Страница:
Но отчего бы не поторопить события… Можно отомстить девчонке иначе. И намного быстрее. А заодно – поставить на место старого приятеля. Уж слишком высокомерно он разговаривает со своими друзьями. А его, Иоганна фон Верхоффена, и вовсе окинул презрительным взглядом.
Внимание толпы обожателей становилось все смелее и напористей. Прижавшись к Фридриху, Элиза испуганно посмотрела на него и прошептала:
– Проводи меня, пожалуйста, в дамскую комнату.
Ауленберг с готовностью подчинился. Раздвигая толпу своим сильным телом, он проводил девушку до самых дверей туалетной.
– Можно я вернусь в ложу после начала второго отделения? – умоляюще попросила Элиза.
– Думаю, что это разумно, – согласился Фридрих и, ободряюще улыбнувшись девушке, направился к своим приятелям.
Дамы, находящиеся в туалетной комнате, принялись разглядывать незнакомку с откровенной неприязнью. Той вновь стало не по себе от столь пристального внимания, но оказаться в толпе надоедливых поклонников ей хотелось еще меньше. Пытаясь справиться с волнением, Элиза подошла к зеркалу, чтобы подколоть выбившийся локон. Она старательно делала вид, что не замечает косых женских взглядов.
Сегодня Элиза имела возможность ощутить силу своего влияния на мужчин. Аманда уверяла, что в этом состоит смысл жизни женщины. Но она ошибалась – никто из этих светских щеголей не понравился девушке. Все их лица слились в одно светлое пятно, а их голоса – в неприятный шум. Элиза присела на кушетку и устало прикрыла глаза.
В то же мгновение перед ней возникло улыбающееся лицо Ауленберга. В его глазах светилась снисходительность, смешанная с восхищением. И, словно в ответ ему, девушка улыбнулась этому милому для себя образу. Разумеется, все мужчины кажутся ей такими несовершенными только потому, что она сравнивает их с Фридрихом. И это неудивительно – ведь Ауленберг невероятно красив, честен и благороден. Разве может кто-либо соперничать с ним? Вряд ли.
Из задумчивости девушку вернул звонок к началу второго действия. Дамская комната быстро опустела. Элиза решила еще немного подождать, а затем осторожно направилась к двери.
Неожиданно сзади нее послышался странный скрип, а в следующий миг кто-то грубо схватил ее за руку и втянул в какую-то маленькую каморку. Элиза попыталась закричать, но жесткая ладонь грубо закрыла ей рот. В безмолвном ужасе смотрела она на своего похитителя и вдруг поняла, что знает его.
– Ваша светлость… – прошептала она, когда граф Верхоффен убрал руку.
– Да, – ответил тот. – Очень рад, что ты запомнила меня. Значит, теперь твоя мать выбрала тебе в любовники барона фон Ауленберга? Лучше и не придумать, если учесть его репутацию. Или же это твой личный выбор? Могу уверить, что, когда он бросит тебя… А это произойдет в самое ближайшее время. Так вот, когда он бросит тебя, ни один достойный человек не захочет с тобой знаться. Уж я об этом позабочусь.
– Но барон – порядочный человек! – горячо заговорила Элиза. – Он всего лишь покровительствует мне, им движут самые честные побуждения, – девушка с трудом перевела дух и добавила: – А у меня никогда не было любовника и не будет.
– Очень сомневаюсь, – усмехнулся Верхоффен. – Впрочем… если ты еще не стала его любовницей, то предлагаю пойти со мной. Я лично позабочусь о тебе… Во всяком случае лучше, чем мой старый дядюшка.
– Как вы смеете! – воскликнула Элиза, чувствуя, что ее лицо заливает краска стыда. – Я вовсе не нуждаюсь в вашей заботе!
– Если будешь хорошей девочкой, я постараюсь простить тебе те язвительные уколы, которыми ты меня одарила при нашем знакомстве.
– Я не собираюсь просить у вас прощения, – девушка чувствовала, что ее терпению приходит конец. – А заботу обо мне оставьте моей матушке и барону фон Ауленбергу. Им я и в самом деле небезразлична.
– Какая благовоспитанная юная фрейлейн! Ты ведешь себя так, словно и впрямь принадлежишь к порядочному семейству. Кстати, тебе хоть известно, кто твой отец? – вкрадчиво поинтересовался Иоганн. – Или твоя мамаша и сама об этом не знает?
Элиза горько улыбнулась, но тут же с гордым видом вздернула подбородок.
– Мой отец – князь фон Рудельштайн! – девушка решила поставить на место похотливого наглеца, который бесстыдно раздевал ее взглядом. Кто знает, что у него на уме?.. – Если он узнает о вашем мерзком поведении, то… сотрет в порошок!
С этими словами девушка вырвала свою руку и поспешно выскочила из каморки в дамскую комнату, а затем выбежала в коридор, где ее ожидал встревоженный Ауленберг.
Верхоффен со злостью сжал кулаки. Эта нахалка достойна того, чтобы получить по заслугам. – Фрейлейн Розенмильх ожидает позор и разбитое сердце. Да и с Ауленберга пора давно сбить спесь. И медлить нельзя ни минуты.
Представление близилось к завершению, когда Верхоффен вызвал из ложи своего хорошего знакомого – графа Пауля фон Айзенберга. Граф являлся большим сплетником и всегда находился в курсе всех событий, происходящих в Вене и за ее пределами.
– Ты случайно не знаешь, когда возвращается в Вену князь фон Рудельштайн? – небрежно поинтересовался Иоганн.
– Если не ошибаюсь, не далее как вчера я видел, что возле его особняка разгружали множество вещей. Полагаю, что князь уже вернулся домой.
– Отлично! – глаза Верхоффена загорелись злым светом.
– Намечается что-то забавное? – граф быстро уловил готовящийся скандал.
– Полагаю, что весьма грандиозное. Ты видел девицу, которую сопровождал Ауленберг?
– Весьма прехорошенькая. Просто розанчик! – граф с удовольствием поцеловал кончики своих пальцев.
– Она – дочь князя, – с довольным видом проговорил барон. – Дитя порочной любви. Полагаю, что Рудельштайну не доставит удовольствия увидеть свою дочь в объятиях нашего милейшего Ауленберга, – он прищурил глаза и желчно рассмеялся. – А компанию князю составит мой милый дядюшка.
Элиза еле досидела до конца представления. Прекрасное настроение, с которым она приехала в театр, улетучилось. Девушка устала от всеобщего внимания, а неприятная встреча с графом Верхоффеном и вовсе расстроила ее. Похоже, что все надежды на самостоятельную жизнь и независимость от чужого мнения были сплошным мифом. Если она осмелится появиться в обществе без сопровождения мужчины, ее обвинят во всех смертных грехах.
