Персонаж интересен лишь в момент сочинения, как струна, способная издать нужный звук. До сочинения и после него герой обречен на забвение. Социальные, этические и иные стороны бытия подлежат описанию другими жанрами словесности. Поскольку основной ситуацией порождения танка является любовная встреча, персонажи ута-моногатари почти всегда изображаются в цветущем возрасте - детство и старость не находят отражения на страницах "повестей о стихах".
Таким образом, только "повесть", подобную "Повести о Гэндзи", можно окончательно квалифицировать как художественную прозу с вымышленным, но полнокровным героем, который в хэйанское время воспринимался прежде всего как homo sensibilis. Цель автора состоит не в воссоздании истории, а в ее разрушении, предпринимаемом ради возможности объемного изображения человека.
Сами аристократы ясно чувствовали, что "моногатари" противостоят историческим сочинениям. Вот что говорит Гэндзи о прозаических произведениях на родном языке, большинство из которых принадлежало кисти женщин: "Напрасно я бранил эти книги. Ведь в них ведется рассказ от века богов и до дней нынешних. Сочинения вроде "Анналов Японии" показывают всего лишь часть жизни. Повести же без утайки рассказывают о самом разном" [Мурасаки, 1972, Хотару].
И когда взошедший на престол Рёдзэн узнает, что его настоящим отцом является Гэндзи, а не прежний император, мысли об истинности "исторических" фактов одолевают его. Он замечает, что в Китае книги доносят до читателя множество разнообразных сведений - от общеизвестных до тщательно скрываемых. В Японии же подобное никогда не происходит. "И как сделать,размышляет он,- чтобы все события становились достоянием потомков?" [Мурасаки, 1972, Усугумо].
В этом пассаже прозрачно проводится разделение истории официальной, скованной идеологическими рамками и не могущей вследствие этого адекватно отображать действительность, и истории неофициальной, только еще нарождавшейся. Функцию таких "историков" добровольно взяли на себя авторы "моногатари", конструировавшие "вымышленные" ситуации, нюансы которых были понятны их современникам. И обидное прозвище Мурасаки - "Фрейлина "Анналов Японии"" - невольно оказывается имеющим и другой, высокий исторический смысл. Следуя хронологическому принципу, унаследованному от летописей и дневниковой литературы, Мурасаки создает "историю" Гэндзи и через перипетии его бурной личной жизни - эмоциональный климат эпохи.
Гэндзи - безусловно, главный герой произведения Мурасаки. До тех пор, пока он не оставил этот свет, он появляется во всех главах "Повести". Естественно поэтому, что эволюция характера Блистательного принца дана наиболее исчерпывающе. Все остальные персонажи обязаны своим существованием именно ему, ибо они появляются в "Повести" не сами по себе, но лишь во взаимодействии с главным героем. Судьбы же "сопутствующих" персонажей обрисованы пунктиром - в смысле прерывности изображения их судеб. "В этих случаях эволюция характера часто принимает "ступенчатый" характер. Герой (героиня), "исчезая" на продолжительное время со страниц романа, далее появляется на новой ступени своего развития, в новом качестве" [Боронина, 1981, с. 181].
Время повествования Мурасаки - одномерное, оно исключает возможность изображения синхронных событий, и все они нанизываются на хронологическую шкалу жизни самого Гэндзи. Мы наблюдаем похожую картину в исторических хрониках: несмотря на иной объект изображения, они тоже по своей сути моноцентричны, поскольку события обретают смысл только в приложении к царствующей особе и изложение ведется в хронологическом порядке, без экскурсов в прошлое и будущее.
Хотя мы назвали время "Повести о Гэндзи" линейным, суждение это следует понимать с существенными оговорками. Необходимая "устойчивость" времени достигалась его циклизацией, вся эмоциональная повседневная жизнь аристократов строилась с учетом пульсации смены сезонов, которой человек не смел сопротивляться. Душевный настрой следует за изменениями природы, но не наоборот. За счет этого происходят гармонизация отношений человека с природой и исключение конфликта, вызывающего желание противостоять стихиям. Синхронное описание явлений природы и эмоциональной подвижности становится у Мурасаки отчасти и литературным приемом, позволяющим "удвоить" и закрепить передаваемую информацию. Обращение к контрасту совершенно не характерно ни для Мурасаки, ни для японской литературы этого периода вообще.
Если в европейской традиции человек признается мерой всех вещей, то японская культура признавала природу мерой человека, и всю поэзию можно считать развернутой метафорой эмоциональной жизни. Поэтому прием олицетворения природы, ее антропоморфизация играют второстепенную роль. Вместо этого происходит "натурализация" человека. Такой человек мог воспринять буддийское учение о карме только однозначно. Карма понималась аристократами как Судьба, бороться с которой невозможно.
"Повесть о Гэндзи" - экзистенция почти в чистом виде, мало отягощенная соображениями "высшего" социального порядка. Мир хэйанского сообщества был узок, оно не ставило целей, выходящих за свои пределы. Аристократы не пытались разглядеть "внешний" мир. Кровнородственная структура аристократии устоялась, и благородство происхождения почиталось едва ли не основной добродетелью, из которой автоматически вытекают этические и эстетические достоинства индивида, причем эстетические критерии оценки служат зачастую индикатором этических. В "Повести" священник замечает по поводу Укифунэ: "Она, должно быть, накопила много добродетели в прежнем существовании, чтобы родиться с такой красотой" [Боронина, 1981, с. 159]. Покорность судьбе, вытекавшая из нерушимости сословных границ общества и подкрепленная учением о карме, общеэстетическим фоном эпохи, отвлекала аристократов от поисков новых интеллектуальных и духовных ценностей. Социальное и половозрастное деление общества было настолько четко зафиксировано даже в речи, что в диалоге авторы очень редко указывали говорящего: исходя из особенностей высказываний участников диалога, читатель легко догадывался, кому принадлежит та или иная реплика
Абсолютная социальная замкнутость хэйанского общества не только сулила ему в будущем грандиозные потрясения, но и подтачивала его духовные силы. Могучее средство самопознания - рефлексия уже начинала исчерпывать себя и постепенно превращалась в бесплодные, монотонные сетования на скуку и эфемерность жизни. А на сцену истории уже поднималась новая историческая сила - воинское сословие самураев - грубое, невежественное, полное сил, обделенное достатком. И как дикое растение без труда забивает окультуренное, самураи подмяли под себя изнеженную аристократию.
