Страница:
убийства.
Король за это изъявил ему большую благодарность; некоторые даже
говорят, что он тотчас был произведен в рыцари {124}. Но, говорят, он не
позволил их зарыть столь подлым образом в углу, заявив, что он желает
похоронить их в лучшем месте, ибо все же они дети короля. Вот какова была
благородная душа этого монарха! Поэтому будто бы священнику сэра Роберта
Брэкенбери приказано было вырыть тела и тайно похоронить их в таком месте,
какое он один бы только знал, чтобы в случае его смерти никогда и никто не
сумел бы его открыть {125}. Истинно и хорошо известно, что когда Джемс
Тирелл находился в Тауэре по обвинению в измене славнейшему своему государю
королю Генриху VII, оба - Дайтон и он - были допрошены и признались на
исповеди, что совершили убийство именно таким способом, как нами описано, но
куда перенесены были тела, они не могли ничего сказать. Вот каким образом
(по свидетельству тех, кто много знал и мало имел причин лгать) двое
благородных принцев, эти невинные дети, рожденные от истинно королевской
крови, взлелеянные в большом богатстве, предназначенные для долгой жизни,
чтобы царствовать и править королевством, были схвачены вероломным тираном,
лишены сана, быстро заточены в темницу, тайно замучены и убиты, а тела их
были брошены бог знает куда злобным властолюбием их бессердечного дяди и его
безжалостных палачей.
Если обо всем этом подумать с разных сторон, то, право же, бог никогда
не являл миру более примечательного примера тому, как зыбко мирское наше
благо, тому, как надменная дерзость высокомерного сердца порождает
преступления, а также тому, как безжалостная злоба приводит человека к
худому концу. Начнем со слуг: Майлс Форест сгнил заживо в убежище св.
Мартина; Дайтон доселе бредет по жизни, поделом опасаясь, что он будет
повешен раньше, чем умрет; а сэр Джемс Тирелл умер на Тауэр-Хилл,
обезглавленный за измену {126}. Сам же король Ричард, как вы узнаете далее,
погиб на поле брани, израненный и изрубленный руками своих врагов; его
мертвое тело было взгромождено на круп лошади, его волосы вырваны, и так его
волокли, как дворового пса. Страдания эти он принял меньше, чем через три
года после тех страданий, которые он причинил {127}; и все эти три года он
прожил с великой тревогой и заботами о себе, с безмерным ужасом, страхом и
скорбью в душе. Я слышал правдоподобный рассказ от человека, который
пользовался доверием его домашних слуг, о том, что после этого
бесчеловечного деяния ум его ни на миг не бывал спокоен и он никогда не
чувствовал себя в безопасности. Когда он выходил из дома, его глаза тревожно
бегали вокруг, его тело было втайне прикрыто доспехами, рука всегда лежала
на рукояти кинжала, выглядел он и держался так, словно всегда готов был
нанести удар. По ночам он плохо отдыхал, долго лежал без сна, погруженный в
размышления; тяжко утомленный заботами и бессонницей, он скорее дремал, чем
спал, и его беспокоили ужасные сны. Иногда он внезапно вскакивал, бросался
вон из постели и бегал по комнате, ибо его не знавшее покоя сердце без конца
металось и содрогалось от угнетающих впечатлений и грозных воспоминаний о
его преступном деянии.
Не видел он покоя и вокруг себя. Не прошло еще долгого времени, как уже
против него возник заговор или, точнее, целый союз между герцогом Бэкингемом
и многими дворянами {128}. Отчего у короля и герцога возник раздор, о том
различные люди рассказывают по-разному. Я достоверно знаю что еще когда
Глостер после смерти короля Эдуарда прибыл в Йорк {129} и здесь справлял
торжественную заупокойную службу о короле, то герцог Бэкингем послал туда
наисекретнейшим образом некоего Персела, своего верного слугу {130}, который
пришел к Джону Уорду {131}, столь же доверенному слуге герцога Глостера, и
выразил желание как можно более тайно и укромно предстать перед его хозяином
и поговорить с ним. Извещенный о такой просьбе, герцог Глостер приказал,
чтобы в глухую ночную пору, когда весь народ разойдется, тот был доставлен к
нему в тайные покои. Здесь Персел по наказу своего хозяина сообщил ему, что
он тайно послан с тем, чтобы сообщить, что при нынешней перемене положения
его хозяин выступит на той стороне, где будет угодно герцогу, и если нужно,
придет к нему с тысячью добрых молодцов. Посол был отправлен назад с
благодарностью и некоторыми тайными сообщениями о намерениях протектора; а
через несколько дней, получив новые полномочия от своего герцога, он вновь
встретился с протектором в Ноттингеме, куда тот прибыл из Йорка по дороге в
Лондон со многими дворянами северных графств верхом на 600 конях. Тотчас
после этого свидания и разговора гонец поспешно удалился; а затем герцог сам
со свитою на 300 конях встретился в Нортгемптоне с протектором и с этого
времени не покидал его, оставаясь соучастником во всех его замыслах, и
только после коронации они расстались в Глостере, казалось бы, как добрые
друзья. Но когда затем герцог прибыл домой, он вдруг так легко отвернулся от
короля и так решительно стал строить против него заговор, что можно было
только подивиться, откуда такая перемена.
И в самом деле, о причине их разногласий разные люди говорят
по-разному. Некоторые, как я слышал, рассказывают, будто герцог незадолго до
коронации попросил у протектора среди других даров владения герифордских
герцогов, которые, он считал, принадлежат ему по наследству {132}. Но так
как титул, которого он требовал по наследству, был чем-то связан с правом на
корону по линии низложенного короля Генриха, протектор воспылал таким
негодованием, что ответил на просьбу герцога отказом в самых гневных и
угрожающих словах. Это ранило сердце герцога такой ненавистью и неприязнью,
что он никогда с тех пор не мог смотреть прямо в глаза королю Ричарду, но
всегда страшился за свою жизнь, - до того страшился, что, когда протектор
ехал через Лондон на коронацию, он объявил себя больным, чтобы только не
ехать рядом с ним. Тот увидел в этом злой умысел и послал ему приказ тотчас
встать и приехать, пока его не привели силою; и герцог поехал, но не по
доброй воле, а под утро покинул торжество, сказавшись больным, но, по мнению
короля Ричарда, - лишь по злобе и ненависти к нему. После этого, говорят,
оба они жили в такой взаимной злобе и ненависти, что герцог даже опасался,
как бы его не прикончили в Глостере; но ему удалось оттуда благополучно
удалиться. Однако некоторые люди, хорошо знавшие все тайные дела того
времени, решительно отвергают такой рассказ; а если вспомнить, как умели эти
двое притворяться, и как нужен был герцог протектору при его неокрепшей
власти, и как рисковал бы герцог, навлекши на себя подозрение тирана, то
понятно, что умные люди не верят, чтобы протектор дал герцогу повод
обижаться или герцог протектору повод не доверять. И уж вовсе они не
сомневаются, что будь у короля Ричарда какие-нибудь подозрения, он никогда
не позволил бы герцогу ускользнуть из его рук.
