Я вдыхаю полной грудью кислый от пороха воздух, смотрю в высокой синее небо. Снег ослепительно сверкает на солнце.
Еще минуту этого всего не видел и не ощущал. Господи, как хорошо жить!
Я не хочу смотреть на то, что осталось от наших врагов. Зачем портить удивительное чувство жизни, моего существования на земле, в этом мире – страшном и прекрасном одновременно!
Тут замечаю группку наших разведчиков, столпившихся у чего-то, лежащего на земле.
«Духовского» трупа не видели?" – проскальзывает недовольная мысль, и ощущение полета тонкой струйкой выходит из души.
Подхожу.
Неестественно изогнувшись, на спине лежит наш, разведчик. Я определяю это по маскхалату: лицо изуродовано пулей и иссечено каменной крошкой. Запрокинутая голова, мертвый оскал зубов.
Ничего не понимаю: по ним же не успели выстрелить, по ним не могли стрелять!!!
– Наша пуля! – говорит кто-то хрипло, с натугой, – Рикошет…
…Я опрокидываю еще стопку водки и поднимаю голову: Серега спит на стуле. Как он не свалился на пол, ума не приложу.
Наташа вопросительно смотрит на меня. Мы укладываем Сергея на диван.
– Давай, Нат, я тебя провожу, – избегаю смотреть ей в глаза.
Знаю, что ей хочется остаться. Я не хочу.
Дверь ее подъезда хлопает перед моим носом, как дверь камеры, в которую запирают мою память. Пружина насмешливо поет: «ри-ко-ше-т-т…»
Тупо смотрю на коричневую крашеную фанеру подъездной двери. Ей – Богу, всегда говорил, что излишняя впечатлительность в жизни только вредит.
Жду долго.
Поздний вечер. Прохожие к этому времени подавляющим большинством успели добраться до своих маленьких уютных квартирок, набить живот картошкой или пельменями. Потом они, скорее всего, комфортно устроились перед телевизором, лениво переговариваясь с женой, моющей на кухне посуду.
Современная идиллия. Осколки потерянного рая.
Иногда тоже мечтаю о таком.
Правда, только в том случае, если удастся убедить себя, что такая жизнь у меня получится. Что вместо стремлений смогу обзавестись привычками, и прошлое, которое не выбирал, больше не сможет определять мое настоящее и будущее. Не будет приходить во снах красными скалами и серыми провалами пропастей, заставляя внутренности судорожно сжиматься над очередным узким карнизом.
И смогу поверить, что женщина, с которой делишь ночью постель, не предаст тебя днем.
В ночь, сверху, из черноты, тихо падает снег. В голову мягкими ударами бьет хмель.
Иногда эти удары становятся ощутимыми. И тогда, чтобы не качнуться, я прислоняюсь спиной к фанере подъездной двери. Точно такой же, что хлопнула у меня перед носом какое-то время назад.
Вспоминаю суженые глаза Наташки перед тем, как она повернулась ко мне спиной. Глупо ухмыляюсь в темноту, пожимаю плечами.
Это единственное, что мне остается делать. Не объяснять же было ей в самом деле, что она сама выпустила джинна из бутылки. Пусть довольствуется тем, что получила сегодня порцию романтических Серегиных историй.
Сейчас я не в том настроении, чтобы размышлять, как буду мириться со своей подругой. Меня больше волнует отсутствие мужика при пачке сигарет.
Наконец догадываюсь посмотреть на часы: пол – второго ночи. Мд-а…
С десяток минут еще топчусь на крыльце, вдыхая полной грудью свежий зимний воздух, и поднимаюсь в квартиру.
…Если это, конечно, можно назвать квартирой: дешевая комната с миниатюрной кухней, похожей на колодец прихожей и совмещенным санузлом. Об этом чуде отечественной архитектуры я мечтал почти год. Пока не стал зарабатывать чуть больше и не смог себе позволить перебраться из комнаты в коммуналке, населенной старухами из доисторического периода.
Квартиру я снимаю у семьи безработных уже второй месяц. Сами хозяева ютятся тем временем в такой же однокомнатной хрущебе у тещи. Если бы не мои триста рублей квартплаты в месяц, муж и жена – инженеры с какого-то оборонного завода, и пятиклассница – дочь, давно бы положили зубы на полку. Им просто не прожить в Москве на свои куцые пособия и пенсию тещи.
Эти люди до сих пор не могут понять, что благополучное время, в котором они когда-то существовали, кончилось. Гарантированная зарплата, дешевые продукты в широком ассортименте, квартира со всеми удобствами, статус столичного жителя и – уверенность в завтрашнем дне. Все это кануло в Лету.
Я, как и девяносто девять процентов жителей страны, с рождения свыкся с тем, что в магазинах самого широкого ассортимента бывают только вафли и макароны с рыбными консервами. Поэтому привык обходиться без набора для нормальной человеческой жизни. И не особо расстраиваюсь по поводу его пропажи.
И вообще, даже нынешняя ситуация в оголодавшей, дерганной, замершей в ожидании Москве – рай по сравнению с тем, что мы видели в Афгане.
Меня больше всего волнует другое – наступление сучьих времен.
Полгода я работал охранником в непонятном кооперативе, состоявшем из бывших научных сотрудников закрытого НИИ. Чем они занимались, особо не интересовался. Платили хорошо: пятьсот рублей в месяц – ладно.
Накануне августовского «путча» весь кооператив дружно угодил за решетку. Как выяснилось, ребятишки, воспользовавшись старыми связями в родном институте, долго и не без прибыли приторговывали редкоземельными металлами. Впрочем, этого им было мало, и доценты сбывали заинтересованным лицам научные разработки. Те, что были не востребованы родным государством, но очень ценились на Западе.
Обо всем этом я узнал на допросах комитетского следователя, к которому меня тягали в качестве свидетеля. Но что мог рассказать простой охранник, в чьи обязанности входило сидеть с газовым итальянским пистолетом, только вошедшим в Москве в моду, и резиновой палкой в предбаннике «фирмы»? Ничего.
На вопросы «следака», кого я мог запомнить из постоянных клиентов, обычно отвечал: «В мои обязанности было следить за бегающими глазами и отвисающими полами пиджаков и – не более того».
«Неизбежные исторические процессы» свели на нет работу следователя комитета. А карнавал августа 1991-го года, коему я оказался свидетелем, спас от суда и тюрьмы «мучеников кооперативного движения». Перед КГБ встала уже совершенно другая задача: самому уцелеть в этой передряге.
А я, чтобы хоть как-то поддержать штаны, устроился торговать китайскими пуховиками в Лужниках. Пуховики пользовались спросом, и жизнь вроде бы стабилизировалась.
