Римо собрался было возразить, но Чиун протестующе поднял руку.
— О, надеюсь, надеюсь, что мне это только кажется. Возможно, я ошибаюсь. Но уже много недель ты не садился у моих ног, чтобы с жадностью вбирать мудрость, которой один лишь я, хранитель истории Дома Синанджу, могу одарить тебя. Раньше все было не так. Раньше ты ловил каждое мое слово...
Римо, ничего подобного не помнивший, молчал.
— Я ведь не просто немощный старый кореец, — гнул свое Чиун. — Я — Мастер Синанджу. Последний в моем роду. Последний, в чьих жилах течет подлинная кровь Мастеров Синанджу. Когда я покину сей мир, нужно будет начать новое поколение Мастеров. Поэтому ты не должен забывать об источнике мудрости, имя которому Чиун, последний из Мастеров Синанджу. Ты должен впитывать каждую каплю этой мудрости, пока я еще...
Приподнявшись, Римо подполз по полу к ногам последнего Мастера Синанджу и преданно заглянул ему в лицо.
— Я готов, папочка.
— Вот так-то лучше. Теперь ты должен спрашивать меня. О чем угодно. Любой пустяк, на который только и способен твой незрелый ум. Мне подвластна вся мудрость, которую Синанджу накапливала целыми поколениями.
Соображая, о чем бы спросить последнего Мастера, Римо, сдвинув брови, сосредоточенно жевал губами. Старик явно боится стать никому не нужным — собственно, из-за этого он так и цепляется за Америку...
Наконец Римо придумал вопрос.
— Почему, перед тем как влезть в душ, появляется ощущение, что тело грязное, а во рту чисто, а когда выходишь из душа — наоборот?
Уставившись на Римо, Чиун в изумлении раскрыл рот. Его борода мелко задрожала; пальцы сами собой сложились в сухонькие крепкие кулачки.
— Римо, это подвох, да? Признавайся!
— Это все, что я мог придумать, — виновато признался Римо.
— На этот вопрос я не буду отвечать. Во-первых, в Синанджу нет и не было никаких душей. А во-вторых, ты оскорбляешь меня, заставляя тратить на такие никчемные и безнравственные вопросы силы моего несравненного разума.
— Ты же сам сказал — любой вопрос! — запротестовал Римо.
— Любой, но не никчемный и не безнравственный.
— Зато упомянул про пустяк. Не отпирайся, папочка, а сам слышал.
— Пустяк — это еще куда ни шло. Но не безнравственные фривольности.
— Ну, прости меня, папочка. Я...
Римо оборвал фразу на полуслове — комнату вновь заполнил сиреноподобный голос Читы Чин. Завывая на все лады, она тем не менее повторяла одно-единственное слово.
Римо весь обратился в слух.
Слово было — “бездомный”.
— Погоди-ка, папочка... я хочу послушать, — Римо остановил жестом открывшего было рот старика.
— Пожалуйста. Я все равно уезжаю, — пожал плечами Чиун. — Я возвращаюсь в “Фолкрофт”.
— Ага... я сейчас тебе помогу, — рассеянно кивнул Римо, прислушиваясь к словам песни. В ней говорилось об одиноком американце, который не может найти себе крова, потому что ни одна община не принимает его. Именно он, утверждалось в песне, и есть самый настоящий бездомный.
Проанализировав это своеобразное сообщение, Римо вскочил, на ходу выключил телевизор и направился в соседнюю комнату, где Мастер Синанджу упаковывал чемоданы.
— Мне нужно в Вашингтон, — безапелляционным тоном заявил Римо.
— Мы и есть в Вашингтоне, — не поднимая головы, пробурчал Чиун.
— Мы в городе Вашингтоне, округ Колумбия. А мне нужно в штат Вашингтон.
— Только вы могли дать двум разным местам одинаковые названия, — Чиун сокрушенно покачал головой. — И что тебе понадобилось в этом другом Вашингтоне?
— Там живет бездомный. Настоящий, не то что здесь. Ему совсем некуда податься. Где бы он ни оказался — его все гонят. Вот так. Нужно с этим как-то разобраться.
Подняв голову, Чиун посмотрел на Римо. И заметил, как гневно заблестели его глаза.
— Это так важно для тебя?
— Да, папочка.
Увидев, как у Римо побелели костяшки пальцев, сжатых в кулак, Чиун помолчал немного, затем кивнул.
— Я вернусь в “Фолкрофт” и буду там тебя дожидаться, — возвестил он.
— Спасибо, папочка, — Римо изобразил глубокий поклон.
— Я не нуждаюсь в благодарности.
— Это я давно знаю, — подмигнул Римо. Глаза его блестели теперь весело.
— Но от личной встречи с Читой Чин не отказался бы. — Глаза Мастера Синанджу тоже заблестели.
Глава 3
— О, надеюсь, надеюсь, что мне это только кажется. Возможно, я ошибаюсь. Но уже много недель ты не садился у моих ног, чтобы с жадностью вбирать мудрость, которой один лишь я, хранитель истории Дома Синанджу, могу одарить тебя. Раньше все было не так. Раньше ты ловил каждое мое слово...
Римо, ничего подобного не помнивший, молчал.
— Я ведь не просто немощный старый кореец, — гнул свое Чиун. — Я — Мастер Синанджу. Последний в моем роду. Последний, в чьих жилах течет подлинная кровь Мастеров Синанджу. Когда я покину сей мир, нужно будет начать новое поколение Мастеров. Поэтому ты не должен забывать об источнике мудрости, имя которому Чиун, последний из Мастеров Синанджу. Ты должен впитывать каждую каплю этой мудрости, пока я еще...
Приподнявшись, Римо подполз по полу к ногам последнего Мастера Синанджу и преданно заглянул ему в лицо.
— Я готов, папочка.
— Вот так-то лучше. Теперь ты должен спрашивать меня. О чем угодно. Любой пустяк, на который только и способен твой незрелый ум. Мне подвластна вся мудрость, которую Синанджу накапливала целыми поколениями.
Соображая, о чем бы спросить последнего Мастера, Римо, сдвинув брови, сосредоточенно жевал губами. Старик явно боится стать никому не нужным — собственно, из-за этого он так и цепляется за Америку...
Наконец Римо придумал вопрос.
— Почему, перед тем как влезть в душ, появляется ощущение, что тело грязное, а во рту чисто, а когда выходишь из душа — наоборот?
Уставившись на Римо, Чиун в изумлении раскрыл рот. Его борода мелко задрожала; пальцы сами собой сложились в сухонькие крепкие кулачки.
