Нырнув вниз, она нашарила педаль тормоза и надавила на нее со всей силой своих изящных мускулистых рук.
— А-и-и-и-и! — в восторге возопил Мастер Синанджу, когда машина начала сбавлять ход.
Остановились они вплотную к заднему бамперу ближнего к ним “линкольна” — между ним и передним бампером машины Чиуна едва можно было просунуть газетный лист. Анна Чутесова без сил опустилась на сиденье. Мастер Синанджу с одобрением посмотрел на нее.
— Хорошо получилось! — Он снова удовлетворенно кивнул. — Почти так же хорошо, как у Римо. Он сделал то же самое, после чего у него вдруг разом пропал интерес к занятиям со мной.
— Дальше поведу я, — собрав последние силы, выдохнула Анна.
— Вот и он тогда так сказал. — Чиун возмущенно вцепился в руль, давая понять, что ни за что его не уступит. — Слово в слово. И когда я по глупости уступил ему, он так и не дал мне больше править этой повозкой.
— А чего вдруг ты вообще захотел править ею?
— Я же тебе говорил. Я хочу быть как американец.
— Американец из тебя не лучше, чем из меня.
Чиун помрачнел.
— Ты хочешь сказать, что Мастер Синанджу говорит неправду?
— Не хочу сказать, а уже сказала, если ты слушал.
— Ты говоришь прямо. Это хорошо. То есть вообще это считается невежливым, но я заметил, что американцы тоже прямой народ, и потому это качество кажется мне хорошим, хотя и причиняет порой невыносимую боль. Скажу тебе правду: я решил освоить все американские привычки для того, чтобы Римо согласился остаться со мной в Америке.
— Не держи малого — получишь удалого, — пробормотала Анна. — Это старая русская пословица, — извинилась она.
— Для русских, наверное, годится, — проскрипел Чиун, — но не пытайся обольстить меня русской мудростью. Я — Мастер Синанджу.
— Для того, чтобы стать мастером автомобиля, тебе понадобится примерно столько же времени.
— Я усердно учусь, — недовольным тоном заявил Чиун. — И ты научила меня многим важным вещам, как и предусматривало наше соглашение.
— Соглашение наше было о том, что я покажу тебе кое-что из этих самых вещей, а ты за это расскажешь мне, где найти Римо.
— Римо сейчас нет — он в отлучке по важному делу, которое, сказать по правде, только его и касается.
— Если помнишь, я соглашалась учить тебя вождению только на этой дороге. — Тон Анны стал твердым. — Потому что именно здесь тот пьяница случайно увидел, как снижается наш корабль.
— Но мы никакого корабля не видели.
— Это уж точно. Но кажется мне, что эта самая пробка перед нами имеет какое-то отношение к моим поискам.
— Это почему? — прищурился Чиун.
— Сама не знаю, — призналась Анна, — но сейчас постараюсь выяснить.
Выбравшись из машины, она подошла к стоявшему неподалеку фургону, в кабине которого восседал молодой человек, покачивавший головой в такт тому, что, как определила Анна, именовалось “металлической музыкой” — в ее стране она тоже начала входить в моду. Американцы, правда, называли ее “тяжелым металлом”, но на вкус Анны все это, как ни назови, было попросту чепухой.
— Простите, товарищ, — обратилась к отроку Анна, — вы не скажете, из-за чего все это?
— А? — последовал ответ.
— Я спрашиваю, не знаете ли вы, из-за чего эта пробка?
— Чево? — переспросил парень, постукивая в такт музыке пальцами по рулевому колесу.
Время от времени он издавал ртом некие звуки, очевидно, пытаясь помочь этой самой музыке, чем напомнил Анне ее бабушку, находившуюся сейчас в государственном доме для престарелых. Сидя целый день у окна, она реагировала на окружающее с помощью точно таких же звуков. Разница была только в одном — для этого бабушке не требовалось какой бы то ни было музыки. Ей было достаточно контузии, полученной во время Отечественной войны.
Просунув руку в кабину, Анна убавила звук.
— Эй! — встрепенулся парень.
— Теперь вы меня слышите?
— Да я вроде не глухой, — удивился тот.
— Пока, во всяком случае. Не знаете, из-за чего пробка? Быть может, авария?
— Не, детка. Просто очередь, и все.
— Какая очередь?
— А на мойку.
— Но это же шоссе. Да и мойки я не вижу поблизости.
— А она там, в лощинке, внизу. Следующий съезд с шоссе. Дойдет черед — увидишь.
— Все равно не понимаю, чего такого может быть в обычной машинной мойке, чтобы к ней выстроился вдруг такой хвост.
— Такого ничего, детка. Она бесплатная.
— Ну и что? — удивилась Анна.
У нее на родине многие вещи предоставлялись бесплатно. Правда, большинство из них в буквальном смысле ничего не стоило, кроме, пожалуй, бесплатной медицины. Ради нее стоило, пожалуй, даже перейти улицу до ближней поликлиники. Проблема состояла лишь в том, что после лечения не всегда удавалось вернуться.
— Ну, бесплатно есть бесплатно, — изрек парень, снова прибавляя звук.
— Зачем ты слушаешь эту дребедень? — поморщилась Анна.
— Помогает сосредоточиться!
Анна пошла назад к машине. И вдруг остановилась как вкопанная. На светло-сером асфальте шоссе чернели четкие отпечатки шин. Конечно, это не редкость на автострадах, но эти шины были уж очень широкие, даже шире, чем у самого большого из “дальнобойных” грузовиков.
...И сразу пришло воспоминание — Смит говорил, что, по утверждениям того пьяницы, “шаттл” исчез недалеко от машинной мойки. Спецподразделения ВВС сразу же прочесали весь квадрат, но эта самая мойка, по их сообщениям, не работала уже лет пять или больше.
Похоже, мойка та самая. Только сейчас она, судя по очереди, работала вовсю. Анна уже бегом бросилась к машине.
— Ты когда-нибудь ставил машину на мойку, Чиун? — Она старалась улыбаться своей самой невинной и обезоруживающей улыбкой.
— Нет, — замотал головой Чиун. — Но я много раз видел эти мойки.
Он подозрительно взглянул на Анну, по опыту зная что просто так она ни о чем ни спрашивает. И тут же решил, что, чего бы она на сей раз ни добивалась, он ни за что не уступит ей, по крайней мере, без сопротивления... или потребует что-нибудь действительно стоящее в обмен.
