Страница:
Продолжая улыбаться, она попыталась мягко высвободить руку, но он крепко держал ее, а затем вдруг прижал к сердцу.
Ребекку охватила паника. Что делать? Теперь уже было совершенно ясно: если Эдуарда не остановить, сам он не остановится, и не известно, чем все это может кончиться. В любом случае, видимо, придется проявить характер.
– Ребекка! – прохрипел Эдуард, прижимая ее руку к своей жилетке. – Чувствуете, как бьется мое сердце? Оно бьется для вас с того самого момента, как вы появились в моем доме. Но тогда вы были девушкой, и я себя сдерживал. Теперь, когда вы замужем и уже ощутили блаженство супружества…
Блаженство супружества! Ребекке захотелось рассмеяться ему прямо в лицо.
– Если бы вы знали, какую страсть я к вам испытываю! – проговорил он, горячо дыша, а потом неожиданно притянул ее к себе. Внезапность случившегося захватила Ребекку врасплох. Едва она успела сообразить, что происходит, к ее губам уже присосались его губы, а по груди шарили его руки.
Его влажные губы и тяжелый запах изо рта вызывали в ней отвращение. Ребекка резко отшатнулась и вскрикнула:
– Нет, Эдуард! Пожалуйста, прекратите! Нет!
Но никакие мольбы и увещевания на него не действовали. Эдуард распалился не на шутку. С силой, которая ее ужаснула, он снова притянул ее к себе.
– Я хочу тебя, хочу, моя нежная Ребекка, – бормотал он ей на ухо, продолжая при этом мять ее грудь, пытаясь под тканью платья найти сосок. – Я уже знаю, каково твое тело, я уже представлял его мысленно. Много раз я воображал, какое оно округлое, мягкое, податливое, как оно загорается страстью под моими руками. Сейчас остается это только проверить. О, Ребекка, я знаю, как доставить женщине наслаждение. Мне известно столько способов, что ты даже не можешь себе вообразить. Жак по сравнению со мной еще совсем мальчишка. Я заставлю твое тело взорваться от удовольствия.
Собрав все силы, она снова сделала отчаянную попытку освободиться. Как раз в этот момент тяжелая двойная дверь кабинета скрипнула и начала медленно открываться.
Эдуард мгновенно ее отпустил и быстрым опытным движением поправил волосы и скрестил ноги, чтобы скрыть весьма очевидное свидетельство его возбуждения.
Это был Жак. Злая и смущенная, Ребекка успела отодвинуться к подлокотнику дивана.
– А, сынок! – радостно воскликнул Эдуард. – Мы тут как раз говорили о тебе. Я рассказывал Ребекке о нашем плане обнаружения ночного гостя.
Как ни была ошеломлена Ребекка, ее поразила быстрота реакции свекра. Она посмотрела на Жака: его лицо было абсолютно спокойным. Ребекка удивилась: «Разве он не успел заметить, что здесь происходило? И следует ли мне рассказывать ему о происшедшем? Нет, это создаст невозможную ситуацию».
– Вот как раз по этому поводу я и пришел поговорить с вами, отец. Думаю, нам следует вместе заняться поиском потайных дверей. Все, какие найдем, мы наглухо забьем. Возможно, ответа на вопрос о том, кто этот ночной гость, мы не получим, но по крайней мере он не сможет пользоваться тайной галереей. – Жак посмотрел на Ребекку: – Что ты так раскраснелась, Ребекка? Может, тебе следует пойти немного полежать? Не дай Бог, еще разболеешься, как Маргарет.
Ребекка немедленно поднялась, радуясь возможности уйти.
– Да, действительно, меня что-то знобит. Пожалуй, я воспользуюсь твоим советом, Жак.
Преисполненная благодарности за его счастливое появление, она подошла к нему и быстро поцеловала в щеку.
Покидая кабинет, Ребекка услышала, как заговорил Эдуард, и таким деловым тоном, что ей вдруг стало невмоготу. Захотелось вернуться и дать пощечину этому мерзавцу. «Только подумать, какое унижение! Как мог этот человек пойти на столь низкое предательство по отношению к собственному сыну! И всего через несколько секунд беседовать с ним как ни в чем не бывало! Что это за человек? Ведь так ведут себя те, у кого не осталось ни капли совести. На это мог решиться только совершенно безнравственный человек. И самое главное, что делать, если подобное повторится? Ведь если я никому не скажу, придется защищаться самой. Но как? О, почему все в моей жизни внезапно пошло наперекосяк! Неужели эти несчастья никогда не кончатся и меня постоянно будет терзать боль?»
Добравшись до спальни, Ребекка омыла холодной водой лицо и легла на неразобранную постель. Она действительно почувствовала себя плохо, но причиной тому была не болезнь, а душевное состояние. В ее сознании снова и снова повторялась сцена, разыгравшаяся в кабинете, и она до сих пор не могла оправиться от шока. Такого оскорбления ей еще в жизни никто не наносил. Ну разве не смешно, что вначале брат мужа, а потом и отец попытались овладеть ею, в то время как сам муж этого не может? Чем же в конце концов все это кончится?
Глава 12
Глава 13
Ребекку охватила паника. Что делать? Теперь уже было совершенно ясно: если Эдуарда не остановить, сам он не остановится, и не известно, чем все это может кончиться. В любом случае, видимо, придется проявить характер.
– Ребекка! – прохрипел Эдуард, прижимая ее руку к своей жилетке. – Чувствуете, как бьется мое сердце? Оно бьется для вас с того самого момента, как вы появились в моем доме. Но тогда вы были девушкой, и я себя сдерживал. Теперь, когда вы замужем и уже ощутили блаженство супружества…
Блаженство супружества! Ребекке захотелось рассмеяться ему прямо в лицо.
– Если бы вы знали, какую страсть я к вам испытываю! – проговорил он, горячо дыша, а потом неожиданно притянул ее к себе. Внезапность случившегося захватила Ребекку врасплох. Едва она успела сообразить, что происходит, к ее губам уже присосались его губы, а по груди шарили его руки.
Его влажные губы и тяжелый запах изо рта вызывали в ней отвращение. Ребекка резко отшатнулась и вскрикнула:
– Нет, Эдуард! Пожалуйста, прекратите! Нет!
Но никакие мольбы и увещевания на него не действовали. Эдуард распалился не на шутку. С силой, которая ее ужаснула, он снова притянул ее к себе.