— Римо, это подвох, да? Признавайся!
— Это все, что я мог придумать, — виновато признался Римо.
— На этот вопрос я не буду отвечать. Во-первых, в Синанджу нет и не было никаких душей. А во-вторых, ты оскорбляешь меня, заставляя тратить на такие никчемные и безнравственные вопросы силы моего несравненного разума.
— Ты же сам сказал — любой вопрос! — запротестовал Римо.
— Любой, но не никчемный и не безнравственный.
— Зато упомянул про пустяк. Не отпирайся, папочка, а сам слышал.
— Пустяк — это еще куда ни шло. Но не безнравственные фривольности.
— Ну, прости меня, папочка. Я...
Римо оборвал фразу на полуслове — комнату вновь заполнил сиреноподобный голос Читы Чин. Завывая на все лады, она тем не менее повторяла одно-единственное слово.
Римо весь обратился в слух.
Слово было — “бездомный”.
— Погоди-ка, папочка... я хочу послушать, — Римо остановил жестом открывшего было рот старика.
— Пожалуйста. Я все равно уезжаю, — пожал плечами Чиун. — Я возвращаюсь в “Фолкрофт”.
— Ага... я сейчас тебе помогу, — рассеянно кивнул Римо, прислушиваясь к словам песни. В ней говорилось об одиноком американце, который не может найти себе крова, потому что ни одна община не принимает его. Именно он, утверждалось в песне, и есть самый настоящий бездомный.
Проанализировав это своеобразное сообщение, Римо вскочил, на ходу выключил телевизор и направился в соседнюю комнату, где Мастер Синанджу упаковывал чемоданы.
— Мне нужно в Вашингтон, — безапелляционным тоном заявил Римо.
— Мы и есть в Вашингтоне, — не поднимая головы, пробурчал Чиун.
— Мы в городе Вашингтоне, округ Колумбия. А мне нужно в штат Вашингтон.
— Только вы могли дать двум разным местам одинаковые названия, — Чиун сокрушенно покачал головой. — И что тебе понадобилось в этом другом Вашингтоне?
— Там живет бездомный. Настоящий, не то что здесь. Ему совсем некуда податься. Где бы он ни оказался — его все гонят. Вот так. Нужно с этим как-то разобраться.
Подняв голову, Чиун посмотрел на Римо. И заметил, как гневно заблестели его глаза.
— Это так важно для тебя?
— Да, папочка.
Увидев, как у Римо побелели костяшки пальцев, сжатых в кулак, Чиун помолчал немного, затем кивнул.
— Я вернусь в “Фолкрофт” и буду там тебя дожидаться, — возвестил он.
— Спасибо, папочка, — Римо изобразил глубокий поклон.
— Я не нуждаюсь в благодарности.
— Это я давно знаю, — подмигнул Римо. Глаза его блестели теперь весело.
— Но от личной встречи с Читой Чин не отказался бы. — Глаза Мастера Синанджу тоже заблестели.
Глава 3
Президент Соединенных Штатов Америки в упор смотрел на министра обороны. Министр обороны, в свою очередь, открыв рот, таращился на экран.
— Что он сказал? — медленно выговорил президент, не сводя глаз с министра.
— Мне показалось... что-то вроде “привет”... — министр никак не мог справиться с отвисшей челюстью.
— Он сказал: “Привет, со мной все в порядке”, — поправила его стенографистка, не отрываясь от бумаг.
— Дайте взглянуть, — протянув руку, министр поднял со стола стопку бумаги, исписанной закорючками стенописи. — “Привет, со мной все в порядке”, — подняв брови, прочел он. — Интересно, что это может значить? Хотя... Может, они хотели нас поприветствовать, только плохо говорят по-английски...
— Нас? — недоуменно вопросил президент. — С чего вдруг они решили приветствовать нас, игнорируя запросы собственного Центра?
— Может быть, у них прервалась связь с Землей, — предположил министр.
— А такое возможно?
— Вряд ли...
Голос в динамиках, по-русски вызывавший “Юрия Гагарина” на связь, не смолкал; лишь интонация его стала жестче. В Космограде тоже слышали странную английскую фразу с борта “шаттла” и сейчас требовали объяснения. Но их настойчивые вызовы оставались без ответа.
— Думаю, нам нужно попытаться связаться с русским кораблем, — предложил министр, изучив стенограмму переговоров советского экипажа с Землей.
— Думаю, — покачал головой президент, — Советам не очень-то понравится это.
— Для них это отличный предлог прицепиться к нам, — пожал плечами министр. — К тому же они явно не могут выйти на связь со своими. С нашей стороны это был бы гуманный жест.
— Тогда... можете вывести на связь меня? — спросил президент после долгой паузы.
— Вас, сэр?
— А почему нет? Они все время обвиняют нас в какой-то тайной деятельности, а если сеанс связи проведу я — это завтра же будет во всех газетах.
— Понял вас, сэр, — склонился министр обороны и, извинившись, отошел проконсультироваться с одним из военных, дежуривших у пульта связи в соседнем помещении.
Минуту спустя министр снова возник в дверях. В руках он держал портативное переговорное устройство.
— Можете выходить на связь в любое время, сэр. — Министр с полупоклоном протянул аппарат своему непосредственному начальнику.
Президент Соединенных Штатов Америки поднял трубку и обернулся к одному из экранов, на котором графически изображалась космическая связь. Советский “шаттл” был представлен в виде зеленого треугольника, плывущего над полупрозрачной моделью земного шара. Президент откашлялся.
— Алло, вызываю “Юрия Гагарина”. Вы меня слышите? С вами говорит президент Соединенных Штатов.
Президент замолчал, вслушиваясь. И вдруг в динамике возник монотонный, лишенный интонации голос:
— Здесь нет никакого Юрия Гагарина.
— Вы... вы говорите по-английски?
— Конечно.
— О... очень рад слышать вас. Весь мир обеспокоен судьбой вашего экипажа, “Юрия Гагарина” и...
— Меня зовут не Юрий Гагарин, — ответил голос.
Президент не сдержал улыбки.
— Это я знаю, — согласился он. — Юрий Гагарин умер.
— Мне было необходимо убрать его, — ответил голос по-прежнему без всякой интонации. — Он и другие помешали бы моему проникновению на корабль, а это было необходимо мне для дальнейшего выживания.
Президент одарил министра обороны недоуменным взглядом.
Министр пожал плечами.
— Ничего не понимаю, — признался он.