Когда занавес, наконец, опустился, Фридрих, не говоря ни слова, вывел девушку на улицу. Элиза не стала рассказывать Ауленбергу о встрече с наглым графом. Она опасалась, что Фридрих устроит скандал. Девушка помнила, что барона взбесили даже невинные ухаживания за ней его приятелей. Трудно представить, что произойдет, если Ауленберг узнает о пошлых намеках похотливого мерзавца.
Всю дорогу Фридрих молчал, и только когда карета выехала на Химмельфортгассе, он пожал руку девушки и грустно заметил:
– Я не ожидал, что тебе придется такое вынести.
– Это было ужасно, – согласилась Элиза. – Они так пялились на меня…
Барон, был с ней согласен. К сожалению, вечер прошел совсем не так, как они рассчитывали. Конечно, он ожидал, что появление Элизы произведет фурор, но не предполагал, что нежную, изящную, умную девушку примут за банальную куклу. Неужели только он может оценить ее по достоинству? Его приятели смотрели на Элизу, словно голодные псы на кусок мяса. Никогда больше он не повезет малышку в театр или другое общественное место. Пожалуй, теперь он понимал князя Рудельштайна и ему подобных, которые скрывали от света своих красавиц-возлюбленных. Нынешний вечер показал, что аристократы порой ведут себя хуже пьяных сапожников. Кстати, никто из тех, кто видел Элизу в музее или библиотеке, не бросал на нее таких похотливых взглядов.
Когда карета остановилась возле знакомого дома, Фридрих проводил девушку до двери, зная, что уже все окончательно решил для себя. И для Элизы.
ГЛАВА 16
Внимание толпы обожателей становилось все смелее и напористей. Прижавшись к Фридриху, Элиза испуганно посмотрела на него и прошептала:
– Проводи меня, пожалуйста, в дамскую комнату.
Ауленберг с готовностью подчинился. Раздвигая толпу своим сильным телом, он проводил девушку до самых дверей туалетной.
– Можно я вернусь в ложу после начала второго отделения? – умоляюще попросила Элиза.
– Думаю, что это разумно, – согласился Фридрих и, ободряюще улыбнувшись девушке, направился к своим приятелям.
Дамы, находящиеся в туалетной комнате, принялись разглядывать незнакомку с откровенной неприязнью. Той вновь стало не по себе от столь пристального внимания, но оказаться в толпе надоедливых поклонников ей хотелось еще меньше. Пытаясь справиться с волнением, Элиза подошла к зеркалу, чтобы подколоть выбившийся локон. Она старательно делала вид, что не замечает косых женских взглядов.
Сегодня Элиза имела возможность ощутить силу своего влияния на мужчин. Аманда уверяла, что в этом состоит смысл жизни женщины. Но она ошибалась – никто из этих светских щеголей не понравился девушке. Все их лица слились в одно светлое пятно, а их голоса – в неприятный шум. Элиза присела на кушетку и устало прикрыла глаза.
В то же мгновение перед ней возникло улыбающееся лицо Ауленберга. В его глазах светилась снисходительность, смешанная с восхищением. И, словно в ответ ему, девушка улыбнулась этому милому для себя образу. Разумеется, все мужчины кажутся ей такими несовершенными только потому, что она сравнивает их с Фридрихом. И это неудивительно – ведь Ауленберг невероятно красив, честен и благороден. Разве может кто-либо соперничать с ним? Вряд ли.
Из задумчивости девушку вернул звонок к началу второго действия. Дамская комната быстро опустела. Элиза решила еще немного подождать, а затем осторожно направилась к двери.
Неожиданно сзади нее послышался странный скрип, а в следующий миг кто-то грубо схватил ее за руку и втянул в какую-то маленькую каморку. Элиза попыталась закричать, но жесткая ладонь грубо закрыла ей рот. В безмолвном ужасе смотрела она на своего похитителя и вдруг поняла, что знает его.
– Ваша светлость… – прошептала она, когда граф Верхоффен убрал руку.
– Да, – ответил тот. – Очень рад, что ты запомнила меня. Значит, теперь твоя мать выбрала тебе в любовники барона фон Ауленберга? Лучше и не придумать, если учесть его репутацию. Или же это твой личный выбор? Могу уверить, что, когда он бросит тебя… А это произойдет в самое ближайшее время. Так вот, когда он бросит тебя, ни один достойный человек не захочет с тобой знаться. Уж я об этом позабочусь.
– Но барон – порядочный человек! – горячо заговорила Элиза. – Он всего лишь покровительствует мне, им движут самые честные побуждения, – девушка с трудом перевела дух и добавила: – А у меня никогда не было любовника и не будет.
– Очень сомневаюсь, – усмехнулся Верхоффен. – Впрочем… если ты еще не стала его любовницей, то предлагаю пойти со мной. Я лично позабочусь о тебе… Во всяком случае лучше, чем мой старый дядюшка.
– Как вы смеете! – воскликнула Элиза, чувствуя, что ее лицо заливает краска стыда. – Я вовсе не нуждаюсь в вашей заботе!
– Если будешь хорошей девочкой, я постараюсь простить тебе те язвительные уколы, которыми ты меня одарила при нашем знакомстве.
– Я не собираюсь просить у вас прощения, – девушка чувствовала, что ее терпению приходит конец. – А заботу обо мне оставьте моей матушке и барону фон Ауленбергу. Им я и в самом деле небезразлична.
– Какая благовоспитанная юная фрейлейн! Ты ведешь себя так, словно и впрямь принадлежишь к порядочному семейству. Кстати, тебе хоть известно, кто твой отец? – вкрадчиво поинтересовался Иоганн. – Или твоя мамаша и сама об этом не знает?
Элиза горько улыбнулась, но тут же с гордым видом вздернула подбородок.
– Мой отец – князь фон Рудельштайн! – девушка решила поставить на место похотливого наглеца, который бесстыдно раздевал ее взглядом. Кто знает, что у него на уме?.. – Если он узнает о вашем мерзком поведении, то… сотрет в порошок!
С этими словами девушка вырвала свою руку и поспешно выскочила из каморки в дамскую комнату, а затем выбежала в коридор, где ее ожидал встревоженный Ауленберг.
Верхоффен со злостью сжал кулаки. Эта нахалка достойна того, чтобы получить по заслугам. – Фрейлейн Розенмильх ожидает позор и разбитое сердце. Да и с Ауленберга пора давно сбить спесь. И медлить нельзя ни минуты.
