказал тебе убить Пелла. Иначе с твоей головой случится то же самое. — С этими словами Римо положил руку на закругленный край раковины цвета морской волны и отломил от нее кусок, словно это была буханка хлеба. — Представь себе, что это твоя голова, Элвин.
   — Мисс Кауфперсон! — закричал Элвин.
   Ворвавшаяся в ванную Сашур застала его с расширенными от ужаса глазами.
   — Мисс Кауфперсон тебе не поможет, — предупредил Римо.
   — Элвин, ты нарушил закон, — подхватила мисс Кауфперсон.
   — Предоставь мне разобраться с ним, — сказал Римо.
   — Я не стану давать показания! — огрызнулся Элвин.
   — Я отвезу его в полицейский участок, — заявила Сашур.
   — Кто дал тебе револьвер, Элвин?
   — Пускай этим занимается полиция, Римо. Они заведут на него дело.
   Мисс Кауфперсон крепко взяла Элвина за руку и потащила его за собой мимо стоявшего в дверях Римо, который последовал за ними на улицу. Удостоверившись, что строгая учительница и нашкодивший недоросль исчезли в дверях полицейского участка, он махнул рукой. Вот и отлично! Она скажет полицейским, что парень имеет отношение к убийству Уорнера Пелла, парень расколется и выдаст тех, кто его учил и от кого он получал деньги, полицейские переловят остальных детей — раз убийства совершались одновременно, значит, убийц несколько; когда все убийцы будут схвачены, программа Смитти по защите свидетелей снова заработает.
   В воздухе пахло сажей и отбросами: в этом городе жили миллионы людей, сжигая топливо для обогрева, выбрасывая мусор и задыхаясь от спешки. Римо было наплевать, действует ли конституция, удастся ли Смитти осуществить задуманное, ему было наплевать на все, что много лет назад побудило его поступить на службу к Смиту. Почему же тогда он продолжает делать эту работу? Почему не отказался?
   В эту жаркую ночь из открытых окон высовывались черные лица. Белый человек, бредущий по такому району в одиночестве, вызывал насмешки. Две лоснящиеся от пота толстухи посоветовали ему перейти на бег; если он не сделает этого сейчас, то очень скоро ему все равно придется улепетывать отсюда, ха-ха!
   Зачем ему все это? Зачем? Ответ был только один: затем, что так нужно.
   Правительства приходят и уходят, рождаются и рушатся цивилизации, предоставляя следующим поколениям копаться в своих обломках, и лишь Синанджу, искусство совершенного владения человеческим телом и разумом, живет бесконечно. Оно вечно, ибо основано на самом лучшем, что только может быть в человеке. Новые правительства отделываются обещаниями лучшей жизни; любые надежды завершаются воцарением очередного диктатора, сменяющего предыдущего. Смит ведет борьбу не с хаосом, не с беспорядком, не со зловредными элементами, мешающими хорошему, честному правительству делать свое дело. Нет, он ведет борьбу с человеческой натурой. А Римо, состоящий у него на службе, использует эту самую человеческую натуру, но только целиком, на всю катушку. Не слишком ли Римо уподобляется Чиуну? Неужели и он в конце концов возомнит себя единственным полноценным человеком в целом свете, окруженным ордой недоумков, портящих своей бесцельной суетой безупречный пейзаж?
   — Добрый вечер, белая морда! — На Римо смотрело черное лицо, непропорционально узкое по сравнению с мускулистым телом. Несколько человек, скучающих на крылечках, захихикали.
   — Спиди поймал белого! — захохотала женщина. — Полюбуйтесь на Спиди! Сейчас он отделает белого. Беги, белый! Что же ты стоишь?
   Возможно, Чиун прав. Впрочем, иногда Римо казалось, что личность Чиуна и мудрость Синанджу существуют параллельно. Чиун есть Чиун, а Синанджу есть Синанджу, олицетворяя собой Синанджу, Чиун все же не исчерпывается им Чиун в любом возрасте мог достигнуть высшей ступени мастерства.
   — Ну как, поиграем в догонялки? — осведомилась черная физиономия.
   А кто такой Римо? Насколько он слился с Синанджу?
   — Что ж, придется тебя проучить, белая морда!
   В свете уличного фонаря блеснуло узкое лезвие ножа. Оно приближалось к Римо. Римо схватил нож за рукоятку и воткнул его в правый глаз узколицему. Лезвие аккуратно вошло в мозг — пусть там и торчит.
   Может быть, Римо тоже существует отдельно от Синанджу? Может быть, он не хозяин собственного тела, а только гость, на время поселившийся в нем?
   На пути у Римо вырос детина, размахивая здоровенной дубиной, словно бейсбольной битой. Кстати, вот отличный пример! Движения противника казались Римо гораздо более медленными, чем были на самом деле. Для него дубина вращалась настолько медленно, что при желании он успел бы вырезать на ней свои инициалы.
