А все четыре компьютера говорили категорически, что Феликс Фокс, профессор медицины, каким-то образом существовал без даты рождения. Получив так много в самом начале, нужно было готовиться к чему угодно.
   Он снова решительно включил терминал.
   — КООРДИНАТЫ, ЭНВУД, ШТАТ ПЕНСИЛЬВАНИЯ. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР, КАЛИФОРНИЯ, 1938 ГОД, — запросил он.
   Координаты появились на экране. Они в точности совпадали с теми, что дал ему Римо для Шангри-ла.
   — Гм-м-м, — пробормотал Смит. Возможно, совпадение.
   — ВЕРОЯТНОСТЬ: ВОКС, ФЕЛИКС = ФОКС, ФЕЛИКС? — спросил он еще раз.
   — ВЕРОЯТНОСТЬ: ФОКС = ВОКС 53%, — ответили четыре объекта, которым Харолд Смит единственным доверял на земле.
   Больше, чем шанс! Компьютеры оценили невероятное предположение, что доктор Феликс Фокс, самый популярный автор бестселлеров и безусловный авторитет в мире диет и похудания, ведущий телепрограмм и огромная знаменитость, чье моложавое лицо было известно миллионам, мог оказаться девяносточетырехлетним стариком по имени Вокс, пятьдесят лет назад с позором покинувшим страну после общенационального скандала, и на все это компьютеры ответили — 53%!
   Это было равносильно тому, как если бы хирург, осматривая останки сгоревшего человека не пригодного для опознания, чьи ступни и кисти свернулись в обуглившиеся шарики, чьи зубы — ничего больше, чем растаявшие огрызки, прилипшие к до сухости зажарившимся губам, — сказал: — Через две недели он приступит к работе.
   Смит был в исступлении. Ни один хирург на земле не мог оценить захватывающее дух предположение компьютеров Фолкрофта. Если они сказали — пятьдесят три процента, — тогда прокаин мог быть основным ключом к решению задачи. А ключ этот находился у Фокса. А Римо как раз и направлялся в какое-то местечко, называемое Шангри-ла, чтобы поговорить с этим Фоксом.
   — СПАСИБО, — ввел он в компьютер, как делал всегда, заканчивая работу с четырьмя возвышенными созданиями.
   — НА ЗДОРОВЬЕ, — ответили, как обычно, они.
   Какая точность!
   Конечно, была и другая вероятность, которая не была известна компьютерам, единственная во вселенной, непреодолимая во всех отношениях. Возможность того, что они ошибались.
   Брови Харолда Смита сложились глубокой морщиной. Он почувствовал, что его дыхание стало быстрым и прерывистым, а сердце учащенно забилось. На лбу выступили капельки пота.
   Ошибались? Четыре компьютера?
   Он стал дышать глубже, что, как однажды научил его Римо, может моментально снять стресс, взял телефон и стал набирать длинную комбинацию цифр, которая соединит его прямо с Римо.
   Вопрос был не в том, ошибались или нет компьютеры. Если они действительно ошибались, то, как полагал Смит, незачем было бы жить. Мир снова погряз бы в бездне гипотез, угадываний, подозрений, советов, полуправды, уверток, двухсторонних соглашений, пожеланий, надежд, в чарах обаяния, колдовства и инстинктов.
   Он вздрогнул.
   Когда Смит был маленьким мальчиком и жил в Вермонте, в один зимний вечер его мать познакомила его с вероятностью невозможного. Она перенесла юного Харолда через эту пропасть одним предложением. Вот что она сказала:
   — Снег не идет оттого, что сегодня слишком холодно.
   Слишком холодно для снега? Она наверное пошутила? Что может быть холоднее снега? Это же практически лед, только пушистый. Когда на улице холодно, идет снег. А если еще холоднее...
   То это слишком холодно для снега.
