Мэтьюз Патриция. Блаженство страсти

   – Джессика, что касается случившегося между нами... Я не хотел пугать вас или причинить вам вред. Просто я люблю вас, вы так нужны мне, и я подумал, что так скоро уеду и больше не смогу быть с вами...
   – Т-с-с. – Джессика ласковым жестом положила палец ему на губы. – Вы не испугали меня и не причинили мне вред. Правда-правда. Вы вызвали во мне такое чувство... я не знаю, как описать вам это чувство, Нейл, но именно оно меня испугало.
   – А сейчас оно вас не пугает?
   Она покачала головой:
   – Нет, сейчас не пугает.
   Став на цыпочки, она нежно прижалась губами к его губам, поняв, что сказала Нейлу правду, – теперь, когда их лодка затонула, ее охватило предчувствие чего-то неизбежного. Казалось, что так суждено, что это какой-то знак свыше. Теперь все стало неважным, все ее опасения, и внезапно Джессика обрела храбрость, которой ей так недоставало.
   Нейл поначалу был неуверен, но по мере того как губы девушки все плотнее прижимались к его губам, а ее руки обнимали его, стало заметно, что его сопротивление слабеет, а потом оно и вовсе исчезло – он крепко прижал ее к себе, так что она всем своим телом ощутила его мускулистое длинное тело.
   Восторг и желание закипали в Джессике, словно внутри нее скрывался огонь, вырывавшийся наружу, охватывавший ее страстью, которая была одновременно жаждой, мольбой и блаженством.
   Оторвавшись на мгновение от ее губ, Нейл увлек Джессику в более укромное место, за невысокие кусты; и там они вместе опустились на белый песок, все еще хранивший солнечный жар, опустились, припав друг к другу, прикасаясь друг к другу, издавая тихие стоны любви и желания.
   Джессика почувствовала, как его неловкие пальцы путаются в застежках ее платья, и поспешила помочь ему, страстно желая ощутить его прикосновение к своему телу.
   Его пальцы изучали ее груди под тканью блузки, и Джессике показалось, что она вот-вот потеряет сознание от наслаждения и возбуждения. Она слышала гулкое биение собственного сердца, чувствовала, что сердце Нейла бьется еще сильнее.
   Нейл дышал тяжело, прерывисто, и его необычное возбуждение потрясло ее в высшей степени; восхитительно было чувствовать, что она так желанна для него!
   А потом он поднял ее юбку, прикоснулся к ее ногам, стянул с нее панталоны. На мгновение ее снова чуть не охватила паника, но ее собственная жажда наслаждения, которую она так долго пыталась не замечать и которая теперь была разбужена так внезапно и так чудесно, пересилила страх.
   Почувствовав, как он прикоснулся к ее сокровенному месту, Джессика тихо застонала. Он был так нежен, несмотря на то что его мучило желание.
   Спустя мгновение Нейл отпрянул, и она, почувствовав себя брошенной, закричала, протягивая к нему руки. Подняв голову, она увидела, что он расстегивает брюки. Она опять опустила голову, страшась увидеть то, о чем только слышала прежде; он опять был подле нее, и что-то горячее, нежное и в то же время твердое прикоснулось к ее бедрам, а его губы опять настойчиво прижались к ее губам; и вот уже это нечто твердое проникло между ее бедер, и она инстинктивно раздвинула ноги, чтобы принять его, дрожа от желания и тревоги.
   На мгновение она почувствовала резкую боль и слабо вскрикнула.
   Нейл похолодел, шепча нежные слова, тело его сильно сотрясалось; но тут же боль как-то сразу прошла, забылась, и Джессику охватил жар невыносимого наслаждения. Она притянула Нейла к себе, а он начал двигаться, медленно, словно боясь опять сделать ей больно. От его движений Джессику охватил настоящий экстаз, и она поняла, что вот теперь ее желание исполнилось. Они были так близки, как только могут быть близки два человека: его плоть была в ней, и самая мысль об этом, и его телодвижения вызвали у нее такие необычные ощущения, что она приподнялась и стала двигаться вместе с ним. Жаркое наслаждение все росло и росло, пока Джессике не показалось, что сейчас она закричит от напряжения, которое все усиливалось, пока ее тело не сотряс сильнейший спазм. Бедра ее сжались, и она услышала, как Нейл вскрикнул, а его тело стало жестким и внезапно сильно содрогнулось.
