Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
Убить время
Глава первая
«Ролс-ройс» сорокового года выпуска бесшумно скользил по дорожкам нью-йоркского Центрального парка. Его затемненные стекла изолировали гитарные аккорды «Каньона» Пакелбела от однообразных звуков большого города.
В машине, позади шофера, одетого в ливрею, утопая в бархатных сидениях под цвет своих темных волнистых волос, сидел доктор Феликс Фокс и потягивал «дайкири» из бокала резного хрусталя «баккара». Он нажал кнопку на перегородке, отделявшей сиденье водителя от салона.
— Есть бегуны? — спросил он шофера.
— Нет, сэр.
— Смотри внимательней, — сказал Фокс и отключил микрофон.
Да, это жизнь, подумал он и понюхал розу в маленькой вазочке. Он допил и поставил пустой бокал в лакированный бар, имевшийся в салоне, скользнул рукой по галстуку от Триплэра за 55 долларов и лацканам безукоризненно сшитого костюма от Ланвина за 1200 долларов. Глянул вниз на туфли от Ботичелли на фоне белого плюша, покрывавшего пол ковра.
Настоящая жизнь.
Голос из динамиков привлек его внимание.
— Бегуны, сэр.
Глаза Фокса сузились в жесткие злые щелочки.
— Где?
— Впереди слева.
Он пригляделся сквозь затемненное стекло. Впереди на обочине он увидел мужчину и женщину в спортивных костюмах. Их кроссовки «Адидас» поднимали облачка пыли. Лица были влажны и светились радостью.
— В исходную позицию, — сказал он.
Машина догнала бегунов, затем немного проехала вперед.
— Готов? — спросил Фокс, и искорка удовольствия проскользнула в его глазах.
— Да, сэр.
Через затемненные стекла «ролс-ройса» Фоксу хорошо была видна пара бегунов. Они буквально источали здоровье, да еще и флиртовали друг с другом.
— Давай, — прорычал он.
Машина рванула вперед, подняв и бросив в лицо изумленной паре целое облако песка и гальки. Фокс обернулся и с удовлетворением увидел через заднее стекло, как они кашляли и плевались, а их блестевшие от пота лица покрыл слой копоти.
— Точно в цель! — закричал он и громко расхохотался.
— Да, сэр, — сказал шофер.
— Заткнись!
Он хлопнул по выключателю переговорной системы, посмеиваясь, вынул из жилетного кармана серебряную бутылочку и вдохнул порцию кокаина с серебряной ложечки.
Он ненавидел бегунов, он ненавидел здоровье. Если бы не миллионы, которые приносили ему «Бег и теория относительности» и «Живи свободно на сельдерее» — две книги Фокса, входящие в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» — он бы показал всем этим бегунам, лыжникам, теннисистам, туристам, танцорам и прочим сумасшедшим представителям здорового мира! Он первыми занес бы их в список на умерщвление.
Машина вылетела из парка и плавно затормозила у обочины.
— Отсюда два квартала до телевидения, сэр, — сказал шофер.
Фокс вздохнул и с недовольной гримасой убрал кокаин.
— Ладно, ладно, — обреченно произнес он. — Давай все сюда.
Окно в перегородке за спиной шофера раздвинулось, и тот передал шефу аккуратно сложенную стопку одежды. Здесь была футболка, пара нежно-голубых спортивных брюк и такая же куртка. Фокс не спеша снял свои вещи и передал их шоферу. Затем с отвращением надел на себя спортивный костюм. Он терпеть не мог ощущение спортивной одежды на теле.
— Превосходно, — угрюмо произнес он.
Шофер передал назад бутылку с «Эвиан», из которой Фокс побрызгал на лицо, чтобы изобразить выступивший пот.
Настоящий ад — изображать из себя помешанного на здоровье.
— Есть кто-нибудь вокруг? — спросил он.
— Фарватер свободен, сэр.
Шофер соскользнул с сидения и обошел машину, чтобы открыть Фоксу дверь.
— Заберешь меня через час, — сказал Фокс, срыгнул и рысцой посеменил вперед.
По мере приближения к телестудии отрыжка утихла, и ощущение горечи на его лице сменилось одной из самых лучезарных улыбок. Он помахал толпе возле входа в телецентр. Пошутил с секретаршей в студии, рассказал пару анекдотов гостям, ожидавшим начала съемок шоу Алмазного Франка в зеленом зале студии и с триумфом взбежал на сцену.
Камеры зафиксировали встретивший его шквал приветствий и одобрительных возгласов. Алмазный Франк представил его: «Феликс Фокс — символ стройности».
Тепло улыбаясь Фокс призвал располневших домохозяек обрести счастье в стройности и своих книгах. Собравшиеся подтвердили сокрушительный эффект вдохновенных бесед доктора Фокса. Женщины средних лет вопили в экстазе, когда он демонстрировал идиотские прыжки. Полненькие девушки яростно бросали конфеты в урны.
У выхода со сцены группа фанатов совала ему для автографа книги «Бег и теория относительности» и «Живи свободно на сельдерее».
Среди мелькающих страниц он заметил симпатичную грудь приличного размера, обтянутую тоненьким розовым свитерком. Фокс поднял глаза от груди и обнаружил под копной светлых курчавых волос мордашку в стиле Ширли Тэмпл.
— Привет, — взволнованно дышала девица, и ее свитер растягивался на груди почти до пределов прочности. — Вы кажетесь мне просто нереальным, доктор Фокс, — прошептала она и губы ее задрожали.
— Да? — сказал Фокс.
Она была такого сорта, что вполне могла бы устроить его. Не многие могли. Последняя была крикливой. Крикливые не подходили.
— Вы читали мои книги?
— Нет Я жду, когда появится фильм. — Она вытолкнула вперед себя неряшливую рыжеволосую девицу с лицом, похожим на географическую карту и покрытым толстенным слоем пудры. — Это моя подруга Дорис. Мы живем вместе. И она тоже считает вас очень симпатичным.
— Правда? — с ужасом спросил Фокс. Раздавая автографы он разглядывал ротик блондинки. Его уголки задирались вверх, как края молодого месяца. Он увидел синяки у нее на шее. — Откуда это? — спросил он, многозначительно проведя рукой по ее шее, и толпа фанаток тоскливо застонала.
— А, это мой приятель, — хихикнула девица. — Он иногда бывает таким грубым. Но меня это заводит.
Да, это то, что нужно, решил Фокс. Она подойдет.
— Вам стоит показать это доктору.
— Ничего страшного, — вспыхнула девица. — Это всего лишь синяки. Они у меня всегда.
Дорис пихнула ее в бок.
— Ой, я что-то не так сказала? Дорис говорит, что я все время болтаю какую-то чушь.
— Дорогая моя, вы просто очаровательны, — сказал Фокс. — Давайте-ка я лучше посмотрю ваши синяки.