   Эта концепция заинтриговала воображение молодого Харолда Смита так, что невозможно описать. Позже он мог сгруппировать мысли о невозможности снегопада из-за сильного холода с другими такими же мистическими парадоксами, как например жидкий кислород и сухой лед. Как можно дышать жидкостью? Разве он не перегородит тебе горло? А когда кладешь в стакан с водой кусок сухого льда, не должен ли он впитать всю влагу как губка?
   Даже после того, как он осознал, как работают эти чудесные феномены, Смит продолжал помнить оставленные ими следы благоговейного трепета. Это была часть большого мира незыблемых вещей. Некоторые вещи просто были. Одной из них был сухой лед, так же как и абсолютная непогрешимость и неизменная правдивость четырех компьютеров Фолкрофта.
   Нет, компьютеры не ошибались. Это был пятидесятитрехпроцентный шанс, что Фокс был Воксом и был, следовательно, девяносточетырехлетним стариком и, возможно, был связан с препаратом, называемым прокаин, до такой степени, что мог убить неизвестную женщину из-за небольшого количества этого вещества в ее организме, и что каким-то образом эти цепочки вероятностей приведут к убийствам двух военных лидеров, случившихся в один день одно за другим.
   Телефон по адресу Шангри-ла продолжал звонить.
   Было пятьдесят три процента за то, что Римо был на пути к тому, что даже компьютеры назвали бы странным.


Глава восьмая


   — Тебе сколько лет? — спросил Римо, включая светильник с розовой лампочкой.
   Это был великолепный секс. Безупречный. Жаркий, изобретательный, страстный и нежный, как секс «первый раз в автомобиле». Только он был в постели, и фантастическая блондинка рядом с ним побила рекорд продолжительности и частоты для женщин. Она была не просто быстрая, она была ультразвуковая. И очень, очень хороша. Здесь не было никакой романтики, чтобы подсластить пирог. Но это было все равно. Никаких существенных разговоров, никаких откровений о глубоко личных мечтаниях. Только старый добрый натуральный секс. И это было лучшее, что он знал с тех пор, как это произошло с Розанной Зевеки на бейсбольной площадке позади приюта, когда ему было четырнадцать.
   Розанна знала свое дело, но бледная блондинка с лицом кошечки и глазами цвета морской волны, должно быть, была самой опытной партнершей в сексе, когда-либо существовавшей на планете. И теперь Римо понял, почему.
   — Мне семьдесят, — замурлыкала она, поглаживая его бедро. — С половиной.
   — Семьдесят? — его влечение увяло.
   Это случилось когда она впервые произнесла эту ужасную новость. Теперь, после второго взрыва этой фразы, его живот вспенился будто он был захвачен волной эдипова греха, приукрашенного по краям венчиками полного абсурда.
   — Семьдесят?!
   — Здесь не нужно притворяться, — сказала она. Она заботливо покачивала руку Римо в своей руке. В семьдесят, подумал Римо, у нее должна быть особая манера держать руку. — Мы здесь все молоды. За это и платим, — нежно рассмеялась она. — Ну вперед, постарайся это принять. Ты ведь такой же!
   — Нет, ни чуточки! — искренне признался Римо. — Я обычный, самый обычный.
   Она раздраженно поднялась, ее безупречные бедра блестели в освещенной луной спальне без малейшего намека на складки или морщины. Римо пытался составить воедино все события, приведшие его сюда, в эту постель, где семидесятилетняя женщина волнообразно двигалась перед ним здоровой поступью молодого жеребенка.
   Они с Чиуном прибыли в Шангри-ла менее часа назад. Добраться до места не составило труда. На эти земли въезд на машине был запрещен.
   — Они отвлекают от безвременности существования в Шангри-ла, — высокомерно объяснил сопровождающий.
   Сопровождающий — шофер, как выяснилось — провез гостей мимо покрытых снегом холмов, по узким дорожкам к огромной равнине, открывшейся неожиданно, и окруженной высокой металлической оградой с еще более высокими воротами с электронным управлением.