— И я никогда их не видела... Мне бы так хотелось! — Анна снова улыбнулась ему. — Представляешь, машины перед нами, оказывается, стоят в очереди, чтобы попасть на одну из них. Должно быть, это замечательная мойка. Как ты считаешь?
— Что может быть замечательного в мойке для машин?
— Сама не знаю... Но очень хотела бы посмотреть, что это за мойка такая, способная перекрыть движение.
— Мне это ни к чему, — поджал губы Чиун.
— Тогда я, — пообещала Анна, — все же научу тебя водить машину.
Стоявший впереди фургон выпустил облачко дыма из выхлопной трубы. Очередь продвигалась.
— Ты и так уже собиралась научить меня всему, что знаешь про это, — проворчал Чиун. — Нечестно предлагать взамен то, что уже обещано.
Анна ничего не ответила. А что отвечать — старик прав.
— Понимаешь, — медленно начала она, — моей стране очень важно получить назад этот самый “шаттл”.
— Я рад, что он нужен хоть кому-нибудь, — заметил Чиун, нажимая на газ.
Машина подалась вперед, но на сей раз он сам сумел затормозить примерно в двух миллиметрах от заднего бампера впереди стоящей машины. Чиун высоко поднял голову: он был очень доволен собой.
Анна Чутесова скрестила на груди руки. Значит, так: первое — ничем не выдавать свой гнев. Второе — ни за что не выдавать, что ей на самом деле нужно. И третье — не уступать ни в чем упрямому старику.
И тут она увидела вывеску. Огромную, безобразную, из некрашеных досок, прибитых к железнодорожной шпале, вкопанной у самой обочины. На вывеске светло-голубой краской большими корявыми буквами было написано:
“ЮРИЙ ГАГАРИН”
БЕСПЛАТНАЯ МОЙКА МАШИН!
ПЕРВЫЙ ПОВОРОТ НАПРАВО
— Нет, я просто должна увидеть эту мойку! — взмолилась Анна. — Что тебе пообещать за это, Чиун?
— Обещай, что поможешь мне найти моего сына.
— Заметано, — согласилась Анна. — Это первый поворот направо — видишь вывеску?
— Вижу, вижу. Я полчаса назад собрался ехать туда, — подмигнул ей Чиун. — Хе-хе. Жаль, что у тебя не хватило терпения.
Глава 9
Глава 10
— А-и-и-и-и! — в восторге возопил Мастер Синанджу, когда машина начала сбавлять ход.
Остановились они вплотную к заднему бамперу ближнего к ним “линкольна” — между ним и передним бампером машины Чиуна едва можно было просунуть газетный лист. Анна Чутесова без сил опустилась на сиденье. Мастер Синанджу с одобрением посмотрел на нее.
— Хорошо получилось! — Он снова удовлетворенно кивнул. — Почти так же хорошо, как у Римо. Он сделал то же самое, после чего у него вдруг разом пропал интерес к занятиям со мной.
— Дальше поведу я, — собрав последние силы, выдохнула Анна.
— Вот и он тогда так сказал. — Чиун возмущенно вцепился в руль, давая понять, что ни за что его не уступит. — Слово в слово. И когда я по глупости уступил ему, он так и не дал мне больше править этой повозкой.
— А чего вдруг ты вообще захотел править ею?
— Я же тебе говорил. Я хочу быть как американец.
— Американец из тебя не лучше, чем из меня.
Чиун помрачнел.
— Ты хочешь сказать, что Мастер Синанджу говорит неправду?
— Не хочу сказать, а уже сказала, если ты слушал.
— Ты говоришь прямо. Это хорошо. То есть вообще это считается невежливым, но я заметил, что американцы тоже прямой народ, и потому это качество кажется мне хорошим, хотя и причиняет порой невыносимую боль. Скажу тебе правду: я решил освоить все американские привычки для того, чтобы Римо согласился остаться со мной в Америке.
— Не держи малого — получишь удалого, — пробормотала Анна. — Это старая русская пословица, — извинилась она.
— Для русских, наверное, годится, — проскрипел Чиун, — но не пытайся обольстить меня русской мудростью. Я — Мастер Синанджу.
— Для того, чтобы стать мастером автомобиля, тебе понадобится примерно столько же времени.
— Я усердно учусь, — недовольным тоном заявил Чиун. — И ты научила меня многим важным вещам, как и предусматривало наше соглашение.
— Соглашение наше было о том, что я покажу тебе кое-что из этих самых вещей, а ты за это расскажешь мне, где найти Римо.
— Римо сейчас нет — он в отлучке по важному делу, которое, сказать по правде, только его и касается.
— Если помнишь, я соглашалась учить тебя вождению только на этой дороге. — Тон Анны стал твердым. — Потому что именно здесь тот пьяница случайно увидел, как снижается наш корабль.
— Но мы никакого корабля не видели.
— Это уж точно. Но кажется мне, что эта самая пробка перед нами имеет какое-то отношение к моим поискам.
— Это почему? — прищурился Чиун.
— Сама не знаю, — призналась Анна, — но сейчас постараюсь выяснить.
Выбравшись из машины, она подошла к стоявшему неподалеку фургону, в кабине которого восседал молодой человек, покачивавший головой в такт тому, что, как определила Анна, именовалось “металлической музыкой” — в ее стране она тоже начала входить в моду. Американцы, правда, называли ее “тяжелым металлом”, но на вкус Анны все это, как ни назови, было попросту чепухой.
— Простите, товарищ, — обратилась к отроку Анна, — вы не скажете, из-за чего все это?
— А? — последовал ответ.
— Я спрашиваю, не знаете ли вы, из-за чего эта пробка?
— Чево? — переспросил парень, постукивая в такт музыке пальцами по рулевому колесу.
Время от времени он издавал ртом некие звуки, очевидно, пытаясь помочь этой самой музыке, чем напомнил Анне ее бабушку, находившуюся сейчас в государственном доме для престарелых. Сидя целый день у окна, она реагировала на окружающее с помощью точно таких же звуков. Разница была только в одном — для этого бабушке не требовалось какой бы то ни было музыки. Ей было достаточно контузии, полученной во время Отечественной войны.
Просунув руку в кабину, Анна убавила звук.
— Эй! — встрепенулся парень.
— Теперь вы меня слышите?
— Да я вроде не глухой, — удивился тот.
— Пока, во всяком случае. Не знаете, из-за чего пробка? Быть может, авария?
