Страница:
Она не смогла найти этому логического объяснения. Оставив размышления о причинах его столь странного поступка, Ринна положила ожерелье на полку и, достав одну из своих старых рубашек, быстро оделась. Она вернет жемчуг потом, есть две вещи, на которые она никогда не согласится: она не будет спать с Трэвисом Мартином и она ничего от него не примет.
Дженни и Энди совсем не донимали Тельму. Их вообще нигде не было видно. Казалось, что дом опустел. Ее поразила тишина. Не могут же все до сих пор спать?
– Тельма! – окликнула Ринна, толчком открывая дверь кухни.
Экономка протирала крышку кухонного стола. Должно быть, она поднялась с рассветом. От вчерашнего приема не осталось и следа. Судя по тому, какой здесь царил порядок, можно было подумать, что свадьба Ринне приснилась.
– Доброе утро, – улыбнулась ей Тельма. Ее лицо выражало немой вопрос. – Сегодня вы прекрасно выглядите. Вы хорошо провели ночь?
Прежде чем ответить, Ринна откашлялась, поняв, насколько трудно ей теперь станет общаться с окружающими.
– Да, благодарю вас.
– Мистер Трэвис поднялся рано, – продолжала Тельма. – Мы думали, он будет долго спать. Для нас было неожиданностью увидеть его за завтраком. Он просил не беспокоить вас, сказал, что вы очень устали.
Не требовалось много воображения, чтобы понять, что имелось в виду. Невольно Ринна покраснела.
– Очень мило с его стороны. Спасибо вам за ночную рубашку, Тельма. Она просто великолепна.
Женщина просияла. Ее щеки порозовели, и, чтобы скрыть смущение, она начала возиться с кастрюлей.
– Не стоит благодарности, – ее голос звучал заговорщически. – Мистер Трэвис тоже поблагодарил меня, но сказал, что она вам не очень пригодилась.
Неужели он так сказал? В другой ситуации Ринна бы разозлилась, но вспомнив, как выглядела в своем халате, она подавила улыбку.
– Да, действительно, не очень пригодилась, – не солгав, ответила она, – но все равно она очень красивая, и я благодарю вас.
Тельма продолжала суетиться возле плиты, ее румянец стал еще заметнее. Видимо, она стеснялась своего любопытства. Впервые она не нашлась, что сказать.
– Прошу прощения, – произнесла Ринна, – мне нужно найти детей.
Экономка взглянула на нее, обрадовавшись перемене темы.
– Дженни и Энди собирают с мистером Чарльзом чернику. Сегодня я хочу на десерт приготовить пирог; свежие ягоды нужны для вкуса. Хотя я немного волнуюсь за мистера Чарльза – бродить по лесу с малышами. Вы же знаете, у него артрит.
– Пойду, поищу их, – успокоила ее Ринна. В дверях она столкнулась с Трэвисом. На секунду Ринна замерла. Что ей сказать? Стоит ли выговаривать ему за его пошлые намеки, сделанные Тельме? И вдруг ей бросилось в глаза выражение его лица.
– Ринна.
Это единственное произнесенное им слово накутало ее. Инстинктивно она поняла: что-то случилось. Что-то серьезное. Она пыталась догадаться по его лицу. Страх парализовал ее.
– Ринна, – снова сказал он тихо. – Не знаю, как тебе сообщить об этом, но твой отец находится в больнице в Луисвилле. У него инфаркт.
Она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Нет, это невозможно. Только не ее отец! Он никогда не болел. Лес Уилльямсон – несгибаемый человек. Это шутка, злая шутка. Непонятно зачем, но Трэвис лжет ей. Но где-то в глубине души она понимала, что это правда. Ей просто трудно поверить в случившееся, хотя она всегда ожидала подобного: у ее отца было слабое сердце, и он много курил. Все поплыло у нее перед глазами, ноги подкосились.
Ринна почувствовала, как Руки Трэвиса обхватили ее, она слышала, как он что-то говорит, но никак не могла заставить свое тело повиноваться. Перед глазами стоял сплошной туман.
– Его доставили в больницу сегодня утром. Доктор случайно увидел в газете заметку о нашей свадьбе и позвонил мне, – мягко произнес Трэвис. – Ринна, он сейчас в реанимации. Он хочет тебя видеть.
– А как же Энди? – все, что удалось ей произнести.
– Не беспокойся об Энди. Тельма и мой отец присмотрят за ним. Нам надо спешить.
Ринна не помнила, как собиралась в дорогу. Оглушенная, она, молча, сидела на кровати, а Тельма и Трэвис складывали ее вещи в чемодан. Один раз она встала и подошла к гардеробу, но не смогла вспомнить для чего.
Ринна не помнила и того, как они добрались до Луисвилля. Ей не пришло в голову спросить Трэвиса, почему он находится рядом с ней и ведет машину, почему у него такое озабоченное выражение лица. Все произошло слишком быстро: случайная встреча в «Мартин Оукс», ее замужество, внезапная болезнь отца. Почему именно сейчас? Почему судьба обрушила на нее все сразу?
Она думала об одном: ее отец умирает. У больницы, перед тем как выйти из машины, Трэвис взял ее за руку.
Они вместе вошли внутрь. Перед входом в реанимационное отделение он остановил ее:
– Ринна, побудь здесь, а я сообщу, что мы приехали.
Она кивнула, тупо глядя на огромные двери входа в отделение. Через минуту Трэвис вернулся в сопровождении врача.
– Миссис Мартин?
К кому он обращается? Ринна нахмурилась. Ах, да, ведь это она. Она теперь миссис Мартин.
– У вашего отца тяжелый инфаркт миокарда. Он очень слаб. Не буду скрывать от вас ничего: боюсь, выкарабкаться ему не удастся. Хотя он человек – упрямый, и это может ему помочь.
Да, ее отцу трудно отказать в упрямстве. Она тоже такая. Эти двери выглядят так зловеще. Что она обнаружит за ними?
– Он не перестает спрашивать о вас. Когда войдете, постарайтесь не нервировать его. Если он не станет отвечать вам, учтите, что ему ввели успокоительное.
Ринна вновь кивнула головой и направилась к дверям. Отец слаб. Ему ввели успокоительное. Но она не ожидала увидеть своего отца в том состоянии, в каком он предстал перед ней. К его телу было подведено бесчисленное количество каких-то трубок. Он был бледен, как простыня, которой был укрыт до самого подбородка; его когда-то рыжие волосы стали совершенно седыми. На лбу выступили капельки пота, через трубку в носу подавали кислород. Наверху экран монитора регистрировал ритм сердца. Рядом аппарат нагнетал какую-то жидкость. Тут же лежал прибор для искусственного дыхания.