— Понимаете или нет — это совершенно неважно, — заметил голос. — Важно, что я буду жить.
— Акцент у него не русский, — сообщил министр обороны уже шепотом. Стенографистка молча кивнула, подтверждая его слова.
— Вызываю “Юрия Гагарина”... Почему вы не отвечаете на вызовы вашего Центра управления?
— Потому что я не говорю по-русски, — ответил голос. — Я запрограммирован на английский язык.
— Понимаю, — кивнул президент. Прикрыв ладонью микрофон трубки, он повернулся к министру. — О чем, черт его побери, он толкует, а?
— Не имею представления, сэр, — в голосе министра обороны слышалась тревога. — Может быть, спросить, в чем он нуждается?
— Вы нуждаетесь в чем-нибудь?
— В посадке.
— Здесь?
— Я не понимаю, что значит “здесь”. Сформулируйте точнее.
— В Америке?
— Да, мне нужна посадка в Америке. Именно поэтому мне пришлось уничтожить этих роботов из мяса. Они бы помешали мне совершить посадку в Америке. Сам я не могу войти в атмосферу Земли — меня убьют силы гравитации. Но этот корабль защитит меня.
— О чем он, ради Бога? — застонал президент.
— Не могу понять, сэр. Возможно, у него поврежден мозг или расстроилась психика. Но если я верно понял его, он убил остальных членов экипажа.
— Убил?
— Да... он сказал, что уничтожил каких-то роботов из мяса. Если только, конечно, Советы не усложнили эксперимент, создав первую космическую мясную лавку, то...
— Никогда не слышал, чтобы так называли... людей.
— Вы не бывали на наших совещаниях в Пентагоне, сэр. — Министр обороны позволил себе слегка улыбнуться. — У нас существуют эвфемизмы практически для всего — например, ядерная война именуется “побочными повреждениями”. А отступление... по-моему, последним термином было “продвижение назад” или что-то в этом роде...
— Но почему он убил их? — вопросил президент.
— Возможно, чтобы убрать их с дороги. Думаю, он пытается просто перебежать. Может быть, самого его спросим?
— Вы хотите перебежать? Это так? — спросил президент своего невидимого собеседника.
— “Перебежать” есть способ передвижения или военный термин. Использование этого слова для обозначения задачи мне непонятно. Сформулируйте точнее.
— Я имею в виду — хотите ли вы получить убежище в Соединенных Штатах?
— Я хочу совершить посадку в Америке. Я уже говорил об этом.
Министр обороны, выхватив аппарат, нажал на кнопку паузы, чтобы его слова не попали на “челнок” по каналу связи.
— При всем моем неизменном уважении, сэр... последствия посадки этого корабля на американской земле могут быть крайне серьезными. Советы немедленно ответят. Как минимум в очередной раз урежут персонал нашего посольства в Москве. Или лишат наших дипломатов права отовариваться в спецмагазинах.
— С нашей стороны это тоже гуманный жест. Корабль попал в беду. Пусть садится. Я сам разберусь с последствиями.
— Умоляю вас, сэр...
— Я понимаю ваши чувства, — кивнул президент. — Но мы не можем бросить в беде этого несчастного. Заметьте, он предпочел говорить с нами, а не со своими русскими товарищами. Что же нам, по-вашему, делать?
— По крайней мере, не принимать решения, не переговорив с Россией. Возможно, мы сможем прийти к взаимопониманию.
Кивнув, президент поднял трубку переговорного устройства.
— Прошу извинить меня, “Юрий Гагарин”, но в данный момент я не могу позволить вам совершить посадку на американской территории.
— Мне не нужно вашего позволения. Я снижаюсь. Президент Соединенных Штатов Америки и министр обороны молча с ужасом наблюдали, как зеленый треугольник на экране развернулся острым углом к Земле. Советский “челнок” пошел на снижение.
На пульте сам собой двигался рычаг управления. Вспыхивали и гасли сигнальные лампы, щелкали переключатели. Казалось, что корабль ведет какой-то многорукий призрак.
Белые крылья корабля стали желто-оранжевыми по периметру; на скорости восемнадцать тысяч миль в час “Юрий Гагарин” преодолевал ионосферу и стратосферу. Сработали хвостовые двигатели; взмыв над поверхностью Тихого океана, “Юрий Гагарин” взял курс на западное побережье Соединенных Штатов Америки.
— Господин президент, вынужден официально уведомить вас, — сухим тоном известил министр обороны. — Нам придется нанести по этой штуке ракетный удар. Она движется в сторону Калифорнии.
— Они терпят бедствие, — не сдавался президент.
— Вероятно, они смогут с ним справиться, нам же в случае его посадки бедствий просто не избежать. Мы не можем — не должны — позволить советскому летательному аппарату безнаказанно проникнуть в наше воздушное пространство, сэр. Мы не знаем, какова их задача. Вполне возможно, они имеют на борту ядерное или биологическое оружие.
Президент вслушивался в непонятную, но убедительную по интонации ругань по-русски, доносившуюся из динамика. Стенографистка невозмутимо продолжала переносить уже переведенные проклятия на бумагу.
— Что они говорят? — осведомился президент.
— Угрожают, — ответила стенографистка, не поднимая головы. — Грозят космонавтам страшными карами, если они осмелятся посадить корабль где-либо вне территории Советской России.
— Старый трюк, — проворчал министр обороны. — Они думают, мы из сочувствия предоставим экипажу политическое убежище, и начнут очередную кампанию против нас.
Президент тем временем рассматривал развернувшуюся во весь экран тактическую карту Соединенных Штатов Америки. “Челнок”, вернее, изображавший его зеленый треугольник пересек пунктирные линии долготы и широты над ядовито-зеленой полосой, отмечавшей побережье Калифорнии.
— Нужно выслать истребители, — произнес министр обороны, — и посадить его. Если откажется — сбить к чертовой матери. Все по закону, нас оправдают.
— Возможно. Но поймет ли нас мир? Представляете как это будет выглядеть — мы сбили терпящий бедствие корабль? В сто раз хуже, чем тот случай, когда русские сбили корейский пассажирский самолет.
— Да... А, возможно, этого они и хотят, — подумав, согласился министр. — Вполне возможно, это ловушка... Что же нам делать, Боже ты мой?!
— Высылайте истребители в любом случае, — отдал распоряжение президент. — Прикажите им вести “шаттл”, но не предпринимать никаких действий против него. Посмотрим, где они приземлятся.