— Не, детка. Просто очередь, и все.
— Какая очередь?
— А на мойку.
— Но это же шоссе. Да и мойки я не вижу поблизости.
— А она там, в лощинке, внизу. Следующий съезд с шоссе. Дойдет черед — увидишь.
— Все равно не понимаю, чего такого может быть в обычной машинной мойке, чтобы к ней выстроился вдруг такой хвост.
— Такого ничего, детка. Она бесплатная.
— Ну и что? — удивилась Анна.
У нее на родине многие вещи предоставлялись бесплатно. Правда, большинство из них в буквальном смысле ничего не стоило, кроме, пожалуй, бесплатной медицины. Ради нее стоило, пожалуй, даже перейти улицу до ближней поликлиники. Проблема состояла лишь в том, что после лечения не всегда удавалось вернуться.
— Ну, бесплатно есть бесплатно, — изрек парень, снова прибавляя звук.
— Зачем ты слушаешь эту дребедень? — поморщилась Анна.
— Помогает сосредоточиться!
Анна пошла назад к машине. И вдруг остановилась как вкопанная. На светло-сером асфальте шоссе чернели четкие отпечатки шин. Конечно, это не редкость на автострадах, но эти шины были уж очень широкие, даже шире, чем у самого большого из “дальнобойных” грузовиков.
...И сразу пришло воспоминание — Смит говорил, что, по утверждениям того пьяницы, “шаттл” исчез недалеко от машинной мойки. Спецподразделения ВВС сразу же прочесали весь квадрат, но эта самая мойка, по их сообщениям, не работала уже лет пять или больше.
Похоже, мойка та самая. Только сейчас она, судя по очереди, работала вовсю. Анна уже бегом бросилась к машине.
— Ты когда-нибудь ставил машину на мойку, Чиун? — Она старалась улыбаться своей самой невинной и обезоруживающей улыбкой.
— Нет, — замотал головой Чиун. — Но я много раз видел эти мойки.
Он подозрительно взглянул на Анну, по опыту зная что просто так она ни о чем ни спрашивает. И тут же решил, что, чего бы она на сей раз ни добивалась, он ни за что не уступит ей, по крайней мере, без сопротивления... или потребует что-нибудь действительно стоящее в обмен.
— И я никогда их не видела... Мне бы так хотелось! — Анна снова улыбнулась ему. — Представляешь, машины перед нами, оказывается, стоят в очереди, чтобы попасть на одну из них. Должно быть, это замечательная мойка. Как ты считаешь?
— Что может быть замечательного в мойке для машин?
— Сама не знаю... Но очень хотела бы посмотреть, что это за мойка такая, способная перекрыть движение.
— Мне это ни к чему, — поджал губы Чиун.
— Тогда я, — пообещала Анна, — все же научу тебя водить машину.
Стоявший впереди фургон выпустил облачко дыма из выхлопной трубы. Очередь продвигалась.
— Ты и так уже собиралась научить меня всему, что знаешь про это, — проворчал Чиун. — Нечестно предлагать взамен то, что уже обещано.
Анна ничего не ответила. А что отвечать — старик прав.
— Понимаешь, — медленно начала она, — моей стране очень важно получить назад этот самый “шаттл”.
— Я рад, что он нужен хоть кому-нибудь, — заметил Чиун, нажимая на газ.
Машина подалась вперед, но на сей раз он сам сумел затормозить примерно в двух миллиметрах от заднего бампера впереди стоящей машины. Чиун высоко поднял голову: он был очень доволен собой.
Анна Чутесова скрестила на груди руки. Значит, так: первое — ничем не выдавать свой гнев. Второе — ни за что не выдавать, что ей на самом деле нужно. И третье — не уступать ни в чем упрямому старику.
И тут она увидела вывеску. Огромную, безобразную, из некрашеных досок, прибитых к железнодорожной шпале, вкопанной у самой обочины. На вывеске светло-голубой краской большими корявыми буквами было написано:
“ЮРИЙ ГАГАРИН”
БЕСПЛАТНАЯ МОЙКА МАШИН!
ПЕРВЫЙ ПОВОРОТ НАПРАВО
— Нет, я просто должна увидеть эту мойку! — взмолилась Анна. — Что тебе пообещать за это, Чиун?
— Обещай, что поможешь мне найти моего сына.
— Заметано, — согласилась Анна. — Это первый поворот направо — видишь вывеску?
— Вижу, вижу. Я полчаса назад собрался ехать туда, — подмигнул ей Чиун. — Хе-хе. Жаль, что у тебя не хватило терпения.
Глава 9
Мойка, сооруженная из алюминия и белого кафеля, выглядела детищем больного воображения архитектора, всю жизнь проектировавшего общественные туалеты. Надпись над входом — аккуратные черные буквы: “"Юрий Гагарин". Бесплатная мойка машин” — производила более благоприятное впечатление. Сооружение высилось прямо посредине небольшой площадки, к которой вел съезд с шоссе, окруженной зарослями пампасной травы и высоченными сорняками. Каждые несколько минут в одни ворота заезжала покрытая пылью и грязью машина и спустя короткое время выкатывалась из противоположных, блестя как новенькая.
Пока Анна критически оглядывала сооружение, Мастер Синанджу умудрился совершить ряд сложных маневров, в результате чего в очереди они оказались третьими.
— Что-то мне здесь не нравится, — после недолгого молчания призналась Анна.
— Мне тоже, — согласился Мастер Синанджу, следя за тем, как в ветровое стекло бьется громадная муха.
— А тебе что, Чиун?
— То, что они делают этот бизнес бесплатно. Это неправильно. Не по-американски.
— А мне не нравится название этого заведения. “Юрий Гагарин”.
— Это, должно быть, русское имя, — скривился Чиун. Муха уселась на резиновый обод ветрового стекла и терла друг о друга Передними лапками. Чиун включил дворники. Почуяв неладное, муха взлетела.
— Тогда ты понимаешь меня.
— Конечно, понимаю. Только русские способны делать что-то за просто так. Я тебе говорил, что это не по-американски. — Чиун выключил дворники.
— Юрием Гагариным звали первого человека, летавшего в космос.
— За что? — поинтересовался Чиун, следя за тем, как муха, вернувшаяся на свое место, опасливо подбирается к неподвижному пока левому дворнику.
— Ни за что. Быть посланным в космос — великая честь для советского гражданина, Чиун.