На барахолке меня и повстречал бывший однокурсник Витька Гусятинский. Он, москвич, в отличие от меня благополучно закончил универ и теперь имел собственное дело. Вечером того же дня мы раздавили с ним бутылку «Наполеона», и Витька предложил работать у него.
Если заняться подробным описанием профиля нашей работы, то придется помучиться. А без подробностей – мы занимаемся посреднической деятельностью. Посредствуем продаже всего, что производилось, производится и даже будет производиться на необъятных просторах нашей Родины (на дурака не нужен нож). И таким образом добываем себе средства на жизнь.
Например, в прошлом месяце толкнули армянам, разгребающим завалы в Ленинакане, кран КАТО из строительной организации, развалившейся на кучу сомнительных кооперативов. Перед этим нашли покупателя из Иваново для партии хлопка из солнечного Таджикистана. Сейчас же, в преддверии Нового года, срочно выходим на производителей шампанского из Нижнего Новгорода. К празднику оно станет дефицитом, цены взлетят, и мы поимеем на этом хорошие бабки.
Работа суетливая и по-своему рисковая. Можно напороться на рэкет или быть кинутыми своими же партнерами. Поэтому, узнав о моем «афганском» прошлом, Витька и взял меня к себе в бизнес – на случай возможных «наездов». И хотя я его честно предупредил, что в откровенный криминал лезть никогда не буду, он где-то на «черном рынке» приобрел пару «пээмов» и попросил научить его стрелять.
Я кручусь в этом бизнесе всего пару месяцев, и пока он меня устраивает. Все веселей, чем торговать на подхвате у барыг. Опять же – деньги нормальные завелись. Прибарахлился, снял хату, завел постоянную девочку… Лучше бы ее не заводил.
В комнате синим туманом повис табачный дым. После свежего морозного воздуха прогорклость курева еще сильнее шибает в нос.
Я бросаюсь в сторону балконной двери, чтобы выпустить на природу результаты жизнедеятельности цивилизованного человека. И вдруг обнаруживаю Серегу, как ни в чем не бывало, сидящего на стуле,.
– Где ты лазишь? – его недовольный и, что самое главное, трезвый вид (уже выспался, гад!) приводит меня в бешенство.
– Слушай, браток, разговаривай повежливее! Из-за тебя я с Наташкой поругался. Будешь возникать – к Людке отправлю. Под теплый бочок!
Серега сникает. Люда, может, и пустит его под свой теплый бочок, но предварительно проведет такую воспитательную беседу, ишаком педальным себя почувствуешь. Поэтому Серега решает идти на попятный.
Жена моего друга работает секретаршей в полубандитском кооперативе по ремонту автомобилей. Публика там трудится не слишком галантная. Людмила – фактура достаточно приметная, поэтому, чтобы отбиваться от кобелирующих личностей, выработала определенный кодекс поведения с мужским полом. Во время семейных кризисов она этими знаниями и опытом делится со своими благоверным.
…Тем более, что главный повод всегда присутствует: Серега учится на вечернем в политехе и работает в завалящем телеателье. Людкина зарплата на несколько порядков бьет мужнину, что и является основным поводом для претензий.
Глядя на перемежающиеся райские взлеты и адские падения Серегиной семейной жизни, я усиленно стараюсь избежать подобной участи женатика, несмотря на Наташкины тонкие намеки на толстые обстоятельства. На это не стоит идти даже ценой потерянных блаженных часов у телевизора под запах ужина, шуршание газеты и мягкости благородной, освященной обществом и государством супружеской постели.
– Водка осталась? – спрашивает меня Серый миролюбиво – уж больно ему не хочется идти домой под громы и молнии.
Я отправляюсь на кухню и достаю из холодильника початую бутылку, оставшуюся у меня еще с прошлого визита Сергея. Он заметно оживляется. Чувствую, что и мне нужно взбодриться.
После первых пятидесяти граммов откидываемся на спинки своих стульев, закуриваем. Замечаю, что Сергей хочет меня о чем-то спросить, но как будто не решается. Странно, раньше за ним подобной робости не замечал…
– Ты чего жмешься?
– Видишь ли… – он решительным жестом гасит окурок в пепельнице, сделанной из хвостовой части 82-мм мины, что подарил мне экс – майор артиллерии, он же – бывший сосед по коммуналке, – Интересная ситуация на днях приключилась. Неделю назад моя Люда поехала к сестре в Ленинград и встретила там своего шефа…
Серега скрипнул зубами:
– Хоть бы не говорила, дура!
Я толкнул его в плечо:
– Не зацикливайся…
– Ну и отправились они в кабак. А там какая-то уголовная шобла на путанку местную наехала. Людкин босс, хотя сам из этого мира вышел, решил в джентльмена поиграть. Само собой, перед ней. А она-то, сука!!!
– Слушай, может, не надо? – остановил я Сергея, – Чего ты себе душу рвешь – не на исповеди, а я не поп.
– Да я о другом хотел сказать… Не в Людке дело! В Общем, Саня – так босса ее зовут, пушку из кармана вытащил, кодлу разогнал. Ну и сам, естественно, ноги сделал, от ментов подальше. В тачку с Людкой вскочил, смотрит: подруга эта, путанка, совсем молодая еще девчонка, тоже из ресторана выбегает. Тоже, значит, хочет сдуться. А на улице – ни машины!…В общем, взял он ее в свою «тачку»…
– «Шестерочка», наверное, цвета «металлик».
– Не, «мокрый асфальт»… Да не в этом дело! – Сергей протянул руку к бутылке, налил еще по – пятьдесят грамм, пошарил взглядом по столу в поисках закуски.
Нашел кусок хлеба, по-братски разделил его на двоих, чокнулся, выпил и продолжил:
– Отвезли они ее домой. Девчонка на Васильевском острове живет. С матерью. Поздно было, мать спала, девчонка пригласила их к себе в комнату, чаю поставила…
– Неужто групповуху организовала?! – свистнул я.
– Андрей, откуда в тебе столько цинизма? – поморщился Серый. – Смотрю на тебя и удивляюсь…
– Ладно, извини. Значит, не организовала. Значит, Пастернака читать наизусть начала:
"Зал утих, я вышел на подмостки,
Прислоняясь к дверному косяку…"
Кстати, ты давно «косяками» не баловался?
– Заткнись и слушай.
– Понял.
… – В общем, Андрюха, дальше получилось, как в дешевой мелодраме «Интердевочка»: шок прошел, девка в истерику. Сопли, слезы, слюни. Начала про свою горемычную жизнь рассказывать. Отец год назад в автомобильной катастрофе погиб, мать с горя слегла. Полгода была в больнице. Чтобы себя и мать прокормить, девчонка эта, ее, кстати, Аллой зовут, институт бросила, работать пошла.