– Я хочу тебя, хочу, моя нежная Ребекка, – бормотал он ей на ухо, продолжая при этом мять ее грудь, пытаясь под тканью платья найти сосок. – Я уже знаю, каково твое тело, я уже представлял его мысленно. Много раз я воображал, какое оно округлое, мягкое, податливое, как оно загорается страстью под моими руками. Сейчас остается это только проверить. О, Ребекка, я знаю, как доставить женщине наслаждение. Мне известно столько способов, что ты даже не можешь себе вообразить. Жак по сравнению со мной еще совсем мальчишка. Я заставлю твое тело взорваться от удовольствия.
Собрав все силы, она снова сделала отчаянную попытку освободиться. Как раз в этот момент тяжелая двойная дверь кабинета скрипнула и начала медленно открываться.
Эдуард мгновенно ее отпустил и быстрым опытным движением поправил волосы и скрестил ноги, чтобы скрыть весьма очевидное свидетельство его возбуждения.
Это был Жак. Злая и смущенная, Ребекка успела отодвинуться к подлокотнику дивана.
– А, сынок! – радостно воскликнул Эдуард. – Мы тут как раз говорили о тебе. Я рассказывал Ребекке о нашем плане обнаружения ночного гостя.
Как ни была ошеломлена Ребекка, ее поразила быстрота реакции свекра. Она посмотрела на Жака: его лицо было абсолютно спокойным. Ребекка удивилась: «Разве он не успел заметить, что здесь происходило? И следует ли мне рассказывать ему о происшедшем? Нет, это создаст невозможную ситуацию».
– Вот как раз по этому поводу я и пришел поговорить с вами, отец. Думаю, нам следует вместе заняться поиском потайных дверей. Все, какие найдем, мы наглухо забьем. Возможно, ответа на вопрос о том, кто этот ночной гость, мы не получим, но по крайней мере он не сможет пользоваться тайной галереей. – Жак посмотрел на Ребекку: – Что ты так раскраснелась, Ребекка? Может, тебе следует пойти немного полежать? Не дай Бог, еще разболеешься, как Маргарет.
Ребекка немедленно поднялась, радуясь возможности уйти.
– Да, действительно, меня что-то знобит. Пожалуй, я воспользуюсь твоим советом, Жак.
Преисполненная благодарности за его счастливое появление, она подошла к нему и быстро поцеловала в щеку.
Покидая кабинет, Ребекка услышала, как заговорил Эдуард, и таким деловым тоном, что ей вдруг стало невмоготу. Захотелось вернуться и дать пощечину этому мерзавцу. «Только подумать, какое унижение! Как мог этот человек пойти на столь низкое предательство по отношению к собственному сыну! И всего через несколько секунд беседовать с ним как ни в чем не бывало! Что это за человек? Ведь так ведут себя те, у кого не осталось ни капли совести. На это мог решиться только совершенно безнравственный человек. И самое главное, что делать, если подобное повторится? Ведь если я никому не скажу, придется защищаться самой. Но как? О, почему все в моей жизни внезапно пошло наперекосяк! Неужели эти несчастья никогда не кончатся и меня постоянно будет терзать боль?»
Добравшись до спальни, Ребекка омыла холодной водой лицо и легла на неразобранную постель. Она действительно почувствовала себя плохо, но причиной тому была не болезнь, а душевное состояние. В ее сознании снова и снова повторялась сцена, разыгравшаяся в кабинете, и она до сих пор не могла оправиться от шока. Такого оскорбления ей еще в жизни никто не наносил. Ну разве не смешно, что вначале брат мужа, а потом и отец попытались овладеть ею, в то время как сам муж этого не может? Чем же в конце концов все это кончится?
Глава 12
Следующие два дня Ребекка делала все возможное, чтобы не оставаться одной. Это требовало от нее определенных усилий, но после случившегося в кабинете от Эдуарда можно было ожидать чего угодно.
Жак, будто почувствовав что-то, был с ней ласков и внимателен даже больше обычного и, хотя она ему ничего не рассказала, казалось, со своей стороны тоже прилагал все усилия, чтобы не оставлять Ребекку одну. Она же не переставала думать о том, заметил ли он что-нибудь, когда открыл тогда дверь в кабинет Эдуарда.
Ей очень хотелось спросить его об этом, все ему рассказать, но она не решилась. А если он ничего не видел? Тогда что? Ведь такое вполне могло быть. Ребекка была смела, но не настолько, чтобы заявить мужу, что ее домогался его отец.
Маргарет уже почти выздоровела. Она снова стала проявлять интерес к жизни, много времени проводя с Ребеккой. Они вместе вышивали, читали, играли в карты.
Все же кое-какие изменения после болезни в ней произошли. Ребекка это заметила. Маргарет начала проявлять большой интерес к религии и читала в основном только Библию. Ребекка, которая брала Библию в руки довольно редко, порой чувствовала себя неловко, читая Джейн Остен, в то время как Маргарет была погружена в Священное писание. Кузина всегда была не в меру серьезной, а сосредоточившись на религии, стала еще серьезнее, что, по мнению Ребекки, было уже слишком.
Все это время, когда семья собиралась за трапезой или после ужина в салоне, Эдуард вел себя так, как если бы ничего не случилось. Его поведение по отношению к Ребекке было таким же, как всегда, и это невероятно ее раздражало.
Относительно ночного визитера ничего нового разузнать не удалось. Жак, насколько мог, исследовал тайную галерею и все обнаруженные ходы забил досками.
Это произошло на третий день после случая в кабинете. Ребекке приходилось быть постоянно начеку, и от этого напряжения она уже начала уставать, а тут в довершение ко всему после обеда прискакал Арман в очередной раз поговорить с отцом.
За ужином Ребекка была очень скованной, сидела не поднимая глаз, боясь встретиться взглядом с Эдуардом или Арманом. После трапезы все, включая Фелис, которая большую часть дня провела на своей половине, отправились в музыкальный салон.
Маргарет сыграла несколько этюдов Шопена – она исполняла их довольно сносно, – потом Ребекка под аккомпанемент Жака спела несколько ирландских песен. А под конец Эдуард исполнил три немецкие баллады. Во время пения он нагло подмигивал Ребекке, чем привел ее в бешенство.
Она быстро опустила голову, а когда вновь подняла ее, то Эдуард стоял уже рядом с буфетом, держа в руках тяжелый хрустальный графин.
– Прошу вас. – Весело глядя, он сделал приглашающий жест к бокалам. – Это портвейн. Я получил его с последним кораблем, и мне хочется, чтобы вы все его попробовали.
Он протянул бокал Фелис, та нервно кивнула и взяла, затем Жаку. Когда очередь дошла до Армана, тот отрицательно покачал головой.
– Благодарю, отец, но я не пью портвейн. Эдуард продолжал улыбаться, но его глаза похолодели.
– Этот сорт я бы тебе советовал попробовать. Мне хочется знать твое мнение.