— При императоре Калигуле смерть в чане с расплавленным свинцом тоже считалась великой честью, — закивал Чиун, вновь включая дворники. На этот раз муха снова увернулась. — В особенности по сравнению с более распространенным способом — быть выброшенным на арену к голодным львам.
Анна вздохнула.
— Юрий Гагарин погиб в авиакатастрофе в шестьдесят восьмом году.
— Значит, это его сын держит эту... мойку?
— Сын Героя Советского Союза никогда не опустился бы до того, чтобы мыть машины в Америке.
— Почему нет? Лучшие граждане всех стран мира стремятся к этим берегам. Америка — страна великих возможностей. Она всех привечает.
— Странно слышать это от такого самовлюбленного типа, как ты, Чиун.
— По крайней мере, в этом мы сходимся, — Чиун удовлетворенно затряс бородой.
— В чем в “этом”?
— В том, что я — человек, влюбленный в себя. Правда, я предпочитаю слово “самосовершенствующийся”. Хотя нет, пожалуй, “самый совершенный” подойдет больше...
— Чиун, “Юрий Гагарин” — это название советского космического корабля, который я здесь ищу. Ты видел следы от огромных шин там, на дороге? Я уверена, что их оставил наш “челнок”. И ведут они прямо сюда, к этой самой мойке.
— Ну и?..
— Ну и, значит, совпадение исключено. — Владелец этого внушающего жалость заведения назвал его так потому, что совсем недавно этот самый корабль, тоже названный в честь вашего изгнанника, посетил эти места. И, возможно, стал его первым клиентом. Американские купцы всегда возвеличивают первого покупателя, хотя все знают, что важнее всего — тот, кто придет за ним.
Чиун не глядя ткнул в тумблер, включавший дворники. Муху размазало по стеклу. На лице Мастера появилась младенческая улыбка. Он снова повернулся к Анне Чутесовой.
— “Юрий Гагарин” не мог отклониться от своего маршрута только лишь для того, чтобы ополоснуться в Богом забытом уголке Америки.
— Но ведь ты же сама говорила, что в твоей стране... в России совсем нет таких моющих машин?
— А при чем здесь это?
— При том, что можешь ли ты придумать объяснение более убедительное, чем то, которое предложил тебе Мастер Синанджу?
— Нет.
Анна отвернулась и стала смотреть в окно. Перед их машиной, словно вход в пещеру Али-бабы, разверзся черный зев ворот мойки.
— Наша очередь.
Чиун нажал на газ, и машина вползла в темное нутро новоиспеченного “Юрия Гагарина”. Около машины со стороны водителя возник парень, одетый в форменный комбинезон.
— Поставьте машину на нейтралку и снимите ногу с тормоза, — проинструктировал он Чиуна.
— Что называешь ты дивным словом “нейтралка”? — полюбопытствовал Мастер Синанджу, запомнив на всякий случай написанную на пластиковой бирке фамилию служителя.
— Ты меня за дурака, что ли, держишь, приятель?
— Не обращайте внимания, я сама.
Анна поставила рычаг переключения скоростей в требуемое положение.
— А у вас забавный акцент, леди, — заметил парень. — Откуда будете?
— Из Москвы.
— Это рядом с Россией, что ли?
— Совсем рядом, — уточнила Анна.
— Я, знаете, этих русских не люблю.
— Боюсь, что это взаимно, — ответила Анна ледяным тоном.
— А что нам делать теперь? — спросил Чиун.
— Да ты не знаешь, что ли?! — снова взвился парень.
— Мы здесь недавно, — пояснил Мастер Синанджу, — и еще не успели постичь таинства мойки машин в Америке.
— Тогда подними стекла и езжай дальше.
— Но как смогу я повелевать теми, кто будет совершать омовение? Возможно, мне захочется поторопить их. Парень рассмеялся.
— Тут больше нет никаких машин из костей и мяса... Я хочу сказать, людей тут, кроме меня, больше нет. Всю работу делают машины железные.
— А вы, стало быть, владелец? — спросила Анна.
— Не, мэм. Владелец сидит в будке, на том конце. А мое дело — следить, чтобы вы заезжали по очереди.
— Но вы сказали, кроме вас, людей здесь больше нет, — подняла брови Анна.
— Точно так, — подтвердил парень.
Повернув рубильник, он пустил конвейерную дорожку, и машина начала медленно вползать в водоворот крутящихся мокрых синтетических щеток. Нажав кнопку, Анна подняла стекла.
— Несчастный отрок, — печально изрек Чиун.
— С ним что еще такое?
— Он так низко пал, несмотря на молодость.
— Он что, твой знакомый?
— В жилах его текла некогда королевская кровь. Теперь он присматривает за машинами. — Откуда ты про кровь-то знаешь?
— Так написано на его одеждах. Некогда он был эрлом — великим предводителем викингов.
— А-а, — кивнула Анна. — А мне, знаешь, он напомнил выпускника военного училища. У нас дома они точь-в-точь такие. Ему бы больше подошел АКМ в руках.
— Молчи, — поднял руку Мастер Синанджу, во все глаза наблюдая за крутящимися вокруг огромными щетками. — Я желаю в тишине насладиться этим великим детищем американского гения.
Анна послушно умолкла. Принцип работы мойки был небезынтересен и ей. Но больше всего ей хотелось пообщаться с владельцем этого заведения, который, по словам его помощника, сидел у выхода в будке. Интересно, с чего бы он, назвав дело именем советского героя, нанимает персонал с выраженной русофобией...
Конвейер тянул машину дальше — струи воды, снова щетки, счищавшие грязь со стекол, крыши, дверей... Анна почувствовала, как в душе ее начинает нарастать беспокойство — нет, она не боялась американской техники, но все же она была русской в чужой, да к тому же враждебной стране. Да еще внутри этой обмывочной коробки — все равно что в чреве кита. Прямо скажем, довольно неуютно.
Хотя, глядя на Чиуна, этого никак нельзя было сказать. Старик прямо-таки лучился от удовольствия, стараясь смотреть сразу во все стороны и напоминая ребенка, наконец попавшего в “Диснейленд”.
— Взгляни же! — завопил он, тыча пальцем в окно. — Огромные, величественные губки!
Это были, конечно, не губки, а мягкие щетки, состоявшие из толстых пластиковых волокон синего и красного цветов. Они набросились на машину, словно толпа беснующихся дервишей; металл под их натиском недовольно загудел.
Палец Чиуна уже лежал на кнопке опускания стекол. Анна едва успела удержать руку старика.