Ее глаза округлились.
— Вы хотите сказать, что вы настоящий доктор? Я имею в виду, как в больнице?
— Совершенно верно. — Он непринужденно повел ее сквозь толпу в сторону стоявшего неподалеку «ролс-ройса». — Вот и все, леди, — с очаровательной улыбкой сказал он сопровождавшей его толпе. — У меня есть небольшое, но очень важное дело, которым я должен срочно заняться.
Женщины разочарованно вздохнули. Одна из них крикнула, что любит его. Он дружески пожал ее руку.
— Стремитесь стать как можно лучше, — искренне сказал Фокс.
Женщина восторженно взвизгнула.
В машине Фокс предложил блондинке бокал шампанского.
— Я обожаю шипучку, — сказал она. — Однажды я сломала руку и мне пришлось принять обезболивающий алка-зельцер. Мне так понравилось!
— Что, ломать руку?
Она рассмеялась:
— Нет же, глупый. Шипение. А руку я вообще не чувствовала.
Фокс замер.
— Она что же, не болела?
— Не-а. Один мой случайный знакомый — он работал на карнавале — сказал как-то, что есть специальное слово для такого типа людей, как я. Ну для таких, знаете, которые не чувствуют боли. Я знаю, это странно, но так со мной было всегда...
— Лошадь, — сказал Фокс, в упор уставившись на девицу.
Это было как раз то, что нужно. Именно то, что нужно, и даже немного больше.
— Ага, точно — лошадь! Он так и сказал. Может, вы его знаете — Джонни Калипсо, татуировщик?
— М-м-м, сомневаюсь, — пробормотал Фокс.
Вечер обещал быть замечательным.
«Ролс» остановился под козырьком здания на Пятой авеню. Навстречу шагнул швейцар и помог выйти из машины.
— Между прочим, меня зовут Ирма, — сказала девица. — Ирма Шварц.
— Очаровательно, — сказал Фокс.
Ирма была чудо. Фокс начал с булавок и переходил постепенно к иголкам, веревкам, хлыстам, цепям и огню.
— Что, все еще не больно? — изможденно выдохнул он.
— Нет, док, — произнесла Ирма, отхлебнув из бутылки шампанского, которую она прихватила с собой из машины. — Я же говорила — я лошадь.
— Вы сенсация!
— И вы тоже, Фокси. Бег изменил мою жизнь. На прошлой неделе. А до этого, я каталась на роликовых коньках. Правда, сломала нос. После этого я как следует не различала запахов и пришлось сделать операцию. А до роликов я каталась на доске. Очень неплохо. Только бросила это дело, потому что мне не нравилось, когда меня называли жопой. Понимаете, когда тебя поколотит собственный приятель — это одно, но когда какой-нибудь полный придурок называет тебя жопой — это, ну, вы понимаете...
— А когда нос сломала, тоже не было больно? — спросил он, дергая ее за волосы.
— Ну конечно нет. Я же говорила, что абсолютно ничего не чувствую. Ну вот, а до этого, до роликовой доски, я танцевала. Но начала очень много кушать. Дорис, моя подруга, рассказывала мне, как ребята из «Метрополя» обсуждали, какая я толстая.
— М-метрополь, — пробормотал Фокс, впиваясь зубами в плечо Ирмы.
— Я там работаю. Я ведь стриптизерша. Они чуть не умерли, когда прочли в анкете, сколько мне лет. Клянусь, вы тоже не угадаете.
— Меня это не волнует.
Он снова был на пути в рай.
— Нет, пожалуйста, угадайте.
Вздохнув, Фокс сел.
— Двадцать, двадцать пять?
— Сорок три!
Фокс глубоко выдохнул:
— Сорок три? — На ее лице не было морщин, никаких других следов того, что Ирма Шварц существовала на белом свете дольше двух десятков лет. — Ты и вправду лошадь, — задумчиво произнес он. — Редчайшая порода лошади.
— Я как-то читала об этом в книге Рипли «Хотите — верьте». У меня в организме есть особое вещество. Не то, что я его принимаю как лекарство по необходимости, нет. Оно просто там находится. Доктора называют его прокатин.
— Прокаин, — отвлеченно поправил Фокс.
Его мозг лихорадочно работал. Ирма Шварц была слишком хороша, чтобы быть реальностью. То, чем она обладала, было более ценно, чем все достопримечательности мира. И было бы слишком эгоистично держать ее только для себя. Она принадлежала всему миру.
— Да, точно. Прокаин.
— Ты счастливая, — сказал Фокс. — Люди платят многие тысячи долларов, чтобы получить то, что тебе досталось задаром. Все сорокатрехлетние женщины хотели бы выглядеть на двадцать. Долгие годы прокаин использовался военными. В небольших количествах он может служить как обезболивающее. Он принадлежит к одной группе с новокаином и кокаином, но вырабатывается только человеческим организмом. А в больших дозах это вещество замедляет процессы старения. Теоретически он может вообще остановить старение, позволяя людям на протяжении всей жизни оставаться молодыми. Но конечно это только в теории. Это вещество слишком редкое, чтобы использовать его в таких количествах.
— Ну как вам это нравится? — сказала Ирма. — В моем организме плавает что-то, стоящее больших денег.
— Огромных денег, — заметил Фокс. — Любая европейская клиника заплатит целое состояние за твой прокаин.
— Да? — просияла Ирма. — Может, я могу продать немного? У меня же его слишком много, правда?
Фокс улыбнулся.
— Боюсь, что это невозможно. Его можно получить только из мертвого тела.
Ирма хихикнула.
— Ну тогда я лучше буду танцевать в «Метрополе».
Фокс щелкнул ее по уху с выражением нежности на лице.
— Я сейчас приду.
Он вернулся через минуту.
На руках были резиновые перчатки. В левой руке он держал медицинского вида коричневую бутылку, в правой — большой кусок ваты.
— Что это? — спросила Ирма.
— Кое-что, способное свести тебя с ума.
— Как наркотики, да?
— Почти.
Он смочил вату содержимым бутылочки. Испарение обожгло ему глаза и заставило перехватить дыхание.
— Знаете, вы так добры ко мне, — хихикала Ирма, — сначала шампанское, теперь вот это...
— Дыши глубоко, — сказал Фокс.
Она повиновалась.
— Только меня не берет.
— Возьмет.
— Это та новая штука, что появилась сейчас в дискотеках?
— Новейшая. Говорят, человек как будто умирает и направляется в рай.
— А как называется? — спросила Ирма и глаза ее округлились.
— Синильная кислота.
— Не очень привлекательное название, — сказала Ирма Шварц. И умерла.
В машине, позади шофера, одетого в ливрею, утопая в бархатных сидениях под цвет своих темных волнистых волос, сидел доктор Феликс Фокс и потягивал «дайкири» из бокала резного хрусталя «баккара». Он нажал кнопку на перегородке, отделявшей сиденье водителя от салона.
