Мерфи Уоррен. Небо падает

   Генерал Иванович подумал минуту.
   — Я скажу вам, что до этого фильма, до того, как я увидел все своими глазами и глазами экспертов, я бы сказал, что вы переоцениваете американцев. Они ничего не делают, кроме, пожалуй, электроники, что может вызывать уважение.
   — А теперь...
   — А теперь я знаю о существовании человека, вернее, машины убийства, которая одним ударом может сломать шейные позвонки другого человека. Мы старались обезвредить его дважды. И дважды он вновь появлялся. Он что, новый агент? Появился только месяц назад? Нет, он был всегда.
   — Верно, — произнес Земятин, — но странно, что его посылают, если, конечно, у них есть то, о чем мы подозреваем.
   — Но если они по-прежнему ищут оружие, то есть ли у них оно?
   — Американцы, которые ничего не прятали раньше, не смогли бы сделать этого так здорово сейчас. Но посмотрите на этого убийцу, которого они так хорошо скрывали. На кого он работает? Мы не знаем. То есть они умнее, чем мы думаем. Какая удивительная хитрость нужна для того, чтобы делать вид, что у них нет оружия, до тех пор, пока оно не понадобится. Спрашивается, товарищ фельдмаршал, есть ли у американцев такое коварство?
   — Враг безупречен, пока не показал, как его убить. Я не думаю, что настанет тот день, когда мы встретимся с действительно безупречным врагом.
   У генерала Ивановича появилась идея. Его стол был буквально завален предложениями из Северной Кореи. Союзники предлагали свои услуги. До того, как начать работать на фельдмаршала, он тратил на них все свое время. Теперь он передал их подчиненным.
   — Наши друзья из Пхеньяна хотят послужить нам. Они говорят, что мы оскорбляем их, не делая полноправными партнерами в социалистической борьбе. Они недавно имели успех и теперь, конечно, козыряют перед нами. Почему бы не использовать их в связи с этим американцем?
   — Бросить им еще кусок дерьма? — спросил Земятин. — Что у них есть реально, чего нет у нас?
   Они преуспели в убийстве руководителя СВВР, а теперь как дань гордости хотят подарить нам самого Папу? Чтобы на польской границе все поутихло. Папа Римский. Руководитель СВВР уже мертв. Папа почти мертв.
   Теперь о Корее. Говорят, что когда кто-нибудь берет корейца в качестве телохранителя или наемного убийцы, он нанимает не слугу, а Мастера. Никто не доверяет корейским убийцам.
   — Я не говорю о доверии.
   — Есть кое-что, мальчик мой, чего ты можешь не знать. Это старая поговорка, проверяй ее правоту на себе. Я знаком с архивами. Я был одним из тех, кто решил использовать лучших людей царской охранки. На протяжении XV и XVI веков Русь-матушка использовала корейцев в своих целях. И знаете, кого убивали чаще, чем царских врагов? Самих царей. У нас раньше говорили, что из Кореи не приходит ничто, кроме смерти. Главное, не связываться с корейцами. Никогда. Цари поняли это еще до нас. И наши внуки скажут то же самое.
   Генерал Иванович был весь внимание. Его спина стала прямой как доска, колени сдвинуты, подбородок выпятился, и Земятин знал, что молодого человека снова охватил страх. Но старик ничего не сказал ему, чтобы не усилить этого страха. Приказу следовало повиноваться. Когда он издал приказ об использовании государств-сателлитов, то разрешил использовать всех, кроме Кореи. КГБ следовало этой установке слепо.
   Вдруг один из электронных приборов загудел. Старый телохранитель быстро включил его.
   Иванович смотрел на Земятина. Тот слегка кивнул. Видимо, встал вопрос, говорить или не говорить. Вместо ответа старый маршал пожал плечами, показывая, что можно.
   — Они снова стреляли, в Египетской Сахаре, — сказал телохранитель. — На участке площадью около ста квадратных километров. Наши люди уже там и рискуют жизнью, чтобы добыть нужную информацию. Египтяне работают в контакте с американцами.
   — Сто квадратных километров! На такой площади может разместиться целая армия.
   — Все длилось одну секунду.
   — Это последнее испытание! — сказал Земятин.
   — То ли это оружие, которое защищает наш американец? — спросил молодой генерал.