Ринна села на стул рядом с кроватью. Трэвис опустил ей руку на плечо, сначала неуверенно, затем усилил нажим, как бы предлагая ей поддержку и утешение.
– Папа, – прошептала она. Голубые глаза Леса Уилльямсона на секунду открылись. Их покрывала пелена.
– Ринна?
– Да, папа, это я. – Она взяла его руку. Казалось, ему потребовалась вся сила воля, чтобы вновь открыть глаза. Затем он с облегчением произнес:
– Ринна.
– Молчи, папа, – сказала Ринна. – Доктор сказал, что тебе нужно беречь силы.
Отец кивнул, но продолжал говорить, хотя усилия, с которыми ему давалось каждое слово, уносили частицу его жизни.
– Я хочу знать… ребенок?
– Энди? – спросила она, едва сдерживая слезы. Она не может плакать, только не сейчас и не здесь. – С Энди все в порядке.
– Мальчик?
– Да, прекрасный мальчуган.
– Как и мой отец… – Дальше его слова было трудно разобрать, но Ринна поняла. Она назвала сына в честь своего деда по отцу. – На кого… на кого он похож?
– У него светлые волосы и голубые глаза. – Она улыбнулась, но радости в ее улыбке не было. – Думаю, его волосы становятся немного рыжими, как и твои, а характер у него просто ужасный.
Лес Уилльямсон слабо улыбнулся.
– Дьяволенок, да?
Ринна начала рыться в сумочке.
– Да, настоящий дьяволенок. У меня есть его фото. Хочешь, оставлю его тебе?
Кивок его головы был едва заметен. Наверху, там, где стоял монитор, послышались тревожные сигналы.
– Миссис Мартин, Миссис Мартин, боюсь, вам необходимо уйти, – тихо сказала медицинская сестра. – Частота сердечных сокращений мистера Уилльямсона усиливается. Не стоит его волновать.
Трэвис легким движением руки помог Ринне встать.
– Пойдем, Ринна, твоему отцу необходим отдых.
Ринна на мгновение заколебалась: может ли она остаться рядом с отцом или ей надо повиноваться?
– Папа, я должна уйти, но буду рядом. Здесь, рядом с тобой. Я скоро приду к тебе снова.
Лес Уилльямсон не ответил. Он с трудом дышал, но в руке он продолжал сжимать фотографию внука.
В сопровождении Трэвиса Ринна перешла в комнату для посетителей. Несколько минут оба не решались заговорить. Наконец Трэвис сказал:
– Хочешь кофе?
– Нет. – Она смотрела на него отсутствующим взглядом.
– Ринна, позволь мне принести тебе что-нибудь. Как насчет чая?
Она покачала головой.
– Нет, спасибо, ничего не надо.
Прошло несколько часов, но для Ринны время остановилось, она не знала, сколько провела здесь: несколько дней, недель, а может быть, всего несколько мгновений. Ей все было безразлично. Трэвис держал ее руку в своей, тепло его прикосновений придавало столь необходимое ей мужество.
Во время следующего посещения Ринна сжала руки отца, словно хотела этим вдохнуть в него частицу жизни, частицу мужества, переданного ей Трэвисом.
Да, именно Трэвис помог ей пройти через это. Она не помнила, когда осознала, что не может обойтись без его поддержки. Возможно, это произошло, когда в машине он взял ее за руку, а может быть, когда положил руку ей на плечо у постели отца. Она знала одно: без него ей пришлось бы еще труднее.
Но что бы она, ни делала, казалось, жизнь покидает Леса Уилльямсона. Тревожные сигналы монитора звучали все чаще и чаще. Менялись дежурившие около него медицинские сестры, появлялись и исчезали врачи, что-то тихо ей говоря. Ринна молила, чтобы к отцу вернулись силы, молила о провидении и всепрощении. Трэвис все время был рядом с ней. Он крепко обнял ее, когда они увидели, как дежурная бригада врачей стремительно ворвалась в реанимационное отделение и через некоторое время покинула его, безнадежно покачивая головами. Ринна в волнении стала ходить из угла в угол, но Трэвис подвел ее к стулу.
– Поешь немного супа. – Он поднес ложку к ее губам. Эта заботливость резко отличалась от его недавней манеры общаться с ней. – Тебе нужно сохранить силы.
Она не задавала вопросов. И не плакала. Ее отцу было бы неприятно, если бы она оплакивала его.
– Какая досада, – донеслись до нее обрывки разговора двух медицинских сестер, проходящих мимо, – подумать только, ведь у них медовый месяц.
– Мистер Мартин, я из канцелярии. Мне бы не хотелось беспокоить вашу жену… – Дальше – тихое бормотание: – Мне очень жаль.
– Мы делаем все возможное. – На этот раз говорил врач. – Ей необходимо немного отдохнуть. Она выбилась из сил. Заберите ее отсюда. Оставьте нам номер телефона, если что, мы вам сообщим.
Ринна не хотела уходить, но Трэвис настоял. Она удивилась, заметив за окном первые лучи восходящего солнца. Неужели уже прошла ночь?
Они сняли номер в гостинице. Ринна разделась, не отдавая себе отчета, что делает это в его присутствии, – она по-прежнему пребывала в каком-то полузабытьи.
– Трэвис. – Она повернулась, взглянув на него глазами, полными слез. – Что, если он умрет? Что, если мой отец умрет?
– Нет, Ринна, он не умрет, – сказал Трэвис, крепко обняв ее за плечи. Затем, не раздумывая, привлек ее к себе. У нее потекли слезы, сначала медленно, потом она разрыдалась. Он похлопывал ее по плечу, как похлопывают детей, стараясь успокоить. – Все будет хорошо, Ринна. Поверь мне, все обойдется.
Она верила ему, она верила в него. Ринна не протестовала, когда он мягко опустил ее на кровать и вытянулся рядом с ней, нежно держа ее руку в своей. Непонятно как, но ей удалось заснуть.
Вечером того же дня, когда они вернулись в больницу, ее отец был по-прежнему слаб, но цвет его лица изменился. Медицинские сестры больше не хлопотали около него. Ринна почувствовала облегчение. Трэвис прав. Ее отец поправится. Она взяла отца за руку и посмотрела на Трэвиса. Он безмолвно кивнул в знак одобрения.
– Трэвис? – Недоуменно произнес ее отец скрипучим голосом. – Трэвис Мартин? Это вы?
– Привет, Лес. Что это вы затеяли, хотите увильнуть, чтобы не ставить своего жеребца в скачках против моего?
– Мой жеребец медленным шагом обгонит вашу клячу. Ну и влипли вы с ним, Мартин. От таких, как он, одни неприятности.
– Думаете напугать меня? Давайте поднимайтесь и посмотрим, кто прав.