— Есть бегуны? — спросил он шофера.
— Нет, сэр.
— Смотри внимательней, — сказал Фокс и отключил микрофон.
Да, это жизнь, подумал он и понюхал розу в маленькой вазочке. Он допил и поставил пустой бокал в лакированный бар, имевшийся в салоне, скользнул рукой по галстуку от Триплэра за 55 долларов и лацканам безукоризненно сшитого костюма от Ланвина за 1200 долларов. Глянул вниз на туфли от Ботичелли на фоне белого плюша, покрывавшего пол ковра.
Настоящая жизнь.
Голос из динамиков привлек его внимание.
— Бегуны, сэр.
Глаза Фокса сузились в жесткие злые щелочки.
— Где?
— Впереди слева.
Он пригляделся сквозь затемненное стекло. Впереди на обочине он увидел мужчину и женщину в спортивных костюмах. Их кроссовки «Адидас» поднимали облачка пыли. Лица были влажны и светились радостью.
— В исходную позицию, — сказал он.
Машина догнала бегунов, затем немного проехала вперед.
— Готов? — спросил Фокс, и искорка удовольствия проскользнула в его глазах.
— Да, сэр.
Через затемненные стекла «ролс-ройса» Фоксу хорошо была видна пара бегунов. Они буквально источали здоровье, да еще и флиртовали друг с другом.
— Давай, — прорычал он.
Машина рванула вперед, подняв и бросив в лицо изумленной паре целое облако песка и гальки. Фокс обернулся и с удовлетворением увидел через заднее стекло, как они кашляли и плевались, а их блестевшие от пота лица покрыл слой копоти.
— Точно в цель! — закричал он и громко расхохотался.
— Да, сэр, — сказал шофер.
— Заткнись!
Он хлопнул по выключателю переговорной системы, посмеиваясь, вынул из жилетного кармана серебряную бутылочку и вдохнул порцию кокаина с серебряной ложечки.
Он ненавидел бегунов, он ненавидел здоровье. Если бы не миллионы, которые приносили ему «Бег и теория относительности» и «Живи свободно на сельдерее» — две книги Фокса, входящие в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» — он бы показал всем этим бегунам, лыжникам, теннисистам, туристам, танцорам и прочим сумасшедшим представителям здорового мира! Он первыми занес бы их в список на умерщвление.
Машина вылетела из парка и плавно затормозила у обочины.
— Отсюда два квартала до телевидения, сэр, — сказал шофер.
Фокс вздохнул и с недовольной гримасой убрал кокаин.
— Ладно, ладно, — обреченно произнес он. — Давай все сюда.
Окно в перегородке за спиной шофера раздвинулось, и тот передал шефу аккуратно сложенную стопку одежды. Здесь была футболка, пара нежно-голубых спортивных брюк и такая же куртка. Фокс не спеша снял свои вещи и передал их шоферу. Затем с отвращением надел на себя спортивный костюм. Он терпеть не мог ощущение спортивной одежды на теле.
— Превосходно, — угрюмо произнес он.
Шофер передал назад бутылку с «Эвиан», из которой Фокс побрызгал на лицо, чтобы изобразить выступивший пот.
Настоящий ад — изображать из себя помешанного на здоровье.
— Есть кто-нибудь вокруг? — спросил он.
— Фарватер свободен, сэр.
Шофер соскользнул с сидения и обошел машину, чтобы открыть Фоксу дверь.
— Заберешь меня через час, — сказал Фокс, срыгнул и рысцой посеменил вперед.
По мере приближения к телестудии отрыжка утихла, и ощущение горечи на его лице сменилось одной из самых лучезарных улыбок. Он помахал толпе возле входа в телецентр. Пошутил с секретаршей в студии, рассказал пару анекдотов гостям, ожидавшим начала съемок шоу Алмазного Франка в зеленом зале студии и с триумфом взбежал на сцену.
Камеры зафиксировали встретивший его шквал приветствий и одобрительных возгласов. Алмазный Франк представил его: «Феликс Фокс — символ стройности».
Тепло улыбаясь Фокс призвал располневших домохозяек обрести счастье в стройности и своих книгах. Собравшиеся подтвердили сокрушительный эффект вдохновенных бесед доктора Фокса. Женщины средних лет вопили в экстазе, когда он демонстрировал идиотские прыжки. Полненькие девушки яростно бросали конфеты в урны.
У выхода со сцены группа фанатов совала ему для автографа книги «Бег и теория относительности» и «Живи свободно на сельдерее».
Среди мелькающих страниц он заметил симпатичную грудь приличного размера, обтянутую тоненьким розовым свитерком. Фокс поднял глаза от груди и обнаружил под копной светлых курчавых волос мордашку в стиле Ширли Тэмпл.
— Привет, — взволнованно дышала девица, и ее свитер растягивался на груди почти до пределов прочности. — Вы кажетесь мне просто нереальным, доктор Фокс, — прошептала она и губы ее задрожали.
— Да? — сказал Фокс.
Она была такого сорта, что вполне могла бы устроить его. Не многие могли. Последняя была крикливой. Крикливые не подходили.
— Вы читали мои книги?
— Нет Я жду, когда появится фильм. — Она вытолкнула вперед себя неряшливую рыжеволосую девицу с лицом, похожим на географическую карту и покрытым толстенным слоем пудры. — Это моя подруга Дорис. Мы живем вместе. И она тоже считает вас очень симпатичным.
— Правда? — с ужасом спросил Фокс. Раздавая автографы он разглядывал ротик блондинки. Его уголки задирались вверх, как края молодого месяца. Он увидел синяки у нее на шее. — Откуда это? — спросил он, многозначительно проведя рукой по ее шее, и толпа фанаток тоскливо застонала.
— А, это мой приятель, — хихикнула девица. — Он иногда бывает таким грубым. Но меня это заводит.
Да, это то, что нужно, решил Фокс. Она подойдет.
— Вам стоит показать это доктору.
— Ничего страшного, — вспыхнула девица. — Это всего лишь синяки. Они у меня всегда.
Дорис пихнула ее в бок.
— Ой, я что-то не так сказала? Дорис говорит, что я все время болтаю какую-то чушь.
— Дорогая моя, вы просто очаровательны, — сказал Фокс. — Давайте-ка я лучше посмотрю ваши синяки.
Ее глаза округлились.
— Вы хотите сказать, что вы настоящий доктор? Я имею в виду, как в больнице?
— Совершенно верно. — Он непринужденно повел ее сквозь толпу в сторону стоявшего неподалеку «ролс-ройса». — Вот и все, леди, — с очаровательной улыбкой сказал он сопровождавшей его толпе. — У меня есть небольшое, но очень важное дело, которым я должен срочно заняться.