Как сложилась судьба Мурасаки-сикибу после завершения "Дневника", нам неизвестно. Когда и где умерла Мурасаки - мы тоже не знаем. Незнание истоков логически завершается незнанием окончательного исхода. Не станем гадать. Во всяком случае, Мурасаки никак не могла дожить до бурного XII века, во второй половине которого военные прочно захватили власть - их господство продолжалось вплоть до второй половины XIX столетия.
Сама же Мурасаки оставила нам "Дневник", стихи и "Повесть о Гэндзи". Почитателей ее таланта можно найти во всех странах всех континентов, о существовании которых она ничего не знала, да и знать не хотела. Она была слишком поглощена собственными переживаниями. При жизни они, бывало, тяготили ее, нам же доставляют высокую радость проникновения в слегка печальный, но такой прекрасный мир. В этом - еще один парадокс Истории, поющей порой славу тому, кому она совсем не нужна.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Соображение о том, что государство персонифицируется в правителе, чрезвычайно важно для ответа на вопрос, который ставит в тупик многих исследователей: каким образом буддизм с его индивидуалистическим сознанием мог входить в качестве составляющей части в комплекс представлений, связанных с общегосударственной идеологией?
2 Забота о потомках вообще характерна для авторов буддийских сочинений. Письменный характер передачи текста создает аудиторию, не ограниченную временем и местом трансляции (как это было в синтоистской устной традиции, где аудитория реальная совпадает с аудиторией потенциальной). Потенциальная аудитория буддизма не имеет предела, и смысл обращения к ней заключается в воспитании себе подобных не только в настоящем, но и в будущем, не только в пространстве (реальном социуме), но и во времени.
3 А. Я. Гуревич продолжает далее: "Но таково ведь и свойство искусства. Видимо, в ту эпоху народная культура создавала благоприятные условия для сближения религиозного и художественного освоения мира. Символы переходили в художественные образы, не переставая быть символами". Заметим, что одна из основополагающих идей знаменитого Кукая заключается в соотнесении вероучения и искусства: учение Будды настолько сложно, что не может быть выражено лишь словом, и смысл эзотерического буддизма может быть передан только с помощью религиозной живописи (мандалы).
4 Письмо от 19 августа 812 г. См. также письмо к Тайхану от 1 мая 816 г. и ответ Тайхана (написанный за него Кукаем), в котором утверждается, что есть много учений Будды и все они различаются по степени профанности и сакральности [Сайтё, Кукайсю, 1969, с. 365-367].
5 О Ки-но Цураюки см. на русском языке [Горегляд, 1983].
6 В повествовании персонажи названы не по имени, а по придворным рангам и титулам, которые для удобства читателя мы пишем с заглавной буквы.
7 О самом романе "Гэндзи моногатари" см. [Боронина, 1981].
8 Мурасаки видит письмо своей соперницы Акаси, адресованное Гэндзи. Безупречный почерк подсказывает ей, что за судьба ей уготована в будущем, ибо обладательница такого почерка никак не может быть предметом легкого увлечения [Мурасаки, 1972, Миоцукуси].
9 Сочинение стихотворения исключительно как средство самовыражения чрезвычайно редко и требует специальной оговорки: "Я сочинила стихотворение только для себя - я не прочла его никому" [Кагэро никки, 1964, с. 84].
ЛИТЕРАТУРА
Акияма, 1968 - Акияма Кэн, Гэндзи моногатари. Токио, 1968.
Богатырев, 1968 - Богатырев П. Г. Некоторые задачи сравнительного изучения этноса славянских народов - IV Международный съезд славистов. Доклады. М., 1968
Боронина, 1981 - Боронина И. А. Классический японский роман. М., 1981.
Брауер и Майнер, 1962 - Brower R, Miner E. Japanese Court Poetry. Stanford, 1962.
Браун и Исида, 1979.- Delmer R. Brown and Ichiro Ishida. The Future and the Past. A translation of the Gukansho. Berkeley - Los Angeles London, 1979.
Глускина, 1979.- Глускина А. Е. Заметки о японской литературе и театре. М., 1979.
Горегляд, 1975.- Горегляд В. Н. Дневники и эссе в японской литературе X-XIII вв. М., 1975.
Горегляд, 1983 - Горегляд В. Н. Ки-но Цураюки. М., 1983.
Гуревич, 1972.- Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М, 1972.
Гуревич, 1981.- Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981.
Древние фудоки, 1969.- Древние фудоки. Пер., предисл. и коммент. К. А. Попова. М , 1964.
Идзуцу, 1981.- Izutsu Toshihiko and Toyo. The Theory of Beauty in the Classical Aesthetics of Japan. Boston - London, 1981.
Иофан, 1972 - Иофан Н. А. Культура древней Японии. М., 1972.
Исэ моногатари, 1979 - Исэ моногатари. Пер. и примеч. Н. И. Конрада. М., 1979.
Иэнага Сабуро, 1975. - Иэнага Сабуро и др. Сётокутайсисю (Сборник Сетоку-тайси). Сер. Нихон сисо тайкэй. Т. 2. Токио, 1975.
Кагэро никки, 1964 - The Gossamer Years (Kagero Nikki). Translated by E Seidensticker. Tokyo, 1964.
Карсавин, 1918.- Карсавин Л. П. Культура средних веков. Пг., 1918.
Китаяма, 1983.- Китаяма Сигэо. Какиномото Хитомаро. Токио, 1983.