Представление близилось к завершению, когда Верхоффен вызвал из ложи своего хорошего знакомого – графа Пауля фон Айзенберга. Граф являлся большим сплетником и всегда находился в курсе всех событий, происходящих в Вене и за ее пределами.
– Ты случайно не знаешь, когда возвращается в Вену князь фон Рудельштайн? – небрежно поинтересовался Иоганн.
– Если не ошибаюсь, не далее как вчера я видел, что возле его особняка разгружали множество вещей. Полагаю, что князь уже вернулся домой.
– Отлично! – глаза Верхоффена загорелись злым светом.
– Намечается что-то забавное? – граф быстро уловил готовящийся скандал.
– Полагаю, что весьма грандиозное. Ты видел девицу, которую сопровождал Ауленберг?
– Весьма прехорошенькая. Просто розанчик! – граф с удовольствием поцеловал кончики своих пальцев.
– Она – дочь князя, – с довольным видом проговорил барон. – Дитя порочной любви. Полагаю, что Рудельштайну не доставит удовольствия увидеть свою дочь в объятиях нашего милейшего Ауленберга, – он прищурил глаза и желчно рассмеялся. – А компанию князю составит мой милый дядюшка.
Элиза еле досидела до конца представления. Прекрасное настроение, с которым она приехала в театр, улетучилось. Девушка устала от всеобщего внимания, а неприятная встреча с графом Верхоффеном и вовсе расстроила ее. Похоже, что все надежды на самостоятельную жизнь и независимость от чужого мнения были сплошным мифом. Если она осмелится появиться в обществе без сопровождения мужчины, ее обвинят во всех смертных грехах.
Когда занавес, наконец, опустился, Фридрих, не говоря ни слова, вывел девушку на улицу. Элиза не стала рассказывать Ауленбергу о встрече с наглым графом. Она опасалась, что Фридрих устроит скандал. Девушка помнила, что барона взбесили даже невинные ухаживания за ней его приятелей. Трудно представить, что произойдет, если Ауленберг узнает о пошлых намеках похотливого мерзавца.
Всю дорогу Фридрих молчал, и только когда карета выехала на Химмельфортгассе, он пожал руку девушки и грустно заметил:
– Я не ожидал, что тебе придется такое вынести.
– Это было ужасно, – согласилась Элиза. – Они так пялились на меня…
Барон, был с ней согласен. К сожалению, вечер прошел совсем не так, как они рассчитывали. Конечно, он ожидал, что появление Элизы произведет фурор, но не предполагал, что нежную, изящную, умную девушку примут за банальную куклу. Неужели только он может оценить ее по достоинству? Его приятели смотрели на Элизу, словно голодные псы на кусок мяса. Никогда больше он не повезет малышку в театр или другое общественное место. Пожалуй, теперь он понимал князя Рудельштайна и ему подобных, которые скрывали от света своих красавиц-возлюбленных. Нынешний вечер показал, что аристократы порой ведут себя хуже пьяных сапожников. Кстати, никто из тех, кто видел Элизу в музее или библиотеке, не бросал на нее таких похотливых взглядов.
Когда карета остановилась возле знакомого дома, Фридрих проводил девушку до двери, зная, что уже все окончательно решил для себя. И для Элизы.
ГЛАВА 16
На следующий день Ауленберг заехал за Элизой не в карете, как обычно, а верхом. Еще одну лошадь он вел на поводу. Они собирались отправиться на прогулку в Венский лес.
Элиза целое утро старательно выбирала костюм для верховой езды, и теперь ее точеную фигурку облегали синяя бархатная амазонка и юбка небесно-голубого цвета, а голову украшала очаровательная шляпка с вуалью. Это одеяние великолепно подходило к незабудковой голубизне девичьих глаз.
Фридрих заметил множество восхищенных взглядов, которыми их провожали прохожие. На этот раз это не вызвало у него неудовольствия. Было весьма приятно осознавать, что они с Элизой составляют отличную пару.
По дороге их часто останавливали знакомые Ауленберга. Фридрих продолжал представлять Элизу своей кузиной, и всякий раз молодые люди выражали надежду вновь встретиться со столь очаровательной барышней. Вежливо улыбаясь им, Элиза почему-то ощущала в своем сердце странное разочарование, несмотря на то что некоторые из этих мужчин казались весьма приличными людьми (по крайней мере, так их рекомендовал Фридрих). Барон находился в хорошем настроении, он видел, что после посещения оперы девушка прохладно воспринимала мужские комплименты, и это весьма его обрадовало. Если бы в ее глазах мелькнула хоть капля интереса к одному из новых знакомых, это означало бы, что до исполнения его желанной цели еще очень далеко и с планами на сегодняшний вечер стоит распрощаться.
После продолжительной прогулки Фридрих предложил заехать перекусить в ближайший ресторан. Элиза согласилась, и они направились в сторону высокого здания, по виду напоминающего настоящий дворец. Внугреннее убранство этого заведения было восхитительным: высокие потолки украшали тяжелые хрустальные люстры, стены отливали мрамором, зеркальные рамы украшала позолота, посуда сияла серебряным блеском, а слуги были облачены во фраки отличного покроя и благодаря своей выправке мало чем отличались от знатных посетителей.
Элиза и барон прошли несколько залов, в которых находилось много свободных столиков. Фридрих объяснил, что в дневное время очень немногие любят проводить здесь время. Затем Ауленберг провел ее по узкой винтовой лестнице на второй этаж. Слуга предупредительно открыл двери в отдельный кабинет.
Девушка застыла в растерянности: происходящее очень напоминало ночь ее знакомства с бароном. Да и сама обстановка мало чем отличалась – высокий камин, кресла, диван, за бархатной драпировкой угадывалась еще одна дверь, разумеется, ведущая в спальню. Правда, все здесь выглядело более роскошным.
Маленький стол уже был накрыт для двоих, и его главным украшением служили несколько очаровательных белоснежных роз. Обвивающая стебли узкая атласная лента делала их похожими на букет для новобрачной. Взглянув на цветы, девушка внезапно почувствовала странное смущение. Пытаясь скрыть робость, она медленно прошлась по комнате и выглянула в окно. Отсюда виднелся красивый парк, окруженный узорчатой оградой, а немного поодаль, среди аккуратно подстриженных кустов сирени, мерцал зеленоватый пруд.
На ее плечо осторожно опустилась мужская рука, и Элиза ахнула, чувствуя, что слабеет от этого прикосновения. Боже, как хорошо, что рядом с ней такой нежный, добрый, восхитительный мужчина, который понимает ее лучше всех остальных!