   Потом они лежали, усталые, и Нейл снова и снова шептал имя Джессики, осыпая ее лицо легкими поцелуями. Ее тело было нежным и истомленным, и она лениво принимала поцелуи Нейла. Как это было прекрасно, это – самое прекрасное из всего, что Джессика когда-либо знала.
   – Джесси, – Нейл смотрел на нее, и лицо его в сгущающейся тьме было едва различимо. – Я очень тебя люблю, и это было самое чудесное из всего, что когда-нибудь со мной происходило.
   – Я тоже тебя люблю, – просто сказала она.
   – Но, может быть, я причинил тебе страшный вред. Что, если ты будешь?.. Я хочу сказать, что, если у тебя будет ребенок? Мы не успеем пожениться до моего отплытия на Кубу.
   Сердце Джессики подпрыгнуло. Он хочет на ней жениться!
   И вдруг смысл остальных слов пробился сквозь дымку счастья. Она все-таки кое-что знала: слышала разговоры девушек и женщин. Что, если у нее действительно будет ребенок? Ее родители будут опозорены, сердце ее отца будет разбито, сама она станет парией в обществе. Но месячные у нее только что закончились, и однажды она слышала, что сразу после этого женщина не может забеременеть. И кроме того – странное чувство неизбежности происходящего, которое охватило Джессику, когда затонула лодка, все еще не проходило. Пусть случится то, что должно случиться; сделанного не поправишь. Нейл уедет, уйдет на войну, и его не должны мучить тревожные мысли о ней; он должен думать только о том, как уцелеть и вернуться к ней.
   – Со мной все будет хорошо, – сказала она. – Я знаю, что это так.
   И она нежным поцелуем остановила его возражения.
   В глубине сосновой рощи на покрывале, взятом из экипажа и расстеленном под деревьями, лежал Брилл Крогер. Его рука лениво поглаживала мягкую грудь обнаженной Дульси Томас, вытянувшейся подле него, но мысли Крогера блуждали далеко.
   Он только что овладел девушкой, однако чувствовал глубокую неудовлетворенность. Дульси – хорошенькая штучка и, видит Бог, была исполнена готовности, но все же Брилл Крогер не мог изгнать из своих мыслей Джессику Мэннинг.
   Он все еще не давал потухнуть тлеющей злобе, которую вызвал у него отказ Джессики. Правда, теперь она полыхала не так сильно – Крогер тешил себя мыслями о том, в какое затруднительное положение он поставил эту барышню.
   Интересно, где находилась она со своим сопливым лейтенантиком, когда растаяла растворимая пробка, которую он вставил в дыру, им же и пробитую в корпусе лодки. Если это случилось в море, у них должны были быть по меньшей мере очень серьезные неприятности. Наверное, лейтенант, который явно имел навык хождения под парусом, нашел какой-нибудь способ заделать течь и вернуться обратно.
   Но если это случилось, когда они причалили к какому-нибудь берегу, тогда им придется переночевать там, и такая перспектива необычайно нравилась Крогеру. Ночь, проведенная этой парочкой на уединенном острове – например, на одном из маленьких островков, разбросанных в устье залива, – запятнает репутацию Джессики: она оставалась одна с лейтенантом в уединенном месте немало времени, возможно, целую ночь. Крогер хорошо знал женщин, их болтливость, их страсть к сплетням, которые могут опорочить одну из них.
   Крогер потянулся, закинул руки за голову и подумал, не взять ли ему Дульси еще разок, потом решил, что не стоит. Он слишком устал.