Женщины разочарованно вздохнули. Одна из них крикнула, что любит его. Он дружески пожал ее руку.
— Стремитесь стать как можно лучше, — искренне сказал Фокс.
Женщина восторженно взвизгнула.
В машине Фокс предложил блондинке бокал шампанского.
— Я обожаю шипучку, — сказал она. — Однажды я сломала руку и мне пришлось принять обезболивающий алка-зельцер. Мне так понравилось!
— Что, ломать руку?
Она рассмеялась:
— Нет же, глупый. Шипение. А руку я вообще не чувствовала.
Фокс замер.
— Она что же, не болела?
— Не-а. Один мой случайный знакомый — он работал на карнавале — сказал как-то, что есть специальное слово для такого типа людей, как я. Ну для таких, знаете, которые не чувствуют боли. Я знаю, это странно, но так со мной было всегда...
— Лошадь, — сказал Фокс, в упор уставившись на девицу.
Это было как раз то, что нужно. Именно то, что нужно, и даже немного больше.
— Ага, точно — лошадь! Он так и сказал. Может, вы его знаете — Джонни Калипсо, татуировщик?
— М-м-м, сомневаюсь, — пробормотал Фокс.
Вечер обещал быть замечательным.
«Ролс» остановился под козырьком здания на Пятой авеню. Навстречу шагнул швейцар и помог выйти из машины.
— Между прочим, меня зовут Ирма, — сказала девица. — Ирма Шварц.
— Очаровательно, — сказал Фокс.
Ирма была чудо. Фокс начал с булавок и переходил постепенно к иголкам, веревкам, хлыстам, цепям и огню.
— Что, все еще не больно? — изможденно выдохнул он.
— Нет, док, — произнесла Ирма, отхлебнув из бутылки шампанского, которую она прихватила с собой из машины. — Я же говорила — я лошадь.
— Вы сенсация!
— И вы тоже, Фокси. Бег изменил мою жизнь. На прошлой неделе. А до этого, я каталась на роликовых коньках. Правда, сломала нос. После этого я как следует не различала запахов и пришлось сделать операцию. А до роликов я каталась на доске. Очень неплохо. Только бросила это дело, потому что мне не нравилось, когда меня называли жопой. Понимаете, когда тебя поколотит собственный приятель — это одно, но когда какой-нибудь полный придурок называет тебя жопой — это, ну, вы понимаете...
— А когда нос сломала, тоже не было больно? — спросил он, дергая ее за волосы.
— Ну конечно нет. Я же говорила, что абсолютно ничего не чувствую. Ну вот, а до этого, до роликовой доски, я танцевала. Но начала очень много кушать. Дорис, моя подруга, рассказывала мне, как ребята из «Метрополя» обсуждали, какая я толстая.
— М-метрополь, — пробормотал Фокс, впиваясь зубами в плечо Ирмы.
— Я там работаю. Я ведь стриптизерша. Они чуть не умерли, когда прочли в анкете, сколько мне лет. Клянусь, вы тоже не угадаете.
— Меня это не волнует.
Он снова был на пути в рай.
— Нет, пожалуйста, угадайте.
Вздохнув, Фокс сел.
— Двадцать, двадцать пять?
— Сорок три!
Фокс глубоко выдохнул:
— Сорок три? — На ее лице не было морщин, никаких других следов того, что Ирма Шварц существовала на белом свете дольше двух десятков лет. — Ты и вправду лошадь, — задумчиво произнес он. — Редчайшая порода лошади.
— Я как-то читала об этом в книге Рипли «Хотите — верьте». У меня в организме есть особое вещество. Не то, что я его принимаю как лекарство по необходимости, нет. Оно просто там находится. Доктора называют его прокатин.
— Прокаин, — отвлеченно поправил Фокс.
Его мозг лихорадочно работал. Ирма Шварц была слишком хороша, чтобы быть реальностью. То, чем она обладала, было более ценно, чем все достопримечательности мира. И было бы слишком эгоистично держать ее только для себя. Она принадлежала всему миру.
— Да, точно. Прокаин.
— Ты счастливая, — сказал Фокс. — Люди платят многие тысячи долларов, чтобы получить то, что тебе досталось задаром. Все сорокатрехлетние женщины хотели бы выглядеть на двадцать. Долгие годы прокаин использовался военными. В небольших количествах он может служить как обезболивающее. Он принадлежит к одной группе с новокаином и кокаином, но вырабатывается только человеческим организмом. А в больших дозах это вещество замедляет процессы старения. Теоретически он может вообще остановить старение, позволяя людям на протяжении всей жизни оставаться молодыми. Но конечно это только в теории. Это вещество слишком редкое, чтобы использовать его в таких количествах.
— Ну как вам это нравится? — сказала Ирма. — В моем организме плавает что-то, стоящее больших денег.
— Огромных денег, — заметил Фокс. — Любая европейская клиника заплатит целое состояние за твой прокаин.
— Да? — просияла Ирма. — Может, я могу продать немного? У меня же его слишком много, правда?
Фокс улыбнулся.
— Боюсь, что это невозможно. Его можно получить только из мертвого тела.
Ирма хихикнула.
— Ну тогда я лучше буду танцевать в «Метрополе».
Фокс щелкнул ее по уху с выражением нежности на лице.
— Я сейчас приду.
Он вернулся через минуту.
На руках были резиновые перчатки. В левой руке он держал медицинского вида коричневую бутылку, в правой — большой кусок ваты.
— Что это? — спросила Ирма.
— Кое-что, способное свести тебя с ума.
— Как наркотики, да?
— Почти.
Он смочил вату содержимым бутылочки. Испарение обожгло ему глаза и заставило перехватить дыхание.
— Знаете, вы так добры ко мне, — хихикала Ирма, — сначала шампанское, теперь вот это...
— Дыши глубоко, — сказал Фокс.
Она повиновалась.
— Только меня не берет.
— Возьмет.
— Это та новая штука, что появилась сейчас в дискотеках?
— Новейшая. Говорят, человек как будто умирает и направляется в рай.
— А как называется? — спросила Ирма и глаза ее округлились.
— Синильная кислота.
— Не очень привлекательное название, — сказала Ирма Шварц. И умерла.
Глава вторая
Его звали Римо, он перелезал через электрофицированную ограду. Однажды его здорово ударило током, но после того, как один старик показал ему, как побеждать электричество, взобраться на двенадцатифутовую стену, опутанную электрическими проводами, не было для него проблемой. Весь секрет заключался в том, чтобы использовать это самое электричество.
Большинство людей пытаются бороться с током так же, как они борются с гравитацией, пытаясь взбираться вверх. Старик давным-давно показал Римо, что гравитация слишком сильна для человека, чтобы с ней сражаться, и это объясняет, почему большинство людей срываются вниз, пытаясь штурмовать высокие здания. Римо не падал вниз, потому что он использовал гравитацию, и она подталкивала его вперед, а затем он перенаправлял выработанную в его теле движущую силу, и она толкала его вверх.