Неделю назад ее кооператив, в котором эти дурацкие «варенки» шили, накрылся медным тазом. А жрать-то надо… Поголодала, начиталась и наслушалась баек про роскошную жизнь путан и пошла на панель. В этот самый кабак, значит. Первый раз, в первый класс. Ты знаешь, чужаков в этом деле не любят…
– Откуда мне знать, я же не сутенер…
– …вот на нее «крыша» и наехала – не обращая внимания на реплику, закончил Сергей.
Я внимательно слушал его, хотя совсем не понимал, какого черта он мне все это рассказывает. Подобными сентиментальными историями были забиты все бульварные газеты нашего дурацкого переходного периода начала 90-х годов. Страна и мы катились в какую-то пропасть, рушились привычные связи между людьми. Все прежние ценности, которыми общество жило десятилетиями, валились в тартарары. Я смотрел на Сергея, неистребимого романтика, и не мог понять, чего это он так разволновался от этой типичной истории. Пришел к мысли, что старые дрожжи взыграли.
Спать уже не хотелось, делать было нечего. Поэтому я выдавил из себя заинтересованное:
– А что дальше-то было?
– В общем, – продолжил Сергей, – Саня этот – чувачок несентиментальный, но тоже расчувствовался. Денег этой Алле дал, чтобы больше на панель не выходила и смогла прожить, пока новую нормальную работу не найдет… Людка от этого благородства в оргазм впала. Вот сука!
– Завязывай! – не выдержал я, – Заколебал! Или говори по существу или вообще заканчивай. Мне историю твоих семейных измен слушать неинтересно.
– Да не было измены, не было! – завелся окончательно Сергей, – Мне все это жена рассказала как раз для того, чтобы носом в дерьмо сунуть. Мол, остались еще мужики на свете. И благородные и при деньгах. Она говорит, что ни на секунду бы не сомневалась, чтобы с ним остаться. Только бы позвал!
– Брось волну гнать, – оборвал я Сергея, – Видел твою Людку – хорошая девчонка, не из тех, что хвостом за спиной мужа крутят. А в запале эти дуры еще не то наболтать могут.
На самом деле я так не считал. Просто банально врал, успокаивая своего старого друга. Как раз такая, как Людка, вполне могла наставить мужу рога. А стервозности и жестокого бабьего куражу у нее хватило бы, чтобы потом об этом еще и рассказать своему «суженому – ряженому». Убежден, что все начинается как раз со слов. Сначала женщине мысль об измене пришла в голову, затем она где-то, кому-то это проговорила (если муж – тряпка, то можно и ему), а потом у нее возникнет идея перейти от слов к делу – надо же быть логичной в своих поступках! И кто сказал, что у женщин нет логики? Есть, и порой довольно железная.
… – Не знаю… – Сергей, не глядя на стол, протянул руку, налил себе одному водки. Выпил, занюхал рукавом, поморщился, – Этот Саня благородно так ее до сестры проводил и – все.
– Так радуйся, чудило!
– Радуйся… – уныло протянул Сергей, – Брошу этот чертов институт – на инженера в наше время только идиот учиться может, подамся в мафию. Возьмут. Я еще не забыл, с какой стороны за автомат нужно браться.
– В киллеры пойдешь? – с любопытством я посмотрел на него, помня, что в Афгане Кондрашов все полтора года был поваром.
– В фигиллеры! Я полтора года в Афгане в «духов» стрелял. Что они мне лично сделали, чем помешали, пока я в этот сраный Афган не попал?! Ничем! Да я знать про них не знал, про эту страну только по телевизору слышал! После этого вся жизнь наперекосяк. Два года, как Афган кончился, а в мирную жизнь войти не могу. В институт поступил, женился – думал, забуду… Хрена!
А эти сволочи, кооператоры, бизнесмены хреновы, пока мы там гнили, кооперативов наоткрывали, видеосалонов с порнухой. Машины меняли, девок портили… Они хозяева жизни, а мы – дерьмо! Тем, кто раньше пришел, легче. Они адаптироваться успели в нормальной стране. А мы эту войну заканчивали, и тут в бардак у себя попали…Ты вот скажи, кто сейчас для меня больший враг?
Я молчал. Что тут скажешь? Тут надо брать пулемет и топать на перекресток – кооперативщиков стрелять. Хотя причем здесь они? Не причем. Крутанулись ребята, вовремя поняли, откуда дует ветер перемен. А если ты этого не сделал: не успел, не захотел или не смог – это уже твои проблемы.
– Ладно, давай спать ложиться, – выдавил я из себя.
– Не, ты погоди, – остановил меня Сергей.
Я недовольно поморщился: главное сказано, сказанное общеизвестно, обсуждению не подлежит, а посему заседание закрывается.
– Дело-то вообще не во мне и не в Людке, – торопливо продолжил мой друг, – Ты ведь в N – ской мотострелковой дивизии служил?
– Ну.
– «Вэ-че» номер…
– Ну.
– Ты еще «и-го-го» скажи!
– Не дразнись, а то в ухо получишь.
– Не, ты слушай внимательно, – Серый выдержал эффектную паузу (не будущий инженер, а Евгений Петросян, мастер разговорного жанра!), – Подожди – ка…
Серега быстренько разлил оставшуюся водку и стал рыскать глазами по столу в поисках закуски.
– Больше ничего нет, – остановил я его поисковые действия.
– Ладно, рукавом… Так вот, Людмила сказала, что перед уходом от Аллы она обратила внимание на небольшое фото пацана в военной форме – оно под стеклом в шкафу торчало. Поинтересовалась, кто такой… Оказалось, что Алла переписывалась с этим парнем. Ну, знаешь, «Комсомольская правда» рубрику такую вела – «Дружба по переписке» или что-то в этом роде…
Начали они это дело еще до службы пацана в армии, потом, когда его призвали – еще месяца три. Затем он ни с того ни с сего прекратил переписку. Алла совсем недавно решила отправить ему письмо по домашнему адресу. Ответила мать этого солдата, фамилия его Варегов, и сообщила, что он погиб в Афганистане. Назвала в письме номер полевой почты. Людка на всякий случай его записала – решила у меня узнать, может пересекались где… А я вспомнил, что это твой…
Я молчал.
В голове отбойным молотком стучала фамилия: «Варегов, Варегов…»
Я вспомнил его сразу же, как только Серый назвал эту фамилию. Вспомнил, но даже сейчас в глубине души не хотел верить, что Земля круглая до такой степени. Вот тебе еще один рикошет…
– Андрюха, ты его знал? – голос моего друга донесся до меня, как из другого мира.