   По правде говоря, эта готовность Дульси на все в значительной степени уменьшала ее привлекательность в глазах Крогера.
   Хотя Крогер не был склонен к самоанализу и поэтому плохо разбирался в тайных пружинах собственных поступков, он все же понимал, что предпочитает тех женщин, которых нужно добиваться. Почему-то долгие домогательства делали окончательную победу гораздо более привлекательной. А Джессика Мэннинг, которая поначалу как будто заинтересовалась им, все равно относилась к разряду «хороших», и он был готов приложить немало усилий, чтобы ее соблазнить. Но теперь по какой-то причине, возможно, из-за этого щеголеватого молодого армейского офицера, она словно утратила интерес к нему, Крогеру. Как ни странно, от этого девушка стала казаться Крогеру еще желаннее – значит, ему придется как следует постараться, пустить в ход все свое обаяние и хитрость, чтобы овладеть ею.
   Он уже мысленно разрабатывал способ успешного завершения своего плана. Это случится в бальную ночь, да, в бальную ночь. Единственное, что будет нужно, это застать ее одну.
   А потом еще эта кубинская девка, та, с длинными, тяжелыми волосами и большими сверкающими глазами. Она тоже отвергла его ухаживания, но и она подстегнула его похоть. Если бы не эти благотворительные балы, он, конечно же, нашел бы способ овладеть ею немедленно. Но Крогер не решался сделать какой-нибудь неосторожный шаг, который мог поставить под угрозу его план, преждевременно рассорив его с кубинским комитетом. Хотя что-то, наверное, можно придумать. За несколько дней до бала, например, он мог бы...
   Дульси повернулась на бок и позвала Крогера по имени.
   – Брилл, – тихо проворковала она и соблазнительно придвинулась ближе. Взяв его руку, девушка опять положила ее на свою теплую округлую грудь. – Брилл, это было прекрасно. Давай повторим еще разок. – Ее рука скользнула по его телу, опустившись ниже.
   Вопреки принятому решению Крогер почувствовал, что его естество ожило с помощью Дульси, и спустя несколько мгновений он уже снова был готов. Но тем не менее он по-прежнему думал о Джессике Мэннинг и Марии Мендес, и мысль об их мягких грудях, нежных руках и ногах подливала масла в огонь его страсти.
   – Вот он, Карлос, вон там, на той стороне.
   Рамон гордо указал на маленький коричневый домик, аккуратно окрашенный и ухоженный, прижавшийся к земле позади невысокой изгороди из белого штакетника. Затем он продолжил:
   – Это штаб клуба «Свободу Кубе!», а домик подарил нам Мануэль Родригес, мясник. Здесь жила его старуха мать. Потом она умерла. Он настоящий патриот и очень щедр к нам.
   Карлос похлопал друга по плечу.
   – Прекрасный дом, Рамон, и вам повезло, что у вас есть свое собственное помещение, которое можно использовать, как хочется. В вашем клубе много членов?
   Рамон кивнул.
   – Очень много. Сегодня ты познакомишься здесь с некоторыми из них. Мы по очереди – можно сказать, посменно – делаем всю необходимую работу. Печатаем объявления, собираем и упаковываем оружие и боеприпасы, дела всем хватает, Карлос. Все они славные люди. Я уверен, тебе у нас понравится. Кое-кого ты вспомнишь, потому что знал их в детстве, но многие приехали в Айбор-Сити позже.
   Они уже подошли к воротам, когда Рамон неожиданно поднял голову. Ноздри его раздувались.
   – Кажется, дымом пахнет. Что-то горит. Может быть, лес?
   Карлос, нахмурившись, покачал головой:
   – Не горит, дружище, а сгорело. И кажется, запах идет из вашего штаба.
   В доме явно что-то творилось, раздавались голоса, подавленные и какие-то испуганные. Входная дверь была приоткрыта, Рамон, ринувшись к дому, ворвался туда без всяких церемоний, а Карлос вбежал вслед за ним. Оказавшись в маленькой гостиной, молодые люди остановились в изумлении перед необычной картиной, которая предстала их глазам.