Арман сделал несколько шагов назад и угрюмо посмотрел на отца.
– Свое мнение я могу высказать, не пробуя, потому что все портвейны кажутся мне на один вкус. А кроме того, я приехал сюда поговорить с вами о делах.
– Дела, все время дела! – отмахнулся Эдуард. – Я тебя очень прошу: давай сегодня вечером забудем о делах. Мы поговорим завтра. Ребекка, уверен, портвейн вам понравится. Это один из самых лучших сортов, какие существуют в мире.
Избегая его взгляда, она осторожно потянулась за сверкающим фужером, наполненным темно-красной жидкостью. К портвейну она была весьма равнодушна, а из рук Эдуарда ей вообще ничего не хотелось брать, но после отказа Армана она чувствовала, что лучше принять вино и не обострять ситуацию. Бокал взяла даже Маргарет, хотя Ребекка хорошо знала, что кузина вообще не пьет вина.
Когда бокалы с портвейном оказались у всех, кроме Армана, Эдуард провозгласил тост:
– За нас! Пожелаем друг другу здоровья, счастья и осуществления заветных желаний!
Ребекка едва пригубила вино. Этот двусмысленный тост окончательно вывел ее из себя. Какая неслыханная наглость! Уж теперь-то она знала, что у него за заветное желание. Невероятно, но казалось, будто он пребывает в твердой уверенности, что она совсем не возражает против его приставаний. Если бы Эдуард знал, какое отвращение он у нее вызывает, то сейчас бы так не улыбался и не предлагал подобные тосты. Однако единственное, что оставалось Ребекке, – это молчать. Хотя ей так хотелось выплеснуть этот портвейн ему в лицо, рассказать все его жене и сыновьям!
После того как каждый испробовал вина, Эдуард осведомился о впечатлении. Хотя, как заметила Ребекка, Жак был единственным, кто, выпив до дна, попросил еще, все пробормотали слова восхищения.
Они еще некоторое время оставались в зале, но разговор не клеился. Фелис извинилась и, сославшись на усталость, удалилась к себе. Ребекка немедленно воспользовалась случаем, чтобы тоже удалиться. Маргарет последовала за ней.
В коридоре они распрощались, и каждая направилась к себе. Ребекка с облегчением открыла дверь их с Жаком уютной спальни – единственного места, где она знала, что находится в полной безопасности. Заперев дверь, Ребекка умылась и, достав с полки «Гордость и предрассудки», улеглась с книгой в постель. Хотя чтение было увлекательным, ее потянуло в сон, и она закрыла книгу.
Перед ней стоял выбор: либо вовсе не запирать дверь, либо запереть, а потом проснуться и открыть Жаку.
В конце концов она решила оставить дверь запертой. Лучше проснуться лишний раз, чем засыпать, опасаясь нежелательного визита.
Ребекка задула свечу и мгновенно заснула.
Ее разбудил сильный стук в дверь. Выскользнув из теплой постели, сонная, она побежала открывать, быстро ступая по холодному полу.
Вошел Жак, Ребекка промямлила ему что-то и снова нырнула в теплую постель. Почувствовав, как под тяжестью его тела прогнулся матрас, она пошевелилась, устроившись поудобнее, и окончательно погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Пробудилась она пугающе внезапно, мгновенно осознав две вещи: во-первых, ей холодно, одеяло куда-то сползло, а во-вторых… по ее телу блуждают чьи-то руки.
Ее охватил ужас. Она знала, чьи это руки. И голос Эдуарда вскоре подтвердил это. Говорил он вкрадчиво, слегка постанывая, и тем временем продолжал стискивать ее груди.
– Ребекка, Ребекка! Сегодня такая полная луна. Посмотри, как она освещает твое тело. Оно белее, чем сама луна. Ребекка! Моя нежная Ребекка!
Оцепеневшая Ребекка увидела фигуру в халате, склонившуюся над ней. Господи! Где же Жак?
Она протянула левую руку и почувствовала под своей ладонью плечо Жака. Неужели он ничего не слышит? Просто не верится, что можно так спать!
Ребекка закричала, отталкивая насильника:
– Жак, Жак, проснись! Помоги!
Не переставая жадно ощупывать ее, Эдуард усмехнулся. От его смрадного дыхания Ребекке стало дурно.
– Звать его сейчас без толку, моя лапочка, – ласково проговорил он, и этот жутковатый голос внушил Ребекке суеверный страх. – Он не проснется до самого утра. Я позаботился об этом. Так что сейчас мы с тобой здесь совершенно одни. Одни, понимаешь? И я смогу наконец сделать с тобой то, о чем давно и страстно мечтал. Ну, не надо упрямиться, моя Ребекка. Откройся!
Плотно сжав колени, она делала одну за другой попытки вцепиться ногтями в его лицо, но безуспешно. В конце концов он схватил обе ее руки и продолжил свое занятие, легко удерживая их одной рукой.
– Ты же хочешь меня, Ребекка. Хочешь. Однако если тебе нравится сопротивляться, пожалуйста, сопротивляйся на здоровье. Я тебе не перечу. Персик, который достается с трудом, всегда кажется вкуснее.
Ребекка снова выкрикнула имя Жака, отказываясь верить, что он не может ее услышать, и внезапно вспомнила о вине. Боже мой, портвейн, который так настойчиво Эдуард предлагал отведать! Все это мгновенно вспыхнуло в мозгу Ребекки, высветив страшную правду: Жак действительно сейчас не способен ей помочь. Он усыплен! Придя в неописуемую панику, она откинула голову назад и закричала. Громко, что есть сил.
На мгновение Эдуард опешил, но лишь на мгновение. А затем, просияв, радостно засмеялся, как будто ее крики возбудили его еще больше. Даже в состоянии отчаяния она не могла не заметить сквозившее в его смехе безумие.
– Вот он, моя красавица. Наконец-то! Крик страсти, которой я ждал с таким нетерпением. Не спеши, моя дорогая. Это будет скоро. Скоро я наполню тебя всю и испытаю, какова ты внутри!
Пальцами свободной руки он расстегнул ворот ее ночной рубашки. А затем рванул и разорвал от груди до самого низа. Край ткани больно впился Ребекке сзади в шею.
Треск разрываемой материи прозвучал в комнате как гром. Отбиваясь, она крутилась, извивалась и продолжала истошно кричать. «Ну кто-то же должен меня услышать!»
Эдуард навалился на нее, и под действием его веса, которое было страшно, как сама смерть, ее бедра разжались.
Его халат был распахнут, он тяжело дышал, сопел, издавая мерзкие животные звуки. Она крикнула снова, и на сей раз ее, кажется, услышали. Там, за дверью, в коридоре, раздались шаги. Кто-то бежал. И это придало ей сил.