То же происходило и с электричеством. Сейчас, приближаясь к вершине ограды, он держал ступни и ладони строго параллельно поверхности ограды, в нескольких дюймах от стальной рамы. Он находился в контакте с электрическим током, потому что это как раз и держало его подвешенным в воздухе, но никогда не изменял расстояние до ограды.
Для того, чтобы овладеть этим, ему потребовалось много времени. В начале, во время практических занятий, он приближался к ограде слишком близко, и его так било электрическим током, что сводило мышцы. А потом он научился бороться с электричеством, и все прекратилось. Никто не может сражаться с электричеством и победить. Так говорил старик.
Старика звали Чиун. Он уже был довольно стар, когда Римо впервые встретил его много лет назад. Когда электрический ток вел себя так, будто хотел зажарить Римо живьем, Чиун учил расслабляться и принимать его. Если бы кто-нибудь другой посоветовал Римо повиснуть и расслабиться, когда смертельная доза электричества проходила через его тело, он сказал бы ему пару ласковых. Но Чиун был не кто-нибудь. Он был Мастером. Он пришел в жизнь Римо для того, чтобы создавать. Из состарившейся формации мертвого офицера полиции — боевую машину, более совершенную, чем что-либо известное западному миру. Этим полицейским был Римо, втянутый в дело, к которому не имел никакого отношения и приговоренный к смерти на электрическом стуле, который как следует не работал...
Хоть и не как следует, но все же достаточно сильно. В то утро, когда он оказался в санатории Фолкрофт в Рай, штат Нью-Йорк, ожоги на его запястьях были свежими, и он помнил этот электрический стул. Много лет спустя после того, как он встретил человека с лицом цвета лимона, который лично отобрал его для эксперимента, а потом представил древнему корейцу по имени Чиун, — он помнил. Целую жизнь спустя после того, как Чиун превратил тело Римо в нечто настолько отличное от тела нормального человека мужского пола, что изменилась даже его нервная система, — ужас перед электричеством таился в его теле.
Поэтому когда Чиун велел ему расслабиться, он боялся. Но слушал.
Теперь он лез к вершине ограды и концы электрического провода прикасались к его коже. Дыхание было глубоким, подвластным ему. Равновесие автоматически восстанавливалось при каждом движении. Ток был силой, державшей его наверху. Используя его, ни на мгновение не прерывая контакта, он медленно скользил вверх по ограде, передвигая руки осторожными кругами, вырабатывая трение, продвигавшее его вверх. Добравшись до верха, он неожиданно оторвался от поверхности, подтянул ноги и кувырком прыгнул вниз.
Имение, в котором он оказался, представляло собой акр или более того покрытого снегом гравия и замороженной грязи в отдаленном конце Стэтн-айлэнд — района большого Нью-Йорка. Повсюду валялись гниющие деревянные ящики, ржавые банки и намокшие листы старых газет. В углу имения находился огромный грязный шестиэтажный шлакоблочный склад. Рядом стоял грузовик. Приблизившись, Римо увидел трех здоровых мужиков, таскавших в грузовик ящики.
— Здорово, ребята, — сказал Римо, запуская руку в один из ящиков. Он вытащил наружу запаянный в пластик мешок белого порошка, фунтов пять весом. — Так я и думал, — сказал он.
— Что? — Один из рабочих достал девятимиллиметровый автоматический браунинг. — С кем имею честь, мистер?
— Я из отдела по контролю за продажей героина, — не разжимая губ сказал Римо. — И боюсь, что эта партия не пойдет. Грязная упаковка, нет названия фирмы-изготовителя, нет даже пластмассовых мерных ложек — знаете, какие раздают при продаже кофе. Нет, это совсем не на уровне. Извините, ребята.
Он вспорол пластиковый мешок и выпустил содержимое на ветер.
— Эй, эта штука стоит больше полумиллиона долларов! — воскликнул человек с браунингом.
— "Делай дело хорошо, либо вообще не делай!" — вот наш девиз, — сказал Римо.
— Прочь с дороги, парень! — крикнул человек с пистолетом и через две секунды выстрелил.
Он опоздал всего на одну секунду. Потому что секундой раньше Римо свернул ствол браунинга дугой, и когда из него вылетела пуля, она попала точно в грудь рабочего и вошла в нее с глухим чавканьем.
— У меня нет оружия, смотри, — сказал другой рабочий, высоко подняв руки вверх и намочив штаны.
— У меня тоже нет, видишь? — спросил другой, упав на колени.
— Ты главный? — спросил Римо.
— Ни в коем случае! — закричал рабочий с трогательной искренностью. — Мы только работяги. Вам начальники нужны, да сэр?
— Кто же начальники?
— Мистер Бонелли. Бонз Бонелли. Он где-то там, — он показал внутрь склада.
Джузеппе Бонз Бонелли сидел за столом в единственной отапливаемой во всем здании комнате, с ковром на полу. У него за спиной, высоко над полом имелось маленькое окошко. Он сидел в большом красном кожаном кресле и был похож скорее на престарелого призрака, чем на теневого героинового дельца. Волосы у него были жидкие, а кожа на щеках обтягивала лицо, похожее на череп. Под столом сидела девица и что-то делала, припав лицом к паху Бонелли.
— О... О, черт! — сказал Бонелли, заметив фигуру Римо, появившуюся в дверях. — Вы кто?
Одна рука неистово задергалась на коленях, пока другая доставала из кармана до смешного большой кольт 45-го калибра.
— Гр-р-р, — зарычал он, выхватив, наконец, оружие. — Молния! Гребаная молния зацепилась.
— Спасибо, — сказал Римо, выхватив у него пистолет.
— Проклятая молния. Все ты виновата!
— Пользуйтесь пуговицами, — посоветовал Римо, — или фиговым листом. Вам, наверное, вполне подойдет и виноградный.
Указательный палец несколько раз дернулся вперед и назад, прежде чем Бонелли понял, что в его руке ничего нет.
— Отдайте мой пистолет!
— Обязательно, — произнес Римо, и раздавив его в пыль, высыпал в ладонь Бонелли.
— Умный, черт, — пробормотал Бонелли. Он толкнул девицу под столом. — Эй ты, пошла отсюда! У меня дела.
Из-под стола выползла блондинка с потрясающей фигурой.
— А как же я? — проворчала девица и лицо ее исказилось злобой. Потом она увидела Римо и злость прошла.
Римо часто производил на женщин подобный эффект. Ее оценивающий взгляд потеплел когда она разглядела стройную подтянутую фигуру с непомерно широкими запястьями, хорошо развитыми плечами, чисто выбритым лицом с высокими скулами, продолговатыми темными глазами и густой черной шевелюрой. Она улыбнулась.