– Не рассчитывайте, вам не удастся поплакать на моей могиле. Увидимся на скачках в Дерби, а может, и раньше. – Вскоре он заснул. Когда он проснулся, стало заметно, что к нему возвращаются силы. Ринна осталась около него одна, Трэвис пошел позвонить Дэвиду.
Лес дотронулся до кольца на ее пальце:
– Кто?
– Трэвис. Мы поженились на прошлой неделе.
– Отец Энди?
Какого ответа он ждет на свой вопрос: подтверждения того, что ему уже известно, или сообщения о том, кто отец Энди? Что осталось в его памяти из прошлого?
– Да, – прошептала Ринна. Поймет ли он, что она имела в виду?
– Ты должна была сказать мне об этом тогда. Он хороший человек… настоящий лошадник.
Вероятно, он все же понял ее. Через три дня Лес Уилльямсон чувствовал себя значительно лучше. Когда Ринна вошла в палату, он покрикивал на сестер, давая им указания.
– Папа, успокойся, – сказала Ринна, сочувственно поглядывая на сестер.
– Успокоиться? Мне нужно тренировать лошадей. А что это вы оба здесь делаете? Трэвис тоже должен заниматься лошадьми. И с кем ты оставила Энди? Ты должна находиться дома, барышня, ты теперь замужем.
Через два дня она действительно уехала, будто бы выполняя его указание. Что толку, если она будет все время бегать к нему в больницу? Лучше ей находиться дома, там, где ей и положено быть, а не стоять у отца над душой. По настоянию Леса его перевели из реанимационного отделения в обычную палату. Ему предстоял долгий период реабилитации, но врачи единодушно высказывали оптимизм по поводу его здоровья. Они изумлялись тому, как быстро он восстанавливал силы, но еще больше их удивляло его бесцеремонная манера требовать беспрекословного подчинения своим приказам. Лес Уилльямсон был полон решимости не упустить шанс поправиться.
Всю дорогу домой Трэвис хранил молчание, а Ринна боялась касаться других тем, кроме тех, что связаны с отцом. Чем ближе они подъезжали у «Мартин Оукс», тем беспокойнее становилось у нее на душе. Как ей держать себя теперь? Как сложатся их отношения? Неужели они вернутся к взаимной неприязни? Совсем недавно Трэвис относился к ней нежно и заботливо, но, с тех пор как они покинули больницу, он, ни разу не обратился к ней. В недоумении Ринна крутила обручальное кольцо. Она вдруг почувствовала, что ей недостает прикосновения руки Трэвиса, его хриплого успокаивающего голоса. Глупо думать, что за всем этим скрывалось нечто большее, чем сочувствие. Почему она так решила? Что за вздор! Мысли путались у нее в голове.
– Ринна?
Стараясь не отвлекаться от дороги, Трэвис бросал взгляды на руки Ринны, продолжавшей вращать на пальце кольцо. Он хотел понять, не слишком ли поспешными оказались его суждения о ней. Сейчас в ее поведении не было и доли притворства. Болезнь отца чуть не убила ее. С неохотой ему пришлось признаться самому себе, что он испытывает радость оттого, что все закончилось, и они едут домой. Эти последние дни, когда ему приходилось обнимать ее, чтобы успокоить, стали настоящим адом. При каждом прикосновении к ней он чувствовал себя влюбленным подростком. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что хочет заниматься с ней любовью. Ночи рядом с ней стали для него настоящей пыткой.
– Ринна, – повторил он, собравшись извиниться перед ней за свои прежние подозрения. Самое малое, что он может сделать сейчас.
– Да? – Она вздрогнула и захлопнула сумочку, в которой искала носовой платок. Его резкое обращение напугало ее, хотя ей совсем не хотелось показать ему своего замешательства.
Последовала долгая неловкая пауза; Трэвис вновь полностью переключился на наблюдение за дорогой. Выражение его лица стало озабоченным. Когда она резко захлопнула сумочку, ему показалось, что он заметил там блеснувшие жемчужины. Трудно поверить, что она могла помнить о них в минуты несчастья. Неужели они так важны для нее? Наверное, он поспешил оправдать ее.
– Ничего, – пробормотал он, – мы почти дома.
– Да. – Ринна недоумевала, почему он не сказал того, что хотел. Что помешало их обретенному взаимопониманию? Трэвиса явно что-то разозлило. Последние пять дней он оставался нежным, мягким, заботливым, а теперь вдруг стал резким и невыдержанным. Положив на колени сумочку, Ринна отвернулась к окну и вздохнула. Смены в настроении Трэвиса Мартина выше ее понимания. Никогда, видимо, никогда ей не удастся разобраться в человеке, ставшем ее мужем.
Глава 7
Дженни и Энди совсем не донимали Тельму. Их вообще нигде не было видно. Казалось, что дом опустел. Ее поразила тишина. Не могут же все до сих пор спать?
– Тельма! – окликнула Ринна, толчком открывая дверь кухни.
Экономка протирала крышку кухонного стола. Должно быть, она поднялась с рассветом. От вчерашнего приема не осталось и следа. Судя по тому, какой здесь царил порядок, можно было подумать, что свадьба Ринне приснилась.
– Доброе утро, – улыбнулась ей Тельма. Ее лицо выражало немой вопрос. – Сегодня вы прекрасно выглядите. Вы хорошо провели ночь?
Прежде чем ответить, Ринна откашлялась, поняв, насколько трудно ей теперь станет общаться с окружающими.
– Да, благодарю вас.
– Мистер Трэвис поднялся рано, – продолжала Тельма. – Мы думали, он будет долго спать. Для нас было неожиданностью увидеть его за завтраком. Он просил не беспокоить вас, сказал, что вы очень устали.
Не требовалось много воображения, чтобы понять, что имелось в виду. Невольно Ринна покраснела.
– Очень мило с его стороны. Спасибо вам за ночную рубашку, Тельма. Она просто великолепна.
Женщина просияла. Ее щеки порозовели, и, чтобы скрыть смущение, она начала возиться с кастрюлей.
– Не стоит благодарности, – ее голос звучал заговорщически. – Мистер Трэвис тоже поблагодарил меня, но сказал, что она вам не очень пригодилась.
Неужели он так сказал? В другой ситуации Ринна бы разозлилась, но вспомнив, как выглядела в своем халате, она подавила улыбку.
– Да, действительно, не очень пригодилась, – не солгав, ответила она, – но все равно она очень красивая, и я благодарю вас.
Тельма продолжала суетиться возле плиты, ее румянец стал еще заметнее. Видимо, она стеснялась своего любопытства. Впервые она не нашлась, что сказать.
– Прошу прощения, – произнесла Ринна, – мне нужно найти детей.
Экономка взглянула на нее, обрадовавшись перемене темы.
