Мэй Джулиан. Джек Бестелесный (Галактическое Содружество - 1)

   Роги, я прикоснулся к эмбриону лишь на мгновение и совсем легонько. А он определил мое местонахождение, порылся в материнской памяти, чтобы узнать, кто я, сказал: "Привет, Grandpere" - и поставил такой непроницаемый экран, с каким я в человеческом сознании еще не сталкивался. Даже непроницаемее, чем у Марка. Я... я совсем растерялся.
   Ну-ну! (Я тоже растерялся.) Значит, ваттами малыш не обижен?
   Это что-то необычайное... Больше я и пытаться не стал его зондировать. Мне необходимо обдумать... А пока простимся.
   "А чертов лось? - возопил я. - Хоть дальнируй мне схему разделки туши, чтобы я разобрался, где у него филейные части".
   "Да, конечно, - рассмеялся Дени. - Прости, пожалуйста... (Образ.) Ну вот. Исчерпывающая инструкция по разделке туш. Дядюшка Роги, мне бы хотелось поговорить с тобой поподробнее. Вечером, когда ты устроишься на ночлег, я вернусь".
   И он резко прервал связь.
   Так впервые я получил сигнал о том, как маленький Джек будет действовать на оперантов-землян. И особенно на определенный их тип.
   Я пожал плечами и взялся за работу. Ну и грязной же она оказалась! Естественно, у меня не хватало сил ворочать тушу, ведь только благодаря любезности Фамильного Призрака я завалил лося возле речки, там, где была полынья, и мне было где промывать мясо. Благодаря Дени я знал, что для начала надо вскрыть артерию и вену на шее. И еще мне был известен особый прием для снятия шкуры: надо сделать надрез на животе очень осторожно, чтобы не вскрыть при этом брюшную полость и не задеть кишки, а затем сделать надрез вокруг заднего прохода и завязать его веревкой, иначе, когда начнешь вытаскивать кишки, из него хлынет навоз и все изгадит.
   У меня ушло добрых три часа, чтобы снять шкуру и выпотрошить могучего зверя. И еще два я рубил мясо. Конечно, я весь вымок в крови, и когда последний кусок мяса и последний мешок нутряного жира был либо подвешен высоко на дереве возле речки, либо приготовлен для упаковки, я сам выглядел, точно полузамерзшая тварь, с которой начали сдирать шкуру.
   Я развел гигантский костер, ополоснул окровавленные перчатки и парку (снаружи!) и подвесил их сушиться, а сам принялся поджаривать на огне восхитительные кубики лосиной печени la mode sauvage [По-дикарски (фр.).], а затем наелся до отвала. После чего упаковал успевшую замерзнуть остальную часть печени в плассовый пакет. Уложил я также хорошо промытые сердце, почки, язык, разумеется, толстую верхнюю губу - я помнил с юности, что, вареная, она настоящий деликатес. К этому грузу я добавил кило пятнадцать филейных кусков и лопатки, а также порядочное количество прекрасного белого жира высокой питательности. Я решил обойтись без волокуши. Чтобы смастерить ее, понадобится время, а мне надо возвращаться в хижину как можно скорее. Поэтому всю поклажу я взвалил на себя.
   До темноты оставалось часа два с половиной, и я зашагал назад к Обезьяньему озеру, к Терезе и Джеку, с запасами, которых нам должно было хватить минимум на две недели.
   Дени снова заговорил со мной, когда я устроился спать в эту морозную звездную ночь. Теперь я был спокоен и не только слышал его, но и видел. Светлые волосы по-мальчишески падали на гладкий лоб, со своей застенчивой улыбкой мальчика из церковного хора он выглядел тридцатилетним; никто не догадался бы, что ему восемьдесят четыре. Внешне он смахивал на конторщика, или управляющего супермаркетом, или аспиранта, или даже на водителя яйцебуса, пока... пока не взглянет вам прямо в глаза. Обычно Дени старательно этого избегал: принудители класса Великих Магистров свято блюдут этическую заповедь: "Не оглуши по рассеянности случайного встречного!" Теперь его образ смотрел прямо на меня, но я был далеко вне радиуса его принудительной силы, а потому сокрушающие синие глаза выражали только любящую озабоченность. Возможно, потому, что именно такое чувство он и испытывал.