Кодай сэйдзи.- Кодай сэйдзи сякай сисо (Политическая и социальная мысль древности). Сер. Нихон сисо тайкэй. Т. 8. Токио, 1971.
Кокинсю, 1971.- Кокин вакасю. Сер. Нихон котэн бунгаку дзэнсю. Т 7. Токио, 1971.
Комацу, 1976. - Комацу Сигэми. Тэгами-но рэкиси (История писем). Токио, 1976.
Крэнстон, 1969 - Cranston Edwin A. The Izumi Shikibu Diary. Cambridge, 1969.
Кукай, 1969 - Кукай. Сер. Нихон котэн бупгаку тайкэй. Т. 71. Токио, 1969.
Кэнко-хоси, 1970. - Кэнко-хоси. Записки от скуки. Пер., вступит. ст,, коммент. и указ. В. Н. Горегляда. М., 1970.
Лихачев, 1970.- Лихачев Д. С. Человек в литературе древней Руси. М, 1970.
Лотман, 1965.- Лотман Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах.- Труды по знаковым системам. Т. 2. Тарту, 1965.
Манъёсю, 1971.- Манъёсю (Собрание мириад листьев). Пер. с японского, вступит, ст. и коммент. А. Е. Глускиной. М., 1971.
Мартынов, 1982.- Мартынов А. Е. Буддизм и общество в странах Центральной и Восточной Азии.- Буддизм, государство и общество в странах Центральной и Восточной Азии в средние века. М., 1982.
Мацунага, 1969.- Matsunaga A. The Buddhist Philosophy of Assimilation. The Historical Development of the Honji - Suijaku Theory. Tokyo, 1969.
Мелетинский, 1976.- Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976.
Мелетинский, 1983.- Мелетинский Е. М. Средневековый роман. М., 1983.
Мещеряков, 1984.- Мещеряков А. Н. Японские легенды о чудесах. Пер., предисл. и коммент. А. Н. Мещерякова. М., 1984.
Мещеряков, 1985.- Мещеряков А. Н. Изображение человека в раннеяпонской литературе.- Человек и мир в японской культуре. М., 1985.
Мещеряков, 1986.- Мещеряков А Н. Семантика понятий "начало" и "конец" в синтоизме и раннеяпонском буддизме.- НАА, 1986, No 1.
Мурасаки, 1971.- Мурасаки-сикибу никки (Дневник Мурасаки-сикибу). Сер Нихон котэн бунгаку дзэнсю Т. 18. Токио, 1971.
Мурасаки, 1972.- Мурасаки Сикибу. Гэндзи моногатари. Сер. Нихон котэн бунгаку тайкэй. Т. 14-18. Токио, 1972.
Мэдзаки, 1973.- Мэдзаки Токуэ. Ки-но Цураюки. Токио, 1973.
Накамура, 1976.- Накамура Хадзимэ. Сюке то миндзоку (Религия и народ).-Рэкиси то буммзй-но танкю (Разыскания в области истории и цивилизации). Т. 1, Токио, 1976.
Нихон коки, 1982.- Нихон коки (Поздние анналы Японии). Токио, 1982.
Нихон рёики, 1967.- Нихон рёики. Сер. Нихон котэн бунгаку тайкэй. Т. 70. Токио, 1967.
Нихон сёки, 1975.- Нихон сёки (Анналы Японии). Токио, 1975.
Окагами, 1966 - The Okagami. A Japanese Historical Tale translated by Joseph K. Yamagiwa. Rutland - Vermont - Tokyo, 1966.
Попов, 1984.- Попов А К Законодательные акты средневековой Японии. М., 1984.
Рейшауер и Ямагива, 1951.- Reischauer Edwin О. and Yamagiwa Joseph K. Translations from Early Japanese Literature. Cambridge, 1951.
Сайтё Кукайсю, 1969.-Сайтё Кукайсю (Сборник произведений Сайтё и Кукая). Токио, 1969.
Сакамото, 1979.- Сакатото Тара. Сётоку-тайси. Токио, 1979.
Сёку нихонги, 1975.- Сёку нихонги (Продолжение анналов Японии). Токио, 1975.
Симидзу, 1973.- Симидзу Ёсико. Мурасаки-сикибу. Токио, 1973.
Снелл, 1953.- Snell Bruno. The Discovery of the Mind. The Greek Origins of the European Thought. Cambridge, 1953.
Стеблин-Каменский, 1964.- Стеблин-Коменский М. И. Заметки о становлении литературы (к истории художественного вымысла).- Проблемы сравнительной филологии. М.-Л., 1964.
Сэй-сёнагон, 1975.- Сэй-сёнагон, Записки у изголовья. Пер., предисл. и коммент. В. Марковой. М., 1975.
Уэда, I960.- Уэда Масааки. Ямато Такэру. Токио, 1960.
Хакада, 1972.- Yoshito S. Hakada. Kukai. Major Works. N. Y.- L., 1972.
Хаякава, 1974.- Хаякава Сёхати. Рицурё кокка (Государство "рицурё"). Токио, 1974.
Хирата, 1936.- Хирата Ацутанэ. Дзоку синто дайи (Великий смысл народного синтоизма). Токио, 1936.
Хокэ кэнки, 1974.- Хокэ кэнки. Сер. Нихон сисо тайкэй. Т. 7. Токио, 1974.
Хомич, 1979.- Хомич Л. В. Влияние христианизации на религиозные представления и культы ненцев.- Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири. Л., 1979.
Цуцуми, 1963.- The Tsutsumi Chunagon Monogatari. Translated by Umeyo Hirano. Tokyo, 1963.
Цуцуми, 1972,- Цуцуми тюнагон моногатари. Сер. Нихон котэн бунгаку дзэнсю. Т. 10. Токио, 1972.
Ямато моногатари, 1982.- Ямато моногатари. Пер. с японского, исслед. и коммент. Л. М. Ермаковой. М., 1982.