– Дженни и Энди собирают с мистером Чарльзом чернику. Сегодня я хочу на десерт приготовить пирог; свежие ягоды нужны для вкуса. Хотя я немного волнуюсь за мистера Чарльза – бродить по лесу с малышами. Вы же знаете, у него артрит.
– Пойду, поищу их, – успокоила ее Ринна. В дверях она столкнулась с Трэвисом. На секунду Ринна замерла. Что ей сказать? Стоит ли выговаривать ему за его пошлые намеки, сделанные Тельме? И вдруг ей бросилось в глаза выражение его лица.
– Ринна.
Это единственное произнесенное им слово накутало ее. Инстинктивно она поняла: что-то случилось. Что-то серьезное. Она пыталась догадаться по его лицу. Страх парализовал ее.
– Ринна, – снова сказал он тихо. – Не знаю, как тебе сообщить об этом, но твой отец находится в больнице в Луисвилле. У него инфаркт.
Она почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Нет, это невозможно. Только не ее отец! Он никогда не болел. Лес Уилльямсон – несгибаемый человек. Это шутка, злая шутка. Непонятно зачем, но Трэвис лжет ей. Но где-то в глубине души она понимала, что это правда. Ей просто трудно поверить в случившееся, хотя она всегда ожидала подобного: у ее отца было слабое сердце, и он много курил. Все поплыло у нее перед глазами, ноги подкосились.
Ринна почувствовала, как Руки Трэвиса обхватили ее, она слышала, как он что-то говорит, но никак не могла заставить свое тело повиноваться. Перед глазами стоял сплошной туман.
– Его доставили в больницу сегодня утром. Доктор случайно увидел в газете заметку о нашей свадьбе и позвонил мне, – мягко произнес Трэвис. – Ринна, он сейчас в реанимации. Он хочет тебя видеть.
– А как же Энди? – все, что удалось ей произнести.
– Не беспокойся об Энди. Тельма и мой отец присмотрят за ним. Нам надо спешить.
Ринна не помнила, как собиралась в дорогу. Оглушенная, она, молча, сидела на кровати, а Тельма и Трэвис складывали ее вещи в чемодан. Один раз она встала и подошла к гардеробу, но не смогла вспомнить для чего.
Ринна не помнила и того, как они добрались до Луисвилля. Ей не пришло в голову спросить Трэвиса, почему он находится рядом с ней и ведет машину, почему у него такое озабоченное выражение лица. Все произошло слишком быстро: случайная встреча в «Мартин Оукс», ее замужество, внезапная болезнь отца. Почему именно сейчас? Почему судьба обрушила на нее все сразу?
Она думала об одном: ее отец умирает. У больницы, перед тем как выйти из машины, Трэвис взял ее за руку.
Они вместе вошли внутрь. Перед входом в реанимационное отделение он остановил ее:
– Ринна, побудь здесь, а я сообщу, что мы приехали.
Она кивнула, тупо глядя на огромные двери входа в отделение. Через минуту Трэвис вернулся в сопровождении врача.
– Миссис Мартин?
К кому он обращается? Ринна нахмурилась. Ах, да, ведь это она. Она теперь миссис Мартин.
– У вашего отца тяжелый инфаркт миокарда. Он очень слаб. Не буду скрывать от вас ничего: боюсь, выкарабкаться ему не удастся. Хотя он человек – упрямый, и это может ему помочь.
Да, ее отцу трудно отказать в упрямстве. Она тоже такая. Эти двери выглядят так зловеще. Что она обнаружит за ними?
– Он не перестает спрашивать о вас. Когда войдете, постарайтесь не нервировать его. Если он не станет отвечать вам, учтите, что ему ввели успокоительное.
Ринна вновь кивнула головой и направилась к дверям. Отец слаб. Ему ввели успокоительное. Но она не ожидала увидеть своего отца в том состоянии, в каком он предстал перед ней. К его телу было подведено бесчисленное количество каких-то трубок. Он был бледен, как простыня, которой был укрыт до самого подбородка; его когда-то рыжие волосы стали совершенно седыми. На лбу выступили капельки пота, через трубку в носу подавали кислород. Наверху экран монитора регистрировал ритм сердца. Рядом аппарат нагнетал какую-то жидкость. Тут же лежал прибор для искусственного дыхания.
Ринна села на стул рядом с кроватью. Трэвис опустил ей руку на плечо, сначала неуверенно, затем усилил нажим, как бы предлагая ей поддержку и утешение.
– Папа, – прошептала она. Голубые глаза Леса Уилльямсона на секунду открылись. Их покрывала пелена.
– Ринна?
– Да, папа, это я. – Она взяла его руку. Казалось, ему потребовалась вся сила воля, чтобы вновь открыть глаза. Затем он с облегчением произнес:
– Ринна.
– Молчи, папа, – сказала Ринна. – Доктор сказал, что тебе нужно беречь силы.
Отец кивнул, но продолжал говорить, хотя усилия, с которыми ему давалось каждое слово, уносили частицу его жизни.
– Я хочу знать… ребенок?
– Энди? – спросила она, едва сдерживая слезы. Она не может плакать, только не сейчас и не здесь. – С Энди все в порядке.
– Мальчик?
– Да, прекрасный мальчуган.
– Как и мой отец… – Дальше его слова было трудно разобрать, но Ринна поняла. Она назвала сына в честь своего деда по отцу. – На кого… на кого он похож?
– У него светлые волосы и голубые глаза. – Она улыбнулась, но радости в ее улыбке не было. – Думаю, его волосы становятся немного рыжими, как и твои, а характер у него просто ужасный.
Лес Уилльямсон слабо улыбнулся.
– Дьяволенок, да?
Ринна начала рыться в сумочке.
– Да, настоящий дьяволенок. У меня есть его фото. Хочешь, оставлю его тебе?
Кивок его головы был едва заметен. Наверху, там, где стоял монитор, послышались тревожные сигналы.
– Миссис Мартин, Миссис Мартин, боюсь, вам необходимо уйти, – тихо сказала медицинская сестра. – Частота сердечных сокращений мистера Уилльямсона усиливается. Не стоит его волновать.
Трэвис легким движением руки помог Ринне встать.
– Пойдем, Ринна, твоему отцу необходим отдых.
Ринна на мгновение заколебалась: может ли она остаться рядом с отцом или ей надо повиноваться?
– Папа, я должна уйти, но буду рядом. Здесь, рядом с тобой. Я скоро приду к тебе снова.
Лес Уилльямсон не ответил. Он с трудом дышал, но в руке он продолжал сжимать фотографию внука.
В сопровождении Трэвиса Ринна перешла в комнату для посетителей. Несколько минут оба не решались заговорить. Наконец Трэвис сказал:
– Хочешь кофе?
– Нет. – Она смотрела на него отсутствующим взглядом.
– Ринна, позволь мне принести тебе что-нибудь. Как насчет чая?
