Мерфи Уоррен. Детские игры

   — Вы не ранены? — спросил Смит.
   — Нет, всего-навсего получил пулю в спину, — ответил Римо с мрачным удовлетворением. — Так как это произошло?
   — Видимо, министерство юстиции передало ваши с Чиуном приметы, просигнализировав, что вы пользуетесь подложными документами. Это произошло так быстро, что я не успел вмешаться.
   — Что ж, — вздохнул Римо. — Я понимаю. И на старуху бывает проруха.
   — К вам это относится в первую очередь, — спокойно парировал Смит. — Во всяком случае, я надеюсь, что впредь ничего подобного не случится. Но вопрос так и остался без ответа. Мы не знаем — не знаем наверняка, догадки не в счет, — кто стоит за детьми, не знаем, через кого в правительстве происходит утечка, не знаем, что это за детская организация. Пока не появятся ответы на все эти вопросы, задание считается невыполненным. До свидания.
   Телефон замолчал; Римо принялся поспешно набирать номер Смита: ему нужно было предупредить его, что он не может выполнить задание — у него не поднимется рука на детей. Но в трубке послышались частые гудки.
   — Папочка! — позвал Римо. — Мне нужна твоя помощь.
   Из кухни не последовало ни звука.
   — Прости меня, ладно? Теперь ты доволен? Мне нужно найти решение этой головоломки с детьми. Будь добр, помоги!
   Чиун вернулся в гостиную и чуть заметно кивнул.
   — Что значит «зазнайка»? — спросил он.

Глава 7

   Генерал-майор Уильям Тэссиди Хапт перешел в наступление. Силы его были собраны в кулак, и он знал только одну команду: «В атаку!»
   — Мы ударим по этим кретинам со всего размаху. Им покажется, что они налетели на батарею «хорландов».
   — Гаубиц, — поправил его молодой лейтенант, недавний выпускник Вест-Пойнта, которому довелось разок выстрелить из такого орудия во время учений, что и подвигло начальника штаба задать лейтенанту вопрос, действительно ли они палят, как в кино.
   — Еще громче, — заверил его лейтенант.
   — Отставить разговоры! У нас совещание по вопросам стратегии! — одернул болтунов генерал Хапт. — Что вы обсуждаете?
   — Ничего особенного, сэр. Мы обсуждаем шумовой эффект стрельбы из гаубиц.
   — Здесь идет совещание командования американской армии по стратегическим вопросам, лейтенант, поэтому извольте не произносить больше ни слова о «хорландах», танках, пистолетах, ракетах и подобной чепухе, которой морочат голову в Вест-Пойнте. Здесь собрались мужчины, а не мальчишки. Если вам угодно играть в игрушки, то отправляйтесь в боевое подразделение и оставайтесь всю жизнь младшим офицером. Если же вы стремитесь вникнуть в суть дела и стать настоящим кадровым военным, то забудьте обо всем и готовьтесь к пресс-конференции.
   — К пресс-конференции!.. — ахнул начальник штаба.
   — У нас нет выбора! — холодно отрезал генерал Хапт. — Нас приперли к стене. Либо мы победим, либо погибнем! Иного не дано. В 18.00 сюда прибудут корреспонденты всех трех каналов национального телевидения, а также Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед Пресс Интернэйшнл.
   Офицеры сверили часы. Начальник штаба глубоко вздохнул.
   — Ну, теперь держись! — шепнул он лейтенанту.
   — Проблема заключается в следующем, — продолжил Хапт, подходя к диаграмме на стене. — Первое: на территории нашего гарнизона был убит некий Мартин Кауфманн. Второе: хотя, как всем хорошо известно, за его безопасность отвечали военнослужащие из Форт-Дикса, мне позвонил какой-то человек и дал понять, что будет сделана попытка свалить вину на нас. Третье: судя по тому, что звонивший имеет доступ к конфиденциальной информации, касающейся меня лично, можно предположить, что он сидит либо в министерстве юстиции, либо в Центральном разведывательном управлении. Считаю целесообразным, чтобы мы на пресс-конференции назвали это учреждение одним из «крупных правительственных агентств», что заставит прессу предположить, что речь идет о ЦРУ.