Рывком освободив руки, она впилась ногтями в его лицо, на этот раз удачно.
Эдуард выругался и отпрянул. Кто-то колотил в дверь, выкрикивая:
– Ребекка! Ребекка!
Она узнала голос Армана. Слава Богу! Дверь затрещала. Господи! Она ведь заперта изнутри!
Эдуард, казалось, не слышал ни голоса своего сына, ни стуков в дверь. Он снова зловеще засмеялся и схватил ее руки.
Ребекка приподняла голову:
– Арман! Арман, помоги!
Эдуард, крепко держа оба ее запястья в одной руке, другой пытался разжать ей бедра. Мускулы Ребекки дрожали от напряжения и усталости, она чувствовала, что долго сопротивляться не сможет.
– Арман! – закричала она что есть мочи.
– Нет! Нет! Нет! – глухо бормотал Эдуард.
В дверь ударили чем-то тяжелым – один раз, второй, затем третий. Раздался сильный треск раскалываемого дерева, в комнате стало светло, она наполнилась людьми. Кто-то схватил Эдуарда за плечи и начал оттаскивать от Ребекки. Наконец она почувствовала, что свободна, и ей вдруг стало холодно. А вокруг нее громко кричали, но что именно, она не могла разобрать. Людей, которые были в комнате, она тоже не узнавала. Доносились звуки борьбы и переворачиваемой мебели. Находясь на грани истерики, Ребекка мысленно повторяла про себя одно и то же: нужно прикрыться, они не должны видеть меня такой. И кто-то накрыл ее одеялом, заботливо подоткнув со всех сторон. Маргарет? Это была Маргарет?
Затем раздался звук сильного удара, похожий на тот, когда кулак встречается с человеческой плотью, и возня закончилась. В наступившей тишине Ребекка услышала чье-то бормотание и чей-то плач.
К ее лицу приблизили свечу. Свет ее был таким ярким, что она зажмурилась, а потом прикрыла лицо одеялом, спрятавшись в нем, как в норе.
Теперь она различила голос Маргарет. Та говорила громко и возмущенно, тоном, какого Ребекка у нее никогда не слышала. А еще были голоса мужчин, Армана и Дупты. Дупта?
Потом были шаги, сначала громкие, а затем все тише и тише, пока не растаяли в конце коридора. И наконец, снова возник голос Маргарет, нежный и полный слез.
– Ребекка… с тобой… теперь все в порядке? Они его увели. О, Ребекка, не молчи. Поговори со мной. Он тебя сильно поранил? Он… Пожалуйста, Ребекка. Теперь тебе ничего не угрожает.
И снова всхлипывания.
Ребекка начала медленно расслабляться, только сейчас заметив, как сильно бьется ее сердце. Она разворачивала свое тело, свернутое в клубок, осторожно, дюйм за дюймом, и, наконец, медленно стягивая одеяло; открыла лицо.
Над ней склонилась Маргарет, вся бледная, в слезах, с глазами, расширенными от ужаса.
– Ребекка! Что случилось с Жаком? Он лежит так неподвижно!
Ребекка попыталась ответить, но вначале у нее не получилось – горло сжалось и болело. Она смогла только прошептать, покачав головой:
– Он получил большую дозу снотворного. В портвейне.
– А что было бы, если бы этот портвейн все выпили до дна? – Маргарет становилась еще бледнее по мере того, как до нее доходил весь ужас ситуации, глаза сильно расширились. – А если бы Арман тоже выпил?
Она улеглась рядом и взяла руки Ребекки в свои. От этого родного прикосновения у той наконец прорвались слезы. Слезы боли и унижения.
Девушки лежали рядом очень долго, лежали и плакали. Плакали, пока наконец не иссякли слезы. Ребекка чувствовала, что ее глаза и нос опухли, но в то же время пришло и облегчение, потому что какая-то часть пережитого ужаса была смыта этими слезами.
Потом послышались шаги, и ее сердце снова застучало как молот. Повернув голову, она увидела Армана, втаскивающего небольшой деревянный сундучок.
Ребекка поспешно отвернулась. Она не хотела, чтобы он видел ее в таком состоянии. Кроме того, для нее были непереносимы его жалость и сострадание, хотя уже второй раз Арман спас ее от гибели.
Она слышала, как он пересек комнату и остановился у постели со стороны Жака. Затем обогнул постель и подошел к Маргарет.
Послышался скрип – это Арман поставил сундучок на столик, – а затем его тихий голос.
– С Жаком, кажется, все в порядке. По крайней мере дышит он нормально. Похоже, его напоили снотворным.
– Ребекка сказала, – произнесла Маргарет голосом, все еще полным слез, – что дядя Эдуард подсыпал снотворное в портвейн.
Арман невнятно выругался.
– Слава Богу, что не все его пили. Маргарет, а как с Ребеккой? Надеюсь, он… дело до конца не довел?
– Не думаю. Но она вся в кровоподтеках и синяках.
– Вот поэтому я и принес этот сундучок. Здесь наша семейная аптечка. Там есть все необходимое, чтобы оказать первую помощь: бинты, если они понадобятся, бутылка с опием и все остальное. Я думаю, немного опия ей не помешает, чтобы расслабиться.
– Да, я дам ей немного. Арман, послушайте, это все так ужасно, так страшно! Почему он это сделал? Ведь он был всегда таким добрым.
– В известной степени я чувствую себя тоже ответственным за происшедшее, – проговорил Арман напряженным голосом. – Мне надо было вас предупредить. Я знал, каким может быть мой отец, но все же полагал, что в нем возобладает здравый смысл. Теперь я понял, что ошибался.
Ребекка почувствовала, что обида и гнев в ней пересиливают смущение. Она повернулась к Арману:
– Что вы имеете в виду? Он вел себя подобным образом и с другими?
– Не совсем так. Но…
– Почему вы не хотите нам сказать? – возбужденно вскричала Ребекка. – А кто по ночам ходил в наши комнаты, используя потайные двери?
Арман уставился на нее в изумлении.
– Что вы сказали? Я в первый раз об этом слышу. Вы хотите сказать, что такое случается уже не впервые?
– Ну, не совсем такое, как сегодня, но прошлым летом ночью кто-то заходил к нам в комнаты, ко мне и Маргарет.
Арман хмуро покачал головой:
– Меня, по-видимому, в это время здесь не было. И никто ничего не сказал. Я бы такого не позволил, даже если бы речь шла о моем отце.
– А вы знали о существовании тайного хода? Арман неохотно кивнул:
– Да, знал. Вы помните, тогда, в Ле-Шене, Жак рассказывал о приемной сестре нашего отца, Элисе? Так вот, ее нянька, Бесс, была мне почти что второй матерью. Перед смертью она рассказала о тайном ходе.