Она покачала головой.
– Нет, спасибо, ничего не надо.
Прошло несколько часов, но для Ринны время остановилось, она не знала, сколько провела здесь: несколько дней, недель, а может быть, всего несколько мгновений. Ей все было безразлично. Трэвис держал ее руку в своей, тепло его прикосновений придавало столь необходимое ей мужество.
Во время следующего посещения Ринна сжала руки отца, словно хотела этим вдохнуть в него частицу жизни, частицу мужества, переданного ей Трэвисом.
Да, именно Трэвис помог ей пройти через это. Она не помнила, когда осознала, что не может обойтись без его поддержки. Возможно, это произошло, когда в машине он взял ее за руку, а может быть, когда положил руку ей на плечо у постели отца. Она знала одно: без него ей пришлось бы еще труднее.
Но что бы она, ни делала, казалось, жизнь покидает Леса Уилльямсона. Тревожные сигналы монитора звучали все чаще и чаще. Менялись дежурившие около него медицинские сестры, появлялись и исчезали врачи, что-то тихо ей говоря. Ринна молила, чтобы к отцу вернулись силы, молила о провидении и всепрощении. Трэвис все время был рядом с ней. Он крепко обнял ее, когда они увидели, как дежурная бригада врачей стремительно ворвалась в реанимационное отделение и через некоторое время покинула его, безнадежно покачивая головами. Ринна в волнении стала ходить из угла в угол, но Трэвис подвел ее к стулу.
– Поешь немного супа. – Он поднес ложку к ее губам. Эта заботливость резко отличалась от его недавней манеры общаться с ней. – Тебе нужно сохранить силы.
Она не задавала вопросов. И не плакала. Ее отцу было бы неприятно, если бы она оплакивала его.
– Какая досада, – донеслись до нее обрывки разговора двух медицинских сестер, проходящих мимо, – подумать только, ведь у них медовый месяц.
– Мистер Мартин, я из канцелярии. Мне бы не хотелось беспокоить вашу жену… – Дальше – тихое бормотание: – Мне очень жаль.
– Мы делаем все возможное. – На этот раз говорил врач. – Ей необходимо немного отдохнуть. Она выбилась из сил. Заберите ее отсюда. Оставьте нам номер телефона, если что, мы вам сообщим.
Ринна не хотела уходить, но Трэвис настоял. Она удивилась, заметив за окном первые лучи восходящего солнца. Неужели уже прошла ночь?
Они сняли номер в гостинице. Ринна разделась, не отдавая себе отчета, что делает это в его присутствии, – она по-прежнему пребывала в каком-то полузабытьи.
– Трэвис. – Она повернулась, взглянув на него глазами, полными слез. – Что, если он умрет? Что, если мой отец умрет?
– Нет, Ринна, он не умрет, – сказал Трэвис, крепко обняв ее за плечи. Затем, не раздумывая, привлек ее к себе. У нее потекли слезы, сначала медленно, потом она разрыдалась. Он похлопывал ее по плечу, как похлопывают детей, стараясь успокоить. – Все будет хорошо, Ринна. Поверь мне, все обойдется.
Она верила ему, она верила в него. Ринна не протестовала, когда он мягко опустил ее на кровать и вытянулся рядом с ней, нежно держа ее руку в своей. Непонятно как, но ей удалось заснуть.
Вечером того же дня, когда они вернулись в больницу, ее отец был по-прежнему слаб, но цвет его лица изменился. Медицинские сестры больше не хлопотали около него. Ринна почувствовала облегчение. Трэвис прав. Ее отец поправится. Она взяла отца за руку и посмотрела на Трэвиса. Он безмолвно кивнул в знак одобрения.
– Трэвис? – Недоуменно произнес ее отец скрипучим голосом. – Трэвис Мартин? Это вы?
– Привет, Лес. Что это вы затеяли, хотите увильнуть, чтобы не ставить своего жеребца в скачках против моего?
– Мой жеребец медленным шагом обгонит вашу клячу. Ну и влипли вы с ним, Мартин. От таких, как он, одни неприятности.
– Думаете напугать меня? Давайте поднимайтесь и посмотрим, кто прав.
– Не рассчитывайте, вам не удастся поплакать на моей могиле. Увидимся на скачках в Дерби, а может, и раньше. – Вскоре он заснул. Когда он проснулся, стало заметно, что к нему возвращаются силы. Ринна осталась около него одна, Трэвис пошел позвонить Дэвиду.
Лес дотронулся до кольца на ее пальце:
– Кто?
– Трэвис. Мы поженились на прошлой неделе.
– Отец Энди?
Какого ответа он ждет на свой вопрос: подтверждения того, что ему уже известно, или сообщения о том, кто отец Энди? Что осталось в его памяти из прошлого?
– Да, – прошептала Ринна. Поймет ли он, что она имела в виду?
– Ты должна была сказать мне об этом тогда. Он хороший человек… настоящий лошадник.
Вероятно, он все же понял ее. Через три дня Лес Уилльямсон чувствовал себя значительно лучше. Когда Ринна вошла в палату, он покрикивал на сестер, давая им указания.
– Папа, успокойся, – сказала Ринна, сочувственно поглядывая на сестер.
– Успокоиться? Мне нужно тренировать лошадей. А что это вы оба здесь делаете? Трэвис тоже должен заниматься лошадьми. И с кем ты оставила Энди? Ты должна находиться дома, барышня, ты теперь замужем.
Через два дня она действительно уехала, будто бы выполняя его указание. Что толку, если она будет все время бегать к нему в больницу? Лучше ей находиться дома, там, где ей и положено быть, а не стоять у отца над душой. По настоянию Леса его перевели из реанимационного отделения в обычную палату. Ему предстоял долгий период реабилитации, но врачи единодушно высказывали оптимизм по поводу его здоровья. Они изумлялись тому, как быстро он восстанавливал силы, но еще больше их удивляло его бесцеремонная манера требовать беспрекословного подчинения своим приказам. Лес Уилльямсон был полон решимости не упустить шанс поправиться.
Всю дорогу домой Трэвис хранил молчание, а Ринна боялась касаться других тем, кроме тех, что связаны с отцом. Чем ближе они подъезжали у «Мартин Оукс», тем беспокойнее становилось у нее на душе. Как ей держать себя теперь? Как сложатся их отношения? Неужели они вернутся к взаимной неприязни? Совсем недавно Трэвис относился к ней нежно и заботливо, но, с тех пор как они покинули больницу, он, ни разу не обратился к ней. В недоумении Ринна крутила обручальное кольцо. Она вдруг почувствовала, что ей недостает прикосновения руки Трэвиса, его хриплого успокаивающего голоса. Глупо думать, что за всем этим скрывалось нечто большее, чем сочувствие. Почему она так решила? Что за вздор! Мысли путались у нее в голове.