– Я снял кабинет на весь вечер, – тихо сказал Фридрих. – Думаю, здесь очень мило, да и кухня значительно лучше, чем в других городских ресторанах. Девушка послушно отошла от окна, сняла перчатки и шляпку, положила их на низенький столик у камина и поправила завитки волос, растрепавшиеся во время верховой прогулки.
– Здесь так много еды… – удивилась она, бросив взгляд на стол.
– Я люблю много и вкусно поесть, – с видом заговорщика объяснил Фридрих и, сняв серебряные колпаки с блюд, с удовольствием вдохнул аромат горячих кушаний.
Элиза с любопытством его разглядывала. Она вдруг подумала о том, что совсем не знает барона, хотя столько времени провела вместе с ним и… доверила ему свою судьбу. Она совершенно не знает, как он проводит время, где живет, есть ли у него братья и сестры, кто его родители.
– Расскажи мне о себе, – попросила она, сделав глоток вина. – Расскажи о своей семье, о том, где ты, учился, куда ездил.
– О любовных похождениях тоже рассказывать? – деловито осведомился он.
– Без этих подробностей, думаю, можно обойтись, – потупилась Элиза.
С аппетитом поглощая жаркое, Фридрих начал медленно рассказывать, прерываясь для того, чтобы отдать должное еде или сделать глоток вина:
– Мои родители умерли, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Моим опекуном стал дядюшка, старый холостяк. Состояние отца перешло к моему старшему брату, а мне досталось лишь несколько имений нашей матери и кое-какие ценные бумаги. Дядя обещал, что сделает меня своим наследником. Но боюсь, что этого может не произойти.
Она нахмурилась.
– Почему? Ты поссорился с ним?
– Я слишком не укладываюсь в те рамки приличий, которые заведены в нашем обществе. И этим разительно отличаюсь от своего добропорядочного братца, которого все начали обожать еще при жизни наших родителей. Всю мою жизнь меня сравнивали с Вильгельмом, убеждая, что я не стою даже его мизинца. Что ж… если я такой плохой, так наслаждайтесь моими пороками, – с горечью завершил свой рассказ Ауленберг.
Теперь Элизе стали понятны некоторые странности характера Фридриха. Ему с детства пришлось довольствоваться ролью младшего брата, которого пытались заставить преклоняться перед старшим. Вот почему он решил бросить вызов всем тем, кто пытался унизить его. Только неразумные люди могут порицать его за недостойное поведение. Девушка внезапно почувствовала жалость к барону, ей захотелось защитить его и объявить всему миру, что лучшего человека не существует…
– Только не стоит меня жалеть, – Ауленберг угадал мысли девушки. – Моя жизнь мне очень нравится. Я весело провожу время с друзьями, хожу в клуб, охочусь, посещаю балы… Точнее, все было так до тех пор, пока я не встретил тебя.
– Ах, вот как! – возмутилась Элиза. – Ты хочешь сказать, что я испортила тебе жизнь?
– Не испортила… – тихо прошептал он, ловя ее взгляд. – Ты сотворила со мной невозможное. Ты похитила мое сердце.
Элиза застыла. Несколько мгновений она не могла дышать. Чтобы прийти в себя, она потянулась за бокалом и сделала такой глоток, которому позавидовал бы любой запойный пьяница.
– Я не понимаю тебя… Наверно, мне лучше вернуться домой…
Она попыталась встать, но Фридрих остановил ее, поймав за руку.
– Выслушай меня. Я никогда не встречал женщины, которая хоть немного походила бы на тебя. Ты умна, изящна, трогательно невинна, но в то же время совершенно несносна, – он немного помолчал. – С тех пор, как мы познакомились, меня не покидает ощущение того, что наша встреча не случайна. И я очень этому рад. Ты нередко смешишь меня, но чаще заставляешь задуматься. От звука твоего голоса у меня дрожат кончики пальцев, а от запаха твоих волос кружится голова. – Он понизил, голос, почти прошептал: – Когда ты идешь, я чувствую движения твоего тела, словно оно – мое собственное.
Не в силах выдержать биения своего сердца, девушка вскочила из-за стола и подбежала к окну. Прижав горячий лоб к холодному стеклу, Элиза уставилась на темнеющий парк и зажженные уличные фонари.
– Ради бога, не говори больше ничего, – умоляюще произнесла она. – Моя жизнь и без того запутана…
– Элиза, я схожу с ума… – бархатный низкий голос за спиной девушки ласкал ее и заставлял вслушиваться в его слова. – Мне двадцать шесть лет, но я никогда не испытывал ничего подобного. Я никогда так много не думал о женщине, никогда не покупал ей подарки и цветы… Никогда… до сих пор.
Он стоял вплотную к ней, и она ощущала пламя его желания. Сердце ее бешено колотилось. Элиза отчаянно призывала на помощь свое самообладание, пыталась думать о будущем, о своей независимости, но все было тщетно. Она не могла противиться своей страсти. И забыла обо всем на свете. Обо всем, кроме этого мужчины.
Теплые ладони обхватили ее плечи и притянули к своему телу, и она покорно прильнула к нему. На улице стало еще темнее, и пламя свечей превратило оконное стекло в зеркало. Элиза смотрела на свое отражение и чувствовала себя счастливой. Она ясно осознавала, что сейчас лишается своей мечты, но не могла противиться зову своего тела – ведь никогда раньше она не ощущала себя такой защищенной и… столь желанной.
Он развернул ее, губы коснулись губ, и весь мир перестал для нее существовать. Она упивалась им – запахом вина, сладостью губ и жаром сильного тела. Она возвращала ему поцелуй за поцелуем, прикосновение за прикосновением, зеркально отражая его ласки.
– Девочка… милая моя, как же долго я этого ждал, – шептал он, зарываясь лицом в ее пушистые волосы, пропитанные ароматом жасмина. – Всю свою жизнь… – он коснулся кончиком языка ее нежного ушка.
Элиза чувствовала головокружение и была готова подчиниться всему, что он пожелает сделать с ней.
На миг оторвавшись от нее, Фридрих сорвал с себя сюртук, жилет и рубашку, отшвырнул их в сторону. В следующее мгновение ее амазонка и юбка также полетели прочь. С победоносной улыбкой барон подхватил свою возлюбленную на руки и понес в спальню.
Опустив ее на кровать, он принялся любовно исследовать каждый изгиб ее тела, обжигая легкими прикосновениями томимую страстью кожу девушки. Невесомое облако сорочки заскользило куда-то прочь, и тело Элизы полностью обнажилось… Он ласкал ее, гладил, целовал, терзал… Она выгибалась навстречу его рукам, уносясь на волнах блаженства вдаль, к неведомым берегам. Желание еще больших чувственных наслаждений заставило ее рвануться вверх, и она без всякого стеснения принялась жарко целовать мужское тело. Поток новых ощущений захлестнул ее разум, она забыла обо всем на свете, кроме своей жажды и блаженства.