   Земятин отмел вопрос движением руки. Старик думал недолго, но его лицо как будто еще больше постарело и осунулось. Показались глубокие морщины. Глаза смотрели словно из глубины преисподней.
   Наконец генерал Иванович спросил:
   — Каков будет наш следующий шаг для устранения их специального агента? Начиная с нынешнего момента будем ли мы торопить проведение операции?
   — Что? — спросил Земятин, как будто его только что разбудили.
   — Американец.
   Телохранитель прикоснулся к плечу генерала.
   — Выйди, — сказал он.
   Американец был сейчас не так важен.
   Позже поступили сообщения об еще двух испытаниях на этом участке.
   На карте была четко видна полоса египетской пустыни размером с Балканы. Сухой песок под страшным жаром расплавился и превратился в тяжелое скользкое стекло.
   Земятину было понятно, почему они выбрали Сахару. Эффект превращения песка в стекло мог быть замечен со спутника. Американцы теперь могли точно рассчитать угол удара. И оставить Россию беззащитной. Больше не будет испытаний. Атака, он был абсолютно уверен, может произойти в любую минуту. И теперь Алексей Земятин, который хотел быть всего лишь хорошим дворецким, покажет свой военный гений.
   Он решил сообщить американцам через Генерального, что Россия требует немедленно получить информацию о флюорокарбоновом луче.
   — Скажи им, что в некоторых ракетах случились неполадки. Просто неполадки.
   — Но Алексей...
   — Tec, — сказал Земятин. Предполагалось, но не было доказано, что американцы могут установить жучка на любой телефонной линии. — Сделай это. Сделай сейчас. Чтобы это было сделано к тому времени, когда я приеду. Понял?
   Его телохранитель отметил, что молодой генерал так и не выпил свой чай.
   Другой пожилой телохранитель отвез Земятина на дачу Генерального. Погода была серой и промозглой. Вокруг дачи было много охраны. В шинелях и начищенных сапогах они выглядели замечательно. Алексей был по-прежнему в своем халате. Он прошел мимо солдат и офицеров. В самой дальней комнате он нашел Генерального. Тот хотел, чтобы при разговоре присутствовали несколько генералов.
   — Если ты их позовешь, я их перестреляю, — сказал Земятин.
   — Алексей, ты не имеешь права так вести себя с лидером страны!
   — Вы связались с американцами?
   — Да, мистер Пиз, которого они уже присылали, вернется снова.
   — Хорошо. Когда?
   — Они очень нервничают.
   — Когда он будет здесь?
   — Через пятнадцать часов.
   — Прекрасно. Привлечем инженеров. Восемь часов на первую конференцию, потом мы все будем спать. Это даст нам еще двенадцать часов. Мы должны растянуть все это на два дня, на сорок восемь часов.
   — Мы будет давать им ложную информацию?
   — Не ложную. Мы только не откроем тот факт, что их луч вывел из строя нашу электронику. До второй конференции. Утаив этот факт, мы задержим их на нужные нам сорок восемь часов.
   — Зачем нам говорить, что наши ракеты приведены в негодность?
   — Потому что, дорогой Генсек, это одна из тех вещей, которой они пока не знают. В данный момент у них есть все для того, чтобы начать наступление и сделать это успешно. И тогда с нами будет покончено.
   — Тогда почему мы все-таки собираемся сдать им единственную информацию, которой у них пока нет?
   — Потому что это единственное, что может их задержать. Единственное, в чем они нуждаются сейчас, это абсолютная уверенность в том, что наши ракеты — не их, свои они наверняка проверили, — не сработают под воздействием космических лучей и солнца. Они задержатся, чтобы дождаться, когда мы сдадимся им на блюдечке с голубой каемочкой.
   — И мы собираемся так поступить?
   — Нет. Дороги назад нет. Пока они будут ждать последние необходимые сведения, мы запустим наши ракеты.
   — Через два дня?
   — В течение двух дней.
   — Когда точно?
   — Вам незачем это знать. Говорите побольше о мире, — сказал Земятин.
   Он, конечно, не доверял главе Российского правительства и не был убежден, что сей высший бюрократ разрешит ему развернуть проект с ракетами. Нет, Алексей не верил в это. Но им уже был отдан приказ нажать на спусковой крючок командирам ракетных батарей. Через два дня.