Истина же в том, что герцог был очень самолюбивый человек и ему тяжко
было видеть чужой успех: так, некоторые сами мне говорили, будто видели, что
когда корона была в первый раз возложена на чело протектора, то герцог не
мог вынести этого вида и отвел взгляд в другую сторону. Говорят также, что
он вел себя беспокойно и король Ричард это знал, но ему было только приятно;
поэтому ни одна просьба герцога не была неучтиво отвергнута, но он с
большими подарками и высокими почестями, с видимым доверием и дружбою
покинул Глостер. Но вскоре после этого, воротясь в Брекнок {133}, где под
его охраной по приказу короля Ричарда находился доктор Мортон, епископ Эли
{134}, который, как вы уже знаете, был взят под стражу на совете в Тауэре,
герцог завел с ним дружбу; и вот тогда-то мудрость епископа воспользовалась
гордынею герцога, чтобы себя спасти, а его погубить.
Епископ был человек большого природного ума, великой учености,
достойного поведения, умевший снискивать милость самыми разумными
средствами. Он был предан сторонникам короля Генриха, когда они были в силе,
но не оставил и не забыл их и в беде; когда король оказался в заточении у
короля Эдуарда, то епископ покинул королевство вместе с королевой и принцем
и вернулся домой лишь затем, чтобы сражаться за них. После того как сражение
было проиграно и партия Генриха разгромлена {135}, другая сторона не только
согласилась принять его за твердую веру и ум, но даже звала его к себе и
держала его с той поры в полном доверии и особом расположении. Он нимало не
обманывал ее. Будучи, как вы уже слышали, после смерти короля Эдуарда
арестован тираном за свою верность королю, он сумел нанести удар герцогу и
стал объединять всех дворян ради помощи королю Генриху, тотчас предложив
заключить брак между ним и дочерью короля Эдуарда; этим он доказал свою
верность и добрую службу сразу обоим суверенам и облагодетельствовал все
королевство, слив воедино две крови, чьи противоречивые права долгое время
нарушали покой страны. Он покинул государство и отправился в Рим, решив не
вмешиваться более в мирские дела, и пробыл там до той поры, пока благородный
государь Генрих VII не пригласил его обратно, сделав архиепископом
Кентербери и канцлером Англии, к чему папа присоединил еще и кардинальский
сан. Так прожил он много дней в почете, о котором можно только мечтать, и
окончил свою жизнь столь достойно, что по милости божией такая смерть
преобразила и всю его жизнь. Вот каким образом, говорю я, вследствие долгих
и часто превратных испытаний, как в удаче, так и в беде, этот муж приобрел
великую опытность, истинную мать и госпожу людской мудрости, а с нею и
глубокое понимание путей мирской политики.
Хорошо это понимая, герцог тогда рад был с ним сойтись, говорил ему
льстивые слова, расточал многие хвалы; и в этих разговорах епископ заметил,
как то и дело гордыня герцога прорывалась вспышками зависти к успеху короля,
и почувствовал, что при умелом обращении он легко пойдет по этому пути. И он
стал искусными способами подталкивать его вперед, пользуясь всяким случаем
для его привлечения; а так как он был у герцога в плену, тому казалось, что
это он, пленник, следует за ним, а не он за пленником. Так, когда герцог
начал было хвалить и славословить короля, рассуждая, как хорошо станет
государству от его правления, Мортон прервал его словами: "Милорд! В моем
положении глупо было бы лгать: если бы я и под клятвою вам солгал, ваша
светлость вряд ли мне поверила. Конечно, если бы все обернулось так, как я
хотел, то корону имел бы сын короля Генриха {136}, a никак не король Эдуард.
Но так как бог ему судил ее лишиться, а королю Эдуарду воцариться, я никогда
не был столь безумен, чтобы с мертвецом сражаться против живого. Поэтому я
стал королю Эдуарду верным капелланом и был бы рад, когда бы его сын
наследовал ему. Однако тайная воля божия предусмотрела иначе, и я не стану
прать против рожна, стараясь укрепить, что бог разрушил. А что касается
бывшего протектора, а ныне короля...", - и с этим он умолк, сказав, что он и
так слишком много вмешивался в мирские дела, ныне же, кроме книг и четок,
ничего ему не нужно.
Герцогу очень захотелось услышать то, что он хотел сказать, - так
внезапно прервал епископ свою речь как раз на имени короля, - и он стал
просить епископа как можно более дружески, чтобы он сказал все, что думает
нехорошего: он, герцог, обещает, что вреда от этого не будет, а, может быть,
будет даже больше пользы, чем кажется, и что он сам намерен воспользоваться
его нелицеприятным тайным советом, - только для того он и добился у короля
разрешения держать его под стражей у себя дома, чтобы он не попался в руки
тем, от кого он не мог бы ждать такого благожелательства.
Епископ смиренным образом поблагодарил его и сказал: "Поверьте, милорд,
я не люблю много говорить о государях - слишком уж это небезопасно: ведь
даже если речь безупречна, поймут ее не так, как хотел бы говорящий, а так,
как заблагорассудится правителю. Я всегда вспоминаю здесь одну басню Эзопа.
Лев объявил, что под страхом смерти ни один рогатый зверь не должен долее
находиться в лесу; и вот один из зверей с мясным наростом на лбу тоже
кинулся бежать со всех ног. Лисица увидела, как он несется, и окликнула:
куда это он так торопится? Тот ответил: "Вот уж я не думал, не гадал, что
придется мне бежать из-за указа о рогатых животных!" - "Вот дурак! - сказала
лисица, - ты ведь спокойно можешь оставаться здесь, лев не о тебе говорил: у
тебя ведь голова не рогатая". - "Уж я-то это знаю, - ответил тот, - но коли
он вдруг скажет, будто и это рог, то что со мною будет?"
Герцог рассмеялся на такой рассказ и сказал: "Милорд, я вам ручаюсь: ни
лев, ни кабан не узнают о том, что здесь будет сказано, так как это никогда
не достигнет их ушей".
"Если это так, сэр, - ответил епископ, - то все, о чем я намерен
говорить, как я об этом мыслю перед господом, может заслуживать только
благодарности. Но если перетолковать это иначе (чего я и опасаюсь), то мне
от этого будет мало добра, а вам еще меньше".