Я вытащил из пачки последнюю сигарету и подошел к окну.
На улице давно погасли фонари. Лишь только свет моего окна рассеивал мглу, освещая падающие за ним хлопья снега. Через дорогу светились красным занавески еще одного полуночника.
– Андрей… – позвал из глубины комнаты Серега, – Оставишь…
– Блок «Стюардессы» на холодильнике.
Сергей молча встал и прошел на кухню. Остался курить там: в таких случаях мы становимся не в меру чуткими и внимательными.
Вадим Варегов. Я не знал о нем практически ничего. Кроме того, что нас навсегда связало Красное ущелье. Но он не смог оттуда выбраться, а я сумел. Сумел ли?…
Часть вторая
Вадим опустил руки, зажимавшие уши, и бросился к краю площадки – смотреть, куда упадет мина.
– Где она взорвется? – обернулся он к сержанту, безрезультатно обшарив глазами желтый склон сопки напротив.
– Видишь слева «духовскую» тропу? – командир отделения повернул Вадима в нужную сторону.
– Ага, – ответил тот, хотя ровным счетом ничего не увидел.
Детали скрадывались в однообразном горном ландшафте, окружавшем их: красно – буро – желтом. Цвете скал, трещин, провалов и выжженной солнцем скудной растительности.
– Над ней дерево, – сержант довернул Вадима еще на полметра, – Вот там она и должна рвануть.
«Может, она уже рванула, а я проморгал?» – беспокойно подумал Вадим, – «Что-то слишком долго она летит».
Он посмотрел на невозмутимое лицо сержанта с редкой светлой щетиной, пробившейся на коричневой от загара щеке.
– Горы скрадывают расстояние, – произнес сержант, отвечая на не прозвучавший вслух вопрос, – Кажется близко, а на самом деле… Тут все – обман! – закончил он неожиданно жестко.
Тут Вадим краем глаза заметил небольшое облачко, как бы невзначай взметнувшееся около темной нитки тропы («Вот она где!»), упрямо ползущей по склону горы.
Облачко взметнулось и опало. Порыв ветра быстро разметал его, снес в сторону. Звук разрыва Вадим так и не услышал.
– Все, концерт окончен, – ответил командир отделения на второй, такой же немой вопрос Варегова «что дальше?»
Он взглянул на молодого солдата и совершенно другим тоном – властным, не допускающим раздумий, добавил:
– Отдохнул? Тогда, Варегов, хватай бачок и дуй за водой. Восхождение свое ты уже отметил. Мухин! – окликнул сержант солдата, сидевшего, свесив ноги, на бруствере мелкого окопчика, – Пойдешь вместе с ним, старшим.
Из репортажей по телевизору, повествующих лопухам в Союзе о героической афганской войне, насмотрелся на сплошные ревущие «вертушки», проводки колонн под грохот разрывов, коварных душманов в длинных серых рубахах, чалмах и с китайскими «калашниковыми» в руках…
…А тут – какая-то экскурсия по экзотической азиатской стране.
Колонна из «Уралов» пылит по дороге, утыканной по обочинам редкими разлапистыми кустами. И ты, подобно туристу с пробковым шлемом на голове и фотоаппаратом на шее, простодушно восклицаешь: «Так это и есть миндаль?!»
Высоченные, узкие, как клинки, деревья вырастают на пути. «Так и здесь есть пирамидальные тополя?» – восторженно приветствуешь воспоминания из детства, когда отдыхал с папой-мамой в Геленджике.
За тополями появляются низкие и глухие глинобитные заборы, скрывающие под стать им домишки с плоской крышей. Они смахивают на пародию старых ферм в русском селе.
«Смешно, там у нас в таких скотину держат, а здесь люди живут. Это и есть кишлак? А вон в том, побеленном, и с крашенными оконными рамами богатей живет? Мда-а…»
Критическим взором осматриваешь окрестности, чувствуя в душе гордость за причастность к иной цивилизации.
Наверное, такие же чувства испытывал Джеймс Кук, мореплаватель и цивилизатор окраин Земли, поглядывая на покрытые банановыми листьями хижины дикарей. Правда, впоследствии дикари преподнесли ему замечательный урок, приготовив из него аппетитный ужин и наплевав при этом на ружья и пушки моряков.
Мораль, необходимая для любого «цивилизатора»: поскольку Земля круглая, то окраин на ней быть не может. И любой остров Папуа – Новой Гвинеи является в своем роде неповторимым и достойным уважения пупом земли, что и Лондон с Нью-Йорком.
Но это знание обычно приходи позже. А пока…
Босоногие ребятишки, черные то ли от загара, то ли от грязи, машут вслед колонне руками. Угрюмые взгляды заросших бородами мужчин заставляют внутренне поджиматься и отвечать таким же колючим прищуром.
Женщины в цветастых платьях до пят, с черными мешками и покрывалами на головах, будят совершенно другую реакцию бесплатных туристов, как минимум полгода переживающих половое воздержание:
– Пацаны, смотрите – паранджа! Своей девчонке такую же пошлю!
– Го-го-го! Каменный век! Гляди: у этой только нижняя часть лица закрыта, вишь, как глазами стрельнула! Пацаны, больше на русских телок не смотрю – тут покруче биксы ходят!
– Тогда тебе обрезание надо будет сделать. По самые помидоры!…
– Ха-ха-ха!!!
– А это что за серьезные ребята с «калашами» на перекрестке стоят? Сорбозы? Армия местная, что ли?
– Эти, вроде, рады нам. Вишь, как улыбаются…
– Еще бы, без нас им кранты. Хотя, бывает, целыми полками к «духам» переходят. Ненадежная публика.
– У-у, сволочи…
– Смотри – смотри: мужик в европейском пиджаке идет. Руку к сердцу прижал. Приветствует!
– А ты ему тоже кепочкой помаши!
– Го-го-го!!!
Реплики, шутки, подначивания, хохот.
И плевать, что у бортов в конце кузова сидят «старики» с оружием в руках, сопровождающие молодое пополнение. Плевать, что с обоих концов колонну ведут «бээрдээмки»…
Все не так страшно, как казалось. Экзотика, залитая щедрым майским солнцем жаркого юга. Разве под таким веселым светом есть место страху и опасностям? «Старики» с напряженными лицами смотрят по сторонам, сжимая оружие. Но кто относится к этому всерьез? «Чего ты хочешь – ветераны! Понт перед молодыми держат!»
Еще минуту этого всего не видел и не ощущал. Господи, как хорошо жить!
Я не хочу смотреть на то, что осталось от наших врагов. Зачем портить удивительное чувство жизни, моего существования на земле, в этом мире – страшном и прекрасном одновременно!