– Я не понимаю, – вмешалась Маргарет. – Если вы знали о его существовании, почему об этом не известно остальным членам семьи?
Арман снова покачал головой:
– Хм, что значит «не известно»? Отец по крайней мере об этом знал.
– А что с ним сейчас? – Маргарет перешла на шепот. – Я имею в виду – с дядей Эдуардом. Ведь когда вы с Дуптой его успокаивали, он вел себя как безумный.
– Его привязали к кровати. Сейчас там с ним Дупта. Вы можете спокойно отдыхать.
– Мне кажется, – вырвалось у Ребекки, – что я вообще никогда больше не смогу спокойно отдыхать. – У нее начинался озноб. Она пошевелилась, чтобы найти удобную позу, и громко вскрикнула, почувствовав острую боль в плече.
– Я чертовски сожалею, Ребекка, о том, что случилось, – сказал Арман и повернулся к Маргарет: – Будет очень хорошо, если вы дадите ей немного опия, а также осмотрите и перевяжете раны. Утром я зайду вас проведать.
Он повернулся, чтобы уйти, но Маргарет потянулась и схватила его за рукав.
– Арман… тетя Фелис… Она в порядке?
– Она тоже выпила вина, вы могли это видеть. Не так много, как Жак, но достаточно, чтобы беспробудно спать. Я в ужасе от того, что с ней будет, когда ей расскажут о происшедшем ночью. Но теперь самое важное – присмотреть за Ребеккой. Вы с ней останетесь?
– Конечно.
Взглянув последний раз на Ребекку, Арман покинул комнату.
Ребекка лежала, откинувшись на подушку, совершенно без сил, с трудом сделав движение, чтобы принять опий. Затем она позволила Маргарет смазать ей все раны и ушибы и надеть свежую ночную рубашку.
Жак, будто почувствовав что-то, был с ней ласков и внимателен даже больше обычного и, хотя она ему ничего не рассказала, казалось, со своей стороны тоже прилагал все усилия, чтобы не оставлять Ребекку одну. Она же не переставала думать о том, заметил ли он что-нибудь, когда открыл тогда дверь в кабинет Эдуарда.
Ей очень хотелось спросить его об этом, все ему рассказать, но она не решилась. А если он ничего не видел? Тогда что? Ведь такое вполне могло быть. Ребекка была смела, но не настолько, чтобы заявить мужу, что ее домогался его отец.
Маргарет уже почти выздоровела. Она снова стала проявлять интерес к жизни, много времени проводя с Ребеккой. Они вместе вышивали, читали, играли в карты.
Все же кое-какие изменения после болезни в ней произошли. Ребекка это заметила. Маргарет начала проявлять большой интерес к религии и читала в основном только Библию. Ребекка, которая брала Библию в руки довольно редко, порой чувствовала себя неловко, читая Джейн Остен, в то время как Маргарет была погружена в Священное писание. Кузина всегда была не в меру серьезной, а сосредоточившись на религии, стала еще серьезнее, что, по мнению Ребекки, было уже слишком.
Все это время, когда семья собиралась за трапезой или после ужина в салоне, Эдуард вел себя так, как если бы ничего не случилось. Его поведение по отношению к Ребекке было таким же, как всегда, и это невероятно ее раздражало.
Относительно ночного визитера ничего нового разузнать не удалось. Жак, насколько мог, исследовал тайную галерею и все обнаруженные ходы забил досками.
Это произошло на третий день после случая в кабинете. Ребекке приходилось быть постоянно начеку, и от этого напряжения она уже начала уставать, а тут в довершение ко всему после обеда прискакал Арман в очередной раз поговорить с отцом.
За ужином Ребекка была очень скованной, сидела не поднимая глаз, боясь встретиться взглядом с Эдуардом или Арманом. После трапезы все, включая Фелис, которая большую часть дня провела на своей половине, отправились в музыкальный салон.
Маргарет сыграла несколько этюдов Шопена – она исполняла их довольно сносно, – потом Ребекка под аккомпанемент Жака спела несколько ирландских песен. А под конец Эдуард исполнил три немецкие баллады. Во время пения он нагло подмигивал Ребекке, чем привел ее в бешенство.
Она быстро опустила голову, а когда вновь подняла ее, то Эдуард стоял уже рядом с буфетом, держа в руках тяжелый хрустальный графин.
– Прошу вас. – Весело глядя, он сделал приглашающий жест к бокалам. – Это портвейн. Я получил его с последним кораблем, и мне хочется, чтобы вы все его попробовали.
Он протянул бокал Фелис, та нервно кивнула и взяла, затем Жаку. Когда очередь дошла до Армана, тот отрицательно покачал головой.
– Благодарю, отец, но я не пью портвейн. Эдуард продолжал улыбаться, но его глаза похолодели.
– Этот сорт я бы тебе советовал попробовать. Мне хочется знать твое мнение.
Арман сделал несколько шагов назад и угрюмо посмотрел на отца.
– Свое мнение я могу высказать, не пробуя, потому что все портвейны кажутся мне на один вкус. А кроме того, я приехал сюда поговорить с вами о делах.
– Дела, все время дела! – отмахнулся Эдуард. – Я тебя очень прошу: давай сегодня вечером забудем о делах. Мы поговорим завтра. Ребекка, уверен, портвейн вам понравится. Это один из самых лучших сортов, какие существуют в мире.
Избегая его взгляда, она осторожно потянулась за сверкающим фужером, наполненным темно-красной жидкостью. К портвейну она была весьма равнодушна, а из рук Эдуарда ей вообще ничего не хотелось брать, но после отказа Армана она чувствовала, что лучше принять вино и не обострять ситуацию. Бокал взяла даже Маргарет, хотя Ребекка хорошо знала, что кузина вообще не пьет вина.
Когда бокалы с портвейном оказались у всех, кроме Армана, Эдуард провозгласил тост:
– За нас! Пожелаем друг другу здоровья, счастья и осуществления заветных желаний!
Ребекка едва пригубила вино. Этот двусмысленный тост окончательно вывел ее из себя. Какая неслыханная наглость! Уж теперь-то она знала, что у него за заветное желание. Невероятно, но казалось, будто он пребывает в твердой уверенности, что она совсем не возражает против его приставаний. Если бы Эдуард знал, какое отвращение он у нее вызывает, то сейчас бы так не улыбался и не предлагал подобные тосты. Однако единственное, что оставалось Ребекке, – это молчать. Хотя ей так хотелось выплеснуть этот портвейн ему в лицо, рассказать все его жене и сыновьям!