   Он снова заверил меня, что не выдаст нас властям, а я спросил почему, и он ответил:
   Сам точно не знаю, дядюшка Роги. Возможно, я не принимаю этику Галактического Содружества так свято, как более преданные ему люди. Боюсь, я пришел к убеждению, что благополучие моей семьи - и семьи всего человечества в более широком смысле - важнее любой галактической цивилизации. Нехорошо с моей стороны, но что поделаешь?
   "Вот и я нехороший, - признался я. Из спальника торчал только мой нос. Я совсем вымотался. Все тело болело и ныло после возни с тушей и рубки мяса, в животе урчало - такое количество печени тяжело легло на желудок, Поэтому ты и отказался стать Магнатом в Консилиуме?"
   Отчасти. Были и другие причины.
   По-моему, даже Люсиль была потрясена, когда ты отказался.
   Засмеявшись, Дени сказал: "Она так предвкушала светскую сторону Магнатства. Давать вечера на таком высоком уровне, это ведь куда престижнее, чем устраивать академические обеды".
   Бедняжка Люсиль! Ну, вы хотя бы будете присутствовать на церемонии.
   Да. Видел бы ты, какое невероятное платье она заказала! Все из черных, зеленых и серебристых, бусин. Она уже улетела с Земли вместе с Полем и остальными, включая их семьи. По расписанию они прибудут на Консилиум Орб второго декабря по земному календарю. Тут остались только мы с Адриеном, завершаем кое-какие дела. Улетим недели через две и доберемся до Орба как раз вовремя, чтобы встретить Рождество в семье.
   Кстати, о Поле... Дени, Тереза убеждена, что рождение этого супермладенца снова их сблизит.
   Боюсь, это просто мечты. Ты знаешь, их брак уже давно на ладан дышит. Преступная беременность Терезы, согласие на план Марка разыграть ее гибель явились для Поля последней каплей. Он с ней не разведется и согласен вместе с семьей добиваться ее амнистии. Но не более того.
   Merde [Дерьмово (фр.).]. Но что сделано, то сделано. Как ты думаешь, он ей дальнирует из Орба? Хотя бы, чтоб успокоить ее относительно младенца?
   Вряд ли. Взгляни на ситуацию с точки зрения Поля: она сознательно положила начало цепи событий, которые неминуемо нанесут большой ущерб его престижу и престижу семьи. Более того: ее исчезновение способствовало тому, что экзотики назначили тысячедневный испытательный срок, прежде чем Конфедерация Землян станет полноправным членом Консилиума.
   Черт дери, что это значит?
   Это значит, что при малейшем предлоге они могут лишить нас полноправного членства в Галактическом Содружестве и восстановить Попечительство на неопределенный период... или вообще отказаться от нас.
   Отказаться! Отменить Великое Вторжение?
   Вероятно, всех человеческих колонистов они на Землю не вернут. Ресурсы планеты этого не выдержат. Но Содружество может благоустроить Марс или какие-нибудь астероиды для избыточного населения, а затем полностью изолировать нас от своей Конфедерации.
   "А-а! - Я задумался. - Но ведь они не смогут отобрать плоды науки, которыми нас уже снабдили, - суперлюминальный двигатель и новую энергетическую технологию... У нас уже есть целое поколение ученых, которые разбираются во всем этом не хуже экзотиков. И метапсихологический прогресс тоже не остановить".
   "Да", - сказал Дени.
   Нам без конца твердили, что Содружество войн не ведет, что их Единство - в чем бы оно ни состояло - исключает вражду между разумными, существами, а оперантных, людей с каждым годом становится все больше, они становятся все сильнее, и ведь вроде бы наши сознания должны далеко превзойти сознания экзотических рас. Когда мы по-настоящему раскочегаримся, сможет ли Содружество без войны помешать нам вернуть наши колониальные планеты?