СПИСОК РАННИХ ЯПОНСКИХ ПРАВИТЕЛЕЙ С УКАЗАНИЕМ ДЕВИЗОВ ПРАВЛЕНИЙ
1. Дзимму,
660-585 гг. до н. а.
2. Суйдзэй,
581-549 гг. до н. э.
3. Аннэй, 549-511 гг. до н. э.
4. Итоку, 510-477 гг. до н. э.
5. Косё, 475-393 гг. до н. э.
6. Коан, 392-291 гг. до и. э.
7. Корэй, 290-215 гг. до н. э.
8. Когэн, 214-158 гг. до н. э.
9. Каика, 158-98 гг. до н. э.
10. Судзин, 97-30 гг. до н. э.
11. Суйнин,
29 г. до н. э.-70 г. н. э.
12. Кэйко, 71-130
13. Сэйму, 131-190
14. Тюай, 192-200
Дзинго Кого (регент), 201-269
15. Одзин, 270-310
16. Нинтоку, 313-399
17. Ритю, 400-405
18. Хандзэй, 406-410
19. Ингё, 412-453
20. Анко, 453-456
21. Юряку, 456-479
22. Сэйнэй, 480-484
23. Кэндзо, 485-487
24. Нинкэн, 488-498
25. Бурэцу, 498-506
26. Кэйтай, 507-531
27. Анкан, 531-535
28. Сэнка, 535-539
29. Киммэй, 539-571
30. Бндацу, 572-585
31. Ёмэй, 585-587
32. Сусюн, 587-592
33. Суйко, 592-628
34. Дзёмэй, 629-641
35. Когёку, 642-645
36. Котоку, 645-654
Тайка 645
Хакути 650
37. Саймэй, 655-661
38. Тэндзи, 668-671
39. Кобун, 671-672
Хакухо 672
40. Тэмму, 673-686
Сютё 686
41. Дзито, 690-697
42. Момму, 697-707
Тайхо 701
Кэйун 704
43. Гэммэй, 707-715
Вадо 708
44. Гэнсё, 715-724
Рэйки 715
Ёро 717
45. Сёму, 724-749
Дзинки 724
Тэмпё 729
46. Кокэн, 749-758
Тэмпё кампо 749
Тэмпё сёхо 749
Тэмпё ходзи 757
47. Дзюннин, 758-764
48. Сётоку (Кокэн), 764-770
Тэмпё дзинго 765
Дзинго кэйун 767
49. Конин, 770-781
Хоки 770
50. Камму, 781-806 Т
энъо 781
Энряку 782
51. Хэйдзэй, 806-809
Дайдо 806
52. Сага, 809-823
Конин 810
53. Дзюнна, 823-833
Тэнтё 824
54. Нинмё, 833-850
Дзёва 834
Кадзё 848
55. Монтоку, 850-858
Ниндзю 851
Сайко 854
Тэннан 857
56. Сэйва, 858-876
Дзёган 859
57. Ёдзэй, 876-884
Гангё 877
58. Коко, 884-887
Нинна 885
59. Уда, 887-897
Кампё 889
60. Дайго, 897-930
Сётай 898
Энги 901
Энтё 923
61. Судзаку, 930-946
Дзёхэй 931
Тэнгё 938
62. Мураками, 946-967
Тэнряку 947
Тэнтоку 957
Ова 961
Кохо 964
63. Рэйдзэй, 967-969
Анна 968
64. Энъю, 969-984
Тэнроку 970
Тэнъэн 973
Дзёгэн 976
Тэнгэн 978
Эйкан 983
65. Кадзан, 984-986
Канна 985
66. Итидзё, 986-1011
Эйэн 987
Эйсо 989
Сёряку 990
Тётоку 995
Тёхо 999
Канко 1004
67. Сандзё, 1011-1016
Тёва 1012
68. Гоитидзё, 1016-1036
Каннин 1017
Дзиан 1021
Мандзю 1024
Тёгэн 1028
69. Госудзаку, 1036-1045
Тёряку 1037
Тёкю 1040
Кантону 1044
70. Горэйдзэй, 1045-1068
Эйдзё 1046
Тэнги 1053
Кохэй 1058
Дзиряку 1065
71. Госандзё, 1068-1072
Энкю 1069
72. Сиракава, 1072-1086
Дзёхо 1074
Дзёряку 1077
Эйхо 1081
Отоку 1084
SUMMARY
The book, Heroes, Creators and Custodians oj Japanese Antiquity, is a series of biographies of the 4th-llth centuries' outstanding Japanese personalities.
Each historical period is represented by persons whose life and work reflect the most typical features of its culture and the psychological changes in personality. Much emphasis is on cultural continuity and mechanisms involved therein.
The chapters of the book are dedicated to an epic hero (Ya-mato Takeru: the Hero-Like Reality of the Character), statesmen (Prince Shotoku: A Statesman Devoted to Buddha, Sugawara Michizane: A Deification Tragedy), poets (Man'yoshu Poets: Poems for Society and a Society for Poems, Ki-no Tsurayuki: A Poet or A Poetaster?), Buddhist monks (Dokyo: The War and Peace of Two Theocracies, Kukai: Superb Calligraphy for Esoteric Policy), Buddhist legend makers and heroes of Buddhist legends (Buddhist Preachers: Wonder Makers), the author of the famous Tale of Genji (Murasaki-shikibu: a Non-Wasted Gift).
Each of the characters in the book made a notable contribution to culture of his country. Culture is understood as a dynamic interaction of soeio-historical and personal factors.
The author shows the turns, often dramatic, in the destinies of his heroes and eventually recreates the psychological background of a respective epoch.
The book analyses the ideas of time and space, life and death, ethic and aesthetic, virtue and sin, oi the human ideal, etc., and details the breakdown of the sanguinal kinship and the evolvement of medieval personality.