   Значит, его зрением управляет Синанджу, а не он сам. Не только зрением, но и дыханием, и слухом. Что же остается на его долю?
   Римо расколол дубину на две равные части, детина же с оханьем полетел на ступеньки ближайшего крыльца.
   Римо не смог отдубасить пацана, попытавшегося его убить! Если бы это зависело только от его воли, он бы разукрасил его за милую душу. Ему очень хотелось проучить негодника. Но тело не повиновалось. Синанджу не позволило.
   На другой стороне улицы кто-то взвел курок пистолета. Пожалуйста, вот еще один наглядный пример. Он ясно расслышал этот негромкий звук. Ему не помешал рев автомобильных двигателей, крики, шаги, стук распахиваемых окон. Его мозг выделил этот звук из всех остальных, классифицировал его как «угрозу», хотя сам Римо не успел принять участия в этом процессе.
   Звук донесся с правой стороны, из-за крыльца футах в пятнадцати от него. Два тяжелых тела — видимо, мужских — с пыхтением ринулись за ним следом. Римо слегка присел, развернулся и, орудуя руками, как косами, подрубил обоих нападающих в джинсовых куртках с надписью «Спэйд стоунз».
   — Он избил наших! — завопил кто-то.
   Из-за крыльца высунулся пистолет, зажатый в пухлой черной руке. Римо запихнул его стволом в рот целившемуся.
   Очередной пример. Человек с пистолетом не сумел совладать с рефлекторным движением пальца на спусковом крючке, и прозвучал выстрел. Пуля вылетела из его правого уха, унося с собой серную пробку, несколько волосков и частицы мозга. Беднягой руководили рефлексы. Римо же руководит тысячелетняя традиция. Ему не нужно управлять рефлексами — за него это делает Синанджу.
   Все дело в душе. Тело и мозг Римо принадлежат Синанджу, но душа принадлежит только ему, и, подобно тому, как Чиун всю жизнь, независимо от возраста, был брюзгой, Римо всю жизнь задавал себе вопрос: «Почему я так поступаю?» И ответ был всегда один: «Потому что я так поступаю».
   Перепутанный человек с надписью «Spade Stones» на куртке попытался было спастись бегством, но Римо прижал его к углу крыльца.
   — Оставьте меня в покое, — сказал Римо. — У меня и без вас хватает проблем.
   Человек в куртке не возражал. Он послушно перекувырнулся через голову, перелетел через водоразборный кран и уполз за автомобиль, где и затаился.
   Пока Римо в задумчивости брел дальше по кварталу, его посетила мысль, что если бы люди умели выражать свои чувства, расовая проблема в Америке мигом нашла бы разрешение. Он всего лишь сказал, что у него есть проблемы, и попросил оставить его в покое — и взаимопонимание было достигнуто. Один человек услышал другого. Как это здорово — вернуть Америке человеческое взаимопонимание!
   Вернувшись в мотель, Римо застал Чиуна перед телевизором — он досматривал очередную «мыльную оперу». Римо спокойно дожидался, пока Уорнер Хемпер в шестой раз за серию объяснит доктору Терезе Лоусон Кук, что экологический аборт не спасет миссис Кортину Уолетс, жаждущую религиозного возрождения, но оказавшуюся в сетях мафии, даже если отцом ребенка является вьетнамский беженец.
   — Чушь! — вынес свой приговор Чиун, досмотрев рекламу, — Чушь! — повторил он, включая видеомагнитофон, чтобы записать две следующие серии.
   — Почему же ты это смотришь? — спросил Римо.
   Чиун окинул его надменным взглядом.
   — Как ты смеешь лишать старого и благородного человека скоротечных мгновений радости? Ты чем-то расстроен?
   — Да. Я размышлял кое о чем. Сегодня произошла странная вещь.
   — С ребенком, — подсказал Чиун.
   — Ты знаешь? — не поверил Римо.
   — Я знал с самого начала.
   — Почему так вышло? Я оказался бессилен против мальчишки, который чуть не убил меня.
   — Ты не бессилен, — возразил Чиун. — Ведь ты жив!
   — Жив-то жив...
   — Это самое главное. Способность причинить другим вред вторична.
   — А если бы ситуация сложилась так, что единственным выходом было бы убить ребенка, наставившего на меня револьвер?
   Чиун кивнул и задумался. Его длинные ногти сошлись, как изогнутые иглы из полированной слоновой кости.
   — Но этого ведь не произошло?
   — Не произошло. — Римо посмотрел на стенные часы. Через семнадцать минут надо будет звонить Смиту.
   — Существует множество объяснений тому, что с тобой произошло, и каждое из них будет справедливо, — молвил Чиун. — Как тебе известно, Синанджу — бедная деревушка...
   — Мне это известно! Мастерам Синанджу приходилось поступать на службу к разным императорам, чтобы дети Синанджу не голодали. Я все это знаю!