   Не знаю... просто не знаю.
   "А может, - сказал, я, - выбраться из Содружества будет совсем не так уж и плохо! Ну, конечно, на первых порах возникнут всякие проблемы, но в конечном счете нам будет лучше, чем прежде. В этой чертовой Галактике места сколько угодно".
   Дени долго молчал. Я видел, как он сидит в кабинете своего облагороженного фермерского дома у топящегося камина, закрыв глаза ладонью. И вдруг:
   Роги, почему ты согласился на сумасшедший план Марка?
   Не такой уж сумасшедший. Марк и Тереза были убеждены, что у младенца суперсознание...
   Они, но не ты, верно? У тебя слишком много здравого смысла. Стоило подвергать свою жизнь опасности?
   Он говорил, а я почти уже не слушал его. Меня вдруг стало дико мутить. Чертов лось мстил мне посмертно. Я сказал Дени: "Уйди, оставь меня в покое, мне живот прихватило!" Но он подумал, что я просто увиливаю от ответа.
   Дени, ты мне все равно не поверишь.
   А ты попробуй.
   Я вздохнул. В животе у меня бурчало.
   Ты помнишь ночь Великого Вторжения?
   Конечно. Но при чем тут это?
   Перед тем как подручные Виктора атаковали шале на Маунт-Вашингтон, я психозаорал тебе: отрекитесь от насилия, объединитесь в метаконцерте доброй воли. И тогда, сказал я, существа с далеких звезд снимут с нашей планеты галактический бойкот и явятся нам на помощь. Помнишь?
   Я... подумал, что у тебя истерика. Но все равно это была хорошая идея, и она отвечала моим мыслям.
   Не было у меня истерики! Со мной уже много лет до того разговаривал лилмик.
   Роги...
   Заткнись. Сам спросил, так слушай, черт подери! Этот лилмик объяснил мне, что экзотикам требуется моя помощь. Ваша семья, сказал он, может сыграть решающую роль в жизни этой чертовой планеты. Время от времени лилмик отдавал мне распоряжения. Например, велел, чтобы я приложил руку к твоему метапсихическому развитию, когда ты был младенцем. Какой-то переодетый экзотик спас меня от Виктора, когда тот решил превратить меня в зомби, как бедных Ивонну, Луиса и Леона. Экзотики еще не раз вмешивались в мою жизнь, принуждая делать то одно, то другое. И лилмик, который со мной общался (я его прозвал Фамильным Призраком), заговорил со мной летом в тот день, когда Марк вернулся на Землю, чувствуя, что должен спасти свою мать и ее нерожденного ребенка. Лилмик категорически приказал мне помочь им.
   Дядюшка Роги, лилмики не ведут себя так! Это очень далекие от нас существа, почти космически равнодушные, и занимаются только общестратегической политикой Содружества! Они практически не принимают участия в текущих делах Галактики и вряд ли стали бы манипулировать отдельным человеком.
   Не стали бы манипулировать?! Да перед Вторжением этот Фамильный Призрак так меня загонял, что я чуть не свихнулся. Ну, а потом он затаился. И только раз о себе напомнил: заставил меня познакомить Мэри Гаврыс с Кайлом Макдональдом. Может, задумаешься, какие планы он строил насчет тебя?
   У тебя есть какие-нибудь доказательства? Почему ты раньше ничего не говорил?
   ... Я знал, что услышу от тебя. Мне было разрешено рассказать тебе про их план Вторжения, но я не хотел, чтобы надо мной смеялись. Ну, а в доказательство они снабдили меня симпатичным талисманчиком. Большой Карбункул. Ты его помнишь.
   Твой брелок на кольце для ключей?!
   Без насмешек. Это настоящий двадцатипятикаратовый бриллиант сферической огранки. И не только это, но что именно, я не знаю.
   Невероятно! Он у тебя с собой?