— Вы часто здесь бываете? — спросила она.
— Только когда надо кого-то убить.
— Вы такой милый.
— Пошла вон! — закричал Бонелли.
Девица медленно выплыла из комнаты, давая Римо возможность разглядеть все достоинства своего зада.
— Что это за чепуха про «убить кого-то», — Бонелли сплюнул. — Что это за разговоры?
Римо пожал плечами.
— Это то, для чего я здесь оказался.
— Ах, так? — Быстрым движением Бонелли выхватил нож и вспорол им воздух. — Ах так?
— Ага, — сказал Римо, схватив нож за лезвие.
Он закрутил и подбросил его вверх. Нож продырявил в потолке аккуратную дырку. На голову и плечи Бонелли посыпалась штукатурка.
— Умник, — сказал Бонелли. — Эй, ты что собираешься делать?
— Хочу немного покатать тебя, — сказал Римо, пытаясь вложить в свои слова все гангстерские интонации, которые слышал в ночных сеансах по телевизору. Он поднял Бонелли за шиворот.
— Осторожней, ты. Это шелковый костюм! Испортишь костюм, я с тобой серьезно поговорю.
Римо вывернул карманы пиджака. Об пол звякнули два ножа и стилет.
— Ладно приятель, — взбесился Бонелли, — ты сам напросился! Коротышка, Коротышка!
— Коротышка? — Римо прикинул, что Бонелли весил самое большее фунтов сто. И ростом был едва около пяти футов. — Я — коротышка? А сам-то ты кто?
Бонелли усмехнулся. Он ткнул пальцем в окно.
— Вот Коротышка!
Оконце заполняла физиономия с поросячьими глазками и настолько переломанным носом, что он походил на кусок оконной замазки, по которой проехала гусеница танка. Затем в окне появились два массивных плеча. Стекло разлетелось градом осколков. В углах окна появились трещины и поползли по стене с оглушительным грохотом. Потом стена поддалась и в комнату влетел Коротышка.
— Звали, Босс?
— Да, займись-ка этим умником.
Коротышка надвинулся на Римо.
— Этим?
— А кем же еще? — заорал Бонелли. — В этой комнате только ты, я и он. Ты что решил выкинуть вон меня?
Лицо Коротышки изобразило смирение.
— О, нет, босс. Вы же босс. Как я могу так с вами поступить!
— Тогда, может, ты думаешь о себе?
Коротышка задумался. Его брови сосредоточенно задвигались. Затем морщины раздумий на лбу разгладились и он просиял счастливой улыбкой.
— Я понял. Это шутка, да, босс? Выставить вон меня самого! Правда смешно, босс! Ха-ха-ха.
— Заткнись!
— О'кей, босс.
— Итак, кто же должен выйти вон, Коротышка? — примирительно спросил Бонелли.
Коротышка оглядел комнату и начал загибать пальцы:
— Так, есть вы, но вы босс. Есть я ха-ха-ха, это было смешно, босс!
— Кто еще, тупица?
Коротышка стал поворачиваться в стороны, пока взгляд его не наткнулся на Римо.
— Остается он, — убежденно произнес Коротышка. Он поднял руку, похожую больше на дубовую ветвь, и вытянул ее вперед.
— Правильно, — сказал Бонелли.
— Не правильно, — сказал Римо. И двумя пальцами отклонил удар. Рука Коротышки в результате ударила в центр его собственного лица отчего многострадальный нос вынужден был исчезнуть окончательно. Коротышка с глухим звуком упал ничком вперед. — С этим все, — сказал Римо, вновь поднимая Бонелли, на этот раз за ремень, и пронес его через пролом в стене, раскачивая из стороны в сторону.
— Ремень, мой ремень! — причитал Бонелли. — Это же Пьер Карден!
Римо полез вверх по отвесной стене склада. Бонелли взглянул вниз и завопил:
— Проклятое дерьмо, куда ты меня тащишь?
— Наверх.
Римо методично взбирался по стене здания. Ноги отыскивали грани кирпичей, свободная рука задавала направление.
— Пусть небеса проклянут тебя, — рыдал Джузеппе Бонелли, — пусть твоя жизнь будет полна лишений и страданий. Пусть твои дети и дети твоих детей...
— Эй, ты там заткнешься? Я готовлюсь убить кое-кого, а ты меня отвлекаешь.
— Пусть твои внуки будут покрыты нарывами! Пусть твоя жена заболеет проказой!
— Слушай, если ты не перестанешь раздражать меня, я предпочту оставить тебя здесь, — сказал Римо.
— Это идея. Пусть твой дядя подавится куриной косточкой!
— Минуточку, — сказал Римо останавливаясь. — Это уже слишком. Не трогай чужого дядю.
Он подбросил Бонелли вверх. Бонелли оглушительно завопил, его голос по мере удаления от земли звучал все тише.
— Берешь свои слова обратно? — спросил Римо.
— Беру! — завыл Бонелли.
— Какие?
— Все. Абсолютно все! — Он на минуту остановился в воздухе, затем заорал вновь: — Помогите!
— Заткнешься ты или нет?
— Да-да, навсегда. Молчу.
— Дашь ты мне сосредоточиться?
— Делайте все, что вам угодно. Только поймайте меня!
Когда он достиг уровня глаз Римо, тот потянулся и поймал Бонелли за ремень. Глотая воздух и размахивая руками как утопающий, Бонелли заскулил, потом открыл глаза и обнаружил, что все еще жив.
— Умник...
— Но-но, — предупредил Римо.
Бонелли замолчал.
Остаток пути высотой в шесть этажей был мирным. Римо насвистывал древнюю корейскую мелодию, которую слышал от Чиуна. Мелодия была запоминающаяся и очень милая, а то, что она звучала в холодном зимнем воздухе, делало ее еще более красивой. Аккомпанементом звучало пение птиц. Римо почти забыл о нарко-короле, болтавшемся в его правой руке.
Иногда Римо почти нравилось то, что он делал. Он думал, что это совратило его. Наемные убийцы не были по-настоящему счастливыми людьми, и Римо предполагал, что не счастливее большинства людей, убивавших других ради того, чтобы жить. Но, по крайней мере, он убивал таких людей, которые заслуживали того. Он не нанимался на работу к жадным землевладельцам, которым надо было убрать упрямых жильцов, потому что эти жильцы не имели достаточно изящества чтобы быстро умереть в арендованных квартирах. Он не убивал иностранных студентов оттого, что так постановил трепещущий сумасшедший диктатор. Он убивал, когда надо было убить. Когда ничего другого уже нельзя было сделать.