Тогда герцог стал еще настойчивее допытываться, что это такое. И
епископ наконец сказал: "Что касается бывшего протектора, а ныне
полновластного короля, то я не намерен сейчас оспаривать его титул. Но для
блага этого королевства, которым ныне правит его милость и малым членом
которого являюсь я сам, я хотел бы пожелать, чтобы к тем добрым качествам,
которых у него и так уж немало и которые вряд ли нуждаются в моей похвале,
угодно было господу прибавить для полноты и некоторые иные превосходные
добродетели, какие надобны для управления королевством и какими господь не
обездолил особу вашей милости".
[Здесь труд Томаса Мора обрывается].
1 Возраст Эдуарда IV указан Мором неточно: он родился в Руане 28 апреля
1442 г. Следовательно, к моменту смерти ему еще не исполнился сорок один
год.
2 Инсценировка избрания Эдуарда IV королем толпой лондонских горожан
произошла на "большом поле" у Клеркенвелл 1 марта (WW, р. 777). 3 марта
совет знати, собравшийся в Байнард Касл, принял решение избрать Эдуарда
королем (ChWR, р. 7-8; WW, р. 777). 4 марта состоялась торжественная
процессия в Вестминстер, где Эдуарду вручили корону и скипетр (WW, р. 777).
Итак, "Эдуард начал править королевством на четвертый день марта" (Stow.
Summary, fol. 283).
3 Историки установили точную дату рождения первого сына Эдуарда IV - 2
ноября 1470 г. Второй сын родился (предположительно) 17 июня 1473 г. Разница
в возрасте детей, таким образом, больше двух с половиной лет (RIII, р. 158).
Елизавета родилась 11 февраля 1466 г., вступила в брак с Генрихом VII 18
февраля 1486 г., была коронована через год и десять месяцев - 25 ноября 1487
г. Она умерла в 1503 г.
Томас Говард (1473--1524)-сын того Джона Говарда, о котором Т. Мор
упоминает в связи с переговорами о выдаче принца Эдуарда в Вестминстере
между делегацией лордов и вдовствующей королевой Елизаветой. О его семье см.
прим. 48.
6 Похороны Эдуарда IV состоялись 19 апреля 1483 г.
7 Вот что пишет об Эдуарде IV Доменико Манчини: "Эдуард был по природе
благороден и приветлив, но когда ему случалось разгневаться, он казался
окружающим ужасным. Он был доступен как друзьям, так и другим людям, даже
наименее благородным... Он охотно встречался с теми, кто желал его видеть, и
использовал любую возможность привлекать внимание к своей величественной
фигуре уличных зевак. Он был настолько равнодушен к придворному этикету, что
когда он видел вновь пришедшего, смущенного его внешностью и королевским
величием, он, положив руку ему на плечо, случалось, ободрял его. Истцов и
тех, кто жаловался на несправедливость, он охотно выслушивал. Не будучи
жадным, он все же так жаждал денег, что в погоне за ними приобрел репутацию
скупца... В еде и питье он отличался полной невоздержанностью: у него была
привычка, как я узнал, принимать рвотное ради удовольствия еще раз наполнить
желудок... Он волочился без разбора за замужними и незамужними, за
дворянками и особами низкого происхождения, однако добивался их не силой. Он
подчинял их деньгами и обещаниями, но когда они были завоеваны, он прогонял
их" (р. 78, 80, 82).
8 По договору в Пикиньи, подписанному 29 августа 1475 г., Эдуард IV
должен был получать от Людовика XI ежегодно 50000 крон золотом (10000 фунтов
стерлингов) в виде "откупных" за отказ от прав на французскую корону. В 1482
г. Людовик XI, сломив мощь своих бургундских вассалов, отказался выполнять
договор. Поэтому правительство Эдуарда IV оказалось вынужденным вновь
прибегнуть к сбору обычных субсидий.
9 Бервик был сдан приверженцами Генриха VI шотландцам в 1461 г. В
августе 1482 г. войско, возглавляемое Ричардом Глостером, сумело овладеть
крепостью.
10 Ричард Йорк родился в 1411 г., за четыре года до казни его отца,
носившего то же имя и почетный титул графа Кембриджа. Казнь последовала
после провала так называемого саутгемптонского заговора, призванного
свергнуть ланкастерскую ветвь династии Плантагенетов в пользу других
наследников многодетного Эдуарда III (1327-1377). По праву своего деда,
Эдмунда Ленгли (1341-1402), пятого сына Эдуарда III, "второй" Ричард,
унаследовавший от убитого при Азенкуре бездетного дяди Эдмунда титул герцога
Йорка, становился наследником престола в том случае, если бы вымерли потомки
Джона Ланкастера (четвертого сына Эдуарда III). По линии своей матери Анны
Мортимер он был связан с третьим сыном Эдуарда III - Лионелем, носившим
титул герцога Кларенса (1336-1368). Бабушкой Анны была дочь и единственная
наследница герцога Кларенса - Филиппа, выданная замуж за Эдмунда Мортимера,
третьего графа Марча.
Все потомки Эдмунда Мортимера и Филиппа погибли в начале XV
в.большинство благодаря действиям сторонников ланкастерского дома.
Следовательно, по материнской линии Ричард Йорк имел преимущественное право
наследования перед своим соперником, правнуком Джона Ланкастера - Генрихом
VI.
Потомки первых двух сыновей Эдуарда III уже не принимали в XV столетии
участия в споре за корону, так как единственный отпрыск первенца Эдуарда III
- Эдуарда Черного принца (1330-1376)- Ричард II (1366-1400) был свергнут с
трона и убит приверженцами его племянника Генриха IV Ланкастера. Что
касается Уильяма, второго сына Эдуарда III, то тот умер еще ребенком.
Борьба Ричарда Йорка и Генриха VI, начавшаяся уже в 40-х годах XV в.,
достигла своего апогея в 1460 г. Выиграв ряд сражений летом этого года, в их
числе генеральное при Нортгемптоне (WW, p. 773; Gregory, p. 207),
закончившееся пленением Генриха VI, йоркисты заставили парламент в октябре
1460 г. принять постановление (RP, v. V, p. 380) о передаче короны
наследникам Ричарда Йорка (Whethamsted, р. 108; Gregory, р. 208; WW, р.
774). В ответ последовал мятеж дворян английского севера, поддерживавших
Маргариту, супругу Генриха VI, и их сына Эдуарда (1453-1471) (Gregory, р.
210; WW, р. 774). Попытка Ричарда Йорка усмирить бунтовщиков закончилась
неудачно. Он был убит в бою под Уэйкфилдом (Йоркшир) 30 декабря 1460 г.
(Gregory, р. 210; WW, р. 775).
11 Георг, герцог Кларенс (21 октября 1449 г.-18 февраля 1478 г.), был
поддержан графом Уорвиком (см. прим. 80) и его многочисленными сторонниками
как претендент на английскую корону весной 1469 г., после того как он
сочетался браком с дочерью Уорвика Изабеллой (Warkworth, p. 4 ff.).