The book draws on medieval sources (historical, poetic, prose writings and religious texts). Therefore, one of the major topics of the book is the problem of text (the methods for its generation, functioning and perception). The book maps out approaches to the analysis of Japanese literature as a complex of semantically different texts united by common typological features.
Таким образом, только "повесть", подобную "Повести о Гэндзи", можно окончательно квалифицировать как художественную прозу с вымышленным, но полнокровным героем, который в хэйанское время воспринимался прежде всего как homo sensibilis. Цель автора состоит не в воссоздании истории, а в ее разрушении, предпринимаемом ради возможности объемного изображения человека.
Сами аристократы ясно чувствовали, что "моногатари" противостоят историческим сочинениям. Вот что говорит Гэндзи о прозаических произведениях на родном языке, большинство из которых принадлежало кисти женщин: "Напрасно я бранил эти книги. Ведь в них ведется рассказ от века богов и до дней нынешних. Сочинения вроде "Анналов Японии" показывают всего лишь часть жизни. Повести же без утайки рассказывают о самом разном" [Мурасаки, 1972, Хотару].
И когда взошедший на престол Рёдзэн узнает, что его настоящим отцом является Гэндзи, а не прежний император, мысли об истинности "исторических" фактов одолевают его. Он замечает, что в Китае книги доносят до читателя множество разнообразных сведений - от общеизвестных до тщательно скрываемых. В Японии же подобное никогда не происходит. "И как сделать,размышляет он,- чтобы все события становились достоянием потомков?" [Мурасаки, 1972, Усугумо].
В этом пассаже прозрачно проводится разделение истории официальной, скованной идеологическими рамками и не могущей вследствие этого адекватно отображать действительность, и истории неофициальной, только еще нарождавшейся. Функцию таких "историков" добровольно взяли на себя авторы "моногатари", конструировавшие "вымышленные" ситуации, нюансы которых были понятны их современникам. И обидное прозвище Мурасаки - "Фрейлина "Анналов Японии"" - невольно оказывается имеющим и другой, высокий исторический смысл. Следуя хронологическому принципу, унаследованному от летописей и дневниковой литературы, Мурасаки создает "историю" Гэндзи и через перипетии его бурной личной жизни - эмоциональный климат эпохи.
Гэндзи - безусловно, главный герой произведения Мурасаки. До тех пор, пока он не оставил этот свет, он появляется во всех главах "Повести". Естественно поэтому, что эволюция характера Блистательного принца дана наиболее исчерпывающе. Все остальные персонажи обязаны своим существованием именно ему, ибо они появляются в "Повести" не сами по себе, но лишь во взаимодействии с главным героем. Судьбы же "сопутствующих" персонажей обрисованы пунктиром - в смысле прерывности изображения их судеб. "В этих случаях эволюция характера часто принимает "ступенчатый" характер. Герой (героиня), "исчезая" на продолжительное время со страниц романа, далее появляется на новой ступени своего развития, в новом качестве" [Боронина, 1981, с. 181].
Время повествования Мурасаки - одномерное, оно исключает возможность изображения синхронных событий, и все они нанизываются на хронологическую шкалу жизни самого Гэндзи. Мы наблюдаем похожую картину в исторических хрониках: несмотря на иной объект изображения, они тоже по своей сути моноцентричны, поскольку события обретают смысл только в приложении к царствующей особе и изложение ведется в хронологическом порядке, без экскурсов в прошлое и будущее.
Хотя мы назвали время "Повести о Гэндзи" линейным, суждение это следует понимать с существенными оговорками. Необходимая "устойчивость" времени достигалась его циклизацией, вся эмоциональная повседневная жизнь аристократов строилась с учетом пульсации смены сезонов, которой человек не смел сопротивляться. Душевный настрой следует за изменениями природы, но не наоборот. За счет этого происходят гармонизация отношений человека с природой и исключение конфликта, вызывающего желание противостоять стихиям. Синхронное описание явлений природы и эмоциональной подвижности становится у Мурасаки отчасти и литературным приемом, позволяющим "удвоить" и закрепить передаваемую информацию. Обращение к контрасту совершенно не характерно ни для Мурасаки, ни для японской литературы этого периода вообще.
Если в европейской традиции человек признается мерой всех вещей, то японская культура признавала природу мерой человека, и всю поэзию можно считать развернутой метафорой эмоциональной жизни. Поэтому прием олицетворения природы, ее антропоморфизация играют второстепенную роль. Вместо этого происходит "натурализация" человека. Такой человек мог воспринять буддийское учение о карме только однозначно. Карма понималась аристократами как Судьба, бороться с которой невозможно.
"Повесть о Гэндзи" - экзистенция почти в чистом виде, мало отягощенная соображениями "высшего" социального порядка. Мир хэйанского сообщества был узок, оно не ставило целей, выходящих за свои пределы. Аристократы не пытались разглядеть "внешний" мир. Кровнородственная структура аристократии устоялась, и благородство происхождения почиталось едва ли не основной добродетелью, из которой автоматически вытекают этические и эстетические достоинства индивида, причем эстетические критерии оценки служат зачастую индикатором этических. В "Повести" священник замечает по поводу Укифунэ: "Она, должно быть, накопила много добродетели в прежнем существовании, чтобы родиться с такой красотой" [Боронина, 1981, с. 159]. Покорность судьбе, вытекавшая из нерушимости сословных границ общества и подкрепленная учением о карме, общеэстетическим фоном эпохи, отвлекала аристократов от поисков новых интеллектуальных и духовных ценностей. Социальное и половозрастное деление общества было настолько четко зафиксировано даже в речи, что в диалоге авторы очень редко указывали говорящего: исходя из особенностей высказываний участников диалога, читатель легко догадывался, кому принадлежит та или иная реплика
Абсолютная социальная замкнутость хэйанского общества не только сулила ему в будущем грандиозные потрясения, но и подтачивала его духовные силы. Могучее средство самопознания - рефлексия уже начинала исчерпывать себя и постепенно превращалась в бесплодные, монотонные сетования на скуку и эфемерность жизни. А на сцену истории уже поднималась новая историческая сила - воинское сословие самураев - грубое, невежественное, полное сил, обделенное достатком. И как дикое растение без труда забивает окультуренное, самураи подмяли под себя изнеженную аристократию.