   — Добро пожаловать в Шангри-ла, — произнес гид, остановившись в центре громадного запорошенного снегом парка, где дорога кончилась.
   Чиун вел нелицеприятные рассуждения о том, что Шангри-ла — это более дорогой вариант многочисленных лагерей с неизменным массажем, морковным коктейлем и индейскими вигвамами для ночевки. Но по мере продвижения вглубь возникала Шангри-ла, Мекка Мечты, дарующая молодость, своеобразная дозаправочная станция для «Ка Элов» наподобие Бобби Джея на пути к строгости жизни средневековья.
   Это было громадное сооружение, поместье викторианских масштабов, но с реквизитами в голливудском стиле в виде олимпийских размеров бассейна и неоновых светильников, влекущих к его знаменитым гостям, как маяки в темноте.
   И все равно, несмотря на парадный мундир, что-то зловещее было в этой Шангри-ла. В памяти Римо всплыло и крутилось все время слово из старых романов про вампиров. Зловещий. Воздух в Шангри-ла был каким-то зловещим. Римо почти чувствовал этот запах. А Чиун сказал, что он определенно ощущал его.
   — Или это просто запах от такого множества бледнолицых, — пренебрежительно сказал он.
   Сами гости Шангри-ла больше не вызывали удивления у Римо. Многие из них были знаменитостями, чьи имена Римо смутно помнил по очень далеким воспоминаниям. Все они были крепкими, привлекательными, стильными, богатыми и молодыми. Сенатор Спанглер с супругой стояли возле камина в огромной гостиной дома, болтая с группой симпатичных молодых людей, одетых в самые лучшие и дорогие костюмы. Бобби Джей стоял в углу у большого рояля и щелкая пальцами напевал мелодию «Я люблю парня, который рядом со мной».
   Легким движением головы Римо отказался от «мартини», появившегося в его поле зрения. Чиун тоже отказался, но сделал это, так быстро подбросив стакан в воздух, что мозг официанта не успел зафиксировать недовольство старика.
   Канапе тоже были плохи.
   — Пища белых людей, — усмехнулся Чиун. — Куриная печенка в окружении свиного жира, усажены на ломоть зеленого сыра и кусочек сухаря. Неудивительно что вы все ленивы и бестолковы. Посмотри, что вы едите.
   — Это ведь только закуска, — объяснил Римо. — Обед еще не подавали.
   — Я уж вижу. Поесть перед едой, чтобы к еде подготовиться.
   — Канапе мы тоже не будем, — сказал Римо официанту.
   И тут появилась блондинка. С минуту она кралась через толпу в своем воздушном красными блестками платье, делая серьезные знаки глазами Римо, и через минуту они оказались наверху вместе в постели с блондинкой, мурлыкавшей, и ласкавшейся, и делавшей сногсшибательные вещи. И Римо забыл обо всех 52 идиотских шагах к женскому экстазу, поскольку у этой был запас экстаза на целую армию с самого первого их рукопожатия.
   А затем она взорвала бомбу о том, что ей было семьдесят лет от роду.
   — Зачем ты здесь? — с сожалением спросил Римо, уверенный в глубине своего сердца, что ему уже никогда не будет так хорошо в постели.
   — Перестань притворяться таким наивным, — сказала она, затем остановилась и посмотрела на него с некоторым изумлением. — Или... ты что, здесь впервые?
   — Впервые для чего?
   — Дай-ка мне свои руки.
   — Что? — Он пытался сопротивляться, но она уже была на нем и взяв его левую руку поднесла ее к свету розовой лампы. — Ни одного следа, — пробормотала она еще больше удивляясь. — Ты что, нетронут?
   — Чем?
   — Инъекциями, — ответила она. — Инъекциями доктора Фокса. — Она взяла его руки в свои: — Я не хочу тебя пугать, или что-то в этом духе, но надеюсь, что ты понимаешь, во что ввязываешься.