Отстранение Эдуарда от престола мыслилось под двумя предлогами:
во-первых, он не сын своего отца - герцога Йорка, а во-вторых, он женился на
вдове Елизавете Грей (см. прим. 82) в нарушение существующего обычая
(Mancini, p. 74). "Даже его мать впала в такой гнев (по поводу брака с
Елизаветой), что выразила готовность подтвердить общественное мнение и
заявила, что Эдуард не является сыном ее мужа - герцога Йорка, а был зачат в
результате нарушения супружеской верности и поэтому недостоин чести править
королевством" (Ibid.). Судя по этой фразе Манчини, мать Эдуарда и Георга -
Сесиль, урожденная Невиль, одноутробная сестра Уорвика, также была на
стороне заговорщиков.
Весной 1470 г., после провала организованного Кларенсом и Уорвиком
линкольнширского путча (см. подробнее "An English Chronicle of the Rebellion
in Lincolnshire. 1470". London, ed. J. G. Nickols. The Camden Miscellany,
1847), они бежали во Францию, где договорились с Маргаритой Анжуйской,
супругой томившегося тогда в Тауэре Генриха VI, о совместной борьбе против
Эдуарда. Их объединенные усилия привели осенью 1470г. к временной потере
Эдуардом IV короны (Fabyan, p. 658; Warkworth, p. 9).
В 1471 г. Кларенс перешел на сторону брата и помог ему в разгроме
соперников. В награду он получил как наследство Изабеллы половину громадного
состояния ее отца, погибшего в битве при Барнете (см. прим. 80) (RP, VI, р.
124127). Другая половина земель Уорвика досталась Ричарду Глостеру,
женившемуся на второй дочери покойного графа Анне. Таким разделом Кларенс
остался недоволен, и с этого времени он вновь берет на себя роль лидера
придворной оппозиции, группируя недовольные элементы.
Трения между Кларенсом и Эдуардом увеличились еще больше в связи с
вопросом о браке наследницы погибшего при Нанси бургундского герцога Карла
Смелого. Претендентом на ее руку выступил Кларенс, у которого только что
умерла жена. Однако король добился расторжения намечавшегося брачного
контракта, предложив в качестве жениха Энтони Вудвиля, графа Риверса,
послушного ему брата своей супруги. Увидев в этом происки королевы Елизаветы
(см. прим. 82), Кларенс поспешил ей отомстить. Без санкции судебных органов
он схватил служанку королевы Энкеретту Твинихо и казнил ее, назвав
виновницей преждевременной кончины своей жены Изабеллы (RP, v. VI, р. 174).
Тотчас же последовали ответные действия королевского двора.
Приближенные Кларенса Стэси и Бардет были казнены по решению суда за
чародейство против Эдуарда IV. А вскоре и их хозяин оказался за толстыми
стенами Тауэра. В январе 1478 г. нижняя палата парламента единогласно
приняла обвинительный билль. Георг Кларенс обвинялся в посягательстве на
корону и в непослушании королевской воле. Палата лордов утвердила билль и
признала Кларенса виновным в государственной измене. 17 февраля в парламенте
было объявлено, что Георг случайно утонул в бочке с вином (ChWR, р. 250-256;
RP, v. VI, р. 195).
12 Имеется в виду Елизавета, урожденная , Вудвиль, вдова рыцаря Грея
(см. прим. 82). Манчини так описывает ее действия: "...королева припомнила
оскорбления ее семьи и клевету, которой шельмовали ее, а именно, что
согласно установленному обычаю она не является законной супругой короля.
Отсюда она пришла к выводу, что ее потомство от короля никогда не вступит на
трон, пока не будет устранен герцог Кларенс" (р. 76).
13 Портрет Ричарда Глостера, нарисованный Т. Мором, в основном
совпадает с тем, как изображают его другие современники и хронисты. У
Полидора Вергилия, например, мы читаем: "Он был маленького роста, уродливый
телом, одно плечо выше другого, с таким кротким и чувствительным выражением
лица, что, казалось, ему не свойственны и совершенно чужды хитрость и обман.
В то время, как он думал о каком-нибудь деле, он постоянно кусал свою нижнюю
губу... Также имел он привычку то и дело наполовину выдергивать из ножен
своей правой рукой кинжал, который повсюду носил с собой, а потом засовывать
его в ножны снова. Воистину, он имел острый ум, предусмотрительный и тонкий,
склонный к притворству и лицемерию; его отвага была такой неистовой и лютой,
что не покинула его до самой смерти" (Three Books, p. 226-227).
Д. Манчини также отмечает его скрытность, уменье притворяться. В
последние годы, пишет этот очевидец, "он не выезжал за пределы своих
собственных владений; всячески подчеркивал свое расположение к народу.
Добрая молва о его жизни распространилась среди иностранцев. Он прославился
в военных делах в такой степени, что когда бы ни приходилось предпринимать
какое-либо трудное и опасное дело, оно поручалось ему. Так Ричард завоевал
уважение народа, а зависти королевы избежал благодаря тому, что от нее его
отделяло большое расстояние" (р. 76-78).
П. Вергилий и Л. Манчини ничего не пишут о том, что у Ричарда был горб.
Не сообщает о горбе и силезский рыцарь Николай фон Поппелау, посетивший
Великобританию весной 1484 г, (Mancini, р. 163-164; Rous, p. 216). Нельзя
заметить горба и на известных портретах Ричарда Глостера.
14 Жизнь Генриха VI оборвалась в Тауэре 21 мая 1471 г. между 11-12
часами ночи. Уоркуорт (р. 21), Фабиан (р. 63), Росс (р. 125), Андрэ
(Memorials, p. 23), анонимный хронист (Vitellius, fol. 133), Вергилий (Three
Books, p. 155-156) единодушно свидетельствуют, что его убийцей был Ричард
Глостер.
15 Манчини изображает дело иначе: "... Ричард, герцог Глостер, был так
удручен печальной вестью о своем брате, что не мог на этот раз искусно
притворяться; а однажды подслушали, как он сказал, что настанет день, когда
он отомстит за смерть своего брата" (р. 76). Историческая наука не
располагает сведениями, которые позволили бы правильно оценить эти взаимно
исключающие друг друга версии. Однако Кора Скофилд в своей фундаментальной
биографии Эдуарда IV обратила внимание на то, что за три дня до гибели
Кларенса юный сын Ричарда Глостера Эдуард получил титул графа Солсбери.