Как сложилась судьба Мурасаки-сикибу после завершения "Дневника", нам неизвестно. Когда и где умерла Мурасаки - мы тоже не знаем. Незнание истоков логически завершается незнанием окончательного исхода. Не станем гадать. Во всяком случае, Мурасаки никак не могла дожить до бурного XII века, во второй половине которого военные прочно захватили власть - их господство продолжалось вплоть до второй половины XIX столетия.
Сама же Мурасаки оставила нам "Дневник", стихи и "Повесть о Гэндзи". Почитателей ее таланта можно найти во всех странах всех континентов, о существовании которых она ничего не знала, да и знать не хотела. Она была слишком поглощена собственными переживаниями. При жизни они, бывало, тяготили ее, нам же доставляют высокую радость проникновения в слегка печальный, но такой прекрасный мир. В этом - еще один парадокс Истории, поющей порой славу тому, кому она совсем не нужна.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Соображение о том, что государство персонифицируется в правителе, чрезвычайно важно для ответа на вопрос, который ставит в тупик многих исследователей: каким образом буддизм с его индивидуалистическим сознанием мог входить в качестве составляющей части в комплекс представлений, связанных с общегосударственной идеологией?
2 Забота о потомках вообще характерна для авторов буддийских сочинений. Письменный характер передачи текста создает аудиторию, не ограниченную временем и местом трансляции (как это было в синтоистской устной традиции, где аудитория реальная совпадает с аудиторией потенциальной). Потенциальная аудитория буддизма не имеет предела, и смысл обращения к ней заключается в воспитании себе подобных не только в настоящем, но и в будущем, не только в пространстве (реальном социуме), но и во времени.
3 А. Я. Гуревич продолжает далее: "Но таково ведь и свойство искусства. Видимо, в ту эпоху народная культура создавала благоприятные условия для сближения религиозного и художественного освоения мира. Символы переходили в художественные образы, не переставая быть символами". Заметим, что одна из основополагающих идей знаменитого Кукая заключается в соотнесении вероучения и искусства: учение Будды настолько сложно, что не может быть выражено лишь словом, и смысл эзотерического буддизма может быть передан только с помощью религиозной живописи (мандалы).
4 Письмо от 19 августа 812 г. См. также письмо к Тайхану от 1 мая 816 г. и ответ Тайхана (написанный за него Кукаем), в котором утверждается, что есть много учений Будды и все они различаются по степени профанности и сакральности [Сайтё, Кукайсю, 1969, с. 365-367].
5 О Ки-но Цураюки см. на русском языке [Горегляд, 1983].
6 В повествовании персонажи названы не по имени, а по придворным рангам и титулам, которые для удобства читателя мы пишем с заглавной буквы.
7 О самом романе "Гэндзи моногатари" см. [Боронина, 1981].
8 Мурасаки видит письмо своей соперницы Акаси, адресованное Гэндзи. Безупречный почерк подсказывает ей, что за судьба ей уготована в будущем, ибо обладательница такого почерка никак не может быть предметом легкого увлечения [Мурасаки, 1972, Миоцукуси].
9 Сочинение стихотворения исключительно как средство самовыражения чрезвычайно редко и требует специальной оговорки: "Я сочинила стихотворение только для себя - я не прочла его никому" [Кагэро никки, 1964, с. 84].
ЛИТЕРАТУРА
Акияма, 1968 - Акияма Кэн, Гэндзи моногатари. Токио, 1968.
Богатырев, 1968 - Богатырев П. Г. Некоторые задачи сравнительного изучения этноса славянских народов - IV Международный съезд славистов. Доклады. М., 1968
Боронина, 1981 - Боронина И. А. Классический японский роман. М., 1981.
Брауер и Майнер, 1962 - Brower R, Miner E. Japanese Court Poetry. Stanford, 1962.
Браун и Исида, 1979.- Delmer R. Brown and Ichiro Ishida. The Future and the Past. A translation of the Gukansho. Berkeley - Los Angeles London, 1979.
Глускина, 1979.- Глускина А. Е. Заметки о японской литературе и театре. М., 1979.
Горегляд, 1975.- Горегляд В. Н. Дневники и эссе в японской литературе X-XIII вв. М., 1975.
Горегляд, 1983 - Горегляд В. Н. Ки-но Цураюки. М., 1983.
Гуревич, 1972.- Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М, 1972.
Гуревич, 1981.- Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981.
Древние фудоки, 1969.- Древние фудоки. Пер., предисл. и коммент. К. А. Попова. М , 1964.
Идзуцу, 1981.- Izutsu Toshihiko and Toyo. The Theory of Beauty in the Classical Aesthetics of Japan. Boston - London, 1981.
Иофан, 1972 - Иофан Н. А. Культура древней Японии. М., 1972.
Исэ моногатари, 1979 - Исэ моногатари. Пер. и примеч. Н. И. Конрада. М., 1979.
Иэнага Сабуро, 1975. - Иэнага Сабуро и др. Сётокутайсисю (Сборник Сетоку-тайси). Сер. Нихон сисо тайкэй. Т. 2. Токио, 1975.
Кагэро никки, 1964 - The Gossamer Years (Kagero Nikki). Translated by E Seidensticker. Tokyo, 1964.
Карсавин, 1918.- Карсавин Л. П. Культура средних веков. Пг., 1918.
Китаяма, 1983.- Китаяма Сигэо. Какиномото Хитомаро. Токио, 1983.
Кодай сэйдзи.- Кодай сэйдзи сякай сисо (Политическая и социальная мысль древности). Сер. Нихон сисо тайкэй. Т. 8. Токио, 1971.