   — А что, если ЦРУ нанесет ответный удар? — спросил начальник штаба.
   — В нынешней ситуации я не жду от ЦРУ ответных действий. Мы защищены броней, полковник: ЦРУ ничего не сможет сделать, разве что попробует снять с себя обвинение, которое мы, впрочем, не предъявим ему напрямую. Мы просто упомянем об одном «крупном правительственном агентстве». Действуя таким образом, я намерен показать звонившему, что нами нельзя манипулировать.
   — А что он, собственно, хочет от нас, сэр? — спросил лейтенант.
   — Чтобы мы провели расследование. Звонивший воображает, что при желании мы могли бы найти разгадку убийства Кауфманна. Полагаю, нет необходимости объяснять, к чему это могло бы привести. Если мы позволим взвалить на себя эту обязанность и не справимся, на нас можно ставить крест. Но у нас припасено секретное оружие против них. Дело в том, что крупное агентство стремится выгородить работающую на него парочку — азиата и белого, которые были приставлены к Кауфманну.
   — Что же это за секретное оружие, сэр?
   — Я же говорю — эта самая парочка! Совершенно очевидно, что они какие-то тайные агенты. По ним-то мы и нанесем удар! Я распорядился, чтобы наш художник сделал их портреты, они будут показаны по национальному телевидению, и тогда этому агентству — мы не станем его называть, поскольку мне неизвестно, что это за агентство, — придется лезть в укрытие. В укрытие, джентльмены!
   Генерал продемонстрировал присутствующим два карандашных портрета.
   — Получилось не очень похоже, — заметил начальник штаба. — Я видел их, когда они у нас сшивались.
   — Неважно, — успокоил его Хапт. — Мы вовсе не стремимся к тому, чтобы с этими двумя случилась неприятность. Нам нужно, чтобы их агентство отвязалось от нас. И оно отвяжется, вот увидите! Мы провернем это дельце так же быстро, как перелетает через открытую местность снаряд из гаубицы. Я правильно произнес название, лейтенант?
   — Так точно, господин генерал.
   — Отлично! Просто мне хотелось показать вам, что армейская карьера не делает человека узким специалистом, — объяснил генерал Уильям Тэссиди Хапт и хохотнул.

Глава 8

   «Чикагский исправительный центр для несовершеннолетних» — гласила надпись на медной табличке у подъезда старого четырехэтажного кирпичного здания в унылом и неприветливом городском закоулке.
   — Что значит «исправительный центр»? — спросил Чиун.
   — Нечто вроде исправительной школы, — ответил Римо, Его внимание привлекли стены дома. Водосточная труба выглядела вполне надежно.
   — Отличное объяснение, — буркнул Чиун. — Как будто я должен знать, что такое исправительная школа.
   — Это такое заведение, куда отправляют плохих детей, чтобы сделать их еще хуже.
   Если не выдержит водосточная труба, можно воспользоваться рассеченным трещиной участком стены между двумя вертикальными рядами окон: трещина начиналась от тротуара и уходила под крышу. По этой стене можно без особого труда забраться наверх, держась за выступы с обеих сторон.
   — Плохих детей не бывает, — возразил Чиун.
   — Благодарю вас, отец Фланаган. Вам повезло: очаровательный малыш Элвин не палил в вас из револьвера.
   — Это не имеет отношения к нашей дискуссии. Плохих детей не бывает.
   — Бывают только плохие родители? — Римо сделал ставку на треснувшую стену. Комната Элвина находилась на четвертом этаже.
   — Дело не в родителях, — ответил Чиун.
   Римо повернулся к нему.
   — Ладно, раз уж ты все равно собрался объяснить мне, что к чему, продолжай. Плохих детей не бывает, плохих родителей — тоже. Тогда в чем же дело? Ведь этот сопляк стрелял в меня!