– Ринна?
Стараясь не отвлекаться от дороги, Трэвис бросал взгляды на руки Ринны, продолжавшей вращать на пальце кольцо. Он хотел понять, не слишком ли поспешными оказались его суждения о ней. Сейчас в ее поведении не было и доли притворства. Болезнь отца чуть не убила ее. С неохотой ему пришлось признаться самому себе, что он испытывает радость оттого, что все закончилось, и они едут домой. Эти последние дни, когда ему приходилось обнимать ее, чтобы успокоить, стали настоящим адом. При каждом прикосновении к ней он чувствовал себя влюбленным подростком. Он не мог думать ни о чем, кроме того, что хочет заниматься с ней любовью. Ночи рядом с ней стали для него настоящей пыткой.
– Ринна, – повторил он, собравшись извиниться перед ней за свои прежние подозрения. Самое малое, что он может сделать сейчас.
– Да? – Она вздрогнула и захлопнула сумочку, в которой искала носовой платок. Его резкое обращение напугало ее, хотя ей совсем не хотелось показать ему своего замешательства.
Последовала долгая неловкая пауза; Трэвис вновь полностью переключился на наблюдение за дорогой. Выражение его лица стало озабоченным. Когда она резко захлопнула сумочку, ему показалось, что он заметил там блеснувшие жемчужины. Трудно поверить, что она могла помнить о них в минуты несчастья. Неужели они так важны для нее? Наверное, он поспешил оправдать ее.
– Ничего, – пробормотал он, – мы почти дома.
– Да. – Ринна недоумевала, почему он не сказал того, что хотел. Что помешало их обретенному взаимопониманию? Трэвиса явно что-то разозлило. Последние пять дней он оставался нежным, мягким, заботливым, а теперь вдруг стал резким и невыдержанным. Положив на колени сумочку, Ринна отвернулась к окну и вздохнула. Смены в настроении Трэвиса Мартина выше ее понимания. Никогда, видимо, никогда ей не удастся разобраться в человеке, ставшем ее мужем.
Глава 7
Весь остаток пути ни Ринна, ни Трэвис не произнесли, ни слова. Ринна продолжала смотреть в окно на бескрайние равнины, покрытые зарослями пырея, на лошадей, резвящихся на пастбищах. Бесспорно, это настоящая страна лошадей, признанный центр разведения чистокровных рысаков.
Проносившиеся за окном волнистые луга навевали покой, усиливая впечатление от красоты окружающей природы, но Ринна знала, что за всем этим великолепием скрыт труд многих людей, посвятивших свою жизнь разведению лошадей и прославивших этим штат Кентукки. Тренировка чистокровного скакуна начинается с рождения. Для удобства ведения записей днем рождения всех жеребят, появившихся на свет в течение календарного года, считается первое января. Сразу после рождения за ними заботливо ухаживают и разговаривают с ними, пока прикосновение руки человека и звук человеческого голоса не становятся для них привычными. Даже игры являются одним из элементов ухода за новорожденным чистокровным жеребенком. Привыкая к узде и следуя за матерью на пастбище, они учатся дисциплине и сноровке. Все это повторяется изо дня в день.
Когда лошади достигают годовалого возраста, начинается серьезная работа. Постепенно им прививают навыки ко всему, что потребуется от них на протяжении жизни: ходить под седлом и слушаться узды; нести седока и работать на корде, правильно держать себя перед стартовыми воротами, не бояться шума трибун, добиваться результатов при любом состоянии беговой дорожки. Одновременно оцениваются достоинства и недостатки скакуна, и, наконец, когда животному исполняется два года, оно должно пройти свое первое испытание – скачку.
Организм животного еще очень, хрупок, и для молодой чистокровной лошади это весьма серьезное испытание. Пройдет несколько лет, прежде чем лошадь достигнет зрелости, но за это время животное постоянно участвует в скачках. Скорость и выносливость – врожденные качества чистокровного скакуна. Если он прирожденный чемпион, то внутри бьется сердце, не способное смириться с поражением. Тем не менее, на скачках может случиться всякое. Тонкие изящные ноги скакуна несут массу мышц, сухожилий и костей весом более тысячи фунтов. Во время скачки нагрузка, приходящаяся на ноги лошади, достигает нескольких тысяч фунтов, и кости могут не выдержать. Случается, что разрываются легкие; при отсутствии должного ухода лошади болеют и даже погибают. Чистокровки требуют к себе пристального внимания двадцать четыре часа в сутки.
Ринна с любовью вспоминала каждую минуту, проведенную ею с лошадьми, чувства, переполнявшие ее тогда; возбуждение, радость от победы чемпиона, подготовленного к соревнованиям ее собственными руками, горечь, испытываемая за поражение своего питомца.
Она бросила взгляд на Трэвиса, на правильные черты его лица, на немного портившую их тяжелую нижнюю челюсть. Знакомы ли ему подобные переживания? Да, бесспорно, он был истинным лошадником во всех смыслах этого слова: преданный своему делу, упорный, сильный, несгибаемый перед лицом напастей.
– Что-то не так?
Она вздохнула. Все не так. Ах, если бы только ей удалось понять, докопаться до того, отчего ей не по себе.
– Все в порядке.
– Вот мы и дома. – Трэвис тоже казался расстроенным. Нет, скорее он выглядел озабоченным. С отсутствующим выражением лица он открыл дверцу машины. Поздоровавшись с отцом и Энди, он сразу отправился в конюшню.
– Где Дженни? – спросила Ринна.
– Она с миссис Уэббер, – сообщил Энди, обнимая ее. Его лицо было вымазано шоколадным сиропом, и он перепачкал им Ринну. – Они занимаются.
– Думаю, вы не возражаете, дорогая. – Мистер Мартин улыбнулся ей. – Нам пришлось нанять ее. Мы не знали, когда вы вернетесь, а Джонатан не хотел, чтобы Дженни отставала в учебе.
Непонятно почему, но Ринна почувствовала обиду. Ей будет не хватать занятий с Дженни.
– И потом, это выглядело бы не вполне уместным, если бы, выйдя замуж за Трэвиса, вы продолжали занятия с Дженни. Миссис Уэббер весьма квалифицированный специалист, и нужно было как-то решить этот вопрос.
– Все в порядке, мистер Мартин. Я понимаю. – Как ей теперь зарабатывать на жизнь? Она ведь полностью зависела от этого заработка. Брак с Трэвисом вряд ли станет для нее источником дохода.
– Как ваш отец?
– Упрям, как всегда. – Она рассмеялась, на мгновение, забыв о своих проблемах. Как-нибудь выкрутится. Ей всегда удавалось. – Когда мы уезжали, он кричал медицинским сестрам, что не намерен мыться, не вставая с постели, что он не инвалид. Он должен тренировать лошадей. Как они могут этого не понимать?