* * *

   В Вашингтоне агенту Макдональду “Хэл” Пизу сообщили, что русские склонны поделиться с американцами своими секретами. Они поняли, что хрупкая планета — одна на всех.
   — Я поверю в это, когда увижу собственными глазами, — сказал Пиз.

Глава шестнадцатая

   Был некий шанс, что Алексей Земятин еще может отозвать запуск, сочтя, что Америка на самом деле не планирует настоящую атаку. Простая кассета способна была сделать это. На самом деле существовало двадцать маленьких кассет в пластиковом пакете, с цветными брошюрами, прилагавшимися к ним. Один комплект стоил три доллара, но продавался за восемьсот.
   Было обещано, что каждый сможет выявить с их помощью свои способности и блестяще их реализовать. На самом деле это гипнотизировало людей и приводило к большей некомпетентности. Начиная свою карьеру, Ример Болт накупил много таких программ по самосовершенствованию.
   Были факты, и были выводы. Следовало их разграничивать. Когда Ример Болт смотрел на целое поле автомобилей, еще не было очевидно, что он погиб, об этом говорили ему кассеты. Но фактически пятьдесят машин погибли. Фактически он загубил компанию, сделав всего один неверный шаг. Однако сам Ример Болт еще не погиб.
   Посмотрите на Томаса Эдисона, которого преследовали неудачи, пока он создавал свою лампочку. Но он сказал себе, что неудачи должны кончиться. И он не выбрал ни одного из девяноста девяти ложных путей, а избрал наилучшую дорогу, к успеху.
   Посмотрите на генерала Джорджа Паттона, который ни разу не отступился от своих идей, хотя его тоже преследовали неудачи.
   Посмотрите на Писмо Мельуэзера, который выпустил эти аудиокассеты. Он стал миллионером, хотя учителя часто называли его неудачником. Он побывал и за решеткой, а теперь у него дома во многих штатах, потому что он правильно оценил свои способности.
   Неудача, говорилось на кассете, это склад ума. Нужно принять факт, что только единицы всегда побеждают и только единицы могут стать победителями. Писмо Мельуэзер продал триста тысяч кассет по астрономическим ценам и добился успеха в жизни.
   Ример Болт купил одну из кассет, которые он слушал столько раз, что в моменты отчаяния ему просто слышался голос Писмо Мельуэзера. И хотя он смотрел сейчас на поле бедствия, он был обязан смотреть на экспериментальные машины не как на несчастье.
   — Ример, — сказал ему ассистент, — мы погибли.
   — У маленького человечка все гибнет, большой человек создает свое благосостояние из того, что другие считают трагедией.
   — Ты не сможешь использовать эти лучи. Мир — это электроника! Прощай. У тебя есть куда пойти работать?
   — Нет, — ответил Болт с блеском надежды в глазах. — Теперь мы знаем, что лучами можно обрабатывать неэлектронную продукцию.
   Руководство по достижению успеха дало Болту решение этой проблемы. У каждой проблемы есть решение. Надо думать о предмете, советовала кассета, потом забыть о нем и идти спать. Утром ответ придет сам.
   Во время испытаний для Римера Болта он сделал так, как ему советовали, и ответ пришел к нему с утра.
   Ассистент позвонил ему с предложением. Делать из расплавленного песка стекло. Стекло — это не электроника. Стекло используется повсеместно. Почему не производить его, если есть источник? Собьем цену на стекло.
   Таким образом начался эксперимент, который убедил русских в том, что ведется разработка нового оружия для нападения. Сахара была выбрана потому, что там было много песка. Если процесс пойдет, только Болт сможет вырабатывать в пустыне самое дешевое и, возможно, самое лучшее стекло в мире.
   — Почему самое лучшее? — спросили Римера Болта.
   — Не знаю, но звучит хорошо, — сказал он.
   Когда появились результаты, он был в таком экстазе, что созвал правление, чтобы сообщить о новом великом проекте. Действительно, осмотр стекла показал, что оно абсолютно чистое, как линзы у камеры. А его получилось много тысяч кубометров. Теперь можно выпускать миллионы кубометров стекла. Каждый год. Всегда!
   — Всегда! — пронзительно прокричал Болт в зале “Химических концепций”, Массачусетс.
   От этого крика у всех заложило барабанные перепонки.
   — Ример, — спросил председатель палаты, — а что же произошло с вашим проектом о покраске машин?
   — Печальная история, сэр. Мы не смогли его запустить. Но теперь я верну всем деньги. Все, что ни делается, все к лучшему.
   Многие члены совета были озадачены. Никто не приветствовал новую идею.
   — Я хочу объяснить вам, почему я спросил, — сказал председатель. — Проект со стеклом хорош, но если вы вывезете такое количество готового стекла из Египта, по моим подсчетам, вы погубите стекольный рынок на ближайшие шестьдесят пять лет.
   — Можем ли мы урезать цену?
   — Если вы выкинули на рынок больше стекла, чем нужно, цены уже снижены. С дешевого стекла нет профита.
   — Я понял, — ответил Болт.
   Он вдруг почувствовал, как теплая струйка стекает по ноге под брюками.
   — Ример, вы обмочились? — спросил председатель.
   — Нет, — ответил Болт с энтузиазмом добившегося успеха человека, — я только что открыл способ не ходить в туалет.