Между тем диспетчеры, следуя приказам из Вашингтона, поспешно растаскивали все стоявшие на летном поле самолеты на безопасное расстояние. Огромные лайнеры разъезжались подальше от “челнока”, словно стая испуганных карасей, спасающихся от неожиданно появившейся щуки.
Первым представителем военных властей оказался батальон национальной гвардии, с комфортом разместивший в башне управления командный пункт, пока прибывшая с базы в Чейенне бригада ВВС довольно бесцеремонно не попросила их оттуда. Дольше всего не хотел уходить командир, мотивируя это тем, что защита города Нью-Йорка от высадки советских космических кораблей была полностью вверена ему, и угрожая летчикам самыми неприятными последствиями.
Ему посоветовали пойти поцеловать заднюю шину. Все это время “челнок” стоял в конце тринадцатой полосы. На предложения экипажу покинуть борт корабля никто не отзывался.
Со своего наблюдательного поста на самой верхушке башни управления полковник Джек Деллингсворт Рейдер при помощи любимого бинокля мог видеть даже красные буквы “СССР” на хвосте нежданного гостя. Подстроив линзы, он различил и черную надпись поменьше — “Юрий Гагарин” — на правом крыле. Слегка приподняв бинокль, он направил его на окно кабины. В кабине явно никого не было. Похоже, с той самой минуты, как корабль коснулся земли. И даже до этого — если верить сообщениям пилотов истребителей, которые вели “челнок”. Но это было попросту невозможно. Корабль такой сложности не мог посадить автопилот.
Подняв трубку полевого телефона, полковник Рейдер вызвал начальника отряда НОРАД, разместившегося прямо на тринадцатой полосе.
— Кабина, — известил он, — пуста, по-моему.
— Так точно, сэр. Я располагаю надежной информацией, что она была пуста уже в тот момент, когда наши “Ф-15” взяли русский “шаттл” под конвой, сэр.
— Но этого не может быть. Видимо, ваши пилоты ошиблись.
— Сэр, во время следования “шаттла” к месту посадки мы сменили несколько пар. Все пилоты сообщали то же самое.
— Во всяком случае, сейчас она явно пуста.
— Только что прибыли люди из НАСА, сэр. Дать им добро на контакт с “шаттлом”?
— Давайте... Сейчас или позже — какая разница?
Приникнув к биноклю, полковник Рейдер следил, как из оливково-зеленого фургона, подкатившего к русскому кораблю, высыпались четыре фигуры в серебристо-белых защитных костюмах. Заняв позицию в “слепой зоне” любого летательного устройства — иными словами, сгрудившись под хвостом, они по очереди проползали под брюхом “челнока” к его носовой части. Через несколько секунд входной люк “Юрия Гагарина” был сплошь облеплен пластиковой взрывчаткой; яркая вспышка, сопровождавшаяся грохотом, возвестила, что проход в корабль открыт.
Забросав — по инструкции — отвалившийся люк гранатами, все четверо по приставной лесенке вскарабкались в чрево корабля.
Шли минуты. Внезапно откуда-то изнутри советского “шаттла” послышался скрежещущий звук. Звук длился лишь несколько секунд, затем все снова стихло.
Из корабля никто не выходил.
— С командой есть связь? — спросил по телефону полковник Рейдер.
В голосе его собеседника — капитана из НОРАД — слышалась явная неуверенность.
— Как раз пытаюсь установить ее, сэр. По инструкции они не должны были выходить на связь до моего вызова. Но я вызывал их уже несколько раз. Никто не отвечает.
— Продолжайте, капитан.
В трубке телефона голос капитана НОРАД продолжал твердить формулу вызова командира отряда НАСА. Ответом было молчание.
— Минутку, — остановил полковник своего подчиненного. — По-моему, под “челноком” что-то происходит.
— Мне тоже так показалось, сэр.
— Если не ошибаюсь, “шаттл”... сливает воду?!
— Вы уверены, что это вода, сэр?
— Что еще это может быть?
— По-моему, она красного цвета. Осмелюсь посоветовать вам подстроить бинокль, сэр.
— Вы ближе, чем я. Посмотрите как следует сами. Что вы там видите?
— Большое количество жидкости, несомненно, красного цвета, сэр. Выбрасывается русским кораблем прямо на полосу.
— Кровь?!
— Не могу сказать точно, сэр.
— Но вы же прямо на полосе. Мм... понюхайте воздух. Вы же знаете, как пахнет кровь, капитан?
Полковник Рейдер слышал, как капитан втягивает носом воздух на манер гончей. Затем в трубке воцарилось молчание.
Еще через несколько секунд капитан бесцветным голосом признал то, что оба офицера почувствовали уже в самом начале.
— По-видимому, отряд НАСА, сэр, — наши первые потери в этой операции.
Расовая война — пожалуйста. Он давно выстроил для себя крепость из дерева и камня на холме среди густых лесов Оклахомы, недалеко от Энида. За пределами опутанного колючей проволокой частокола были вырублены все деревья, выдернуты все кусты; голое пространство холма раз в неделю опрыскивалось дефолиантами. Террористы всех мастей отдали бы состояние только за право взглянуть на разместившуюся в комнатах крепости коллекцию оружия — она насчитывала 334 единицы.
Конец света — что ж, никаких проблем. Подвальный этаж крепости был сложен из гранитных блоков в три фута толщиной, облитых свинцом, — для защиты от радиации. Лучшего укрытия от радиоактивных осадков трудно было придумать. Сам дом, конечно, будет разрушен, если окажется в зоне взрыва, но даже ударная волна от мощного термоядерного устройства сможет уничтожить только первый этаж. А ведь еще был подземный ход, ведущий в лес... В убежище Эрл Армалайд запас достаточное количество провизии — консервированных овощей, сушеных фруктов, воды, сгущенного молока — чтобы протянуть столько, только хватит газа в электрогенераторах. В убежище стоял даже видеомагнитофон с видеотекой в шестьсот кассет. Эрл вполне мог продержаться — в относительном комфорте — до тех пор, пока радиация снаружи не спадет до безопасного уровня.
Иноземное вторжение — Эрл был готов и к этому. Тонкая, почти невидимая, но очень острая и прочная проволока, была протянута от антенны, установленной на крыше крепости, к частоколу по всей его окружности. Если коммунисты решать выбросить своих десантников именно в этом месте, кастрация — самое малое, что может ожидать несчастных. Правда, в планы Эрла не входило дать им умереть позорной смертью на проволоке. Он, конечно, милостиво пристрелит их. По его мнению, любой солдат имел право на достойный конец. Патронов у Эрла было достаточно. Он изготовлял их собственноручно.