Задыхаясь от желания, Фридрих любовался девушкой, созерцая, как в томной неге выгибается ее тело, губы что-то несвязно шепчут, то ли умоляя, то ли требуя, а глаза закрываются в забытьи. И в его сердце стучало: «Она моя! Навсегда!»
А тем временем неподалеку от входа, которым пользовались самые уважаемые клиенты, можно было наблюдать такую картину: два господина, обступив метрдотеля, требовали указать им, в какой комнате находятся барон фон Ауленберг и его гостья.
– Но, господа! – возмущался метрдотель. – Я не имею на это права. Наш ресторан…
– Номер комнаты и ключ! – резко потребовал князь Рудельштайн. Глаза его горели праведным огнем. – И не вздумай снова молоть чушь, будто барона здесь нет. Его видели пару часов назад.
Уже с вечера слуги графа Верхоффена следовали за Ауленбергом по пятам, а сегодняшним утром отправились вслед за бароном и его спутницей в Венский лес, где безмятежная парочка долго каталась верхом. Когда же Ауленберг с девушкой наконец прервали свою прогулку и вошли в ресторан, один из соглядатаев поскакал в город, чтобы сообщить об этом происшествии своему господину, и Верхоффен незамедлительно связался с князем Рудельштайном. Оказалось, что приятель Иоганна немного ошибся – князь Альберт вернулся в свой дом лишь пару часов назад. Впрочем, по мнению Верхоффена, это было даже лучше: уставший после долгой дороги князь находился не в лучшем расположении духа. Узнав, что его дочь находится в опасности, Рудельштайн тут же велел подать карету и вместе со старым бароном Брюгехоффеном поспешил в злополучный ресторан. Иоганн сумел настроить своего дядюшку весьма решительно, и барон теперь кипел от праведного гнева, собираясь как следует отчитать нахальную девицу, осмелившуюся предпочесть его солидной особе распутного сопляка.
Испуганный метрдотель по-прежнему отказывался нарушить свидание своего постоянного клиента.
– Пожалуйста, господа, – возмущался он. – Поймите меня, правила нашего ресторана…
– Послушай ты, мерзавец! – Рудельштайн схватил упитанного метрдотеля за лацканы пиджака и легко оторвал от пола. – Я разнесу твое паршивое заведение на клочки, если потребуется. Понимаешь ли ты, что в твоем проклятом ресторане происходит преступление? Моя единственная дочь находится в опасности! Неужели ты думаешь, что я не имею права защищать ее?
Князь был готов задушить метрдотеля своими могучими руками, но тот, сообразив, что произошла довольно неприятная история, уже послушно закивал головой, уверяя, что все понял. Как только его ноги коснулись пола, он живо побежал к лестнице, умоляя решительно настроенного князя сохранять благоразумие и помнить о других клиентах.
– Ваша светлость, мы растеряем всех посетителей, если хоть кто-нибудь узнает, что я не смог сохранить тайну свидания, – приговаривал он.
Но возмущению князя не было предела, его трясло от ярости. Оказавшись перед дверью, на которую ему указал служащий, он рванул ее на себя и оглушительно зарычал на весь ресторан:
– Ауленберг, открой дверь, подлец, или я разнесу ее в щепки!
Метрдотель не нуждался в шумном скандале, а потому быстро сунул в руку разбушевавшемуся князю запасной ключ от номера.
Голоса за дверью доносились, словно сквозь туман. Фридрих с трудом очнулся от любовного дурмана и сел на постели. Ему показалось, что кто-то выкрикивает его имя. Первым побуждением Ауленберга было схватить одежду и выпрыгнуть в окно; так было много раз, когда он развлекался с чужими женами. Но он тут же опомнился. Рядом с ним – малышка Элиза, и она абсолютно свободна. Ее собственная мать благословила их союз. Чем же вызваны эти крики и стук?
Он едва успел накинуть на девушку покрывало, как дверь с треском распахнулась. Фридрих вскочил, приготовившись защищать любимую от непрошенных гостей.
– Убирайтесь отсюда к чертовой матери! – заорал он. – Как вы посмели ворваться в личные апартаменты? Вам это дорого обойдется, и вы не имеете права…
– Это ты, подлец, не имеешь права! – заревел высокий господин в дорожном костюме и ринулся вперед. – Ты опозорил мою дочь!..
– Чью дочь? Вы, наверно, ошиблись… – искренне удивился Ауленберг, но тут же запнулся и ошеломленно взглянул на Элизу, которая с ужасом смотрела на разъяренного мужчину.
Фридрих никак не ожидал такого поворота событий. Как мог здесь оказаться князь Рудельштайн?
– Послушайте, я все объясню…
– Все и так ясно! – продолжал бушевать князь. – Как вы посмели соблазнить невинную девушку! Неужели вы надеялись, что за нее некому заступиться?
Ауленберг с досадой вздохнул. Он с большим удовольствием ответил бы князю так, как тот заслуживает, но… это может оскорбить чувства Элизы, так что лучше воздержаться. Однако странно, что князь, никогда не занимавшийся воспитанием дочери, вдруг стал яростным поборником ее чести.
– Я стал любовником Элизы с разрешения ее матери, – с вымученным спокойствием объяснил Фридрих.
– Л-любовником? – Рудельштайн побагровел, а на его шее вздулись вены. – Вы осмелились утверждать, что моя дочь… шлюха? Я застрелю вас, как паршивого пса!
Элиза с ужасом смотрела на происходящее. Она не могла вымолвить ни слова и дрожала, стиснув пальцы. Боже, какой стыд… Отец стал свидетелем ее любовного свидания… Последний раз Элиза видела князя лет пять назад, когда он навещал ее в пансионе. Она всегда считала, что ему нет никакого дела до ее судьбы, и теперь находилась в полнейшей растерянности. Стыд краской заливал ее щеки… Она должна остановить этот ужас, пусть даже отец проклянет ее, но только она может защитить Фридриха. Иначе произойдет непоправимое.
– Остановитесь! – она села на край постели, судорожно прижимая к себе покрывало. – Барон Ауленберг ни в чем не виноват, – она хотела было подняться, но, охнув, тут же опустилась обратно, кутаясь в покрывало и краснея от унижения. Сдавленным от смущения голосом она проговорила: – Я сама решила так. Я одна во всем виновата.