Мистер Мартин одобрительно кивнул:
– Прекрасно. Я так понял, что Трэвис пригласил его пожить у нас, пока он окончательно не поправится. Я тоже буду рад видеть его у нас, но Лес должен продолжать работать с Командиром. Этот жеребец вполне способен составить нам конкуренцию.
Ринна удивилась, и вместе с тем ее озадачил этот весьма тактичный жест со стороны Трэвиса.
Она приняла душ, смыв с себя шоколадный сироп, и вытащила из шкафа рубашку. Затем, подчиняясь внезапному порыву, она убрала рубашку на место и достала длинную юбку из пестрого материала в голубоватых тонах. В легкой белой блузке из хлопка Ринне будет вполне удобно и даже прохладно в этой летней жаре. Она слегка нарумянила щеки и покрасила губы неяркой помадой. Надо за собой следить, твердила она себе, зачесывая назад волосы и перехватывая их лентой. Да, она тщательно приводит себя в порядок, но это не имеет никакого отношения к ее возможной встрече с Трэвисом.
Когда Ринна спустилась вниз, она увидела Тельму, которая протирала мебель в холле.
– О, мисс Ринна, как я рада, что вы вернулись. – Экономка сияла. – Я слышала, что ваш отец пошел на поправку. Я скоро приготовлю для него комнату. Знаете, так много нужно сделать.
– Спасибо, Тельма, – ответила Ринна, ласково улыбнувшись. – Вы случайно не знаете, где Энди?
– Мистер Энди сейчас в конюшне с мистером Чарльзом. Не знаю, что происходит с мистером Чарльзом. Мне неприятно об этом говорить, но, кажется, он хочет позволить Энди держать в доме котенка, а у мисс Дженни аллергия на кошек. Ну, знаете, кошачья шерсть и все такое…
– Не волнуйтесь, я позабочусь об этом, – успокоила ее Ринна.
Улыбнувшись и покачав головой, Ринна направилась в конюшню на поиски сына. Она почти дошла до сарая, когда заметила стоящего у изгороди Трэвиса, наблюдавшего за тренировкой Кинжала. Жеребец совершал пробежки легкой рысцой, но его седоку приходилось несладко, ибо при каждом посыле конь начинал брыкаться, становясь на дыбы в попытке сбросить с себя всадника.
Чтобы не мешать тренировке, она склонилась к изгороди рядом с Трэвисом и стала наблюдать. Теперь ей становилось понятным, что он нашел в этом животном. На скаку жеребец производил великолепное впечатление – его движения были плавными и четкими, крепкие мышцы собирались в тугой комок, передние ноги вытягивались в прыжке на всю длину, покрывая огромное расстояние. Немного исправить его норов, и он вполне может стать чемпионом.
– Успокой его, Дэвид, – крикнул Трэвис, когда Кинжал взбрыкнул в очередной раз. В раздражении Трэвис резко обернулся.
Его резкое движение отбросило Ринну назад. Она почувствовала, что падает, но в следующий момент руки Трэвиса подхватили ее. Несколько секунд они молчали. Он продолжал крепко обнимать ее за плечи. Они находились так близко друг к другу, что Ринна ощущала тепло его тела. Ей казалось, прикосновение его сильных рук посылает электрический разряд, распространяющийся по всему телу.
Не зная, что предпринять дальше, она махнула рукой в сторону лошади:
– Кажется, с ним придется повозиться.
– Да, – хрипло пробормотал Трэвис, не отводя от нее взгляда. – Придется повозиться.
О ком они говорят, о Стальном Кинжале? Она подняла на него карие глаза, взглянув из-под густых темных ресниц. Его взгляд был таким же пристальным. Затем он резко отпустил ее.
Она отошла в сторону и глубоко вздохнула.
– Я искала Энди.
– Он в сарае с моим отцом. – Слова звучали резко и отрывисто. Что с ним происходит? После нескольких слов, которыми они обменялись в машине, он вновь стал груб с ней.
Дэвид подвел жеребца к изгороди:
– Привет, Ринна, как ваш отец?
Ринна с радостью отошла туда, где Дэвид старался заставить Кинжала слушаться повода. Загородив рукой глаза от солнца, она ответила:
– Он поправляется, спасибо. А с каких это пор вы стали жокеем?
– С тех самых, как Трэвис не может заставить никого ездить на этом звере, – сказал Дэвид, смеясь. – Никто из тренеров не хочет даже прикасаться к нему. Иначе как Серым Дьяволом они его не зовут.
Проносившиеся за окном волнистые луга навевали покой, усиливая впечатление от красоты окружающей природы, но Ринна знала, что за всем этим великолепием скрыт труд многих людей, посвятивших свою жизнь разведению лошадей и прославивших этим штат Кентукки. Тренировка чистокровного скакуна начинается с рождения. Для удобства ведения записей днем рождения всех жеребят, появившихся на свет в течение календарного года, считается первое января. Сразу после рождения за ними заботливо ухаживают и разговаривают с ними, пока прикосновение руки человека и звук человеческого голоса не становятся для них привычными. Даже игры являются одним из элементов ухода за новорожденным чистокровным жеребенком. Привыкая к узде и следуя за матерью на пастбище, они учатся дисциплине и сноровке. Все это повторяется изо дня в день.
Когда лошади достигают годовалого возраста, начинается серьезная работа. Постепенно им прививают навыки ко всему, что потребуется от них на протяжении жизни: ходить под седлом и слушаться узды; нести седока и работать на корде, правильно держать себя перед стартовыми воротами, не бояться шума трибун, добиваться результатов при любом состоянии беговой дорожки. Одновременно оцениваются достоинства и недостатки скакуна, и, наконец, когда животному исполняется два года, оно должно пройти свое первое испытание – скачку.
Организм животного еще очень, хрупок, и для молодой чистокровной лошади это весьма серьезное испытание. Пройдет несколько лет, прежде чем лошадь достигнет зрелости, но за это время животное постоянно участвует в скачках. Скорость и выносливость – врожденные качества чистокровного скакуна. Если он прирожденный чемпион, то внутри бьется сердце, не способное смириться с поражением. Тем не менее, на скачках может случиться всякое. Тонкие изящные ноги скакуна несут массу мышц, сухожилий и костей весом более тысячи фунтов. Во время скачки нагрузка, приходящаяся на ноги лошади, достигает нескольких тысяч фунтов, и кости могут не выдержать. Случается, что разрываются легкие; при отсутствии должного ухода лошади болеют и даже погибают. Чистокровки требуют к себе пристального внимания двадцать четыре часа в сутки.