— Чиун, ты что делаешь?!
— Хочу их потрогать, — упрямым тоном заявил тот.
— Зачем?
— Может быть, мне удастся получить один из этих восхитительных ростков на память, на добрую долгую память.
— Ты же воды напустишь в салон!
Чиун сполз по спинке сиденья вниз. Детское удовольствие на его лице сменилось выражением глубокого огорчения.
— Уже поздно. Прекрасные губки исчезли — и все по твоей вине. Теперь у меня не будет никакого сувенира от первого знакомства с величайшим детищем гения — американской мойкой. Это был тот звездный час, воспоминания о котором должны передаваться из поколения в поколение, а ты превратила величайшее событие в горстку праха.
— И спасла тебя от превращения в обмылок, — проворчала Анна; потоки мыльной пены снаружи окутали машину, как густой белый снег.
— Я ничего не вижу! О боги, я ослеп! — завывал Чиун, вертясь из стороны в сторону. Но тщетно — было похоже, что они попали в снежный буран.
В следующую секунду на машину обрушился новый эшелон красно-синих щеток, вследствие чего Чиун тут же успокоился. Стекло со стороны Анны стало таким прозрачным, что, казалось, его попросту нет, и Анна успела заметить на стене мойки начертанные красной краской огромные буквы. Букв было две — “С” и “Р”; располагались они как-то странно, вертикально, так что изгиб “Р” смотрел прямо в пол.
— Что, интересно, означает это “СР”? — вслух произнесла Анна.
— Советская разведка, — буркнул Чиун, не поворачиваясь.
— Ничего смешного, — приглядевшись пристальнее, Анна заметила, что средняя часть “С” заходит на выложенный белой плиткой потолок помещения.
— СР! — внезапно крикнула она, опустив окно. Высунув голову, Анна посмотрела на потолок... И прежде чем конвейер проволок машину дальше, она — хотя вряд ли могла бы утверждать наверняка — увидела еще две буквы “С”, нанесенные красной краской на напоминавшее белый кафель покрытие.
Анна Чутесова почувствовала, как кровь застыла у нее в жилах. Словно испуганный ребенок, она вцепилась в сиденье, глядя перед собой остановившимся взглядом голубых глаз.
— А-аа!
Что-то черное, мелькнувшее перед ней, казалось, вот-вот вцепится ей в волосы... Но тут она поняла, что над машиной свесилась механическая рука с феном. Поток горячего воздуха сдувал фонтанчиками воду с крыши, с капота, с ветрового стекла.
Струи воды оставляли на стекле следы, напомнившие Анне отпечатки шин на асфальте — отпечатки, которые привели их на мойку, еще недавно бывшую — теперь Анна была уверена в этом — частью того самого корабля, который она безуспешно разыскивала.
Наконец на машину, словно стая гигантских медуз, обрушились поролоновые губки, впитывая остатки воды; два вертящихся волосяных круга навели глянец на хром, металл и стекло, и все было кончено.
— Ну вот, — обреченно произнес Чиун.
— Что еще случилось?!
— Случилось то, что все кончилось.
— Слава Богу, — зябко повела плечами Анна. — А то я уже начала бояться, что мы никогда отсюда не выедем.
— Дорожная болезнь, — изрек Чиун, надув губы. — Типично американский недуг. Опусти голову между коленей и пробудь несколько минут в таком положении — и она растает, как облако в летний день.
— Не стану я делать ничего такого.
— Ну и не делай, — равнодушно огрызнулся Чиун.
Когда машина наконец выехала из темного рукава мойки, при виде голубого неба у Анны вырвался невольный вздох облегчения.
И тут слева, у выхода, она увидела небольшую будку.
Низенькую, со стеклянными стенами и, в отличие от сверкающей чистоты самой мойки, довольно грязную. За мутным стеклом она заметила нагнувшуюся над пультом с переключателями человеческую фигуру. Высунувшись из окна, Анна заорала:
— Убийца! Где экипаж? Ты зарезал их или выбросил в космос?
— Пожалуйста, — отозвалась будка жестяным голосом, — оставайтесь в машине. Процесс мойки еще не закончен.
И тут Анна заметила алюминиевый шар, висевший, словно небольшое солнце, над крышей будки. Нижнее полушарие его сдвинулось, и из него высунулась направленная в сторону их машины блюдцеобразная антенна, окаймленная похожими на зубы фокусирующими элементами.
Полковнику Анне Чутесовой не понадобилось много времени, чтобы понять, что она смотрит на самое смертоносное оружие, когда-либо выходившее из советских арсеналов, — стерилизующий спутник “Дамоклов меч”.
— Чиун, ходу! — взвизгнула она.
Но Мастер Синанджу, застывший на сиденье рядом с ней, даже не пошевелился. Он сидел, привалившись к спинке и понурив голову. При взгляде на него Анне неожиданно показалось, что на его висках внезапно потемнели седые пряди. Но ту же поняла, что это иллюзия — наоборот, стало бледным его лицо. Невиданно бледным. Смертельно бледным.
— Ах, черт! — Анна протиснулась на водительское сиденье.
Отодвинув безжизненное тело Чиуна, она надавила на газ. Взревев, машина понеслась прочь от бесплатной мойки машин под названием “Юрий Гагарин”, сопровождаемая напутствием металлического голоса из будки:
— Удачного дня...
Пока Анна критически оглядывала сооружение, Мастер Синанджу умудрился совершить ряд сложных маневров, в результате чего в очереди они оказались третьими.
— Что-то мне здесь не нравится, — после недолгого молчания призналась Анна.
— Мне тоже, — согласился Мастер Синанджу, следя за тем, как в ветровое стекло бьется громадная муха.
— А тебе что, Чиун?
— То, что они делают этот бизнес бесплатно. Это неправильно. Не по-американски.
— А мне не нравится название этого заведения. “Юрий Гагарин”.
— Это, должно быть, русское имя, — скривился Чиун. Муха уселась на резиновый обод ветрового стекла и терла друг о друга Передними лапками. Чиун включил дворники. Почуяв неладное, муха взлетела.
— Тогда ты понимаешь меня.
— Конечно, понимаю. Только русские способны делать что-то за просто так. Я тебе говорил, что это не по-американски. — Чиун выключил дворники.
— Юрием Гагариным звали первого человека, летавшего в космос.
— За что? — поинтересовался Чиун, следя за тем, как муха, вернувшаяся на свое место, опасливо подбирается к неподвижному пока левому дворнику.