   В комнате уже находилось несколько человек, лица их и одежда почернели от копоти и дыма, а глаза потрясенно сверкали. В руках у них были коробки и бумаги. Они, судя по всему, пытались спасти, что можно, из огня, который, по-видимому, уничтожил большую часть того, что было в доме.
   – Хосе! Что здесь происходит? – спросил Рамон высокого узкоплечего юношу, тащившего металлический ящик. Одежда у юноши обгорела, лицо и руки почернели от сажи.
   – Рамон! – Хосе, бросив ящик, шагнул к товарищу. – Это ужасно. Гостиная вспыхнула, как факел. Нам удалось, к счастью, спасти сам дом и кое-какие бумаги. Если бы огонь добрался до задней комнаты, где лежит оружие и амуниция...
   Он задрожал, и Карлос, ласково положив ему на плечи свои большие руки, проговорил успокаивающе:
   – Не переживай так, дружище. И забудь о своем ящике. Передохни с минуту. Расскажи, что случилось.
   Хосе вздохнул и вновь опустил ящик на опаленный пол.
   – Расскажи, что случилось, Хосе, – повторил Рамон напряженным голосом. – Где начался пожар?
   Хосе сглотнул, словно у него болело горло.
   – Это иберийцы. Они подошли к двери и, когда им открыли, они бросили внутрь зажигательную бомбу и убежали. Нам было некогда гнаться за ними: мы бросились тушить огонь.
   Рамон помрачнел, кулаки его сжались.
   – Ублюдки! – воскликнул он по-испански. – Вы их рассмотрели? Вы кого-нибудь узнали?
   Хосе кивнул.
   – По крайней мере, одного. Я его четко видел, потому что именно он бросил бомбу. Это Рикардо Арагонес.
   – Рикардо Арагонес? – Казалось, Рамон выплюнул это имя, оскалив зубы. – Вот сукин сын!
   Карлос нахмурился.
   – Кажется, я помню эту семью. Не его ли отец – хозяин сигарной фабрики?
   – Да, – напряженным голосом ответил Рамон. – Она называется «Эль Оро де Эспанья». Крупная компания. Он всегда был против кубинцев, и его сын, – он опять выплюнул имя Родригеса, – это хулиган, бешеный пес. К тому же он трус и должен доказывать свою смелость путем насилия. Я отыщу его, оторву ему руку, бросившую бомбу, и удавлю его этой рукой. – Рамон опять обратился к Хосе: – Какой урон они нам нанесли?
   Лицо Хосе, на котором и без того были написаны боль и испуг, исказилось, и на глазах его появились слезы.
   – Пострадали многие документы, но хуже всего с молодым Сергио. Он...
   Рамон смотрел на него с возрастающим ужасом.
   – Сергио? Он ранен?
   Хосе опустил глаза к черному полу.
   – Он не просто ранен, Рамон. Он мертв.
   Рамон выдохнул воздух с легким вскриком:
   – MadredeDios!Они заплатят за это. Я, Рамон Мендес, клянусь. Они дорого заплатят за это!
   Тело его начала бить конвульсивная дрожь, и Карлос обнял друга за плечи.
   – Спокойнее, дружище. Не теряй головы. То, что случилось, ужасно, я согласен, но прежде чем решать, что делать, нужно хорошенько все обдумать.
   – Они должныпонести наказание за это преступление, – жестко сказал Рамон. – Сергио должен быть отомщен!
   – Так и будет, – проговорил Карлос. – Он будет отомщен, но все это нужно тщательно спланировать. Если ты выскочишь отсюда в ярости и смятении, ни к чему хорошему это не приведет. Мы отомстим, и я обязательно помогу тебе в этом. А сейчас нам нужно помочь здесь, спасем, что еще можно спасти.