   А как же! Я никогда не расстаюсь с моим заговоренным талисманчиком. И Фамильный Призрак тоже болтается где-то тут. Кто, по-твоему, подогнал мне лося под выстрел, черт бы его побрал!.. Да нет, я не жалуюсь. Красавец бык. А вкуснее этой печенки я уже давно ничего не ел. Но, кажется, чуточку переложил.
   Et maintenant t'as la chiasse, non?1 [А теперь у тебя понос, да? (фр.)]
   Возможно. Почему ты меня не одернул, пока я обжирался? А теперь вот я должен выбираться наружу, а там дьявольски холодно.
   Дядюшка Роги, этот так называемый лилмик сообщил тебе что-нибудь конкретное о ребенке Терезы? О его будущей роли в Галактическом Содружестве?
   О-о-ох! Дени, убирайся! Оставь меня в покое. Хватит с меня твоего бестелесного присутствия. Мне скверно. И станет еще хуже. Если у тебя есть совесть...
   Да, конечно, извини. Но я вернусь, дядюшка Роги. Хочу узнать побольше о твоем Фамильном Призраке.
   "Уходи!" - просипел я и начал судорожно натягивать свою полузамерзшую верхнюю одежду.
   Выбрался я наружу вовремя, но только-только.
   Оставшаяся часть ночи прошла в кишечном кошмаре: я почти не помню, как на следующий день брел вверх по крутым уступам. Подозреваю, мне помогал Призрак, так как мой бедный организм отомстил за внезапную нагрузку жирной пищей еще более внезапной разгрузкой. Даже овсяные лепешки в нем долго не задерживались. Я не рискнул остановиться в сумерках на ночлег. Я знал, что стоит лечь, и я уже больше не встану.
   С наступлением ночи снег, который я отчасти воспринимал ультрачувством, словно бы светился, и я более или менее различал дорогу впереди. Заблудиться было невозможно. Надо было просто подниматься и подниматься по Обезьяньему каньону, и рано или поздно я доплетусь до хижины. Внутренности мои наконец успокоились, но я даже подумать не мог о том, чтобы съесть что-то. Холод стоял дьявольский, и через некоторое время я перестал чувствовать свои ступни. Я тупо волочил ноги, хватался за кусты, чтобы взобраться на крутизну, иногда даже прибегал к помощи веревки, старался не наступать лыжей на лыжу и поменьше падать под тяжестью груза, от которого разламывалась спина.
   А потом, когда я уже начал галлюцинировать и увидел, как Тереза в костюме Царицы Ночи выходит мне навстречу с золотой чашей горячего чая с медом и коньяком, передо мной простерлось Обезьянье озеро, и там на открытом пространстве мне в лицо ударил бешеный арктический ветер. Я громко застонал. Меньше километра до хижины, но это расстояние мне не пройти. Я упал на колени на подметенный ветром лед, попытался встать и не сумел.
   Скорчившись, я отворачивал лицо от воющего ветра, предвестника быстро приближающегося бурана, а рюкзак неумолимо придавливал меня ко льду, и я уже настолько утратил ясность мысли, что даже не подумал воззвать к Призраку. И вдруг почувствовал, что согреваюсь. Вот посплю немножко, а потом пойду дальше. Ведь Тереза не рассердится и подождет еще чуточку. Самую чуточку.
   И я увидел ее лицо. Такое невероятно красивое.
   Но Тереза ли это? Или другая женщина - женщина из далекого прошлого, с золотыми волосами и глазами такой светлой голубизны, что они казались серебряными? Та, что когда-то пробудила меня к любви, а я пробудил ее и поклялся ей в вечной верности, а потом безрассудно отверг, когда моя раненая гордость отравила любовь...
   Тереза это или...
   Бабушка Терезы Кендалл, Элен Донован.
   Это ты, Элен?
   Это я, Роги.
   Что ты тут делаешь?
   Я пришла за тобой.
   Ты так заботлива! До я не могу встать.
   Нет, можешь. Иди.
   Хорошо, хорошо, Элен.
   Иди со мной. Вот туда. Иди. Тут недалеко.