Большинство людей пытаются бороться с током так же, как они борются с гравитацией, пытаясь взбираться вверх. Старик давным-давно показал Римо, что гравитация слишком сильна для человека, чтобы с ней сражаться, и это объясняет, почему большинство людей срываются вниз, пытаясь штурмовать высокие здания. Римо не падал вниз, потому что он использовал гравитацию, и она подталкивала его вперед, а затем он перенаправлял выработанную в его теле движущую силу, и она толкала его вверх.
То же происходило и с электричеством. Сейчас, приближаясь к вершине ограды, он держал ступни и ладони строго параллельно поверхности ограды, в нескольких дюймах от стальной рамы. Он находился в контакте с электрическим током, потому что это как раз и держало его подвешенным в воздухе, но никогда не изменял расстояние до ограды.
Для того, чтобы овладеть этим, ему потребовалось много времени. В начале, во время практических занятий, он приближался к ограде слишком близко, и его так било электрическим током, что сводило мышцы. А потом он научился бороться с электричеством, и все прекратилось. Никто не может сражаться с электричеством и победить. Так говорил старик.
Старика звали Чиун. Он уже был довольно стар, когда Римо впервые встретил его много лет назад. Когда электрический ток вел себя так, будто хотел зажарить Римо живьем, Чиун учил расслабляться и принимать его. Если бы кто-нибудь другой посоветовал Римо повиснуть и расслабиться, когда смертельная доза электричества проходила через его тело, он сказал бы ему пару ласковых. Но Чиун был не кто-нибудь. Он был Мастером. Он пришел в жизнь Римо для того, чтобы создавать. Из состарившейся формации мертвого офицера полиции — боевую машину, более совершенную, чем что-либо известное западному миру. Этим полицейским был Римо, втянутый в дело, к которому не имел никакого отношения и приговоренный к смерти на электрическом стуле, который как следует не работал...
Хоть и не как следует, но все же достаточно сильно. В то утро, когда он оказался в санатории Фолкрофт в Рай, штат Нью-Йорк, ожоги на его запястьях были свежими, и он помнил этот электрический стул. Много лет спустя после того, как он встретил человека с лицом цвета лимона, который лично отобрал его для эксперимента, а потом представил древнему корейцу по имени Чиун, — он помнил. Целую жизнь спустя после того, как Чиун превратил тело Римо в нечто настолько отличное от тела нормального человека мужского пола, что изменилась даже его нервная система, — ужас перед электричеством таился в его теле.
Поэтому когда Чиун велел ему расслабиться, он боялся. Но слушал.
Теперь он лез к вершине ограды и концы электрического провода прикасались к его коже. Дыхание было глубоким, подвластным ему. Равновесие автоматически восстанавливалось при каждом движении. Ток был силой, державшей его наверху. Используя его, ни на мгновение не прерывая контакта, он медленно скользил вверх по ограде, передвигая руки осторожными кругами, вырабатывая трение, продвигавшее его вверх. Добравшись до верха, он неожиданно оторвался от поверхности, подтянул ноги и кувырком прыгнул вниз.
Имение, в котором он оказался, представляло собой акр или более того покрытого снегом гравия и замороженной грязи в отдаленном конце Стэтн-айлэнд — района большого Нью-Йорка. Повсюду валялись гниющие деревянные ящики, ржавые банки и намокшие листы старых газет. В углу имения находился огромный грязный шестиэтажный шлакоблочный склад. Рядом стоял грузовик. Приблизившись, Римо увидел трех здоровых мужиков, таскавших в грузовик ящики.
— Здорово, ребята, — сказал Римо, запуская руку в один из ящиков. Он вытащил наружу запаянный в пластик мешок белого порошка, фунтов пять весом. — Так я и думал, — сказал он.
— Что? — Один из рабочих достал девятимиллиметровый автоматический браунинг. — С кем имею честь, мистер?
— Я из отдела по контролю за продажей героина, — не разжимая губ сказал Римо. — И боюсь, что эта партия не пойдет. Грязная упаковка, нет названия фирмы-изготовителя, нет даже пластмассовых мерных ложек — знаете, какие раздают при продаже кофе. Нет, это совсем не на уровне. Извините, ребята.
Он вспорол пластиковый мешок и выпустил содержимое на ветер.
— Эй, эта штука стоит больше полумиллиона долларов! — воскликнул человек с браунингом.
— "Делай дело хорошо, либо вообще не делай!" — вот наш девиз, — сказал Римо.
— Прочь с дороги, парень! — крикнул человек с пистолетом и через две секунды выстрелил.
Он опоздал всего на одну секунду. Потому что секундой раньше Римо свернул ствол браунинга дугой, и когда из него вылетела пуля, она попала точно в грудь рабочего и вошла в нее с глухим чавканьем.
— У меня нет оружия, смотри, — сказал другой рабочий, высоко подняв руки вверх и намочив штаны.
— У меня тоже нет, видишь? — спросил другой, упав на колени.
— Ты главный? — спросил Римо.
— Ни в коем случае! — закричал рабочий с трогательной искренностью. — Мы только работяги. Вам начальники нужны, да сэр?
— Кто же начальники?
— Мистер Бонелли. Бонз Бонелли. Он где-то там, — он показал внутрь склада.
Джузеппе Бонз Бонелли сидел за столом в единственной отапливаемой во всем здании комнате, с ковром на полу. У него за спиной, высоко над полом имелось маленькое окошко. Он сидел в большом красном кожаном кресле и был похож скорее на престарелого призрака, чем на теневого героинового дельца. Волосы у него были жидкие, а кожа на щеках обтягивала лицо, похожее на череп. Под столом сидела девица и что-то делала, припав лицом к паху Бонелли.
— О... О, черт! — сказал Бонелли, заметив фигуру Римо, появившуюся в дверях. — Вы кто?
Одна рука неистово задергалась на коленях, пока другая доставала из кармана до смешного большой кольт 45-го калибра.
— Гр-р-р, — зарычал он, выхватив, наконец, оружие. — Молния! Гребаная молния зацепилась.
— Спасибо, — сказал Римо, выхватив у него пистолет.
— Проклятая молния. Все ты виновата!
— Пользуйтесь пуговицами, — посоветовал Римо, — или фиговым листом. Вам, наверное, вполне подойдет и виноградный.
Указательный палец несколько раз дернулся вперед и назад, прежде чем Бонелли понял, что в его руке ничего нет.
— Отдайте мой пистолет!
— Обязательно, — произнес Римо, и раздавив его в пыль, высыпал в ладонь Бонелли.
— Умный, черт, — пробормотал Бонелли. Он толкнул девицу под столом. — Эй ты, пошла отсюда! У меня дела.
Из-под стола выползла блондинка с потрясающей фигурой.
— А как же я? — проворчала девица и лицо ее исказилось злобой. Потом она увидела Римо и злость прошла.