После того как каждый испробовал вина, Эдуард осведомился о впечатлении. Хотя, как заметила Ребекка, Жак был единственным, кто, выпив до дна, попросил еще, все пробормотали слова восхищения.
Они еще некоторое время оставались в зале, но разговор не клеился. Фелис извинилась и, сославшись на усталость, удалилась к себе. Ребекка немедленно воспользовалась случаем, чтобы тоже удалиться. Маргарет последовала за ней.
В коридоре они распрощались, и каждая направилась к себе. Ребекка с облегчением открыла дверь их с Жаком уютной спальни – единственного места, где она знала, что находится в полной безопасности. Заперев дверь, Ребекка умылась и, достав с полки «Гордость и предрассудки», улеглась с книгой в постель. Хотя чтение было увлекательным, ее потянуло в сон, и она закрыла книгу.
Перед ней стоял выбор: либо вовсе не запирать дверь, либо запереть, а потом проснуться и открыть Жаку.
В конце концов она решила оставить дверь запертой. Лучше проснуться лишний раз, чем засыпать, опасаясь нежелательного визита.
Ребекка задула свечу и мгновенно заснула.
Ее разбудил сильный стук в дверь. Выскользнув из теплой постели, сонная, она побежала открывать, быстро ступая по холодному полу.
Вошел Жак, Ребекка промямлила ему что-то и снова нырнула в теплую постель. Почувствовав, как под тяжестью его тела прогнулся матрас, она пошевелилась, устроившись поудобнее, и окончательно погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Пробудилась она пугающе внезапно, мгновенно осознав две вещи: во-первых, ей холодно, одеяло куда-то сползло, а во-вторых… по ее телу блуждают чьи-то руки.
Ее охватил ужас. Она знала, чьи это руки. И голос Эдуарда вскоре подтвердил это. Говорил он вкрадчиво, слегка постанывая, и тем временем продолжал стискивать ее груди.
– Ребекка, Ребекка! Сегодня такая полная луна. Посмотри, как она освещает твое тело. Оно белее, чем сама луна. Ребекка! Моя нежная Ребекка!
Оцепеневшая Ребекка увидела фигуру в халате, склонившуюся над ней. Господи! Где же Жак?
Она протянула левую руку и почувствовала под своей ладонью плечо Жака. Неужели он ничего не слышит? Просто не верится, что можно так спать!
Ребекка закричала, отталкивая насильника:
– Жак, Жак, проснись! Помоги!
Не переставая жадно ощупывать ее, Эдуард усмехнулся. От его смрадного дыхания Ребекке стало дурно.
– Звать его сейчас без толку, моя лапочка, – ласково проговорил он, и этот жутковатый голос внушил Ребекке суеверный страх. – Он не проснется до самого утра. Я позаботился об этом. Так что сейчас мы с тобой здесь совершенно одни. Одни, понимаешь? И я смогу наконец сделать с тобой то, о чем давно и страстно мечтал. Ну, не надо упрямиться, моя Ребекка. Откройся!
Плотно сжав колени, она делала одну за другой попытки вцепиться ногтями в его лицо, но безуспешно. В конце концов он схватил обе ее руки и продолжил свое занятие, легко удерживая их одной рукой.
– Ты же хочешь меня, Ребекка. Хочешь. Однако если тебе нравится сопротивляться, пожалуйста, сопротивляйся на здоровье. Я тебе не перечу. Персик, который достается с трудом, всегда кажется вкуснее.
Ребекка снова выкрикнула имя Жака, отказываясь верить, что он не может ее услышать, и внезапно вспомнила о вине. Боже мой, портвейн, который так настойчиво Эдуард предлагал отведать! Все это мгновенно вспыхнуло в мозгу Ребекки, высветив страшную правду: Жак действительно сейчас не способен ей помочь. Он усыплен! Придя в неописуемую панику, она откинула голову назад и закричала. Громко, что есть сил.
На мгновение Эдуард опешил, но лишь на мгновение. А затем, просияв, радостно засмеялся, как будто ее крики возбудили его еще больше. Даже в состоянии отчаяния она не могла не заметить сквозившее в его смехе безумие.
– Вот он, моя красавица. Наконец-то! Крик страсти, которой я ждал с таким нетерпением. Не спеши, моя дорогая. Это будет скоро. Скоро я наполню тебя всю и испытаю, какова ты внутри!
Пальцами свободной руки он расстегнул ворот ее ночной рубашки. А затем рванул и разорвал от груди до самого низа. Край ткани больно впился Ребекке сзади в шею.
Треск разрываемой материи прозвучал в комнате как гром. Отбиваясь, она крутилась, извивалась и продолжала истошно кричать. «Ну кто-то же должен меня услышать!»
Эдуард навалился на нее, и под действием его веса, которое было страшно, как сама смерть, ее бедра разжались.
Его халат был распахнут, он тяжело дышал, сопел, издавая мерзкие животные звуки. Она крикнула снова, и на сей раз ее, кажется, услышали. Там, за дверью, в коридоре, раздались шаги. Кто-то бежал. И это придало ей сил.
Рывком освободив руки, она впилась ногтями в его лицо, на этот раз удачно.
Эдуард выругался и отпрянул. Кто-то колотил в дверь, выкрикивая:
– Ребекка! Ребекка!
Она узнала голос Армана. Слава Богу! Дверь затрещала. Господи! Она ведь заперта изнутри!
Эдуард, казалось, не слышал ни голоса своего сына, ни стуков в дверь. Он снова зловеще засмеялся и схватил ее руки.
Ребекка приподняла голову:
– Арман! Арман, помоги!
Эдуард, крепко держа оба ее запястья в одной руке, другой пытался разжать ей бедра. Мускулы Ребекки дрожали от напряжения и усталости, она чувствовала, что долго сопротивляться не сможет.
– Арман! – закричала она что есть мочи.
– Нет! Нет! Нет! – глухо бормотал Эдуард.
В дверь ударили чем-то тяжелым – один раз, второй, затем третий. Раздался сильный треск раскалываемого дерева, в комнате стало светло, она наполнилась людьми. Кто-то схватил Эдуарда за плечи и начал оттаскивать от Ребекки. Наконец она почувствовала, что свободна, и ей вдруг стало холодно. А вокруг нее громко кричали, но что именно, она не могла разобрать. Людей, которые были в комнате, она тоже не узнавала. Доносились звуки борьбы и переворачиваемой мебели. Находясь на грани истерики, Ребекка мысленно повторяла про себя одно и то же: нужно прикрыться, они не должны видеть меня такой. И кто-то накрыл ее одеялом, заботливо подоткнув со всех сторон. Маргарет? Это была Маргарет?