   — Не представляю, о чем ты говоришь, — сказал Римо. — Я не имею ни малейшего понятия о том, что происходит в этом сумасбродном месте.
   Она показала ему свои руки.
   — Во-первых, вот это. — Под розовым светом лампы внутренние поверхности ее рук были похожи на старую древесину, покрытые таким количеством дырочек, что через них, наверное, можно было просеивать муку.
   — Я знаю, эти следы уродливы, раз в пять лет я делаю пластическую операцию, чтобы скрыть их. Но это то, что осталось, — ее голос звучал мягко и отдаленно.
   — Господи Иисусе, — в ужасе произнес Римо. — И как часто ты пользуешься этим соком счастья?
   — Давно, — сказала она, глядя на Римо свысока. — Ужасно давно. Я же тебе говорила, мне семьдесят лет. И получаю инъекции большую часть из этих семидесяти.
   — О, оставь, — сказал Римо. — Что бы ни значили эти отметины, они не значат, что ты старушка.
   — Но это так. Мы здесь все старые.
   — Слушай, Бобби Джей может выглядеть моложе пятидесяти пяти. Миссис Спанглер может сойти моложе пятидесяти восьми, которые объявила ее дочь. Но если тебе семьдесят, тогда я сам Метазела. А теперь, зачем ты мне это рассказываешь?
   — Затем. Тебя как зовут?
   — Римо.
   — А я Пози Понзелли. — Римо уставился на нее. — Ты обо мне слышал?
   — Имя слышал, — ответил Римо. — Кинозвезда тридцатых, по-моему?
   — Меня сравнивали с Гретой Гарбо, — задумчиво произнесла она. — Богиня любви.
   Римо искоса посмотрел на нее.
   — Мадам, если вы хотите, чтобы я поверил, что вы Пози Понзелли...
   — Ты не должен ничему верить. Я только хочу, чтобы ты знал, на какой путь ты вступаешь, если сделаешь завтра первую инъекцию.
   — О'кей, — вздохнул он.
   Она, а не Римо, прервала очарование. Но это было все равно, подумал он. Пора было заняться делом.
   — Когда ты встретила Фокса?
   — Сорок лет назад, — не моргнув, ответила Пози.
   — Брось!
   — Ты сам спросил.
   — Ну ладно, — сказал Римо. Если бы он должен был выслушать другую заморочку от другой сумасшедшей, прежде чем получить крохи информации, ну тогда ему надо было справиться с этим заданием. Здесь определенно не было здравомыслящих людей. — Продолжай.
   — Это было в Женеве. Как раз перед концом войны мои фильмы перестали быть популярными. Говорили, что я начала стареть. Мне было двадцать восемь. — Она достала сигарету из бисерной сумочки и закурила. — Поэтому я отправилась в Швейцарию, чтобы провести курсы омолаживающей терапии в новой клинике, о которой я узнала. Там я и встретила Фокса.
   — Того же самого Фокса?
   Она кивнула.
   — Он никогда не стареет. И его пациенты тоже — до тех пор, пока они продолжают принимать лечение. Но если нет...
   Голос ее задрожал.
   — Если они не продолжают, тогда что?
   Она вздохнула и зажгла новую сигарету дрожащими пальцами.
   — Ничего особенного. Но необходимо продолжать. Ты должен получать инъекции ежедневно. Вот что я хочу, чтобы ты понял прежде, чем начнешь лечение.
   — Я думал, что вы приезжаете сюда раз в месяц, — сказал Римо.
   — За новой порцией. Фокс дает нам препарата ровно на тридцать дней. Раз в тридцать дней мы должны приезжать сюда, и обязательно с наличными. Чеки и кредитные карточки не принимаются. В противном случае он немедленно прекращает лечение.