   Вынув из кармана носовой платок, Рамон вытер лицо и глаза. Потом выпрямился и обернулся к Хосе:
   – Мы непременно приведем наш штаб в порядок, а потом нам нужно будет собраться, всем нам, и решить, что делать с Рикардо Арагонесом и этой сволочью, его отцом. Мы столько работали, и все наши старания пошли прахом из-за этих трусов! Если нам придется, прежде чем мы попадем на Кубу, сражаться здесь, что ж, пусть так и будет.

Глава 9

   Мария положила руки на поясницу и откинулась назад, пытаясь унять боль, которая становилась все сильнее.
   День был просто изнурительный. Как только объявили, что войска отплывают на Кубу на следующее утро, городом овладело настоящее безумие. Девушка была рада, что ее смена закончена и можно идти домой. Сумятица в отеле была просто невыносима.
   Сняв форменное платье и надев свою обычную одежду, Мария подумала о том, как отбытие войск повлияет на затею с благотворительными балами. Конечно, хотя войска скоро окажутся на Кубе, деньги для них по-прежнему нужно будет собирать, но, интересно, не приведет ли отбытие армии к уменьшению энтузиазма жертвователей?
   Переодевшись, Мария вышла из кухонного помещения и стала спускаться по ступенькам. Ее голову занимали совсем другие дела, и поэтому она не замечала Брилла Крогера, пока он не прикоснулся к ее руке.
   Боже, подумала она в смятении, только не сегодня. Она слишком устала, чтобы опять сопротивляться ухаживаниям этого типа.
   Крогер широко улыбнулся:
   – Ах, мисс Мендес. Какая это удача! Да, именно так! Я как раз случайно шел мимо. Могу я иметь честь проводить вас домой?
   Мария почти не раздумывала. Теперешнее положение вещей было не совсем таким, как в предыдущий раз. Теперь Крогер был знаком с ней и ее родителями, и девушка вспомнила о своем решении не ссориться с этим человеком. Но все же она не испытывала ни малейшего желания находиться в его обществе и, уж конечно, вовсе не хотела, чтобы ему показалось, будто она поощряет его ухаживания.
   Вежливо улыбнувшись в ответ, она слегка покачала головой.
   – Благодарю, вы очень любезны, мистер Крогер, но в этом нет необходимости. Я сегодня очень устала, и мое общество ни для кого не может быть интересно.
   – Ах нет, я настаиваю, – возразил Крогер, и его улыбка стала еще шире.
   Мария не могла отделаться от мысли, что зубы Крогера, белые и ровные, придают его лицу хищное выражение.
   – Обещаю, что не стану докучать вам разговорами, если таково ваше желание, но мне очень нужно повидаться с вашим братом, просто необходимо, и мы можем добраться до вашего дома вместе.
   Мария глубоко вздохнула. Настойчивость этого Крогера злила ее, и девушка почувствовала, что если она поддастся на его уговоры, это будет означать, что он в каком-то смысле победил. Час от часу не легче! И она опять покачала головой.
   – Нет, мистер Крогер, – твердо сказала она. – Я не хочу быть невежливой, но мне не нужно сейчас ничье общество. Может быть, в другой раз.
   Улыбка Крогера не исчезла, но выражение лица его чуть-чуть изменилось – и Мария прекрасно поняла, как он раздосадован.
   – Почему вы так холодны со мной? – спросил он. – Я всего лишь хочу побыть в вашем обществе. Вы красивая женщина, а красивая женщина должна быть рядом с мужчиной. Да, именно так!
   Говоря это, Крогер положил руку Марии на плечо и довольно сильно сжал его. Девушке стало больно, но она решила не доставлять ему удовольствие, показав это.
   – Пожалуйста, уберите руку, сеньор Крогер, – холодно проговорила она. – Я помолвлена, а вам должно быть известно, что кубинские женщины не поощряют проявлений внимания к себе, если они помолвлены.
   Улыбка Крогера превратилась в ухмылку.
   – Вот как? Странно. Я наводил справки и узнал, что вы совершенно свободны. Зачем же вы лжете? – И он больно завернул ей руку.