Эрл Армалайд предусмотрел все, и у него были на то причины. Он точно знал: конец света грядет, и собирался пережить его, пусть даже он останется единственным выжившим на планете. Пусть, пусть приходят. По небу, на танках, в камуфляже, да хоть в скафандрах — незамеченными им все равно не подняться на холм. На него и сейчас никто не поднимался — кроме почтальона, который совал почту в амбразуру у центральных ворот. Из вороха конвертов Эрл вынимал лишь номер ежемесячника “Методика выживания”. Остальную почту он выбрасывал не читая. Эрл Армалайд просчитался, разумеется. Они не приползли к нему по склону холма в камуфляже, не спустились с неба, поливая все вокруг свинцом из автоматов Калашникова. Они приехали на “форде” последней модели, одетые в костюмы из серой шерсти, в руках — кожаные “дипломаты”, из нагрудных карманов торчат кончики золотых “паркеров”.
— Налоговая инспекция, — отрекомендовался в амбразуру один из пришедших.
— Вон, — ответствовал Эрл. — Я уже давно не плачу налоги.
— Именно поэтому мы и приехали, сэр. Вы в течение долгого времени игнорировали наши вызовы. Вам придется объяснить ваше уклонение от уплаты налогов мэру Оклахома-Сити, сэр. Вынуждены попросить вас поехать с нами.
— Никоим образом. А если они сбросят бомбу, пока мы будем в пути? Моя крепость окажется бесполезной — вы об этом подумали?
— Боюсь, вы недооцениваете всю серьезность вопроса, сэр. Долг любого американского гражданина состоит в своевременной уплате налогов. Откройте ворота, очень вас прошу.
— Но я давно обхожусь даже без денег. Я не работаю с тысяча девятьсот восемьдесят первого.
— Верно. А неуплата за вами числится с семьдесят седьмого.
— Я не стану платить.
— Тогда мы будем вынуждены конфисковать вашу собственность и продать ее с аукциона.
Это были последние слова налогового агента. Одним выстрелом из карабина 22-го калибра Эрл Армалайд разнес его череп, словно гнилой арбуз. Второй агент налоговой службы ошалело мотал головой, пытаясь счистить с лица брызги мозга напарника. Мозг попал ему в глаз; налоговый агент изо всех сил тер глаза, не замечая, что кругами бегает перед воротами, поэтому попасть ему в голову Армалайду никак не удавалось.
Поэтому он прострелил агенту правое колено. Тот упал, и Армалайд смог наконец попасть ему в затылок. Эрл сокрушенно покачал головой, представив себе, как мучился агент из-за боли в простреленном колене в течение трех секунд между первым и вторым выстрелами. Отец всегда говорил ему: “Убить, Эрли, — это одно. Но причинить боль любому живому существу — это страшный грех в глазах Создателя. Поэтому, сынок, всегда стреляй в голову, дабы не прогневать Бога”.
Трупы Эрл оставил на земле за воротами. Когда вечером того же дня к воротам крепости Армалайда подкатил второй “форд”, Эрл подождал, пока сидевшие в нем люди в серых костюмах не увидят распростертые на земле тела. А затем привел в действие зарытую перед воротами противотанковую мину. Машина подпрыгнула на двенадцать футов вверх и взорвалась в воздухе.
Через два дня к его крепости прибыла группа быстрого реагирования ФБР в сопровождении роты национальной гвардии. Эрл удерживал их неделю. Неделю вертолеты жужжали над его головой, неделю новости об осаде появлялись на первых полосах всех более или менее крупных газет Америки. После того как Эрл уничтожил с полдюжины вертолетов, а в ответ гвардейцы предприняли попытку штурма крепости, Эрл начал понимать, что они не уйдут и никакие потери их не остановят.
Набив карманы тушенкой и сушеными фруктами, Эрл повесил на плечи две самых любимых винтовки, прицепил к поясу автоматический пистолет и сунул в карман свежий номер журнала “Методика выживания”. Бросив последний, полный печали взгляд на дорогое сердцу пристанище, он спустился в бомбоубежище, откуда по подземному ходу выбрался в лес. Там, недалеко от выхода, был спрятан мощный мотоцикл, который за несколько часов домчал его до города Озарк, штат Миссури. Там у ближайшей закусочной Эрл угнал малолитражный грузовичок. Ехал он на восток, без особого направления, ночи проводил в кузове, глядя в звездное небо, молясь о том, чтобы бомбу не сбросили сейчас, когда он так беззащитен.
— Что он сказал? — медленно выговорил президент, не сводя глаз с министра.
— Мне показалось... что-то вроде “привет”... — министр никак не мог справиться с отвисшей челюстью.
— Он сказал: “Привет, со мной все в порядке”, — поправила его стенографистка, не отрываясь от бумаг.
— Дайте взглянуть, — протянув руку, министр поднял со стола стопку бумаги, исписанной закорючками стенописи. — “Привет, со мной все в порядке”, — подняв брови, прочел он. — Интересно, что это может значить? Хотя... Может, они хотели нас поприветствовать, только плохо говорят по-английски...
— Нас? — недоуменно вопросил президент. — С чего вдруг они решили приветствовать нас, игнорируя запросы собственного Центра?
— Может быть, у них прервалась связь с Землей, — предположил министр.
— А такое возможно?
— Вряд ли...
Голос в динамиках, по-русски вызывавший “Юрия Гагарина” на связь, не смолкал; лишь интонация его стала жестче. В Космограде тоже слышали странную английскую фразу с борта “шаттла” и сейчас требовали объяснения. Но их настойчивые вызовы оставались без ответа.
— Думаю, нам нужно попытаться связаться с русским кораблем, — предложил министр, изучив стенограмму переговоров советского экипажа с Землей.
— Думаю, — покачал головой президент, — Советам не очень-то понравится это.
— Для них это отличный предлог прицепиться к нам, — пожал плечами министр. — К тому же они явно не могут выйти на связь со своими. С нашей стороны это был бы гуманный жест.
— Тогда... можете вывести на связь меня? — спросил президент после долгой паузы.
— Вас, сэр?
— А почему нет? Они все время обвиняют нас в какой-то тайной деятельности, а если сеанс связи проведу я — это завтра же будет во всех газетах.
— Понял вас, сэр, — склонился министр обороны и, извинившись, отошел проконсультироваться с одним из военных, дежуривших у пульта связи в соседнем помещении.
Минуту спустя министр снова возник в дверях. В руках он держал портативное переговорное устройство.