— Ни за что. Быть посланным в космос — великая честь для советского гражданина, Чиун.
— При императоре Калигуле смерть в чане с расплавленным свинцом тоже считалась великой честью, — закивал Чиун, вновь включая дворники. На этот раз муха снова увернулась. — В особенности по сравнению с более распространенным способом — быть выброшенным на арену к голодным львам.
Анна вздохнула.
— Юрий Гагарин погиб в авиакатастрофе в шестьдесят восьмом году.
— Значит, это его сын держит эту... мойку?
— Сын Героя Советского Союза никогда не опустился бы до того, чтобы мыть машины в Америке.
— Почему нет? Лучшие граждане всех стран мира стремятся к этим берегам. Америка — страна великих возможностей. Она всех привечает.
— Странно слышать это от такого самовлюбленного типа, как ты, Чиун.
— По крайней мере, в этом мы сходимся, — Чиун удовлетворенно затряс бородой.
— В чем в “этом”?
— В том, что я — человек, влюбленный в себя. Правда, я предпочитаю слово “самосовершенствующийся”. Хотя нет, пожалуй, “самый совершенный” подойдет больше...
— Чиун, “Юрий Гагарин” — это название советского космического корабля, который я здесь ищу. Ты видел следы от огромных шин там, на дороге? Я уверена, что их оставил наш “челнок”. И ведут они прямо сюда, к этой самой мойке.
— Ну и?..
— Ну и, значит, совпадение исключено. — Владелец этого внушающего жалость заведения назвал его так потому, что совсем недавно этот самый корабль, тоже названный в честь вашего изгнанника, посетил эти места. И, возможно, стал его первым клиентом. Американские купцы всегда возвеличивают первого покупателя, хотя все знают, что важнее всего — тот, кто придет за ним.
Чиун не глядя ткнул в тумблер, включавший дворники. Муху размазало по стеклу. На лице Мастера появилась младенческая улыбка. Он снова повернулся к Анне Чутесовой.
— “Юрий Гагарин” не мог отклониться от своего маршрута только лишь для того, чтобы ополоснуться в Богом забытом уголке Америки.
— Но ведь ты же сама говорила, что в твоей стране... в России совсем нет таких моющих машин?
— А при чем здесь это?
— При том, что можешь ли ты придумать объяснение более убедительное, чем то, которое предложил тебе Мастер Синанджу?
— Нет.
Анна отвернулась и стала смотреть в окно. Перед их машиной, словно вход в пещеру Али-бабы, разверзся черный зев ворот мойки.
— Наша очередь.
Чиун нажал на газ, и машина вползла в темное нутро новоиспеченного “Юрия Гагарина”. Около машины со стороны водителя возник парень, одетый в форменный комбинезон.
— Поставьте машину на нейтралку и снимите ногу с тормоза, — проинструктировал он Чиуна.
— Что называешь ты дивным словом “нейтралка”? — полюбопытствовал Мастер Синанджу, запомнив на всякий случай написанную на пластиковой бирке фамилию служителя.
— Ты меня за дурака, что ли, держишь, приятель?
— Не обращайте внимания, я сама.
Анна поставила рычаг переключения скоростей в требуемое положение.
— А у вас забавный акцент, леди, — заметил парень. — Откуда будете?
— Из Москвы.
— Это рядом с Россией, что ли?
— Совсем рядом, — уточнила Анна.
— Я, знаете, этих русских не люблю.
— Боюсь, что это взаимно, — ответила Анна ледяным тоном.
— А что нам делать теперь? — спросил Чиун.
— Да ты не знаешь, что ли?! — снова взвился парень.
— Мы здесь недавно, — пояснил Мастер Синанджу, — и еще не успели постичь таинства мойки машин в Америке.
— Тогда подними стекла и езжай дальше.
— Но как смогу я повелевать теми, кто будет совершать омовение? Возможно, мне захочется поторопить их. Парень рассмеялся.
— Тут больше нет никаких машин из костей и мяса... Я хочу сказать, людей тут, кроме меня, больше нет. Всю работу делают машины железные.
— А вы, стало быть, владелец? — спросила Анна.
— Не, мэм. Владелец сидит в будке, на том конце. А мое дело — следить, чтобы вы заезжали по очереди.
— Но вы сказали, кроме вас, людей здесь больше нет, — подняла брови Анна.
— Точно так, — подтвердил парень.
Повернув рубильник, он пустил конвейерную дорожку, и машина начала медленно вползать в водоворот крутящихся мокрых синтетических щеток. Нажав кнопку, Анна подняла стекла.
— Несчастный отрок, — печально изрек Чиун.
— С ним что еще такое?
— Он так низко пал, несмотря на молодость.
— Он что, твой знакомый?
— В жилах его текла некогда королевская кровь. Теперь он присматривает за машинами. — Откуда ты про кровь-то знаешь?
— Так написано на его одеждах. Некогда он был эрлом — великим предводителем викингов.
— А-а, — кивнула Анна. — А мне, знаешь, он напомнил выпускника военного училища. У нас дома они точь-в-точь такие. Ему бы больше подошел АКМ в руках.
— Молчи, — поднял руку Мастер Синанджу, во все глаза наблюдая за крутящимися вокруг огромными щетками. — Я желаю в тишине насладиться этим великим детищем американского гения.
Анна послушно умолкла. Принцип работы мойки был небезынтересен и ей. Но больше всего ей хотелось пообщаться с владельцем этого заведения, который, по словам его помощника, сидел у выхода в будке. Интересно, с чего бы он, назвав дело именем советского героя, нанимает персонал с выраженной русофобией...
Конвейер тянул машину дальше — струи воды, снова щетки, счищавшие грязь со стекол, крыши, дверей... Анна почувствовала, как в душе ее начинает нарастать беспокойство — нет, она не боялась американской техники, но все же она была русской в чужой, да к тому же враждебной стране. Да еще внутри этой обмывочной коробки — все равно что в чреве кита. Прямо скажем, довольно неуютно.
Хотя, глядя на Чиуна, этого никак нельзя было сказать. Старик прямо-таки лучился от удовольствия, стараясь смотреть сразу во все стороны и напоминая ребенка, наконец попавшего в “Диснейленд”.
— Взгляни же! — завопил он, тыча пальцем в окно. — Огромные, величественные губки!