Затем раздался звук сильного удара, похожий на тот, когда кулак встречается с человеческой плотью, и возня закончилась. В наступившей тишине Ребекка услышала чье-то бормотание и чей-то плач.
К ее лицу приблизили свечу. Свет ее был таким ярким, что она зажмурилась, а потом прикрыла лицо одеялом, спрятавшись в нем, как в норе.
Теперь она различила голос Маргарет. Та говорила громко и возмущенно, тоном, какого Ребекка у нее никогда не слышала. А еще были голоса мужчин, Армана и Дупты. Дупта?
Потом были шаги, сначала громкие, а затем все тише и тише, пока не растаяли в конце коридора. И наконец, снова возник голос Маргарет, нежный и полный слез.
– Ребекка… с тобой… теперь все в порядке? Они его увели. О, Ребекка, не молчи. Поговори со мной. Он тебя сильно поранил? Он… Пожалуйста, Ребекка. Теперь тебе ничего не угрожает.
И снова всхлипывания.
Ребекка начала медленно расслабляться, только сейчас заметив, как сильно бьется ее сердце. Она разворачивала свое тело, свернутое в клубок, осторожно, дюйм за дюймом, и, наконец, медленно стягивая одеяло; открыла лицо.
Над ней склонилась Маргарет, вся бледная, в слезах, с глазами, расширенными от ужаса.
– Ребекка! Что случилось с Жаком? Он лежит так неподвижно!
Ребекка попыталась ответить, но вначале у нее не получилось – горло сжалось и болело. Она смогла только прошептать, покачав головой:
– Он получил большую дозу снотворного. В портвейне.
– А что было бы, если бы этот портвейн все выпили до дна? – Маргарет становилась еще бледнее по мере того, как до нее доходил весь ужас ситуации, глаза сильно расширились. – А если бы Арман тоже выпил?
Она улеглась рядом и взяла руки Ребекки в свои. От этого родного прикосновения у той наконец прорвались слезы. Слезы боли и унижения.
Девушки лежали рядом очень долго, лежали и плакали. Плакали, пока наконец не иссякли слезы. Ребекка чувствовала, что ее глаза и нос опухли, но в то же время пришло и облегчение, потому что какая-то часть пережитого ужаса была смыта этими слезами.
Потом послышались шаги, и ее сердце снова застучало как молот. Повернув голову, она увидела Армана, втаскивающего небольшой деревянный сундучок.
Ребекка поспешно отвернулась. Она не хотела, чтобы он видел ее в таком состоянии. Кроме того, для нее были непереносимы его жалость и сострадание, хотя уже второй раз Арман спас ее от гибели.
Она слышала, как он пересек комнату и остановился у постели со стороны Жака. Затем обогнул постель и подошел к Маргарет.
Послышался скрип – это Арман поставил сундучок на столик, – а затем его тихий голос.
– С Жаком, кажется, все в порядке. По крайней мере дышит он нормально. Похоже, его напоили снотворным.
– Ребекка сказала, – произнесла Маргарет голосом, все еще полным слез, – что дядя Эдуард подсыпал снотворное в портвейн.
Арман невнятно выругался.
– Слава Богу, что не все его пили. Маргарет, а как с Ребеккой? Надеюсь, он… дело до конца не довел?
– Не думаю. Но она вся в кровоподтеках и синяках.
– Вот поэтому я и принес этот сундучок. Здесь наша семейная аптечка. Там есть все необходимое, чтобы оказать первую помощь: бинты, если они понадобятся, бутылка с опием и все остальное. Я думаю, немного опия ей не помешает, чтобы расслабиться.
– Да, я дам ей немного. Арман, послушайте, это все так ужасно, так страшно! Почему он это сделал? Ведь он был всегда таким добрым.
– В известной степени я чувствую себя тоже ответственным за происшедшее, – проговорил Арман напряженным голосом. – Мне надо было вас предупредить. Я знал, каким может быть мой отец, но все же полагал, что в нем возобладает здравый смысл. Теперь я понял, что ошибался.
Ребекка почувствовала, что обида и гнев в ней пересиливают смущение. Она повернулась к Арману:
– Что вы имеете в виду? Он вел себя подобным образом и с другими?
– Не совсем так. Но…
– Почему вы не хотите нам сказать? – возбужденно вскричала Ребекка. – А кто по ночам ходил в наши комнаты, используя потайные двери?
Арман уставился на нее в изумлении.
– Что вы сказали? Я в первый раз об этом слышу. Вы хотите сказать, что такое случается уже не впервые?
– Ну, не совсем такое, как сегодня, но прошлым летом ночью кто-то заходил к нам в комнаты, ко мне и Маргарет.
Арман хмуро покачал головой:
– Меня, по-видимому, в это время здесь не было. И никто ничего не сказал. Я бы такого не позволил, даже если бы речь шла о моем отце.
– А вы знали о существовании тайного хода? Арман неохотно кивнул:
– Да, знал. Вы помните, тогда, в Ле-Шене, Жак рассказывал о приемной сестре нашего отца, Элисе? Так вот, ее нянька, Бесс, была мне почти что второй матерью. Перед смертью она рассказала о тайном ходе.
– Я не понимаю, – вмешалась Маргарет. – Если вы знали о его существовании, почему об этом не известно остальным членам семьи?
Арман снова покачал головой:
– Хм, что значит «не известно»? Отец по крайней мере об этом знал.
– А что с ним сейчас? – Маргарет перешла на шепот. – Я имею в виду – с дядей Эдуардом. Ведь когда вы с Дуптой его успокаивали, он вел себя как безумный.
– Его привязали к кровати. Сейчас там с ним Дупта. Вы можете спокойно отдыхать.
– Мне кажется, – вырвалось у Ребекки, – что я вообще никогда больше не смогу спокойно отдыхать. – У нее начинался озноб. Она пошевелилась, чтобы найти удобную позу, и громко вскрикнула, почувствовав острую боль в плече.
– Я чертовски сожалею, Ребекка, о том, что случилось, – сказал Арман и повернулся к Маргарет: – Будет очень хорошо, если вы дадите ей немного опия, а также осмотрите и перевяжете раны. Утром я зайду вас проведать.
Он повернулся, чтобы уйти, но Маргарет потянулась и схватила его за рукав.
– Арман… тетя Фелис… Она в порядке?
– Она тоже выпила вина, вы могли это видеть. Не так много, как Жак, но достаточно, чтобы беспробудно спать. Я в ужасе от того, что с ней будет, когда ей расскажут о происшедшем ночью. Но теперь самое важное – присмотреть за Ребеккой. Вы с ней останетесь?
– Конечно.
Взглянув последний раз на Ребекку, Арман покинул комнату.