— Можете выходить на связь в любое время, сэр. — Министр с полупоклоном протянул аппарат своему непосредственному начальнику.
Президент Соединенных Штатов Америки поднял трубку и обернулся к одному из экранов, на котором графически изображалась космическая связь. Советский “шаттл” был представлен в виде зеленого треугольника, плывущего над полупрозрачной моделью земного шара. Президент откашлялся.
— Алло, вызываю “Юрия Гагарина”. Вы меня слышите? С вами говорит президент Соединенных Штатов.
Президент замолчал, вслушиваясь. И вдруг в динамике возник монотонный, лишенный интонации голос:
— Здесь нет никакого Юрия Гагарина.
— Вы... вы говорите по-английски?
— Конечно.
— О... очень рад слышать вас. Весь мир обеспокоен судьбой вашего экипажа, “Юрия Гагарина” и...
— Меня зовут не Юрий Гагарин, — ответил голос.
Президент не сдержал улыбки.
— Это я знаю, — согласился он. — Юрий Гагарин умер.
— Мне было необходимо убрать его, — ответил голос по-прежнему без всякой интонации. — Он и другие помешали бы моему проникновению на корабль, а это было необходимо мне для дальнейшего выживания.
Президент одарил министра обороны недоуменным взглядом.
Министр пожал плечами.
— Ничего не понимаю, — признался он.
— Понимаете или нет — это совершенно неважно, — заметил голос. — Важно, что я буду жить.
— Акцент у него не русский, — сообщил министр обороны уже шепотом. Стенографистка молча кивнула, подтверждая его слова.
— Вызываю “Юрия Гагарина”... Почему вы не отвечаете на вызовы вашего Центра управления?
— Потому что я не говорю по-русски, — ответил голос. — Я запрограммирован на английский язык.
— Понимаю, — кивнул президент. Прикрыв ладонью микрофон трубки, он повернулся к министру. — О чем, черт его побери, он толкует, а?
— Не имею представления, сэр, — в голосе министра обороны слышалась тревога. — Может быть, спросить, в чем он нуждается?
— Вы нуждаетесь в чем-нибудь?
— В посадке.
— Здесь?
— Я не понимаю, что значит “здесь”. Сформулируйте точнее.
— В Америке?
— Да, мне нужна посадка в Америке. Именно поэтому мне пришлось уничтожить этих роботов из мяса. Они бы помешали мне совершить посадку в Америке. Сам я не могу войти в атмосферу Земли — меня убьют силы гравитации. Но этот корабль защитит меня.
— О чем он, ради Бога? — застонал президент.
— Не могу понять, сэр. Возможно, у него поврежден мозг или расстроилась психика. Но если я верно понял его, он убил остальных членов экипажа.
— Убил?
— Да... он сказал, что уничтожил каких-то роботов из мяса. Если только, конечно, Советы не усложнили эксперимент, создав первую космическую мясную лавку, то...
— Никогда не слышал, чтобы так называли... людей.
— Вы не бывали на наших совещаниях в Пентагоне, сэр. — Министр обороны позволил себе слегка улыбнуться. — У нас существуют эвфемизмы практически для всего — например, ядерная война именуется “побочными повреждениями”. А отступление... по-моему, последним термином было “продвижение назад” или что-то в этом роде...
— Но почему он убил их? — вопросил президент.
— Возможно, чтобы убрать их с дороги. Думаю, он пытается просто перебежать. Может быть, самого его спросим?
— Вы хотите перебежать? Это так? — спросил президент своего невидимого собеседника.
— “Перебежать” есть способ передвижения или военный термин. Использование этого слова для обозначения задачи мне непонятно. Сформулируйте точнее.
— Я имею в виду — хотите ли вы получить убежище в Соединенных Штатах?
— Я хочу совершить посадку в Америке. Я уже говорил об этом.
Министр обороны, выхватив аппарат, нажал на кнопку паузы, чтобы его слова не попали на “челнок” по каналу связи.
— При всем моем неизменном уважении, сэр... последствия посадки этого корабля на американской земле могут быть крайне серьезными. Советы немедленно ответят. Как минимум в очередной раз урежут персонал нашего посольства в Москве. Или лишат наших дипломатов права отовариваться в спецмагазинах.
— С нашей стороны это тоже гуманный жест. Корабль попал в беду. Пусть садится. Я сам разберусь с последствиями.
— Умоляю вас, сэр...
— Я понимаю ваши чувства, — кивнул президент. — Но мы не можем бросить в беде этого несчастного. Заметьте, он предпочел говорить с нами, а не со своими русскими товарищами. Что же нам, по-вашему, делать?
— По крайней мере, не принимать решения, не переговорив с Россией. Возможно, мы сможем прийти к взаимопониманию.
Кивнув, президент поднял трубку переговорного устройства.
— Прошу извинить меня, “Юрий Гагарин”, но в данный момент я не могу позволить вам совершить посадку на американской территории.
— Мне не нужно вашего позволения. Я снижаюсь. Президент Соединенных Штатов Америки и министр обороны молча с ужасом наблюдали, как зеленый треугольник на экране развернулся острым углом к Земле. Советский “челнок” пошел на снижение.
* * *
“Юрий Гагарин” несся к Земле, словно акула, почуявшая добычу. Включились тормозные двигатели; чтобы замедлить скорость, кораблю потребовалось всего шесть секунд. Будто гигантская бабочка, “челнок” вошел в верхние плотные слои земной атмосферы.На пульте сам собой двигался рычаг управления. Вспыхивали и гасли сигнальные лампы, щелкали переключатели. Казалось, что корабль ведет какой-то многорукий призрак.
Белые крылья корабля стали желто-оранжевыми по периметру; на скорости восемнадцать тысяч миль в час “Юрий Гагарин” преодолевал ионосферу и стратосферу. Сработали хвостовые двигатели; взмыв над поверхностью Тихого океана, “Юрий Гагарин” взял курс на западное побережье Соединенных Штатов Америки.
* * *
В Центре управления Белого дома царила тихая паника.— Господин президент, вынужден официально уведомить вас, — сухим тоном известил министр обороны. — Нам придется нанести по этой штуке ракетный удар. Она движется в сторону Калифорнии.
— Они терпят бедствие, — не сдавался президент.
— Вероятно, они смогут с ним справиться, нам же в случае его посадки бедствий просто не избежать. Мы не можем — не должны — позволить советскому летательному аппарату безнаказанно проникнуть в наше воздушное пространство, сэр. Мы не знаем, какова их задача. Вполне возможно, они имеют на борту ядерное или биологическое оружие.