   Чиун назидательно поднял палец.
   — Плохим бывает общество. Дети лишь отражают то, что видят вокруг. Ваше общество плохое.
   — А в Корее, наверное, хорошее.
   — Как быстро ты схватываешь, когда хочешь! — просиял Чиун. — Да, в Корее хорошее общество. На древней земле фараонов тоже было хорошее общество. Там знали, как обращаться с детьми: их окружали красотой.
   — Египет благоденствовал за счет рабов. И вечно с кем-то воевал.
   — Пойми: ребенок запоминает хорошее. Дурное делает ребенка дурным. — Чиун сложил руки на груди в знак того, что дискуссия закончена.
   Римо покачал головой. Чиун в роли доктора Спока не вызывал у него энтузиазма.
   — И все же что лучше — водосточная труба или стена? — спросил он.
   — Ты всегда предпочитаешь ломиться в открытую дверь. В этом ты весь.
   Чиун пошел вперед. Римо устремился за ним, ворча про себя: «Брюзга...» Улица блестела от ночного чикагского дождя. «Как непохоже на Нью-Йорк, — подумал Римо. — Там улицы никогда не блестят от дождя, потому что набросанный всюду мусор не дает свету фонарей отражаться от мостовой и тротуаров».
   — Приятный город, — молвил Чиун, поднимаясь по ступенькам старого дома.
   — Я читал, что этим городом управляет тиран.
   — Недаром мне здесь нравится, — кивнул Чиун. — Работать на тиранов — сущее удовольствие. Греция так ничего и не достигла, перейдя к демократии.
   Охранник в форме вежливо выслушал Чиуна, сообщившего, что ему нужно увидеться с...
   — Как его зовут, Римо?
   — Элвин Девар.
   — С Элвином Деваром. Моим близким родственником.
   Сказав это, Чиун повернулся к Римо и многозначительно подмигнул.
   — Странно, — ответил охранник. — Парень белый, а вы — азиат.
   — Знаю. Не всем выпадает такое счастье.
   — Это его родственник со стороны жены, — объяснил Римо.
   — Вот-вот. Элвин женат на моей дочери. Он мне племянник.
   — Зять, — поправил Римо со смущенной улыбкой.
   — Да он же ребенок! — воскликнул охранник. — Он еще не мог ни на ком жениться.
   — Затем вы упрямитесь? — спросил Чиун. — Я пришел навестить близкого родственника... как, говоришь, его зовут, Римо?
   — Элвин.
   — Я пришел навестить близкого родственника по имени Элвин, мужа моей дочери, а вы чините мне препятствия.
   — Ах, так? Тогда слушайте. Вы и представить себе не можете, сколько извращенцев здесь ошивается! Так что, по-моему, вам лучше убраться отсюда подобру-поздорову, не то я вызову полицию. Если вам понадобился Элвин, приходите завтра.
   — Римо, вразуми его!
   Когда охранник уснул, Римо забрал его ключи и вслед за Чиуном направился к лифту.
   — Наверное, во всем виновата твоя прическа, — предположил Чиун.
   — Моя прическа?
   — Ну да. Из-за нее привратник принял тебя за извращенца. Тебе не мешало бы постричься.
   Лифт остановился посреди длинного коридора, в конце которого находился еще один охранник в форме.
   — С ним я разберусь сам, — сказал Чиун.
   — Ладно, — согласился Римо. — Только убирать тела придется тебе самому.
   — Тел не будет. Я его одурачу.
   Чиун не спеша направился к охраннику. Римо шел позади. Охранник отъехал в кресле немного назад, чтобы было сподручнее выхватить револьвер. На столике перед ним лежала книга детективных рассказов.
   — Привет, дружище! — с улыбкой приветствовал его Чиун. — Я отказал себе в удовольствии посмотреть объявленный на понедельник футбольный матч, чтобы навестить здесь своего близкого родственника, некоего Элвина.
   — Сегодня среда, — отрезал охранник. — Кто пропустил вас наверх?