   Ее голос задрожал. Головокружительная старушка, подумал Римо. Большинство женщин, предполагал он, заботятся о своей внешности. Но эта вела себя так, будто стать для нее старше на тридцать дней значило конец света.
   — Ладно, — сказал он. — Но вещь, которую я не могу понять, — почему Фокс держит эту клинику в таком секрете. Если он действительно обладает какой-то волшебной вакциной, способной сохранить людям молодость, — он может сделать на этом огромной состояние.
   — Он и так его делает, — сказала Пози. — Но не на нас. Дохода от тридцати пациентов Шангри-ла едва ли хватит на то, чтобы содержать эту клинику.
   — Чем же он еще занимается?
   — Точно не знаю. В любом случае, не сейчас, но несколько лет назад, когда я на него работала, кое-что происходило.
   — Когда это было?
   — В сороковых и пятидесятых. После нескольких лет лечения в Швейцарской клинике я осталась совсем без денег. Я пыталась уговорить своего агента в Голливуде найти мне подходящую картину, но никто не хотел рисковать и браться за меня. Коммерческие полеты в Европу были практически отменены во время войны, поэтому я не могла поехать и поговорить с ними лично. Кроме того, у меня не было столько наличных денег, чтобы выкупить достаточное для поездки в Америку количество препарата. Потому я осталась.
   — Что за работу предложил вам Фокс?
   — Обычную, — сказала она. — Сначала я была его любовницей. Он был ужасен, груб. Ему нравилось причинять боль. Я его ненавидела, но мне нужны были инъекции. Со временем он от меня устал. Я была очень рада. Но он стал доверять мне. И ко времени, когда он был готов перевести клинику сюда, в Шангри-ла, я вела его бумаги.
   — Да? — заинтересовался Римо. — Что в них было?
   — Разные вещи. В основном регистрировались доходы женевской клиники. Там он производил свой препарат. В те дни он довольно часто отсутствовал, и я за него занималась делами клиники. В то время там, конечно, не было гостей. Фокс собирался вернуться в Америку, поэтому он отказал всем пациентам...
   Ее снова затрясло.
   — Что случилось? — спросил Римо.
   — Ничего. Просто я вспомнила...
   Она пересилила себя.
   — В любом случае он время от времени уезжал на месяцы. В эти периоды, пока я находилась в швейцарской клинике, он давал мне инструкции по телефону. Иногда он просил меня забирать странные пакеты в самых странных местах — на аллеях, заброшенных складах. Они всегда были завернуты в одинаковую коричневую бумагу.
   — Что в них было?
   Она посмотрела на него.
   — Золото. Это-то и было странно. Так к нему приходили миллионы. Всегда одни и те же свертки коричневой бумаги брошенные где попало со слитками золота внутри.
   — Ты знала, кто их оставлял?
   — Откуда? Они были просто брошены где попало. Но это еще не все. Кое-что еще стало происходить в это же время. Фокс начал звонить мне и просить отправлять огромные количества препарата в Штаты.
   — Сюда?
   — Нет. И это тоже было странно. Он просил отправлять их в Южную Дакоту.
   — Южную Дакоту?
   — Не спрашивай меня, почему именно туда. Почтовые отделения, в которые я отправляла посылки, находились по всему региону Черных Холмов.
   — И это до сих пор продолжается?
   — Не знаю. Клиника в Женеве была продана. Дозы для гостей он держит здесь — в подвале, но я не знаю, где он сейчас производит препарат.
   Она говорила так, будто была в шоке.
   — Покидая Швейцарию, он собирался отказать мне. Он говорил, что если я не буду платить за инъекции тем или другим способом, я должна буду обходиться без него.
   — Может быть это было бы самое доброе, что он мог для тебя сделать, — сказал Римо.
   Она горько улыбнулась.