Президент вслушивался в непонятную, но убедительную по интонации ругань по-русски, доносившуюся из динамика. Стенографистка невозмутимо продолжала переносить уже переведенные проклятия на бумагу.
— Что они говорят? — осведомился президент.
— Угрожают, — ответила стенографистка, не поднимая головы. — Грозят космонавтам страшными карами, если они осмелятся посадить корабль где-либо вне территории Советской России.
— Старый трюк, — проворчал министр обороны. — Они думают, мы из сочувствия предоставим экипажу политическое убежище, и начнут очередную кампанию против нас.
Президент тем временем рассматривал развернувшуюся во весь экран тактическую карту Соединенных Штатов Америки. “Челнок”, вернее, изображавший его зеленый треугольник пересек пунктирные линии долготы и широты над ядовито-зеленой полосой, отмечавшей побережье Калифорнии.
— Нужно выслать истребители, — произнес министр обороны, — и посадить его. Если откажется — сбить к чертовой матери. Все по закону, нас оправдают.
— Возможно. Но поймет ли нас мир? Представляете как это будет выглядеть — мы сбили терпящий бедствие корабль? В сто раз хуже, чем тот случай, когда русские сбили корейский пассажирский самолет.
— Да... А, возможно, этого они и хотят, — подумав, согласился министр. — Вполне возможно, это ловушка... Что же нам делать, Боже ты мой?!
— Высылайте истребители в любом случае, — отдал распоряжение президент. — Прикажите им вести “шаттл”, но не предпринимать никаких действий против него. Посмотрим, где они приземлятся.
* * *
“Юрий Гагарин” совершил посадку там, где этого меньше всего ожидали — в нью-йоркском международном аэропорту имени Кеннеди. Не запрашивая ни разрешения, ни инструкций по посадке, он опустился прямо на тринадцатую полосу и, подрулив к самому ее концу, застыл у аварийного заграждения, словно ожидая чего-то.Между тем диспетчеры, следуя приказам из Вашингтона, поспешно растаскивали все стоявшие на летном поле самолеты на безопасное расстояние. Огромные лайнеры разъезжались подальше от “челнока”, словно стая испуганных карасей, спасающихся от неожиданно появившейся щуки.
Первым представителем военных властей оказался батальон национальной гвардии, с комфортом разместивший в башне управления командный пункт, пока прибывшая с базы в Чейенне бригада ВВС довольно бесцеремонно не попросила их оттуда. Дольше всего не хотел уходить командир, мотивируя это тем, что защита города Нью-Йорка от высадки советских космических кораблей была полностью вверена ему, и угрожая летчикам самыми неприятными последствиями.
Ему посоветовали пойти поцеловать заднюю шину. Все это время “челнок” стоял в конце тринадцатой полосы. На предложения экипажу покинуть борт корабля никто не отзывался.
Со своего наблюдательного поста на самой верхушке башни управления полковник Джек Деллингсворт Рейдер при помощи любимого бинокля мог видеть даже красные буквы “СССР” на хвосте нежданного гостя. Подстроив линзы, он различил и черную надпись поменьше — “Юрий Гагарин” — на правом крыле. Слегка приподняв бинокль, он направил его на окно кабины. В кабине явно никого не было. Похоже, с той самой минуты, как корабль коснулся земли. И даже до этого — если верить сообщениям пилотов истребителей, которые вели “челнок”. Но это было попросту невозможно. Корабль такой сложности не мог посадить автопилот.
Подняв трубку полевого телефона, полковник Рейдер вызвал начальника отряда НОРАД, разместившегося прямо на тринадцатой полосе.
— Кабина, — известил он, — пуста, по-моему.
— Так точно, сэр. Я располагаю надежной информацией, что она была пуста уже в тот момент, когда наши “Ф-15” взяли русский “шаттл” под конвой, сэр.
— Но этого не может быть. Видимо, ваши пилоты ошиблись.
— Сэр, во время следования “шаттла” к месту посадки мы сменили несколько пар. Все пилоты сообщали то же самое.
— Во всяком случае, сейчас она явно пуста.
— Только что прибыли люди из НАСА, сэр. Дать им добро на контакт с “шаттлом”?
— Давайте... Сейчас или позже — какая разница?
Приникнув к биноклю, полковник Рейдер следил, как из оливково-зеленого фургона, подкатившего к русскому кораблю, высыпались четыре фигуры в серебристо-белых защитных костюмах. Заняв позицию в “слепой зоне” любого летательного устройства — иными словами, сгрудившись под хвостом, они по очереди проползали под брюхом “челнока” к его носовой части. Через несколько секунд входной люк “Юрия Гагарина” был сплошь облеплен пластиковой взрывчаткой; яркая вспышка, сопровождавшаяся грохотом, возвестила, что проход в корабль открыт.
Забросав — по инструкции — отвалившийся люк гранатами, все четверо по приставной лесенке вскарабкались в чрево корабля.
Шли минуты. Внезапно откуда-то изнутри советского “шаттла” послышался скрежещущий звук. Звук длился лишь несколько секунд, затем все снова стихло.
Из корабля никто не выходил.
— С командой есть связь? — спросил по телефону полковник Рейдер.
В голосе его собеседника — капитана из НОРАД — слышалась явная неуверенность.
— Как раз пытаюсь установить ее, сэр. По инструкции они не должны были выходить на связь до моего вызова. Но я вызывал их уже несколько раз. Никто не отвечает.
— Продолжайте, капитан.
В трубке телефона голос капитана НОРАД продолжал твердить формулу вызова командира отряда НАСА. Ответом было молчание.
— Минутку, — остановил полковник своего подчиненного. — По-моему, под “челноком” что-то происходит.
— Мне тоже так показалось, сэр.
— Если не ошибаюсь, “шаттл”... сливает воду?!
— Вы уверены, что это вода, сэр?
— Что еще это может быть?
— По-моему, она красного цвета. Осмелюсь посоветовать вам подстроить бинокль, сэр.
— Вы ближе, чем я. Посмотрите как следует сами. Что вы там видите?
— Большое количество жидкости, несомненно, красного цвета, сэр. Выбрасывается русским кораблем прямо на полосу.
— Кровь?!
— Не могу сказать точно, сэр.
— Но вы же прямо на полосе. Мм... понюхайте воздух. Вы же знаете, как пахнет кровь, капитан?
Полковник Рейдер слышал, как капитан втягивает носом воздух на манер гончей. Затем в трубке воцарилось молчание.
Еще через несколько секунд капитан бесцветным голосом признал то, что оба офицера почувствовали уже в самом начале.