Ринна с любовью вспоминала каждую минуту, проведенную ею с лошадьми, чувства, переполнявшие ее тогда; возбуждение, радость от победы чемпиона, подготовленного к соревнованиям ее собственными руками, горечь, испытываемая за поражение своего питомца.
Она бросила взгляд на Трэвиса, на правильные черты его лица, на немного портившую их тяжелую нижнюю челюсть. Знакомы ли ему подобные переживания? Да, бесспорно, он был истинным лошадником во всех смыслах этого слова: преданный своему делу, упорный, сильный, несгибаемый перед лицом напастей.
– Что-то не так?
Она вздохнула. Все не так. Ах, если бы только ей удалось понять, докопаться до того, отчего ей не по себе.
– Все в порядке.
– Вот мы и дома. – Трэвис тоже казался расстроенным. Нет, скорее он выглядел озабоченным. С отсутствующим выражением лица он открыл дверцу машины. Поздоровавшись с отцом и Энди, он сразу отправился в конюшню.
– Где Дженни? – спросила Ринна.
– Она с миссис Уэббер, – сообщил Энди, обнимая ее. Его лицо было вымазано шоколадным сиропом, и он перепачкал им Ринну. – Они занимаются.
– Думаю, вы не возражаете, дорогая. – Мистер Мартин улыбнулся ей. – Нам пришлось нанять ее. Мы не знали, когда вы вернетесь, а Джонатан не хотел, чтобы Дженни отставала в учебе.
Непонятно почему, но Ринна почувствовала обиду. Ей будет не хватать занятий с Дженни.
– И потом, это выглядело бы не вполне уместным, если бы, выйдя замуж за Трэвиса, вы продолжали занятия с Дженни. Миссис Уэббер весьма квалифицированный специалист, и нужно было как-то решить этот вопрос.
– Все в порядке, мистер Мартин. Я понимаю. – Как ей теперь зарабатывать на жизнь? Она ведь полностью зависела от этого заработка. Брак с Трэвисом вряд ли станет для нее источником дохода.
– Как ваш отец?
– Упрям, как всегда. – Она рассмеялась, на мгновение, забыв о своих проблемах. Как-нибудь выкрутится. Ей всегда удавалось. – Когда мы уезжали, он кричал медицинским сестрам, что не намерен мыться, не вставая с постели, что он не инвалид. Он должен тренировать лошадей. Как они могут этого не понимать?
Мистер Мартин одобрительно кивнул:
– Прекрасно. Я так понял, что Трэвис пригласил его пожить у нас, пока он окончательно не поправится. Я тоже буду рад видеть его у нас, но Лес должен продолжать работать с Командиром. Этот жеребец вполне способен составить нам конкуренцию.
Ринна удивилась, и вместе с тем ее озадачил этот весьма тактичный жест со стороны Трэвиса.
Она приняла душ, смыв с себя шоколадный сироп, и вытащила из шкафа рубашку. Затем, подчиняясь внезапному порыву, она убрала рубашку на место и достала длинную юбку из пестрого материала в голубоватых тонах. В легкой белой блузке из хлопка Ринне будет вполне удобно и даже прохладно в этой летней жаре. Она слегка нарумянила щеки и покрасила губы неяркой помадой. Надо за собой следить, твердила она себе, зачесывая назад волосы и перехватывая их лентой. Да, она тщательно приводит себя в порядок, но это не имеет никакого отношения к ее возможной встрече с Трэвисом.
Когда Ринна спустилась вниз, она увидела Тельму, которая протирала мебель в холле.
– О, мисс Ринна, как я рада, что вы вернулись. – Экономка сияла. – Я слышала, что ваш отец пошел на поправку. Я скоро приготовлю для него комнату. Знаете, так много нужно сделать.
– Спасибо, Тельма, – ответила Ринна, ласково улыбнувшись. – Вы случайно не знаете, где Энди?
– Мистер Энди сейчас в конюшне с мистером Чарльзом. Не знаю, что происходит с мистером Чарльзом. Мне неприятно об этом говорить, но, кажется, он хочет позволить Энди держать в доме котенка, а у мисс Дженни аллергия на кошек. Ну, знаете, кошачья шерсть и все такое…
– Не волнуйтесь, я позабочусь об этом, – успокоила ее Ринна.
Улыбнувшись и покачав головой, Ринна направилась в конюшню на поиски сына. Она почти дошла до сарая, когда заметила стоящего у изгороди Трэвиса, наблюдавшего за тренировкой Кинжала. Жеребец совершал пробежки легкой рысцой, но его седоку приходилось несладко, ибо при каждом посыле конь начинал брыкаться, становясь на дыбы в попытке сбросить с себя всадника.
Чтобы не мешать тренировке, она склонилась к изгороди рядом с Трэвисом и стала наблюдать. Теперь ей становилось понятным, что он нашел в этом животном. На скаку жеребец производил великолепное впечатление – его движения были плавными и четкими, крепкие мышцы собирались в тугой комок, передние ноги вытягивались в прыжке на всю длину, покрывая огромное расстояние. Немного исправить его норов, и он вполне может стать чемпионом.
– Успокой его, Дэвид, – крикнул Трэвис, когда Кинжал взбрыкнул в очередной раз. В раздражении Трэвис резко обернулся.
Его резкое движение отбросило Ринну назад. Она почувствовала, что падает, но в следующий момент руки Трэвиса подхватили ее. Несколько секунд они молчали. Он продолжал крепко обнимать ее за плечи. Они находились так близко друг к другу, что Ринна ощущала тепло его тела. Ей казалось, прикосновение его сильных рук посылает электрический разряд, распространяющийся по всему телу.
Не зная, что предпринять дальше, она махнула рукой в сторону лошади:
– Кажется, с ним придется повозиться.
– Да, – хрипло пробормотал Трэвис, не отводя от нее взгляда. – Придется повозиться.
О ком они говорят, о Стальном Кинжале? Она подняла на него карие глаза, взглянув из-под густых темных ресниц. Его взгляд был таким же пристальным. Затем он резко отпустил ее.
Она отошла в сторону и глубоко вздохнула.
– Я искала Энди.
– Он в сарае с моим отцом. – Слова звучали резко и отрывисто. Что с ним происходит? После нескольких слов, которыми они обменялись в машине, он вновь стал груб с ней.
Дэвид подвел жеребца к изгороди:
– Привет, Ринна, как ваш отец?
Ринна с радостью отошла туда, где Дэвид старался заставить Кинжала слушаться повода. Загородив рукой глаза от солнца, она ответила:
– Он поправляется, спасибо. А с каких это пор вы стали жокеем?
– С тех самых, как Трэвис не может заставить никого ездить на этом звере, – сказал Дэвид, смеясь. – Никто из тренеров не хочет даже прикасаться к нему. Иначе как Серым Дьяволом они его не зовут.