Земли графства Солсбери принадлежали тогда, по праву покойной жены, Георгу
Кларенсу и должны были быть переданы их сыну Эдуарду. Не прошло и трех суток
после "утопления" Георга, как король пожаловал Глостеру находившийся ранее в
руках умершего брата немаловажный пост "великого чемберлена" (High
Chamberlaine) Англии (не путать с должностью лорда-чемберлена королевского
двора, принадлежавшей тогда Гастингсу). (Scofield, v. II, p. 209-210). Как
Король за это изъявил ему большую благодарность; некоторые даже
говорят, что он тотчас был произведен в рыцари {124}. Но, говорят, он не
позволил их зарыть столь подлым образом в углу, заявив, что он желает
похоронить их в лучшем месте, ибо все же они дети короля. Вот какова была
благородная душа этого монарха! Поэтому будто бы священнику сэра Роберта
Брэкенбери приказано было вырыть тела и тайно похоронить их в таком месте,
какое он один бы только знал, чтобы в случае его смерти никогда и никто не
сумел бы его открыть {125}. Истинно и хорошо известно, что когда Джемс
Тирелл находился в Тауэре по обвинению в измене славнейшему своему государю
королю Генриху VII, оба - Дайтон и он - были допрошены и признались на
исповеди, что совершили убийство именно таким способом, как нами описано, но
куда перенесены были тела, они не могли ничего сказать. Вот каким образом
(по свидетельству тех, кто много знал и мало имел причин лгать) двое
благородных принцев, эти невинные дети, рожденные от истинно королевской
крови, взлелеянные в большом богатстве, предназначенные для долгой жизни,
чтобы царствовать и править королевством, были схвачены вероломным тираном,
лишены сана, быстро заточены в темницу, тайно замучены и убиты, а тела их
были брошены бог знает куда злобным властолюбием их бессердечного дяди и его
безжалостных палачей.
Если обо всем этом подумать с разных сторон, то, право же, бог никогда
не являл миру более примечательного примера тому, как зыбко мирское наше
благо, тому, как надменная дерзость высокомерного сердца порождает
преступления, а также тому, как безжалостная злоба приводит человека к
худому концу. Начнем со слуг: Майлс Форест сгнил заживо в убежище св.
Мартина; Дайтон доселе бредет по жизни, поделом опасаясь, что он будет
повешен раньше, чем умрет; а сэр Джемс Тирелл умер на Тауэр-Хилл,
обезглавленный за измену {126}. Сам же король Ричард, как вы узнаете далее,
погиб на поле брани, израненный и изрубленный руками своих врагов; его
мертвое тело было взгромождено на круп лошади, его волосы вырваны, и так его
волокли, как дворового пса. Страдания эти он принял меньше, чем через три
года после тех страданий, которые он причинил {127}; и все эти три года он
прожил с великой тревогой и заботами о себе, с безмерным ужасом, страхом и
скорбью в душе. Я слышал правдоподобный рассказ от человека, который
пользовался доверием его домашних слуг, о том, что после этого
бесчеловечного деяния ум его ни на миг не бывал спокоен и он никогда не
чувствовал себя в безопасности. Когда он выходил из дома, его глаза тревожно
бегали вокруг, его тело было втайне прикрыто доспехами, рука всегда лежала
на рукояти кинжала, выглядел он и держался так, словно всегда готов был
нанести удар. По ночам он плохо отдыхал, долго лежал без сна, погруженный в
размышления; тяжко утомленный заботами и бессонницей, он скорее дремал, чем
спал, и его беспокоили ужасные сны. Иногда он внезапно вскакивал, бросался
вон из постели и бегал по комнате, ибо его не знавшее покоя сердце без конца
металось и содрогалось от угнетающих впечатлений и грозных воспоминаний о
его преступном деянии.
Не видел он покоя и вокруг себя. Не прошло еще долгого времени, как уже
против него возник заговор или, точнее, целый союз между герцогом Бэкингемом
и многими дворянами {128}. Отчего у короля и герцога возник раздор, о том
различные люди рассказывают по-разному. Я достоверно знаю что еще когда
Глостер после смерти короля Эдуарда прибыл в Йорк {129} и здесь справлял
торжественную заупокойную службу о короле, то герцог Бэкингем послал туда
наисекретнейшим образом некоего Персела, своего верного слугу {130}, который
пришел к Джону Уорду {131}, столь же доверенному слуге герцога Глостера, и
выразил желание как можно более тайно и укромно предстать перед его хозяином
и поговорить с ним. Извещенный о такой просьбе, герцог Глостер приказал,
чтобы в глухую ночную пору, когда весь народ разойдется, тот был доставлен к
нему в тайные покои. Здесь Персел по наказу своего хозяина сообщил ему, что
он тайно послан с тем, чтобы сообщить, что при нынешней перемене положения
его хозяин выступит на той стороне, где будет угодно герцогу, и если нужно,
придет к нему с тысячью добрых молодцов. Посол был отправлен назад с
благодарностью и некоторыми тайными сообщениями о намерениях протектора; а
через несколько дней, получив новые полномочия от своего герцога, он вновь
встретился с протектором в Ноттингеме, куда тот прибыл из Йорка по дороге в
Лондон со многими дворянами северных графств верхом на 600 конях. Тотчас
после этого свидания и разговора гонец поспешно удалился; а затем герцог сам
со свитою на 300 конях встретился в Нортгемптоне с протектором и с этого
времени не покидал его, оставаясь соучастником во всех его замыслах, и
только после коронации они расстались в Глостере, казалось бы, как добрые
друзья. Но когда затем герцог прибыл домой, он вдруг так легко отвернулся от
короля и так решительно стал строить против него заговор, что можно было
только подивиться, откуда такая перемена.
И в самом деле, о причине их разногласий разные люди говорят
по-разному. Некоторые, как я слышал, рассказывают, будто герцог незадолго до
коронации попросил у протектора среди других даров владения герифордских
герцогов, которые, он считал, принадлежат ему по наследству {132}. Но так
как титул, которого он требовал по наследству, был чем-то связан с правом на
корону по линии низложенного короля Генриха, протектор воспылал таким
негодованием, что ответил на просьбу герцога отказом в самых гневных и
угрожающих словах. Это ранило сердце герцога такой ненавистью и неприязнью,
что он никогда с тех пор не мог смотреть прямо в глаза королю Ричарду, но
всегда страшился за свою жизнь, - до того страшился, что, когда протектор
ехал через Лондон на коронацию, он объявил себя больным, чтобы только не
ехать рядом с ним. Тот увидел в этом злой умысел и послал ему приказ тотчас
встать и приехать, пока его не привели силою; и герцог поехал, но не по
доброй воле, а под утро покинул торжество, сказавшись больным, но, по мнению
короля Ричарда, - лишь по злобе и ненависти к нему. После этого, говорят,
оба они жили в такой взаимной злобе и ненависти, что герцог даже опасался,
как бы его не прикончили в Глостере; но ему удалось оттуда благополучно
удалиться. Однако некоторые люди, хорошо знавшие все тайные дела того
времени, решительно отвергают такой рассказ; а если вспомнить, как умели эти
двое притворяться, и как нужен был герцог протектору при его неокрепшей
власти, и как рисковал бы герцог, навлекши на себя подозрение тирана, то
понятно, что умные люди не верят, чтобы протектор дал герцогу повод
обижаться или герцог протектору повод не доверять. И уж вовсе они не
сомневаются, что будь у короля Ричарда какие-нибудь подозрения, он никогда
не позволил бы герцогу ускользнуть из его рук.