— По-видимому, отряд НАСА, сэр, — наши первые потери в этой операции.
* * *
Эрл Армалайд был готов ко всему.Расовая война — пожалуйста. Он давно выстроил для себя крепость из дерева и камня на холме среди густых лесов Оклахомы, недалеко от Энида. За пределами опутанного колючей проволокой частокола были вырублены все деревья, выдернуты все кусты; голое пространство холма раз в неделю опрыскивалось дефолиантами. Террористы всех мастей отдали бы состояние только за право взглянуть на разместившуюся в комнатах крепости коллекцию оружия — она насчитывала 334 единицы.
Конец света — что ж, никаких проблем. Подвальный этаж крепости был сложен из гранитных блоков в три фута толщиной, облитых свинцом, — для защиты от радиации. Лучшего укрытия от радиоактивных осадков трудно было придумать. Сам дом, конечно, будет разрушен, если окажется в зоне взрыва, но даже ударная волна от мощного термоядерного устройства сможет уничтожить только первый этаж. А ведь еще был подземный ход, ведущий в лес... В убежище Эрл Армалайд запас достаточное количество провизии — консервированных овощей, сушеных фруктов, воды, сгущенного молока — чтобы протянуть столько, только хватит газа в электрогенераторах. В убежище стоял даже видеомагнитофон с видеотекой в шестьсот кассет. Эрл вполне мог продержаться — в относительном комфорте — до тех пор, пока радиация снаружи не спадет до безопасного уровня.
Иноземное вторжение — Эрл был готов и к этому. Тонкая, почти невидимая, но очень острая и прочная проволока, была протянута от антенны, установленной на крыше крепости, к частоколу по всей его окружности. Если коммунисты решать выбросить своих десантников именно в этом месте, кастрация — самое малое, что может ожидать несчастных. Правда, в планы Эрла не входило дать им умереть позорной смертью на проволоке. Он, конечно, милостиво пристрелит их. По его мнению, любой солдат имел право на достойный конец. Патронов у Эрла было достаточно. Он изготовлял их собственноручно.
Эрл Армалайд предусмотрел все, и у него были на то причины. Он точно знал: конец света грядет, и собирался пережить его, пусть даже он останется единственным выжившим на планете. Пусть, пусть приходят. По небу, на танках, в камуфляже, да хоть в скафандрах — незамеченными им все равно не подняться на холм. На него и сейчас никто не поднимался — кроме почтальона, который совал почту в амбразуру у центральных ворот. Из вороха конвертов Эрл вынимал лишь номер ежемесячника “Методика выживания”. Остальную почту он выбрасывал не читая. Эрл Армалайд просчитался, разумеется. Они не приползли к нему по склону холма в камуфляже, не спустились с неба, поливая все вокруг свинцом из автоматов Калашникова. Они приехали на “форде” последней модели, одетые в костюмы из серой шерсти, в руках — кожаные “дипломаты”, из нагрудных карманов торчат кончики золотых “паркеров”.
— Налоговая инспекция, — отрекомендовался в амбразуру один из пришедших.
— Вон, — ответствовал Эрл. — Я уже давно не плачу налоги.
— Именно поэтому мы и приехали, сэр. Вы в течение долгого времени игнорировали наши вызовы. Вам придется объяснить ваше уклонение от уплаты налогов мэру Оклахома-Сити, сэр. Вынуждены попросить вас поехать с нами.
— Никоим образом. А если они сбросят бомбу, пока мы будем в пути? Моя крепость окажется бесполезной — вы об этом подумали?
— Боюсь, вы недооцениваете всю серьезность вопроса, сэр. Долг любого американского гражданина состоит в своевременной уплате налогов. Откройте ворота, очень вас прошу.
— Но я давно обхожусь даже без денег. Я не работаю с тысяча девятьсот восемьдесят первого.
— Верно. А неуплата за вами числится с семьдесят седьмого.
— Я не стану платить.
— Тогда мы будем вынуждены конфисковать вашу собственность и продать ее с аукциона.
Это были последние слова налогового агента. Одним выстрелом из карабина 22-го калибра Эрл Армалайд разнес его череп, словно гнилой арбуз. Второй агент налоговой службы ошалело мотал головой, пытаясь счистить с лица брызги мозга напарника. Мозг попал ему в глаз; налоговый агент изо всех сил тер глаза, не замечая, что кругами бегает перед воротами, поэтому попасть ему в голову Армалайду никак не удавалось.
Поэтому он прострелил агенту правое колено. Тот упал, и Армалайд смог наконец попасть ему в затылок. Эрл сокрушенно покачал головой, представив себе, как мучился агент из-за боли в простреленном колене в течение трех секунд между первым и вторым выстрелами. Отец всегда говорил ему: “Убить, Эрли, — это одно. Но причинить боль любому живому существу — это страшный грех в глазах Создателя. Поэтому, сынок, всегда стреляй в голову, дабы не прогневать Бога”.
Трупы Эрл оставил на земле за воротами. Когда вечером того же дня к воротам крепости Армалайда подкатил второй “форд”, Эрл подождал, пока сидевшие в нем люди в серых костюмах не увидят распростертые на земле тела. А затем привел в действие зарытую перед воротами противотанковую мину. Машина подпрыгнула на двенадцать футов вверх и взорвалась в воздухе.
Через два дня к его крепости прибыла группа быстрого реагирования ФБР в сопровождении роты национальной гвардии. Эрл удерживал их неделю. Неделю вертолеты жужжали над его головой, неделю новости об осаде появлялись на первых полосах всех более или менее крупных газет Америки. После того как Эрл уничтожил с полдюжины вертолетов, а в ответ гвардейцы предприняли попытку штурма крепости, Эрл начал понимать, что они не уйдут и никакие потери их не остановят.
Набив карманы тушенкой и сушеными фруктами, Эрл повесил на плечи две самых любимых винтовки, прицепил к поясу автоматический пистолет и сунул в карман свежий номер журнала “Методика выживания”. Бросив последний, полный печали взгляд на дорогое сердцу пристанище, он спустился в бомбоубежище, откуда по подземному ходу выбрался в лес. Там, недалеко от выхода, был спрятан мощный мотоцикл, который за несколько часов домчал его до города Озарк, штат Миссури. Там у ближайшей закусочной Эрл угнал малолитражный грузовичок. Ехал он на восток, без особого направления, ночи проводил в кузове, глядя в звездное небо, молясь о том, чтобы бомбу не сбросили сейчас, когда он так беззащитен.