Тут замечаю группку наших разведчиков, столпившихся у чего-то, лежащего на земле.
«Духовского» трупа не видели?" – проскальзывает недовольная мысль, и ощущение полета тонкой струйкой выходит из души.
Подхожу.
Неестественно изогнувшись, на спине лежит наш, разведчик. Я определяю это по маскхалату: лицо изуродовано пулей и иссечено каменной крошкой. Запрокинутая голова, мертвый оскал зубов.
Ничего не понимаю: по ним же не успели выстрелить, по ним не могли стрелять!!!
– Наша пуля! – говорит кто-то хрипло, с натугой, – Рикошет…
…Я опрокидываю еще стопку водки и поднимаю голову: Серега спит на стуле. Как он не свалился на пол, ума не приложу.
Наташа вопросительно смотрит на меня. Мы укладываем Сергея на диван.
– Давай, Нат, я тебя провожу, – избегаю смотреть ей в глаза.
Знаю, что ей хочется остаться. Я не хочу.
Дверь ее подъезда хлопает перед моим носом, как дверь камеры, в которую запирают мою память. Пружина насмешливо поет: «ри-ко-ше-т-т…»
Тупо смотрю на коричневую крашеную фанеру подъездной двери. Ей – Богу, всегда говорил, что излишняя впечатлительность в жизни только вредит.
2.
…Под козырьком своего подъезда останавливаюсь, ожесточенно шарю по карманам. Ч-черт, так и знал: сигареты оставил дома, на столе. Терпеливо жду прохожего мужского пола, чтобы остановить его сакраментальной фразой: «Извините, у вас сигарет не найдется?»Жду долго.
Поздний вечер. Прохожие к этому времени подавляющим большинством успели добраться до своих маленьких уютных квартирок, набить живот картошкой или пельменями. Потом они, скорее всего, комфортно устроились перед телевизором, лениво переговариваясь с женой, моющей на кухне посуду.
Современная идиллия. Осколки потерянного рая.
Иногда тоже мечтаю о таком.
Правда, только в том случае, если удастся убедить себя, что такая жизнь у меня получится. Что вместо стремлений смогу обзавестись привычками, и прошлое, которое не выбирал, больше не сможет определять мое настоящее и будущее. Не будет приходить во снах красными скалами и серыми провалами пропастей, заставляя внутренности судорожно сжиматься над очередным узким карнизом.
И смогу поверить, что женщина, с которой делишь ночью постель, не предаст тебя днем.
В ночь, сверху, из черноты, тихо падает снег. В голову мягкими ударами бьет хмель.
Иногда эти удары становятся ощутимыми. И тогда, чтобы не качнуться, я прислоняюсь спиной к фанере подъездной двери. Точно такой же, что хлопнула у меня перед носом какое-то время назад.
Вспоминаю суженые глаза Наташки перед тем, как она повернулась ко мне спиной. Глупо ухмыляюсь в темноту, пожимаю плечами.
Это единственное, что мне остается делать. Не объяснять же было ей в самом деле, что она сама выпустила джинна из бутылки. Пусть довольствуется тем, что получила сегодня порцию романтических Серегиных историй.
Сейчас я не в том настроении, чтобы размышлять, как буду мириться со своей подругой. Меня больше волнует отсутствие мужика при пачке сигарет.
Наконец догадываюсь посмотреть на часы: пол – второго ночи. Мд-а…
С десяток минут еще топчусь на крыльце, вдыхая полной грудью свежий зимний воздух, и поднимаюсь в квартиру.
…Если это, конечно, можно назвать квартирой: дешевая комната с миниатюрной кухней, похожей на колодец прихожей и совмещенным санузлом. Об этом чуде отечественной архитектуры я мечтал почти год. Пока не стал зарабатывать чуть больше и не смог себе позволить перебраться из комнаты в коммуналке, населенной старухами из доисторического периода.
Квартиру я снимаю у семьи безработных уже второй месяц. Сами хозяева ютятся тем временем в такой же однокомнатной хрущебе у тещи. Если бы не мои триста рублей квартплаты в месяц, муж и жена – инженеры с какого-то оборонного завода, и пятиклассница – дочь, давно бы положили зубы на полку. Им просто не прожить в Москве на свои куцые пособия и пенсию тещи.
Эти люди до сих пор не могут понять, что благополучное время, в котором они когда-то существовали, кончилось. Гарантированная зарплата, дешевые продукты в широком ассортименте, квартира со всеми удобствами, статус столичного жителя и – уверенность в завтрашнем дне. Все это кануло в Лету.
Я, как и девяносто девять процентов жителей страны, с рождения свыкся с тем, что в магазинах самого широкого ассортимента бывают только вафли и макароны с рыбными консервами. Поэтому привык обходиться без набора для нормальной человеческой жизни. И не особо расстраиваюсь по поводу его пропажи.
И вообще, даже нынешняя ситуация в оголодавшей, дерганной, замершей в ожидании Москве – рай по сравнению с тем, что мы видели в Афгане.
Меня больше всего волнует другое – наступление сучьих времен.
Полгода я работал охранником в непонятном кооперативе, состоявшем из бывших научных сотрудников закрытого НИИ. Чем они занимались, особо не интересовался. Платили хорошо: пятьсот рублей в месяц – ладно.
Накануне августовского «путча» весь кооператив дружно угодил за решетку. Как выяснилось, ребятишки, воспользовавшись старыми связями в родном институте, долго и не без прибыли приторговывали редкоземельными металлами. Впрочем, этого им было мало, и доценты сбывали заинтересованным лицам научные разработки. Те, что были не востребованы родным государством, но очень ценились на Западе.
Обо всем этом я узнал на допросах комитетского следователя, к которому меня тягали в качестве свидетеля. Но что мог рассказать простой охранник, в чьи обязанности входило сидеть с газовым итальянским пистолетом, только вошедшим в Москве в моду, и резиновой палкой в предбаннике «фирмы»? Ничего.
На вопросы «следака», кого я мог запомнить из постоянных клиентов, обычно отвечал: «В мои обязанности было следить за бегающими глазами и отвисающими полами пиджаков и – не более того».
«Неизбежные исторические процессы» свели на нет работу следователя комитета. А карнавал августа 1991-го года, коему я оказался свидетелем, спас от суда и тюрьмы «мучеников кооперативного движения». Перед КГБ встала уже совершенно другая задача: самому уцелеть в этой передряге.
А я, чтобы хоть как-то поддержать штаны, устроился торговать китайскими пуховиками в Лужниках. Пуховики пользовались спросом, и жизнь вроде бы стабилизировалась.
На барахолке меня и повстречал бывший однокурсник Витька Гусятинский. Он, москвич, в отличие от меня благополучно закончил универ и теперь имел собственное дело. Вечером того же дня мы раздавили с ним бутылку «Наполеона», и Витька предложил работать у него.