– Тебе не в чем себя винить, девочка, – с жалостливым лицемерием произнес старый барон Брюгехоффен, подходя к постели. Его глазки жадно ощупывали полуобнаженное тело девушки, а слюнявые губки гадко облизывались. Увидев его, девушка мгновенно сообразила, кому обязана позором. – Тебя предала родная мать и соблазнил презреннейший из негодяев. Кто бы устоял против такого вероломства? Узнав о твоем падении, я не знал ни минуты покоя и твердо решил тебе помочь.
– И помощь выразилась в том, что вы опозорили меня перед моим отцом! – разозлившись, прошипела девушка. Если бы она могла, то вцепилась бы ногтями в мерзкое лицо противного старикашки. – В таком случае заявляю, что ваши побуждения были самыми низкими – вы отомстили мне за то, что я отказалась стать вашей любовницей! Да вы сами собирались лично заняться моим падением!
Князь в изумлении уставился на Брюгехоффена, а Фридрих едва сдерживался, чтобы не кинуться на старого барона с кулаками. Если бы они сейчас были одни, он попросту придушил бы негодяя. У Брюгехоффена испуганно заметались глаза, он, наконец, сообразил, что его положение в данный момент, пожалуй, худее, чем у Ауленберга.
– Это – презренная ложь! Да, я имел на вас виды, но не такие, о которых вы говорите. Я рассчитывал жениться на вас, фрейлейн Элиза. А вы мне отказали, хотя, видит бог, я желал обеспечить вам достойное будущее. Вместо этого вы решили стать… прошу прощения, ваше сиятельство… содержанкой этого развратника.
– Вы – жалкий лицемер! И я презираю вас! – смачно плюнула ему в лицо Элиза и, гордо приподняв голову, заявила: – Но в одном вы правы: я действительно сама решила стать любовницей барона Ауленберга. Это мой выбор, и никто меня не принуждал.
Элиза целое утро старательно выбирала костюм для верховой езды, и теперь ее точеную фигурку облегали синяя бархатная амазонка и юбка небесно-голубого цвета, а голову украшала очаровательная шляпка с вуалью. Это одеяние великолепно подходило к незабудковой голубизне девичьих глаз.
Фридрих заметил множество восхищенных взглядов, которыми их провожали прохожие. На этот раз это не вызвало у него неудовольствия. Было весьма приятно осознавать, что они с Элизой составляют отличную пару.
По дороге их часто останавливали знакомые Ауленберга. Фридрих продолжал представлять Элизу своей кузиной, и всякий раз молодые люди выражали надежду вновь встретиться со столь очаровательной барышней. Вежливо улыбаясь им, Элиза почему-то ощущала в своем сердце странное разочарование, несмотря на то что некоторые из этих мужчин казались весьма приличными людьми (по крайней мере, так их рекомендовал Фридрих). Барон находился в хорошем настроении, он видел, что после посещения оперы девушка прохладно воспринимала мужские комплименты, и это весьма его обрадовало. Если бы в ее глазах мелькнула хоть капля интереса к одному из новых знакомых, это означало бы, что до исполнения его желанной цели еще очень далеко и с планами на сегодняшний вечер стоит распрощаться.
После продолжительной прогулки Фридрих предложил заехать перекусить в ближайший ресторан. Элиза согласилась, и они направились в сторону высокого здания, по виду напоминающего настоящий дворец. Внугреннее убранство этого заведения было восхитительным: высокие потолки украшали тяжелые хрустальные люстры, стены отливали мрамором, зеркальные рамы украшала позолота, посуда сияла серебряным блеском, а слуги были облачены во фраки отличного покроя и благодаря своей выправке мало чем отличались от знатных посетителей.
Элиза и барон прошли несколько залов, в которых находилось много свободных столиков. Фридрих объяснил, что в дневное время очень немногие любят проводить здесь время. Затем Ауленберг провел ее по узкой винтовой лестнице на второй этаж. Слуга предупредительно открыл двери в отдельный кабинет.
Девушка застыла в растерянности: происходящее очень напоминало ночь ее знакомства с бароном. Да и сама обстановка мало чем отличалась – высокий камин, кресла, диван, за бархатной драпировкой угадывалась еще одна дверь, разумеется, ведущая в спальню. Правда, все здесь выглядело более роскошным.
Маленький стол уже был накрыт для двоих, и его главным украшением служили несколько очаровательных белоснежных роз. Обвивающая стебли узкая атласная лента делала их похожими на букет для новобрачной. Взглянув на цветы, девушка внезапно почувствовала странное смущение. Пытаясь скрыть робость, она медленно прошлась по комнате и выглянула в окно. Отсюда виднелся красивый парк, окруженный узорчатой оградой, а немного поодаль, среди аккуратно подстриженных кустов сирени, мерцал зеленоватый пруд.
На ее плечо осторожно опустилась мужская рука, и Элиза ахнула, чувствуя, что слабеет от этого прикосновения. Боже, как хорошо, что рядом с ней такой нежный, добрый, восхитительный мужчина, который понимает ее лучше всех остальных!
– Я снял кабинет на весь вечер, – тихо сказал Фридрих. – Думаю, здесь очень мило, да и кухня значительно лучше, чем в других городских ресторанах. Девушка послушно отошла от окна, сняла перчатки и шляпку, положила их на низенький столик у камина и поправила завитки волос, растрепавшиеся во время верховой прогулки.
– Здесь так много еды… – удивилась она, бросив взгляд на стол.
– Я люблю много и вкусно поесть, – с видом заговорщика объяснил Фридрих и, сняв серебряные колпаки с блюд, с удовольствием вдохнул аромат горячих кушаний.
Элиза с любопытством его разглядывала. Она вдруг подумала о том, что совсем не знает барона, хотя столько времени провела вместе с ним и… доверила ему свою судьбу. Она совершенно не знает, как он проводит время, где живет, есть ли у него братья и сестры, кто его родители.
– Расскажи мне о себе, – попросила она, сделав глоток вина. – Расскажи о своей семье, о том, где ты, учился, куда ездил.
– О любовных похождениях тоже рассказывать? – деловито осведомился он.
– Без этих подробностей, думаю, можно обойтись, – потупилась Элиза.
С аппетитом поглощая жаркое, Фридрих начал медленно рассказывать, прерываясь для того, чтобы отдать должное еде или сделать глоток вина:
– Мои родители умерли, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Моим опекуном стал дядюшка, старый холостяк. Состояние отца перешло к моему старшему брату, а мне досталось лишь несколько имений нашей матери и кое-какие ценные бумаги. Дядя обещал, что сделает меня своим наследником. Но боюсь, что этого может не произойти.
Она нахмурилась.
– Почему? Ты поссорился с ним?