Кокинсю, 1971.- Кокин вакасю. Сер. Нихон котэн бунгаку дзэнсю. Т 7. Токио, 1971.
Комацу, 1976. - Комацу Сигэми. Тэгами-но рэкиси (История писем). Токио, 1976.
Крэнстон, 1969 - Cranston Edwin A. The Izumi Shikibu Diary. Cambridge, 1969.
Кукай, 1969 - Кукай. Сер. Нихон котэн бупгаку тайкэй. Т. 71. Токио, 1969.
Кэнко-хоси, 1970. - Кэнко-хоси. Записки от скуки. Пер., вступит. ст,, коммент. и указ. В. Н. Горегляда. М., 1970.
Лихачев, 1970.- Лихачев Д. С. Человек в литературе древней Руси. М, 1970.
Лотман, 1965.- Лотман Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах.- Труды по знаковым системам. Т. 2. Тарту, 1965.
Манъёсю, 1971.- Манъёсю (Собрание мириад листьев). Пер. с японского, вступит, ст. и коммент. А. Е. Глускиной. М., 1971.
Мартынов, 1982.- Мартынов А. Е. Буддизм и общество в странах Центральной и Восточной Азии.- Буддизм, государство и общество в странах Центральной и Восточной Азии в средние века. М., 1982.
Мацунага, 1969.- Matsunaga A. The Buddhist Philosophy of Assimilation. The Historical Development of the Honji - Suijaku Theory. Tokyo, 1969.
Мелетинский, 1976.- Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976.
Мелетинский, 1983.- Мелетинский Е. М. Средневековый роман. М., 1983.
Мещеряков, 1984.- Мещеряков А. Н. Японские легенды о чудесах. Пер., предисл. и коммент. А. Н. Мещерякова. М., 1984.
Мещеряков, 1985.- Мещеряков А. Н. Изображение человека в раннеяпонской литературе.- Человек и мир в японской культуре. М., 1985.
Мещеряков, 1986.- Мещеряков А Н. Семантика понятий "начало" и "конец" в синтоизме и раннеяпонском буддизме.- НАА, 1986, No 1.
Мурасаки, 1971.- Мурасаки-сикибу никки (Дневник Мурасаки-сикибу). Сер Нихон котэн бунгаку дзэнсю Т. 18. Токио, 1971.
Мурасаки, 1972.- Мурасаки Сикибу. Гэндзи моногатари. Сер. Нихон котэн бунгаку тайкэй. Т. 14-18. Токио, 1972.
Мэдзаки, 1973.- Мэдзаки Токуэ. Ки-но Цураюки. Токио, 1973.
Накамура, 1976.- Накамура Хадзимэ. Сюке то миндзоку (Религия и народ).-Рэкиси то буммзй-но танкю (Разыскания в области истории и цивилизации). Т. 1, Токио, 1976.
Нихон коки, 1982.- Нихон коки (Поздние анналы Японии). Токио, 1982.
Нихон рёики, 1967.- Нихон рёики. Сер. Нихон котэн бунгаку тайкэй. Т. 70. Токио, 1967.
Нихон сёки, 1975.- Нихон сёки (Анналы Японии). Токио, 1975.
Окагами, 1966 - The Okagami. A Japanese Historical Tale translated by Joseph K. Yamagiwa. Rutland - Vermont - Tokyo, 1966.
Попов, 1984.- Попов А К Законодательные акты средневековой Японии. М., 1984.
Рейшауер и Ямагива, 1951.- Reischauer Edwin О. and Yamagiwa Joseph K. Translations from Early Japanese Literature. Cambridge, 1951.
Сайтё Кукайсю, 1969.-Сайтё Кукайсю (Сборник произведений Сайтё и Кукая). Токио, 1969.
Сакамото, 1979.- Сакатото Тара. Сётоку-тайси. Токио, 1979.
Сёку нихонги, 1975.- Сёку нихонги (Продолжение анналов Японии). Токио, 1975.
Симидзу, 1973.- Симидзу Ёсико. Мурасаки-сикибу. Токио, 1973.
Снелл, 1953.- Snell Bruno. The Discovery of the Mind. The Greek Origins of the European Thought. Cambridge, 1953.
Стеблин-Каменский, 1964.- Стеблин-Коменский М. И. Заметки о становлении литературы (к истории художественного вымысла).- Проблемы сравнительной филологии. М.-Л., 1964.
Сэй-сёнагон, 1975.- Сэй-сёнагон, Записки у изголовья. Пер., предисл. и коммент. В. Марковой. М., 1975.
Уэда, I960.- Уэда Масааки. Ямато Такэру. Токио, 1960.
Хакада, 1972.- Yoshito S. Hakada. Kukai. Major Works. N. Y.- L., 1972.
Хаякава, 1974.- Хаякава Сёхати. Рицурё кокка (Государство "рицурё"). Токио, 1974.
Хирата, 1936.- Хирата Ацутанэ. Дзоку синто дайи (Великий смысл народного синтоизма). Токио, 1936.
Хокэ кэнки, 1974.- Хокэ кэнки. Сер. Нихон сисо тайкэй. Т. 7. Токио, 1974.
Хомич, 1979.- Хомич Л. В. Влияние христианизации на религиозные представления и культы ненцев.- Христианство и ламаизм у коренного населения Сибири. Л., 1979.
Цуцуми, 1963.- The Tsutsumi Chunagon Monogatari. Translated by Umeyo Hirano. Tokyo, 1963.
Цуцуми, 1972,- Цуцуми тюнагон моногатари. Сер. Нихон котэн бунгаку дзэнсю. Т. 10. Токио, 1972.
Ямато моногатари, 1982.- Ямато моногатари. Пер. с японского, исслед. и коммент. Л. М. Ермаковой. М., 1982.
СПИСОК РАННИХ ЯПОНСКИХ ПРАВИТЕЛЕЙ С УКАЗАНИЕМ ДЕВИЗОВ ПРАВЛЕНИЙ
1. Дзимму,
660-585 гг. до н. а.