   — Любезный джентльмен внизу.
   — Рокко? Рокко пропустил вас сюда?!
   — Он нам не представился. Он назвал тебе свое имя, Римо?
   — Нет. Но он похож на Рокко.
   — Где ваш пропуск? — рявкнул охранник.
   — Римо, предъяви ему наш пропуск.
   — Ах, пропуск!..
   Когда второй охранник, подобно первому, улегся отдыхать, Римо спросил Чиуна, нет ли у него в запасе других хитроумных идей.
   — Нет. Все как будто прошло гладко. Я же говорил, что нет нужды утруднять задачи.
   — Слова «утруднять» не существует.
   — А жаль.
   Вдоль стены позади прикорнувшего охранника громоздились полки с бумагами, бланками, канцелярскими принадлежностями, полотенцами, простынями, наволочками и светло-голубыми комбинезонами. Римо прихватил две простыни.
   Элвин Девар давно спал. Он спал блаженным сном невинного ребенка, лежа на спине, закинув ручонки за голову и слегка приоткрыв рот.
   — Элвин! Э-э-й!
   Элвин сел на жестком матрасе. Его просторная одиночная камера располагалась в дальнем конце коридора. Мальчик поднял глаза на решетчатую дверь. За ней стояли две фигуры в белом, почти сливающиеся в полутьме со стеной.
   — Элвин! Э-э-й!
   Элвин протер глаза и снова уставился на решетку. Фигуры стояли на прежнем месте: с того бока, где на них падал свет, они казались белоснежными, с противоположного бока — черными.
   — Кто вы? — неуверенно спросил Элвин.
   — Призраки убиенных тобою.
   — Почему же вас двое? Ведь я убил только одного?
   — Мм... Дух делится надвое. Мы — две половинки.
   — Глупости! — сказал Элвин. — Знаете что, если вам нужно со мной поговорить, обратитесь к моему адвокату. Мне надо выспаться. Завтра ко мне пожалует психиатр, и я должен быть в наилучшей форме.
   — Мы явились, чтобы предоставить тебе возможность покаяться в грехах.
   — Слушай, парень, отнеси-ка свою простыню в прачечную. Оставь меня в покое, а то я позову охрану. Я устал.
   Элвин Девар снова улегся и отвернулся к стене. Его предупредили, что полицейские не остановятся ни перед чем, лишь бы заставить его заговорить.
   — Это твой последний шанс, Элвин, — не унимался голос.
   — Проваливай, понял?
   Элвин возмущенно тряхнул головой: два психа у двери его камеры затеяли спор.
   — Так ты говоришь, плохих детей не бывает?
   — Он не плохой, он лишь дурно воспитан, — пропел смешной голосок, точь-в-точь как в любимой программе Элвина по кунг-фу.
   Последовавший за этим звук Элвину совершенно не понравился: он напоминал скрежет резко тормозящего поезда, когда металл угрожающе скребет по металлу. Элвин завертелся на койке. Его глаза уже привыкли к полумраку, и он видел дыру в двери камеры, где одна железка уже была оторвана. Низкорослый полицейский в простыне схватился обеими руками за следующую перекладину. Снова раздался мерзкий скрежет железа, и перекладина осталась в руках у низкорослого. Он бросил ее на пол. Высокий вцепился в крестовину, соединявшую нижние и верхние перекладины, согнул ее и отодрал от двери, словно эта была ленточка на подарочной коробке.
   Неожиданно Элвина Девара осенило, что эти двое — никакие не полицейские. Они ворвались к нему в камеру. Элвин забрался снегами на койку и забился в угол, прижавшись спиной к холодному бетону.
   — Отстаньте, слышите? Не то я закричу!
   — Покайся! Покайся!
   — Уйдите! Уйдите!
   — Как тебе кажется, в его голосе звучит раскаяние? — спросил высокий у низкорослого.
   — Мне очень жаль, но, кажется, нет.
   — Что будем делать?
   — То, с чего надо было начинать. С чего начал бы любой на нашем месте.