   — Когда наступал голод, детишек приходилось опускать в холодную воду залива. Поэтому любая неудача в выполнении задания — это убийство детей, ради которых мы работаем. Так продолжалось много лет, много поколений, даже много веков.
   — Знаю, знаю!
   — Тот, кто кричит, что знает, недослушав, — ничего не знает.
   — А я знаю.
   — Слушай.
   — Я слушаю.
   — Нет, не слушаешь.
   — Ладно, я весь — внимание.
   — Вот теперь — другое дело, — сказал Чиун. — Дети — наша надежда на будущее величие. Все они обрели в твоих глазах статус святых — не только дети Синанджу, но все дети!
   — И что из этого?.. — Римо хотел плюхнуться в кресло, но получилось бесшумное, точное соприкосновение тела и кресла.
   — И поэтому ты не можешь убить надежду. Это хорошо. Мы наделены могуществом, которого достигаем, отдавая себя без остатка.
   — Вот именно. Поэтому меня больше не существует. Поддельное убийство наконец-то сработало. Полицейский Римо Уильямс мертв. Я не знаю, кто я теперь.
   — Ты тот же самый человек, только ставший лучше. Иногда, — торжественно произнес Чиун, — я узнаю в тебе себя, каким я был когда-то. Но не воображай, что это происходит всегда. Тебе пришлось многое в себе преодолеть.
   — Я больше нравился себе таким, каким был прежде.
   — Тебе нравилось жить со спящим разумом и телом?
   — Иногда мне больше всего на свете хочется зайти в бар, слопать гамбургер, выпить пивка, растолстеть, жениться на Кэти Джилгули.
   — Что значит «кули джилули»?
   — Кэти Джилгули — это девушка, с которой я встречался в Ньюарке.
   — Как давно это было?
   — Лет десять назад. Нет, больше — двенадцать.
   — Она уже дважды умерла. Не думай, что тебе удастся ее отыскать. Белый человек претерпевает изменения раз в пять лет. Стоит тебе ее увидеть — и воспоминание о той, кого ты любил, тотчас же исчезнет. Оно исчезнет при виде морщин, заплывшей жиром талии, его уничтожит усталое выражение ее глаз. Ты увидишь женщину. Девушка умирает, превращаясь в женщину.
   До звонка Смиту оставалось еще шесть минут. Римо встал и, ничего не ответив, направился в кухню.
   — Что за грубость! Между нами воцарилось молчание?
   — Извини. Просто я...
   Но Чиун отвернулся и в торжественном молчании удалился в кухню. Если кто-то с кем-то не разговаривает, то только Мастер Синанджу с учеником, а не наоборот. К тому же проблемы Римо скоро будут решены. В своей новой жизни Римо достиг всего лишь стадии созревания — трудное время для любого.
   — Зазнайка, — буркнул ученик по-английски.
   Чиун предпочел не реагировать на оскорбление, ведь он решил молчать и не собирался нарушать молчание ради того, чтобы огрызаться.
   В назначенное время, секунда в секунду, Смитти поднял трубку. Римо доложил ему, что делу дан ход в законном порядке. Существует группа, использующая детей в качестве убийц. Этим и объясняется, почему убийц никто не видел: взрослые не замечают детей, особенно на месте преступления.
   — Все это мне уже известно, — вздохнул Смит. — По-моему, вы сделали все, кроме главного: загадка по-прежнему не решена.
   — Чикагская полиция задержала мальчишку. Он — один из них. Стоит ему выложить все, что поместилось в его головенке, — и вся система развалится в полном соответствии с требованиями конституции. Вам это придется по душе.
   — Одно мне не нравится, Римо...
   — Что именно?
   — Я уже получил сведения из Чикаго. Малолетний Элвин Девар сознался в том, что застрелил Уорнера Пелла. Он утверждает, что Пелл приставал к нему, и он в целях самообороны схватил с его стола револьвер.
   — Он лжет! Пусть следователь выбьет из него правду.
   — Хорошая мысль, если бы не одно «но»: у малыша Элвина Девара есть банковский счет на пятьдесят тысяч долларов. В соответствии с законом малолетка пробудет за решеткой не более двух лет и выйдет оттуда богатым человеком.
   — Это уже не моя забота. Измените закон.
   — Это еще не все, — продолжал Смит. — Мы до сих пор не знаем, как они пронюхали, где мы прячем свидетелей. В правительстве существует утечка информации. И еще одно: почему вы занялись Пеллом, хотя я велел вам ждать?
   — Мне хотелось покончить со всем этим, — ответил Римо.
   — Да, — сухо произнес Смит. — А теперь Пелл, единственная наша зацепка, мертв.
   — А может, Элвин и не врет. Может, Пелл действительно приставал к нему. Наверное, так все и было. Пелл был, но приставал к нему. Наверное, так все и было. Пелл был главарем, и теперь он мертв. Кстати, раз уж мы предъявляем друг другу претензии, как вышло, что чикагские полицейские сегодня опознали меня и попытались арестовать?