   — Может быть. Такое правда могло случиться. Я вышла замуж за швейцарского промышленника, с которым познакомилась во время одной из долгих отлучек Фокса в Америку. К счастью, он был очень богат. Перед окончательным отъездом из Женевы Фокс снабдил нас большим количеством препарата, на несколько месяцев. Моему мужу тоже захотелось попробовать, поэтому я стала делать ему иньекции.
   — Два маленьких счастливых наркомана, — сказал Римо.
   Ее снова затрясло.
   — Это я его приобщила, — прошептала она. — Он погиб в автомобильной катастрофе два месяца спустя. Я видела его после смерти...
   Низкий стон вырвался из ее горла. Похоже было, что она готова была закричать.
   — Пози? Пози! — он потряс ее и вернул в действительность.
   — Римо, — сказала она. — Пожалуйста, не начинай лечения. Я знаю, к чему это ведет. Даже после первого раза. Я видела. Я прошу тебя. Не надо... Не надо...
   Она разрыдалась.
   — Эй, ну не надо так, — сказал Римо, покачивая ее на руках.
   — Уезжай отсюда, как только сможешь. Пока это не стало слишком поздно и для тебя.
   Он поцеловал ее. И вдруг он понял, что ему наплевать на ее возраст. Что-то такое было в этой Пози Понзелли, что заставляло его ощущать себя счастливейшим из мужчин, что-то очень женственное и в то же время невероятно хрупкое, что могло в любой момент исчезнуть в его руках.
   Они снова занялись любовью. Сейчас было даже лучше, чем в предыдущий раз, потому что теперь было больше Пози — не просто Пози, прекрасной блондинки, которая владела любым из способов ублажить мужчину, которые только можно было представить, но другой — мудрой, печальной и бесконечно нежной.
   — Если ты не поостережешься, я могу в тебя влюбиться, — сказал Римо.
   Улыбка сползла с ее лица:
   — Не делай этого. Ради меня, не надо. Просто уезжай отсюда.
   — Не могу. По крайней мере пока не поговорю с Фоксом.
   — Зачем это? — встрепенулась она. — Ты же не шпионить за ним приехал, правда?
   Римо тряхнул головой.
   — Пози, пока я не могу сказать тебе, кто я такой, но мне кажется, что доктор Фокс более опасен, чем тебе кажется. Я обязательно должен увидеться с ним.
   Она посмотрела на него долгим взглядом.
   — Если я устрою вам эту встречу, обещаешь мне уехать отсюда? Не принимая лечения?
   — Я не стану принимать препарат, — ответил Римо.
   — Достаточно прямо.
   Она надела платье, поцеловала его на прощанье и закрыла за собой дверь. Римо сидел в тишине в круге розового света, оставляемого ночником.
   Ее руки! Если половина странной истории, расказанной Пози, — это правда, он должен вытащить ее отсюда. Феликс Фокс занимался гораздо большим, чем оздоровительная клиника.
   Римо ощутил странную вибрацию за кроватью. Он стал искать источник и не обнаружил ничего, кроме обрезанного телефонного провода, очевидно обрезанного преднамеренно. Он взял его в руки и колебание несуществующего звонка пробежало по его пальцам.
   Это было смешно. Не было слышно ни одного телефонного звонка во всем доме, получалось, что все телефоны в Шангри-ла были тоже отключены. Он попытался приладить провода к аппарату На пятнадцатом беззвучном сигнале, ему удалось соединить их.
   — Кто это? — спросил он в трубку.
   Кислый голос ответил:
   — Смит. Я звоню по аппарату из моего чемодана. Если рядом никого нет, приготовьтесь к секретному разговору.
   — Все в порядке, здесь никого. Похоже, все телефонные линии обрезаны. Откуда у вас этот номер?
   — Разумеется из компьютера.
   — Разумеется, — сказал Римо. — Он рассказал Смиту о каждодневных инъекциях и все, что знал о Пози Понзелли, кроме ее выдающегося представления на простыне. — Она говорит, что ей семьдесят лет, а Фокс и того старше.