Истина же в том, что герцог был очень самолюбивый человек и ему тяжко
было видеть чужой успех: так, некоторые сами мне говорили, будто видели, что
когда корона была в первый раз возложена на чело протектора, то герцог не
мог вынести этого вида и отвел взгляд в другую сторону. Говорят также, что
он вел себя беспокойно и король Ричард это знал, но ему было только приятно;
поэтому ни одна просьба герцога не была неучтиво отвергнута, но он с
большими подарками и высокими почестями, с видимым доверием и дружбою
покинул Глостер. Но вскоре после этого, воротясь в Брекнок {133}, где под
его охраной по приказу короля Ричарда находился доктор Мортон, епископ Эли
{134}, который, как вы уже знаете, был взят под стражу на совете в Тауэре,
герцог завел с ним дружбу; и вот тогда-то мудрость епископа воспользовалась
гордынею герцога, чтобы себя спасти, а его погубить.
Епископ был человек большого природного ума, великой учености,
достойного поведения, умевший снискивать милость самыми разумными
средствами. Он был предан сторонникам короля Генриха, когда они были в силе,
но не оставил и не забыл их и в беде; когда король оказался в заточении у
короля Эдуарда, то епископ покинул королевство вместе с королевой и принцем
и вернулся домой лишь затем, чтобы сражаться за них. После того как сражение
было проиграно и партия Генриха разгромлена {135}, другая сторона не только
согласилась принять его за твердую веру и ум, но даже звала его к себе и
держала его с той поры в полном доверии и особом расположении. Он нимало не
обманывал ее. Будучи, как вы уже слышали, после смерти короля Эдуарда
арестован тираном за свою верность королю, он сумел нанести удар герцогу и
стал объединять всех дворян ради помощи королю Генриху, тотчас предложив
заключить брак между ним и дочерью короля Эдуарда; этим он доказал свою
верность и добрую службу сразу обоим суверенам и облагодетельствовал все
королевство, слив воедино две крови, чьи противоречивые права долгое время
нарушали покой страны. Он покинул государство и отправился в Рим, решив не
вмешиваться более в мирские дела, и пробыл там до той поры, пока благородный
государь Генрих VII не пригласил его обратно, сделав архиепископом
Кентербери и канцлером Англии, к чему папа присоединил еще и кардинальский
сан. Так прожил он много дней в почете, о котором можно только мечтать, и
окончил свою жизнь столь достойно, что по милости божией такая смерть
преобразила и всю его жизнь. Вот каким образом, говорю я, вследствие долгих
и часто превратных испытаний, как в удаче, так и в беде, этот муж приобрел
великую опытность, истинную мать и госпожу людской мудрости, а с нею и
глубокое понимание путей мирской политики.
Хорошо это понимая, герцог тогда рад был с ним сойтись, говорил ему
льстивые слова, расточал многие хвалы; и в этих разговорах епископ заметил,
как то и дело гордыня герцога прорывалась вспышками зависти к успеху короля,
и почувствовал, что при умелом обращении он легко пойдет по этому пути. И он
стал искусными способами подталкивать его вперед, пользуясь всяким случаем
для его привлечения; а так как он был у герцога в плену, тому казалось, что
это он, пленник, следует за ним, а не он за пленником. Так, когда герцог
начал было хвалить и славословить короля, рассуждая, как хорошо станет
государству от его правления, Мортон прервал его словами: "Милорд! В моем
положении глупо было бы лгать: если бы я и под клятвою вам солгал, ваша
светлость вряд ли мне поверила. Конечно, если бы все обернулось так, как я
хотел, то корону имел бы сын короля Генриха {136}, a никак не король Эдуард.
Но так как бог ему судил ее лишиться, а королю Эдуарду воцариться, я никогда
не был столь безумен, чтобы с мертвецом сражаться против живого. Поэтому я
стал королю Эдуарду верным капелланом и был бы рад, когда бы его сын
наследовал ему. Однако тайная воля божия предусмотрела иначе, и я не стану
прать против рожна, стараясь укрепить, что бог разрушил. А что касается
бывшего протектора, а ныне короля...", - и с этим он умолк, сказав, что он и
так слишком много вмешивался в мирские дела, ныне же, кроме книг и четок,
ничего ему не нужно.
Герцогу очень захотелось услышать то, что он хотел сказать, - так
внезапно прервал епископ свою речь как раз на имени короля, - и он стал
просить епископа как можно более дружески, чтобы он сказал все, что думает
нехорошего: он, герцог, обещает, что вреда от этого не будет, а, может быть,
будет даже больше пользы, чем кажется, и что он сам намерен воспользоваться
его нелицеприятным тайным советом, - только для того он и добился у короля
разрешения держать его под стражей у себя дома, чтобы он не попался в руки
тем, от кого он не мог бы ждать такого благожелательства.
Епископ смиренным образом поблагодарил его и сказал: "Поверьте, милорд,
я не люблю много говорить о государях - слишком уж это небезопасно: ведь
даже если речь безупречна, поймут ее не так, как хотел бы говорящий, а так,
как заблагорассудится правителю. Я всегда вспоминаю здесь одну басню Эзопа.
Лев объявил, что под страхом смерти ни один рогатый зверь не должен долее
находиться в лесу; и вот один из зверей с мясным наростом на лбу тоже
кинулся бежать со всех ног. Лисица увидела, как он несется, и окликнула:
куда это он так торопится? Тот ответил: "Вот уж я не думал, не гадал, что
придется мне бежать из-за указа о рогатых животных!" - "Вот дурак! - сказала
лисица, - ты ведь спокойно можешь оставаться здесь, лев не о тебе говорил: у
тебя ведь голова не рогатая". - "Уж я-то это знаю, - ответил тот, - но коли
он вдруг скажет, будто и это рог, то что со мною будет?"
Герцог рассмеялся на такой рассказ и сказал: "Милорд, я вам ручаюсь: ни
лев, ни кабан не узнают о том, что здесь будет сказано, так как это никогда
не достигнет их ушей".
"Если это так, сэр, - ответил епископ, - то все, о чем я намерен
говорить, как я об этом мыслю перед господом, может заслуживать только
благодарности. Но если перетолковать это иначе (чего я и опасаюсь), то мне
от этого будет мало добра, а вам еще меньше".