– Я слишком не укладываюсь в те рамки приличий, которые заведены в нашем обществе. И этим разительно отличаюсь от своего добропорядочного братца, которого все начали обожать еще при жизни наших родителей. Всю мою жизнь меня сравнивали с Вильгельмом, убеждая, что я не стою даже его мизинца. Что ж… если я такой плохой, так наслаждайтесь моими пороками, – с горечью завершил свой рассказ Ауленберг.
Теперь Элизе стали понятны некоторые странности характера Фридриха. Ему с детства пришлось довольствоваться ролью младшего брата, которого пытались заставить преклоняться перед старшим. Вот почему он решил бросить вызов всем тем, кто пытался унизить его. Только неразумные люди могут порицать его за недостойное поведение. Девушка внезапно почувствовала жалость к барону, ей захотелось защитить его и объявить всему миру, что лучшего человека не существует…
– Только не стоит меня жалеть, – Ауленберг угадал мысли девушки. – Моя жизнь мне очень нравится. Я весело провожу время с друзьями, хожу в клуб, охочусь, посещаю балы… Точнее, все было так до тех пор, пока я не встретил тебя.
– Ах, вот как! – возмутилась Элиза. – Ты хочешь сказать, что я испортила тебе жизнь?
– Не испортила… – тихо прошептал он, ловя ее взгляд. – Ты сотворила со мной невозможное. Ты похитила мое сердце.
Элиза застыла. Несколько мгновений она не могла дышать. Чтобы прийти в себя, она потянулась за бокалом и сделала такой глоток, которому позавидовал бы любой запойный пьяница.
– Я не понимаю тебя… Наверно, мне лучше вернуться домой…
Она попыталась встать, но Фридрих остановил ее, поймав за руку.
– Выслушай меня. Я никогда не встречал женщины, которая хоть немного походила бы на тебя. Ты умна, изящна, трогательно невинна, но в то же время совершенно несносна, – он немного помолчал. – С тех пор, как мы познакомились, меня не покидает ощущение того, что наша встреча не случайна. И я очень этому рад. Ты нередко смешишь меня, но чаще заставляешь задуматься. От звука твоего голоса у меня дрожат кончики пальцев, а от запаха твоих волос кружится голова. – Он понизил, голос, почти прошептал: – Когда ты идешь, я чувствую движения твоего тела, словно оно – мое собственное.
Не в силах выдержать биения своего сердца, девушка вскочила из-за стола и подбежала к окну. Прижав горячий лоб к холодному стеклу, Элиза уставилась на темнеющий парк и зажженные уличные фонари.
– Ради бога, не говори больше ничего, – умоляюще произнесла она. – Моя жизнь и без того запутана…
– Элиза, я схожу с ума… – бархатный низкий голос за спиной девушки ласкал ее и заставлял вслушиваться в его слова. – Мне двадцать шесть лет, но я никогда не испытывал ничего подобного. Я никогда так много не думал о женщине, никогда не покупал ей подарки и цветы… Никогда… до сих пор.
Он стоял вплотную к ней, и она ощущала пламя его желания. Сердце ее бешено колотилось. Элиза отчаянно призывала на помощь свое самообладание, пыталась думать о будущем, о своей независимости, но все было тщетно. Она не могла противиться своей страсти. И забыла обо всем на свете. Обо всем, кроме этого мужчины.
Теплые ладони обхватили ее плечи и притянули к своему телу, и она покорно прильнула к нему. На улице стало еще темнее, и пламя свечей превратило оконное стекло в зеркало. Элиза смотрела на свое отражение и чувствовала себя счастливой. Она ясно осознавала, что сейчас лишается своей мечты, но не могла противиться зову своего тела – ведь никогда раньше она не ощущала себя такой защищенной и… столь желанной.
Он развернул ее, губы коснулись губ, и весь мир перестал для нее существовать. Она упивалась им – запахом вина, сладостью губ и жаром сильного тела. Она возвращала ему поцелуй за поцелуем, прикосновение за прикосновением, зеркально отражая его ласки.
– Девочка… милая моя, как же долго я этого ждал, – шептал он, зарываясь лицом в ее пушистые волосы, пропитанные ароматом жасмина. – Всю свою жизнь… – он коснулся кончиком языка ее нежного ушка.
Элиза чувствовала головокружение и была готова подчиниться всему, что он пожелает сделать с ней.
На миг оторвавшись от нее, Фридрих сорвал с себя сюртук, жилет и рубашку, отшвырнул их в сторону. В следующее мгновение ее амазонка и юбка также полетели прочь. С победоносной улыбкой барон подхватил свою возлюбленную на руки и понес в спальню.
Опустив ее на кровать, он принялся любовно исследовать каждый изгиб ее тела, обжигая легкими прикосновениями томимую страстью кожу девушки. Невесомое облако сорочки заскользило куда-то прочь, и тело Элизы полностью обнажилось… Он ласкал ее, гладил, целовал, терзал… Она выгибалась навстречу его рукам, уносясь на волнах блаженства вдаль, к неведомым берегам. Желание еще больших чувственных наслаждений заставило ее рвануться вверх, и она без всякого стеснения принялась жарко целовать мужское тело. Поток новых ощущений захлестнул ее разум, она забыла обо всем на свете, кроме своей жажды и блаженства.
Задыхаясь от желания, Фридрих любовался девушкой, созерцая, как в томной неге выгибается ее тело, губы что-то несвязно шепчут, то ли умоляя, то ли требуя, а глаза закрываются в забытьи. И в его сердце стучало: «Она моя! Навсегда!»
А тем временем неподалеку от входа, которым пользовались самые уважаемые клиенты, можно было наблюдать такую картину: два господина, обступив метрдотеля, требовали указать им, в какой комнате находятся барон фон Ауленберг и его гостья.
– Но, господа! – возмущался метрдотель. – Я не имею на это права. Наш ресторан…
– Номер комнаты и ключ! – резко потребовал князь Рудельштайн. Глаза его горели праведным огнем. – И не вздумай снова молоть чушь, будто барона здесь нет. Его видели пару часов назад.
Уже с вечера слуги графа Верхоффена следовали за Ауленбергом по пятам, а сегодняшним утром отправились вслед за бароном и его спутницей в Венский лес, где безмятежная парочка долго каталась верхом. Когда же Ауленберг с девушкой наконец прервали свою прогулку и вошли в ресторан, один из соглядатаев поскакал в город, чтобы сообщить об этом происшествии своему господину, и Верхоффен незамедлительно связался с князем Рудельштайном. Оказалось, что приятель Иоганна немного ошибся – князь Альберт вернулся в свой дом лишь пару часов назад. Впрочем, по мнению Верхоффена, это было даже лучше: уставший после долгой дороги князь находился не в лучшем расположении духа. Узнав, что его дочь находится в опасности, Рудельштайн тут же велел подать карету и вместе со старым бароном Брюгехоффеном поспешил в злополучный ресторан. Иоганн сумел настроить своего дядюшку весьма решительно, и барон теперь кипел от праведного гнева, собираясь как следует отчитать нахальную девицу, осмелившуюся предпочесть его солидной особе распутного сопляка.