* * *

   Это была изнуряющая ночь. Нежное, прекрасное изнурение с всепожирающей нервической страстью, а потом с довольным успокоением.
   Это было до того, как Кэти занималась любовью с Римо. Это было в Ханое, во время путешествия из одного правительственного офиса в другой. С одной армейской базы на другую. Это было в темных аллеях, когда город обезумел из-за разгуливающих по нему убийц. Несколько раз полиция была готова пройти мимо, но Кэти успевала привлечь их внимание. А потом она снова видела идущих против прекрасного, лучшего представителя человеческого рода, идущих на смерть. Иногда их кости хрустели. Иногда смерть приходила к ним без звука. Иногда их тела летели в одну сторону, а головы в другую.
   Римо сказал перед рассветом:
   — Это не здесь. Они не знают, где это.
   — Тем хуже, — сказала Кэти.
   — Откуда у тебя такая идиотская улыбка?
   — Без причины, — парировала Кэти, кладя голову ему на плечо. Оно не было особенно мускулистым. — Ты устал?
   — Я озадачен. Эти люди не знают, где находится флюорокарбоновая штука. Они никогда не слышали о ней.
   — Это их проблемы.
   — Что ты можешь вспомнить в связи с этим?
   — Только этого ужасного человека из Сан-Гауты.
   — Даже не знаю, что делать, — сказал Римо.
   Они находились в пакгаузе, который назывался “Народной больницей”. Во время войны во Вьетнаме американцы бомбили все пакгаузы, на которые вьетнамцы повесили вывески “Больница”. Репортеры никогда не упоминали, что там находился оружейный склад и никогда не было никаких раненых.
   Римо и Кэти видели, что там до сих пор хранится оружие, может быть, для войны с Камбоджей или с Китаем.
   Вот вам и мир, который, как предрекали, воцарится, когда уйдут американцы.
   — Ты готова? — спросил Римо.
   — Нет, давай останемся здесь до вечера.
   Она поцеловала его в ухо.
   — Ты устала?
   — Да, очень.
   — Я понесу тебя.
   — Я могу идти сама. Как мы выберемся отсюда? Это полицейская страна. Через весь Индокитай? Это займет месяц.
   — Двинемся через аэропорт.
   — Ты можешь обойти любую страну, но они взорвут самолет, на который ты сядешь. Ты, может, и спасешься, но я умру.
   Она так зависела от этого человека. С ним она узнала наивысшее наслаждение.
   — Ты огорчишься, если я умру?
   Она вела себя как маленькая девочка и, говоря это, кокетливо улыбалась.
   — Конечно, — ответил Римо.
   Она была единственной, кто знал что-либо об этой секретной установке.
   — Правда?
   Она ненавидела себя за этот вопрос. Она никогда не думала, что будет так говорить. Она не представляла, что будет как девчонка-школьница унижаться, чтобы услышать хоть одно ласковое слово от человека, которого любила.
   — Конечно, — ответил Римо. — Не волнуйся по поводу аэропорта. Люди видят только то, что хотят увидеть.
   — Но ты же не можешь сделать нас невидимыми?
   — Нет, но люди не будут смотреть.
   Она поражалась тому, как все может быть просто и логично. Люди могут опознать их по лицам, по одежде, по росту. А по словам Римо, все получалось иначе — то, что видит глаз, не обязательно фиксирует мозг. Ей не нравилось это путешествие, но Римо велел слушаться и подумать о своем будущем.
   Для доктора Кэтлин О’Доннел это было несложно. Она была готова остаться с этим человеком навсегда. Она знала, что находится на борту аэроплана, потому что почувствовала подъем. Но не знала, как там очутилась. Она сидела в кресле. Но проблема была в том, что двое других пассажиров стояли, потому что они с Римо заняли их места. Римо пошел показать этим людям на другие два места. Они больше не вернулись.
   — Куда ты их дел? — поинтересовалась она.
   — С ними все в порядке, — сказал Римо.
   Когда самолет поднялся в воздух, обнаружилось, что один биржевик и один налоговый инспектор сидят в сортире.
   Это был британский аэроплан. Кэти и Римо удобно сидели в течение всего пути через Тихий океан до Сан-Франциско.
   В аэропорту Римо набрал специальный номер Смита.
   — Его там нет, Смитти, — сказал Римо. — И близко не было.
   — Мы кое-что обнаружили на северо-востоке, но пока не нашли. Русские собираются напасть. У меня нет точной информации, но я уверен в этом.
   — Что я должен делать, Смитти?
   — Мы должны завоевать доверие русских.
   — Они вообще доверяют кому-нибудь?
   — Они считают, что у нас есть флюорокарбоновые лучи. Они уверены в этом. Они думают, что мы используем это, чтобы их уничтожить.
   — В таком случае, их невозможно будет убедить.
   — Можно. Надо что-нибудь придумать.
   — Что?
   — Не знаю.