Если заняться подробным описанием профиля нашей работы, то придется помучиться. А без подробностей – мы занимаемся посреднической деятельностью. Посредствуем продаже всего, что производилось, производится и даже будет производиться на необъятных просторах нашей Родины (на дурака не нужен нож). И таким образом добываем себе средства на жизнь.
Например, в прошлом месяце толкнули армянам, разгребающим завалы в Ленинакане, кран КАТО из строительной организации, развалившейся на кучу сомнительных кооперативов. Перед этим нашли покупателя из Иваново для партии хлопка из солнечного Таджикистана. Сейчас же, в преддверии Нового года, срочно выходим на производителей шампанского из Нижнего Новгорода. К празднику оно станет дефицитом, цены взлетят, и мы поимеем на этом хорошие бабки.
Работа суетливая и по-своему рисковая. Можно напороться на рэкет или быть кинутыми своими же партнерами. Поэтому, узнав о моем «афганском» прошлом, Витька и взял меня к себе в бизнес – на случай возможных «наездов». И хотя я его честно предупредил, что в откровенный криминал лезть никогда не буду, он где-то на «черном рынке» приобрел пару «пээмов» и попросил научить его стрелять.
Я кручусь в этом бизнесе всего пару месяцев, и пока он меня устраивает. Все веселей, чем торговать на подхвате у барыг. Опять же – деньги нормальные завелись. Прибарахлился, снял хату, завел постоянную девочку… Лучше бы ее не заводил.
В комнате синим туманом повис табачный дым. После свежего морозного воздуха прогорклость курева еще сильнее шибает в нос.
Я бросаюсь в сторону балконной двери, чтобы выпустить на природу результаты жизнедеятельности цивилизованного человека. И вдруг обнаруживаю Серегу, как ни в чем не бывало, сидящего на стуле,.
– Где ты лазишь? – его недовольный и, что самое главное, трезвый вид (уже выспался, гад!) приводит меня в бешенство.
– Слушай, браток, разговаривай повежливее! Из-за тебя я с Наташкой поругался. Будешь возникать – к Людке отправлю. Под теплый бочок!
Серега сникает. Люда, может, и пустит его под свой теплый бочок, но предварительно проведет такую воспитательную беседу, ишаком педальным себя почувствуешь. Поэтому Серега решает идти на попятный.
Жена моего друга работает секретаршей в полубандитском кооперативе по ремонту автомобилей. Публика там трудится не слишком галантная. Людмила – фактура достаточно приметная, поэтому, чтобы отбиваться от кобелирующих личностей, выработала определенный кодекс поведения с мужским полом. Во время семейных кризисов она этими знаниями и опытом делится со своими благоверным.
…Тем более, что главный повод всегда присутствует: Серега учится на вечернем в политехе и работает в завалящем телеателье. Людкина зарплата на несколько порядков бьет мужнину, что и является основным поводом для претензий.
Глядя на перемежающиеся райские взлеты и адские падения Серегиной семейной жизни, я усиленно стараюсь избежать подобной участи женатика, несмотря на Наташкины тонкие намеки на толстые обстоятельства. На это не стоит идти даже ценой потерянных блаженных часов у телевизора под запах ужина, шуршание газеты и мягкости благородной, освященной обществом и государством супружеской постели.
– Водка осталась? – спрашивает меня Серый миролюбиво – уж больно ему не хочется идти домой под громы и молнии.
Я отправляюсь на кухню и достаю из холодильника початую бутылку, оставшуюся у меня еще с прошлого визита Сергея. Он заметно оживляется. Чувствую, что и мне нужно взбодриться.
После первых пятидесяти граммов откидываемся на спинки своих стульев, закуриваем. Замечаю, что Сергей хочет меня о чем-то спросить, но как будто не решается. Странно, раньше за ним подобной робости не замечал…
– Ты чего жмешься?
– Видишь ли… – он решительным жестом гасит окурок в пепельнице, сделанной из хвостовой части 82-мм мины, что подарил мне экс – майор артиллерии, он же – бывший сосед по коммуналке, – Интересная ситуация на днях приключилась. Неделю назад моя Люда поехала к сестре в Ленинград и встретила там своего шефа…
Серега скрипнул зубами:
– Хоть бы не говорила, дура!
Я толкнул его в плечо:
– Не зацикливайся…
– Ну и отправились они в кабак. А там какая-то уголовная шобла на путанку местную наехала. Людкин босс, хотя сам из этого мира вышел, решил в джентльмена поиграть. Само собой, перед ней. А она-то, сука!!!
– Слушай, может, не надо? – остановил я Сергея, – Чего ты себе душу рвешь – не на исповеди, а я не поп.
– Да я о другом хотел сказать… Не в Людке дело! В Общем, Саня – так босса ее зовут, пушку из кармана вытащил, кодлу разогнал. Ну и сам, естественно, ноги сделал, от ментов подальше. В тачку с Людкой вскочил, смотрит: подруга эта, путанка, совсем молодая еще девчонка, тоже из ресторана выбегает. Тоже, значит, хочет сдуться. А на улице – ни машины!…В общем, взял он ее в свою «тачку»…
– «Шестерочка», наверное, цвета «металлик».
– Не, «мокрый асфальт»… Да не в этом дело! – Сергей протянул руку к бутылке, налил еще по – пятьдесят грамм, пошарил взглядом по столу в поисках закуски.
Нашел кусок хлеба, по-братски разделил его на двоих, чокнулся, выпил и продолжил:
– Отвезли они ее домой. Девчонка на Васильевском острове живет. С матерью. Поздно было, мать спала, девчонка пригласила их к себе в комнату, чаю поставила…
– Неужто групповуху организовала?! – свистнул я.
– Андрей, откуда в тебе столько цинизма? – поморщился Серый. – Смотрю на тебя и удивляюсь…
– Ладно, извини. Значит, не организовала. Значит, Пастернака читать наизусть начала:
"Зал утих, я вышел на подмостки,
Прислоняясь к дверному косяку…"
Кстати, ты давно «косяками» не баловался?
– Заткнись и слушай.
– Понял.
… – В общем, Андрюха, дальше получилось, как в дешевой мелодраме «Интердевочка»: шок прошел, девка в истерику. Сопли, слезы, слюни. Начала про свою горемычную жизнь рассказывать. Отец год назад в автомобильной катастрофе погиб, мать с горя слегла. Полгода была в больнице. Чтобы себя и мать прокормить, девчонка эта, ее, кстати, Аллой зовут, институт бросила, работать пошла.