2. Суйдзэй,
581-549 гг. до н. э.
3. Аннэй, 549-511 гг. до н. э.
4. Итоку, 510-477 гг. до н. э.
5. Косё, 475-393 гг. до н. э.
6. Коан, 392-291 гг. до и. э.
7. Корэй, 290-215 гг. до н. э.
8. Когэн, 214-158 гг. до н. э.
9. Каика, 158-98 гг. до н. э.
10. Судзин, 97-30 гг. до н. э.
11. Суйнин,
29 г. до н. э.-70 г. н. э.
12. Кэйко, 71-130
13. Сэйму, 131-190
14. Тюай, 192-200
Дзинго Кого (регент), 201-269
15. Одзин, 270-310
16. Нинтоку, 313-399
17. Ритю, 400-405
18. Хандзэй, 406-410
19. Ингё, 412-453
20. Анко, 453-456
21. Юряку, 456-479
22. Сэйнэй, 480-484
23. Кэндзо, 485-487
24. Нинкэн, 488-498
25. Бурэцу, 498-506
26. Кэйтай, 507-531
27. Анкан, 531-535
28. Сэнка, 535-539
29. Киммэй, 539-571
30. Бндацу, 572-585
31. Ёмэй, 585-587
32. Сусюн, 587-592
33. Суйко, 592-628
34. Дзёмэй, 629-641
35. Когёку, 642-645
36. Котоку, 645-654
Тайка 645
Хакути 650
37. Саймэй, 655-661
38. Тэндзи, 668-671
39. Кобун, 671-672
Хакухо 672
40. Тэмму, 673-686
Сютё 686
41. Дзито, 690-697
42. Момму, 697-707
Тайхо 701
Кэйун 704
43. Гэммэй, 707-715
Вадо 708
44. Гэнсё, 715-724
Рэйки 715
Ёро 717
45. Сёму, 724-749
Дзинки 724
Тэмпё 729
46. Кокэн, 749-758
Тэмпё кампо 749
Тэмпё сёхо 749
Тэмпё ходзи 757
47. Дзюннин, 758-764
48. Сётоку (Кокэн), 764-770
Тэмпё дзинго 765
Дзинго кэйун 767
49. Конин, 770-781
Хоки 770
50. Камму, 781-806 Т
энъо 781
Энряку 782
51. Хэйдзэй, 806-809
Дайдо 806
52. Сага, 809-823
Конин 810
53. Дзюнна, 823-833
Тэнтё 824
54. Нинмё, 833-850
Дзёва 834
Кадзё 848
55. Монтоку, 850-858
Ниндзю 851
Сайко 854
Тэннан 857
56. Сэйва, 858-876
Дзёган 859
57. Ёдзэй, 876-884
Гангё 877
58. Коко, 884-887
Нинна 885
59. Уда, 887-897
Кампё 889
60. Дайго, 897-930
Сётай 898
Энги 901
Энтё 923
61. Судзаку, 930-946
Дзёхэй 931
Тэнгё 938
62. Мураками, 946-967
Тэнряку 947
Тэнтоку 957
Ова 961
Кохо 964
63. Рэйдзэй, 967-969
Анна 968
64. Энъю, 969-984
Тэнроку 970
Тэнъэн 973
Дзёгэн 976
Тэнгэн 978
Эйкан 983
65. Кадзан, 984-986
Канна 985
66. Итидзё, 986-1011
Эйэн 987
Эйсо 989
Сёряку 990
Тётоку 995
Тёхо 999
Канко 1004
67. Сандзё, 1011-1016
Тёва 1012
68. Гоитидзё, 1016-1036
Каннин 1017
Дзиан 1021
Мандзю 1024
Тёгэн 1028
69. Госудзаку, 1036-1045
Тёряку 1037
Тёкю 1040
Кантону 1044
70. Горэйдзэй, 1045-1068
Эйдзё 1046
Тэнги 1053
Кохэй 1058
Дзиряку 1065
71. Госандзё, 1068-1072
Энкю 1069
72. Сиракава, 1072-1086
Дзёхо 1074
Дзёряку 1077
Эйхо 1081
Отоку 1084
SUMMARY
The book, Heroes, Creators and Custodians oj Japanese Antiquity, is a series of biographies of the 4th-llth centuries' outstanding Japanese personalities.
Each historical period is represented by persons whose life and work reflect the most typical features of its culture and the psychological changes in personality. Much emphasis is on cultural continuity and mechanisms involved therein.
The chapters of the book are dedicated to an epic hero (Ya-mato Takeru: the Hero-Like Reality of the Character), statesmen (Prince Shotoku: A Statesman Devoted to Buddha, Sugawara Michizane: A Deification Tragedy), poets (Man'yoshu Poets: Poems for Society and a Society for Poems, Ki-no Tsurayuki: A Poet or A Poetaster?), Buddhist monks (Dokyo: The War and Peace of Two Theocracies, Kukai: Superb Calligraphy for Esoteric Policy), Buddhist legend makers and heroes of Buddhist legends (Buddhist Preachers: Wonder Makers), the author of the famous Tale of Genji (Murasaki-shikibu: a Non-Wasted Gift).
Each of the characters in the book made a notable contribution to culture of his country. Culture is understood as a dynamic interaction of soeio-historical and personal factors.
The author shows the turns, often dramatic, in the destinies of his heroes and eventually recreates the psychological background of a respective epoch.
The book analyses the ideas of time and space, life and death, ethic and aesthetic, virtue and sin, oi the human ideal, etc., and details the breakdown of the sanguinal kinship and the evolvement of medieval personality.
The book draws on medieval sources (historical, poetic, prose writings and religious texts). Therefore, one of the major topics of the book is the problem of text (the methods for its generation, functioning and perception). The book maps out approaches to the analysis of Japanese literature as a complex of semantically different texts united by common typological features.