   Элен! Я не посмел заговорить с тобой на свадьбе у Поля и Терезы. Надеялся, что ты не заметишь меня в толпе, на сцене, у самых кулис. Но я увидел тебя и понял, что никогда не переставал тебя любить. Ах, Элен!
   Иди. Иди со мной.
   Ты выглядела такой молодой. Мне говорили, что ты одна из первых испробовала методику омоложения. Я рад, что никогда не видел тебя постаревшей. Элен, Элен! А теперь тебе не придется стареть. И ты здесь, со мной.
   Иди. Осталось совсем немного, Роги. Милый Роги.
   Элен, ты тоже меня любишь?
   Иди. Иди.
   Но ты любишь меня?
   Иди.
   Элен... ты умерла? Мы оба умерли? Куда ты меня ведешь?
   Иди...
   Я открыл глаза и увидел балки и жерди: потолок хижины. Была ночь, и горели лампы. Я лежал на своих нарах, и мне было так тепло. Я лежал в пуховом спальнике, а моя голова была укутана в мягкий белый мех. Лицо у меня ныло. И ступни тоже. Уютно урчала печка. Пахло кофе и свежими опресноками.
   И жарящимся мясом.
   Какая-то бессмыслица. Я снова закрыл глаза и словно бы тут же их открыл, потому что дверь хижины распахнулась, ледяной ветер швырнул в нее снежные хлопья, и она захлопнулась.
   - Элен? - прошептал я.
   Стук и опять стук - что-то тяжелое падало на пол. Ведро со снегом и поленья. Она подбежала ко мне и вдруг охнула, сообразив, что от нее веет холодом. Она отступила, сняла облепленную снегом верхнюю одежду и бросила ее у печки.
   Не Элен. Тереза.
   - Ты очнулся! Слава Богу! Ты проспал почти двадцать часов! Я уже боялась, что ты впал в кому. Как ты себя чувствуешь? Я успела до бурана перетащить домой все мясо, которое ты нес. Такое чудесное! Чувствуешь запах? И рюкзак, и ружье, и все твои инструменты я тоже принесла. Мне пришлось три раза сходить на озеро, но я успела принести все, и тут начался буран. И еще продолжается. Ах, Роги, мы так тревожились!
   - Как я добрался сюда?
   Она опустилась на колени рядом со мной. Ее волосы, растрепавшиеся под капюшоном парки, были не золотыми, а черными. Глаза, еще слезившиеся с холода, были зеленовато-карими, а не серебристо-голубыми.
   - Я услышала тебя там, на озере. Твое сознание звало очень громко, и я поняла, что с тобой случилось что-то страшное. Я оделась, взяла фонарик и пошла тебя искать. Когда спустилась на лед, идти стало легче - ветер смел почти весь снег. Ты лежал неподалеку от истока Обезьяньей речки. Тебя почти занесла поземка. Я сняла с тебя рюкзак и лыжи. Ты был в сознании, но бредил. Называл меня именем бабушки.
   - Я помню.
   - У тебя... у тебя не было сил встать. Я знала, ты замерзнешь, если останешься там, и я проволокла тебя по льду. Но скоро выбилась из сил и просто не знала, что делать... И тогда... тогда я попросила Джека принудить тебя.
   - Принудить?!
   Она кивнула.
   - Он так и сделал, и представляешь, ты сам дошел до хижины и упал на кровать. - Она улыбнулась и передернула плечами. - Я раздела тебя, согрела, а потом сходила за мясом и всем остальным. Хорошо, до бурана успела! Вот и все.
   Я протянул к ней руки, и она крепко меня обняла. Я шепнул:
   - Спасибо. Спасибо вам обоим.
   Она взяла мою руку и положила на свой вздутый живот.
   - Я ему подробно объяснила, сколько ты сделал для нас. Какой ты хороший и добрый. Он больше не будет прятаться от тебя. Если хочешь, он поговорит с тобой. Ему хочется научиться любить тебя.
   - Маленький? Джек? Ти-Жан?.. - сказал я.