   Низкорослый, не снимая простыни, ринулся к Элвину, который еще плотнее прижался к стене. Неровности цементной стены больно впивались ему в спину, но он не обращал внимания на боль. Во рту у него пересохло. Сигаретку бы сейчас!
   Он съежился от страха. Низкорослый поднял его, как невесомое перышко. И уже в следующую минуту, упираясь животом в костлявые колени привидения, он был подвергнут унизительной порке.
   — Прекратите! Мне больно!
   — Так и должно быть, невоспитанный, безмозглый щенок! — ответил голос. Певучесть пропала, и голос напоминал теперь рассерженный свист.
   Высокий наблюдал за экзекуцией.
   — Кто велел тебе пристрелить Уорнера Пелла? — спросил он.
   — Мне запрещено говорить! — взвизгнул Элвин.
   — Вот как? — спросило привидение-коротышка. — А как тебе понравится вот это? — Шлепки участились и усилились.
   Ничего подобного Элвину еще не приходилось испытывать. Если бы его заранее предупредили, что его ждет такая ночка, он ни за что не сунулся бы в это дело.
   — Перестаньте. Я все расскажу.
   Наказание продолжилось.
   — Все рассказать — еще не все. Ты будешь ходить в церковь?
   — Буду, буду! Каждое воскресенье. Обещаю!
   — Будешь стараться в школе?
   — Буду, буду! Мне очень нравится в школе. Отпустите меня!
   — Будешь чтить семью? Правительство? Избранных вами руководителей?
   — Буду чтить, честное слово! Я постараюсь стать старостой класса.
   — Хорошо. Если тебе понадобится содействие, чтобы повлиять на избирателей, можешь обратиться ко мне.
   Порка прекратилась.
   Высокий спросил тщедушного напарника:
   — Ты закончил?
   — Готово, — ответил тщедушный, все еще не спуская Элвина с колен.
   — Хорошо. Итак: кто велел тебе прикончить Уорнера Пелла?
   — Мисс Кауфперсон. Это было ее задание. Она меня заставила. Иначе я бы не стал.
   — Ладно, — молвил высокий. — Если окажется, что ты водишь нас за нос, Элвин, то мы примемся за тебя снова. Тебе понятно?
   — Да, сэр, понятно. Вы приметесь за меня вдвоем. Понятно, сэр.
   — Хорошо.
   Элвина снова подняли на руки и положили обратно на койку. Он почувствовал, как ему надавили за ухом, — и тут же погрузился в сон. Утром он взглянул на брусья решетки, и ему показалось, что к ним никто не прикасался. Значит, это был всего лишь дурной сон? Но потом он пригляделся к брусьям и по зазубринам на краях понял, что их все же выломили, а потом поставили на место.
   У Элвина мигом пропал аппетит.
   Римо молча шагал прочь от исправительного заведения плечом к плечу с Чиуном, задумчиво пиная носком ботинка пустую банку.
   — Кое-чего я все-таки не понимаю, папочка.
   — Кое-чего? Если бы ты попросил меня догадаться, о чем речь, то я ответил бы: «Всего». Что же показалось тебе таким необычным?
   — Сегодня днем я не мог ударить ребенка, даже когда он целился в меня из револьвера. У меня не поднималась рука. Ты утверждал, что это нормально, и нес какую-то ересь насчет того, что на детей надо воздействовать только любовью.
   — Да. И что же?
   — А вечером ты сам излупил Элвина в камере за милую душу. Почему ты можешь сделать то, чего не могу сделать я?
   — Тебе действительно невдомек, почему Мастеру под силу то, что неподвластно тебе? О, как же честолюбивы твои притязания!
   — Оставь свои лекции, Чиун. Почему?
   — Для того, чтобы ударить ребенка, взрослый должен быть уверен, что он действительно взрослый.
   — Ты хочешь сказать, что я ребенок? Я? В моем возрасте?
   — С точки зрения Синанджу, ты еще молод.