   Мария почувствовала, что вся дрожит от гнева. Как он смеет? С чего он взял, что имеет право задавать ей вопросы о ее личной жизни? И несмотря на решение не противиться этому человеку, она была уже готова бросить непоправимые слова, когда вдруг заметила, что к ним кто-то приближается. Это был молодой человек, лейтенант в форме «Лихих ковбоев». Он был высокого роста, светловолосый; на его тонком лице с высокими скулами читалось неодобрение. Мария поняла, что он может подумать о происходящем, и вся вспыхнула от сердитого смущения.
   Офицер подошел ближе, и Крогер, рассмотрев его, отпустил руку девушки и отступил от нее на шаг. На лице его появилось добродушное выражение – показное, потому что выражение глаз не изменилось.
   – С вами все в порядке, мисс? – спросил лейтенант, глядя то на Марию, то на Крогера.
   – С этой молодой леди все в порядке, – тут же ответил Крогер. – Вам не о чем беспокоиться, лейтенант.
   Офицер нахмурился.
   – Боюсь, что вопрос задан не вам, сэр. Я обратился к молодой леди.
   Крогер проговорил надменно:
   – Я же сказал вам, с ней все в порядке, не так ли? Можете не беспокоиться. Поберегите вашу отвагу для будущих сражений.
   Офицер натянуто улыбнулся:
   – Я вижу, вы не в военной форме, сэр. Полагаю, дело в непригодности к службе. Мне бы очень не хотелось ударить человека, не годного к военной службе, но если вы не позволите этой молодой леди ответить на мой вопрос самой, я преодолею свое нежелание.
   Лицо Крогера потемнело от злости, а лейтенант опять обратился к Марии. Та все еще дрожала от перенесенного унижения. Проклятый Крогер! Как смеет он ставить ее в такое положение?
   – Вы хотите, чтобы этот человек ушел, мисс? – любезно спросил лейтенант.
   Она молча кивнула, будучи слишком не в себе, чтобы говорить.
   Лейтенант повернулся к Крогеру:
   – Теперь, сэр, я полагаю, вы удалитесь, прежде чем произойдут неприятности.
   Казалось, Крогер вот-вот взорвется от злобы, и у Марии упало сердце. Они подерутся из-за нее здесь, где все могут это увидеть! Девушка пришла в такую ярость, что не могла выговорить ни слова; но Крогер, очевидно, поняв, что взывают к его благоразумию, резко повернулся на каблуках и медленно пошел прочь. Спина у него была жесткой, прямой, как доска. Мария поняла, что нажила себе серьезного врага, но в то же время обрадовалась, что теперь ей больше не придется быть притворно-вежливой с этим человеком.
   Молодой офицер слегка поклонился, держа в руке широкополую шляпу.
   – Лейтенант Том Фэррел, к вашим услугам, мэм. – Он замолчал выжидающе, и Мария поняла, что молодой человек хочет услышать ее имя.
   – Мария Мендес, лейтенант, – быстро ответила она. – И я очень благодарна вам за помощь, хотя, право же, не стоило беспокоиться. Я могла справиться и сама.
   Он покачал головой.
   – Может, смогли бы, а может, и нет. Вы не знаете людей такого сорта, мисс Мендес, а я знаю. Я уже встречал таких, и это всегда были весьма опасные люди. Я видел, как этот вот, Брилл Крогер, ходил, крадучись, вокруг отеля, деловитый, как бобер, и ловкий, как лисица. Признаюсь, я был озадачен. Что у него с вами общего?
   – На самом деле – ничего, сэр, – вздохнула Мария. – Я слишком устала, чтобы обсуждать это теперь, лейтенант. Мне нужно идти домой. Может быть, в другой раз.
   Он внезапно усмехнулся, и от широкой улыбки лицо его стало совсем молодым.
   – Я понимаю, мисс Мендес, но не кажется ли вам, что этот Крогер может перехватить вас, так сказать, по дороге к дому? Я буду счастлив подвезти вас. Моя лошадь привязана с другой стороны отеля.