Неделю назад ее кооператив, в котором эти дурацкие «варенки» шили, накрылся медным тазом. А жрать-то надо… Поголодала, начиталась и наслушалась баек про роскошную жизнь путан и пошла на панель. В этот самый кабак, значит. Первый раз, в первый класс. Ты знаешь, чужаков в этом деле не любят…
– Откуда мне знать, я же не сутенер…
– …вот на нее «крыша» и наехала – не обращая внимания на реплику, закончил Сергей.
Я внимательно слушал его, хотя совсем не понимал, какого черта он мне все это рассказывает. Подобными сентиментальными историями были забиты все бульварные газеты нашего дурацкого переходного периода начала 90-х годов. Страна и мы катились в какую-то пропасть, рушились привычные связи между людьми. Все прежние ценности, которыми общество жило десятилетиями, валились в тартарары. Я смотрел на Сергея, неистребимого романтика, и не мог понять, чего это он так разволновался от этой типичной истории. Пришел к мысли, что старые дрожжи взыграли.
Спать уже не хотелось, делать было нечего. Поэтому я выдавил из себя заинтересованное:
– А что дальше-то было?
– В общем, – продолжил Сергей, – Саня этот – чувачок несентиментальный, но тоже расчувствовался. Денег этой Алле дал, чтобы больше на панель не выходила и смогла прожить, пока новую нормальную работу не найдет… Людка от этого благородства в оргазм впала. Вот сука!
– Завязывай! – не выдержал я, – Заколебал! Или говори по существу или вообще заканчивай. Мне историю твоих семейных измен слушать неинтересно.
– Да не было измены, не было! – завелся окончательно Сергей, – Мне все это жена рассказала как раз для того, чтобы носом в дерьмо сунуть. Мол, остались еще мужики на свете. И благородные и при деньгах. Она говорит, что ни на секунду бы не сомневалась, чтобы с ним остаться. Только бы позвал!
– Брось волну гнать, – оборвал я Сергея, – Видел твою Людку – хорошая девчонка, не из тех, что хвостом за спиной мужа крутят. А в запале эти дуры еще не то наболтать могут.
На самом деле я так не считал. Просто банально врал, успокаивая своего старого друга. Как раз такая, как Людка, вполне могла наставить мужу рога. А стервозности и жестокого бабьего куражу у нее хватило бы, чтобы потом об этом еще и рассказать своему «суженому – ряженому». Убежден, что все начинается как раз со слов. Сначала женщине мысль об измене пришла в голову, затем она где-то, кому-то это проговорила (если муж – тряпка, то можно и ему), а потом у нее возникнет идея перейти от слов к делу – надо же быть логичной в своих поступках! И кто сказал, что у женщин нет логики? Есть, и порой довольно железная.
… – Не знаю… – Сергей, не глядя на стол, протянул руку, налил себе одному водки. Выпил, занюхал рукавом, поморщился, – Этот Саня благородно так ее до сестры проводил и – все.
– Так радуйся, чудило!
– Радуйся… – уныло протянул Сергей, – Брошу этот чертов институт – на инженера в наше время только идиот учиться может, подамся в мафию. Возьмут. Я еще не забыл, с какой стороны за автомат нужно браться.
– В киллеры пойдешь? – с любопытством я посмотрел на него, помня, что в Афгане Кондрашов все полтора года был поваром.
– В фигиллеры! Я полтора года в Афгане в «духов» стрелял. Что они мне лично сделали, чем помешали, пока я в этот сраный Афган не попал?! Ничем! Да я знать про них не знал, про эту страну только по телевизору слышал! После этого вся жизнь наперекосяк. Два года, как Афган кончился, а в мирную жизнь войти не могу. В институт поступил, женился – думал, забуду… Хрена!
А эти сволочи, кооператоры, бизнесмены хреновы, пока мы там гнили, кооперативов наоткрывали, видеосалонов с порнухой. Машины меняли, девок портили… Они хозяева жизни, а мы – дерьмо! Тем, кто раньше пришел, легче. Они адаптироваться успели в нормальной стране. А мы эту войну заканчивали, и тут в бардак у себя попали…Ты вот скажи, кто сейчас для меня больший враг?
Я молчал. Что тут скажешь? Тут надо брать пулемет и топать на перекресток – кооперативщиков стрелять. Хотя причем здесь они? Не причем. Крутанулись ребята, вовремя поняли, откуда дует ветер перемен. А если ты этого не сделал: не успел, не захотел или не смог – это уже твои проблемы.
– Ладно, давай спать ложиться, – выдавил я из себя.
– Не, ты погоди, – остановил меня Сергей.
Я недовольно поморщился: главное сказано, сказанное общеизвестно, обсуждению не подлежит, а посему заседание закрывается.
– Дело-то вообще не во мне и не в Людке, – торопливо продолжил мой друг, – Ты ведь в N – ской мотострелковой дивизии служил?
– Ну.
– «Вэ-че» номер…
– Ну.
– Ты еще «и-го-го» скажи!
– Не дразнись, а то в ухо получишь.
– Не, ты слушай внимательно, – Серый выдержал эффектную паузу (не будущий инженер, а Евгений Петросян, мастер разговорного жанра!), – Подожди – ка…
Серега быстренько разлил оставшуюся водку и стал рыскать глазами по столу в поисках закуски.
– Больше ничего нет, – остановил я его поисковые действия.
– Ладно, рукавом… Так вот, Людмила сказала, что перед уходом от Аллы она обратила внимание на небольшое фото пацана в военной форме – оно под стеклом в шкафу торчало. Поинтересовалась, кто такой… Оказалось, что Алла переписывалась с этим парнем. Ну, знаешь, «Комсомольская правда» рубрику такую вела – «Дружба по переписке» или что-то в этом роде…
Начали они это дело еще до службы пацана в армии, потом, когда его призвали – еще месяца три. Затем он ни с того ни с сего прекратил переписку. Алла совсем недавно решила отправить ему письмо по домашнему адресу. Ответила мать этого солдата, фамилия его Варегов, и сообщила, что он погиб в Афганистане. Назвала в письме номер полевой почты. Людка на всякий случай его записала – решила у меня узнать, может пересекались где… А я вспомнил, что это твой…
Я молчал.
В голове отбойным молотком стучала фамилия: «Варегов, Варегов…»
Я вспомнил его сразу же, как только Серый назвал эту фамилию. Вспомнил, но даже сейчас в глубине души не хотел верить, что Земля круглая до такой степени. Вот тебе еще один рикошет…
– Андрюха, ты его знал? – голос моего друга донесся до меня, как из другого мира.
Я вытащил из пачки последнюю сигарету и подошел к окну.
На улице давно погасли фонари. Лишь только свет моего окна рассеивал мглу, освещая падающие за ним хлопья снега. Через дорогу светились красным занавески еще одного полуночника.