   — Я — ребенок?.. — не унимался Римо. — Я? Ты это хочешь сказать?
   — Я уже сказал все, что хотел сказать. И не стану продолжать объяснения без конца, иначе это превратится в брюзжание. А я не брюзга.

Глава 9

   Из коридора донеслось чье-то посвистывание. Полное отсутствие слуха у свистящего вкупе с эффектом Допплера сделали мелодию неузнаваемой.
   Свистун остановился. Теперь он находился непосредственно за дверью, поэтому появилась возможность догадаться, что в фальшивом исполнении звучала мелодия песни «Я — Женщина».
   Звякнул ключ в замке, дверь открылась, и Сашур Кауфперсон вошла в свою квартиру.
   Свист прервался примерно в тот момент, когда хозяйка квартиры воздела руки к небесам, увидев посередине своей гостиной Римо и Чиуна. Она помедлила и не стала закрывать за собой дверь.
   — Вы? Что вам нужно?
   — Просто поговорить. Закрой дверь, — сказал Римо.
   Сашур взглянула на него. Римо кивнул, и она закрыла дверь.
   — Начнем с Элвина Девара, — сказал Римо. — Зачем ты заставила его убить Уорена Пелла?
   — Кто тебе это наговорил?
   — Элвин Девар. Я ответил на твой вопрос. Теперь пришла твоя очередь отвечать. Зачем ты велела мальчишке убить Пелла?
   Сашур взглянула на часы, потом вошла в гостиную и опустилась на бархатный диван с хромированными подлокотниками.
   — Видимо, мне придется все рассказать.
   — Я бы рекомендовал поступить именно так, — молвил Римо.
   Чиун не обращал внимания на их разговор. Он увлеченно изучал стены, сплошь увешанные картинами, представлявшими собой, по его разумению, напрасную трату холста и красок. Обнаружив на противоположной стене коллекцию золотых монет в рамке, он направился к ней.
   — Прямо не знаю... — начала Сашур. — У Пелла возникли неприятности. Он оказывал на детей неблагоприятное влияние. Их поведение становилось, так сказать, антисоциальным.
   — Продолжай, — подбодрил ее Римо.
   — В общем, я донесла на Пелла школьной администрации, а он принялся меня запугивать, и тогда я...
   — Брось, — отмахнулся Римо. — Эта версия не пройдет. Я знаю, что вы с Пеллом были замешаны в операции с детьми-убийцами. Знаю, что дело пахло огромными деньжищами. Так что не вешай мне на уши лапшу насчет школьной администрации. Выкладывай правду!
   — Ладно, — вздохнула Сашур. — Мы с Пеллом были любовниками. Поэтому я и развелась с мужем. Пелл вовлек меня в эту историю с детьми. Потом, когда мужа убили, я побежала к Пеллу, и он сказал, что дело плохо, но ему, дескать, не о чем беспокоиться: он сдаст меня полиции как убийцу мужа! У кого мог быть более серьезный мотив для убийства? Завещание-то было составлено на меня! Мне грозила перспектива кончить жизнь на электрическом стуле.
   — Абсурд, — бросил Римо.
   — Вовсе не абсурд, если знать, что за человек был мой муженек и с какими гангстерами он имел дело там, в Детройте. Я запаниковала и велела Элвину пристрелить Пелла.
   — Кто руководил вашими операциями?
   — Разумеется, Пелл.
   — Каким образом он узнавал, где скрывается жертва?
   Сашур пожала плечами.
   — Не знаю. Он сам всем этим занимался. Он давал мне имена, а я сообщала их детям... Слушай, — встрепенулась она, — все это в прошлом. Пелл мертв. Возможно, я поступила плохо, но одно доброе дело я все-таки сделала, расправившись с ним. Оставь меня в покое! Ты ничего не добьешься, выдав меня властям.
   Римо покачал головой, заметив, как Сашур снова взглянула на часы с таким широченным кожаным ремешком, который естественнее смотрелся бы на ручище у портового грузчика.