Римо часто производил на женщин подобный эффект. Ее оценивающий взгляд потеплел когда она разглядела стройную подтянутую фигуру с непомерно широкими запястьями, хорошо развитыми плечами, чисто выбритым лицом с высокими скулами, продолговатыми темными глазами и густой черной шевелюрой. Она улыбнулась.
— Вы часто здесь бываете? — спросила она.
— Только когда надо кого-то убить.
— Вы такой милый.
— Пошла вон! — закричал Бонелли.
Девица медленно выплыла из комнаты, давая Римо возможность разглядеть все достоинства своего зада.
— Что это за чепуха про «убить кого-то», — Бонелли сплюнул. — Что это за разговоры?
Римо пожал плечами.
— Это то, для чего я здесь оказался.
— Ах, так? — Быстрым движением Бонелли выхватил нож и вспорол им воздух. — Ах так?
— Ага, — сказал Римо, схватив нож за лезвие.
Он закрутил и подбросил его вверх. Нож продырявил в потолке аккуратную дырку. На голову и плечи Бонелли посыпалась штукатурка.
— Умник, — сказал Бонелли. — Эй, ты что собираешься делать?
— Хочу немного покатать тебя, — сказал Римо, пытаясь вложить в свои слова все гангстерские интонации, которые слышал в ночных сеансах по телевизору. Он поднял Бонелли за шиворот.
— Осторожней, ты. Это шелковый костюм! Испортишь костюм, я с тобой серьезно поговорю.
Римо вывернул карманы пиджака. Об пол звякнули два ножа и стилет.
— Ладно приятель, — взбесился Бонелли, — ты сам напросился! Коротышка, Коротышка!
— Коротышка? — Римо прикинул, что Бонелли весил самое большее фунтов сто. И ростом был едва около пяти футов. — Я — коротышка? А сам-то ты кто?
Бонелли усмехнулся. Он ткнул пальцем в окно.
— Вот Коротышка!
Оконце заполняла физиономия с поросячьими глазками и настолько переломанным носом, что он походил на кусок оконной замазки, по которой проехала гусеница танка. Затем в окне появились два массивных плеча. Стекло разлетелось градом осколков. В углах окна появились трещины и поползли по стене с оглушительным грохотом. Потом стена поддалась и в комнату влетел Коротышка.
— Звали, Босс?
— Да, займись-ка этим умником.
Коротышка надвинулся на Римо.
— Этим?
— А кем же еще? — заорал Бонелли. — В этой комнате только ты, я и он. Ты что решил выкинуть вон меня?
Лицо Коротышки изобразило смирение.
— О, нет, босс. Вы же босс. Как я могу так с вами поступить!
— Тогда, может, ты думаешь о себе?
Коротышка задумался. Его брови сосредоточенно задвигались. Затем морщины раздумий на лбу разгладились и он просиял счастливой улыбкой.
— Я понял. Это шутка, да, босс? Выставить вон меня самого! Правда смешно, босс! Ха-ха-ха.
— Заткнись!
— О'кей, босс.
— Итак, кто же должен выйти вон, Коротышка? — примирительно спросил Бонелли.
Коротышка оглядел комнату и начал загибать пальцы:
— Так, есть вы, но вы босс. Есть я ха-ха-ха, это было смешно, босс!
— Кто еще, тупица?
Коротышка стал поворачиваться в стороны, пока взгляд его не наткнулся на Римо.
— Остается он, — убежденно произнес Коротышка. Он поднял руку, похожую больше на дубовую ветвь, и вытянул ее вперед.
— Правильно, — сказал Бонелли.
— Не правильно, — сказал Римо. И двумя пальцами отклонил удар. Рука Коротышки в результате ударила в центр его собственного лица отчего многострадальный нос вынужден был исчезнуть окончательно. Коротышка с глухим звуком упал ничком вперед. — С этим все, — сказал Римо, вновь поднимая Бонелли, на этот раз за ремень, и пронес его через пролом в стене, раскачивая из стороны в сторону.
— Ремень, мой ремень! — причитал Бонелли. — Это же Пьер Карден!
Римо полез вверх по отвесной стене склада. Бонелли взглянул вниз и завопил:
— Проклятое дерьмо, куда ты меня тащишь?
— Наверх.
Римо методично взбирался по стене здания. Ноги отыскивали грани кирпичей, свободная рука задавала направление.
— Пусть небеса проклянут тебя, — рыдал Джузеппе Бонелли, — пусть твоя жизнь будет полна лишений и страданий. Пусть твои дети и дети твоих детей...
— Эй, ты там заткнешься? Я готовлюсь убить кое-кого, а ты меня отвлекаешь.
— Пусть твои внуки будут покрыты нарывами! Пусть твоя жена заболеет проказой!
— Слушай, если ты не перестанешь раздражать меня, я предпочту оставить тебя здесь, — сказал Римо.
— Это идея. Пусть твой дядя подавится куриной косточкой!
— Минуточку, — сказал Римо останавливаясь. — Это уже слишком. Не трогай чужого дядю.
Он подбросил Бонелли вверх. Бонелли оглушительно завопил, его голос по мере удаления от земли звучал все тише.
— Берешь свои слова обратно? — спросил Римо.
— Беру! — завыл Бонелли.
— Какие?
— Все. Абсолютно все! — Он на минуту остановился в воздухе, затем заорал вновь: — Помогите!
— Заткнешься ты или нет?
— Да-да, навсегда. Молчу.
— Дашь ты мне сосредоточиться?
— Делайте все, что вам угодно. Только поймайте меня!
Когда он достиг уровня глаз Римо, тот потянулся и поймал Бонелли за ремень. Глотая воздух и размахивая руками как утопающий, Бонелли заскулил, потом открыл глаза и обнаружил, что все еще жив.
— Умник...
— Но-но, — предупредил Римо.
Бонелли замолчал.
Остаток пути высотой в шесть этажей был мирным. Римо насвистывал древнюю корейскую мелодию, которую слышал от Чиуна. Мелодия была запоминающаяся и очень милая, а то, что она звучала в холодном зимнем воздухе, делало ее еще более красивой. Аккомпанементом звучало пение птиц. Римо почти забыл о нарко-короле, болтавшемся в его правой руке.
Иногда Римо почти нравилось то, что он делал. Он думал, что это совратило его. Наемные убийцы не были по-настоящему счастливыми людьми, и Римо предполагал, что не счастливее большинства людей, убивавших других ради того, чтобы жить. Но, по крайней мере, он убивал таких людей, которые заслуживали того. Он не нанимался на работу к жадным землевладельцам, которым надо было убрать упрямых жильцов, потому что эти жильцы не имели достаточно изящества чтобы быстро умереть в арендованных квартирах. Он не убивал иностранных студентов оттого, что так постановил трепещущий сумасшедший диктатор. Он убивал, когда надо было убить. Когда ничего другого уже нельзя было сделать.