– Андрей… – позвал из глубины комнаты Серега, – Оставишь…
– Блок «Стюардессы» на холодильнике.
Сергей молча встал и прошел на кухню. Остался курить там: в таких случаях мы становимся не в меру чуткими и внимательными.
Вадим Варегов. Я не знал о нем практически ничего. Кроме того, что нас навсегда связало Красное ущелье. Но он не смог оттуда выбраться, а я сумел. Сумел ли?…
Часть вторая
Красное ущелье
Афганистан, май 1988 года
3.
Выстрел глухо хлопнул по барабанным перепонкам с каким-то странным металлическим звоном, как будто болтом ударили по рельсу.Вадим опустил руки, зажимавшие уши, и бросился к краю площадки – смотреть, куда упадет мина.
– Где она взорвется? – обернулся он к сержанту, безрезультатно обшарив глазами желтый склон сопки напротив.
– Видишь слева «духовскую» тропу? – командир отделения повернул Вадима в нужную сторону.
– Ага, – ответил тот, хотя ровным счетом ничего не увидел.
Детали скрадывались в однообразном горном ландшафте, окружавшем их: красно – буро – желтом. Цвете скал, трещин, провалов и выжженной солнцем скудной растительности.
– Над ней дерево, – сержант довернул Вадима еще на полметра, – Вот там она и должна рвануть.
«Может, она уже рванула, а я проморгал?» – беспокойно подумал Вадим, – «Что-то слишком долго она летит».
Он посмотрел на невозмутимое лицо сержанта с редкой светлой щетиной, пробившейся на коричневой от загара щеке.
– Горы скрадывают расстояние, – произнес сержант, отвечая на не прозвучавший вслух вопрос, – Кажется близко, а на самом деле… Тут все – обман! – закончил он неожиданно жестко.
Тут Вадим краем глаза заметил небольшое облачко, как бы невзначай взметнувшееся около темной нитки тропы («Вот она где!»), упрямо ползущей по склону горы.
Облачко взметнулось и опало. Порыв ветра быстро разметал его, снес в сторону. Звук разрыва Вадим так и не услышал.
– Все, концерт окончен, – ответил командир отделения на второй, такой же немой вопрос Варегова «что дальше?»
Он взглянул на молодого солдата и совершенно другим тоном – властным, не допускающим раздумий, добавил:
– Отдохнул? Тогда, Варегов, хватай бачок и дуй за водой. Восхождение свое ты уже отметил. Мухин! – окликнул сержант солдата, сидевшего, свесив ноги, на бруствере мелкого окопчика, – Пойдешь вместе с ним, старшим.
4.
…Странное дело, попадаешь на войну, а ее нет. Вернее, не чувствуешь. С детства, проглатывая запоем книги о ней, представлял «театр военных действий» скопищем снующих людей, железа, огня и дыма. Атаки, контратаки…Из репортажей по телевизору, повествующих лопухам в Союзе о героической афганской войне, насмотрелся на сплошные ревущие «вертушки», проводки колонн под грохот разрывов, коварных душманов в длинных серых рубахах, чалмах и с китайскими «калашниковыми» в руках…
…А тут – какая-то экскурсия по экзотической азиатской стране.
Колонна из «Уралов» пылит по дороге, утыканной по обочинам редкими разлапистыми кустами. И ты, подобно туристу с пробковым шлемом на голове и фотоаппаратом на шее, простодушно восклицаешь: «Так это и есть миндаль?!»
Высоченные, узкие, как клинки, деревья вырастают на пути. «Так и здесь есть пирамидальные тополя?» – восторженно приветствуешь воспоминания из детства, когда отдыхал с папой-мамой в Геленджике.
За тополями появляются низкие и глухие глинобитные заборы, скрывающие под стать им домишки с плоской крышей. Они смахивают на пародию старых ферм в русском селе.
«Смешно, там у нас в таких скотину держат, а здесь люди живут. Это и есть кишлак? А вон в том, побеленном, и с крашенными оконными рамами богатей живет? Мда-а…»
Критическим взором осматриваешь окрестности, чувствуя в душе гордость за причастность к иной цивилизации.
Наверное, такие же чувства испытывал Джеймс Кук, мореплаватель и цивилизатор окраин Земли, поглядывая на покрытые банановыми листьями хижины дикарей. Правда, впоследствии дикари преподнесли ему замечательный урок, приготовив из него аппетитный ужин и наплевав при этом на ружья и пушки моряков.
Мораль, необходимая для любого «цивилизатора»: поскольку Земля круглая, то окраин на ней быть не может. И любой остров Папуа – Новой Гвинеи является в своем роде неповторимым и достойным уважения пупом земли, что и Лондон с Нью-Йорком.
Но это знание обычно приходи позже. А пока…
Босоногие ребятишки, черные то ли от загара, то ли от грязи, машут вслед колонне руками. Угрюмые взгляды заросших бородами мужчин заставляют внутренне поджиматься и отвечать таким же колючим прищуром.
Женщины в цветастых платьях до пят, с черными мешками и покрывалами на головах, будят совершенно другую реакцию бесплатных туристов, как минимум полгода переживающих половое воздержание:
– Пацаны, смотрите – паранджа! Своей девчонке такую же пошлю!
– Го-го-го! Каменный век! Гляди: у этой только нижняя часть лица закрыта, вишь, как глазами стрельнула! Пацаны, больше на русских телок не смотрю – тут покруче биксы ходят!
– Тогда тебе обрезание надо будет сделать. По самые помидоры!…
– Ха-ха-ха!!!
– А это что за серьезные ребята с «калашами» на перекрестке стоят? Сорбозы? Армия местная, что ли?
– Эти, вроде, рады нам. Вишь, как улыбаются…
– Еще бы, без нас им кранты. Хотя, бывает, целыми полками к «духам» переходят. Ненадежная публика.
– У-у, сволочи…
– Смотри – смотри: мужик в европейском пиджаке идет. Руку к сердцу прижал. Приветствует!
– А ты ему тоже кепочкой помаши!
– Го-го-го!!!
Реплики, шутки, подначивания, хохот.
И плевать, что у бортов в конце кузова сидят «старики» с оружием в руках, сопровождающие молодое пополнение. Плевать, что с обоих концов колонну ведут «бээрдээмки»…
Все не так страшно, как казалось. Экзотика, залитая щедрым майским солнцем жаркого юга. Разве под таким веселым светом есть место страху и опасностям? «Старики» с напряженными лицами смотрят по сторонам, сжимая оружие. Но кто относится к этому всерьез? «Чего ты хочешь – ветераны! Понт перед молодыми держат!»