Испуганный метрдотель по-прежнему отказывался нарушить свидание своего постоянного клиента.
– Пожалуйста, господа, – возмущался он. – Поймите меня, правила нашего ресторана…
– Послушай ты, мерзавец! – Рудельштайн схватил упитанного метрдотеля за лацканы пиджака и легко оторвал от пола. – Я разнесу твое паршивое заведение на клочки, если потребуется. Понимаешь ли ты, что в твоем проклятом ресторане происходит преступление? Моя единственная дочь находится в опасности! Неужели ты думаешь, что я не имею права защищать ее?
Князь был готов задушить метрдотеля своими могучими руками, но тот, сообразив, что произошла довольно неприятная история, уже послушно закивал головой, уверяя, что все понял. Как только его ноги коснулись пола, он живо побежал к лестнице, умоляя решительно настроенного князя сохранять благоразумие и помнить о других клиентах.
– Ваша светлость, мы растеряем всех посетителей, если хоть кто-нибудь узнает, что я не смог сохранить тайну свидания, – приговаривал он.
Но возмущению князя не было предела, его трясло от ярости. Оказавшись перед дверью, на которую ему указал служащий, он рванул ее на себя и оглушительно зарычал на весь ресторан:
– Ауленберг, открой дверь, подлец, или я разнесу ее в щепки!
Метрдотель не нуждался в шумном скандале, а потому быстро сунул в руку разбушевавшемуся князю запасной ключ от номера.
Голоса за дверью доносились, словно сквозь туман. Фридрих с трудом очнулся от любовного дурмана и сел на постели. Ему показалось, что кто-то выкрикивает его имя. Первым побуждением Ауленберга было схватить одежду и выпрыгнуть в окно; так было много раз, когда он развлекался с чужими женами. Но он тут же опомнился. Рядом с ним – малышка Элиза, и она абсолютно свободна. Ее собственная мать благословила их союз. Чем же вызваны эти крики и стук?
Он едва успел накинуть на девушку покрывало, как дверь с треском распахнулась. Фридрих вскочил, приготовившись защищать любимую от непрошенных гостей.
– Убирайтесь отсюда к чертовой матери! – заорал он. – Как вы посмели ворваться в личные апартаменты? Вам это дорого обойдется, и вы не имеете права…
– Это ты, подлец, не имеешь права! – заревел высокий господин в дорожном костюме и ринулся вперед. – Ты опозорил мою дочь!..
– Чью дочь? Вы, наверно, ошиблись… – искренне удивился Ауленберг, но тут же запнулся и ошеломленно взглянул на Элизу, которая с ужасом смотрела на разъяренного мужчину.
Фридрих никак не ожидал такого поворота событий. Как мог здесь оказаться князь Рудельштайн?
– Послушайте, я все объясню…
– Все и так ясно! – продолжал бушевать князь. – Как вы посмели соблазнить невинную девушку! Неужели вы надеялись, что за нее некому заступиться?
Ауленберг с досадой вздохнул. Он с большим удовольствием ответил бы князю так, как тот заслуживает, но… это может оскорбить чувства Элизы, так что лучше воздержаться. Однако странно, что князь, никогда не занимавшийся воспитанием дочери, вдруг стал яростным поборником ее чести.
– Я стал любовником Элизы с разрешения ее матери, – с вымученным спокойствием объяснил Фридрих.
– Л-любовником? – Рудельштайн побагровел, а на его шее вздулись вены. – Вы осмелились утверждать, что моя дочь… шлюха? Я застрелю вас, как паршивого пса!
Элиза с ужасом смотрела на происходящее. Она не могла вымолвить ни слова и дрожала, стиснув пальцы. Боже, какой стыд… Отец стал свидетелем ее любовного свидания… Последний раз Элиза видела князя лет пять назад, когда он навещал ее в пансионе. Она всегда считала, что ему нет никакого дела до ее судьбы, и теперь находилась в полнейшей растерянности. Стыд краской заливал ее щеки… Она должна остановить этот ужас, пусть даже отец проклянет ее, но только она может защитить Фридриха. Иначе произойдет непоправимое.
– Остановитесь! – она села на край постели, судорожно прижимая к себе покрывало. – Барон Ауленберг ни в чем не виноват, – она хотела было подняться, но, охнув, тут же опустилась обратно, кутаясь в покрывало и краснея от унижения. Сдавленным от смущения голосом она проговорила: – Я сама решила так. Я одна во всем виновата.
– Тебе не в чем себя винить, девочка, – с жалостливым лицемерием произнес старый барон Брюгехоффен, подходя к постели. Его глазки жадно ощупывали полуобнаженное тело девушки, а слюнявые губки гадко облизывались. Увидев его, девушка мгновенно сообразила, кому обязана позором. – Тебя предала родная мать и соблазнил презреннейший из негодяев. Кто бы устоял против такого вероломства? Узнав о твоем падении, я не знал ни минуты покоя и твердо решил тебе помочь.
– И помощь выразилась в том, что вы опозорили меня перед моим отцом! – разозлившись, прошипела девушка. Если бы она могла, то вцепилась бы ногтями в мерзкое лицо противного старикашки. – В таком случае заявляю, что ваши побуждения были самыми низкими – вы отомстили мне за то, что я отказалась стать вашей любовницей! Да вы сами собирались лично заняться моим падением!
Князь в изумлении уставился на Брюгехоффена, а Фридрих едва сдерживался, чтобы не кинуться на старого барона с кулаками. Если бы они сейчас были одни, он попросту придушил бы негодяя. У Брюгехоффена испуганно заметались глаза, он, наконец, сообразил, что его положение в данный момент, пожалуй, худее, чем у Ауленберга.
– Это – презренная ложь! Да, я имел на вас виды, но не такие, о которых вы говорите. Я рассчитывал жениться на вас, фрейлейн Элиза. А вы мне отказали, хотя, видит бог, я желал обеспечить вам достойное будущее. Вместо этого вы решили стать… прошу прощения, ваше сиятельство… содержанкой этого развратника.
– Вы – жалкий лицемер! И я презираю вас! – смачно плюнула ему в лицо Элиза и, гордо приподняв голову, заявила: – Но в одном вы правы: я действительно сама решила стать любовницей барона Ауленберга. Это мой выбор, и никто меня не принуждал.