   — Ой-ой-ой.
   Это прозвучало так, будто Смит стоял на краю небоскреба и мог упасть вниз.
   — Что такое?
   — Тише! — В трубке послышались щелчки и жужжание, издаваемые четырьмя работающими компьютерами. — Бог мой! — дрожащим голосом произнес Смит. — Семьдесят восемь процентов!
   — Семьдесят восемь процентов чего?
   Смит рассказал возникшую теорию о Фоксе-Воксе и скандале вокруг прокаина в 1938 году.
   — Компьютер дает семьдесят восемь процентов за то, что доктор Фокс — это тот самый Вокс, который ставил эксперименты с прокаином пятьдесят лет назад. Фокс мог убить женщину из-за прокаина, содержавшегося в ее организме. Ее имя Ирма Шварц, если это может вам пригодиться.
   — А что насчет Ивса? И парня из военно-воздушных сил?
   — Уровни прокаина в норме. Пока никакой связи.
   — Есть что-нибудь от военных?
   — Ничего, — ответил Смит. — Если мы гоняемся не за тем человеком, значит тот, кто убил их, навсегда останется гулять на свободе. Что вам удалось узнать от других гостей, кроме той женщины? Откровенно говоря, Римо, это факты о слитках золота и поставках препарата в Южную Дакоту звучат не очень убедительно.
   — Мне показалось, что она говорит правду, — сказал Римо.
   — Пока эта информация не обработана, она непоследовательна, — отрывисто произнес Смит. — С кем вы еще говорили?
   — Э-э, я как раз собирался, — ответил Римо, натягивая брюки.
   Провода в его самодельном телефонном приспособлении закоротились. Звук стал пропадать.
   — Мы не можем терять время! — кричал Смит, едва различимый на фоне шумов и щелчков телефонной линии.
   — Хорошо! — прокричал Римо. — Я здесь проведу еще сутки или около того, поскольку здесь завтра намечается важный денек, Смитти?
   Он пошевелил провода, но звука не было. Связь прервалась.
   И это было очень кстати потому что в этот момент...
   В этот момент за окном пролетела фигура человека ростом шесть футов, четыре дюйма, одетого во что-то белое, похожее на тогу.
   — Ой-ой-ой! — кричал человек, взмывая вверх, к крыше.
   Римо выглянул вниз, на заснеженный сад, уже зная, кого он там увидит.
   Толпа одинаково одетых зевак возле бассейна, дрожавших от холода, затаила дыхание и сочувственно вздохнула, когда фигура второго человека стремительно взлетела в воздух. Посреди постамента стоял Чиун, победоносно скрестив руки на груди, его лицо выражало безмятежность.
   — Ох, осел, — вздохнул Римо.
   Первый человек, описав дугу в воздухе, начал падение. Первым летел нос, выделявшийся будто на белом рыцарском шлеме. Когда человек несся вниз вдоль стены здания, его чувства были в точности отображены в маске неподдельного ужаса.
   — Держитесь! — крикнул Римо распахнув окно и предлагая человеку приземлиться к себе на колени.
   — За что? — простонал человек.
   — За меня.
   Римо раскинул руки и медленно повернулся к нему лицом, зацепившись голенями за раму окна. Он был как раз на одном, уровне с падающим телом.
   Женщина внизу вскрикнула и упала в обморок.
   — Это ужасно, — сказала другая.
   — Действительно ужасно, — сказал сочувственно Чиун, — этот Римо всегда мне мешает.
   — Как вы могли это сделать? — закричал Чиуну белый как полотно человек.
   — Ну, ничего страшного, — излучая скромность ответил Чиун. — Всего лишь небольшой толчок вверх. Простейший маневр...
   Но никто его не слушал, потому что в этом момент стройный молодой человек с сильными руками отчаянно пытался спасти двух летящих к земле в воздухе людей, которые один за другим набирая скорость приближались к твердому промерзшему грунту.