Тогда герцог стал еще настойчивее допытываться, что это такое. И
епископ наконец сказал: "Что касается бывшего протектора, а ныне
полновластного короля, то я не намерен сейчас оспаривать его титул. Но для
блага этого королевства, которым ныне правит его милость и малым членом
которого являюсь я сам, я хотел бы пожелать, чтобы к тем добрым качествам,
которых у него и так уж немало и которые вряд ли нуждаются в моей похвале,
угодно было господу прибавить для полноты и некоторые иные превосходные
добродетели, какие надобны для управления королевством и какими господь не
обездолил особу вашей милости".
[Здесь труд Томаса Мора обрывается].
1 Возраст Эдуарда IV указан Мором неточно: он родился в Руане 28 апреля
1442 г. Следовательно, к моменту смерти ему еще не исполнился сорок один
год.
2 Инсценировка избрания Эдуарда IV королем толпой лондонских горожан
произошла на "большом поле" у Клеркенвелл 1 марта (WW, р. 777). 3 марта
совет знати, собравшийся в Байнард Касл, принял решение избрать Эдуарда
королем (ChWR, р. 7-8; WW, р. 777). 4 марта состоялась торжественная
процессия в Вестминстер, где Эдуарду вручили корону и скипетр (WW, р. 777).
Итак, "Эдуард начал править королевством на четвертый день марта" (Stow.
Summary, fol. 283).
3 Историки установили точную дату рождения первого сына Эдуарда IV - 2
ноября 1470 г. Второй сын родился (предположительно) 17 июня 1473 г. Разница
в возрасте детей, таким образом, больше двух с половиной лет (RIII, р. 158).
Елизавета родилась 11 февраля 1466 г., вступила в брак с Генрихом VII 18
февраля 1486 г., была коронована через год и десять месяцев - 25 ноября 1487
г. Она умерла в 1503 г.
Томас Говард (1473--1524)-сын того Джона Говарда, о котором Т. Мор
упоминает в связи с переговорами о выдаче принца Эдуарда в Вестминстере
между делегацией лордов и вдовствующей королевой Елизаветой. О его семье см.
прим. 48.
6 Похороны Эдуарда IV состоялись 19 апреля 1483 г.
7 Вот что пишет об Эдуарде IV Доменико Манчини: "Эдуард был по природе
благороден и приветлив, но когда ему случалось разгневаться, он казался
окружающим ужасным. Он был доступен как друзьям, так и другим людям, даже
наименее благородным... Он охотно встречался с теми, кто желал его видеть, и
использовал любую возможность привлекать внимание к своей величественной
фигуре уличных зевак. Он был настолько равнодушен к придворному этикету, что
когда он видел вновь пришедшего, смущенного его внешностью и королевским
величием, он, положив руку ему на плечо, случалось, ободрял его. Истцов и
тех, кто жаловался на несправедливость, он охотно выслушивал. Не будучи
жадным, он все же так жаждал денег, что в погоне за ними приобрел репутацию
скупца... В еде и питье он отличался полной невоздержанностью: у него была
привычка, как я узнал, принимать рвотное ради удовольствия еще раз наполнить
желудок... Он волочился без разбора за замужними и незамужними, за
дворянками и особами низкого происхождения, однако добивался их не силой. Он
подчинял их деньгами и обещаниями, но когда они были завоеваны, он прогонял
их" (р. 78, 80, 82).
8 По договору в Пикиньи, подписанному 29 августа 1475 г., Эдуард IV
должен был получать от Людовика XI ежегодно 50000 крон золотом (10000 фунтов
стерлингов) в виде "откупных" за отказ от прав на французскую корону. В 1482
г. Людовик XI, сломив мощь своих бургундских вассалов, отказался выполнять
договор. Поэтому правительство Эдуарда IV оказалось вынужденным вновь
прибегнуть к сбору обычных субсидий.
9 Бервик был сдан приверженцами Генриха VI шотландцам в 1461 г. В
августе 1482 г. войско, возглавляемое Ричардом Глостером, сумело овладеть
крепостью.
10 Ричард Йорк родился в 1411 г., за четыре года до казни его отца,
носившего то же имя и почетный титул графа Кембриджа. Казнь последовала
после провала так называемого саутгемптонского заговора, призванного
свергнуть ланкастерскую ветвь династии Плантагенетов в пользу других
наследников многодетного Эдуарда III (1327-1377). По праву своего деда,
Эдмунда Ленгли (1341-1402), пятого сына Эдуарда III, "второй" Ричард,
унаследовавший от убитого при Азенкуре бездетного дяди Эдмунда титул герцога
Йорка, становился наследником престола в том случае, если бы вымерли потомки
Джона Ланкастера (четвертого сына Эдуарда III). По линии своей матери Анны
Мортимер он был связан с третьим сыном Эдуарда III - Лионелем, носившим
титул герцога Кларенса (1336-1368). Бабушкой Анны была дочь и единственная
наследница герцога Кларенса - Филиппа, выданная замуж за Эдмунда Мортимера,
третьего графа Марча.
Все потомки Эдмунда Мортимера и Филиппа погибли в начале XV
в.большинство благодаря действиям сторонников ланкастерского дома.
Следовательно, по материнской линии Ричард Йорк имел преимущественное право
наследования перед своим соперником, правнуком Джона Ланкастера - Генрихом
VI.
Потомки первых двух сыновей Эдуарда III уже не принимали в XV столетии
участия в споре за корону, так как единственный отпрыск первенца Эдуарда III
- Эдуарда Черного принца (1330-1376)- Ричард II (1366-1400) был свергнут с
трона и убит приверженцами его племянника Генриха IV Ланкастера. Что
касается Уильяма, второго сына Эдуарда III, то тот умер еще ребенком.
Борьба Ричарда Йорка и Генриха VI, начавшаяся уже в 40-х годах XV в.,
достигла своего апогея в 1460 г. Выиграв ряд сражений летом этого года, в их
числе генеральное при Нортгемптоне (WW, p. 773; Gregory, p. 207),
закончившееся пленением Генриха VI, йоркисты заставили парламент в октябре
1460 г. принять постановление (RP, v. V, p. 380) о передаче короны
наследникам Ричарда Йорка (Whethamsted, р. 108; Gregory, р. 208; WW, р.
774). В ответ последовал мятеж дворян английского севера, поддерживавших
Маргариту, супругу Генриха VI, и их сына Эдуарда (1453-1471) (Gregory, р.
210; WW, р. 774). Попытка Ричарда Йорка усмирить бунтовщиков закончилась
неудачно. Он был убит в бою под Уэйкфилдом (Йоркшир) 30 декабря 1460 г.
(Gregory, р. 210; WW, р. 775).
11 Георг, герцог Кларенс (21 октября 1449 г.-18 февраля 1478 г.), был
поддержан графом Уорвиком (см. прим. 80) и его многочисленными сторонниками
как претендент на английскую корону весной 1469 г., после того как он
сочетался браком с дочерью Уорвика Изабеллой (Warkworth, p. 4 ff.).