Ребекка лежала, откинувшись на подушку, совершенно без сил, с трудом сделав движение, чтобы принять опий. Затем она позволила Маргарет смазать ей все раны и ушибы и надеть свежую ночную рубашку.
Глава 13
Идя по коридору, Арман вдруг ощутил, как ему на плечи наваливается весь этот огромный дом. В его сознании вспыхивала одна и та же картина, будто обожженная пламенем, которую он будет помнить до конца своих дней: распростертая на постели Ребекка, ее нежнейшее в мире тело, смутно белеющее при дрожащем свете свечи, и отец – широко раздвинув ей бедра, он лез, как хищное прожорливое… нет, не животное – чудовище.
Армана переполняли гнев и сожаление. Если бы только знать раньше об этих ночных визитах, он бы сразу догадался, что это проделки Эдуарда. Бесс ему кое-что рассказывала, и это не изменило его чувств к отцу, а только обострило неприязнь, потому что Арман ненавидел его с детства. В Эдуарде было что-то дьявольское и извращенное. Если верить рассказам Бесс – а в них Арман не сомневался, – это у него наследственное, от отца, Жана Молино.
Любимый сын Жак о подлинной натуре отца вряд ли догадывался. Арман не посвятил брата в то, что ему поведала умирающая черная женщина. Бессмысленно – это только бы ранило Жака.
Арман горько рассмеялся. «О да, что-что, а секреты я хранить умею. Благородная черта, ничего не скажешь. Правда, из-за этого женщина, которую я люблю, похоронила себя в замужестве, и в довершение ее чуть не изнасиловал тот, кого она считала своим другом и защитником».
А Фелис, которая от рук отца страдала и страдает больше всех? Уж она о жестокости Эдуарда и о том, на что тот способен, хорошо знала. Наверняка она догадалась, кто разгуливал ночами по комнатам и пугал девушек. Почему она его не остановила? Боялась – Арман, конечно, знал это, и все же, все же… Как она могла позволить такому случиться? Эгоизм? Возможно. Страх? Скорее всего. Но разве можно было ставить под угрозу жизнь двух девушек, которые приехали в гости?
Войдя в свою комнату, он опустил лампу на стол и упал поперек постели. Перед глазами снова возникло белое тело Ребекки, ее обнаженные ноги и руки. А когда в ответ на это видение в его теле разгорелось желание, Арман почувствовал глубокий стыд. Эдуард? Ведь он, по сути, хотел того же самого. «В таком случае намного ли я лучше своего отца?»
Маргарет сидела в кресле, придвинутом к постели Ребекки, и наблюдала за беспокойным сном кузины. Сама она почти всю ночь не спала, но усталости не чувствовала.
Ребекка пошевелилась во сне и застонала. У Маргарет на глаза навернулись слезы. Как могло такое случиться? Дядя Эдуард всегда был таким добрым, таким внимательным, и вдруг… Трудно было даже представить, что изысканно одетый джентльмен с великолепными манерами и существо, которое с остервенением лезло – а она это видела – на тело Ребекки, это один и тот же человек.
Лицо Маргарет пылало. Когда его оттащили, она увидела это! Жуткий красный протуберанец, торчащий из раскинутых пол халата… Но об этом нельзя даже думать. Забыть, забыть, забыть! Раз и навсегда. Ребекке теперь уже ничто не угрожает, она в безопасности. Скоро придет письмо от мамы, в котором будут наконец хорошие новости. Кончатся кошмары, и жизнь снова возвратится в привычное русло, то есть все станет, как было тогда, когда они только прибыли сюда. Здесь было так прекрасно тогда, так чудесно. Как же случилось, что весь мир вдруг обернулся к ним своей плохой стороной?
Армана переполняли гнев и сожаление. Если бы только знать раньше об этих ночных визитах, он бы сразу догадался, что это проделки Эдуарда. Бесс ему кое-что рассказывала, и это не изменило его чувств к отцу, а только обострило неприязнь, потому что Арман ненавидел его с детства. В Эдуарде было что-то дьявольское и извращенное. Если верить рассказам Бесс – а в них Арман не сомневался, – это у него наследственное, от отца, Жана Молино.
Любимый сын Жак о подлинной натуре отца вряд ли догадывался. Арман не посвятил брата в то, что ему поведала умирающая черная женщина. Бессмысленно – это только бы ранило Жака.
Арман горько рассмеялся. «О да, что-что, а секреты я хранить умею. Благородная черта, ничего не скажешь. Правда, из-за этого женщина, которую я люблю, похоронила себя в замужестве, и в довершение ее чуть не изнасиловал тот, кого она считала своим другом и защитником».
А Фелис, которая от рук отца страдала и страдает больше всех? Уж она о жестокости Эдуарда и о том, на что тот способен, хорошо знала. Наверняка она догадалась, кто разгуливал ночами по комнатам и пугал девушек. Почему она его не остановила? Боялась – Арман, конечно, знал это, и все же, все же… Как она могла позволить такому случиться? Эгоизм? Возможно. Страх? Скорее всего. Но разве можно было ставить под угрозу жизнь двух девушек, которые приехали в гости?
Войдя в свою комнату, он опустил лампу на стол и упал поперек постели. Перед глазами снова возникло белое тело Ребекки, ее обнаженные ноги и руки. А когда в ответ на это видение в его теле разгорелось желание, Арман почувствовал глубокий стыд. Эдуард? Ведь он, по сути, хотел того же самого. «В таком случае намного ли я лучше своего отца?»
Маргарет сидела в кресле, придвинутом к постели Ребекки, и наблюдала за беспокойным сном кузины. Сама она почти всю ночь не спала, но усталости не чувствовала.
Ребекка пошевелилась во сне и застонала. У Маргарет на глаза навернулись слезы. Как могло такое случиться? Дядя Эдуард всегда был таким добрым, таким внимательным, и вдруг… Трудно было даже представить, что изысканно одетый джентльмен с великолепными манерами и существо, которое с остервенением лезло – а она это видела – на тело Ребекки, это один и тот же человек.
Лицо Маргарет пылало. Когда его оттащили, она увидела это! Жуткий красный протуберанец, торчащий из раскинутых пол халата… Но об этом нельзя даже думать. Забыть, забыть, забыть! Раз и навсегда. Ребекке теперь уже ничто не угрожает, она в безопасности. Скоро придет письмо от мамы, в котором будут наконец хорошие новости. Кончатся кошмары, и жизнь снова возвратится в привычное русло, то есть все станет, как было тогда, когда они только прибыли сюда. Здесь было так прекрасно тогда, так чудесно. Как же случилось, что весь мир вдруг обернулся к ним своей плохой стороной?