   — Ты ничего не приобретешь, выдав меня полиции, — проговорила Сашур. — Зато я готова тебе щедро заплатить. Ты получишь столько, сколько пожелаешь.
   Чиун отвернулся от стены и улыбнулся Римо.
   — Как это характерно для западного мышления — считать, что за деньги можно купить все и вся!
   — Бери мои картины, — не унималась Сашур. Она подняла глаза на Чиуна. — Мою коллекцию золотых монет!
   Римо покачал головой.
   — Минуточку, сынок, — вмешался Чиун. — Над этим предложением стоит подумать. Золотые монеты были бы неплохим пожертвованием Дому Синанджу.
   — Нет, — сказал Римо Чиуну, — сделка не состоится.
   — А монеты хороши! — настаивал Чиун. — Правда, они под стеклом, и я не могу рассмотреть их как следует, но они дорого стоят, если, конечно, подлинные.
   — Никаких сделок, — стоял на своем Римо.
   — Но подумай, мы же ничего не выиграем, отправив эту очаровательную леди за решетку. Разве это поможет спасти вашу конституцию?
   Сашур в очередной раз посмотрела на часы.
   — Мне надо переговорить со Смитти, — сказал Римо. — А ты, — повернулся он к Сашур, — изволь представить поименный список детей, попавших в сети к Пеллу.
   — Сейчас принесу. Сейчас! — Сашур встала. — Список есть, он в спальне.
   — Погоди! — Римо поднялся, подошел к двери в спальню и заглянул внутрь. Там было полно дверей, но все это были двери стенных шкафов. За окнами зияла пустота. От тротуара их отделяло тринадцать этажей.
   — Хорошо, неси список сюда.
   Проводив ее в спальню, Римо вернулся в гостиную, где Чиун ощупывал рамку вокруг монет.
   — По-моему, рамка сделана из натурального листового золота, — сообщил Чиун.
   — Послушай, Чиун, мы не можем позволить себе отпустить на все четыре стороны любого, кто предлагает взятку Дому Синанджу.
   Чиун отпрянул от рамки, как будто его ударило током.
   — Взятка? Ты называешь пожертвование взяткой? — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — И это говорит мой сын! Приемный, разумеется... Взятка!
   — Взятка! — повторил Римо. — И довольно об этом. Получив список, мы поговорим со Смитти, а потом решим, как поступить. Возможно, ему захочется заняться этим самому. — Он оглянулся на дверь спальни. — Что-то она долго не несет список.
   Он шагнул к двери, и в этот самый момент из нее выпорхнула Сашур.
   — Вот! — Она протянула Римо листок с дюжиной имен, при этом в очередной раз взглянув на свои золотые часики.
   — Здесь все? — спросил Римо.
   — Все, о ком мне известно.
   — Как они перемещались по стране? Твой муж был застрелен в Северной Каролине.
   — Уорнер Пелл называл это классными выездами. Поощрение для лучших учеников. Он сам возил детей.
   — Они отсутствовали, наверное, по нескольку дней. Родители не жаловались?
   — А чего им жаловаться? Во-первых, это не самые уважаемые граждане. Во-вторых, они знали, чем занимаются их чада, и получали за это неплохие денежки.
   — Сколько?
   — Об этом Уорнер помалкивал.
   — Примерно.
   — Думаю, за каждое задание ребенок получал по пятьдесят тысяч.
   — Мафия платит всего пять, — сказал Римо.
   — Да, но Уорнер подвизался в системе образования и мыслил масштабно.
   — Нет, ты только послушай, папочка! Пятьдесят тысяч сопляку! А мы тут...
   Чиун не пожелал отвлечься от коллекции монет.
   — Деньги — это бумага, — молвил он, не оборачиваясь. — Это не богатство, а только обещание его. Золото — это другое дело.
   — Не обращай на него внимания, — сказал Римо Сашур. — Это он дуется.
   — Ты собираешься сдать меня полиции?
   — Пока нет. Подойди-ка сюда, я тебе кое-что покажу.