Отстранение Эдуарда от престола мыслилось под двумя предлогами:
во-первых, он не сын своего отца - герцога Йорка, а во-вторых, он женился на
вдове Елизавете Грей (см. прим. 82) в нарушение существующего обычая
(Mancini, p. 74). "Даже его мать впала в такой гнев (по поводу брака с
Елизаветой), что выразила готовность подтвердить общественное мнение и
заявила, что Эдуард не является сыном ее мужа - герцога Йорка, а был зачат в
результате нарушения супружеской верности и поэтому недостоин чести править
королевством" (Ibid.). Судя по этой фразе Манчини, мать Эдуарда и Георга -
Сесиль, урожденная Невиль, одноутробная сестра Уорвика, также была на
стороне заговорщиков.
Весной 1470 г., после провала организованного Кларенсом и Уорвиком
линкольнширского путча (см. подробнее "An English Chronicle of the Rebellion
in Lincolnshire. 1470". London, ed. J. G. Nickols. The Camden Miscellany,
1847), они бежали во Францию, где договорились с Маргаритой Анжуйской,
супругой томившегося тогда в Тауэре Генриха VI, о совместной борьбе против
Эдуарда. Их объединенные усилия привели осенью 1470г. к временной потере
Эдуардом IV короны (Fabyan, p. 658; Warkworth, p. 9).
В 1471 г. Кларенс перешел на сторону брата и помог ему в разгроме
соперников. В награду он получил как наследство Изабеллы половину громадного
состояния ее отца, погибшего в битве при Барнете (см. прим. 80) (RP, VI, р.
124127). Другая половина земель Уорвика досталась Ричарду Глостеру,
женившемуся на второй дочери покойного графа Анне. Таким разделом Кларенс
остался недоволен, и с этого времени он вновь берет на себя роль лидера
придворной оппозиции, группируя недовольные элементы.
Трения между Кларенсом и Эдуардом увеличились еще больше в связи с
вопросом о браке наследницы погибшего при Нанси бургундского герцога Карла
Смелого. Претендентом на ее руку выступил Кларенс, у которого только что
умерла жена. Однако король добился расторжения намечавшегося брачного
контракта, предложив в качестве жениха Энтони Вудвиля, графа Риверса,
послушного ему брата своей супруги. Увидев в этом происки королевы Елизаветы
(см. прим. 82), Кларенс поспешил ей отомстить. Без санкции судебных органов
он схватил служанку королевы Энкеретту Твинихо и казнил ее, назвав
виновницей преждевременной кончины своей жены Изабеллы (RP, v. VI, р. 174).
Тотчас же последовали ответные действия королевского двора.
Приближенные Кларенса Стэси и Бардет были казнены по решению суда за
чародейство против Эдуарда IV. А вскоре и их хозяин оказался за толстыми
стенами Тауэра. В январе 1478 г. нижняя палата парламента единогласно
приняла обвинительный билль. Георг Кларенс обвинялся в посягательстве на
корону и в непослушании королевской воле. Палата лордов утвердила билль и
признала Кларенса виновным в государственной измене. 17 февраля в парламенте
было объявлено, что Георг случайно утонул в бочке с вином (ChWR, р. 250-256;
RP, v. VI, р. 195).
12 Имеется в виду Елизавета, урожденная , Вудвиль, вдова рыцаря Грея
(см. прим. 82). Манчини так описывает ее действия: "...королева припомнила
оскорбления ее семьи и клевету, которой шельмовали ее, а именно, что
согласно установленному обычаю она не является законной супругой короля.
Отсюда она пришла к выводу, что ее потомство от короля никогда не вступит на
трон, пока не будет устранен герцог Кларенс" (р. 76).
13 Портрет Ричарда Глостера, нарисованный Т. Мором, в основном
совпадает с тем, как изображают его другие современники и хронисты. У
Полидора Вергилия, например, мы читаем: "Он был маленького роста, уродливый
телом, одно плечо выше другого, с таким кротким и чувствительным выражением
лица, что, казалось, ему не свойственны и совершенно чужды хитрость и обман.
В то время, как он думал о каком-нибудь деле, он постоянно кусал свою нижнюю
губу... Также имел он привычку то и дело наполовину выдергивать из ножен
своей правой рукой кинжал, который повсюду носил с собой, а потом засовывать
его в ножны снова. Воистину, он имел острый ум, предусмотрительный и тонкий,
склонный к притворству и лицемерию; его отвага была такой неистовой и лютой,
что не покинула его до самой смерти" (Three Books, p. 226-227).
Д. Манчини также отмечает его скрытность, уменье притворяться. В
последние годы, пишет этот очевидец, "он не выезжал за пределы своих
собственных владений; всячески подчеркивал свое расположение к народу.
Добрая молва о его жизни распространилась среди иностранцев. Он прославился
в военных делах в такой степени, что когда бы ни приходилось предпринимать
какое-либо трудное и опасное дело, оно поручалось ему. Так Ричард завоевал
уважение народа, а зависти королевы избежал благодаря тому, что от нее его
отделяло большое расстояние" (р. 76-78).
П. Вергилий и Л. Манчини ничего не пишут о том, что у Ричарда был горб.
Не сообщает о горбе и силезский рыцарь Николай фон Поппелау, посетивший
Великобританию весной 1484 г, (Mancini, р. 163-164; Rous, p. 216). Нельзя
заметить горба и на известных портретах Ричарда Глостера.
14 Жизнь Генриха VI оборвалась в Тауэре 21 мая 1471 г. между 11-12
часами ночи. Уоркуорт (р. 21), Фабиан (р. 63), Росс (р. 125), Андрэ
(Memorials, p. 23), анонимный хронист (Vitellius, fol. 133), Вергилий (Three
Books, p. 155-156) единодушно свидетельствуют, что его убийцей был Ричард
Глостер.
15 Манчини изображает дело иначе: "... Ричард, герцог Глостер, был так
удручен печальной вестью о своем брате, что не мог на этот раз искусно
притворяться; а однажды подслушали, как он сказал, что настанет день, когда
он отомстит за смерть своего брата" (р. 76). Историческая наука не
располагает сведениями, которые позволили бы правильно оценить эти взаимно
исключающие друг друга версии. Однако Кора Скофилд в своей фундаментальной
биографии Эдуарда IV обратила внимание на то, что за три дня до гибели
Кларенса юный сын Ричарда Глостера Эдуард получил титул графа Солсбери.
Земли графства Солсбери принадлежали тогда, по праву покойной жены, Георгу
Кларенсу и должны были быть переданы их сыну Эдуарду. Не прошло и трех суток
после "утопления" Георга, как король пожаловал Глостеру находившийся ранее в
руках умершего брата немаловажный пост "великого чемберлена" (High
Chamberlaine) Англии (не путать с должностью лорда-чемберлена королевского
двора, принадлежавшей тогда Гастингсу). (Scofield, v. II, p. 209-210). Как