   Хижина и все в ней словно растворилось в тумане, и меня окружил странный карминно-красный свет. В уши мне ударила симфония звуков: двойные удары двух гигантских типанов, плавные шорохи, перемежающиеся еле слышным попискиванием, периодические порывы ветра. Я ощутил вкус чего-то сладковато-солено-горького, почувствовал себя в волнах тепла, уютно защищенным. Мое сердце словно вспыхнуло, когда меня коснулось другое сознание и радостно влилось в меня. Я увидел его, а он увидел меня. Огромные, широко открытые, понимающие глаза. Он безмятежно плавал, стиснув крохотные кулачки, - нерожденный малютка мальчик, безупречно сложенный. Безупречно. Безупречно...
   Он сказал: "Роги!"
   И позволил мне познакомиться с собой.
   22
   Суоффем-аббас, Кембриджшир, Англия, Земля
   7 декабря 2051
   Адриен Ремилард не мог понять, зачем он так срочно понадобился профессору Анне Гаврыс-Сахвадзе. Она дальнировала ему в десять утра по нью-гемпширскому времени и пригласила его поужинать с ней, если у него найдется время.
   Адриен торопился завершить свою долю переработки учебника отца "Программирование метаконцертных структур и матриц" - срок сдачи неумолимо приближался, и они с Дени были вынуждены задержаться на Земле, когда все остальные члены семьи отправились на Консилиум Орб. У него никак не могло найтись времени для болтовни со старым другом семьи - даже таким любимым, как "Дотти" Аннушка. Так он звал ее, когда еще не мог выговорить слово "доктор". Анна просто обожала семерых младших Ремилардов со всем пылом женщины, которая не может иметь своих детей, и, часто приходя в гости, приобщала их к русскому домашнему мороженому и другим незабываемым этническим лакомствам.
   Когда она дальнировала ему, он сослался на неотложную работу. У него оставалось всего три дня, чтобы завершить свой раздел книги до отлета. Не отложить ли встречу, пока и Дотти Аннушка не прилетит на Орб? Тогда у них будет сколько угодно времени для долгих-долгих бесед. Или он прямо сейчас объявит, о чем ей надо с ним поговорить.
   Но Анна сказала: "Я должна увидеться с тобой, Адриен, и немедленно. Будь так добр прошу тебя я бы не стала настаивать если бы дело не было таким критически важным".
   И Адриен немедленно отправился к своему ролету и три часа спустя встретился с ней, чтобы поужинать в "Ветряной мельнице". Ресторанчик находился недалеко от Института изучения динамических полей, где работала Анна, в деревушке к северо-востоку от Кембриджа. Хотя Анна встретила его крепким русским объятием и поцелуем, ее омоложенное лицо выглядело осунувшимся - как ни старалась она экранировать свое эмоциональное состояние, ей не удавалось скрыть, что нервы у нее натянуты и прячет она сильнейшую тревогу. Она отказалась обсуждать свое "критически важное дело" в ресторане, да еще таком, как "Ветряная мельница"; вокруг полно оперантных ученых, поглощающих бутерброды и мясные пироги и запивающих их элем. Разговор придется отложить до того, как они после ужина отправятся в ее лабораторию, где, сказала она ему, они укроются за сигма-полем, нейтрализующим любое дальнирование, зондирование и сканирование, так что никто на Земле не сможет их подслушать.
   Адриен вытаращил глаза и только и сказал: "Бога ради, Дотти!"
   Но она ничего больше не говорила, пока он не кончил есть и они не вышли из уютного ресторанчика в зимнюю ночь. С замерзших болот дул ледяной ветер, но до комплекса ИИДП идти было недалеко. По указанию Анны свой ролет он оставил на ресторанной стоянке.
   Когда они отошли на порядочное расстояние, Анна спросила:
   - Ты знаешь, что жена Дэвида Макгрегора умерла?
   - Да. Поль дальнировал папе, а папа сообщил мне. Ужасно! Дэвид и Маргарет казались такими счастливыми. Насколько я понял, ее самоубийство совершенно сломило Дэвида.
   Они перешли улицу, свернули в переулок. И Анна взяла Адриена под руку.