Это были, конечно, не губки, а мягкие щетки, состоявшие из толстых пластиковых волокон синего и красного цветов. Они набросились на машину, словно толпа беснующихся дервишей; металл под их натиском недовольно загудел.
Палец Чиуна уже лежал на кнопке опускания стекол. Анна едва успела удержать руку старика.
— Чиун, ты что делаешь?!
— Хочу их потрогать, — упрямым тоном заявил тот.
— Зачем?
— Может быть, мне удастся получить один из этих восхитительных ростков на память, на добрую долгую память.
— Ты же воды напустишь в салон!
Чиун сполз по спинке сиденья вниз. Детское удовольствие на его лице сменилось выражением глубокого огорчения.
— Уже поздно. Прекрасные губки исчезли — и все по твоей вине. Теперь у меня не будет никакого сувенира от первого знакомства с величайшим детищем гения — американской мойкой. Это был тот звездный час, воспоминания о котором должны передаваться из поколения в поколение, а ты превратила величайшее событие в горстку праха.
— И спасла тебя от превращения в обмылок, — проворчала Анна; потоки мыльной пены снаружи окутали машину, как густой белый снег.
— Я ничего не вижу! О боги, я ослеп! — завывал Чиун, вертясь из стороны в сторону. Но тщетно — было похоже, что они попали в снежный буран.
В следующую секунду на машину обрушился новый эшелон красно-синих щеток, вследствие чего Чиун тут же успокоился. Стекло со стороны Анны стало таким прозрачным, что, казалось, его попросту нет, и Анна успела заметить на стене мойки начертанные красной краской огромные буквы. Букв было две — “С” и “Р”; располагались они как-то странно, вертикально, так что изгиб “Р” смотрел прямо в пол.
— Что, интересно, означает это “СР”? — вслух произнесла Анна.
— Советская разведка, — буркнул Чиун, не поворачиваясь.
— Ничего смешного, — приглядевшись пристальнее, Анна заметила, что средняя часть “С” заходит на выложенный белой плиткой потолок помещения.
— СР! — внезапно крикнула она, опустив окно. Высунув голову, Анна посмотрела на потолок... И прежде чем конвейер проволок машину дальше, она — хотя вряд ли могла бы утверждать наверняка — увидела еще две буквы “С”, нанесенные красной краской на напоминавшее белый кафель покрытие.
Анна Чутесова почувствовала, как кровь застыла у нее в жилах. Словно испуганный ребенок, она вцепилась в сиденье, глядя перед собой остановившимся взглядом голубых глаз.
— А-аа!
Что-то черное, мелькнувшее перед ней, казалось, вот-вот вцепится ей в волосы... Но тут она поняла, что над машиной свесилась механическая рука с феном. Поток горячего воздуха сдувал фонтанчиками воду с крыши, с капота, с ветрового стекла.
Струи воды оставляли на стекле следы, напомнившие Анне отпечатки шин на асфальте — отпечатки, которые привели их на мойку, еще недавно бывшую — теперь Анна была уверена в этом — частью того самого корабля, который она безуспешно разыскивала.
Наконец на машину, словно стая гигантских медуз, обрушились поролоновые губки, впитывая остатки воды; два вертящихся волосяных круга навели глянец на хром, металл и стекло, и все было кончено.
— Ну вот, — обреченно произнес Чиун.
— Что еще случилось?!
— Случилось то, что все кончилось.
— Слава Богу, — зябко повела плечами Анна. — А то я уже начала бояться, что мы никогда отсюда не выедем.
— Дорожная болезнь, — изрек Чиун, надув губы. — Типично американский недуг. Опусти голову между коленей и пробудь несколько минут в таком положении — и она растает, как облако в летний день.
— Не стану я делать ничего такого.
— Ну и не делай, — равнодушно огрызнулся Чиун.
Когда машина наконец выехала из темного рукава мойки, при виде голубого неба у Анны вырвался невольный вздох облегчения.
И тут слева, у выхода, она увидела небольшую будку.
Низенькую, со стеклянными стенами и, в отличие от сверкающей чистоты самой мойки, довольно грязную. За мутным стеклом она заметила нагнувшуюся над пультом с переключателями человеческую фигуру. Высунувшись из окна, Анна заорала:
— Убийца! Где экипаж? Ты зарезал их или выбросил в космос?
— Пожалуйста, — отозвалась будка жестяным голосом, — оставайтесь в машине. Процесс мойки еще не закончен.
И тут Анна заметила алюминиевый шар, висевший, словно небольшое солнце, над крышей будки. Нижнее полушарие его сдвинулось, и из него высунулась направленная в сторону их машины блюдцеобразная антенна, окаймленная похожими на зубы фокусирующими элементами.
Полковнику Анне Чутесовой не понадобилось много времени, чтобы понять, что она смотрит на самое смертоносное оружие, когда-либо выходившее из советских арсеналов, — стерилизующий спутник “Дамоклов меч”.
— Чиун, ходу! — взвизгнула она.
Но Мастер Синанджу, застывший на сиденье рядом с ней, даже не пошевелился. Он сидел, привалившись к спинке и понурив голову. При взгляде на него Анне неожиданно показалось, что на его висках внезапно потемнели седые пряди. Но ту же поняла, что это иллюзия — наоборот, стало бледным его лицо. Невиданно бледным. Смертельно бледным.
— Ах, черт! — Анна протиснулась на водительское сиденье.
Отодвинув безжизненное тело Чиуна, она надавила на газ. Взревев, машина понеслась прочь от бесплатной мойки машин под названием “Юрий Гагарин”, сопровождаемая напутствием металлического голоса из будки:
— Удачного дня...
Глава 10
Герметически закупоренные контейнеры были доставлены с полосы номер тринадцать аэропорта имени Кеннеди в принадлежавшую вооруженным силам лабораторию по изучению иностранных технологий, известную больше под аббревиатурой ФОРТЕК. Освободив контейнеры от их содержимого — странных упругих кубиков бело-голубого цвета, — ученые ФОРТЕКа поместили их в биоавтоклавы и были готовы приступить к изучению.
Начальник лаборатории уже приготовился натянуть на руки резиновые перчатки, когда в дверь блока биоисследований неожиданно ворвался субъект в сером костюме-тройке, размахивая пачкой сложенных вдвое бумажных листков.
— Что этот тип здесь делает?! — загремел начальник. Мысль о том, что нарушена тройная биологическая защита — непременное условие всех экспериментов ФОРТЕКа, — привела его в состояние мгновенного бешенства.