* * *

   Кэти ждала возле камеры хранения, время от времени посылая Римо воздушный поцелуй. Это был ее мужчина. Часть ее самой. Она послала еще один поцелуй. Ее одежда была грязной. Она потеряла каблук от одной туфли в Ханое. У нее не было ни гроша. Ей было все равно. Нет, был единственный человек, чье мнение ее интересовало.
   — Тебе нужны деньги?
   — Нет, мне ничего не нужно, Римо. Так странно, раньше мне нужно было столько вещей, а теперь не нужно. У меня есть все.
   — Хорошо, — ответил Римо. — А теперь я должен тебя покинуть.
   — Обожаю твое чувство юмора.
   — Прощай.
   — Куда ты?
   — Я ухожу, — ответил Римо, — у меня дела.
   — Куда? — вновь спросила Кэти, только что поняв, что он действительно покидает ее.
   — Я должен спасти мир, — сказал Римо. — Пока.
   — Как насчет того, чтобы спасти мир от разрушения озонового слоя?
   — Это второй номер. Столько катастроф, за всеми не поспеть.
   — Как это может быть вторым номером?
   — Тем не менее это так, — ответил Римо. Он поцеловал ее в щеку и направился к представительству “Аэрофлота”.

* * *

   Смит допускал, что есть шанс, хоть и крошечный, что даже от Синанджу не будет пользы. Пытаясь спасти страну, он не сообщил России только о том, что посылает туда своего человека.
   — Большое спасибо, — сказал Римо, услышав план, который одобрил сам президент Соединенных Штатов. — Но как, по-вашему, я выберусь оттуда живым?
   — Римо, вы способны на все!
   — Кроме того, на что вы меня посылаете. Вы посылаете меня на смерть.
   — Нам приходится идти на определенный риск.
   — Спасибо.
   — Послушайте, Римо, если вы этого не сделаете, никто не сделает.
   — Тогда попрощайтесь со своим мальчиком.
   — Вы сможете, Римо, — сказал Смит.
   Римо коротко рассмеялся и повесил трубку. Это было перед тем, как он попрощался с Кэти и направился к “Аэрофлоту”. Он взглянул на картинку с изображением советского лайнера, вспомнил, сколько людей Россия потеряла во Второй мировой войне, и медленно пошел назад. Он не мог лететь этим самолетом.