   - Дэвид дальнировал мне сегодня рано утром и сообщил новые подробности расследования. Магистрат обнаружил элементные человеческие останки, соотносимые с женщиной ее массы и включающие золото и металлические присадки, равные весу ее обручального кольца. Ее аура угасла, насколько могут судить крондакские компараторы. Во всяком случае, в радиусе тысячи световых лет от Орба ее нет. Магистрат готов объявить ее юридически мертвой, но вопрос останется открытым.
   - Но она оставила записку...
   - Написанную ее почерком, с отпечатками ее пальцев и следами ее ДНК. Однако Дэвид убежден, что она никогда не наложила бы на себя руки. Он считает, что ее принудили написать эту записку, а затем убили тем же таинственным способом, что и Бретта Маккалистера, и те же, кто напал на нее в Дартмуте в канун Всех Святых. Дэвид сказал мне, что убийца, видимо, кто-то из семьи Ремилардов, возможно, сам Поль.
   Адриен остановился как вкопанный и смерил взглядом русскую ученую. На ней была длинная шуба из искусственного меха и такая же шапочка, которые в сочетании с ее коренастостью делали Анну похожей на толстенького игрушечного мишку, что никак не вязалось с ее жестокими словами. Эта милая старушка была знакома с ним и его семьей более сорока лет. Но она была не просто старинным другом, но еще и руководителем кафедры сигма-исследований при Кембриджском университете и не имела обыкновения поддаваться темным фантазиям.
   - Но какой мотив мог быть у нас, Ремилардов? - спросил Адриен.
   - Некоторые среди моих знакомых кандидатов в Магнаты считают, что убить Бретта могли потому лишь, что он не хотел, чтобы его жена заседала в Консилиуме. Другого мало-мальски правдоподобного мотива найти нельзя. И ведь после его смерти Кэтрин согласилась! А теперь Дэвид - единственный соперник Поля на пост Первого Магната. Дэвид слишком мощный оперант, чтобы безнаказанно нападать на него. Но убийца - если Дэвид прав и Маргарет действительно убили - вполне был способен предположить, что смерть Маргарет ввергнет Дэвида в отчаяние и он сам снимет свою кандидатуру. Ты, разумеется, знаешь, что мать Дэвида за много лет до Вторжения убил фанатик, ненавидевший оперантов. А потеря Сибиллы, его первой жены, сразу после рождения Уильяма причинила ему душевную травму, от которой он не мог оправиться тридцать лет.
   Они пошли дальше, и вскоре впереди замаячили корпуса ИИДП. Восточный ветер теребил посеребренную инеем траву, свистел в голых ветвях тополей по сторонам подъездной дороги.
   - Убийца не может быть из моей семьи, - сказал Адриен. - Жизнью ручаюсь.
   - Да? - Тон ее был таким же холодным, как ветер. - Несомненно, Магистрат с тобой согласится. Они ведь подвергли всех вас зондированию после убийства Бретта Макаллистера и были вынуждены снять с вас подозрения.
   - И все-таки ты говоришь, что, по убеждению Дэвида, кто-то из Ремилардов убил Бретта, а потом и Маргарет. Магистрат принял во внимание это предположение?
   - Дэвид никого не обвинил... официально. Как бы он ни мучился от горя, у него хватит здравого смысла не провоцировать скандал, который может расстроить прием в Консилиум. Но, согласись, если эти две смерти действительно связаны, Конфедерация Землян попадает в жуткое положение. Ремилардов называют Первой Метапсихологической Семьей не без основания: все вы занимаете высокие посты. И если кто-то из вас расчетливый убийца...
   - Никто в моей семье на подобное не способен. Я же знаю!
   - Мой дорогой Адриашка, твоя пристрастность естественна. - Ее тон смягчился. - И не исключено, что ты прав и подозрения Дэвида беспочвенны. Но если прав он, то, по моему взвешенному мнению, есть только один Ремилард, чья невиновность вне сомнений. Тот, который никак не мог убить Маргарет, а следовательно, логично рассуждая, не убивал и Бретта. Это ты.