— Я не имел права остановить его, сэр, — бормотал, оправдываясь, охранник. — У него чрезвычайные полномочия.
— Какие полномочия, черт возьми?!
Человек в костюме предъявил бляху.
— Отдел внешних связей Верховного суда. Я, знаете ли, имею виды на эти кубики.
— Виды!? Здесь военная лаборатория, секретная, к вашему сведению. Мы находимся в режиме карантина.
— До завершения юридических формальностей всякие эксперименты над этими образцами запрещены, — веско произнес субъект в тройке.
— Запрещены? Кем это, интересно?
— Ну вот, например, запрос от Агентства по развитию оборонных проектов, — тип в тройке вывалил на стол пачку листов, — вот — от Управления здравоохранения и социальной службы, этот — от Национального бюро стандартов, этот — из Центра по контролю над заражениями, еще один — от “Сьерра-клаб”... ну, и еще пара десятков. — Он бросил на стол оставшиеся листы.
— Вы что, не понимаете, что к нам, возможно, в первый раз попали продукты деятельности внеземного разума? И что к тому времени, пока все ваши судебные дрязги закончатся, материал потеряет научный интерес? Если это представляет собой угрозу безопасности страны, из-за вас мы не сможем устранить ее, понимаете? Да вы вообще способны что-либо понять?
— Я понимаю, в чем моя задача, — ответствовал субъект в сером. — Больше мне не платят ни за что.
С этими словами он покинул лабораторию.
— “Не поддается”, — проворчал президент: — Просто не умеете искать. Вот в чем дело. И нечего тут...
— Существует еще одна возможность, господин президент, — подал голос министр обороны, который хорошо понимал, как отразятся непосредственно на нем все промахи подчиненных ему ведомств и подразделений.
— Какая же? — устало спросил президент. Разговор происходил у знакомого всему миру письменного стола в Овальном кабинете Белого дома.
— Русский “шаттл” мог намеренно исчезнуть с экранов наших радаров. Возможно, он снизился и над самой поверхностью моря через Европу вернулся к своим.
— Тогда почему Советы до сих пор визжат, что мы удерживаем их корабль?
— Возможно, “Юрию Гагарину” не удалось добраться домой.
— А тот тип, который, как утверждают, забрался на борт в аэропорту Кеннеди? Слышно что-нибудь о нем?
— Сведения, полученные нами, оказались весьма краткими. По сообщениям ЦРУ, сотрудники ФБР обнаружили недалеко от аэропорта брошенный фургон с номерами штата Миссури. Фургон принадлежит фермеру, который заявил об угоне несколько дней назад. Есть версия, что фургон угнал находящийся в федеральном розыске преступник по имени Эрл Армалайд, обвиняемый в уклонении от уплаты налогов, сопротивлении при аресте и убийстве нескольких сотрудников налоговой службы.
Начальник лаборатории уже приготовился натянуть на руки резиновые перчатки, когда в дверь блока биоисследований неожиданно ворвался субъект в сером костюме-тройке, размахивая пачкой сложенных вдвое бумажных листков.
— Что этот тип здесь делает?! — загремел начальник. Мысль о том, что нарушена тройная биологическая защита — непременное условие всех экспериментов ФОРТЕКа, — привела его в состояние мгновенного бешенства.
— Я не имел права остановить его, сэр, — бормотал, оправдываясь, охранник. — У него чрезвычайные полномочия.
— Какие полномочия, черт возьми?!
Человек в костюме предъявил бляху.
— Отдел внешних связей Верховного суда. Я, знаете ли, имею виды на эти кубики.
— Виды!? Здесь военная лаборатория, секретная, к вашему сведению. Мы находимся в режиме карантина.
— До завершения юридических формальностей всякие эксперименты над этими образцами запрещены, — веско произнес субъект в тройке.
— Запрещены? Кем это, интересно?
— Ну вот, например, запрос от Агентства по развитию оборонных проектов, — тип в тройке вывалил на стол пачку листов, — вот — от Управления здравоохранения и социальной службы, этот — от Национального бюро стандартов, этот — из Центра по контролю над заражениями, еще один — от “Сьерра-клаб”... ну, и еще пара десятков. — Он бросил на стол оставшиеся листы.
— Вы что, не понимаете, что к нам, возможно, в первый раз попали продукты деятельности внеземного разума? И что к тому времени, пока все ваши судебные дрязги закончатся, материал потеряет научный интерес? Если это представляет собой угрозу безопасности страны, из-за вас мы не сможем устранить ее, понимаете? Да вы вообще способны что-либо понять?
— Я понимаю, в чем моя задача, — ответствовал субъект в сером. — Больше мне не платят ни за что.
С этими словами он покинул лабораторию.
* * *
Президент Соединенных Штатов с утра находился в удрученном настроении. Поисковые отряды ВВС, Национальной гвардии и береговой охраны были отозваны. Никаких следов пропавшего русского “челнока” не удалось обнаружить в радиусе тридцати миль от предполагаемого места исчезновения. Все сводки, полученные за последние сутки, сходились на одном — “Юрий Гагарин” не поддается обнаружению.— “Не поддается”, — проворчал президент: — Просто не умеете искать. Вот в чем дело. И нечего тут...
— Существует еще одна возможность, господин президент, — подал голос министр обороны, который хорошо понимал, как отразятся непосредственно на нем все промахи подчиненных ему ведомств и подразделений.
— Какая же? — устало спросил президент. Разговор происходил у знакомого всему миру письменного стола в Овальном кабинете Белого дома.
— Русский “шаттл” мог намеренно исчезнуть с экранов наших радаров. Возможно, он снизился и над самой поверхностью моря через Европу вернулся к своим.
— Тогда почему Советы до сих пор визжат, что мы удерживаем их корабль?
— Возможно, “Юрию Гагарину” не удалось добраться домой.
— А тот тип, который, как утверждают, забрался на борт в аэропорту Кеннеди? Слышно что-нибудь о нем?
— Сведения, полученные нами, оказались весьма краткими. По сообщениям ЦРУ, сотрудники ФБР обнаружили недалеко от аэропорта брошенный фургон с номерами штата Миссури. Фургон принадлежит фермеру, который заявил об угоне несколько дней назад. Есть версия, что фургон угнал находящийся в федеральном розыске преступник по имени Эрл Армалайд, обвиняемый в уклонении от уплаты налогов, сопротивлении при аресте и убийстве нескольких сотрудников налоговой службы.