* * *

   Доктор Кэтлин О’Доннел смотрела, как Римо уходит. Она подождала, думая, что он вернется. Она сказала себе, что он так шутит. Жестокая шутка. Когда он вернется, она скажет ему, чтобы он больше так не шутил никогда.
   Пусть он делает с ней все, что угодно, но только не это. Пусть никогда не оставляет ее одну. Несколько мужчин, увидев, что рядом никого нет, попытались с ней заговорить. Какие-то сутенеры предложили ей поработать.
   Когда она испустила вопль, от которого вздрогнули все вокруг, она наконец призналась себе, что он действительно это сделал. Он ее бросил.
   Кто-то пытался ее успокоить. Она попыталась выцарапать утешителю глаза. Прибежали полицейские. Она кинулась и на них. Ее засунули в смирительную рубашку. Кто-то дал ей успокаивающее. В голове был туман, но чувствовала она только одно — всепоглощающую ненависть. Даже в таком состоянии она разрабатывала план мести.
   Кто-то обнаружил ее паспорт. Непонятно, как она получила отметку о въезде в Англию, не получив отметки о выезде.
   Она что-то им наврала и связалась по телефону с Римером Болтом. Болт дрожащим голосом объяснил ей, что еще не все потеряно.
   Кэти велела ему связаться с юристами “Химических концепций”. Велела связаться с ее банкиром. Сказала, сколько денег ей выслать. Попросила забрать ее отсюда.
   Она произнесла волшебные слова:
   — Все будет хорошо, Ример.
   — Конечно, но как?
   — Я возьму все в свои руки.
   — Проект? И всю ответственность?
   — Конечно, Ример.
   — Ты — самая замечательная женщина в мире, — сказал Ример Болт, поняв, что в этом и есть выход из всех затруднений.
   Когда вечером того же дня техники пожаловались, что доктор О’Доннел собирается уничтожить весь мир, у Римера Болта не было к ним ни капли сочувствия. Вернувшаяся первым же самолетом, Кэти вихрем ворвалась в “Химические концепции” и, даже не переодевшись, стала отдавать техперсоналу приказы.
   Болт радостно принимал все. Но скоро техники стали приходить и рассказывать разные истории.
   — Мистер Болт, вы знаете, что она накрыла излучатель каким-то широким белым сводом и заперла?
   — Нет. Честно говоря, меня это не волнует. Это проект доктора О’Доннел, и что она с ним делает, меня не касается. Я хотел помочь в маркетинге, но, боюсь, сейчас я уже ничего не могу сделать.
   В кабинет Римера Болта вошел еще один лаборант.
   — Вы знаете, что она строит еще один генератор?
   — Спасибо, что сказали, — ответил Болт и начал быстро писать один меморандум Кэти, а другой — правлению директоров.
   В нем говорилось, что целесообразнее было бы задействовать полностью один генератор, а потом уж строить второй.
   Потом пришли все техники вместе.
   — Вы знаете, что на втором генераторе она делает затемнение в центральной части с замкнутым перпендикулярным сводом?
   — Нет, не знаю, — задумчиво ответил Болт. — Но мне не нравится, что вы ходите ко мне сплетничать о другом служащем корпорации. Ример Болт не принимает участия в интригах.
   — Но дело в том, что, если она включит второй генератор, никто не выйдет отсюда живым.
   — А как же противорадиационные костюмы?
   — Они помогают только если стоишь рядом. А свод, который она устанавливает над вторым генератором, может уничтожить все живое отсюда до Бостона.
   — Продолжайте работать, — сказал Ример Болт и немедленно принялся создавать отделение корпорации на Род-Айленде. Закончить с этим делом надо было до того, как она выпустит второй луч.
   Кэти слышала все жалобы. Техники уже орали во весь голос. А ей было наплевать на этих людей. Она их почти не слышала. Ей даже не доставило удовольствия неподдельное страдание одного из лаборантов, который описывал ей тот невосполнимый урон, который она нанесет окружающему миру, если станет работать по программе с такими изменениями и дополнениями.
   Кэти О’Доннел было наплевать. Римо ее покинул. За это заплатят все, и Римо в особенности.

Глава семнадцатая

   Ирония была в том, что именно то, как Чиун понимал Россию, и заставляло слать Римо на смерть. У Смита не было выбора. Никто не мог ничего сделать, но все старались избежать смертельной опасности, с которой встретились.
   Смит хотел, чтобы Чиун проник в Россию. Даже сейчас он с большей охотой забросил бы в Россию Чиуна, нежели Римо. Но Римо был всем, что они имели. А вот где был Чиун, и чем он занимался, не знал никто. Смит вспомнил, что Чиуну многое известно о России.
   Чиун обладал удивительным даром читать русских, как дети комиксы. Всякая загадка, ставящая западного человека в тупик, для Чиуна являлась объяснением и ключом к решению проблемы.
   Чиун, конечно же, не был сторонником войны — ни холодной, ни горячей. Так как искусство убивать в такого рода конфликтах всегда бывает испорчено полчищами дилетантов. Тем более, что войны не были законными, особенно войны последних лет, потому что “ваши восемнадцатилетние гибнут вместо генералов и королей”. Войны совершенно несправедливы, особенно когда людей заставляет убивать воинская повинность. Суть же в том, что правосудие — а не массовые убийства — может свершиться только убийцей-одиночкой, но никак не армиями.
   То, что казалось Чиуну таким простым, что объясняло для него, почему мир катится в пропасть, было русской манерой сражаться. Чиун объяснял это понятиями “инь” и “янь”, страха и бесстрашия, силы и бессилия. Это был, несомненно, восточный подход. Чиун, казалось, всегда мог ответить на вопрос: что русские будут делать дальше?