   Мария чувствовала себя подавленной и какой-то разбитой после стычки с Крогером. К тому же она испытывала симпатию к этому молодому человеку с вежливыми манерами и красивым лицом.
   – У меня есть мой собственный конь, – медленно проговорила она, – но если вам нетрудно проводить меня...
   Его лицо просияло.
   – Господи, да я буду чувствовать себя куда лучше, если смогу увериться, что вы благополучно добрались до дому.
   Он прошел вместе с ней до того места, где был привязан Мигелито, помог девушке усесться в седло, а потом обвел Мигелито вокруг отеля туда, где была привязана его лошадь.
   По дороге к дому Мендесов лейтенант Фэррел говорил очень мало, но молчание его не было напряженным: присутствие молодого человека и в самом деле действовало на Марию успокаивающе.
   Когда они наконец добрались до ее ворот, Мария еще раз поблагодарила лейтенанта за любезность; казалось, ему не хочется уходить, и он стоял, вертя шляпу в руках. Мария вдруг поняла, о чем он хочет ее попросить, и, как ни странно, ей это было приятно.
   – Я не хочу брать на себя смелость, – начал он. – То есть я не хочу, чтобы вы подумали, будто я такой же, как Крогер. Однако... ну, мне хотелось бы еще раз увидеть вас, мисс Мендес. Возможно ли это?
   Мария подумала, прежде чем ответить. Ее потянуло к этому светловолосому американцу, и инстинкт подсказывал девушке, что его бояться нечего. Это был хороший человек, но все же он не принадлежал к латинской расе: ее семья и друзья, конечно, не одобрят никаких отношений между ними.
   В то время как девушка размышляла, он бросил на нее удрученный взгляд, и глаза его помрачнели. Мария поняла, что он готовится с твердостью принять ее отказ.
   – Да, – быстро проговорила она. – Завтра, после того, как я закончу работу, если хотите. – А потом добавила, вспомнив: – Но разве вы не отбываете на Кубу? Я думала, что «Лихих ковбоев» уже отправляют. Эту новость знают все в отеле.
   Том отвел глаза, и девушка заметила, как он напрягся.
   – Кое-кто из наших отбывает, это верно. – Голос молодого человека звучал подавленно. – Генерал Шефтер решил, что на пароходах хватит места только для трех четвертей наших людей. Я не попал в число отобранных.
   Хотя Мария и почувствовала облегчение, услышав эту новость, она не могла не заметить, как он разочарован.
   – Это, наверное, настоящий удар для вас, – сказала она сочувственно.
   Том кивнул и посмотрел на нее.
   – Да, это так. Но даже те, кто отбывает, будут разочарованы. Генерал Шефтер объявил также, что на пароходы не возьмут лошадей, за исключением лошадей старших офицеров. Представляете? Ну и дела. Кавалеристы без коней. – Он потряс головой и слегка улыбнулся. – Что ж, по крайней мере, не попав на борт, я получил возможность познакомиться с вами и теперь буду с нетерпением ждать завтрашнего дня. – Том Фэррел застенчиво теребил в руках шляпу. – Доброй ночи, мисс Мендес.
   Нахлобучив шляпу, лейтенант вскочил в седло и, держась очень прямо, уехал.
   Мария постояла немного, глядя ему вслед. Какие странные эти мужчины! Как рвутся они в бой, к славе, к опасности!
   Войдя в дом, Мария еще с порога услышала громкие голоса спорящих. В гостиной девушка заметила братьев и Карлоса Чавеза, увлеченных разговором. Сердце у нее упало, когда она поняла, что они обсуждают тактику, к которой нужно прибегнуть, чтобы отомстить за нападение на штаб клуба и за гибель Сергио.
   Мужчины, занятые разговором, почти не обратили внимания на Марию, когда она проходила через комнату. Опять насилие и кровопролитие, подумала девушка. Разве недостаточно, что Сергио умер? Неужели нужно усугублять положение, чтобы пролилось еще больше крови?